Текст книги "Кожедуб"

Автор книги: Николай Бодрихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 35 страниц)

16 апреля 1945 года войска 1-го Белорусского фронта под командованием Г.К. Жукова были фактически остановлены на подступах к Берлину, на Зееловских высотах. Жуков имел тяжелый разговор с И.В. Сталиным, обеспокоенным задержкой наступления на главном направлении и четко представлявшим себе возможные политические проблемы при задержке взятия Берлина. Ценой колоссальных усилий 18 апреля Зееловские высоты были взяты, а 21 апреля части 3-й ударной, 2-й гвардейской танковой, 47-й и 5-й ударной армий ворвались в Берлин.

На второй день решающего наступления Красной армии на Зееловских высотах, 17 апреля 1945 года, напряженная боевая работа выдалась и у летчиков «маршальского» полка. В тот день пара Кожедуб – Титаренко совершила четыре боевых вылета. Видя напряженную обстановку на земле и в воздухе, Кожедуб вновь попросил вылет.

«Командир отпустил нас неохотно, – вспоминает он. – Это был наш пятый вылет, и обстановка была сложная. День уже подходил к концу. В воздухе стояла густая дымка от пожаров: иной раз с самолета ничего не было видно буквально за несколько метров. А у немцев, как и прежде, под вечер было преимущество: они летели с запада, когда нас слепили лучи заходящего солнца.

Со всей строгостью предупреждаю Титаренко:

– Дима, внимательно следи за всеми моими действиями. Вылет сложный, тем более оба мы устали. Ни на секунду не ослабляй внимания. Не горячись и смотри в оба!

– Слушаюсь! – отвечает Старик.

Вылетели. Молча пересекаем линию фронта на высоте 3500 метров. Я мельком посмотрел вниз в сторону Зеелова: там шел ожесточенный бой. Подлетаем к северной части Берлина. Напряженно вглядываюсь в даль на запад. Почти ничего не видно. Мешает мгла, пронизанная лучами солнца. Да и облака появились. И вдруг я отчетливо увидел группу "Фокке-Вульфов-190" с бомбами. Они летели навстречу. Ясно – собираются совершить налет на наши войска.

Обычно я издали замечал противника и строил маневр. А сейчас из-за плохой видимости встретился с ним неожиданно, чуть ли не в лоб. Летим на встречных курсах.

Фашисты тоже увидели нас и открыли огонь. В воздухе промелькнули трассы.

Надо разобраться в обстановке, выяснить, сколько летит вражеских самолетов, а потом уж вступать в бой. Резко отворачиваю на 90 градусов. С набором высоты отлетаю в сторону—в тыл фашистов. Прикрываюсь небольшим облаком.

Считаю самолеты. Передаю по радио на КП:

– В районе северо-западнее Берлина встретил около сорока "фокке-вульфов" с бомбами. Курс на восток. Высота 3500 метров.

Противник, очевидно решив, что наша пара ушла, спокойно продолжает полет. Соотношение сил явно не в нашу пользу. Незначительный просчет – и все будет кончено. Наш долг – сорвать налет, и я принимаю единственно возможное решение: атаковать.

– Готов к бою, Дима? – спрашиваю Титаренко.

– Готов, – отвечает он.

Не знаю, что он чувствовал в ту секунду, но голос у него был ровный, уверенный.

Разворачиваемся. На предельной скорости сзади-сверху приближаемся к хвосту колонны со стороны солнца. Я подлетел вплотную к ведомому последней пары. Почти в упор открыл огонь. И самолет, разваливаясь в воздухе, рухнул на окраину города.

Фашисты заметались. Некоторые начали бросать бомбы, торопясь освободиться от груза. Боевой порядок врага нарушен. Проскакиваю мимо вражеских самолетов. Резко взмываю вверх. Титаренко – за мной. Кладу самолет на крыло, смотрю вниз. В задних рядах "фокке-вульфы" мечутся, ходят "змейками": видно, разбираются, кто же начал их бить. Несколько "фоккеров" поворачивают на запад. Но большая часть продолжает полет. Как же им помешать? На помощь приходят опыт и умение. Решение найдено: надо вклиниться в боевой порядок фашистов, расстроить его. Передаю ведомому:

– Держись, Старик!

Ввожу самолет в пикирование. На предельной скорости проносимся между вражескими самолетами. Стремительно атакуем их то справа, то слева. Как часто бывало в таких случаях, фашисты, конечно, вообразили, будто нас много. В суматохе сбрасывают бомбы, строятся в оборонительный круг. Но вот немцы опомнились – очевидно, приметили, что в воздухе всего два советских самолета, – и начали нас атаковать.

В хвост к моему самолету пристраивается "фоккер". Титаренко стремительно отбивает его атаку. Вражеский самолет вспыхивает в воздухе. Спас меня боевой друг.

Внимательно осматриваю воздушное пространство. Вижу группу наших истребителей. Товарищи летят к нам на помощь. Они вступают в бой с врагом, обращают его в бегство. Теперь мы с Титаренко можем спокойно лететь домой. Поворачиваем к линии фронта. Но, по обыкновению, продолжаем искать врага и после боя. И не напрасно: впереди ниже нас показывается "фокке-вульф" с бомбой. Очевидно, он отделился от группы и держит курс к нашим войскам. Экипажу явно хочется получить крест: сейчас, в конце войны, Гитлер, не скупясь, награждал фашистских летчиков крестами за каждый уничтоженный советский самолет, за бомбежку войск.

Передаю ведомому:

– Смотри-ка, у нас попутчик! Атакую!

Настигаю фашиста. Очевидно, экипажу сообщили по радио о погоне. Враг сбрасывает бомбу на берлинский пригород и, маскируясь на фоне местности, старается уйти. В упор расстреливаю его, когда он выводит самолет из пикирования. "Фокке-вульф" взрывается в воздухе.

Бой закончен, и первая моя мысль – о ведомом. Оглянулся: он здесь. Затем – о самолете. Посмотрел на плоскости: пробоин не видно. Взглянул на бензомер: горючее кончалось. Осмотрелся: ни одного вражеского самолета нет.

Я вздохнул, расслабил мускулы. Как всегда, после напряженной схватки чувствую нервную дрожь. Голова горит, мучит жажда. Главное теперь – прийти на аэродром. Беру себя в руки, внимательно слежу за обстановкой. А это нелегко: дымка стала сгущаться еще больше.

– Ну как дела, Дима? – спрашиваю я.

– Все в порядке. Только горючего мало, – отвечает он охрипшим голосом.

– Не беспокойся: идем на аэродром точно.

Когда мы приземлились, оказалось, что баки у нас почти сухие.

Первым ко мне на аэродроме подошел командир. И сейчас же нас окружили однополчане. Они знали, что мы вдвоем вели бой с четырьмя десятками вражеских самолетов, и ждали нас с тревогой. Товарищи обнимали нас, засыпали вопросами. В этом бою Дмитрий Титаренко увеличил личный счет сбитых вражеских самолетов; я же сбил шестьдесят первый и шестьдесят второй самолет. Нам помог добиться этой трудной победы тот неудержимый наступательный порыв, который охватил в эти дни всех советских воинов».

В этом бою Кожедуб сполна оправдал звание лучшего летчика-истребителя страны-победительницы. За три недели до конца войны он без раздумий поднялся в пятый боевой вылет за день, когда и три вылета за сутки на «лавочкине» считались перебором. Он принял сложный воздушный бой с многократно численно превосходящим противником, самоотверженно ворвался в центр ядовитого клубка хорошо вооруженных «фоккеров», резкими маневрами сумел расстроить их боевой порядок, смутить неприятельских летчиков…

А вечером, как ни в чем ни бывало, он шутил с товарищами, тайком играл в карты, с нетерпением ждал нового боевого дня.

Но день 17 апреля 1945 года оказался для великого воздушного бойца последним днем его ратного подвига в воздушных сражениях Великой Отечественной войны, и провел он его достойно: на его счет были записаны еще два ФВ-190, упавшие в районе Врицена и Кинитц. Это были 20-й и 21-й самолеты этого типа, сбитые Кожедубом.

ФВ-190 был одним из самых массовых самолетов Германии, выпускавшимся более чем в пятидесяти модификациях: истребителя, истребителя-перехватчика, штурмовика, истребителя-бомбардировщика, торпедоносца, учебно-тренировочного самолета. Всего было выпущено более 20 тысяч различных ФВ-190, включая 67 Та-152 – лучший винтомоторный истребитель нацистской Германии (а на то время, возможно, и мира), развивавший скорость до 760 км/час. Самолеты типа ФВ-190 при высокой технологичности отличались высокими боевыми характеристиками – не только скоростью, но и скороподъемностью, маневренностью, несли до семи пушек, в том числе пушки МК 103 или МК 108 калибром 30 мм – при бомбовой нагрузке до 1800 кг и разнообразной, существенно различавшейся в модификациях броневой защите пилота и двигателя.

Кожедуб стал вторым в ВВС РККА по числу официально засчитанных ФВ-190 (первым – по числу засчитанных Ю-87). Герою Советского Союза комэску 402-го ИАП капитану М. Е. Пивоварову было засчитано сбитыми 22 ФВ-190. У В.Г. Серова – 20 ФВ-190 сбитых лично и 1 в группе, у И.Д. Лихобабина и Н.М. Скоморохова по 19 сбитых ФВ-190.

В боях 1945 года Ивану Никитовичу были засчитаны 14 официальных побед – один из лучших результатов в Военно-воздушных силах страны.

Абсолютно лучшим летчиком-истребителем в 1945 году был комэск 866-го ИАП майор А.И. Колдунов, впоследствии Главный маршал авиации, дважды Герой Советского Союза, – 21 официальная победа. У комэска 31-го ИАП майора Н.М. Скоморохова, впоследствии маршала авиации, также дважды Героя, – 19 официальных побед. У Героев Советского Союза: комэска 402-го ИАП капитана М.Е. Пивоварова 16 личных и 1 групповая победы, командира звена 116-го ИАП лейтенанта П.М. Долгарева 16 побед, комэска 15-го ИАП капитана С.Н. Моргунова, командира звена 866-го ИАП старшего лейтенанта Н.Г. Сурнева, комэска 611-го ИАП майора А.П. Чурилина, комэска 32-го ИАП капитана Я.В. Шишкина по 15 побед. У командира звена 233-го ИАП старшего лейтенанта А.М. Ершова и комэска 15-го ИАП капитана Е. Ф. Тужилина также по 15 побед в 1945 году.

Примечательно, что все десять лучших летчиков 1945 года не являлись представителями гвардейских частей.

Победа

В канун победы, 27 апреля 1945 года, Кожедубу было приказано убыть в Москву, чтобы выступить по Всесоюзному радио и получить наконец вторую Золотую Звезду – ведь с момента опубликования указа о присвоении ему звания дважды Героя Советского Союза прошло уже более восьми месяцев. Вручать высокую награду на фронте не хотели, тем более что за это время Кожедуб был переведен в другую часть и на другой фронт.

В политуправлении фронта с ним были согласованы примерные тезисы его выступления по радио. Были рассмотрены и прорепетированы варианты выступлений различной длины: от 30 секунд до 5 минут. Пятиминутная репетиция иссушила Кожедубу горло, на глазах навертывались слезы, на лбу выступил пот. В нормальное расположение духа его вернули только фронтовые «100 грамм», предложенные на родном аэродроме. Повеселев и быстро собрав чемоданчик, распрощавшись с командиром, друзьями и однополчанами, на попутном Ли-2 Иван Никитович вылетел в столицу.

В столице Иван сразу же позвонил Александру Лессу, с которым познакомился на аэродроме в Бельцах весной 1944 года. Скромно именовавшийся фотокорреспондентом Лесс был типичным представителем московской богемы, завсегдатаем лучших ресторанов и театров, поддерживал связи и дружбу со многими известными людьми.

Оценив потенциал и значимость своего «старого друга», Лесс «вывез» Кожедуба «в свет», представил не умевшего толком себя держать дважды Героя (пока еще носившего только одну Золотую Звезду) своим многочисленным знакомым. Что-что, а перед лощеной молодежью Иван Никитович не ударил в грязь лицом. Узнав, что бутылка водки в ресторане стоит аж 200 рублей – целую зарплату, он предложил присутствующим пить ее «по-летному» и, понизив голос, сообщил, что готов поделиться «секретным оружием летчиков и технарей», для чего попросил принести ему сифон с баллончиком. (Трофейные сифоны были в то время в Москве очень модны и популярны.) Кожедуб залил в сифон бутылку водки, привернул к аппарату баллончик и, услышав бульканье распространяющегося в жидкости газа, встряхнул сосуд.

– Ну, кто смелый?

Нажав на ручку крана, Кожедуб наполовину наполнил подставленные стаканы. Алкоголь, насыщенный газом, быстро проникал в кровь, столь же быстро вызывая опьянение. Совсем скоро малознакомая компания заметно потеплела, а наименее стойкие ее члены даже частично утратили пространственную ориентацию. Иван Никитович единодушно и громогласно был признан «душой компании».

Более полувека спустя Вероника Николаевна очень возмущалась и разгулом Ивана в те майские дни, и его богемной компанией, и Александром Лессом:

– Он с ними пропил все деньги за сбитые самолеты. Все, до копейки!

…Поздно вечером 30 апреля 1945 года Иван Кожедуб, очень волнуясь, впервые выступил перед огромной страной по радио. Говорил он с мягким южнорусским акцентом. Вспомнил бои на Курской дуге, огненное небо Днепра и сражение на Пруте, бои в Прибалтике и на подступах к Берлину.

От имени воинов 1-го Белорусского фронта он благодарил Родину, партию и великого Сталина за неустанную заботу о фронтовиках, поздравлял слушателей с близкой победой.

– При выступлении волновался, как никогда в жизни, – вспоминал Иван Никитович.

3 мая гвардии майор Кожедуб был вызван в Главное политическое управление РККА, где ему была вручена вторая Золотая Звезда.

– Награда нашла героя… – шутили знакомые. Заметим, что ни одна из центральных газет страны не

опубликовала ни слова о вручении Кожедубу второй Золотой Звезды.

В день Победы счастливый Кожедуб, охваченный всенародным ликованием, оказался без сопровождающих на московских улицах. Несколько раз москвичи замечали дважды Героя, подхватывали его на руки, начинали качать. На всю жизнь он запомнил просветленные, искренние, счастливые лица полуголодных москвичей.

– Это передать невозможно. Надо было видеть, как счастливы были люди, – со слезами вспоминал старый маршал.

Когда очередная группа качальщиков поставила его на землю, Иван Никитович, хватив поднесенной кем-то сорокаградусной, чудом ускользнул от рук новой группы ликующих горожан. Он забежал за угол, снял с кителя Звезды, завернул их в платок и убрал в глубокий карман.

Побывал Иван в тот день и на охваченной ликованием Красной площади. Хотя Звезды были сняты, летная форма выдавала фронтовика, и Кожедуб еще несколько раз попал в крепкие руки москвичей.

– Качать летчика! Ура сталинским соколам! Ура нашей авиации!

10 мая гвардии майор Кожедуб возвратился на «Дугласе» в свой полк.

«На нашем аэродроме непривычно спокойно и тихо. Нет напряженной суеты и оживления, которые царили здесь еще две недели назад, хоть и по-прежнему снуют бензозаправщики, хлопочут механики, пробегают к своим машинам летчики. В линейку стоят боевые самолеты. Идет мирная учеба.

Ищу глазами свой самолет. Около него возится техник Васильев.

Меня встречают однополчане. Куманичкин, Титаренко обнимают меня. Командир крепко жмет руку и тоже обнимает. Хаит от меня не отходит. Поздравляем друг друга с победой. Лица у всех довольные, веселые.

Вечером еще раз все вместе празднуем победу.

Чупиков рассказывает о последних днях войны. Счет сбитых вражеских самолетов почти у всех моих однополчан увеличился. Немцы сами залетали на наш аэродром, в панике не зная, куда им садиться», – вспоминал Иван Никитович свое возвращение в часть.

В тот же день состоялся разговор с Чупиковым, которому тогда Иван не придал значения, а позднее не раз вспоминал. Павел Федорович в присутствии начальника штаба подполковника Я.П. Топтыгина, перейдя на официальный тон, сказал:

– Товарищ гвардии майор! Как вы знаете, война окончилась. По числу сбитых самолетов противника – 62 – вы лучший летчик-истребитель антигитлеровской коалиции. Нами направлено на вас, – Чупиков пальцем торжественно указал в небо, – представление к третьей Золотой Звезде. Его поддержал командующий фронтом маршал Жуков.

Сколько на самом деле сбил Кожедуб, сказать сложно, да и не важно. Сам он писал о 63 лично сбитых самолетах, позднее говорил о 70. Главное – Иван Никитович обладал всеми необходимыми качествами летчика-истребителя: незаурядной отвагой, мужеством, выдержкой и настойчивостью, от природы был наделен исключительным летным зрением, в совершенстве владел искусством воздушной стрельбы. Коэффициент достоверности его побед достаточно высок. Герой Советского Союза генерал-полковник авиации В.В. Решетников на встрече в Доме журналистов в феврале 2009 года говорил о том, что официально принятый счет числа сбитых самолетов – это победы, значащиеся в наградных листах или аттестационных документах офицера.

В первых строках аттестации на заместителя командира 176-го гвардейского истребительного авиационного Проскуровского краснознаменного ордена Александра Невского полка дважды Героя Советского Союза гвардии майора Кожедуба Ивана Никитовича сказано:

«В Отечественной войне участвует с 15.3.43 по 9.5.45 на Воронежском, Степном, 2-м Украинском и 1-м Белорусском фронтах. Летает на самолетах По-2, УТ-1, УТ-2, И-16, Ла-5, Ла-7. Общий налет на всех типах самолетов 936 час. 31 мин. 3804 посадки. За период участия в Великой Отечественной войне произвел 325 боевых вылетов на прикрытие боевых порядков наземных войск, свободную охоту, штурмовку живой силы противника. Общий боевой налет на самолетах Ла-5 и Ла-7 218 час. 40 мин. В проведенных воздушных боях, как правило, с численно превосходящим противником лично сбил 62 самолета противника: 21 ФВ-190, 18 Ю-87, 17 Me-109, 3 Хш-129, 2 Хе-111, 1 ПЗЛ-24». В конце аттестации – вывод:

«Занимаемой должности заместителя командира полка вполне соответствует. Достоин присвоения очередного воинского звания "подполковник"». И заключает документ подпись: «Командир 176-го ГИАПКОАНП Герой Советского Союза гвардии полковник Чупиков. 10 июня 1945 года».

Необходимо заметить, что в официальный зачет летчика-истребителя идут победы, утвержденные на уровне дивизии, корпуса и выше. В представлении Кожедуба к третьей Золотой Звезде говорится, что он сбил 60 самолетов противника, после представления официально было засчитано еще два сбитых самолета. ФВ-190, заявленный как сбитый с дистанции 300 метров 23 марта 1945 года и записанный в формуляр полка, засчитан не был. А вот боевых вылетов на счету Кожедуба, исходя из подсчета цифр в документах, как минимум 336, при этом он участвовал в 125 воздушных боях.

…11 мая 1945 года командир полка Чупиков направил Кожедуба, Куманичкина и Титаренко в дом отдыха, организованный в Шёнвальде, в сохранившемся богатом немецком имении на берегу озера и неподалеку от аэродрома, где была самая западная точка базирования 176-го гвардейского полка. Кожедуб очень просил Павла Федоровича добавить в их компанию инженера полка Костю Зарицкого, но Чупиков твердо отказал, зная его предприимчивый и непоседливый характер. Отказ мотивировал тем, что по приказу свыше отдых может быть предоставлен только летному составу.

Отправляясь на отдых, Иван долго прощался с Константином, приглашая того посетить их в доме отдыха. Кожедуба и Зарицкого сближало то, что, во-первых, они были земляками (Зарицкий также жил до войны в Сумской области), а во-вторых – партнерами по преферансу. Интерес к этой игре возник у Кожедуба вскоре после его перевода в 176-й ГИАП и, несмотря на все его зароки, сохранялся практически всю жизнь.

Вечером через день или два «к отдыхающим» пожаловал Зарицкий, который с трудом приволок с собой громадный бредень. Тяжело переводя дыхание и утирая платком пот со лба (он был полноват), сообщил:

– Приехал я нелегально. Павел Федорович узнает – оторвет мне башку!

После ужина друзья отправились на рыбалку. Руководил рыбалкой майор Зарицкий. Наловив за час сотню карасей, друзья сложили добычу в корзину, прихваченную хозяйственным Титаренко.

Между тем слухи о рыбалке распространились среди местных жителей – женщин, стариков и детей. Шли первые послевоенные дни, и вопросы снабжения продуктами питания мирного населения Германии еще стояли очень остро. Стесняясь, голодные люди приблизились к летчикам и жадно смотрели на выловленных карасей.

– Рус, дай рыбов, рус! Дай!

Кожедуб взглянул на них, подмигнул товарищам и скомандовал:

– Подходи по одному!

В течение двух минут они раздали всю наловленную рыбу.

О деталях этой рыбалки рассказывает в своих мемуарах «Чтобы жить…» А.С. Куманичкин.

17 мая 1945 года гвардии майор Кожедуб был вновь вызван в Москву – для подготовки и участия в параде Военно-воздушных сил. Павел Федорович Чупиков отрядил в столицу и гвардии майора Куманичкина:

– Покажи Кожедубу столицу, ты же москвич!

Через неделю Куманичкин уехал из Москвы, а Кожедуб чередовал подготовку к параду с празднованием победы то в компании знакомых фронтовых летчиков, то в богемном обществе Александра Лесса.

К сожалению, из-за нелетной погоды парад был отменен и мир никогда не увидел пролета над Москвой боевых самолетов страны-победительницы, ведомых ее лучшими летчиками.