Текст книги "Карабарчик (изд.1952)"

Автор книги: Николай Глебов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Николай Александрович Глебов
Карабарчик

Часть первая

Глава первая

Из Ануя Евстигней Тихонович Зотников выехал в полдень. Стояла жара. В горячем воздухе трепетало марево, и, казалось, все живущее на земле попряталось в тени. Поникли и травы, только яркие огнецветы, раскинув свои желтые лепестки, как бы радовались палящему зною июльского солнца. Тишина. Изнемогая от Жары, Зотников откинулся в глубь тарантаса и задремал. Не заметил, как проехал небольшое алтайское село и стал подниматься на перевал. Вдруг лошадь остановилась и беспокойно повела ушами. Евстигней проснулся и лениво подстегнул коня:

– Н-но-о!

Лошадь не двигалась.

– Что за оказия? – Зотников вылез из тарантаса.

У дороги лежал труп женщины, судя по лицу – алтайки. Возле нее, обхватив тонкими, как плеть, руками голые колени, сидел мальчик семи-восьми лет. По его лицу, оставляя грязный след, катились крупные слезы.

Зотников шагнул к женщине.

– Должно, с голодухи померла алтайка. Мрут они нынче, как мухи. – Перекрестившись, Евстигней оттащил мертвое тело подальше от дороги.

«Как же с парнишкой быть?» подумал он и обратился по-алтайски к мальчику:

– Как тебя зовут?

– Карабарчик 11
  Карабарчик – скворец.


[Закрыть], – чуть слышно ответил тот.

– Да ты, друг, на скворца-то не похож, а скорее на полудохлого котенка, – улыбнулся своей остроте Зотников. Потом, приняв, видимо, какое-то решение, порывисто поднял мальчика и усадил его в тарантас.

– А мама? – Полные слез глаза найденыша уставились на труп женщины.

– Каюк твоей мамаше, померла!

Евстигней тронул коня вожжами; тарантас стал медленно опускаться с перевала.

В сумерках они проехали долину и, миновав одинокие жилища алтайцев, стали приближаться к Чарышу.

Заимка Зотникова была расположена в южной части высокогорного Алтая, вдали от проезжих дорог. Кругом стояли нетронутые леса, таежная глухомань Горного Алтая. Ниже по течению Чарыша, за мрачным ущельем Яргола, шли русские села: Тюдрала, Талица и Чечулиха.

Появился Зотников в этих местах лет десять назад. Мелкий торговец, он случайно забрел на заимку богатого старообрядца Кузьмы Ошлыкова, и, к удивлению соседних заимщиков, осторожный к людям Кузьма выдал за него единственную дочь. Вскоре Ошлыков умер. Евстигней стал обладателем богатого наследства. Трезвый и расчетливый, он умело повел хозяйство тестя. И чем больше богател, тем сильнее охватывала его страсть к наживе, тем больше черствела душа к людям. Вел знакомство Зотников только с местной знатью; особенно был дружен с кривым Яжнаем, чьи стада овец и табуны лошадей паслись в плодородных долинах Келея.

Обычно Яжнай приезжал на заимку Зотникова ночью. Запершись в маленькой комнате обширного дома, при слабом свете ночника хозяин с гостем вели таинственные разговоры. Нередко эти совещания кончались поспешными сборами: оба куда-то уезжали. Возвращаясь из одной такой поездки, Евстигней и нашел Карабарчика на перевале.

Подъехав к дому, Зотников долго стучал в тяжелые, окованные жестью ворота. На стук вышел работник Прокопий.

– Сонная тетеря! Стучу, стучу – как ровно подохли все! Открывай!

Прокопий распахнул ворота и пошел вслед за тарантасом.

– Распряги коня, поставь на выстойку, возьми в коробке алтайчонка – должно, спит, дохлятина! – унеси его к себе в избу, а утром приведешь ко мне, – сказал Евстигней угрюмо и стал подниматься на крыльцо. – Только гляди за ним, как бы не убежал!

Прокопий бережно поднял спящего мальчика на руки.

– Ишь, сердечный, умаялся за дорогу, – произнес он мягко и, войдя в избу, осторожно положил найденыша на лавку и зажег огонь. – Мать, а мать! – Прокопий потряс за плечо спящую женщину. – Вставай, бог еще сына дал.

Степанида, жена Прокопия, поднялась с постели и подошла к лавке:

– Чей это?

– Кто его знает! Хозяин привез, а где взял – не знаю. Утром велел к себе привести.

Женщина участливо посмотрела на спящего ребенка:

– Худой какой! Кожа да кости. Покормить его, Проня, что ли?

– Не тревожь. Постели мой тулуп да укрой чем-нибудь – пускай спит. Утром покормим.

– Мам, а мам, кого это тятя принес? – послышался с полатей полусонный мальчишеский голос.

– Спи, Яшенька, спи! Скоро утро, – ответила Степанида и принялась мастерить постель нежданному гостю.

– А-а! А я думал… – И, не закончив то, что хотел сказать, Янька (так звали мальчика) натянул на себя сползший отцовский армяк и уснул.

Карабарчик спал крепко. Когда яркое солнце брызнуло лучами в окно, он проснулся и с удивлением посмотрел на сидевшего рядом с ним русского мальчика, который давно уже с нескрываемым любопытством разглядывал маленького гостя.

Карабарчик, смутившись, отвернулся к стене и стал ковырять мох в простенке.

Нарушил молчание Янька.

– А у меня свистулька есть! – проговорил он, подвинувшись ближе к Карабарчику. – Тятя на базаре купил, вот она!

Вынув из кармана глиняную игрушку, напоминавшую петушка, Янька поднес ее к губам. Раздалась трель.

– Что, хорошо? – Мальчик заблестевшими глазами поглядел на Карабарчика. – Хочешь посвистеть?

Найденыш медленно повернул голову к Яньке.

– Хочешь посвистеть? – повторил свой вопрос Янька и сунул игрушку в руки Карабарчику.

Карабарчик неуверенно поднес ее к губам и свистнул. В тот же миг его скуластое лицо расплылось в улыбке.

– А ты не так, ты вот как! – Янька, надувая щеки, пронзительно засвистел. – На, поиграй, пока мамы нет: она шибко не любит, когда в избе свистят, за ограду гонит, – затараторил он. – А тебя как звать? – И, не получив ответа, добавил: – Меня – Яшкой, тятю – Прокопием, маму – Степанидой, а собачонку – Делбеком 22
  Делбек – буквально: лохматый.


[Закрыть]. Да вот он и сам!

Из-под кровати вылез лохматый щенок и, усевшись на задние лапы, умильно посмотрел на Яньку.

– Знаешь, чему его тятя научил? Хочешь, покажу?

Подражая отцу, Янька сердито крикнул:

– Делбек! Евстигней идет!

Щенок вскочил на ноги, взвизгнул и, поджав хвост, стремительно кинулся под кровать. Карабарчик улыбнулся.

– Видел? – спросил довольный Янька. – Делбек боится хозяина: Евстигней его постоянно лупит чем попало. Первый раз отлупил за то, что Делбек молоко у Варвары вылакал, второй раз – за то, что цыпленка задавил, а потом уже Зотников стал его драть по привычке. Делбек и Степки боится. Степка – хозяйский сын. Такая заноза – всегда первый в драку лезет! На днях привязал он к Делбешкиному хвосту пустую банку. Ну, и ошалел собачонок. Носится по двору – едва поймал… А тут Степка подбежал… Я его как двину кулаком, он и с ног долой! – И, размахнувшись, Янька чуть не сшиб с лавки нового приятеля. – Пойдем к амбарам, я тебе воробьенка покажу в гнезде. – Янька взял за руку Карабарчика и вышел с ним во двор.

– А-а, уже подружились? Вот и хорошо! – Прокопий ласково похлопал рукой по плечу найденыша. – Теперь вас будет двое. Степке туго придется! – улыбнулся он.

– Тятя, а тятя, почему он молчит все время? – указывая на Карабарчика, обратился Янька к отцу.

– Да потому, что он русского языка не понимает.

– Вот не догадался! – хлопнул себя по лбу Янька. – А я думал, он немтырь.

– Как тебя зовут? – спросил Прокопий мальчика по-алтайски.

– Карабарчик.

– Он говорит, что зовут его Скворцом, – перевел отец сыну.

Янька свистнул:

– Вот так здорово! Скворец!

– Чей ты? – продолжал расспрашивать Прокопий.

– Не знаю… – Найденыш опустил голову.

– Кто твой отец?

– Был пастухом у Яжная.

– У кривого Яжная? – опросил с изумлением работник. – Это не твоего отца убил он в прошлом году? Мальчик прошептал чуть слышно:

– Не знаю. Только нас с мамой Яжнай выгнал из аила 33
  Аил – здесь: конусообразная юрта из жердей, покрытая корой лиственницы.


[Закрыть], и мы жили в лесу.

Прокопий с жалостью посмотрел на мальчика. Ему вспомнился случай с пастухом бая: защищаясь от побоев хозяина, пастух ударил его палкой и за это был убит. Дело замяли, и преступление Яжная осталось безнаказанным.

– Родные у тебя есть?

– Не знаю.

– Эй, Прокопий! – раздался с крыльца зычный голос Зотникова. – Веди мальчонка.

– Пойдем, хозяин зовет. – Взяв за руку Карабарчика, работник повел его к дому Зотникова. – Да ты не бойся! – сказал он мальчику, видя, что тот упирается. – В обиду тебя не дам.

Когда Прокопий с Карабарчиком вошли в горницу, семья Зотниковых сидела за чаем.

Из-за самовара выглянуло злое лицо хозяйки.

– На кой ты грех его подобрал? – набросилась она на мужа. – Мало их, нищих, шляется по дорогам, так тащи всех в дом?

Евстигней поставил недопитое блюдце на стол и провел рукой по окладистой бороде.

– Да, парнишка незавидный. Работать, пожалуй, не сможет скоро. Разве отправить его на маральник 44
  Маральник – питомник; огороженное место, где содержатся маралы – крупные олени с большими ветвистыми рогами.


[Закрыть]– может, там поправится, Прокопию помощник будет? – Евстигней вопросительно посмотрел на жену.

– Куда хочешь девай, а в дом не пущу. Зотников в раздумье почесал затылок.

– Евстигней Тихонович, отдайте мальчика мне! Куда ему теперь? Ни отца, ни матери… Пропадать, что ли? – Прокопий погладил найденыша по голове.

Хозяин крякнул и опустил глаза.

– Пускай берет! – Хозяйка посмотрела на мужа и махнула рукой: – Только насчет пропитания на нас чтобы не надеялся.

Карабарчик стоял тихо и с удивлением разглядывал просторную избу. Его поразили невиданные цветы и птицы, нарисованные на стенах и потолке, очевидно, проезжим маляром. Наглядевшись на них, он перевел глаза на сидящих за столом и увидел мальчика, который украдкой показывал ему язык.

Карабарчик в растерянности отвернулся к стене. Вдруг он почувствовал, что кто-то больно ущипнул его, и, оглянувшись, увидел стоящего рядом хозяйского сына – Степанка.

Найденыш заплакал.

Прокопий оглянулся и оттолкнул Степанка:

– Зачем обижаешь?

– А тебе что, жалко? Он ведь алтаец! – Тон хозяйского сына был вызывающий.

– И алтаец такой же человек, как и ты. Варвара, жена Зотникова, всплеснула руками:

– Господи! Да ты, Проня, совсем с ума сошел! Нашел, с кем хозяйское дитё сравнивать. Степанко-то ведь крещеный, а этот что? Имени даже человеческого не имеет.

– И то правда, алтаец души не имеет, – поддакнул жене Евстигней и, обратившись к Прокопию, махнул рукой: – Бери его к себе, коли хлеба много.

Глава вторая

В семье Прокопия Кобякова Карабарчика окружили лаской и заботой. Степанида оказалась доброй женщиной и жалела найденыша.

– Сиротка ты моя бесталанная! – гладя его по голове, говорила она.

И мальчик, чувствуя ласку, доверчиво прижимался к женщине.

Верным другом был и Янька.

– Если Степка тронет Карабарчика, я ему мялку дам! – говорил он отцу.

– Драться нехорошо, – пытался поучать сына Прокопий.

– А если он первый полезет, что мне нюни распускать, что ли? – Янька решительно встряхивал вихрастой головой.

– Теперь он побоится: вас ведь двое.

Шли дни. Карабарчик быстро осваивал незнакомый ему русский язык.

– Зды-раствуй, друг! – однажды, улыбаясь, обратился он к Яньке и протянул ему руку.

Янька подпрыгнул от радости и, схватив Карабарчика, стал кружить его вокруг себя. Утомившись, он хлопнул его по плечу:

– А по-алтайски «здравствуй» как?

– Эзен.

– А дом? – Янька показал на большой дом Зотникова.

– Аил.

Неожиданно наглядный урок русского языка был прерван. Ребята заметили Степанка. Он бегал по двору, таща за собой веревочку, за которую был привязан воробей.

Слабо трепыхая крыльями, воробышек то взлетал вверх, то опускался к земле, пытаясь вырваться из рук своего мучителя. Наконец, с раскрытым клювом, тяжело дыша, он упал к ногам ребят.

Янька поднял с земли полумертвую птичку и крикнул гневно подбежавшему Степанку:

– Ты зачем воробья мучаешь?

– А тебе какое дело? – Степанко, выхватив птенца из рук Яньки, с силой сжал его в руке.

Воробышек слабо пискнул и умолк.

– На! – Степанко бросил Яньке воробья, плюнул на Карабарчика и побежал.

Карабарчик растерянно поглядел на своего друга. Янька бросился за обидчиком и, догнав его возле крыльца, свалил с ног.

– Не души птичек! Не плюйся! Вот тебе, вот тебе! – Работая кулаками, Янька не давал Степанку подняться с земли.

– Скворец, дай ему пинка! – скомандовал Янька подбежавшему другу.

На шум выбежала Варвара. Схватив Карабарчика за волосы, взвизгнула:

– Ах ты бездомник! Хозяйского сына бить? Бросив Степанка, Янька разбежался и, как молодой бычок, ударил Варвару головой в живот.

Та ахнула и присела на ступеньки крыльца. Ребята, воспользовавшись этим, стремглав бросились к своей избе.

– Вот мошенник, чуть с ног ведь меня не сшиб! Чистый разбойник!.. Степочка, не плачь. Приедет отец – мы их проучим! – запричитала Варвара, поднимая хныкающего Степанка.

У конюшни показалась Степанида, нагруженная ведрами.

– Ты своего разбойника прибери к рукам да алтайчонку встряску дай, а не то я сама их проучу, как хозяйского сына трогать! – напустилась на нее Варвара.

– Да ты что, Варвара Кузьмовна! – остановилась Степанида. – Ребята на дню могут десять раз подраться и помириться. Известно, дети, – добавила она мягко:

– Ты меня не учи! – Поднявшись на крыльцо, Варвара подбоченилась. – Покамест я здесь хозяйка. Не любо – можете убираться на все четыре стороны! Кормильцы у вас теперь с Пронькой есть! – продолжала она язвительно. – Яшку-мошенника с одного конца деревни пошлешь кошелем трясти, алтайчонка – с другого конца, вот вам и хлеб.

Степанида махнула рукой: – И ваш-то хлеб не слаще мирского, – и, возвысив голос, крикнула: – По ночам мы чужих лошадей не таврим 55
  Таврит – накладывать тавро, клеймо.


[Закрыть], по тайге не разбойничаем!

Варвара ахнула и поспешно закрыла за собой дверь.

К вечеру из лесу вернулся Прокопий. Жена рассказала про ссору с хозяйкой, и работник нахмурился:

– Не надо было связываться с этой змеей! Осень теперь, куда пойдем? Да и Карабарчика оставлять здесь нельзя – заедят.

– А зачем мы его оставлять будем? Поедет с нами в Тюдралу. Перезимуем как-нибудь в старой избе.

– Я не об этом! – махнул рукой Прокопий. – Боюсь, как бы не уперся Евстигней насчет Карабарчика. Скажет: отдай, да и все. Моя, дескать, находка.

– Нет, я без найденыша с заимки не выеду! – заявила твердо Степанида. – Как жил, так пускай и живет у нас.

Прокопий покачал головой:

– Да мне и самому Карабарчика жалко, но с Евстигнеем разве договоришься?

Дня через два на заимку вернулся Евстигней. Приехал он ночью. Через час в окно избушки Прокопия кто-то постучал.

Работник вышел и узнал в темноте фигуру хозяина.

– Зайди ко мне сейчас, – хмуро сказал Зотников и направился к своему дому.

Работник последовал за ним.

В маленькой горенке горел тусклый огонек лампады.

– Садись! – Голос Евстигнея был суров. – Тут твоя баба развязала язык насчет таврежки алтайских лошадей… Так вот… – Он приблизил свое лицо к работнику и прошептал: – Если еще раз услышу, сгною вас обоих в остроге! Понял? – Лицо Евстигнея побледнело. – Кто видел? – Пальцы Зотникова впились в плечо работника. – Я тебя спрашиваю: кто видел?

Прокопий отодвинулся от Зотникова, сказал примирительно:

– Мало ли что болтают, не каждому слуху верь.

– То-то! – Немного успокоившись, Евстигней зашагал по комнате. – Алтайчонка я записал на свое имя. На днях приедет поп, – бросил он угрюмо.

Прокопий понял: Евстигней хочет закабалить найденыша, сделать его своим батраком навечно.

– А где Карабарчик жить будет?

– Пока у тебя. – Зотников остановился перед работником. – Если понадобится – возьму.

– Да ведь он человек, а не вещь…

– Не твое дело! – грубо оборвал Прокопия хозяин. – Моя находка: что хочу, то и делаю.

– Вот что, Евстигней Тихонович, – чеканя слова, заговорил Прокопий: – пока я жив, мальчика в обиду не дам.

– Иди, иди, защитник, без тебя обойдется! – махнул рукой Евстигней.

Хлопнув дверью, Прокопий вышел.

Через неделю после разговора с хозяином на заимку приехал священник – отец Дометиан. Найденыша окрестили и дали ему имя Кирияк.

Приближалась зима. Подули холодные ветры. Тайга нахмурилась. Над заимкой целыми днями висела густая пелена мелкого дождя. По ночам в горах было слышно, как кричали дикие козы. В вышине серого, неласкового неба стройными треугольниками, стремясь на юг, летели гуси.

Прокопий вместе с хозяином уехал в соседнее село на ярмарку. В больших скотных дворах, что окружали заимку, ревела голодная скотина. Степанида с ребятами едва успевала подвозить корм. Намаявшись за день на хозяйской работе, ребята забирались вечером на полати.

В избе чуть мерцает огонек. За старой глинобитной печкой шуршат тараканы, скрипит однотонно сверчок. В углу, возле дверей, спит теленок, и в сумраке осеннего вечера, за окном, чуть слышно моросит дождь. Пахнет кислой капустой и намокшей за день одеждой из овчин. В сенях скулит Делбек и ждет, когда его впустят в избу.

Дождь усиливается. В избе все затихает. Только на полатях слышится неторопливый шепот Яньки, который рассказывает своему другу разные небылицы.

* * *

В один из осенних дней, встретив работницу на дворе, Варвара сказала ей:

– Пошлешь ко мне алтайчонка.

Мальчик пришел. Хозяйка хлопотала возле печки, и вкусный запах свежеиспеченного хлеба наполнял кухню. Проглотив слюну, Кирик уселся возле порога.

– Чего уставился на стол? Не для тебя стряпала! – заметила сердито Варвара и открыла подполье. – Лезь за котом! Поймаешь – снесешь в амбар. Только держи его крепче: кот-то дикий.

Кирик спустился по шаткой лестнице вниз и стал оглядываться. Свет сверху исчез: Варвара закрыла западню. Вскоре глаза мальчика, привыкшие к темноте, заметили в дальнем углу две светящиеся точки.

Стало страшно, но, поборов страх, мальчик пополз на четвереньках в угол. Две зеленые, светящиеся точки мелькнули в другом углу.

Сверху показалась полоска света, и сердитый голос хозяйки спросил:

– Скоро ты там?

– Поймать не могу.

– Ну и сиди вместе с котом! – Западня вновь захлопнулась.

Прошло минуты три. Кот уселся на прежнее место, не спуская с мальчика своих зеленых, светящихся глаз. Кирик осторожно стал подкрадываться к нему, но, запнувшись о что-то, упал. Испуганный кот прыгнул через Кирика, но тот успел схватить кота на лету и, навалившись туловищем, прижал его к земле. Отчаянно мяукая и пытаясь вырваться, кот больно царапал лицо и руки мальчика.

– Откройте!

Яркий луч света проник в подполье. Кирик зажмурил глаза. Через минуту, весь исцарапанный, он вылез со своей добычей и спросил Варвару:

– В какой амбар нести?

– В средний, где пшеница.

Кирик, неся кота, вышел во двор. Недалеко от дверей амбара сидел на цепи большой пес, и как только Кирик поравнялся с ним, кот злобно фыркнул и вырвался из рук мальчика. Собака, гремя цепью, бросилась к коту. На крыльцо выскочила Варвара с черенком от метлы.

Увидев хозяйку, пес виновато вильнул хвостом; кот шмыгнул под амбар.

Всю свою ярость Варвара обрушила на Кирика:

– Кошку с собакой стравлять? Вот тебе, вот тебе!.. – На спину мальчика посыпались удары.

В дверях избы показалась Степанида. Точно птица, увидевшая птенца в когтях коршуна, она понеслась к Кирику. Схватила на ходу палку и, задыхаясь от гнева, занесла ее над головой хозяйки:

– Ребенка бить! Малыша! Да есть ли у тебя совесть? – Опомнившись, отбросила палку и прижала плачущего Кирика к груди. – Отольются тебе детские слезы! – проговорила она и, сама готовая расплакаться, повела мальчика в избу.

В полдень Кирику стало плохо: начинался жар. Ребенок бредил:

– Мама! Страшный кот… он укусит, укусит! Мама! Задыхаясь от душивших ее слез, Степанида прижимала к себе горячее тело найденыша:

– Сиротинушка ты моя горемычная!

Глядя на плачущую мать и избитого друга, ревел на всю избу Янька.

Через несколько дней приехал хозяин с Прокопием. Узнав о случившемся, Прокопий пошел к Евстигнею.

– Зачем избила Кирика? – не снимая шапки, спросил он Варвару.

– А тебе какое дело? У меня есть хозяин, ему и ответ дам! – зачастила она. – Ишь, какой учитель нашелся! Проваливай из дома!

– И то, Прокопий, уходи-ка лучше. У меня рука тяжелая – неровен час, свистну по уху: долго будешь помнить, как мою жену учить. – Евстигней грузно шагнул к работнику: – Ну!

– Не нукай, я тебе не лошадь! – Прокопий спокойно поправил опояску. – Меня пугать нечего. Расчет подай! Хватит на вас спину гнуть!

– Эко, удивил! Да вашего брата, голоштанников, развелось нынче, как комарья в болоте.

– По чьей вине эти самые голоштанники развелись?

– А по-твоему, по чьей? – сдерживая гнев, спросил Евстигней.

– По нашей! – бросил ему коротко Прокопий.

– То есть, как Это понять? – Глаза хозяина сузились.

– Очень просто: грабите бедноту, вот и все! Лицо Евстигнея побагровело:

– Да за такие речи тебя в тюрьму можно запрятать!

– Не знаю, кто из нас скорее сядет: то ли я, то ли ты с Яжнаем.

– Прокопий! – В голосе Зотникова прозвучала угроза. – Не доводи до греха!

– Вам с Яжнаем грешить не в первый раз.

– Пронька!.. – Рука Евстигнея потянулась за топором, лежавшим под лавкой.

Варвара метнулась к мужу.

– Уйди ты, Христа ради! – замахала она на работника рукой. – Богом прошу!

– Бога вспомнила! А когда Кирика била, где твой бог был? Кровососы! – Хлопнув дверью, Прокопий вышел.

С женой он совещался недолго:

– Житья нам от этих злыдней не будет, да и лютовать над Кириком еще больше станут. Надо расчет просить. Как-нибудь перезимуем в Тюдрале.

Женщина посмотрела на осунувшееся лицо Кирика и подтвердила:

– Надо уезжать, Проня. Ждать больше нечего. Сборы были коротки. Утром, чуть свет, Прокопий вышел с заимки и направился в Тюдралу за лошадью. Вернулся лишь к обеду. Сложил имущество на телегу, усадил Степаниду, ребят и тронул вожжами коня. Возле ворот их встретил Зотников.

– Стой! Куда Кирьку повез? – Евстигней со злобой посмотрел на работника и схватил лошадь под уздцы. – Ссаживай парнишку!

– Отпусти вожжи! – В голосе Прокопия прозвучала недобрая нотка.

– Пускай Кирька слезет!

Прокопий стегнул коня. Лошадь рванулась. Отброшенный концом оглобли, Зотников упал.

– Разбойник! – В бессильной ярости Евстигней потряс кулаком вслед протарахтевшей за поворотом телеге.