Текст книги "РАМ-РАМ"

Автор книги: Николай Еремеев-Высочин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

6

Жизнь продолжалась внизу – сидя в номере, продвинуться в нашем расследовании мы не могли. Мы приняли комнатной температуры душ. Маша заходила в нашу ванную каморку в резиновых тапочках на перепонке, видимо, чтобы не подхватить грибок. Я, действуя по принципу «грязь к грязи не пристанет», был выше смешных предосторожностей белых людей. Процедура – с соблюдением гигиенических норм или без – заняла минут двадцать. Когда мы спустились в холл, на часах было около четырех.

Ха! В холле закусывала моя троица из самолета. Фима, как того и требовала его комплекция, знакомился с индийской кухней основательно: слева от него была стопка из трех пустых одноразовых тарелочек, а над четвертой он как раз работал. Саша же только поковырял вилкой в тарелке с картошкой в остром соусе и теперь уныло смотрел на друга. Вид у обоих был довольно помятый. Деби же выглядела, как если бы только что умылась утренней росой; она дружески улыбнулась мне и махнула рукой. Я подошел:

– Доброе утро!

Напомню, было около четырех пополудни.

– Откуда вы знаете? – довольно мрачно отозвался Саша. Он имел в виду, откуда я знаю, что у них было утро.

– Не важно, когда начать день, важно как, – обрисовал свою позицию Фима.

– Я вижу, вы сразу нашли, что искали! – сказал я. Без тени неодобрения, скорее, радуясь за них. И добавил по-английски для Деби. – Эта парочка выглядит так, как будто вылезла из ночлежки, а вы – будто ночевали во дворце.

Парни, хотя и поняли, не обиделись, а Деби засмеялась.

– Вовсе нет! Как ни странно, мы все ночевали в одном номере.

Я помнил, что сегодня ночью они получили на всех один ключ. Но ведь Деби могла ночевать и у своих подруг! Хотя, конечно, было бы наивно предполагать, что в этом караван-сарае парни и девушки селятся раздельно. Скорее, как раз, наоборот! Но жить в таком раскладе? В самолете мне казалось, что парни соревнуются за сердце общей избранницы. А получается что, брак втроем? Хотя и про нас с Машей можно было сказать, что мы спали в одной постели.

На замечание Деби Фима засмеялся, Саша нахмурился, и я решил никак не реагировать. А Маша вообще уже сидела с раскрытым путеводителем за соседним столиком и сейчас заказывала масала-ти – крепкий чай, заваренный с разными специями на молоке.

– Не хотите сыграть в бильярд? – мрачно спросил меня Саша.

– На бильярде, – поправил его Фима.

– Кто это сказал?

– Все! Все так говорят по-русски.

– У меня русский родной!

– У меня тоже.

– Я имею в виду, я его в России учил, – сказал Саша, как если бы этот аргумент должен был сразить противника.

– Он от этого не стал ни лучше, ни богаче, – парировал Фима. Он, напомню, говорил совершенно свободно, но со странными интонациями.

– Все равно! Ты и в России-то никогда не был. Вы вот, Юра, как говорите?

– Я говорю «погонять шары», – примирительно сказал я. Парни явно были не в восторге друг от друга. – Ну, давай сразимся!

Не могу сказать, что мне действительно хотелось поиграть на бильярде – я-то именно так говорю. Однако я часто цепляюсь за предлоги, которые подбрасывает мне жизнь, особенно, когда не знаю, как взяться за дело. К тому же, это была неплохая возможность задержаться в холле.

Но почему Саша предложил сыграть партию не Фиме, не Деби, а мне? Что-то там у них произошло прошлой ночью.

Я подошел к столику Маши, доверил ее попечению свою брезентовую сумку с набором выживания, и, наклонившись к ее уху, спросил:

– Ты помнишь про оч-ху?

Я ей рассказывал про странное слово, переданное мне Линой. Еще до ссоры в самолете, когда мы сидели на остановке в Тель-Авиве.

Маша посмотрела на меня с видом человека, который всегда готов делать свою работу, хотя и не понимает, почему я не займусь этим сам. Опять на нее накатило! То она вместе со мной, плечо к плечу, то снова меня ненавидит.

– Конечно, я посмотрю, – сказала моя напарница и добавила. – Пока ты играешь.

И черт с тобой!

Саша пошел к портье за киями. Мальчик-официант спросил меня, будем ли мы заказывать пиво. Это, видимо, казалось ему частью одного ритуала: где бильярд, там и пиво. Мой организм требовал этого напитка страстно, но именно поэтому я заказал только одну бутылку, для Саши. Завтра приду в норму и тогда смогу функционировать в штатном режиме.

Напрягаться мне было не нужно – Саша играл на бильярде так же слабо, как и я. Он вообще был рассеян и, совершенно очевидно, постоянно возвращался к какой-то мысли. Поэтому, когда он заговорил, я не удивился.

– Вот вы старше меня, может, объясните мне одну вещь?

Саша отхлебнул Кинг Фишера. Он пил из горлышка, по-американски.

– Ну, если ты считаешь, что со временем мозгов прибавляется, – осторожно ответил я.

– Вот, посмотрите на меня! Со мной что-нибудь не так?

– В смысле внешне?

– Ну, вообще.

Я посмотрел на Сашу. Это был, как говорится, видный парень. Блондин с голубыми глазами, симпатичный, загорелый, скорее арийского типа – кто-то из его родителей к избранному народу явно не принадлежал. Сложения не атлетического, но накаченный, походка пружинистая, движения точные и изящные. Руки – руки говорят о человеке столько же, сколько и его лицо, – так вот, пальцы длинные, ладонь узкая, как у музыканта или интеллектуала. Нет, с Сашей все было так! Он мог бы даже служить – я вспомнил Машу в самолете – определенным образцом мужественной привлекательности. Только волосы у него были не длинные, как нравится моей напарнице. Но ведь он только что из армии – отрастут!

– Знаешь, я вообще-то традиционной ориентации, так что специалистом себя не считаю, – уточнил я. – Но, на мой взгляд, у тебя все даже более чем в порядке. Я бы, например, охотно поменялся с тобой внешностью – да и возрастом тоже!

– А про Фиму вы что можете сказать?

Саша ударил с такой силой, что шар перелетел через бортик. Я пошел поднять его и посмотрел на Фиму. Он как раз пристраивал ко рту большой кусок торта. Войти в рот целиком кусок не мог ни прямо, ни боком. Откусить Фиме все же удалось, но при этом большая часть взбитых сливок осталась у него на носу. Заметив, что я смотрю на него, Фима весело качнул мне головой, пальцем счистил с носа сливки и с наслаждением отправил их в рот. Его, конечно, можно было без преувеличения назвать уродцем – толстеньким, круглолицым, коротконогим. При этом уродцем заразительно жизнерадостным и по-своему обаятельным.

Я вернулся к бильярдному столу.

– А тебе самому как кажется? Какие у него перед тобой преимущества? – не спешил высказаться я.

Я послал недобитый Сашей шар в лузу и стал примеряться к следующему. Бильярд – идеальное занятие для неторопливой беседы.

– Преимущество у его отца! – отрезал Саша. – Он банкир, владелец строительной компании, сети магазинов и еще чего-то.

– А твой отец?

– А мой отец – преподаватель электротехники, с трудом говорит на иврите, и вообще он – русский. У меня мама еврейка.

Я вырос в Советском Союзе, где социальные границы в то время были еще проницаемыми – по крайней мере, не были непреодолимыми. В Штатах, куда я приехал нищим кубинским эмигрантом, я женился на дочери профессора Гарварда, владельца трехэтажного особняка в Кембридже и летнего дома на участке в два акра в Хайаннис-Порте. Хотя все это было уже давно. Как с этим дело обстоит в Израиле, я не знал.

– А у Деби кто отец?

Саша отхлебнул из бутылки и пожал плечами:

– Я не знаю. Какой-то зашифрованный человек – Деби от этой темы уходит.

Я с возобновленным интересом оглянулся на Деби. Знаете, что она делала? Она подсела к Маше, которая листала толстый справочник, и о чем-то оживленно ее расспрашивала.

Теперь совпадений было достаточно, чтобы выстроить их в один ряд. Итак, в самолете рядом со мной оказывается привлекательная девушка. Поскольку рассадка пассажиров производилась в тель-авивском аэропорту, устроить это было несложно. Но сделано – если это действительно не было случайностью – сделано это было тонко. Девушка сидела не сразу через проход и была не одна, а в компании двух бывших сослуживцев. Конечно, никто не мог предположить, что Маша начнет со мной ссору, и я переключусь на соседей слева. Но всегда можно было найти предлог обратить на себя внимание и позднее, в гостинице, общаться уже как знакомые.

Похоже на правду? Пока не очень? Тогда пойдем дальше.

Гостевой дом «Аджай». Как вам это? В Дели наверняка сотни отелей всех разрядов. «Аджай», несомненно, не самый лучший и не единственный такой дешевый. На Мейн Базар такие ночлежки – на каждом шагу. Тем не менее мои соседи через проход намеревались остановиться именно в той гостинице, в которую направлялись мы с Машей. И даже если этой детали они не знали, именно в ней – напомню эту небольшую подробность – несколько дней назад был убит некий тайный агент. Если Ромка и вправду работал на Моссад, израильские коллеги не могли не послать кого-либо, чтобы расследовать обстоятельства его гибели. Нет, что касается этого совпадения – я имею в виду «Аджай» – здесь у меня внутри не просто мигала сигнальная лампочка, а выла сирена.

С этой версией не вязалось только одно обстоятельство: ребята были слишком молоды. Что они могли знать о работе? Разве мог у них быть опыт, позволяющий в автономном плавании принять правильное решение? «А сколько тебе было лет, когда ты пошел работать в Контору?» – возразил голос у меня внутри. Действительно, мне тогда было 19, а моей жене Рите – 21. Но это ведь было самое начало. Мы начали работать – даже еще не работать, просто жить с чужой биографией – когда мне почти исполнилось 23.

– Тебе сколько лет? – спросил я Сашу.

– Двадцать один. Будет через неделю. А что?

– Да так, свои мысли.

И тут я вспомнил про Горохового Стручка. Ну, того усатого человека с оливковым цветом лица, который летел с нами в самолете и которого я видел утром за завтраком. А что, вот такой мог по-настоящему проводить операцию, пользуясь ребятами в качестве приманки! А Деби отслужила в армии, и теперь папа устраивает ее к себе в Моссад или в военную разведку, Аман – где там он служит?

Но откуда израильтянам было знать, что мы с Машей едем в Индию из-за смерти Ромки? Хороший вопрос. А откуда Эсквайр в считанные часы узнал, что я встречался с Линой? Нет, даже если ответа на этот вопрос у меня не было, сам по себе он меня не удивлял.

– Вы мне так ничего и не сказали, – напомнил Саша.

А ведь этот сын электротехника мог ничего не знать о том, зачем он на самом деле приехал в Индию.

– Скажи, а кто придумал эту вашу поездку? – поинтересовался я.

– Деби. Мы демобилизовались дней десять назад. Я-то собирался съездить на недельку покупаться на Красное море. В Египет, там дешевле. А тут она позвонила и предложила поехать оттянуться, как вы выразились, в Индию.

– В Индию, наверное, съездить все же дороже, чем в Египет, – тонко ввернул «старый змей».

– Конечно. Но Деби предложила мне оплатить поездку. Ей хотелось путешествовать в компании друзей.

Это-то я и хотел знать.

– Я, конечно, отказался, – продолжал Саша. – Ну, в смысле, не от поездки, а чтобы путешествовать за ее счет. Мне родители еще подкинули, короче, на пару недель хватит.

– А зачем ей понадобился еще и Фима?

– Вот этого я и не понимаю.

– Его тоже Деби позвала?

– Да.

– Откуда ты знаешь?

– Ну, это как-то всплыло потом в разговоре.

А Фима-то тогда зачем?

– Слушай, Саша… Ну, раз уж ты хочешь, чтобы кто-то мог сказать тебе, как это выглядит со стороны. А у тебя с ней были какие-то отношения?

– В смысле, спал ли я с ней? Нет! Но она знает, что я хотел бы, – поспешно добавил Саша, как если бы меня в этом надо было убеждать.

– А у нее с Фимой?

– Тоже вроде нет! Хотя после сегодняшней ночи я не уверен.

– А что было ночью?

Саша вылил в себя остатки пива и поднял пустую бутылку, привлекая внимание мальчика.

– Вы точно не хотите пива? – спросил он меня.

– Точно! У меня своя сложная алкогольная диета. Все по дням и по расположению светил.

– Ну, как хотите. Еще одну! – крикнул Саша по-английски для буфетчика и вернулся к нашему разговору. – Мы встретили ребят из третьего батальона, которые живут здесь уже третий день.

– А вы других постоялых дворов в Дели не знаете? – снова умело ввернул я.

– Деби нашла это место по Интернету. Представляете, у этой ночлежки есть свой сайт! Там было написано, что это – отель, в котором любят останавливаться художники, писатели и музыканты.

– И она решила, что это такой уютный семейный пансионат с номерами чистыми, как девичья спаленка, с окнами, выходящими в цветущий сад, с общим столом на десять-двенадцать человек и роялем в углу салона.

– Ну, примерно. Спасибо! – это было уже официанту, принесшему запотевшую бутылку Кинг Фишера. Я старался в эту сторону не смотреть. – Так вот, мы встретились с ребятами, они дали нам травки, у нас в дьюти фри была закуплена выпивка… Короче, через пару часов мы все были уже никакие.

Я забил в лузу последний шар.

– Еще партию? – спросил я.

– Давайте!

Саше необходимо было выговориться до конца.

– А когда я утром – ну, не совсем утром. Короче, когда я пришел в себя, я лежал на одной кровати – у нас две сдвоенные кровати в номере – а Деби с Фимой спали вместе на другой. Она лежала ко мне спиной, простыня съехала. Так вот, она была в одних трусиках, и рука ее была заброшена на Фиму.

Я вдруг вспомнил выбившуюся из-под комбинации маленькую беззащитную грудь Маши.

– И сегодня Деби какая-то загадочная, а Фимка явно меня дразнит, – закончил Саша.

– А тебе так уж нужна именно Деби? Смотри сколько отличных девчонок вокруг ходит!

– Я понимаю. Но зачем тогда ей было звать меня с собой? И зачем было звать Фиму?

Я не стал делиться с ним своими подозрениями, укрепляющимися каждую минуту.

– Женщины любят устраивать петушиные бои, – уклончиво сказал я. – Для тебя ничто не проиграно.

– Но она в первую же ночь оказалась с Фимой!

– В первую ночь – с ним, во вторую, может, предпочтет тебя. Петушиные бои можно устраивать не только за право поцеловать женщину в щечку. Так даже быстрее дойдет до крови!

Саша задумался.

– Вы не сегодня еще уезжаете?

– Нет.

– Я вам тогда скажу завтра. Ну, правы вы или нет.

Я был уверен, что прав. Если Деби участвовала в ловле на живца – а удочку держал тот Гороховый Стручок, – зачем ей было лишаться одного из двух статистов?

7

Девушки пили масала-ти и мирно беседовали. Я крикнул мальчику, чтобы он принес мне то же самое.

– Мы полдня проспали, а теперь Мария говорит мне, что все достопримечательности закроются в пять, – морща нос, посетовала Деби.

Они, разумеется, разговаривали по-английски.

– Так написано в путеводителях, – ушла от ответственности Маша.

– Считайте, что вы потратили день на акклиматизацию, – утешил Деби я, стараясь заменить свой американский акцент на русский. Это, на самом деле, так же сложно, как говорить без акцента.

– Теперь из культурной жизни на сегодня осталась только ночная дискотека.

– Тоже неплохо!

– Не хотите к нам присоединиться?

Мы с Машей переглянулись.

– Боюсь, нам уже поздно, – решила за нас обоих Маша.

– Глупости! Пойдемте! Вы же, наверное, не были на индийской дискотеке?

– Я много где в своей жизни не была.

– А я хочу! – Деби встала. – Пойду куплю себе сари.

– Увидимся, – приветливо попрощался я.

Деби отошла к ребятам и что-то сказала им. Те немедленно отложили игру и потянулись за ней к выходу. Петушиные бои продолжались. Нет, если парни служили прикрытием, было совсем неглупо разыгрывать внутреннюю драму: это отвлекает внимание.

Я посвятил Машу в свои подозрения по поводу Деби.

– Мне твоя новая знакомая тоже не понравилась, – сообщила мне Маша. – Хотя тебе-то она, похоже, наоборот, нравится.

Я не стал цепляться ни к словам «твоя новая знакомая», ни к последнему предположению.

– А что тебя насторожило?

– Для начала, она сразу пристала ко мне, что я ищу в индийских желтых страницах. Я сказала, что хотела бы увезти домой Синюю птицу.

– Что-что?

– Синюю птицу.

– А почему тогда не Жар-птицу или Птицу Феникс?

– Ты что, никогда ее не видел? Ты же был в Индии!

– Был, даже два раза. Но я думал, что это сказочное существо и пьеса Метерлинка.

– Нет, это фантастическая птица, но реально существующая. У нее перья такие, цвета электрик ультрамарин. Как у тропической бабочки – или маленькие стрекозки такие тоже бывают. Я действительно хотела бы купить такую, но они в Красной книге.

– Тогда что ты искала на желтых страницах? Телефоны контрабандистов?

Я сказал это без особой язвительности, как бы с точки зрения Деби. У меня просто такая манера разговора. Но Маша обозлилась.

– Тебе доставляет удовольствие делать из меня дуру по малейшему поводу? Ты думаешь, я не нашлась, что ей ответить?

– Маша, я вовсе не считаю тебя глупее себя, – примиряюще произнес я. – Ты сегодня это не один раз доказала. Извини, если я сказал что-то, что показалось тебе обидным. У меня таких намерений не было.

Достаточно для извинений? По-моему, более чем! Даже Маше пришлось поменять тон.

– Я сказала ей, что ищу адреса зоомагазинов или птичьего рынка. У тех, кто легально торгует животными, как правило, есть и левые приработки.

– Можешь не объяснять мне – я в твоей находчивости не сомневаюсь. А что еще тебе не понравилось?

– Она все время пыталась выспросить про нас. Где мы живем, чем занимаемся, откуда приехали в Израиль и как давно?

– Ну, у нас же все это отработано.

Это у меня сорвалось с языка. Когда я секунду подумал, я понял, что вся наша легенда была хороша для случайных попутчиков. Если ее начнет проверять Моссад, от нее в две минуты не останется камня на камне.

Маша поняла, что я понял, и возражать не стала.

– И что ты ей рассказала? Ну, не смогла не сказать?

– Очень немногое. Я тут же старалась переводить разговор на нее саму. А когда что-то надо было говорить, рассказывала, как я, русская, боялась ехать в Израиль и как замечательно там все оказалось.

Маша помолчала.

– Еще твоя новая знакомая все время пыталась говорить со мной на иврите. Я сказала, что мне проще общаться по-английски. Она говорит, не надо стесняться и лучше практиковаться каждый раз, когда возникает такая возможность. Например, с ней.

Потом она не сдержалась:

– Как тебя угораздило посадить нам на хвост эту троицу?

– Напомнить? – спросил я.

– Почитал бы книгу! Поспал бы! – выпалила она. – Мало ли чем можно заняться в самолете.

Потом, подумав, великодушно добавила:

– Может быть, это и к лучшему. В конце концов, мы не обязаны лететь отсюда через Израиль. А так, все-таки какая-то наводка.

– Не говоря уже о том, что, как ты первая справедливо заметила, мы и должны были засветиться.

В знак примирения – по крайней мере, перемирия – мы вместе тщательно перерыли весь справочник. Никакой компании, похожей на Очха, в нем не оказалось.

8

Мы с Машей тянули время, оставаясь в ресторане, и оказались правы.

Прежде всего, в холл спустился Гороховый Стручок – тот усатый израильтянин, которого я подозревал в оккультных, то есть шпионских, связях с моей троицей. Едва взглянув на нас и никак не отметив наше присутствие, хотя мы сталкивались уже не в первый раз, он устроился за соседним столиком. Заказав зеленый чай, он нацепил на нос очки в немодной толстой оправе и раскрыл книгу на иврите. Книгу, в отличие от газеты, можно читать неограниченно долго.

Потом появились важные посетители. Одного мы уже видели – это был полицейский в мятом пиджаке, который тогда выспрашивал портье, не интересовался ли кто убитым. С ним было еще трое мужчин в рубашках, явно младших по званию и положению.

Но все вместе они были уважаемыми людьми, поскольку портье оставил вместо себя мальчика, а сам, вооружившись ключами, повел посетителей к камере хранения.

Я лениво перевел взгляд на Горохового Стручка. Тот делал вид, что читает, но сам следил за пришедшими поверх очков.

Потолкавшись в проходе, полицейские перетекли обратно в холл. Впереди шел главный, размахивающий конвертом и недовольно выговаривающий одному из своих подчиненных. Он явно злился и не скрывал этого. Второй полицейский вяло оправдывался, а двое других, радуясь, что молнии нацелены не на них, поспешно проносили через холл Ромкин сундук.

Если нам с Машей нужно было засветиться, лучшего случая не придумать!

– Простите! – воскликнул я, поднимаясь со стула. – Простите, одну минуту!

Ребята с сундуком намеревались идти дальше, но я оказался у них на пути.

– Какой замечательный сундук! – продолжал я. – Я хотел бы такой же. Где вы его купили?

Я специально обращался только к носильщикам, как бы не понимая, что все четверо пришедших были вместе. Сундук был, видимо, нелегким, я загораживал проход, так что эти двое поставили свою ношу на пол и в замешательстве посмотрели на главного.

– Что вам нужно? – без излишней любезности спросил меня тот.

– Я просто хотел узнать, где можно купить такой замечательный сундук. Это как раз то, что я ищу для нашей прихожей.

Полицейский с подозрением уставился на меня. Мол, ты действительно тупоголовый турист или прикидываешься?

– Это антикварная вещь. Таких больше не делают, – ответил он, видимо, склоняясь к первой версии.

Он сделал знак своим подчиненным идти за ним, но я по-прежнему загораживал проход.

– Это ваш? – как бы сообразил я и изобразил на лице самую обворожительную улыбку, на какую был способен. – Может, вы уступите его мне?

– Он не продается! – отрезал полицейский, снова порываясь идти.

– Я дам двойную цену! Да, Маша? – Я повернулся к своей напарнице: нам же обоим надо было засветиться. – Он, по-моему, того стоит.

Маша неопределенно пожала плечами. Это вполне можно было интерпретировать как: «Но ты же не знаешь, какова одинарная цена!» Переводя взгляд обратно, я заметил, что Гороховый Стручок, не скрываясь, с интересом наблюдал за сценой.

– Эта вещь не моя, и мы спешим, сэр, – полицейский решительно отодвинул меня с прохода и прикрикнул на своих подчиненных.

Те ухватились за ручки сундука и поспешили за своим начальником. Уже в дверях он оглянулся, посмотрел на меня и потом на портье. Я понял, что он вернется, чтобы навести обо мне справки. К чему, собственно, я и стремился.

Я вернулся за столик и чуть было не заказал себе пива. Мне действительно нужно было снять стресс, но увы! я дал себе слово. Маша смотрела на меня как-то неопределенно.

– Что, это было очень грубо? – спросил я.

Маша поколебалась, но ответила великодушно:

– Вполне, возможно именно так и нужно было.

– А чем он был недоволен?

– Он интересовался, какой идиот оставил на сундуке конверт. Тот, второй, лепетал, что он не взял его в участок, чтобы потом не забыть отправить вместе с сундуком. А главный кричал, что этот мусор для семьи никакой ценности не представляет, а для следствия это улики, поэтому конверт нужно было сразу принести в участок. Он пригрозил ему долгим разговором завтра на работе.

В этот момент раздалась музыкальная цитата из увертюры к «Волшебной флейте»: это зазвонил мой нью-йоркский телефон. Я успел увидеть на мониторе слово «Дом» и понять, что дома было еще раннее утро. Слишком раннее для звонка.

– Солнышко, это я! – произнес в трубке голос моей жены Джессики. У нее голос всегда немного сонный, не потому, что в Нью-Йорке было, как я уже сообразил, начало седьмого утра. – Ты только не пугайся!

Есть фразы, которые пугают вас больше, чем эта?

– Что случилось? – спросил я как можно спокойнее.

– Я сама еще толком не знаю. Позвонила мама. Ее со страшными болями увезли в больницу, я сейчас туда еду.

У меня что-то опустилось внутри. Пэгги, я уже говорил, живет одна в Хайаннис-Порте.

– А что за боли?

– Где-то в правом боку. Пока не ясно.

– А ты говорила с ней или с врачом?

– С ней. Ей сделали укол, и она могла говорить.

– Может, это просто аппендицит?

Хотя почему «просто»? От просто аппендицита бывает перитонит, а от него умирают.

– Аппендикс у нее вырезан, – возразила Джессика. – Ты не волнуйся, я позвоню, когда поговорю с врачами.

– Вы едете с Бобби?

Для тех, кто забыл, Бобби – это наш недоросль-сын. Он-то счастлив будет пропустить школу, даже по волнительному поводу!

– И с Мистером Куилпом.

А это наш кокер-спаниэль. Конечно, с кем же его оставить?

– Осторожно на дороге!

Джессика ездит на полноприводном лексусе, но в ноябре на дороге уже может быть гололед.

– Не волнуйся! Мы же поедем с Бобби.

Да, с ребенком в машине гнать она не будет, как бы ей ни хотелось поскорее увидеть мать. Проблема еще в том, что у Пэгги нет мобильного. Он ей не нужен – она всегда в своем доме или на участке.

– Позвони мне сразу, как поговоришь с врачом!

– Конечно. Ну, целую тебя, я побегу.

– Целую. И поцелуй от меня Пэгги.

Я отключил телефон. Будь я в Нью-Йорке, разумеется, бросил бы все и поехал вместе с ними. Но, может, с Пэгги ничего страшного?

– Что-то случилось? – спросила Маша.

– Мою тещу увезли на скорой в госпиталь. Но это не просто мать моей жены. Это… Не знаю, как тебе объяснить.

Объяснить было можно, только посвящать навязанную мне напарницу в свои личные привязанности и переживания я не собирался.

– Она в какой стране?

Я недоуменно поднял на Машу глаза. Хотя откуда она могла это знать?

– Я имею в виду, там хорошая медицина? – поправилась Маша. Она не стремилась узнать про меня вещи, которые ее не касались. Просто хотела выразить сочувствие.

– Лучшая в мире! – глупо выпалил я.

– Тогда не стоит волноваться раньше времени.

– Наверное. Только как это сделать?

– Переключись на работу!

Она не жестко это сказала. Это не была вежливая форма фразы типа «Хватит распускать нюни, займись делом!»: Маша поделилась со мной личным опытом, как мне показалось, недавним.