Текст книги "Как убивали Сталина"
Автор книги: Николай Добрюха
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 43 страниц)
Одно только неясно, когда Кучма говорил правду? Когда был советским человеком, или когда объявил себя «незалежним хохлом», заискивающе заглядывающим в глаза господам с Запада? Впрочем, а мы кто, если считаем уже нормальным, что для поддержания суверенитета Грузии можно соглашаться на расположение военных подразделений США и НАТО вдоль российско-грузинской границы?! Так скоро начнём считать нормальным и высадку американского десанта на Красной площади… во имя сохранения суверенитета Кремля от непонимания соотечественников!
Между прочим, Шепилов успел рассказать Чуеву, как под шумок Хрущёв сумел организовать такой замечательный подарок Украине и… США: «1954 год. Уже после Сталина. Закончилось заседание Политбюро. Мы пошли одеваться. Молотов, например, стоял уже в дверях, когда Хрущёв сказал: «Подождите! Ещё один небольшой вопрос осталось решить. Надо Крым передать Украине!»
Кто-то спросил: «Как – Украине?»
«Снабжать будет удобнее!» – ответил Хрущёв.
«Конечно, глупость несусветная, – сказал Молотов, – но возражать бесполезно». Он понимал, что ничего не выйдет, поддержат Хрущёва.
Так в 5 минут была решена судьба Крыма…»
Однако вернусь к тому, ради чего сделано такое большое отступление от темы, а именно – к судьбе Молотова, пострадавшего из-за опрометчивых связей и разговоров своей жены Полины Жемчужиной, преданность Родине и порядочность которой подтверждает вся её дальнейшая жизнь.
…Здесь я вспоминаю рассказ Феликса Чуева, который с 1969 года и до конца жизни Молотова был у него своего рода литературным секретарём. Молотов ему говорил: «Когда на заседании Политбюро Сталин прочитал материал, который ему чекисты принесли на Полину Семёновну, у меня коленки задрожали. Но дело было сделано на неё – не подкопаешься… В чем её обвиняли? В связях с сионистской организацией, с послом Израиля Голдой Меир. Хотели сделать Крым Еврейской автономной областью… Были у неё хорошие отношения с Михоэлсом… Находили, что он чуждый. Конечно, ей надо было быть более разборчивой в знакомствах. Её сняли с работы, какое-то время не арестовывали. Арестовали, вызвав в ЦК. Между мной и Сталиным, как говорится, пробежала чёрная кошка. <…> Сталин подошёл ко мне в ЦК: «Тебе надо разойтись с женой!» А она мне сказала: «Если это нужно для партии, значит, мы разойдёмся». В конце 1948-го мы разошлись, а в 1949-м, в феврале, её арестовали». <…> Полина Семёновна немножко вольно себя вела. Это верно, с разными встречалась людьми. Тут я тоже, может быть, в какой-то мере виноват, поскольку категорически не высказывался против этого, и в основном-то связи у неё были хорошие, но были и такие знакомства, которые не вполне оправданны и даже неоправданны». С 49-го по 53-й она провела в казахстанской ссылке.
От Чуева я много раз слышал, как про это же говорила сама Жемчужина, когда к ней обратились западные корреспонденты в надежде получить новые разоблачения бесчеловечности Сталина. Она им ответила:«Я сама виновата. Не только себя, но и Вячеслава Михайловича под удар подставила… Было так: пришли как-то Сталин с Молотовым, чтобы я их быстро покормила. За обедом они разговорились… А мы тогда с Голдой Меир чуть ли не подружками были, ну я ей, как Сталина с Молотовым кормила, и рассказала, и в общих чертах, между прочим, про их разговор за столом, а он возьми и окажись важной гостайной. Вот и погорела. Так что Сталин тут ни при чём. Ещё хорошо отнесся. Других бы за это… Так что сама виновата». Жемчужина умерла в 1970 году. Её легкомысленные, хотя, судя по всему, и непреднамеренные поступки преподнесли урок на многие годы всем высокопоставленным мужьям. А таких жён было немало: у Молотова, у Ворошилова, у Калинина, Андреева, Шкирятова, Щербакова, Кирова, Ежова, Кагановича… Кстати, если вспомнить «Новый Завет», то там, в «Деяниях Апостолов», есть строки, с библейских времён настраивающие еврейских женщин выходить замуж за предводителей других народов.
Почти все историки сходятся во мнении, что, проживи Сталин дольше, Молотов (1890–1986) наверняка бы лишился головы. Кстати, и сам Молотов предполагал то же самое…
С 4 марта 1949 года он перестает быть министром иностранных дел СССР и… значит, теряет доверие Сталина. А ведь Молотов чуть ли не единственный, кто имел право на такое доверие.
Стало быть, как ни крути, но… им всем было, за что отвечать!
Глава 16
Два председателя или почему молчал Маленков
Новые обстоятельства смерти Сталина
Когда все живые нити, связывающие наше время с прошлым, казалось, были навсегда утрачены, мне позвонил профессор МГУ Дмитрий Платонов: «У нас в университете, говорят, есть человек, который располагает уникальными данными о смерти Сталина. Этот человек – сын Маленкова…» Так благодаря неожиданному звонку, в результате долгих поисков я наконец-то стал обладателем нескольких действительно нерядовых данных, исходящих от сына Маленкова Андрея. Вот они…
Последнее рукопожатие Сталина
…Редки были часы общения с отцом. Лишь в 1987 году (за год до смерти, – НАД.) отец приоткрылся передо мной несколько щедрее, чем обычно. Только что перенесший инфаркт, потрясенный смертью жены, моей мамы. Валерии Алексеевны, он отказывался верить, что ее уже никогда не будет рядом. Что-то надломилось тогда в его душе, и – обычно сдержанный, молчаливый – он вдруг охотнее, чем раньше, начал рассказывать о прошлом.
…У нас на квартире постоянно дежурил кто-либо из охраны, подчиненной непосредственно Берии. Все телефоны полностью прослушивались. Не только отец и мать, но и мы, дети, не могли выйти из дома без сопровождения офицера из органов. И тогда уже мы понимали смысл такой «заботы», у нас в семье выработался превратившийся почти в инстинкт обычай не вести никаких разговоров на политические темы, не называть никаких имен.
Чтобы сохранить доверие Сталина, крайне подозрительного человека, отцу приходилось постоянно подчинять свое поведение строжайшему самоконтролю и дисциплине, которые стали его второй натурой. Это предельное самообладание, сокрытие эмоций создавали впечатление об отце, как о незаметном человеке…
Вот записанный со слов отца рассказ о последних минутах Сталина: «Я, Молотов, Берия, Микоян, Ворошилов, Каганович прибыли на ближайшую дачу Сталина. Он был парализован, не говорил, мог двигать только кистью одной руки. Слабые зовущие движения кисти руки. К Сталину подходит Молотов. Сталин делает знак – «отойди». Подходит Берия. Опять знак – «отойди». Подходит Микоян – «отойди». Потом подхожу я. Сталин задерживает мою руку, не отпуская. Через несколько минут он умирает, не сказав ни слова, только беззвучно шевеля губами…»
Сталин умер. В молчании все направляются к выходу. Берии нет – он уже поспешил в Москву… На первом же пленуме ЦК, состоявшемся 6 марта 1953 года, отец был назначен председателем Совета Министров и секретарем ЦК.
…Слухи о якобы беспробудном пьянстве отца, распространявшиеся сознательно при правлении Хрущева, сменились затем слухами о чуть ли не старческом маразме, в котором – опять-таки «якобы» – пребывал Маленков в последние годы своей жизни. Ничего подобного! В августе 1983 года состоялась дружеская беседа Г. М. Маленкова с Ю. В. Андроповым…
Отец, насколько мне помнится, никогда не испытывал никакого желания предаться воспоминаниям о пережитом.
«Ага! – слышу голоса оппонентов. – Многие из наших «вождей» успели исповедаться перед потомками, а Маленков почему-то так и не решился сделать это. Так и унес с собой множество кремлевских тайн. Значит, боялся суда истории!»
Отец был убежден в том, что так называемая «вся правда», разглашенная не вовремя, принесет больше вреда, чем пользы. Запомнилась его фраза: «Не нужно говорить людям всего не потому, что нельзя, а потому, что обо всем не нужно знать». То есть – надо созреть до осознания. Не здесь ли кроется один из возможных ответов на вопрос: почему отец не оставил мемуаров? Писать без какой-либо утайки обо всем, что пережито, – время не пришло, а писать с купюрами и подтасовками – лишь увеличивать количество лжи на земле…
Как-то отец положил передо мной том любимого им А. К. Толстого и опять, ничего не объясняя, посоветовал внимательно прочесть историческую пьесу «Посадник». Сюжет ее таков: средневековый Новгород осажден врагами, завтра предстоит решающая битва. И тут вдруг выясняется, что новгородский военачальник, ослепленный любовью к женщине, по неосторожности помог ей выкрасть ключи от потайного хода в город, и они могли оказаться во вражеских руках. И тогда, понимая, что обвинения в измене лишит новгородское воинство полководца, – посадник новгородский берет вину на себя. «Ради города, – говорит он, – отдам не только жизнь, но и честь…» Не о своем ли жизненном пути размышлял отец, давая мне прочесть эту пьесу?»
Вот такие воспоминания сына Маленкова попали в мои руки. Так чего же так боялся и почему так молчал Маленков? Лишь через 15 лет после его кончины неожиданно стало известно то, что заставляет совершенно по-новому нарисовать картину смерти Сталина и все, что делалось до и после этой таинственной смерти.
Оказалось жив тот человек, который, что называется, каждый день отвечал своей головой за питание Сталина… Впрочем, это отдельный рассказ.
Сталина нашли мертвым
Зовут меня Геннадий Николаевич Коломейцев. Полковник КГБ в отставке. Почетный чекист СССР. Родился в 1923 году в семье железнодорожника из поселка Кратово. В 41-м окончил среднее Калининское военно-химическое училище. После войны поступил в Институт народного хозяйства имени Плеханова на отделение продовольственных товаров. В 50-м году получил красный диплом и… предложение в аспирантуру. Тут моя судьба, как говорится, сделала крутой поворот. Меня пригласили в Москворецкий райком партии. Первый секретарь, поздравив с успешным окончанием, сказал: «Мы тебя как партийного человека направляем в органы госбезопасности». Я-то собирался в аспирантуру на кафедру пищевой микробиологии. Но! Партийная дисциплина была тогда прежде всего. Только и промямлил: «Спасибо за доверие». Так «распределили» меня в Главное управление охраны, в ГУО, которое возглавлял генерал Власик. В ГУО назначили рядовым сотрудником в 6-й отдел, который обеспечивал питание и обслуживание высокопоставленных людей. Несмотря на то, что я был там единственный по этому делу человек с высшим образованием, да еще в звании старшего лейтенанта, мне предложили перед большой карьерой пройти все ступеньки лестницы, занимавшейся продуктоснабжением «верхов».
В конце концов вышло так, что я отработал около 38 лет ответственным за питание руководителей от Сталина до Горбачева, в том числе начальником Особой кухни Кремля, а также командовал почти 1000 человек, обеспечивавших приемы, завтраки, обеды и ужины главных лиц страны.
…У нас особый был контроль. Особый подбор людей, которые работали у Сталина: сестра-хозяйка Валя Истомина, 2 подавальщицы Кленина и Миронова. Были 4 повара. Главный – Борис Владимирович Судзиловский. Потом Маренов, Сливкин и Бугаков. На подмену давали еще Колобова.
Когда Сталин умер, Берия всю сталинскую обслугу разогнал. Всю! Кого – куда! Единственная, кто ушла на пенсию, сестра-хозяйка Валя Истомина. Кстати, она омывала тело Сталина перед положением в гроб. Ее девичья фамилия была Жбычкина. Два брата ее Жбычкины работали у нас в 6-м отделе на 501-й базе, которую скоро возглавил я.
Это была спецбаза, обеспечивающая питанием руководителей партии и правительства и высоких зарубежных гостей, которые приезжали и проживали в госособняках и в кремлевской резиденции. При 501-й базе была спецлаборатория. Все продукты проверялись. И сказать, что кого-то там ими могли отравить, полная галиматья. Это исключалось на сто процентов. Я сам все пробовал. И, как видите, живу до сих пор.
Итак… как умер Сталин. Это мне рассказал Орлов Иван Михайлович, комендант дачи Сталина в Волынском, то есть там, где Сталин умер. При жизни Сталина я ни разу не был на этой даче. А когда он умер, мне как-то позвонил Орлов, спрашивает: «Геннадий Николаевич, ты на даче у нас никогда не был?» Я говорю: «Нет».
– Приезжай, посмотришь, как Сталин жил, какая обстановка…
И я приехал в Волынское. Дача самая обычная. Ничего помпезного.
Показал Орлов мне валенки, в которых Сталин любил гулять, тулуп, который Сталин всегда одевал, потом самую простую шапку с длинными ушами. Тоже там висела. Показал он все это и говорит: «У Сталина был такой порядок. Приезжает. Чай попьет или там что… И уходит к себе. Закрывается. Все! Без звонка никто к нему зайти не мог. У него звонок стоял. Если нужно кого-то вызвать, он нажимал звонок. В эту ночь, когда он умер, ни звонка, ничего… Утро. Время подъема подходит: 10, 11… К этому часу Сталин обычно вставал. Брился. Брился сам. В парикмахерскую не ходил. Охрана забеспокоилась. Позвонили в Главное… нет, в 9-е управление. Тогда уже, кажется, было 9-е управление, а не ГУО. Оттуда приехали. Когда вскрыли дверь, он лежал на полу около тахты, на которой спал. У него тахта была. Он лежал на полу уже мертвый…
– То есть… вообще мертвый?
– Мертвый!
– А все говорят, что несколько дней умирал…
– Не-е-е. Нет-нет, он уже мертвый был. Все! Все эти разговоры и газетные сообщения – галиматья. Он уже мертвый был. Все!
Это откровение Орлова, которое он сделал мне по дружбе. Примерно через месяц после похорон Сталина.
Этот рассказ Коломейцева в ряде существенных моментов совпадает с данными, полученными моим старым знакомым Феликсом Чуевым от Василия Рясного, одного из тогдашних руководителей МГБ. Кстати, и сын Берии Серго независимо от Коломейцева и Рясного приводит такие факты, которые во многом оказываются на стороне откровений коменданта Ближней дачи Орлова и ставят под сомнение являющуюся чуть ли не официальной версию, выстроенную на воспоминаниях замкоменданта дачи Петра Лозгачева.
Версия Лозгачева
В ночь на 1 марта 1953 года я был на даче… При Сталине в те сутки до 10 утра дежурил Иван Васильевич Хрусталев. Потом его сменил старший прикрепленный Старостин. Еще в ту ночь дежурили помощник Старостина Туков, я и Матрена Бутусова… Кто из гостей был в ту ночь? Как обычно: Берия, Маленков, Хрущев и бородатый Булганин… В пятом часу утра гостям подали машины (Заметьте! Называя, кто дежурил сутки со Старостиным, Лозгачев почему-то забыл (?) перечислить тех, кто сутки дежурил с И. В. Хрусталевым. – НАД.)…
Пришел Хрусталев, радостный: «Ну, ребята, никогда такого распоряжения не было… Хозяин сказал: «Ложитесь-ка вы все спать. Мне ничего не надо. И я тоже ложусь. Вы мне сегодня не понадобитесь». И правда, за все время, что я работал, это был единственный раз, когда хозяин сказал: «Ложитесь спать…» Мы были, конечно, очень довольны, получив такое указание, и смело легли спать.
1 марта было воскресенье. В 10 часов мы, как обычно, уже все были на кухне… Сталин вставал в 11–12, а иногда даже в 10 часов он уже не спит… Но вот уже 2 часа дня, а движения в его комнатах нет (так у нас говорилось, когда он спал). Начинаем волноваться… Уже 6 часов вечера, а мы не знаем, что делать. Вдруг звонит постовой с улицы: «Вижу, зажегся свет в малой столовой». Ну, думаем, все в порядке… И… опять ничего! Восемь, девять, десять – нет движения. Не знаем, что делать. В это время почту привозят – пакет из ЦК. А почту передать – это моя обязанность… Обычно входим мы к нему, совсем не крадучись, иногда даже дверью специально громко хлопнешь, чтобы он слышал, что ты идешь. Он очень болезненно реагировал, когда тихо к нему входили… Ну, я открыл дверь, иду громко по коридору (наш служебный дом соединен коридором метров в 25 с его комнатами, туда ведет дверь отдельная), а комната, где мы документы кладем, она как раз перед малой столовой, ну я вошел в эту комнату, гляжу в раскрытую дверь в малую столовую, а там на полу Хозяин лежит и руку правую поднял… вот так… Все во мне оцепенело… Он еще, наверное, не потерял сознание, но и говорить не мог. Слух у него был хороший, он, видно, услышал мои шаги и еле поднятой рукой звал меня на помощь. Я подбежал и спросил: «Товарищ Сталин, что с Вами?» Он, правда, обмочился за это время и левой рукой что-то поправить хочет, а я ему: «Может, врача вызвать?» А он в ответ так невнятно: «Дз… дз…» Дзыкнул и все. На полулежали карманные часы и газета «Правда». На часах, когда я их поднял, полседьмого было, в половине седьмого с ним это случилось. На столе, я помню, стояла бутылка минеральной воды «Нарзан», он, видно, к ней шел, когда свет у него зажегся. Пока я у него спрашивал, ну, наверное, минуту-две-три, вдруг он тихо захрапел… Слышу такой легкий храп, будто спит человек… Звоню Старостину: «Быстро ко мне…» Пришел (пришел, не прибежал! – НАД.) Старостин, тоже оторопел. Хозяин-то без сознания… За Старостиным Туков и Мотя Бутусова пришли. Общими усилиями положили его на диванчик… Я Старостину говорю: «Иди звонить всем без исключения!«…Яне отходил от Хозяина, он лежал неподвижно и только храпел. Старостин стал звонить в МГБ министру Игнатьеву, но тот испугался и переадресовал его к Берии и Маленкову… Мы перенесли Хозяина в большую столовую на большой диван – там воздуха побольше. Укрыли пледом… Бутусова отвернула ему завернутые рукава сорочки – ему, наверное, было холодно. Старостин дозвонился до Маленкова. Спустя примерно полчаса Маленков позвонил нам: «Берию я не нашел». Прошло еще полчаса, звонит Берия: «О болезни товарища Сталина никому не говорите».
…В 3 часа ночи… приехали Берия и Маленков… Входят: «Что с Хозяином?» А он лежит и чуть похрапывает… Берия: «Что ты панику поднимаешь? Хозяин-то, оказывается, спит преспокойно. Поедем, Маленков!» Я им все рассказал, как было, а Берия: «Не поднимай панику!..» И уехали.
…В восьмом часу утра заявляется Хрущев: «Как Хозяин?» Говорю: «Очень плох, с ним что-то случилось…» Хрущев говорит: «Сейчас врачи приедут»… Между половиной девятого и девятью прибыли врачи…
Версия Рясного
(В изложении Ф. Чуева)
Беда со Сталиным случилась в ночь с 1 на 2 марта 1953 года. Рясному позвонил его подчиненный Старостин: «Что-то товарищ Сталин не просыпается… уже слишком долго. Что делать?»
– А ты поставь лестницу или табуретку и загляни! – посоветовал Рясной Старостину.
…Над дверью, где спал Сталин, было стеклянное окно. В комнате стоял диван, стол. Маленький столик для газет и рядом с ним мягкий диванчик, покрытый шелковой накидкой. Старостин приставил лестницу, заглянул в окно и увидел, что Сталин лежит на полу. Потрясенный, он тут же позвонил Рясному, у которого на даче всегда дежурила машина. Рясной помчался к Сталину. И сразу на ту же лестницу. Сталин лежал на полу. Похоже было, что он спиной съехал с диванчика по шелковой накидке.
– Скорей звони Маленкову! – приказал Рясной Старостину. Дверь в спальню была заперта на ключ, а ключ был у Хозяина. «Не знаю, что делать, – говорит Рясной, – приедет Маленков – распорядится. Я-то что? Дать указание ломать – не имею права…»
Маленков и Берия приехали вместе. Рясной (B. C. Рясной (1904–95) – тогда замминистра МГБ. – НАД.) встретил их во дворе, доложил о случившемся и добавил: «Надо срочно вызвать врачей!» Маленков побежал в коридор к телефону…
Версия Берии
(В изложении его сына Серго)
…Светлана ошиблась с рассказом об агонии своего отца. Сталин умер, не приходя в сознание. Он не сделал ни единого движения, даже глазами.
Вот что я узнал от моего отца. Члены Политбюро пришли к Сталину накануне вечером. Он их рано отправил по домам, так как плохо себя чувствовал и хотел спать. На следующий день охранники заметили, что дверь его комнаты закрыта дольше обычного (обычно он закрывался на ключ, не желая быть застигнутым кем-либо врасплох). Они постучали – ответа не последовало. Офицеры побоялись ломать дверь и позвонили Маленкову и моему отцу, которые посоветовали им взломать дверь. После этого все трое (вместе с Хрущевым) отправились к Сталину. Они нашли его лежащим на диване без сознания, с едва заметным дыханием. Вопреки тому, что рассказывали в печати позже, они сразу вызвали врачей: Мясникова, известного кардиолога, и трех или четырех других специалистов. Приехала служба реанимации, его положили на диван и сделали сердечный массаж. Врачи осмотрели его и поставили диагноз (Странно, то Сталин – на диване, то его только кладут на диван… – НАД.)…
Версия профессора Мясникова
Уж коли сын Берии упомянул о Мясникове, имеет смысл привести для сравнения и любопытное, нигде больше не встречавшееся, воспоминание самого профессора: «Еще вчера до поздней ночи Сталин, как обычно, работал у себя в кабинете. Дежурный офицер из охраны еще в 3 часа ночи видел его за столом (он смотрел в замочную скважину). Все время и дальше горел свет, но так было заведено. Сталин спал в другой комнате. В кабинете был диван, на котором он часто отдыхал. Утром, в седьмом часу, охранник вновь посмотрел в замочную скважину и увидел Сталина распростертым на полу между столом и диваном. В ночь на второе марта у Сталина произошло кровоизлияние в мозг…»
Что касается дежурного офицера из охраны, которого упоминает Мясников, то я недавно встречался с офицером, охранявшим Сталина в ту ночь. Правда, он не был единственным, кто наблюдал тогда за сталинскими комнатами… Впрочем, лучше об этом пусть расскажет сам офицер Егоров Павел Иванович. В то время лейтенант госбезопасности из выездной охраны Сталина, которая одновременно стояла и на 6 постах вокруг сталинского дома на Ближней даче, сменяясь каждые 2 часа.
Последняя ночь вождя
– Про эту ночь, – говорит Егоров, – про каждый ее час исследователями всего мира написаны целые книги. Я же готов рассказать о времени с нуля до 2 часов ночи, потому что именно эти часы остались в моей памяти навсегда.
Мой пост № 6 находился как раз у окон той самой Большой столовой где, как принято считать, и закончилась жизнь Сталина.
Окна расположены достаточно высоко над землей, но так, что с поста более или менее можно отслеживать происходящее в комнате, поскольку окна в ней никогда не зашторивались, и обычно всю ночь (и даже днем!) горел свет. Вот это обстоятельство как раз и пригодилось в ту трагическую мартовскую ночь.
Где-то между часом и двумя пополуночи приходит ко мне на пост 1-й замначальника «выездной охраны» товарищ Старостин и спрашивает: «Как там? Случайно не видно движения в Большой столовой?»
– Да нет.
– Как только увидишь товарища Сталина, сразу сообщи мне!
– Хорошо, – говорю, – а сам глаз от окон не отрываю. Свет горит вовсю, а никого нет. Нет и нет. Через некоторое время, минут, может, через 20, опять Старостин идет. Я ему снова доложил, что ничего не видел, а он и говорит: «Не знаю, что и делать… Обычно в это время мы ему чай с лимоном подаем, а сейчас что-то не зовет… Пойти самому – можно нарушить отдых. Неудобно будет. Короче, если что, ты мне звони».
Больше он не приходил. Утром 2 марта я сменился. Отдежурил еще сутки с 3-го на 4-е, приезжаю домой, а там – Бог ты мой, сообщение по радио: в ночь с 1 на 2 марта у товарища Сталина был удар, тяжелое состояние, врачи предпринимают все возможное…
Слова Егорова о том, что еще в 2 часа ночи не знали, что произошло со Сталиным, нашли некоторое подтверждение в мемуарах Хрущева. Хрущев, приехавший в ту ночь на вызов чекистов, говорит: «Мы зашли к дежурным и спросили: «В чем дело?» Они объяснили: «Обычно Сталин часов в 11 вечера обязательно звонил, вызывал, просил чай… Сейчас этого не было». Вывод: утверждение, что врачи не вызывались к Сталину около 14 часов, не соответствует действительности.
И еще одно воспоминание Егорова имеет существенное значение. Он сообщил мне, как И. Хрусталев вдруг начал рассказывать доставившим тело Сталина на вскрытие, что последнее время Хозяин стал закрывать все двери на запор. Согласно этому откровению Хрусталева дверь в комнату, где находился мертвый(?) или смертельно больной(?) вождь, все-таки пришлось взламывать. А это соответствует версии коменданта дачи Орлова, рассказанной Коломейцевым, но расходится с общепринятой версией Лозгачева – дескать, к Сталину просто вошли и увидели, что случилось…
Могло быть и так
Итак, одна версия противоречит другой, но особенно отличается версия Коломейцева. В ней интересно все, но особенно интересно и даже сенсационно то, что касается самой смерти Сталина. Ничего подобного не приходилось даже слышать, хотя документов, воспоминаний и книг на эту тему прошло через мои руки столько, сколько другим и не снилось. До сих пор главная версия сводилась к тому, что охрана нашла Сталина в полубессознательном состоянии. И потом он тяжело и долго умирал с 1 по 5 марта 1953 года.
В разных моих исследованиях и раньше отмечалось, что в обнародованных официальных и неофициальных сообщениях о кончине вождя слишком много нестыковок. Напомню о некоторых из них. Например, по одним данным, болезнь настигла Сталина в квартире в Москве; по другим – это произошло на даче в Волынском. Одни (Шепилов, Волкогонов и прочие) утверждали, что Сталин скончался утром, другие («Комсомольская правда», Радзинский и т. д.) – вечером. По версии Лозгачева – Сталина нашли «в одной нижней солдатской рубашке», а в «Истории болезни» врачи, прибывшие по вызову в 7 часов утра, сразу записали: «Больной лежал на диване в бессознательном состоянии в костюме». Получается, что Сталин не успел даже раздеться, чтобы лечь спать, и все, скорее всего, случилось с ним ранним утром (около 5–6 часов утра), а не вечером, как рассказывает Лозгачев. Лозгачев говорит, что озябшего Сталина «укрыли пледом». И ни слова о том, когда Сталина успели одеть к приезду врачей в костюм! Все так, словно на диване лежали два Сталина: первый — «в одной нижней солдатской рубашке», второй — «в костюме»… Абсурд или за этим скрывается какая-то тайна?!
Учебники истории учат, да и сын Маленкова говорит, что назначение нового руководства страны состоялось 6 марта, а в архивах Старой площади я обнаружил документы, согласно которым это было сделано еще с 3 по 5 марта, то есть при жизни вождя.
И вот новая, кажущаяся совершенно невероятной, версия, – «версия Орлова – Коломейцева». По ней Сталина сразу нашли мертвым, а все остальное, что сообщалось на этот счет (если следовать логике новой версии), делалось для того, чтобы у стоявших во главе страны лидеров было время поделить власть и организовать ее по-своему. В пользу такого предположения следующее воспоминание профессора медицины Мясникова: «Маленков дал нам понять, что… он (следующий за Сталиным Председатель Совета Министров) надеется, что медицинские мероприятия смогут продлить жизнь больного на достаточный срок. Мы все поняли, что речь идет о необходимом сроке для организации новой власти и подготовки общественного мнения…»
Тут самый подходящий момент вернуться к тому, с чего я начал эту главу – к рассказам Г. М. Маленкова, который считал, что «вся правда», разглашенная не вовремя, принесет больше вреда, чем пользы, что «не нужно говорить людям всего не потому, что нельзя, а потому, что обо всем не нужно знать». То, что так до последних дней он поступал даже со своим сыном, – теперь доказанный (в том числе и признаниями самого сына) факт, а именно: Маленков якобы в порыве большого откровения все-таки рассказал сыну, как умирал Сталин, как 5 марта единственному Маленкову Сталин пожал перед смертью руку и тем самым как бы благословил его на наследство властью. После чего и состоялось уже официальное коронование Маленкова в Кремле 6 марта… Это по рассказу Маленкова.
А теперь приведем кремлевские документы и откроем то, чего «не нужно знать всем». А «не нужно знать всем», оказывается, то, что согласно документам сперва соратники разделили сталинскую власть, а только потом приехали с ним (еще живым!) прощаться. И особенно «не нужно знать всем» то, что официально несколько дней(!) одновременно, в стране существовало два председателя Совета Министров СССР – не то умирающий, не то уже мертвый Сталин и здравствующий Маленков. Однако это уже явное нарушение Конституции, то есть самое настоящее преступление против Основного закона страны, когда официально живой еще Сталин официально еще не освобожден от должности, но тем не менее на эту должность официально уже назначен Маленков… Не этого ли так боялся и не из-за этого ли так молчал Маленков(?), придумав сыну трогательную сцену прощания со Сталиным и благословения его на власть самим вождем, что и было сделано якобы на другой день 6-го, а не с 3 по 5 марта 1953 года, как свидетельствуют добытые мною на Старой площади документы. И вот тут следует обратиться к словам, которые на одном из послесталинских пленумов сказал Хрущев прямо в лицо тогдашнему Председателю Совета Министров СССР Маленкову: «У него нет твердого характера, хребта не хватает… может испугаться, сдаться». После этих слов трудно поверить, чтобы Маленков мог решиться пусть при тяжелобольном, но еще живом Сталине занять его пост Председателя Совета Министров. Выходит, Сталин был уже мертв(?!) и преступления против Основного закона страны не было?! Поэтому Маленков и согласился занять пост Председателя Совета Министров… не пост исполняющего обязанности Председателя Совета Министров, а, повторяю, именно пост Председателя Совета Министров СССР.
Поскольку же «людям не нужно знать обо всем», соратники решили официально объявить, что Сталин еще жив. Это тем, не совсем простым смертным людям, которые голосовали за это назначение Маленкова якобы еще при жизни Сталина 5 марта, а остальным смертным объяснили (и объясняют в учебниках вплоть до наших дней), что было это назначение 6-го, то есть уже после смерти вождя.
…Исходя из логики «версии Орлова – Коломейцева», следует сказать, что все крайне противоречиво изложенные в разных мемуарах воспоминания о том, как тяжело и долго умирал Сталин, касаются уже не самого Сталина, а… его двойника, который Берией «был уполномочен» играть роль умирающего вождя… И сыграл ее, как знает весь мир, так убедительно, что не только давно не видевшая умиравшего отца дочь, но даже и постоянно ухаживавшая за ним сестра-хозяйка Валя Истомина, не говоря уже о «случайных врачах», не обнаружили (или сделали вид, что не обнаружили?) ужасающую и кощунственную подмену… Кстати, не этим ли(?) объясняется и тот факт, что срочно(!) после смерти Сталина его ближайшая обслуга «отправилась» либо подальше от Москвы, либо вообще на тот свет, как, например, Иван Хрусталев – якобы последний человек, видевший Сталина живым и здоровым (Это сказали мне охранники вождя – Ю. Соловьев и П. Егоров. – НАД.)…
Как бы там ни было, новая версия еще больше запутывает и без того неясную картину кончины этого таинственного, так и не разгаданного человека.
