Текст книги "Убийца избранных: Конрад (СИ)"

Автор книги: Николай Белоусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Убийца избранных: Конрад

Пролог

В небольшой хижине ютились пятеро. Шестеро, если считать новорожденного мальчика, который сосал грудь матери и сжимал её палец.

За этим наблюдали три незваных гостя. Их дары лежали недалеко от колыбели малыша, и аромат ладана скрашивал бедное жилище плотника.

Сам он стоял в стороне и в недоумении чесал затылок, за что такое внимание к его первенцу? Пространные разговоры про звезду, про юного царя. Но тут же плотник перевел взгляд на золото, которое принесли гости, и улыбнулся. Он сможет купить инструмент получше, древесину подороже, и спустя несколько лет они с женой поменяют эту халупу на достойное жилище.

В помещении царила идилия, где каждый радовался своим мыслям. Троица дарителей шепотом предсказывали будущее и спорили друг с другом, мать кормила ребенка, а плотник радовался, что ему повезло, что в дом пришла удача.

Но раздался стук.

Не дожидаясь ответа хозяев, в дом ввалился средних лет мужчина. Он стряхивал снег с головы и улыбался. Казалось, что сапоги его состояли сплошь из швов и заплаток, справа на поясе висели потрепанные ножна, а поверх ремня веревка с несколькими десятками различных монет.

Плотник поймал себя на мысли, что никогда не видел таких монет, если это были они: костяные, деревянные, треугольные.

«Неужто еще один расщедрится?» – подумал он и расправил плечи.

– Пути нынче эмм… тяжкие. Бродяга, что крышу не найдет – дорогой станет. – не глядя на присутствующих заговорил новый гость. Его акцент менялся от слова к слову. – У вас же так принято выражаться? – с улыбкой спросил он, обвел взглядом присутствующих, задержал его на дарителях, на младенце и помрачнел. – Опять опоздал.

Плотник не мог оторвать взгляд от бродяги. В один миг тот будто постарел, ссутулился, а от улыбки не осталось и следа. А когда тот вздохнул, то хозяин дома готов был поклясться, что так вздыхают старики.

– Не грустите, – ответила жена плотника, глядя на ребенка, – порадуйтесь с нами – рождение моего сына предсказала молодая звезда. Так эти добрые господа сказали.

Бродяга поджал губы, положил дорожный плащ у двери.

– К сожалению, они правы. – помолчал и добавил. – Простите.

Конрад вытер нож об одежду одного из волхвов. Он запомнил всех троих. Месяц назад они забрали последних лошадей на конюшне, поэтому ему пришлось идти пешком. Поэтому он опоздал. Поэтому все мертвы.

Он отказывался встречаться взглядом с мертвецами. Они ведь смотрят. Они всегда смотрят. Кто-то с удивлением, другие с ненавистью, но чаще всего с мольбой.

– Тебе стоило подождать всего несколько дней. – обратился Конрад в пустоту, смешивая слова разных языков. – просто потерпеть и всё прошло бы хорошо. Лучше, чем обычно.

Он знал, что его не слышат. Знал, что ему не ответят. Но надо было хоть как-то спастись от чувства вины за лишние жертвы.

Конрад высвободил молоток из заскорузлых пальцев плотника, поискал среди даров мелкую монету, но таких не было – только золото. У хозяев тоже не нашлось других денег. Поэтому он взял гвоздь, проделал дыру в золотой монете и повесил на веревку.

– Надеюсь, последняя.

Сколько раз он повторял это, не счесть. Но точно знал, когда сказал это впервые – когда повесил на пояс первую.

Конрад вышел в морозную ночь и посмотрел на небо. Звезда, что его вела, погасла.

Глава 1 Часть 1

Конрад брел по старой дороге вдоль фьордов и одиноких просоленных деревьев, похожих на заснеженные ивы. Нога то и дело проваливалась в пустоту между булыжниками, как будто кто-то воровал камни из хулиганства или потому что в них нашли следы золота – металла, которым когда-то славились местные шахты.

Множество деревень, шахтерских поселков наполняли эту местность, пока золото не кончилось. А с ним и интерес к ней: ни достойной бухты, ни крупицы хоть чего-то стоящего. Конрад вспомнил, как один из шахтеров сказал, когда уходил:

– Здесь остались только камни, грязь и куча голодных шлюх.

А спустя пару лет список сократился только до камней и грязи. Большинство деревень вымерло. Но осталась пара, куда еще приезжали торговцы, в надежде, вдруг местные найдут очередную жилу. Хотя вот уже…

Конрад задумался. Попытался вспомнить, когда закончилась золотая лихорадка. Пейзаж выглядел несколько иначе: скалы не казались такими истерзанными, да и деревьев было больше – они стеной закрывали друг друга от соленых ветров, а теперь редкие одиночки все равно, что вяленный окорок, оставленный на праздник.

В одну из деревень он и направлялся – в самую старую, которая была здесь еще до шахтеров и их прихлебателей.

Большинство хижин покосились, в одних обвалились крыши, у других разобрали стены, от третьих остались треснутые камни, где когда-то дымились печи. Зрелище, напоминающее о недолговечности человеческих жизней и их трудов.

Дорога тянулась через всю деревню. Конрад отсчитал несколько поворотов, так похожих друг на друга, остановился, оглянулся. Снова пересчитал. Пригляделся к окружающим домам, к горам на востоке, к морю на севере. Не могла ли это быть одна из многих других деревень, но за сотни дней пути от нужной? Перебрал в памяти дорожные развилки, города, которые пришлось обойти, и с облегчением выдохнул – нет, всё-таки он там.

Дошел до старого дома, который дополнился конюшней и вторым этажом. Узнал засечки на торцах бревен, узоры, которые вырезал бессонными ночами.

Конрад поднялся на крыльцо, почувствовал запах варева, тепло, что тянулось из-под двери. Глянул на вечернее небо, чтобы убедиться, что его привела сюда не звезда, а желание, привычка.

Он всегда сюда возвращался, когда мог. Когда не приходилось вновь искать дороги через болота, через моря, через ледники и горы, чтобы потушить лишнюю небесную искру.

– А мне показалось, что это Тим снова боится постучать. – окликнул его женский голос.

Конрад вздрогнул и посмотрел на окно слева от крыльца. Увидел девушку с чуть горбатым носом, что достался ей от отца и рыжими волосами матери. След от муки украшал лоб, а закатанные рукава рубахи говорил о том, что она готовила ужин.

– Ну, ты хотя бы без цветов. – продолжила она. – заходи, дядя Конрад.

Он улыбнулся, точнее, вытянул вверх сначала левый уголок губ, затем правый, как будто сомневался, что так и надо поступать.

В голове пронеслись вихрем женские имена, но тут же Конрад вспомнил, что нужное надо искать среди детских: Мика, Анна, Кункула…

– Зоя? – попытался он.

Девушка усмехнулась.

– Надеюсь, как дверь открыть ты вспомнишь быстрее.

И исчезла.

Конрад толкнул дверь и через миг почувствовал себя дома. Прошло не меньше десяти лет, а голова медведя всё также висела в углу.

"Бурый." – с теплотой вспомнил его имя.

По центру стол, на котором он вырезал места, где побывал. С каждым разом эта карта становилась всё обширнее. Собрание свитков и рукописных книг превратилось в свалку на полках. Отец Зои – Михаил такого бы не допустил.

– Я уж подумываю их пожечь. – сказала Зоя, проследив за взглядом Конрада. – но дрова пока не кончились, да и места мало занимают.

– А Михаил… – начал он.

Но Зоя прервала.

– С крыши упал и сломал шею. Позапрошлой весной.

– А…

– Три зимы назад застудилась и померла от лихорадки.

Конрад не знал как к этому относиться. Множество людей готовы были годами работать, чтоб получить хотя бы половину из этих книг.

– Сжигать. – прошептал он. – Но в них столько интересного.

Зоя вытерла лицо полотенцем, но на волосах еще осталась мука.

– Не когда их прочитываешь по четыре-пять раз. – она остановилась рядом с печью, посмотрела через плечо на книги и свитки. – К тому же, в этой деревне они никого не спасли. Даже от скуки.

Конрад посмотрел на полки, на Зою.

Лавочка скрипнула и процарапала половицы, когда Конрад отодвинул её, чтобы сесть.

Зоя усмехнулась, не оглядываясь, и продолжила.

– Это ты правильно. Как раз ужин готов. Гостей на ждала, но дня на три еды хватит. Это если поголодать решишь. Но поверь, я сегодня такого наварила, что обидишь, если не вылакаешь досуха. Эй, да хватит на них уже пялиться, будто другого ничего нет!

Конрад вздрогнул, попытался подобрать нужное выражение лица, но после долгой дороги мышцы казались окаменевшими.

– Я не… – он вздохнул. – Твой отец очень дорожил ими.

– Эка невидаль. – вскинула руки Зоя. – Матушкой то он дорожил, а не уберег. Черепичной крышой дорожил, да она и сгубила его. Еще и присыпала в добавок, что можно было не зарывать. – она подождала и заговорила тише. – Будь его воля, быть мне соплячкой до конца дней, чтоб на коленях сидела и только знала, что смеяться и с щенками бегать.

Конрад снял плащ и положил рядом, спрятал в него ножны и веревку с монетами. Провел пальцем по вырезанным в столе рекам, горам, названиям стран и морей.

– А я надеялся еще раз увидеть.

Зоя сняла со стены ухват и достала горшок из печи. Тот потемнел от бесчисленных слоев сажи, крышка покрылась трещинками, а несколько кусочков, судя по темным сколам отвалились давным давно.

– Все мы надеемся, дядя Конрад. А в итоге вот она я – одна в доме с кучей всякого хлама, на который нет времени. Один только Бурый меня радует. – сказала она и кивком указала на голову медведя. – но разговаривать с ним чуть тяжелее, чем с другими селянами.

Зоя поставила горшок на стол и заулыбалась. От варева пахло тимьяном и розмаринов, листьями смородины и целым ворохом трав.

И Конрад вспомнил, когда она еще десятилетней девчушкой пошла к обрыву, чтобы набрать птичьих яиц. Сорвалась и распорола ногу. Держалась за камни и мох, пока её на спасли, и только тогда разревелась.

– Каша остывает. – сказала Зоя.

Только сейчас Конрад заметил миску со кашей.

Он взял ложку и заговорил:

– Михаил тоже не особо дружил с соседями.

Зоя уперлась локтем в стол и положила голову на ладонь.

– К нему хотя бы свататься не приходили.

– Тим?

– Один из. У нас девок мало. Некоторым приходится ехать в другие села, чтобы жену привести, а кто-то не теряет надежды меня обрюхатить. Сама не знаю, чего я тут сижу еще. – она посмотрела на книги, на развешенные травы, на инструменты отца, покрывшиеся тонким слоем ржавчины. Провела пальцем по Удавке – тонкому перешейку между двух материков. – наверное, тебя ждала. Кто-то же должен был рассказать об отце. Соседи с тобой и говорить не станут.

Конрад поник.

– А если бы я не пришел?

Зоя пожала плечами.

– Осталась бы дурой. Или вышла замуж за Тима. – вздохнула и мрачно улыбнулась. – еще глупее идейка, но зато не в одиночку помирать. Представь, что отца никто не нашел, не похоронил. Лежал бы во дворе, да гнил. А вот окочурься я и что? Животинку жаль – одуреют с голодухи, или еще хуже – соседям достанутся. – Она посмотрела на гостя и посветлела. – Но теперь ты тут, стало быть ждала не зря, да и не сидеть тебе в одиночку.

Мужчина попробовал кашу, закрыл глаза и насладился как тепло растекается по всему его телу.

– Все равно не стоило.

Зоя сдвинула брови и спросила.

– Потому что…?

Конрад вздохнул. Попытался вспомнить как бы на её языке мягче сказать, что все это было бессмысленно, ведь она так потратила больше, чем потерял бы он. Очередной пустой дом, ушедший друг, потерянная любовь. Сколько раз это повторялось?

– Я привык к этому.

Он попытался вложить в эти слова горечь, принятие своей судьбы, но Зоя схватилась за эту фразу как рысь за горло.

– О, да, ты привык. – протянула Зоя. – Должно быть у тебя много отцов было. Или таких, кто ждет тебя каждую осень, таких, что каждый день рассказывают своим детям о друге, которого хотят увидеть перед смертью. Ты то привык, дядя Конрад. А что прикажешь мне? Махнуть на всё рукой, и пойти куда глаза глядят? Я вообще-то ждала тебя.

– Не стоило. Я ведь и умереть…

Зоя выбила ложку из руки Конрада и, упершись в стол, вскочила.

– Не стоило. Ну, спасибо. Теперь уж точно не буду. Выйди за порог, я тут же умчусь. Чего какого-то олуха ждать? Да что там? Сейчас, только юбку подберу и на первой же телеге куда глаза глядят. Ты поймешь, ты привык, а мне и сидеть тут не стоило. Слушать пересуды, самой поле возделывать, самой отца и о скотине заботиться.

Конрад переводил взгляд от одной вещи к другой, судорожно вспоминая хоть что-то, что смогло бы утешить Зою. Но разум не мог найти нужных слов поддержки, успокоения. Лишь бестолковые оправдания, объяснения, которые никогда не действовали.

– Я бы хотел помочь. – сказал Конрад, отчаявшись, но заметил удивление в глазах девушки. Он понял, что заговорил на другом языке и продолжил на местном, – но я не знаю как. Прости, я привык, что здесь кто-то живет. Кто меня знает. Твой отец, твой дед, твоя прабабка и дальше. Я могу их всех перечислить, могу рассказать, как я сидел на могиле твоего предка, где проложили дорогу, которую позже забросили. Рассказать, как спускался со скалы к морю, чтобы забрать останки другого твоего родича и похоронить в горах, как и обещал ему. Но для тебя это чужие люди. Все, кроме Михаила. Для меня – друзья. И он никогда ничего не просил у меня, лишь чтобы я продолжил карту на столе и рассказал о людях, которых видел. Они ему казались интереснее соседей, хотя… – Конрад утёр слезу и представил, что перед ним сидит не двадцатилетняя девушка, уже женщина, а девочка на коленях у улыбчивого и добродушного человека, мечтающего уехать из этих мест. Как и его отец, его бабка и другие родственники, даже во времена золотого безумия.

Он еще взмахивал рукой, но слова застыли, уперлись в сжатых от горечи зубы. Вереница друзей и подруг, что превратились в прах, как и их мечты, желания.

– Хотя люди везде одинаковы? – подсказала Зоя, выдернув его из болезненных воспоминаний.

Конрад помолчал, собираясь с силами, успокаивая рассудок, и кивнул.

– Есть отличия, но…

Девушка обошла стол, подняла ложку, вытерла подолом и положила в миску.

– Он знал это. Потому и не уезжал. Говорил, что здесь ты его точно найдешь, да и стол не перевезти.

Зоя грустно улыбнулась одновременно с Конрадом.

– Было тяжело, дядя Конрад. Мне тяжело, я же привыкла жить с ним, что он всем занимается. А как не стало… Проклятье, даже погрустить времени не было. Только зимой, когда из дома носу не сунуть. Да и тогда закапывалась в эти твои свитки, книжки, лишь бы не думать о том, как быть дальше. Так сдуру чуть замуж не вышла. Благо у пьяных язык, что твоя жизнь. Повезло. Ха. Ждала, что вот приедешь ты, пожалеешь сиротку и увезешь. А как увидела, поняла, хотел бы увезти – отца увез. Хотела бы сама, чтобы меня увезли – ушла бы. – она уперла локти в стол и ссутулилась. – Так мерзко, а тут еще ты говоришь: «Я привык». Ну разве так можно, дядя Конрад?

Она поморщилась, попыталась сдержать слезы, но они всё равно катились, падали на карту на столе новыми озерами, наводнениями в прибрежных городах.

Конрад положил ей руку на плечо.

– Если тебя держат эти книги, этот стол. Давай сожжем. В свитках после пяти раз ничего интересного, а что толку смотреть на карту, если не побывать в местах, что на ней обозначены?

Зоя тихо засмеялась.

– И о чем мне тогда мечтать? Не о Тиме же. Он и двух слов связать не может.

Конрад взял руку Зои и погладил костяшки.

– Люди должны быть с людьми.

– Уж кто бы говорил.

Они молчали, каша остывала. Где-то на улице ссорились старухи, собака заходилась лаем. Кто-то стучал, пилил. В углу скребла мышь.

– Когда ты уйдешь? – прошептала Зоя.

– Когда загорится лишняя звезда.

Девушка освободила руку и рванулась к нему, обняла. Сжала со всей силы.

Конрад попытался отодвинуть её, но ощутил неимоверную усталость. Ведь ему сейчас никуда не нужно, он там, где его всегда ждали, где он мог расслабиться и где хотел бы остаться навсегда.

Он одной рукой прижал девушку к себе, а второй погладил по волосам.

– Ты и в прошлый раз так говорил. Ты всегда это повторяешь. Я знаю. Папа об это говорил, и дедушка тоже. – проговорила она ему в грудь.

– Потому что это правда. Но сейчас я здесь, и это главное.

Глава 1 Часть 2

Конрад рубил дрова и радовался. Ему всегда это нравилось. Когда впервые взял топор, когда приходилось этим зарабатывать на жизнь, когда это давало простую задачу, где не надо думать, принимать решения, предсказывать последствия. Просто. Рубка. Дров. Путешествия, знакомства, смерти, пейзажи, архитектура не изменили его. Так ему казалось. Потому что до сих пор он получает удовольствие от тех же вещей, что и раньше, ненавидит то же самое, что и прежде. Всё просто. Еще не загорались бы звезды и можно считать, что жизнь удались.

Когда возвращался в дом, то корпел над столом и правил ландшафт. Всё, что вырезано, не стереть, но он оправдывал себя, что история должна сохраниться. Пусть на этом столе останутся города, память о которых истлела, высохшие реки, сгоревшие леса, исчезнувшие народы.

Плотницкий инструмент Михаила резал с той же точностью, что и раньше. Это была еще одна вещь, что приносила удовольствие. По крайней мере, он видел результаты своих дел. Сдувал древесную пыль, проводил пальцам по новым узорам карты и грустно улыбался, вспоминая цели своих путешествий.

«Меня вела звезда.»

– Каково это? – вдруг спросила Зоя.

После нескольких дней он привык к её речи и больше не путался в словах.

– Путешествовать? О, постоянные мозоли, пыль, пустой желудок. Много всего необычного, или глупого, или красивого, или настолько странного, что не можешь отмыться от мыслей об этом как от патоки в волосах.

Она провела ногтем по только что появившейся долине.

– Быть бессмертным. Ты всех нас считаешь детьми?

Конрад вздохнул. Сложный вопрос. Неприятный. Отложил инструмент, но взгляда не поднял.

– Кого-то больше, кого-то меньше.

– Всё потому что мы глупые и ничего не смыслим? – она подняла на него взгляд. – Мы хрупкие и слабые. – последние слова Зоя говорила по слогам, – пока ты пересекаешь моря и горы, деревни чахнут, люди дряхлеют и умирают. Какого это?

Конрад поднялся и снял со стены веревку с трофеями. Сел рядом с Зоей так, что коснулся её плеча, отодвинул позеленевшую бронзовую от засаленного узелка. Указал на него.

– Вот здесь я был счастлив. Думал, что Боги благословили меня, что я за свою жизнь сделаю больше, чем кто бы то ни был. Буду управлять городами, и точно успею насладиться каждой наложницей в гареме. – Он усмехнулся. – Да, когда-то я мечтал и о таком.

Зоя приподняла бровь.

– Теперь не мечтаешь?

– Точно не о гареме и не о городах. Затем была моя первая звезда – вот она. Позеленела, смялась. Отверстие не в центре и я каждый раз боюсь, что она отвалится. У меня тогда тряслись руки как у старины Тома, когда он видел свою жену.

– Я его не знаю.

Конрад осекся.

– Прости, он умер лет двести назад.

Она отодвинулась от него и посмотрела в глаза.

– Ты мог бы не напоминать о возрасте?

– Да, конечно, прости.

Зоя улыбнулась

– И не извиняться.

Мужчина запустил пятерню в волосы, вздохнул.

– Договорились. После того первого раза, я надеялся, что мне больше не надо будет куда-то бежать, искать дороги, нужных людей. – Конрад пальцем отсчитывает по одной монете. – И с каждой новой монетой, я понимал, что ничего не успеваю. Годы идут, люди стареют, а я всё также в дороге. Когда кто-то заводил детей и становился старостой, я всё также боролся с дождём и зноем. Пока архитектор выстраивал дело жизни, а кузнец совершенствовал мастерство, я делал то, в чем сложно стать лучше других – я шел.

Девушка протянула руку к серебряному треугольнику в середине, мизинцем коснулась пальцев Конрада.

– Если тебе это не нравится, почему не остановишься?

– Потому что так… надо? Это сложно объяснить. Я столько раз пытался.

– Остановиться?

– Объяснить.

Зоя погладила зазубренный край монетки.

– Когда попробуешь осесть, расскажи.

– Хотел бы пообещать, что узнаешь об этом первой, но…

Она перебила его, и её голос стал грустным.

– Пообещай. Я привыкла.

Конрад аккуратно освободил треугольную монету из её пальцев и встал, чтоб отнести веревку к стене.

– Может и не понадобится. – Он постарался улыбнуться настолько жизнерадостно, насколько умел, но вместе с тем фальшиво. – В этом мире всякое бывает. Уж поверь. Однажды я встретил прекрасную женщину, которая…

Зоя откашлялась, сдвинула брови и посмотрела в сторону, затем в окно.

– Дядя Конрад, я тут вспомнила, ворота в хлеву покосились, почини, пожалуйста. А я трав к ужину нарву.

Она вышла, топая деревянными подошвами по крыльцу. А Конрад остался стоять возле стены, на которой сушились еще свежие мята и чабрец.

***

День проходил за днем, пока Конрад и Зоя жили вместе. Ему приходилось выходить и отворачиваться, когда она переодевалась. И хоть просила его не быть ребенком, потому что чего только он за свои годы не видел, в этом вопросе Конрад был последователен.

Иногда к их дому подходил темноволосый парень и подолгу стоял возле ворот, смотрел чем они занимаются. Но упрямо молчал.

Однажды когда Конрад чинил ограду во дворе, то не выдержал и помахал ему. Тот лишь нахмурился.

Это заметила Зоя.

– Даже не думай приглашать его. Мне и так хватает ягнячьих глазок. Еще и он припрется.

Конрад растерялся, отложил молоток и утер пот.

– Это ведь Тим? – по выражению лица Зои он понял, что угадал. – Вроде бы скромный малый.

– И скучный.

Конрад пожал плечами.

– Хорошие люди редко бывают очень интересными.

Зоя фыркнула.

– Значит, одна черта хорошего человека у меня уже есть.

– Ты игнорируешь человека, который в тебя влюблен.

Она мрачно посмотрела в сторону ворот, но Тима уже не было.

– Я уже сказала, что мне хватает о ком заботиться. Ты сам видел его: смотрит, как будто ждет чего-то. Бродяжки и те не настолько жалкие.

– А если он осмелится зайти?

Зоя хмыкнула.

– Как зайдет, так и выйдет. С кем я готова нянчиться, так это со скотиной. И с ней хотя бы поговорить можно.

Конрад взял молоток и принялся забивать в землю деревянный столб.

– Людям нужны люди. Иначе можно в одиночестве и помереть. Ты, кстати, сама об этом говорила.

– Или в петлю залезть от скуки. – она перелезла внутрь ограды, оттолкнула поросенка. – я правда пыталась с ним поговорить, даже учила читать. Чтобы книги обсудить. Он ни в какую. А я только и знаю мнение отца, да и то на любой вопрос ответ «Подрастешь, сама поймешь». Вот я и подросла.

Она отвела взгляд и поджала губы.

Конрад опустил руки и посмотрел в окно, в котором виднелся верхний угол шкафа с книгами.

– А он умер.

– Ага. – она помолчала. – Не надо было тебе с ним знакомиться. Бродил бы себе по каким-нибудь другим селам. Проще было бы. Хотя тебе не понять. Ты же в городах бываешь, общаешься со всякими интересными людьми, знаешь истории стран. Тебе не успевают надоесть разговоры про пшеницу, рожь, чахлых куриц, цену на гвозди.

Конрад внимательно смотрел на Зою. Она кусала губы и мяла тканевый пояс.

– А стол? Тебя спроси, что произошло там или там, и я услышу историю про то, как из-за гибели дочки кузнеца восстала деревня, которая позже выросла до целой страны. Или про кораблекрушение и смерть королевы с наследником. Еще куча всего в этой пыльной куче. – Зоя отмахнулась, но Конрад понял, что она о книгах. – А я в окружении свиней, коров, да с лошадью в обнимку слушаю, как кто-то кому-то за унцию муки морду разбил в драке, да еще залил кровью весь мешок, что никому не досталось.

Конрад улыбнулся ситуации, потому что она напоминала ему множество похожих, но с куда большим размахом.

А Зоя продолжала себя накручивать.

– В мире столько всего проиходит, ты столько всего рассказывал, а отец повторял, что… Мне просто жалко Тима. Он хороший парень, наверное, но это как есть просто жареное мясо, когда узнала про специи. – она подняла взгляд на Конрада. – Как мне с ним жить, если я его не буду уважать, если он не будет мне интересен?

– Это не худшее, каким может быть… муж?

– Но худшее, что я могу себе представить. Скучный отец моего ребенка. Злобного дурака хотя бы кочергой можно огреть, по яйцам дать, укусить за лицо. – Зоя загибала пальцы и ходила вперед назад, пока свиньи следили за ней. – оторвать ухо, а что мне делать с таким? Жалеть? Я же возненавижу себя.

Конрад медленно выдохнул. Поработать уже не получится.

И правда, что ей делать? Он бы и рад подсказать, но вспомнить бы хоть раз, когда у него стоял похожий выбор. Это как вояка будет советовать художнику, как надо рисовать полководцев, которых тот видел пару раз, и то со ста шагов.

– Ну вот. – сказала Зоя, глядя в лицо Конрада. – тебе стало скучно. – она нервно усмехнулась. – Знаешь, неприятно быть на месте Тима. Когда ты выкладываешь душу, а тебя едва слушают.

Она кричала. Деревенские, должно быть, уже бегут, чтобы получить новых сплетен. А Конрад в который раз чувствовал себя виноватым.

Именно поэтому он приезжал в эту деревню к Михаилу и всем его предкам. Так уж вышло, что никто из них не ставил ему в укор его судьбу, никто не жаловался. Люди просто жили. С Зоей оказалось всё гораздо сложнее. Она больше всех оказалось готовой, чтобы уехать. Слишком похожа на Нику.

«Только в этот раз я не ошибусь, и не буду давать обещаний.»

– Идём в дом. – сказал Конрад, положил на столбик молоток.

Зоя уже раскраснелась и открыла рот, чтобы возразить, но опустила плечи и устало кивнула. Она полезла через ограду и заговорила.

– Что-то я…

И в этот миг Конрад ощутил, как его сердце замерло, а челюсти сжалить.

«Только не…» – он не успел додумать мысль.

Его тело пронзила боль, которая ударила в основание, шеи, разбежалась по позвоночнику, а оттуда по рукам и ногам. В глазах потемнело, он перестал чувствовать хоть что-то кроме боли, которая нарастала и пульсировало. Казалось, что глаза вывалятся, а из ушей хлынут фонтаны крови, легкие взорвутся изнутри.

Не было ни верха, ни низа, время превратилось в одно продолжительное мучение, которое не кончалось. Любую мысль тут же вышибало очередным спазмом, очередной судорогой. Всё, что он мог сейчас – это испытывать боль, ощущая, как все его тело выкручивает наизнанку, а кости растираются в пыль.

Конрад пришел в себя, лежа на земле. В мышцах еще осталось эхо боли, но оно забывалось, как сон. Его правой щеки касалось что-то холодное.

– Тише, тише, всё хорошо. – слышал он шёпот Зои.

Это она гладила его по щеке, а голову держала у себя на коленях, пока он лежал рядом со свинарником.

Он попытался встать, но руки Зои мягко придавили его.

– Полежи еще. Вдруг оно не кончилось.

Конрад знал, что если уж он пришел в себя, то всё только началось. Но приступа можно не бояться.

– Достаточно, Зоя. Мне надо собираться.

Последние слова легли тяжким грузом на грудь. Оказалось, что ему приятно лежать вот так на коленях у молодой девушки. Когда это было в последний раз?

Руки девушки замерли.

– Собираться? Уже.

Он воспользовался её растерянностью и вскочил.

– Но ведь в прошлый раз ты пробыл у нас год или два. Нет, останься!

Снова этот взгляд.

Конрад нахмурился, ощущая, как чутье велит ему идти на юго-восток. Он покосился на небо, но было слишком светло, чтобы увидеть проклятую звезду.

– Зато больше не буду мешать вам с Тимом. – сказал он, вытер грязь с лица и пошел в дом.

– С Тимом? Проклятье, Конрад. Да остановись ты!

Нельзя медлить. Чем быстрее он доберется, тем скорее покончит со всем этим. Может быть, ему даже удастся сделать это тихо, без лишнего шума. Не как в прошлый раз. Но для этого нужно спешить.

Первым делом Конрад повязал на пояс ремень, веревку с монетами и взял ножны. Пока он это делал, Зоя уже стояла к нему в упор.

– Твоя звезда может подождать.

Он развернулся.

– Не может. Чем…

– Остановись. – она схватила его за лицо. – Ты же никогда не пытался этого сделать. Попробуй сейчас. Что тебе мешает?

Зоя почти плакала.

– Я должен.

Как же банально это звучало. Не счесть сколько раз он сам это слышал, сколько произносил.

– Кому не плевать, что ты должен? Там же, в твоих же книгах. – она метнулась в пыльному шкафу и вытащила фолиант с тремя закладками. – вот здесь же. Умники твои говорят, что человек ничего не должен, пока он сам это не решил!

Зоя указывала на строчки философских размышлений. Мудрых и величественных, пока это не касалось обычной жизни.

Она заглянула ему в глаза и покачала головой.

– Тебе плевать на них. Ладно. Тогда возьми меня с собой. Дай только месяц, две недели. Я продам животину и пойду с тобой. – Зоя схватила походный мешок за миг до того, как его взял Конрад. – У нас будут деньги на еду, на ночлег. Возьмем тебе новые сапоги. Конрад, пожалуйста.

Зоя держала мешок изо всех сил.

Конрад не попытался забрать его, обогнул её и подошел к столу.

Она переживет, она очень сообразительная и сильная девочка. Девушка.

«Женщина.»

Конрад пытался не замечать его и связывать образ Зои с девчушкой, что сидела у него на коленях. Это всё упрощало.

– Ответь хоть что-нибудь. Тебе эта треклятая звезда дороже, чем дочь старого друга?

Он взял рейку, положил её конец к точке на карте, где сейчас находился, прислушался к ощущениям и посмотрел возможный путь. Леса, степи, пустыня. Несколько деревень, средний город и столица Харийского каганата.

Конрад боковым зрением заметил размах, но не придал значения.

Его щеку обожгло. Сам он отшатнулся от стола и посмотрел на Зою.

Её волосы растрепались, она часто дышала и смотрела с яростью воительницы. Но спустя мгновения, как их взгляды пересеклись, Зоя смягчилась.

– Прости, ты не слушал. – она метнулась к нему и схватила за руку. – Останься сколько сможешь. На неделю, на пять дней, на ночь.

Конрад замер. Видимо, у него на лице что-то промелькнуло, и Зоя ухватилось за это.

– Останься на ночь. – Она сглотнула. – Со мной.

– Нет!

Он произнес это громче и резче, чем следовало.

Зоя отпустила его руку и посмотрела на карту на столе.

– Так вот зачем мы тебе. Чтобы держать карту в удобном месте и знать куда идти.

Конрад задохнулся от такого предположения.

– Нет. Зоя. Михаил был мне другом, а ты…

– А я тебе никто. – Сказала она и шмыгнула носом. – Даже не… – она осеклась, схватила первый попавшийся кусок ткани, набросила на плечи и закуталась, уставившись в пол.

Продумывать маршрут сейчас было худшей идеей. Лучше это сделать в дороге, благо он помнит карту.

Конрад глубоко вдохнул и шагнул к Зое, попытался коснуться её плеча, но она отшатнулась.

– Я всегда буду помнить тебя.

– Помнить. Может, еще монетку за меня повесишь? – она подняла на него злой взгляд. – Хотя нет, ты же не обрюхатил меня. Или всё-таки решишь пополнить коллекцию?

Она отпустила край ткани, и тот повис, приоткрывая вышивку на её платье.

– Зоя. Они не про это. Если бы я мог…

– Ты можешь. Просто останься и…

Глаза Зои расширились. Она посмотрела на рейку, что осталась лежать на столе, на точки и названия, которые она пересекала. Её взгляд забегал с карты на Конрада и обратно.

– Нет. Нет, это… – она часто задышала и отступила на шаг. – Звезды. Это ведь люди, да? Ты убиваешь людей. И каждая монета – человек. – Зоя улыбалась и отходила к столу с ножами. – А если звезда появилась недавно, то это… Скажешь сам, дядя Конрад?