Текст книги "Испытание. По зову сердца"

Автор книги: Николай Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 53 страниц)

Выслушав доклад Бойко о готовности дивизии к маршу, Железнов не стал рассматривать принесенные им бумаги, а положил их на стол и продиктовал приказ. Этим приказом майору Карпову объявлялся выговор за то, что он в установленное время не отправил людей спать. В связи с этим начало марша переносилось на два часа позднее.

– За такое беззаботное отношение к бойцам нужно наказывать еще строже, – проворчал Железнов. – Ведь бойцам не придется спать завтра ночью: с марша – прямо на передовую!..

Железнов строго приказал Бойко самому отправляться спать. Когда дверь за ним закрылась, Яков Иванович позвонил Доброву и ему тоже предложил лечь спать. Только после этого он сел за стол и стал просматривать отложенные бумаги...

Ровно в шесть часов утра в избу к Железнову вошел адъютант. Он положил на стол дивизионную газету и стал будить комдива. Яков Иванович вскочил, сел на край походной кровати и, зябко поеживаясь и потирая руки, спросил:

– Пора?

– Пора, товарищ полковник.

– Неужели?.. Ужасно спать хочется.

– Еще бы!.. Ведь спали всего один час.

– Целый час?.. Прекрасно!

В избу ввалился ординарец Никитушкин с охапкой хвороста и котелками.

– Топить? – спросил Железнов.

– Так точно, товарищ комдив.

Никитушкин был старый воин. Он никак не мог привыкнуть к тому, чтобы обращаться по званию и, следуя привычке, усвоенной еще в гражданскую войну, обращался по должности.

На столе, попахивая керосином, лежала свежая газета, и Яков Иванович про себя похвалил Хватова: «Молодец, комиссар! Когда же он успел выпустить?»

– Хватов работает? – спросил по телефону Яков Иванович.

Дежурный телефонист ответил:

– Товарищ Хватов пятнадцать минут назад сказал, что ложится на полчаса отдохнуть. Позвонить?

– Нет, не надо. – Яков Иванович позвонил к оперативному дежурному и сказал, что выезжает в исходный пункт.

...Пропустив мимо себя полк Нелидова, Железнов, Добров и адъютант, чтобы разогреться, пробежались по накатанной, хрустящей свежим снегом дороге.

Звезды блекли. Казалось, это происходит от сильного мороза, а не оттого, что наступает рассвет.

Яков Иванович оставил на исходном пункте Доброва, а сам сел в машину и направился за полком Нелидова. Вскоре его нагнал Хватов. На привале они вышли из машин и направились к дымившим махоркой бойцам.

Позади вдруг послышалось частое уханье разрывов. Железнов удивленно взглянул на Хватова.

– Как ты думаешь: что это такое?

– Что-то неладное, – ответил Хватов.

К ним приближалась следующая колонна полка. Вдруг колонна подалась влево, пропуская штабную машину. Когда машина поравнялась с комдивом, из нее выскочил Бойко.

– Приказ командарма! – доложил он. – Со стороны Наро-Фоминска на Головеньки прорвались фашисты! Приказано одним полком прикрыть Акулово и не пускать их в направлении Кубинки.

Яков Иванович развернул карту и на мгновение задумался. «Почему одним полком?..» – подумал он и громко крикнул адъютанту, хотя тот стоял за его спиной:

– Коротков! Садись в машину, лети к Карпову и передай ему, чтобы поворачивал полк сюда. – Яков Иванович показал адъютанту на карте место сосредоточения полка, вырвал листок из полевой книжки и сунул его Короткову. – Здесь его будет ждать начальник оперативного отделения штаба дивизии. А это – Валентиновой, – он передал второй листок. – Пусть освободит машины от груза и организует переброску людей Карпова в Акулово.

Полк Карпова был с ходу брошен в бой для прикрытия Акулова.

Трошин и Кремнев, сидевшие в секрете, посреди густого кустарника, увидели вражеские танки.

– Товарищ профессор, гляди-ка, прут! – всполошился Трошин и тут же подумал: «Нельзя здесь оставлять профессора, опасно, а он человек нужный!» По дороге с горы быстро мчались фашистские танки, а за ними – транспортеры с пехотой. – Вы бегать умеете?

– Умею, – ответил Кремнев, удивленно поглядев на Трошина.

– Тогда – пулей к взводному!.. И доложите все, что видели! А я здесь останусь. Да, кстати, дайте-ка мне гранаты!

– По теории вероятности моя эстафета окажется напрасной, – возразил Кремнев. – Полагаю, мое пребывание здесь будет более полезно.

– Что это такое?! – стараясь показать себя строгим, крикнул Филипп. – Здесь вам, товарищ профессор, не университет. Бегом арш!..

– Зачем бежать, когда можно выстрелить? Звук дойдет быстрее меня. – И Кремнев вскинул винтовку.

– Вы что, обсуждать приказ?.. – Тут Трошин решил схитрить и понизил голос: – Поймите, товарищ профессор, если выстрелим, мы себя обнаружим.

Эти слова сразу подействовали на Кремнева, и он, положив гранаты на снег, помчался по тропе и скрылся в роще.

Трошин залег в кустах почти у самой дороги. Он понимал, что если танкам удастся прорваться на автостраду, то они повернут на Москву...

Танки неслись прямо к тому месту, где лежал Трошин. Филипп схватил противотанковую гранату, сдернул чеку и бросил гранату в передний танк. Граната разорвалась на башне. Но танк не остановился, а лишь замедлил ход. Тогда Трошин вскочил и швырнул в него бутылку с горючей жидкостью. Корма танка загорелась. Другие танки открыли по кустам огонь.

Трошин выждал, пока следующий танк поравнялся с горящим, привстал и швырнул в него одну за другой две бутылки. Одна звякнула, разбившись о жалюзи, – из танка повалил дым, по его броне забегали языки пламени. Горящие танки загородили дорогу остальным.

В этот момент наша артиллерия открыла огонь по танкам и транспортерам с пехотой. Снаряды полетели в самую гущу гитлеровских машин.

– Давай, орлы! Давай! – радостно закричал Филипп и, размахивая гранатой, так громко заорал «ура!», что ползущие вверх по холму вражеские пехотинцы прижались к земле и затихли.

Пора было отходить, но Филипп не тронулся с места. Он решил: если артиллерия бьет, значит, наши развернулись и полк сейчас рванет сюда! Ему даже послышались позади крики «ура!».

Но гитлеровцы, прижавшиеся было к земле, вдруг поднялись во весь рост и пошли прямо на него.

Трошин приподнялся и увидел, что вдали уже двигаются свои.

– Назад!.. Назад, гады!.. – что есть силы взревел Филипп, швыряя в гитлеровцев гранату.

По выемке на него двигался третий танк. Филипп схватил бутылку с горючей жидкостью, но около него ахнул снаряд, он качнулся, сделал несколько шагов вперед и распластался на усыпанном пеплом снегу.

Из носа и изо рта у него текла кровь. Неподвижные глаза смотрели в небо. Неподалеку дымилась бутылка, так и не успевшая поразить врага...

Гитлеровский офицер подбежал, нагнулся над Трошиным и приказал доставить его в штаб. Три дюжих автоматчика швырнули Трошина в кузов автомашины. Оберфельдфебель пощупал его полушубок и сказал: «Гут! Прима!»

Гитлеровским танкам удалось прорваться к Акулову. Командир, штурмовавший это селение, приказывал по радио командирам полков взять Акулово – «последние ворота Москвы».

Железнов в это время руководил боем со своего НП, который находился на чердаке каменного здания. Около него были Бойко и начальник артиллерии полковник Куликов.

Бойко наблюдал в бинокль через железную крышу зеленого дома – НП майора Карпова. Он тронул Железнова за плечо и показал на рощу. К роще подошли грузовики с гитлеровской пехотой, с них соскакивали солдаты. Стараясь перекричать гул стрельбы и звуки разрывов, Железнов наклонился к уху начальника штаба.

– Этого следовало ожидать!.. Нужна выдержка!.. – Он подошел к начальнику артиллерии и приказал: – Дайте им сосредоточиться и накройте огнем. – Потом закричал в телефонную трубку: – 86! Орлов? (Фамилии командиров были изменены: Железнов стал Сергеевым, Хватов – Гвоздевым, Карпов – Орловым). У телефона Сергеев. Слева, 47-51 базар – горох и коробочки, полагаю, что все это сыграет на 48-53. Будьте начеку. Может быть, бухнут и на 45-54. – Железнов положил трубку, но сейчас же снова поднял ее. – Гвоздев у вас? Впереди? С ума он сошел!.. Ну, дорогой мой, душой и сердцем я с вами. Гвоздеву передайте, что я его прошу вернуться к вам.

Хватов в это время находился на НП комбата. Наблюдательный пункт представлял собою всего-навсего трехстенную загородку из засыпанной снегом поленницы дров. Рядом росла высокая, с большой кроной сосна, она слегка вздрагивала от гулких разрывов. Морозное солнце золотило это убранное снегом стройное и величавое дерево.

Глядя на эту сосну, Хватов невольно подумал: «Какая ты, матушка, гордая. И прибралась, как для праздника! Не страшит тебя этот кромешный ад...»

Он подошел к наблюдательной щели и стал смотреть туда, где шла битва не на жизнь, а на смерть. Из-за домов орудия били прямой наводкой. На самой дороге стояли две пушки, слегка зарывшиеся в снег и прикрытые положенными поперек дороги длинными бревнами. Гитлеровские танки и транспортеры с пехотой тыкались в разные стороны, стараясь найти слабое место в нашей обороне. У наших войск не было ни надежных укреплений, ни особых заграждений, лишь неглубокие, вырытые в снегу окопы. Но те, кто был в окопах, держались стойко и не давали фашистам прорваться.

Яков Иванович, не отрываясь от щели забаррикадированного окна, все время наблюдал за ходом боя. Он пришел к выводу, что фашисты, потеряв веру и возможность захватить Акулово лобовой атакой с ходу, решили обойти его, блокировать, прорваться где-нибудь на фланге и выйти к Кубинке.

Было ясно, что для обороны мало одного полка Карпова. Рассчитывать же на помощь второго эшелона соседней дивизии, которая держала фронт справа, по Наре, было нельзя. Здесь начала наступать 7-я пехотная дивизия противника, которая намеревалась прорваться на дорогу в тыл Железнову и соединиться с войсками, атакующими полк Карпова.

Железнов послал адъютанта за начальником штаба. Вскоре внизу заскрипели ступеньки, и в проеме чердачной лестницы появилась голова Бойко.

Когда Бойко подошел к нему, Яков Иванович показал на карте места сосредоточения гитлеровцев.

– Становится туговато, Павел Калинович, – сказал он. – Прикажите Валентиновой забрать все, какие есть у нас, машины и быстрейшим аллюром перевезти сюда полк Дьяченко. Пусть будет наготове и полк Нелидова.

Продолжительный телефонный звонок оторвал Якова Ивановича от карты. На этот раз звонил командарм. Яков Иванович обрадовался, что армия с ним связалась, но по тону командующего и по его вопросам почувствовал, что тот волнуется.

– К вам сейчас должен прибыть мой мотоциклетный полк, – сообщил командующий после того, как Железнов рассказал ему о сложившейся обстановке. – Держите Акулово во что бы то ни стало, это – ключ к Москве. О каждом изменении в обстановке на вашем участке немедленно докладывайте мне. Сообщайте также о каждом боевом подвиге солдат и командиров. За вашими действиями следит Военный совет фронта...

Яков Иванович положил трубку и взглянул на Бойко.

– Надо было доложить командарму о переброске Дьяченко, – напомнил Бойко.

– Забыл. Как услышал, что к нам идет мотоциклетный полк, так от радости из головы выскочило. Действуй, как решено! – И Яков Иванович снова подошел к наблюдательной щели.

Ломая заснеженную поросль молодых сосенок, прикрываясь пороховым дымом своих орудий, по дороге и с опушки леса наступали гитлеровские танки. Почти вплотную к ним двигались большие группы пехоты. Им, казалось, не было ни конца ни края. Все силы, которыми сейчас располагал Железнов, уже вступили в бой. Но враги все шли и шли, точно были неуязвимы.

– Что же Сквозной молчит? – Яков Иванович с досадой смотрел влево, в сторону батальона Сквозного, где больше всего двигалось танков. Его рука невольно потянулась к телефону, но в этот момент раздался гулкий взрыв. Против самой высокой сосны, за дымом разрыва, остановился танк, за ним – другой, и вот уже третий танк вздрогнул и тут же вспыхнул ярким пламенем. Двигавшиеся вслед за первым танком солдаты залегли, но вдруг сорвались с места и хлынули назад, увлекая за собой другие группы гитлеровцев.

Железнов увидел, как вслед за ними, размахивая гранатами, в дым ринулись три наших бойца. Их мощные «ура!» перекрыло даже грохот боя.

– Герои! – крикнул Железнов и велел адъютанту соединить его со Сквозным.

– Сквозной на проводе. – Адъютант протянул комдиву трубку. Но, к своему удивлению, Железнов услышал в трубке голос Хватова.

– Ты что, Фома Сергеевич, наверно, скоро взводом командовать будешь? – вспылил Железнов, не слушая объяснений Хватова. – Не ожидал!.. Сейчас же Военсовету донесу все как есть. Пусть хоть они тебя вразумят! – И, немного успокоившись, спросил: – Кто эти трое бойцов, которые сейчас погнали фашистов? – Выслушав Хватова, продиктовал майору Бойко: – Пиши: Кочетов, Подопригора, Кремнев... Постой, Фома Сергеевич, а дружок Кочетова?.. Как его... Кажется, Трошин... Попал в плен?.. Не может быть!.. Наверно, где-нибудь раненый или убитый лежит? Прикажи организовать поиск...

Гитлеровцы полукольцом окружили Акулово и медленно, шаг за шагом продвигались на его окраины. Обе стороны несли большие потери. В седьмой роте, на которую особенно сильно навалились гитлеровцы, из командиров остался только один молодой лейтенант да оказавшийся там отсекр полка старший политрук Горин.

Горин набрал гранат и лег в окопе возле Подопригоры. Справа от него сквозь ветлу виднелся пулемет Кочетова. Поверх пулемета возвышалась каска профессора Кремнева. В большом снеговом окопе, где раньше находился целый взвод, осталось в живых только семь бойцов и эти два командира. Увидев, что лейтенант растерялся, Горин принял команду на себя. Он понял, что фашисты хотят обойти Акулово слева и лесной дорогой выйти на Минское шоссе.

Танки поползли по снежной равнине прямо на окоп Горина. По следам танков гуськом бежали пехотинцы.

– Ну, товарищ профессор, держитесь, сейчас нам покажут высшую математику! – проговорил Кочетов. Он навел пулемет, покрутил целик и, растопырив ноги, уперся локтями в вещевой мешок. – Следите за лентой.

Кремнев лег рядом с Николаем. Тот скомандовал самому себе:

– Внимание! Пять... ориентир – три... Огонь!

Теперь гитлеровцы уже не бежали, а по-змеиному ползли вперед, прячась в бороздах взрыхленного танками снега.

Сосредоточив весь артиллерийский огонь на правом фланге, гитлеровцы перешли в атаку.

Уже дважды раненный майор Карпов никак не хотел понять, что положение критическое и пора переходить на новый рубеж.

Его связной, видя, что командир не хочет уходить, взял гранаты и разложил их около себя.

Вдруг раздался удар снаряда и вслед за этим сдавленный стон командира.

– Неужели все? – с трудом произнес Карпов и медленно опустился на лежавшую возле него балку.

Телефонист бросился к лестнице, хотел кого-нибудь позвать и увидел поднимавшуюся вверх Валентинову. Вглядевшись в полумрак, она заметила сидевшего на балке Карпова и крикнула веселым голосом:

– Товарищ майор, прибыла подмога! Мотоциклетный полк армии!.. – Она подбежала к окну. – Смотрите! Смотрите, как они рванули!

Карпов хотел подняться, но не смог.

– Подмога пришла!.. Погнали фашистов... – растерянно повторила Валентинова.

– Большое вам спасибо, товарищ Валентинова... Спасибо! – Ему наконец удалось подняться. Держась за стену, он шагнул к окну.

И тогда Валентинова заметила темное пятно на его левом плече, проступившее сквозь полушубок. Она заставила Карпова сесть.

– Принесите бинты! – приказала она ординарцу.

Ординарец круто повернулся и с грохотом скатился вниз. Он тут же вернулся, неся санитарную сумку.

С его помощью Валентинова быстро сняла полушубок с Карпова, вспорола рукав гимнастерки, разорвала рубашку и быстро наложила повязку.

– Ничего, до свадьбы, товарищ Карпов, заживет! – сказала она, стараясь весело улыбаться.

– До свадьбы далеко... – тихо проговорил Карпов.

Валентинова надела ему полушубок на одну руку, раненую спрятала внутрь и затянула ремень.

– Товарищ майор! Сквозного прорвали! – крикнул вдруг ординарец.

Через наблюдательную щель было видно, что гитлеровские танки шли широким фронтом. Они миновали уже вторую линию окопов. За танками, горланя, бежала пехота. Позади для подавления еще дышащих огнем очагов оставались штурмующие группы фашистов.

И в этот момент, когда всем уже казалось, что пришел конец, слева по гитлеровцам ударил полк Дьяченко, а справа обходным маневром на них направился мотоциклетный полк. Прорвавшиеся на Акулово гитлеровцы были отсечены от своих и взяты в плен. Остальные откатились от Акулова в лес. Инициатива перешла в руки Железнова.

– Победа! – сияющими глазами глядя на вошедшего Хватова, сказал Яков Иванович.

Только он собрался подписать продиктованное им адъютанту донесение, как в избу вбежал начальник разведки.

– Разведка донесла: противник повернул по Брянскому шоссе на Москву! – крикнул он.

– На Москву? – испуганно повторил Яков Иванович.

– Как же так? Ведь там дивизия! – воскликнул Хватов.

– Значит, не выдержала!.. – проговорил Железнов. Он обозначил на карте изменение обстановки. – Эх, Фома Сергеевич! Вот как бывает!.. – Снял телефонную трубку, чтобы связаться с командиром, но связь оказалась прерванной. – Где тонко, там и рвется... – тяжело вздохнул Железнов. – Надо действовать. Время нам терять нельзя! – Он вызвал к себе Бойко и стал диктовать ему решение о перегруппировке частей.

Вскоре на НП появился полковник – начальник оперативного отдела штаба армии, он привез Железнову приказ командарма. Вместе с ним прибыл личный состав штаба армии. Полковник сообщил, что гитлеровцы прорвались, захватили Юшково и Бурцево и теперь ведут бои в направлении Апрелевки.

– Командарм решил совместными встречными ударами нашей и тридцать третьей армии, – сказал он, – отрезать прорвавшуюся по Брянскому шоссе группировку от основных сил гитлеровских войск и закрыть образовавшуюся на фронте брешь, прочно закрыть выход на Кубинку. Командарм приказал вам сосредоточиться здесь, – отметил он карандашом на карте дорогу севернее Акулова, – и завтра утром совместно с моим отрядом штаба армии и с мотоциклетным полком ударить под основание наступающей группировки: ударить вдоль дороги на Головеньки, правым плечом закрыть прорванный фланг и не допустить обратного отхода через фронт прорвавшейся группировки фашистов.

– А там-то есть войска? – Яков Иванович двинул карандаш по карте в сторону Москвы.

– Где? У Апрелевки? – замялся полковник. Он отвел Железнова в сторону. – Если правду сказать, там ничего нет... Но я имею сведения, что командование фронта срочно бросает туда из своего резерва...

– Как же это так? – прервал его Железнов. – Ведь это шоссе – опасное направление!.. Кто же в этом виноват?..

– На войне, товарищ Железнов, всякое бывает.

– Бывает, – повторил Яков Иванович. – Но скверно, что этакое бывает! – Он взглянул прямо в глаза полковнику. – Ведь за Апрелевкой сразу – Москва!..

– Хорошо знаю, товарищ Железнов! – ответил полковник, стараясь подавить в себе волнение и говорить спокойно. – Всем нам Москва так же дорога, как и вам... Мы прибыли сюда не по приказу, а по доброй воле, – он бросил взгляд на командиров штаба армии, выпрыгивавших из грузовиков, на которых они приехали, – и просили командарма поставить нас на самое опасное направление...

Яков Иванович почувствовал горечь в словах полковника и виновато сказал:

– Не обижайтесь, пожалуйста! Я не вас виню и даже не командармов Говорова и Ефремова – мне известно положение их войск, – а тех, кто стоит над ними!.. Разве можно было оставить такое направление – два главных пути на Москву – без прикрытия!.. Это преступление!..

– Никакого здесь преступления нет, – перебил Железнова полковник. – Вы сами знаете, что сейчас войска сосредотачиваются на флангах фронта, и знаете, для чего... – Губы полковника дрогнули. – Ведь там будет решаться судьба Родины. А сейчас нашего командарма и, наверное, командарма тридцать третьей волнует дивизия полковника Лелюкова...

– Александра Ильича? – встрепенулся Яков Иванович. – Что с ним?

– Сейчас не знаю, связи нет. – Полковник взглянул на часы. – Через полчаса я его вызову по своей рации.

– Он отошел?

– Нет, на месте... Дерется в окружении. Два часа назад вел бой на прежнем рубеже – на Наре, прорываясь к Брянскому шоссе. Гитлеровцы рассчитывали одним махом сбить бронированным кулаком его дивизию и прямиком ринуться по Брянскому шоссе на Москву. Но стойкость дивизии Лелюкова сорвала их план. Они вынуждены были раздвоить удар и нанести его в обход дивизии, в стыки между нею и соседними дивизиями.

– Узнаю Александра Ильича! – обрадовался Яков Иванович. – Молодец!

Радиостанция полковника развернулась в саду, невдалеке от НП Железнова. Поднявшись в кузов автомашины, полковник пропустил Якова Ивановича к станции и глазами показал радисту, чтобы тот передал ему наушники. Охваченный волнением, Железнов неуклюже натянул наушники.

– Александр Ильич! – срывающимся голосом крикнул он в микрофон. – Это я... Железнов! Как ты там, дружище? Перехожу на прием...

Сквозь шум, свист и треск немецких голосов Яков Иванович услышал родной ему голос:

– Чертушка, здравствуй! У нас, как на Соловьевской переправе, – бока трещат, грудью закрываю родную Москву!..

– Держи, дорогой! – еще с большим волнением продолжал Яков Иванович. – Мы скоро вас выручим!.. Будь здоров! Жму руку, дорогой!

– Спасибо за доброе слово, – дрогнувшим голосом ответил Лелюков. Сильный треск и завывание в эфире прервали их разговор. Яков Иванович уступил место у рации полковнику, который, пользуясь кодом, повел с Лелюковым непонятный разговор. Яков Иванович тем временем направился к себе на НП. У порога его встретили Бойко и Хватов.

– Ну, как Лелюков? – с тревогой спросил Хватов.

– Крепко стоит на прежних позициях, – ответил Железнов.

Он подошел к столу и положил карандаш на карту – тупым концом на Акулово, а острым – туда, где Брянское шоссе перекрещивалось с рекой Нарой и где насмерть стояла дивизия Лелюкова.

– Вот направление нашего удара! – показал он Хватову и Бойко.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Второй час подряд возились немецкие врачи с Трошиным, стараясь привести его в чувство.

Это нужно было для немецкой разведки. Она возлагала надежды на то, что допрос пленного Трошина поможет установить, какое соединение, какие части дерутся за Акулово и сколько их там. Никаких документов при Трошине не оказалось, не было даже красноармейской книжки.

– Он контужен. Часа через два заговорит, – успокаивал врач капитана разведки.

А в соседней избе другой разведчик через переводчика допрашивал Стропилкина. Тот, согнувшись, сидел на табуретке и смотрел в глаза узколицему белобрысому немецкому офицеру, изо всех сил стараясь произвести впечатление человека искреннего. Кстати, он действительно ничего не знал о боях в районе Акулова. Стропилкин служил в инженерной части, устанавливавшей фугасы на Брянском шоссе, и его признания ничего разведчику не давали. Поэтому разведчик довольно быстро изменил свой любезный тон. Он забрал со стола портсигар, из которого только что угощал пленного сигаретами, и сказал:

– Наши войска завтра будут в Москве, следовательно... – играя пистолетом, он посмотрел на Стропилкина, – ваше запирательство бесполезно. Выбирайте: смерть или свободная жизнь!

– Почему смерть?.. – в испуге залепетал Стропилкин. – Ведь я ничего от вас не скрываю. Я состоял в резерве Московской зоны обороны и работал на Брянском шоссе. А что творится в Акулове и вообще севернее шоссе, ей-богу, не знаю!.. – Он молитвенно сложил руки и умоляюще смотрел то на офицера, то на переводчика. – Господин капитан!.. Господин переводчик!.. Поверьте в искренность моих слов... Я устал от войны и сдался в плен добровольно... Я хочу только покоя, который вы обещаете в своей листовке... Ведь это правда, что здесь написано? – Офицер утвердительно кивнул головой. – Я честно буду у вас работать, буду восстанавливать разрушенные войной дома, там, где вы укажете...

Выслушав перевод того, что говорил Стропилкин, капитан презрительно скривился.

– Оссъёл! – крикнул он заученное еще в Смоленске слово и по-немецки приказал солдатам: – Увести его! – Когда Стропилкина увели, офицер сказал переводчику: – Это не русский!.. Настоящие русские так себя не ведут!

– Он просто дурак, господин капитан! – ответил переводчик. – Сильно перепугался. Его нужно расположить к себе и что-нибудь пообещать.

Полуденное солнце пробилось сквозь облака, оно осветило деревню Головеньки и заиграло в замерзших окнах домов.

Филипп открыл глаза. Увидев вокруг чужих людей, которые говорили на непонятном ему языке, он понял, что попал в плен. Филипп стиснул зубы и снова прикрыл глаза, но так, чтобы оставалась маленькая щелка.

Переводчик низко склонился к Филиппу и взял его руку.

– Здравствуйте!.. Как вас зовут? – спросил он.

Филипп не шелохнулся.

– Как ваша фамилия?

Филипп видел, как из-за спины переводчика, нетерпеливо пощипывая усики, злобно смотрел на него офицер. Он вдруг оттеснил переводчика плечом и слащаво улыбнулся:

– Ваш фамилий, битте?

– Иванов, – сквозь зубы процедил Филипп.

– Имя? – спросил переводчик.

– Иван.

– Ну, вот и хорошо! – На лице офицера появилось выражение самодовольства, он сел рядом с Филиппом и, постукивая карандашом по книжечке, которую достал из кармана, приготовился записывать.

– Какой части? – спросил переводчик.

Филипп молчал.

– Я вас спрашиваю, какой части?

Пауза продолжалась не больше секунды.

– Нумер тшаст? – вмешался офицер. И старательно протянул: – Тша-аст?

Филипп не проронил ни звука.

Офицер кивнул врачу. Тот пощупал у Филиппа пульс, холодными пальцами раздвинул его веки и по-немецки сказал:

– Все в порядке.

– Битте, тшаст! – неожиданно гаркнул офицер.

Филипп невольно вздрогнул. Врач улыбнулся и подмигнул офицеру.

Филипп открыл глаза, обвел всех взглядом и приподнялся на локтях. Страшная ломота во всем теле и шум в голове валили его обратно на носилки, но он заставил себя удержаться.

– Вы из Акулова? – спросил переводчик.

– Из Акулова, – ответил Трошин.

– Тшаст! Тшаст! – снова заорал офицер.

– Я – воин Красной Армии. Что хотите делайте, ничего не скажу...

– Повешайт! – прохрипел офицер.

– Вешайте! Для меня один конец...

– Завтра мы будем в Москве. Поэтому зря упрямствуешь! Подумай и выбирай: смерть или свобода? – сказал переводчик.

– В Москве вам не бывать. Наши не пустят...

– Фанатик! – вскипел переводчик.

– Коммунист! – выкрикнул офицер и, схватив Филиппа за грудь, подтянул к себе.

– Я беспартийный... Но рад, что вы меня за коммуниста признали.

– Weg nehmen!..* – Офицер толкнул ногою носилки.

______________

* Убрать (нем.).

Вечером Стропилкина снова вызвали в штаб. За столом сидели тот же белобрысый офицер и переводчик. Офицер встал и жестом руки пригласил Стропилкина сесть.

– Битте, господин Штропилкин!

Найдя для ответа подходящие немецкие слова, Стропилкин вытянулся во фронт:

– Гутен таг, господин капитан.

– Садитесь! – стараясь быть помягче, сказал переводчик. Стропилкин примостился на краешке складной табуретки. – Немецкое командование решило удовлетворить вашу просьбу и направить вас в тыл на строительство.

– Данке, данке!.. – Стропилкин на радостях вскочил и, сразу исчерпав свой запас немецких слов, стал усиленно жестикулировать.

– Однако командование просит вас перед отъездом переговорить с пленным Ивановым. Узнать у него, какие силы держат Акулово, что там у них в тылу.

Глаза Стропилкина растерянно забегали.

– Но это, извините, будет предательство!.. Я шел к вам с другими намерениями... Прошу передать господину капитану, что с точки зрения международных законов...

Все, что говорил пленный, переводилось быстро и точно. Наивная тирада Стропилкина вызвала у белобрысого капитана улыбку. Обхватив руками колено, он раскачивался на табуретке, мысленно потешаясь над наивностью своей жертвы: «Вот идиот! Сдался в плен и думает отдыхать!..»

Он поднялся и похлопал Стропилкина по плечу. Стропилкин вскочил и угодливо улыбнулся.

– Ничего, со временем будет хорошо служить! – усмехнулся капитан и сказал переводчику: – Продолжайте!

В конце концов Стропилкин согласился кое-что узнать.

– Но только, умоляю вас, таких поручений мне больше не давайте, – упрашивал он переводчика, и угодливая улыбка не сходила с его губ. – Поверьте, ведь это похоже на шпионаж...

– Мы это понимаем! Но нас заставляет необходимость. – Переводчик пожал плечами.

Солдаты привели Стропилкина к покосившейся бане. Часовой распахнул дверь и осветил помещение электрическим фонарем.

Пахнуло сыростью и запахом гнилых досок. У полка на соломе лежал закрытый каким-то рваньем человек в солдатской гимнастерке. Из-под лохмотьев высунулась голова в марлевой повязке. Воспаленные глаза человека щурились от света.

Стропилкин шагнул через порог.

– Добрый вечер! – сказал он.

– Что ж тут доброго? – Трошин снова опустил голову на солому. – Ты... кто будешь? – заикаясь, спросил он.

– Я? Воентехник Московской зоны обороны Стропилкин.

– Как сюда попал?

– Так же, как и вы.

– Раненый?

– Контуженый, – соврал Стропилкин.

– Контуженый? Плохо. Проклятая контузия... Эх, если бы я не был контужен... – Филипп хотел еще что-то сказать, но удержался. – Покурить не найдется?

– Есть! – Стропилкин обрадовался, что разговор сразу завязался так непринужденно, торопливо достал портсигар и зажег спичку, пряча огонь в кулаке. – А вы откуда?.. Какой части, товарищ?

Трошин, чуть слышно, заикаясь, ответил:

– Вас, товарищ, я не знаю... Вот настанет утро, поглядим друг на друга и поговорим... А сейчас – спать!.. У меня все тело ломит и голова трещит.

Стропилкин поежился, покряхтел, для видимости немного постонал, потом снова зажег спичку и, сочтя полок более удобным для себя местом, расстелил там солому и улегся.

«Устраивается как дома», – с неприязнью подумал Филипп.

Трошин не мог спать, он все время строил планы побега. Первый план был совсем наивен: постучаться в дверь и, когда часовой ее откроет, ударить его и броситься в ночную тьму. Но от этого пришлось сразу же отказаться: часовой один открывать не будет, вызовет разводящего. Потом в голову пришла другая мысль: выкрасть у Стропилкина спички, поджечь баню и, воспользовавшись суматохой, бежать. Но и это не годилось: во время пожара неминуемо выставят оцепление...

Теперь у него созрел новый план. Вокруг него деревянный пол, но, может быть, там, под полком, где спит этот прибывший, земля?..

Пересиливая боль в теле и головокружение, Филипп перевернулся на живот и, как мог далеко, вытянул руку... Земля!.. Так и есть. Что, если подкопать?.. Но чем?.. Он приподнялся и пополз на четвереньках, ощупывая все вокруг руками и надеясь найти хоть что-нибудь подходящее... Так он обшарил почти всю баню, но ничего не нашел. «Копать руками? – подумал Трошин. – Нет, невозможно...» Он сел, прислонясь спиной к каменке, и задумался.

Опираясь на каменку, Филипп стал подниматься, но камень над топкой вдруг зашатался. Филипп вздрогнул, ему показалось, что часовой услышал шорох. Но за дверью было тихо, только где-то далеко похрустывали по снегу шаги, они то удалялись от двери и замирали вдали, то начинали приближаться. Филипп опустился около топки на колени и стал засовывать злополучный камень на прежнее место, он нащупал там железную перекладину. «Железо?..» – обрадовался он и, словно опасаясь потерять, схватился за железину обеими руками. Потом, найдя способ, как бесшумно высвободить ее, стал потихоньку снимать лежавшие поверх нее камни и осторожно клал их в топку. Сердце стучало. Кровь шумно билась в висках.