Текст книги "Афганская бессонница"

Автор книги: Николай Еремеев-Высочин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

2. Асим. Подарок санитару

Я собирался идти к пресс-секретарю Масуда, но он приехал сам. Асим был, как всегда, в хорошем настроении. Посмотреть на него – никогда не скажешь, что за два дня город с боями был оставлен, а потом отвоеван вновь. Он похлопал меня по здоровому плечу, спросил про больное, сел рядом со мной на лежанку. Он был готов помогать дальше.

– Асим, я бы с удовольствием просто поговорил с вами обо всем, что произошло за эти дни. Но давайте займемся самым срочным делом!

Я рассказал Асиму про надпись на стене расстрельного дома и свою догадку относительно Пайсы.

– Вы узнаете его?

– Конечно! Но вы понимаете – у меня нет уверенности, что похищение ребят организовал именно он. Это только рабочая версия.

– Ничего, он не обидится! Я пришлю вам кого-нибудь из телохранителей Масуда.

– Наджафа!

Мне нравился этот рыжий здоровяк. Асим улыбнулся.

– Наджафа, если получится.

– Отлично!

Асим поднялся на ноги и хлопнул себя по бедрам.

– Ну, я тогда пошел!

Мы пожали друг другу руку. Уже от двери Асим обернулся.

– Да, кстати! Вам послать переводчика?

– Хабиба?!

Я о нем совсем забыл! Я вернул Асима и поделился своими подозрениями. Про Хабиба и талибов! Про то, что он рылся в наших вещах, я не упомянул. Вдруг он делал это по приказу Фарука? Так что ворошить эту тему было не в моих интересах.

Странное дело, Асима эти сведения совсем не заинтересовали. Он переминался с ноги на ногу, кивал на каждое мое слово, смотрел в сторону. Было очевидно, что Асиму хотелось поскорее завершить этот разговор.

– Вы, Паша, – он тоже делал ударение на последний слог, – очень наблюдательный человек! Как любой хороший журналист, наверное. Спасибо, что вы все нам это сказали, но мы это знаем.

О как! Похоже, Хабиб был внедрен не талибами к моджахедам, а наоборот. По крайней мере, так считали моджахеды. Знают ли они, что двойному агенту нельзя доверять, – ни одним, ни другим? Двойной агент работает только на себя – беря от каждой стороны то, что его устраивает, и отдавая строгий минимум, чтобы не разозлить другого хозяина. И уж ни в коем случае двойной агент не поможет одной стороне одержать победу над другой – это лишило бы его одного из двух источников дохода. Но эти все соображения я оставил при себе.

Я вышел проводить гостя во двор – в каморке было, по обыкновению, как в парилке. Старший караула о чем-то спросил Асима. Из всей фразы я уловил только одно слово, но оно было как электрический разряд. Это было слово «замарод».

Что, пропажа «Слезы дракона» наконец обнаружилась? Но как спросить о том, о чем я официально и теоретически не имею ни малейшего представления?

Мы остановились перед машиной, чтобы еще раз попрощаться.

– Вы какой-то озабоченный! – сказал я, хотя Асим таким совсем не казался. – Какие-то неприятности?

– В общем, да. Не у меня – у всех нас! Но ничего смертельного – и да, и нет!

– Я не могу помочь?

– Нет! – Асим улыбнулся и чуть не похлопал меня по раненому плечу. – У нас пропала одна вещь, но ничего, мы ее найдем!

– Когда город за два дня два раза перешел из рук в руки, в этом нет ничего удивительного!

Всегда предлагайте ложную гипотезу, чтобы узнать верную!

– Да нет, это должно было случиться еще до нападения талибов. Ничего, мы знаем, как искать! – Асим сел в «Тойоту». – Будьте на месте! Я сейчас пришлю вам Наджафа.

Он просил меня никуда не уходить! Нет, в отсутствии домашнего ареста тоже есть свои преимущества!

Следующим посетителем был мой кровный брат – придурочный санитар с глазницами, заросшими бровями. Я не очень разбираюсь в генетике и разных ДНК – кстати, надо будет почитать на эту тему, раз она меня теперь касается! – но, на мой невежественный взгляд, каждая клетка несет информацию о своем, как его назвать, владельце. Нет, я ошибаюсь? Так вот, если да, мне следует последить за собой – когда моя голова начнет перепрограммироваться под вновь прибывшие клетки! Согласен, согласен – отвратительно так думать о человеке, которому ты обязан жизнью!

И возвращением паспорта! Санитар принес мне мой фальшивый – то есть настоящий, только на подставное имя, – вполне действующий российский паспорт. Его бросили в груду окровавленной одежды, срезанной с раненых, так что он был немного липким и на срезе была пара бурых пятен. Но это было все – ни денег, ни даже самого бумажника, который явно обладал здесь торговой или меновой стоимостью.

Санитар собрался идти, но я задержал его. Отвратительная ситуация, когда у тебя нет ни копейки! Последний раз я чувствовал такое, наверное, в студенческие годы. Хотя нет – по приезде в Америку, когда у нас с Ритой буквально не было ни цента! Но я не мог отпустить просто так человека, который отдал мне свою кровь, потому что он ассистировал на операции, во время которой умирал совершенно незнакомый ему иностранец, а у него была возможность этого незнакомца спасти.

Я вернулся в свою каморку и вывернул на лежанку содержимое своего чемоданчика. Это была единственная ценная вещь, которая у меня осталась, – новенький «самсонайт», купленный в Москве долларов за двести, с кожаными вставками и цифровым замком. Ножика у меня тоже уже не было, но мне удалось очень быстро открыть гнездо для колесика с помощью пилки для ногтей. Я вытащил мешочек со «Слезой дракона» и сунул его пока в карман. Потом открыл «молнии» боковых карманов и вытряхнул в общую кучу жвачки, монетки, какие-то квитанции. Только бы санитар не ушел! А то я уже раз сыграл в доброго самаритянина с фляжкой для Таирова!

Нет, мой кровный брат терпеливо ждал. Подарок заставил его немного расправить брови. Он внимательно осмотрел чемоданчик, открыл и закрыл все «молнии», как если бы он собирался его покупать. Я показал, как вытягивается телескопическая ручка, чтобы его удобнее было катить на колесиках: вот здесь нажимаешь кнопку, а потом вытягиваешь. Асфальта в Талукане не было, но и санитар, и часовые одобрительными кивками и возгласами оценили удобство. Не знаю, когда у санитара представится возможность куда-нибудь полететь на самолете, но он оценит и то, что с таким багажом его пустят в салон. Объяснить это было сложно, и я и не стал пытаться. Главное, мой кровный брат был доволен.

Я быстро придумал, как я повезу изумруд. Поскольку ранено у меня было плечо, а его прибинтовать плотно к телу невозможно, под слоями бинта образовался своего рода карман. Камень входил туда идеально. Чемоданчик, раз пропажа изумруда обнаружилась, еще могли осмотреть. Сознательный таможенник – хотя я сомневался, что такая служба здесь существовала, – мог бы даже раскрыть гнезда для колесиков. Но ощупывать забинтованное плечо человека, которого ранили только вчера, не станет никто!

Я вернулся в свою комнату, освободил одно отделение в сумке Димыча – в ней было больше места – и забросил туда свои вещи. После того как я надел последнюю майку и последний свитер, из багажа у меня оставалась лишь пара носков, трусы на смену и мои приобретения из лавки древностей. Я еще раз полюбовался многовековым поцелуем и бронзовой ящеркой, которой тысячелетия придали естественный для ящерки цвет.

Мне впервые остро захотелось домой. Вернуться в нашу квартиру на 86-й улице, найти на полках место для новых безделушек, определиться, что я подарю Пэгги. Хм, безделушек! На самом деле я собирался показать свои древности в музее Метрополитен, в Обществе друзей которого я состою уже лет десять. Я был уверен, что эти штуковины подлинные, но все же мнение специалистов не помешает!

Эти мысли привели меня к заключению, что мое бессознательное, которое многие вещи знает лучше и заранее, сочло период выживания завершенным. Дальнейшая жизнь казалась предсказуемой. Всего-то дел осталось: найти ребят и вывезти «Слезу дракона»!

3. Наджаф. Пайса. Ребята

К моему облегчению, за мной приехал Наджаф – рыжий телохранитель Масуда, который говорил по-английски. Он привез мне болеутоляющее – вдруг плечо заболит, а в больнице, как известно, лекарств всегда не хватает. Не знаю, чья это была деликатная предупредительность, Асима или его самого? Может быть, обоих! Ведь и Фарук привозил мне таблетки, когда я простудился. Кстати, благодаря ли естественному ходу событий или из-за количества вколотых мне антибиотиков, та, мелкая болезнь, от меня, похоже, отстала.

Наджаф приехал не один, и даже не на одной машине. За его «Тойотой»-пикапом стояла еще одна, и в обеих в кузове сидели на корточках бородатые бойцы Дикой дивизии в пакулях и с автоматами, поставленными между ног. Я обрадовался этим лицам, как Робинзон, увидевший Пятницу. Нет, определенно, жизнь снова становилась понятной.

Я помахал басмачам рукой. «Лёт фан» – крикнуло мне в ответ несколько голосов. У меня даже комок появился в горле.

Мы с Наджафом пошли к казарме пешком и уже подошли к воротам, когда до нее добрались и развернувшиеся «Тойоты». Люди знали, что делать. По команде они двумя цепочками вбежали во двор и соединились за плацем. Теперь место было оцеплено.

Казарме досталось. Стены построек были сплошь в следах от пуль, местами штукатурка отвалилась, обнажая плетенку из длинной щепы. Одно из двух жилых зданий было разворочено бомбой, посередине плаца, там, где мы снимали рукопашный бой, зияла огромная воронка.

Я ожидал увидеть командира Гада. Но командовал здесь наш герой – тот корсиканский бандит, у которого сын был, как ангел. Я с облегчением нашел мальчика глазами – тот робко махнул мне рукой. Но отсутствие Гады было плохим признаком. Он что, уже арестован?

По команде Наджафа, транслированной корсиканцем, во дворе собрались все доступные басмачи. Многие узнавали меня и дружески махали – я махал им в ответ. Пайсы среди них не было.

Наджаф вопросительно взглянул на меня.

– Это все? – спросил Я.

– Все!

– Его здесь нет!

– Хорошо! Поедем по городу!

Цепочка нашего подкрепления разомкнулась и трусцой, двумя ручейками вылилась наружу. Вон они уже рассаживаются по машинам. Я в очередной раз поразился, как они умеют материализоваться из ничего и растворяться в воздухе. Духи!

Мы ехали по улицам, по которым снова, ежесекундно сигналя, ехали «уазики», стучали копытами ослики, семенили забаррикадированные со всех сторон мамаши с детьми, проезжали украшенные бумажными цветами пролетки. Магазины были открыты, на лотках, как обычно, громоздились кучи пластмассовых украшений, кричали продавцы ковров, разносчики, чеканщики, плотники. Поразительно все-таки, как привычная жизнь мгновенно возвращала здесь свои права!

Патрулей на улицах было заметно больше. Завидев их, водитель сбавлял ход, чтобы я мог рассмотреть лица.

– Нет! – говорил я. – Поехали дальше!

Мы покрутились так с полчаса, объехав весь город. Может быть, Пайса был героем не только перед камерой, и его убили?

– Его точно не было? – спросил Наджаф.

– Точно!

Наджаф задумался. Это задание не было для него в тягость, но и не возбуждало его. Эмоции здесь вообще были ни при чем. Ему четко поставили задачу, и он четко ее выполнял.

– Давайте проверим посты? – подсказал я.

– Давайте проверим!

Мы выехали из города – теперь у нас было время поговорить. Я спросил, все ли мои знакомые живы.

10 – Масуд жив и здоров, доктор Абдулло тоже. У нас вообще потери очень небольшие, – ответил Наджаф. – У талибов, кстати, тоже. Жалко гражданских – их погибло больше всего.

– Вы специально не стали обстреливать город перед атакой?

– И талибам не было никакого смысла применять артиллерию, тем более ночью. Это была акция устрашения! Но ее единственным результатом было то, что жители города обозлились. И мы этим воспользовались. Мы-то ведь ушли из города практически без боя, чтобы не было лишних жертв. И все это оценили.

– Наджаф, я видел, с талибами был один русский офицер. Его не было среди убитых?

– Не офицер, генерал, – поправил меня Наджаф. – Нет, он ушел. Кстати, тот пакистанский офицер тоже. Так что вы его уже не снимете!

Мы ехали на запад – туда, где мы снимали передовую. Однако обстановка здесь была уже другая. Во-первых, линия фронта теперь проходила чуть ближе к городу – там, где нас тогда пытался остановить первый басмач. На посту, где мы снимали, в ста метрах отсюда, стояли талибы. Во-вторых, и с той, и с другой стороны работали снайперы – то и дело слышались одиночные выстрелы.

Наджаф пошарил рукой у себя под ногами и протянул мне каску:

– Наденьте лучше!

– А вы?

– Мы не носим!

Действительно, все были в пакулях.

– Наденьте! Нам всем будет спокойнее!

Я вообще ничего не боюсь. Ну, разве что превратиться в идиота или паралитика и стать обузой для своих близких. Нет, выглядеть ряженым мне точно не хотелось!

– Не надо! Рабби уарахам ту! Моджахеды переглянулись и заулыбались.

– Э! Рабби уарахам ту!

Машины съехали с дороги и укрылись за глинобитной стеной дома. Мы вышли, и опять басмачи знали, что делать. Они рассыпались по местности так, что весь пост оказался в их поле зрения.

Может быть, командир Гада здесь? Я, пока мы ездили по городу, все время искал его глазами – больше, чем его, я хотел бы снова увидеть только Пайсу. Но и здесь бойцы выходили во двор, а его не было. Наджаф для очистки совести вошел в дом. Через секунду он вышел, толкая перед собой Пайсу. Тот чистил автомат – в одной руке у него был «ствол», а в другой – промасленная ветошь. Увидев меня, Пайса вздрогнул. Это был хороший знак!

– Это он! – сказал я Наджафу.

И дальше все вышло из-под моего контроля – если считать, что когда-то это было иначе. В мгновение ока Пайса оказался на земле, еще через секунду запястья у него были одним узлом, но надежно схвачены за спиной, а в следующий момент он уже был на ногах. Все это Наджаф проделал молниеносно и без чьей-либо помощи. Пайса снова посмотрел на меня – и с такой ненавистью, что я почувствовал, как, окрыленное надеждой, у меня в груди застучало сердце.

Я полагал, что сейчас Пайсу начнут допрашивать, но моджахеды действовали по своей схеме. Даже не дав ему надеть галоши, они стволами автоматов погнали Пайсу в проулок. Все происходило слишком быстро, и я побежал вслед. Проулок между двумя стенами домов выходил на большую долину, лежащую метрами тридцатью ниже. Это был потрясающий пейзаж! Крутой, почти отвесный обрыв, в километре отсюда – голые каменистые холмы, а все пространство до них разбито на клеточки рисовых полей. Как будто кто-то наступил сюда ногой, чтобы земля просела и собрала все текущие в округе ручейки. Но я это все только мысленно сфотографировал – восторгаться мне было некогда!

Пайсу уже поставили на самом краю обрыва, и перед ним выстроилось человек шесть его товарищей. Их действия не оставляли никаких сомнений по поводу их намерений. Пайса выглядел уже не так геройски, как когда позировал перед камерой, но ноги у него не тряслись.

Самое странное, я даже не видел, чтобы Наджаф пытался его о чем-то расспросить! Я подбежал к нему.

– Наджаф! Может быть, этот парень здесь ни при чем! А если и при чем, расстреляв его, мы далеко не продвинемся!

Наджаф держался очень уверенно.

– Это мы сейчас и узнаем!

Дальше я интерпретирую события так. Наджаф командует: «Отделение, товсь!» Басмачи подхватывают свои автоматы и прикладывают их к плечу. Пайса облизывает пересохшую губу, глаза у него бегают. Но Наджаф не обращает на него ни малейшего внимания: повернувшись к нему спиной, он вышагивает перед взводом. «Отделение, цельсь!» – командует он. Моджахеды, как один, закрывают левый глаз и, наведя прицел, замирают. Наджаф своей пружинящей походкой задом отходит в сторону, чтобы не оказаться на линии огня, и вроде бы только тут замечает Пайсу. «Ты хочешь что-то сказать?» – бросает он. Так, мимоходом, как бы совершая формальность, бессмысленность которой всем очевидна! Пайса судорожно сглатывает и кивает. Потом кричит что-то. «Что-что?» – переспрашивает Наджаф, вроде не расслышал. Пайса кричит громче и дольше, в какой-то момент даже делает кивок в мою сторону. Наджаф идет к приговоренному, но по походке его кажется, что ничего толкового он от этого разговора не ждет. Короткие вопрос-ответ, вопрос-ответ, и Наджаф вдруг хватает Пайсу за грудки. Пайса тоже здоровый парень, но сейчас воля его парализована. Наджаф начинает яростно трясти его. Потом – руки у Пайсы связаны за спиной – он наклоняет его тело над обрывом. Потом еще чуть-чуть. Босые ноги Пайсы впечатываются в глину на гребне обрыва. Сначала я испугался за него, но теперь мне кажется, что они оба вот-вот упадут в пропасть. Но Наджаф не только прекрасно контролирует себя, он еще и очень силен. Он возвращает Пайсу в вертикальное положение и рывком бросает его на землю. Пайса падает и закрывает голову руками. Но Наджаф только разок пинает его в бок.

– Поехали! – кричит он мне. – Твои ребята у него дома!

Я схватил его за рукав – так стремительно он ринулся к нашим машинам.

– Они живы?

– Вчера были живы! Поехали скорее!

Басмачи затолкали Пайсу во вторую машину, но теперь мы мчались за ними. Мы проскочили город и, лавируя между осликами, выехали на восточное шоссе. Я теперь знал эту дорогу наизусть, как школьную тропинку. Кладбище, место, где мы снимали осликов, ветла у мостика, поле, где пропали ребята, дом связиста, дальше – предгорье до самого расстрельного дома.

Но мы до этого места не доехали и повернули не направо, а налево. Машина заплясала на выбоинах и кочках, но не сбавляла хода. Мы глиссером рассекли последнюю лужу размером с небольшой пруд и встали перед глинобитной стеной.

Сидящий справа от меня что-то протестующе произнес.

– Они здесь уже искали? – догадался я.

– Плохо искали! – отрезал Наджаф.

Пайсу уже вытащили из машины и теперь толкали в том же направлении, в котором он, собственно, и шел. Он собирался постучать в дощатую дверь двора, но ее высадили его же телом. Я пошел вслед за ними, но у входа оглянулся в сторону города. За низинкой, за оливковой рощей виднелась та старая ветла у мостика. До поля, где были похищены ребята, отсюда по прямой был километр с небольшим.

Двор Пайсы был как две капли воды похож на все остальные, которые я видел. Очаг с подвешенным над ним котлом с водой, пара деревьев, козлы и рядом с ними несколько еще не распиленных толстых веток, груда хвороста в дальнем углу. При нашем появлении женщина в цветастом халате и с таким же ярким платком на голове с криком унеслась в дом. На крыльце появился старик с ружьем в руке, но, сопоставив силы, решил не вмешиваться, только стал ругаться, ежеминутно поминая Аллаха.

Пайса вел нас к дальнему углу двора. Он остановился перед грудой хвороста и потупил голову. Наджаф грубо ткнул его в бок Типа:

– Давай! Кто за тебя должен работать?

Пайса нагнулся и отбросил в сторону охапку хвороста. Несколько моджахедов тоже принялись за работу. На крыльце к старику присоединилась женщина, успевшая надеть свой балахон. Присоединилась и физически, но, главным образом, голосом. Если визг – это тоже голос! На них никто не обращал внимания.

Под ветками оказалась глина – чуть посветлее, чем вокруг, менее намокшая. Пайса нагнулся и, поковыряв в нужном месте, откопал железное кольцо. Он отступил и потянул за него, открывая небольшой люк или скорее лаз. Я увидел, что за этим люком были еще доски, уже без кольца. Я ринулся вперед и, скользя по каменным ступеням, принялся отбрасывать их, продвигаясь вперед.

Свет быстро залил весь подпол. В глубине его с соломы вставали Димыч с Ильей. Лица у них были опухшие, заросшие щетиной, Щеки в красных пятнах, глаза заплывшие, волосы спутанные, руки синие, ноги заплетались. Но они улыбались.

Темница была обустроена, как в «Графе Монтекристо». Ребята были скованы одним куском цепи, закрепленной у каждого на запястье висячим замком. Цепь была пропущена через большое ржавое кольцо, вмурованное в цементную стену. То есть пленники могли перемещаться относительно друг друга, но чтобы отойти в угол одному, второй должен был вплотную приникнуть к кольцу. А чтобы освободиться, кому-то одному пришлось бы отрубить себе запястье.

Старик, не переставая горячо кричать что-то, бросил с крыльца ключи. Один из моджахедов прибежал, чтобы освободить пленников. Пока им открывали замки на запястье, лица их как-то разом посветлели. Не потому, что, разобрав доски над головой ребят, мы впустили туда солнечный свет. Тень от крыла смерти, которая накрыла Димыча в день нашего прилета, дрогнула над ними и ушла.

Первым в мои объятия попал Димыч. Я его обнял, и я же и застонал – Димыч стиснул мне раненое плечо.

– Ты чего? – спросил Димыч. – Ранен, что ли?

– А ты хотел, чтобы я совсем остался без приключений?

Илья стиснул меня деликатнее, но его пришлось почти поддерживать, так он ослаб.

– Я проиграл! – повернулся Илья к Димычу.

– Что проиграл? – спросил я.

– Пари, – ответил Димыч. – Я поспорил с ним, что, если нас найдут, это будешь ты.

Я легонько ткнул Илью кулаком.

– А ты что, думал, я вас брошу?

Илья улыбнулся как-то странно, взгляд у него блуждал по сторонам:

– Я думал, нас вообще не найдут.

Обняв его здоровой рукой, я повел своих бойцов к машине. Моджахеды улыбались, хлопали их по спине. Наджаф махнул ребятам рукой с крыльца – он уводил всех взрослых обитателей дома. Двое моджахедов, побывавшие в комнатах, несли нашу камеру и штатив.

Илья вдруг отпустил меня, и они с Димычем ринулись к очагу. В котле вода уже была горячей – над ним колыхался пар. Но рядом стояло ведро с холодной водой. Ребята разом нагнулись к нему.

– Пей!

– Давай ты сперва!

Потом Димыч заметил ковшик, зачерпнул воды и жадно припал к ней. Илья, присев на корточки и обливаясь, уже пил из ведра.

Наджаф остановился у калитки и смотрел на них. Потом схватил Пайсу за шкирку и вышвырнул его на улицу.