Текст книги "Паруса над волнами"
Автор книги: Николай Внуков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Николай Внуков
Паруса над волнами
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
От автора
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
то из нас не мечтал выйти в море на бриге с высокими мачтами, с бортами, украшенными красивой резьбой, с резным капитанским мостиком и с огромным штурвалом, который в бурю с трудом удерживают огрубевшими от канатов руками два матроса?
Кто не представлял себя суровым морским волком с темным от загара лицом, обдутым ветрами всех широт, человеком, который плавал и останавливался где хотел, распоряжался отплытием и погрузкой, ремонтом и отдыхом, читал, как книгу, созвездия на ночном небе, убивал панику короткими приказаниями и повидал за свою жизнь такие чудеса, которые даже не снились сухопутному человеку?
Кто хоть раз не уносился в мечтах своих на неведомый остров, в затененную пальмами бухту которого, убрав паруса, медленно входит стройная шхуна, и охмелевшие от вида земли моряки, последний раз рванув весла, до половины вгоняют шлюпку на белый коралловый песок и салютуют новому берегу из кремневых пистолетов?
…Но мечты так и остаются мечтами.
Они никогда не сбудутся.
Все меньше парусников ходит по морям земли, а неоткрытых островов уже не осталось.
«Санта Мария» Христофора Колумба, «Индевр» Джеймса Кука, «Нева» Ивана Крузенштерна, «Диана» Василия Головнина, крохотная «Йоа» Руала Амундсена… Подчас мы даже не знаем, какой из этих знаменитых кораблей нашел себе могилу на дне океана, а какой провел свои последние дни в тиши заброшенной гавани.
Сотни славных имен!
Что от них осталось сейчас?
Имена капитанов в учебниках истории и регистровых книгах.
Пожелтевшие, потрепанные на сгибах карты с курсами, проложенными по всем океанам земного шара.
Судовые журналы в архивах адмиралтейств и судовых компаний.
Фрахтовые документы.
Да еще рассказы самих моряков, большей частью сухие, немногословные…
А жизнь на море?
А дороги в Неизвестность?
А страшные штормы, когда от ударов волн расходится деревянная обшивка бортов и матросам приходится дни и ночи работать у помп?
И моменты, когда не выдерживали уже ни судно, ни его экипаж.
Корабли живут, как люди, и умирают, как люди.
Иные погибают в бою, до самого конца не опустив флага.
Иные тонут в тихой воде, вблизи родных берегов.
Некоторые умирают таинственной, до сих пор неразгаданной смертью, и страшные легенды ходят о них среди моряков.
А есть и такие, которые кончают счеты с жизнью сразу же после рождения.
Но имена остаются – славные и бесславные, известные всему миру или только историкам.
Белые крылья парусов, крылья мечты!
А ведь на самом деле они не белые, а грязно-серые с рыжеватыми и зеленоватыми потеками сырости, потому что паруса не праздничное украшение корабля, а его главный двигатель. Их поливали дожди средних широт и захлестывали ливни тропиков. Они покрывались коркой льда за Полярным кругом и со звуком пушечного выстрела лопались под неожиданным ударом шквала. И тогда их пересекали грубые рубцы швов, и заплаты разных форм и размеров бороздили их ровную поверхность. Никогда не ставились они для праздников, а существовали для тяжелой работы.
Об этой работе я и хочу сейчас вам рассказать.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
«Санта Мария»
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
В средние века борта кораблей обшивали досками внакрой – верхний ряд досок немного перекрывал нижний, и обшивка была похожа на черепичную крышу. До сих пор так обшивают деревянные шлюпки. Это хорошая, прочная обшивка. Но на нее идет много досок, борта корабля от нее тяжелеют, да и выступающие кромки поясов обшивки создают излишнее сопротивление корпуса в воде.
В начале XV века во Франции, в Бретани, судостроитель Жюльен спроектировал корабль, которому суждено было стать главным кораблем географических открытий. Жюльен первым попробовал сделать обшивку морского судна вгладь. Доски не нахлестывали друг на друга, а плотно пригоняли одна к другой, как паркет, приклепывая к ребрам корпуса – шпангоутам – нержавеющими медными заклепками. Стыки досок и поясов проклеивали смолой. Корпус выходил легким и прочным. Если корабль получал пробоину, то не нужно было снимать весь поврежденный пояс – достаточно было сорвать поврежденные доски и вместо них подогнать новые.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
По-французски такая обшивка называлась «карвеель», и корабли получили от нее имя «карвеелы», или – в испанском произношении – «каравеллы».
Именно такой корабль выбрал для своего плаванья по Морю Тьмы, как назывался тогда Атлантический океан, Христофор Колумб.
До XVIII века дожили огромные парусно-гребные суда – галеры. Они были длиною до пятидесяти метров и имели до тридцати весел с одного борта. Каждое весло обслуживали 3–6 гребцов. Галеры делились на два типа: зензили – узкие, быстрые и маневренные – и бастарды – более широкие и менее поворотливые, но поднимающие большой груз. Самые большие галеры строили в Венеции.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
то было очень давно, до войны, в 1937 году. Я учился тогда в пятом классе и сидел за одной партой со своим другом Орионом Кирилловым.
В тот день, о котором я хочу рассказать, мы провинились.
После большой перемены был урок географии.
Сергей Иванович, наш седенький старый географ, быстро вошел в класс, махнул нам рукой – «садитесь» – и открыл журнал, чтобы проверить отсутствующих. Отсутствующих не оказалось.
– Прекрасно, – сказал Сергей Иванович. – Сегодня я никого не буду спрашивать. Буду только рассказывать. Я расскажу вам о великом плавании Колумба…
Он повернулся и посмотрел на доску. Там должна была висеть карта. Но карты не было. Дежурный забыл ее принести из учительской.
– Внуков и Кириллов, принесите, пожалуйста, карту полушарий! – сказал Сергей Иванович.
Мы вскочили и наперегонки бросились в учительскую.
Карта оказалась огромной, наклеенной на материю и намотанной на две черные деревянные жерди. Орька ухватился за одну жердь, я – за другую, и мы потащили полушария в класс.
Нам нужно было пройти весь длинный коридор.
Орька шагал так быстро, что я едва успевал за ним, держась за конец своей жерди.
– Чего летишь? – крикнул я и дернул жердь на себя, чтобы остановить Кирилла.
Полотно треснуло сразу на всю длину, и черная палка оторвалась от карты. Она оторвалась так ровно, будто карту снизу обрезали ножницами. Я отлетел к стене.
– Ну вот… дернул… – сказал Орька, испуганно глядя на то, что осталось в его руках. – Чего дергаешь? Что теперь будем делать?
Наверное, можно приклеить, – сказал я. – В учительской клей, я видел…
Сергей Иванович открыл дверь класса, поправил очки и уставился на разорванную карту.
– Океан цел? – спросил он. – Ладно, идите в класс. Повесьте ее на доску. Мне нужен Атлантический океан.
Мы повесили карту на крючки. Она сразу же до половины свернулась в трубку.
– Будете держать ее весь урок. Стойте и держите. Вот так. А после уроков отнесете ее в столярную мастерскую и отремонтируете. Хорошо, что цел Атлантический океан.
Мы стояли у доски до конца урока, придерживая руками нижние углы карты, а Сергей Иванович рассказывал.
Наверное, благодаря этому мы внимательно прослушали весь урок с начала и до конца. И только тогда поняли, что Сергей Иванович – замечательный рассказчик.
– Итак, – начал Сергей Иванович, – в пятницу третьего августа тысяча четыреста девяносто второго года – запомните это хорошенько! – из большого торгового порта Палое в Испании отплыли три корабля под командованием адмирала Христофора Колумба. Самый большой корабль назывался «Санта Мария». Колумб нанял его, или, как говорят моряки, зафрахтовал, у Хуана де ла Косы, опытного капитана и оборотистого торговца. Судно де ла Косы носило имя «Мария Таланте», но Колумбу это название показалось легкомысленным, и он приказал изменить его на «Святую Марию». Адмирал был глубоко верующим человеком и думал, что святая Мария, которой поклоняются все католики, поможет ему в трудном плавании.
«Санта Мария», по нашим понятиям, была совсем маленьким судном – не больше современной рыбачьей шхуны, всего 110 тонн водоизмещением.
Но в те времена она не казалась маленькой. Вот два других судна адмирала – «Пинта» и «Нинья» – были совсем крохами: ни дать ни взять – шлюпки под парусами. Но испанцы считали их вполне приличными океанскими судами.
В учебниках географии «Санта Марию», «Пинту» и «Нинью» обычно называют каравеллами. Странно, ни сам Колумб, ни историки того времени не называли их так. В своих дневниках адмирал несколько раз отмечал плохую поворотливость нао «Санта Марии». А нао – это не каравелла, а судно типа нефа. Типичными для каравелл были латинские, косые паруса. Четырехугольный парус несла только фок-мачта. А из вахтенного журнала Колумба известно, что на «Санта Марии» было четыре прямых паруса: фок, грот, бизань и блинд. Прямыми парусами были вооружены и «Пинта» и «Нинья». Так что суда Колумба по ошибке назвали каравеллами. Впрочем, это не имеет значения. Важно, что на этих малютках адмирал осмелился выйти в Атлантический океан – Море Тьмы, как он тогда назывался, – и пересек это не известное европейцам море за тридцать три дня…
Сергей Иванович концом указки показал на карте путь кораблей Колумба.
Дальше он рассказал, каким тяжелым оказалось плаванье, как корабли попали в штиль в Саргассовом море, похожем на болото, заросшее водорослями, как пришлось матросам рубить эти водоросли топорами, как чуть не взбунтовались команды, как 12 октября в два часа ночи матрос «Пинты» Хуан Родриго Бермехо из Трионы увидел на западе в море огонек и как безумный закричал: «Тьерра! Тьерра!» («Земля!») От великой радости матросы забыли, что хотели взбунтоваться, и с нетерпением дожидались утра. Утром оказалось, что это не Китай, который искал адмирал, а небольшой остров. Остров назвали Сан-Сальвадор, что значит «Святой Спаситель», и пошли дальше на запад. Скоро пристали к берегу. «Я уверен, что это Индия», – сказал Колумб. Он был уверен в этом до конца жизни, не подозревая, что всего-навсего открыл второй большой остров – Кубу. Слава пришла к Колумбу после смерти, когда люди догадались, что адмирал открыл не новый путь в богатую Индию, а новую часть света – Америку.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Все, что рассказывал Сергей Иванович, я уже знал. У меня была привычка просматривать учебники сразу после того, как мы получали их в школе для нового учебного года. Самые интересные – хрестоматию по литературе, «Историю» и «Географию» – я прочитывал от корки до корки.
Но на этом уроке я услышал от Сергея Ивановича то, чего в «Географии» не было.
Во-первых – о парусах: прямых и треугольных – латинских. До этого я ничего не знал о парусном вооружении кораблей.
Во-вторых, что у Колумба были не каравеллы, а грузовые нао.
И в-третьих, что в Испанию великий мореплаватель возвратился на крохотной «Нинье», похожей на большую рыбачью лодку. Пересечь Атлантику на таком суденышке – уже одно это было огромным подвигом!
Когда оставалось две минуты до звонка, а нас уже не держали у доски ноги, Сергей Иванович закрыл журнал и спросил:
– Вопросы имеются?
Я не выдержал:
– А почему он поплыл обратно не на «Санта Марии»?
– Потому что «Санта Мария» рождественской ночью тысяча четыреста девяносто второго года наскочила на камни близ мыса Френч у острова Сан-Доминго и затонула. Это было первое кораблекрушение европейского корабля у берегов Америки. Вот как об этом пишет биограф Колумба Бортоломе Лас-Касас:
«Пожелал наш господь, чтобы в полночь, когда море было спокойно, как вода в чаше, моряки, убедившись, что адмирал спит, сами отправились на покой, оставив руль на попечение мальчишки…» Я забыл сказать вам, что на «Санта Марии» было два юнги, – пояснил Сергей Иванович. – «Корабль же, увлекаемый течением, шел к камням, которые, кстати сказать, несмотря на ночное время, были видны и слышны (потому что о них с шумом разбивался прибой) на расстоянии целой лиги. Мальчик, который почувствовал, что с рулем что-то происходит, и услыхал шум прибоя, поднял крик, на который вышел адмирал.
Когда адмирал увидел, что вода убывает, оставляя судно на мели, он, понимая, что иного средства не было, приказал срубить мачту и насколько возможно облегчить судно, дабы убедиться, можно ли стащить его с мели. Но под днищем корабля становилось все мельче и мельче, и от ударов о камни расселись доски между шпангоутами и вода затопила трюм…»
Сергей Иванович прочитал этот отрывок на память, не заглядывая ни в какие бумажки. И с этого момента я навсегда влюбился в географа, в географию и в корабли.
С тех пор я видел тысячи изображений «Санта Марии» в разных географических и исторических книгах. Она была и остается самым знаменитым кораблем со времени возникновения мореплавания. Ее пластмассовые сборные модели продаются во всех игрушечных магазинах Европы и Америки.
Но то, что я узнал несколько лет назад, произвело на меня впечатление удара грома с ясного неба. Оказывается, никто из людей на земле так и не знает в точности, как выглядел прославленный корабль! Не осталось не только чертежей (в те времена суда по чертежам еще не строили), но даже достоверных рисунков «Санта Марии»! Не сохранилось судового журнала, который вел капитан «Санта Марии» Хуан де ла Коса. Неизвестна дата ее постройки…
Вот так я увлекся судьбой знаменитых парусников.
Это увлечение не прошло до сих пор.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
«Нева»
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Корабль начинают строить, или, как говорят моряки, закладывают, на земле, на специальной площадке – стапеле.
Сначала вытесывают длинный деревянный брус – киль. Если корабль большой, киль вяжут из нескольких брусьев.
К килю крепят боковые ребра – шпангоуты. Между собой шпангоуты скрепляют продольными брусьями – стрингерами. Противоположные ветви шпангоутов связывают друг с другом поперечными балками – бимсами. На бимсы настилают палубу. Сверху на концы бимсов устанавливают мощный брус – ватервейс. По длине ватервейса делают косые прорези для стока воды с палубы – шпигаты. Чтобы палуба не прогибалась от груза, под бимсы изнутри судна подводят подпорные стойки – пиллерсы. Верх палубы от борта надстраивают фальшбортами. Фальшборт служит для того, чтобы люди и груз во время качки не скатились с палубы в море.
Все тяжелые части корабля поднимались на стапель специальными подъемными кранами. Здесь на гравюре изображен подъемный кран времен Петра I.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Корпус спускался со стапеля на воду без мачт. Окончательная достройка корабля и вооружение его мачтами и парусами делалось на плаву.
Спуск корпуса на воду – очень торжественный момент. Это – праздник для всех работников верфи. Шутка сказать – на постройку даже среднего корабля уходило иногда полтора-два года!
На спуск приглашали заказчика, мэра города, где строился корабль, членов правительства. Корпус украшался национальными флагами, и по древней французской традиции кто-нибудь из женщин, присутствующих на спуске, разбивал о борт бутылку шампанского.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
ей корабль знаменит в летописях Российского мореплавания: на нем, под командою капитана Лисянского, а под главным начальством командора И. Ф. Крузенштерна, русские совершили первое путешествие вокруг света. Он же был употреблен к содействию компанейской рати, под предводительством коллежского советника А. А. Баранова, при покорении Колюжинской крепости на острове Ситхе…»
Из записок флота капитан-командора Головнина
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Мне давно хотелось выяснить судьбу славного шлюпа.
Я знал, что красивейший фрегат русского флота «Паллада» был похоронен на дне Константиновской бухты Императорской гавани на Дальнем Востоке (сейчас бухта Постовая Советской Гавани). Что фрегат высочайшей славы «Аврора», давший имя знаменитому броненосному крейсеру, был в 1862 году разобран на дрова в бухте Авача на Камчатке. Что родная сестра «Паллады» и «Авроры» – прекрасная «Диана», которой командовал Головнин, разбилась во время цунами[1]1
Цунами – огромные океанские волны, возникающие во время землетрясений или подводных извержений вулканов.
[Закрыть] о берега Японии. Но как погибла «Нева»?
Долго и безуспешно я искал книги, в которых упоминалось бы о судьбе «Невы». И вдруг в руки мне попалась замечательная «История кораблекрушений» английского историка флота Дункена, переведенная на русский язык в 1822 году самим Головниным! Капитан-командор не только перевел книгу, но дополнил ее описаниями «достопримечательных кораблекрушений, в разные времена претерпенных Российскими Мореплавателями». Книга была издана для служебных целей тиражом всего в шестьсот экземпляров, и государственный адмиралтейский департамент включил ее «в число штатных книг, на военные суда отпускаемых, а начальников купеческих судов обязать иметь оную».
За полтора века мало экземпляров дожило до нашего времени.
И вот я погружаюсь в эту редчайшую книгу.
Читаю ту ее главу, где говорится о гибели «Невы» Лисянского.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
«Главный правитель Компанейских Колоний[2]2
Имеются в виду бывшие русские колонии на Аляске.
[Закрыть] коллежский советник[3]3
В царской России гражданский чин, соответствующий армейскому чину подполковника и морскому – капитана первого ранга.
[Закрыть] Баранов, проведя в Америке беспрерывно двадцать лет, желал под старость возвратиться в отечество, чтобы остаток жизни провести в кругу родственников и друзей; на сей конец просил он о назначении ему преемника… Тогда предложил услуги Компании коллежский советник Тертий Степанович Борноволоков. Летом 1812 года прибыл он в Охотск, чтобы оттуда ехать в Америку…»
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Я отрываюсь от страницы, на минуту закрываю глаза.
Передо мною проплывает Охотск начала прошлого столетия.
Приземистые склады, рубленные из тяжелых бревен, темные избы, мачты кораблей, покачивающиеся в сером небе…
Картина становится все отчетливее, как в остановленном кадре фильма. Я уже вижу людей у пирсов, различаю смутный гул голосов… Знаю – сейчас полностью погружусь в текст, перестану замечать его, буду видеть только людей, корабли, море… Даже запах волны почувствую…
Ну! Скорее! Скорее! Еще несколько строк!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
«Для доставления Борноволокова в Америку директоры назначили корабль «Нева», над коим начальство поручили флота лейтенанту Подушкину. Офицер сей служил с похвалою в Средиземном море, во флоте, бывшем под главным начальством вице-адмирала Д. Н. Сенявина, приобрел одобрение своих начальников…»
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Итак, в последних числах августа 1812 года «Нева» отправилась с охотского рейда в путь при северо-западном попутном ветре.
Кроме капитана Подушкина и его помощника, штурмана Калинина, на борту находилось пятьдесят шесть промышленников, закаленных севером охотников и рыболовов, четырнадцать служащих компании и четыре женщины, жены и дочери служащих.
В начале сентября подошли к Алеутским островам, и здесь попутные ветры кончились. Начали дуть противные. С небольшой переменой идя от разных румбов компаса, они замедлили ход корабля. Пришлось двигаться лавировками. Целый месяц, переходя от левого галса к правому, «Нева» огибала с юга гряду Алеутских островов. Только 6 ноября показался, наконец, американский берег в окрестностях острова Атха. 7-го боцман доложил Подушкину, что на исходе пресная вода, запасов хватит от силы на два-три дня.
– Придется зайти в какую-нибудь из гаваней островов Кадьяка или Уналашки, – ответил Подушкин.
И снова начались лавировки. Шлюп медленно пробивался на юго-восток сквозь дующий навстречу ветер. Наконец, увидели Лисьи острова и оставили по левому борту остров Умнак. Впереди, за туманом, лежал Уналашка.
Стемнело. Ветер усилился, разгоняя волну. Старая «Нева» тяжело оседала в провалы между водяными холмами.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
«Наверное, будет шторм», – подумал Подушкин, сбросив с плеч плащ и укладываясь прямо в кафтане на жесткую койку.
Он заснул сразу, глухо и покойно.
…Его разбудили толчок и неестественное положение тела. Койка стояла дыбом – ноги упирались в борт. Потом койка тяжело перевалилась на другую сторону – и он почти стал на голову.
«Почему такой крен? Что там творится? Этак мы можем совершить оверкиль, перевернуться!»
Он вскочил с койки, и тотчас его бросило к стене. Сорвав с деревянного колышка плащ, Подушкин завернулся в него и, ударяясь в обшивку прохода между каютами, бросился к трапу.
Ветёр хлестал палубу. Шипела водяная пыль, ударяя в лицо. «Нева» проваливалась, поднималась, ложилась на борт. В сумрачных, трепещущих огнях фонарей он увидел в средней части корабля путаницу вант, из которой торчали обломки дерева. Темные силуэты людей копошились в ней. Кто-то выкрикнул неясные приказания, пересыпая их ругательствами.
Подушкин остановил пробегавшую мимо тень.
– Что случилось, черт побери?
– Ветром сломило грот-стеньгу! – ответила тень, и по голосу Подушкин узнал Калинина, своего помощника.
– Что вы сейчас делаете?
– Рубим веревки и дерево, чтобы освободить корабль от груза.
– Верно, Калинин! Молодец! Как остальные паруса?
– Плохо. Изорвало фок, грот и грот-марсель.
– Спустить их! Заменить запасными!
– Сделано, господин лейтенант! Сейчас заменяем фок.
– Молодец!
– Примите команду, господин лейтенант?
– Предоставляю командовать тебе, как мореходцу, здешний край хорошо знающему…
– Премного благодарен, господин лейтенант!
И Калинин исчез в темноте.
«Хорошо сделал, хорошо! – подумал Подушкин. – У Калинина большой опыт, здешние воды он знает по прошлым плаваньям… Однако море здесь совсем не походит на Средиземное… Он справится лучше меня».
Действительно, Калинин командовал отменно. К утру 8-го сменили все изорванные паруса, поймали юго-восточный ветер, и «Нева» побежала к берегу. Решили идти прямо в Якутат, посадив людей на голодный водяной рацион.
К полудню ветер снова задул в лицо. Калинин пришел в каюту к Подушкину.
– Господин лейтенант, у нас на борту уже двое больных. Воды – на сегодняшний день. Не добежим до Якутата. Мы вблизи Чучатской губы. Там есть хорошая гавань, запасем воды, отремонтируемся…
– На берегу есть какие-нибудь поселения?
– Нет. Край дик и пустынен.
Подушкин подумал, пожал плечами:
– Командуй. Ты такой же лейтенант, как я.
Голой была чучатская земля. Низкие, кривые деревья цеплялись корнями за скалы. Камни и серый песок на берегу. И серое небо над ними. От одного взгляда на этот пейзаж становилось зябко. Но бухта была хороша – глубока и спокойна, и ветра в ней почти не чувствовалось. «Нева» качалась на невысоких волнах.
Спустили шлюпки с бочонками для воды. Двенадцать промышленников поехали искать реку. Остальные под руководством Калинина начали ремонтировать стеньгу грот-мачты и восстанавливать ванты. Работы продолжались почти неделю.
Когда все было приведено в порядок, Подушкин пригласил Калинина в свою каюту.
– Молодец, лейтенант, доволен твоей службой. Хотел бы услышать, что думаешь делать дальше.
Калинин удивленно взглянул на Подушкина.
– Мы должны продолжить плаванье к Новоархангельску[4]4
Новоархангельск – столица Компанейских Колоний на Аляске. Находилась вблизи теперешнего города Ситха.
[Закрыть].
– Я думаю иное, лейтенант. Корабль стар и ненадежен. Я осмотрел его со всем тщанием. Если мы еще раз попадем в шторм, мы можем потерять все мачты… Ветхость подводной обшивки тоже вызывает опасение. Я обдумал и взвесил все. Мне кажется лучшим выходом из положения, в которое мы попали, – перезимовать здесь, в Чучатской губе. Продуктов у нас в достатке, вода под боком, топлива тоже изрядно на берегу – плавень…
Лицо Калинина сделалось вдруг жестким.
– Зимовать? Здесь? Вы представляете себе, что это такое? Вы плавали только по Средиземному морю, вам совершенно неведом климат здешних земель… Я тоже осмотрел корабль – он не так стар, как вам кажется. Тем более, мы находимся в каких-нибудь тысяче двухстах милях от Якутата…
– Корабль не выдержит, я уверен.
– Простите, лейтенант, я плавал по здешним водам больше вашего! И на более худых кораблях! Зимовать нет смысла.
– Почему?
– Хотите знать точно? Так вот. Здесь невероятно свирепый климат. Bы увидите, что такое зимние ветры. На борту у нас теснота – люди не выдержат семи месяцев в вонючих кубриках… А на берегу не из чего построить изб. Солонина и сухари – пища недостаточная. Скоро начнется цинготная болезнь… Вы тоже не знаете, что это такое. А если цинга истребит у нас большую часть экипажа, то мы вообще не достигнем какого-либо порта, обитаемого русскими… Кроме того, недостаток занятия для промышленников приведет их в пагубную бездеятельность… Вот мои доводы. По сим причинам я думаю, что нам надлежит непременно выйти в море и достичь Новоархангельской крепости на острове Ситха.
«Он посягает на мое право командовать кораблем! – подумал Подушкин. – Вот тебе и штурман Калинин. Попробуем приказать».
– Лейтенант, мне кажется, что вы забыли, что вы всего-навсего мой помощник! Приказываю вам повиноваться!
– Я обязан к повиновению, – ответил штурман, – и повинуюсь вам, как начальнику. Но навряд ли вам повинуются промышленные…
Когда Подушкин вышел на палубу, он увидел, что это действительно так. Видимо, Калинин уже успел рассказать о разговоре с капитаном старшине артели промышленников. Охотники, одетые в толстые ватные куртки, обшитые кожей, собрались в носовой части судна. Увидев Подушкина, они разом двинулись к нему, и бородатый старшина, выступив вперед, спросил:
– Когда отплываем, начальник?
– Не отплываем, а остаемся зимовать здесь! – сухо сказал Подушкин.
Охотники переглянулись.
– Я объясню вам свое решение… начал Подушкин, но ему не дали договорить.
– Корабль исправен, надо выходить в море, – сказал старшина. – Мы не подряжались компании зимовать на островах. Мы – свободные люди.
Только сейчас Подушкин увидел, что у всех промышленников в руках ружья.
«Ого! Уж не бунт ли на корабле?»
– Вы что, бунтовать?! – крикнул он. – Вы знаете, что за это главный правитель вас всех посадит в острог?
– Мы не бунтуем, – закричали промышленники. – Пошто грозишь острогом? Нужно идти в Новоархангельск!
– Я сказал, что мы будем зимовать здесь!
– Не можно зимовать здесь, все перемрем от цинги! – закричали промышленники. – Не хотим холодать и голодать в Чучатке!
Подушкин беспомощно оглянулся и увидел спокойное лицо Калинина. Штурман стоял поодаль от него и посматривал на мостик.
Там, наверху, стоял, кутаясь в меховой плащ, Тертий Степанович Борноволоков. Наблюдал за тем, что происходит на палубе.
«Вот кто решит сомнения!» – ударило в голову.
– Стойте, ребята! – поднял руку Подушкин. – С нами едет новый правитель колоний, господин коллежский советник Тертий Степанович Борноволоков. Пусть он будет судьей в сем многотрудном деле!
– Даешь! – закричали промышленники.
Борноволоков спустился на палубу, махнул рукой промышленникам:
– Разойдитесь, ребята! Дело не решается одним словом. Надо подумать.
Собрались в капитанской каюте – Борноволоков, старшина промышленников, Подушкин и Калинин.
Каждый вкратце изложил свое мнение о дальнейшем плаванье.
Борноволоков выслушал офицеров и старшину. Долго сидел молча.
Наконец заговорил тихо:
– По-моему, господа, нужно продолжать плаванье. Конечно, корабль стар, и опасно пускаться в море в зимние штормы. Можно было бы зимовать здесь. Но прав и господин старшина – на сухарях и солонине долго не проживем, а дичи на берегу нет. За сколько дней мы можем достичь Ситхи? – оборотил он лицо к Калинину.
– При благоприятном ветре за десять дней.
– А если ветры не будут благоприятствовать?
– Тогда по воле провидения…
– Господа, я не хочу, чтобы на борту были раздоры. Мне кажется, что опытность лейтенанта Калинина в плаваниях по холодным морям убеждает принять его план. Поднимем же якоря и – с богом!
На том разошлись.
Вечером Подушкин попросил аудиенции у Борноволокова.
– Ваше превосходительство, – обратился он к правителю, – когда мы выходили из Охотской гавани, я был назначен на «Неву» капитаном. По неопытности плаванья в северных морях я подверг опасности жизни доверенных людей и целостность груза. Прошу вашего соизволения быть штурманом при капитане Калинине…
– Вы отказываетесь от командования кораблем?
– Да.
– Причина?
– Лейтенант Калинин более опытен в этих водах.
– Хорошо. Я принимаю вашу отставку. Прошу – пришлите ко мне лейтенанта Калинина.
…Противные ветры бросали «Неву» назад.
Целый месяц потребовалось на то, чтобы пройти тысячу двести миль.
Калинин направил путь «Невы» к мысу Эджком, лежащему при самом входе в Ситхинский залив, где стояла крепость Новоархангельская. Четвертого декабря с борта увидели высокую гору, венчающую мыс Эджком. Теперь рукой подать было до Ситхи. Утром назначили. вход в гавань. Но ночью рванул ветер с такой силой, что даже в дрейфе «Неву» понесло на запад, отбивая от берегов. Утром не то, что горы, но вообще никакой земли в виду не оказалось. Погода свирепела. Шквалы невиданной силы налетали один за другим. Казалось, весь залив Аляска вздыбился гигантскими водяными валами, которые поглотили землю и сейчас ополчились на крохотную скорлупку, несущую в себе горстку усталых людей.
Две недели бесновался Тихий океан, то удаляя корабль от берегов, то снова вынося его к мысу Эджком, и тогда измотавшиеся вконец люди видели под низким небом вершину горы, которая как маяк указывала путь на недосягаемую Ситху. Наконец «Неву» отнесло так далеко на юго-запад, что Борноволоков велел править к Сандвичевым островам, в пояс теплой погоды и слабых ветров. Собрали совет. Обсудили предложение нового правителя и нашли, что мысль его весьма основательна. Но когда подсчитали запасы воды и продуктов, оказалось, что на переход не хватит…
Шторм понемногу стихал.
8 января 1813 года, вскоре после захода солнца, увидели влево высокий берег, по счислению курса и заключению Калинина – мыс Эджком. Берег открылся в то самое время, в которое ожидал его появления Калинин. Штурман торжествовал. Через час появилась на вид и знаменитая гора.
– Вот, господа, мы и дома! – воскликнул Калинин. – Господь привел нас, наконец, к месту.
В сумерки ветер упал до умеренного, «Нева» шла от трех до четырех миль в час. Все на борту успокоились. И хотя ночь надвинулась довольно темная, берег хорошо выделялся еще более темной массой на горизонте.
Под утро пришла пасмурность с дождем и закрыла все.
Однако Калинин велел продолжать тот же курс.
В Ситхинском заливе находится много подводных камней и есть достаточно сильный прилив, действующий неправильно, – высота его не всегда одинакова. Штурман сообщил об этом Борноволокову и Подушкину.
– Господа, я хорошо знаю сии камни. Требуется отменная осторожность, чтобы проходить залив ночью. Но барометр снова предвещает бурю, и только весьма худое состояние корабля заставляет меня отважиться на столь опасный поступок. Я боюсь, что, если крепким ветром нас отнесет обратно от берегов, мы все погибнем в море. Вот почему я решился не упускать благоприятный ветер и идти к Новоархангельску сейчас.
С ним не спорили. Все положились на его уменье.
Борноволоков и Подушкин разошлись по каютам. Калинин остался на мостике.
Часа за два до рассвета Подушкина поднял с койки отчаянный голос с бака: «Земля вплоть перед носом!»
Подушкин выскочил из каюты полуодетым, и первое, что увидел, была высокая, мокрая, покрытая сбегающими струями стена утеса. По палубе метались промышленники. Несколько человек навалились на колесо румпеля, пытаясь отвести «Неву» от смерти. Кто-то кричал, что нужно бросить якорь…
