Текст книги "Карабарчик (изд.1952)"

Автор книги: Николай Глебов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Глава пятнадцатая

Старый хранитель Коргонской каменоломни был неузнаваем. Одетый в лохмотья, босой, он походил на типичного сибирского бродягу, которого можно было встретить тогда на любой из проселочных дорог. Придерживая на ходу боковой кошель, где вместе с хлебными крошками лежали две гранаты, Журавей поучал своего спутника:

– Как только придем в Талицу, все примечай. Где стоят пулеметы, пушки – запоминай, а я займусь другим делом. Если выну из кошеля корку хлеба – это тебе знак: утекай от меня подальше. Понял?

Удаган кивал головой.

– Ежели что случится, скажи Прокопию, чтобы хранил мои георгиевские кресты и медали в сельсовете.

– А твоя разве домой не придет? – Удаган вопросительно посмотрел на своего товарища.

– Гадать не буду, потому боевая обстановка, а ты наказ выполни.

Через час путники заметили группу вооруженных всадников.

– Кто-то едет. – Журавей сгорбился и по-стариковски засеменил навстречу конникам. – Что буду говорить – не вмешивайся, – прошептал он на ухо Удагану и, став на обочину дороги, оперся на клюшку.

Разъезд приближался. Поравнявшись с разведчиками, ехавший впереди всадник, с нашивками урядника, круто остановил коня.

– Дед, партизан здесь нет близко? Журавей прикинулся глухим:

– Ась?

– Партизан, говорю, нет близко?

– Не чую. – Старик приложил руку к уху.

– Глухая тетеря! – выругался колчаковец. – Я тебя спрашиваю, где партизаны? – рявкнул он.

– Ну, теперь понял, – закивал головой Журавей. – Партизаны – они везде. Может, тут… может, там… – Он показал на горы. – А видать не видал.

– А ты кто? – Глаза урядника пытливо смотрели на старика.

– Ась?

– Спрашиваю, кто такой? – крикнул каратель.

– Я человек божий, покрыт кожей, родом из Нерчинска, Пензенской губернии.

– Да ведь Нерчинск-то за Иркутском, а Пенза-то около Москвы, бродяга!

– Никак нет, вашбродие! – ответил по-солдатски Журавей. – Имею от зеленого прокурора документ, где прописано жить мне летом по дорогам, а зимой – на усмотренье.

– А алтайца где взял? – Белогвардеец показал на молчавшего Удагана.

– Он слепой, ну и пристал ко мне. Я ношу боковик, а он – горбовик. – Старик слегка похлопал рукой по кошелю. – Двоим-то сподручнее.

– Так, так… – Урядник что-то обдумывал. – А не сможешь ли окольными путями нас к Тюдрале провести?

– Ась?

– Спрашиваю, в Тюдралу, кроме этой дороги, как можно пройти?

– Мы нездешние, таежных троп не знаем, – уклонился Журавей от ответа и, приподняв рваную шапчонку над лысой головой, проговорил с чуть заметной усмешкой: – До свиданья!

Урядник покосился на бродягу, но, махнув рукой, поехал дальше. Разъезд последовал за ним.

– Моя их ножом резал бы! – со злобой прошептал Удаган.

– Экий ты, брат, горячий! – покачал головой Журавей. – Разведка – дело сложное: нужны смелость, находчивость и хитрость, а лезть напролом – кроме беды, ничего не наживешь.

Вечером, заметив расположенную у талицких ворот заставу, они обошли ее стороной и, пробравшись огородами, оказались в центре села.

Там было людно.

Кроме белогвардейских частей, на площади расположились отряд пехотинцев и артиллерия. Возле церковной ограды, подняв длинные стволы к безоблачному небу, выстроились в ряд английские пулеметы. Здесь же виднелись горные пушки. Чуть подальше стояла виселица с почерневшими трупами людей.

В коротких расстегнутых френчах и широчайших галифе сновали солдаты.

– Заграничное все, – шепнул своему спутнику Журавей, – английское.

Пройдя площадь, путники остановились недалеко от поповского дома, из открытых окон которого слышались пьяные голоса, смех и музыка.

– Господа офицеры гуляют! – усмехнулся зло Журавей, нащупывая рукой гранату.

– Эй, дед! – услышал он голос подходившего к нему часового. – Стоять здесь нельзя.

– Ась?

– Уходи, говорю, чертова перечница!

Глаза Журавея вспыхнули и тотчас погасли. Бросив беглый взгляд на поповские постройки и небольшой садик, старик вместе с Удаганом отошел к площади.

– Штаб Ершова в поповском доме, – сказал он Удагану. – Надо дождаться ночи, а там видно будет. Сейчас пойдем к пехоте. Пока я с солдатами буду тараторить, ты пересчитай зарядные ящики и пушки.

На площади Журавей начал рассказывать окружившим его колчаковским солдатам разные небылицы.

– Что за сборище? – неожиданно раздался окрик офицера.

– Да вот старик анекдоты чудно рассказывает, – поднимаясь с земли, козырнул фельдфебель и показал на Журавея.

Офицер был навеселе.

– Отлично! Господин полковник – большой любитель веселых рассказов. Поднимайся, старик!

Поддерживая кошель, Журавей поднялся на ноги.

– Сейчас пойдем в дом. – Офицер кивнул головой на штабную квартиру.

Вынув из кошеля корку хлеба, старик поднес ее ко рту. Это был условный знак.

Удаган неохотно отошел от Журавея и исчез в толпе солдат.

Спускалась ночь. Окна поповского дома были освещены светом ярких ламп, который ложился на деревья, на широкий мощеный двор, где возле крыльца прохаживался часовой. Завидев офицера, идущего со стариком, он вытянулся в струнку.

Поднявшись по крутым ступенькам, Журавей перешагнул порог большой комнаты и закрыл глаза от яркого света.

– Господин полковник! – услышал он голос офицера. – Вы большой любитель веселых анекдотов…

Журавей открыл глаза и увидел Ершова. Вожак карательных отрядов сидел в небрежной позе в углу на диване, рядом с пухлой хозяйкой дома.

Перед взором старого хранителя Коргонской каменоломни на миг промелькнули опустошенные алтайские села, картина смерти Устиньи. Быстро сунув руку в кошель, Журавей выхватил гранату…

Взрыв потряс поповский дом и эхом прозвучал в горах. С площади к штабу бежали испуганные колчаковцы.

– Партизаны!

Захлопали беспорядочные выстрелы, заревели ошалелые мулы, забились кони. Белогвардейцы с руганью носились по площади, по улицам, по задворкам, разыскивая таинственных партизан.

Между тем, бросив первую гранату, старый гренадер почувствовал, что он ранен осколком. Пол и люди – все завертелось перед его глазами. Падая, он выхватил вторую гранату и, собрав остатки сил, метнул ее на середину комнаты. Последнее, что он уловил в своем сознании, был громовой грохот. Затем настала глубокая тишина…

Глава шестнадцатая

Взбешенные гибелью штаба Ершова, колчаковцы повели яростное наступление на Тюдралу.

Но партизаны, получив нужные сведения от Удагана, достойно встретили белогвардейцев. По дорогам были выставлены крепкие заслоны, замаскированные пулеметные гнезда поливали беспрерывным огнем атакующих беляков.

На тюдралинской площади, заполненной людьми, с боевой тачанки держал речь Прокопий. Многоголосая толпа сельчан шумела, точно горный поток.

– Как с бабами быть?

– Коров и овец куда девать?..

Далеким эхом над селом прозвучал орудийный выстрел, за ним – второй; недалеко за рекой раздался грохот разрыва.

Прокопий, воспользовавшись наступившей тишиной, произнес:

– Согласно постановлению, старики, женщины и дети должны немедленно уходить в горы. Старшим назначаю Вострикова. Остальные – на защиту села!

– Оружие давай! – перебил Кобякова звонкий юношеский голос.

– Да, да, оружие давай! – поддержал народ юношу.

– Постоим за власть Советов!

– Смерть карателям!

– Не быть колчаковцам в Тюдрале!

Прокопий начал вместе с Громоздиным раздавать винтовки и гранаты.

Вскоре тюдралинцы разбились на отряды и двинулись по Талицкой дороге.

За селом их обогнал отряд конницы Алексея Громоздина. Сам командир ехал впереди и, поравнявшись с Прокопием, спросил шутливо:

– Вывел свою команду? Кобяков улыбнулся:

– Тебе в помощь.

– Добре! – Громоздин пришпорил коня.

За его отрядом на маленьких, юрких лошадях промелькнули алтайские всадники под командой Алмадака. Прокопий проводил их ласковым взглядом:

– Молодцы ребята! Орлы!

В пяти километрах от села партизаны остановились. На совещании командиров общее руководство боевыми действиями было доверено Прокопию Кобякову.

Прокопий коротко изложил свой план защиты села и в сопровождении командиров направился к отрядам, ожидавшим приказа.

– Товарищи! Молодую Советскую республику хотят задушить враги. Они хотят, чтобы баи, помещики и капиталисты снова сосали народную кровь. Но нет в мире силы, которая могла бы преодолеть нашу любовь к свободе, наше стремление к лучшей жизни! Смерть палачам! Вперед, партизаны, за власть Советов!

Громоподобное «ура» огласило долину.

* * *

– Слушай, Кирик: давай-ка заберемся на Черную скалу, займем там позицию, – зашептал своему приятелю Янька.

Глаза у Кирика заблестели:

– Правильно!

Со стороны Талицкой дороги Черная скала представляла собой гладкую стену, лишенную растительности. Подъем на нее был возможен лишь с южной стороны, но для этого надо было вернуться в село и вновь идти лесом по едва заметной тропе. Ребята бегом направились в Тюдралу, так как партизанские отряды уже двинулись вперед.

Артиллерийская стрельба усиливалась. Передовые заслоны партизан под натиском колчаковцев медленно отходили. Прокопий расположил свой отряд у намеченной ранее позиции. В небольшой долине разворачивалась конница Громоздина и Алмадака.

Враг приближался. Прокопий скомандовал:

– Залечь по обочинам и камням!

Когда партизанские заслоны, отстреливаясь, отошли в тыл и показались колчаковцы, он подал команду:

– Огонь!

Из-за камней и кустов грянул дружный залп.

– Огонь!

Перешагивая через трупы своих солдат, пьяные колчаковцы густой колонной двигались вперед.

– Огонь по контрреволюции!

Огненная полоса с двух сторон хлестнула по врагам.

– За советскую власть! В атаку!

Прокопий выскочил на дорогу, за ним высыпали тюдралинцы и схватились с врагом врукопашную.

Между тем Янька и Кирик, промчавшись по одному из переулков села, углубились в лес. Их внимание привлек человек, сидевший на пне. Он размахивал руками и ругался отчаянным образом.

– Да ведь это дед Востриков! – разглядев тощую фигуру старика, радостно воскликнул Янька.

Увидев ребят, Востриков принялся еще сильнее ругаться:

– Это ли не срамота! А? Младшего канонира морской артиллерии поставили командовать бабами! А? Да есть ли после этого совесть у людей? – Излив свою обиду юным друзьям, старик сказал деловито: – А ну-ка, пособите ящичек поднять. Вся спина вспотела.

Пень, на котором сидел старый солдат, оказался небольшим ящиком с гранатами.

– А ты куда идешь-то? – заинтересовался Янька.

– Туда, где мне надо быть! – ответил ворчливо старик. – Ступайте за мной! – приказал он и торопливо зашагал по тому направлению, откуда доносился шум боя.

Ребята едва поспевали за ним.

У склона Черной скалы старик остановился и вынул из ящика две гранаты.

– Я эти «ваньки-встаньки» по русско-японской войне знаю, – ухмыльнулся он в седые усы. – Слушать команду! Подносчики гранат, за мной!

Ребята осторожно вынули несколько гранат и стали подниматься на вершину скалы. Чем выше они поднимались, тем шире открывалась перед ними панорама боя.

Белогвардейцы прорвались к Черной скале.

Прокопий был отрезан от конницы Алмадака и Громоздина. Колчаковцы, получив подкрепление, густыми колоннами двигались на поредевший отряд тюдралинцев. Резервы Печерского и Темира не подходили. Создалась опасность полного окружения. Белогвардейцы заранее торжествовали победу.

Неожиданно в самый разгар боя с вершины Черной скалы в гущу колчаковцев полетела граната, за ней – вторая, третья.

– За власть Советов! – прогремел голос старого плотника.

Взрывы потрясли воздух, вызывая смятение врагов.

Ребята едва успевали подносить гранаты, и когда их осталось всего несколько штук, они услышали радостный голос Вострикова:

– Наши, смотри!

Кирик с Янькой взглянули в сторону села, но ничего, кроме облака пыли, не увидели.

Вскоре до их слуха донесся отдаленный топот копыт. То летела конница Печерского и Темира.

– Ура-а-а!

Размахивая шашкой, Иван Печерский врезался в самую гущу врага. Рядом с ним на буланом коне мимо скалы вихрем пронесся Темир.

Не выдержав стремительного натиска, белогвардейцы в панике бросились бежать. Победа у Черной скалы была полной.

Эпилог

Сбылась мечта Яньки и Кирика. После окончания сельской школы комсомольская ячейка командировала их в областной город на учебу. В Мендур-Соконе открылась национальная школа, и Бакаш, как и все ребята, учился в ней.

Накануне отъезда, рано утром, Кирик и Янька в сопровождении учителя вышли на окраину Тюдралы.

Старый учитель был настроен сегодня как-то особенно торжественно.

Село осталось позади. Светило солнце. Его яркие лучи, купаясь в реке, сверкали в брызгах шумного потока.

Путники подошли к сложенному из серых камней маленькому обелиску, вершина Которого была увенчана звездой.

– Простимся здесь. – Сняв фуражку, учитель поправил засохший венок у братской могилы. – Учитесь, ребята! Будьте смелыми в науке, как и в жизни. Храните дружбу, любите Родину. Я старый человек и скажу вам, что нет ничего дороже на свете, чем Советская отчизна. Счастлив тот, у кого любовь к ней живет вот здесь! – Учитель приложил руку к сердцу. – Оберегайте, ребята, мать Родину от врагов, будьте стойкими борцами за коммунизм! – Он поочередно обнял ребят. – Прощайте! – И, ссутулясь, медленно зашагал по косогору…

Вечером к избе Кобяковых подъехал Темир. Он был в новой шубе и шапке, которые надевал в особо торжественных случаях.

– Эзен!

– Здравствуй, здравствуй, Темир! Проходи в передний угол. – Прокопий пододвинул табурет гостю.

Степанида захлопотала возле печки.

– Как у тебя дела на ферме? – спросил Прокопий.

– Хорошо. – Темир посмотрел на присмиревших ребят. – Дьяны-дьел? – спросил он Кирика по-алтайски.

– Да, в светлый путь! – ответил тот радостно по-русски.

Вечер в сборах прошел незаметно. Утром, когда ребята поднялись, кони были уже оседланы и на столе приветливо шумел самовар.

За чаем Прокопий говорил ребятам:

– Когда приедете в город, оставьте лошадей у Ивана Печерского, у него и поживете. Он – военный комиссар области, знаете?

– Знаем.

Напившись чаю, все вышли из-за стола, уселись, по обычаю, на скамьи и несколько минут сидели молча.

– Ну, мать, пора им ехать! – Прокопий поднялся, поцеловал ребят и, в волнении, отвернулся к окну.

Степанида припала к Яньке, потом обняла Кирика и, вытирая слезы концом платка, сказала:

– Учитесь хорошенько, не ссорьтесь.

– Из-за чего нам ссориться? – Янька весело посмотрел на своего друга.

Кирик улыбнулся. Он был сегодня особенно счастлив. Школа! Сколько радостных дум и желаний связано с ней! Маленький алтаец, когда-то бездомный сирота, сын тайги, он будет теперь учиться наравне с русскими ребятами и вернется в горы образованным человеком.

Через полчаса ребята вместе с Темиром выехали из Тюдралы. Не отставал от них и Делбек.

Поднявшись на перевал, всадники остановились. Перед ними в лучах августовского солнца лежал Алтай, страна отважных людей, высоких таежных гор, шумных рек и природных богатств.

С вершины перевала сначала тихо, потом все сильнее и сильнее зазвучала песня ребят:

 
…Как весной на долине цветы,
Наша жизнь расцвела молодая.
Не увидим мы больше глухой темноты
На горах голубого Алтая.
 

Вторя голосам своих юных друзей, запел Темир:

 
Ярче самых больших костров
Полыхает зарница, играя.
В жизни нашей нет радостней слов,
Чем слова о цветущем Алтае.
 

Все три голоса слились в торжественный хор:

 
…Никогда не замолкнут в горах
Песни счастья о новом Алтае…
 

– Ну, друзья, до скорой встречи! – Охотник протянул ребятам руку.

– До свиданья, Темир!

Мальчики долго смотрели вслед своему другу и, когда он вместе с Делбеком скрылся за поворотом, вновь запели.

Далеко в долине, окруженной синей дымкой гор, Темир остановил коня и, приподнявшись на стременах, еще раз поглядел на перевал.

Но Кирик и Янька были уже далеко на большой дороге.