Текст книги "Карабарчик (изд.1952)"

Автор книги: Николай Глебов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Глава десятая

Возвращаясь с реки, Янька и Кирик неожиданно наткнулись на Кичинея. Он бежал им навстречу:

– Беда, большая беда!

По встревоженному лицу старика ребята поняли, что на маральнике случилось несчастье: Кичиней без причины не оставил бы его.

– В чем дело, дедушка? – спросили они одновременно.

– Сегодня ночью кто-то взломал изгородь, и олени убежали в тайгу. Как быть? Нет Темира, нет Кобякова! – Старик застонал от горя.

Кирик и Янька переглянулись. Положение было действительно сложное. Потерять маралов – большой урон. Но как помочь? Прокопий и Темир вернутся только к вечеру, да если и вернутся, кто поедет на розыски? Мужчины – в партизанских отрядах.

Ребята стали утешать старика, и их бодрый, уверенный тон заставил его приободриться.

Вечером приехал Прокопий с Темиром. Весть о бегстве маралов взволновала Прокопия. Шагая по комнате, он говорил осунувшемуся за эти часы Темиру:

– Это дело рук бандита Зотникова. Наши люди с ног сбились, разыскивая его по тайге.

– Я думаю, – сказал Темир, – направиться на Бешпельтир. Кичиней с отцом поедут в противоположную сторону.

– Ты считаешь, что олени ушли в Бешпельтир?

– Да.

– Почему?

– Олень – очень чуткое животное и всегда выбирает самые глухие места. Район Бешпельтира богат травостоем и безлюден. Охотники туда заглядывают редко: пушного зверя там мало, только рыси и медведи.

– Хорошо, – согласился Кобяков. – Какая тебе требуется помощь?

– Небольшая, – махнул рукой Темир. – Возьму для связи Яньку и Кирика. Если обнаружу следы оленей, пришлю одного из них: высылай загонщиков.

Через полчаса трое друзей в сопровождении Делбека выехали из села.

Миновав Усть-Кан, они поднялись на Бешпельтирский перевал.

Чем выше они поднимались, тем гуще становился туман.

Водяная пыль забивалась за воротники, прозрачными капельками свисала с ресниц и бровей.

– Что нахохлились, точно мокрые куры? – обратился к ребятам Темир.

– Да и ты не лучше нас выглядишь, – отозвался Янька. – Как петух под дождем.

– Нет, он на петуха не похож, – отряхивая капли воды, усмехнулся Кирик.

– А на кого? – сдерживая смех, спросил Янька.

– На старый раскисший гриб.

– Вот это здорово! – промолвил добродушно Темир и, придержав лошадь, дернул ветвь пихты: с густой листвы дерева на ребят посыпался дождь.

– Темир, перестань! – Ребята втянули головы в плечи.

– А кто меня назвал мокрым петухом? Кто назвал лесным грибом? Получайте! – Встряхнув еще раз дерево, Темир скомандовал: – Привал! На ночевку!

Ребята мигом соскочили с седел, привязали лошадей и забрались под пихту. Там было сухо. Вскоре запылал костер. Гонимый огнем сизый дым с трудом пробирался через густые ветви и, достигнув вершины дерева, легким облаком повисал над ним.

Отдохнув за ночь, друзья двинулись дальше. Они свернули на запад и углубились в глухой лес. Наступил рассвет. Туман не рассеивался. Ехать было трудно. Лошади то и дело спотыкались о поваленные бурей деревья, старые пни и коряги. Спускаясь в одно из междугорий, Темир заметил примятую траву. Он быстро соскочил с лошади и стал внимательно рассматривать следы. Сомнений нет: здесь побывали маралы. Стадо шло по направлению террасовых гор, которые начинались за перевалом. Ведя лошадей, наши разведчики двинулись по следам оленей.

Густая пелена тумана, медленно отделяясь от земли, поднималась над верхушками деревьев и ползла по склонам гор. Подул ветерок. Через толщу тумана выглянуло солнце, и вскоре его теплые, ласкающие лучи хлынули в междугорье.

Было далеко за полдень. Поднявшись на вершину перевала, путники увидели гряду террасовых гор, которая, сбегая большими выступами-площадками, терялась в густой зелени золотистых акаций.

На каменистой почве террасовых гор следы маралов потерялись. Но, спустившись в междугорье, друзья вновь обнаружили их: вот клок шерсти, потерянный одним из животных, а вот отпечаток большого копыта.

– Здесь прошел Каштак, вожак стада! – воскликнул Темир. – Маралы сейчас находятся возле устья пяти рек. Надо сообщить Прокопию, чтобы прислал загонщиков. Кто из вас поедет?

– Я! – откликнулся Янька первым. Ему хотелось как можно скорее обрадовать отца.

– Ну хорошо, – согласился Темир. – Не забудь место. А для верности отмечай свой путь.

– Ладно. Не забуду.

Делбек кинулся было вслед за Янькой, но сердитый окрик мальчика заставил его остановиться.

Темир и Кирик продолжали свой путь. Примятая в междугорье права окончательно убедила охотника, что они на верном пути.

В сумерках Темир и Кирик достигли Бешпельтира и, поднявшись на гору, увидели в широкой долине стадо оленей.

– Маралы! – закричал Кирик и от радости подпрыгнул в седле. – Ну, теперь они не уйдут!

Наглядевшись на пасущихся оленей, Темир и Кирик спустились вниз. Стреножив лошадей, они устроились под каменным навесом так, чтобы видеть перед собою животных, но, утомленные тяжелыми переходами, уснули. Возле них, свернувшись в клубок, пристроился Делбек…

Кромкой обрыва, приближаясь к спящим внизу людям, шел крадучись незнакомец. Бросив внимательный взгляд на стреноженных лошадей, он осторожно взвел курок и лег, выжидая. Внизу по-прежнему было тихо.

Неизвестный в нетерпении повернулся и задел ногой небольшой камень. Сбивая на своем пути мелкую россыпь, камень с шумом упал на дно ущелья.

Из-под навеса выскочил Делбек, заливаясь неистовым лаем. Человек бесшумно отполз от обрыва и скрылся в чаще леса. Захрапели испуганные кони. Темир, проснувшись, схватил винтовку, но его остановил Кирик.

– Подожди, – прошептал он. – Наверху кто-то бродит… Человек или зверь, не знаю.

Делбек продолжал лаять. Но тайга по-прежнему безмолвствовала, и собака успокоилась.

Остаток ночи прошел спокойно. На рассвете с долины послышался крик марала. Темир встрепенулся и, как пружина, вскочил на ноги.

– Вот что, Кирик. Я останусь здесь, а тебе придется выехать навстречу загонщикам: боюсь, как бы они не заплутались в тайге. – Помолчав, Темир проговорил в раздумье: – Только тревожит меня ночной гость – пожалуй, небезопасно отпускать тебя одного.

– Ну что ты, Темир! Что может случиться? Ружье со мной, Делбека возьму.

– Ну хорошо, поезжай, – согласился Темир после некоторого колебания. – Только будь осторожен.

Свистнув собаку, Кирик вскочил на коня и скрылся из виду.

Глава одиннадцатая

Кирик благополучно проехал террасовы горы и стал медленно подниматься на Бешпельтирский перевал. Делбек всю дорогу охотился за зайцами, и Кирик перестал обращать внимание на его длительные исчезновения.

Вспоминая всю свою короткую жизнь, мальчик не заметил, как из его уст полилась алтайская песня.

Внезапно рядом с ним, словно из-под земли, появился всадник, закутанный в башлык. Кирик схватился за ружье, но было уже поздно. Сильным ударом человек выбил из рук мальчика оружие и рванул Кирика к себе. Остальное Кирик помнил плохо.

Очнулся он от резкой боли в ногах и руках: они были плотно притянуты веревкой к седлу и туловищу коня. Рот был завязан грязной тряпкой. Мальчик открыл глаза и увидел на коне, который шел почти рядом с его конем, человека. Широкая спина и могучие плечи показались Кирику знакомыми. Когда человек повернулся к нему лицом, мальчик узнал Евстигнея Зотникова.

– Ну как, жив, алтайская душа? – спросил он зло. – Я тебе еще и не то приготовил!

Остановив коней, Евстигней прислушался. Со стороны дороги несся лай Делбека. Вынув из чехла обрез, Евстигней стал ждать. Когда между деревьями замелькало гибкое тело собаки, Зотников выстрелил. Делбек взвыл от боли.

Лошадь, к которой был привязан Кирик, испуганно шарахнулась в сторону и, вырвав повод из рук Зотникова, умчалась в тайгу. Разъяренная собака бросилась на Зотникова и, подпрыгнув, впилась зубами в его ногу. Евстигней подстегнул коня. Делбек протащился еще несколько метров и, разжав с трудом челюсти, свалился в траву.

Тайгу окутал туман. Спустился он неожиданно. Сначала показалось небольшое серое облако, оно закрыло солнце и, как бы раздумывая, куда держать свой путь, легло на вершины гор. Через час все утонуло в полумгле. Стало сыро и холодно.

В тумане, опустив низко голову, брел конь. На его спине, крепко привязанный к седлу, полулежал мальчик. За ними, прихрамывая, шла собака. Конь вышел из лощины и, обходя осторожно скользкие камни, стал подниматься вверх по склону горы. Сделав попытку освободить онемевшую руку от веревки, мальчик застонал от боли. Звать кого-нибудь на помощь было бесполезно, да он и не мог: завязанная крепким узлом плотная тряпка по-прежнему закрывала рот.

Конь поднимался все выше и выше… Казалось, он медленно плыл среди безбрежной белесой мглы. Наконец он выбрался из тумана и, озаренный последними лучами солнца, остановился на гребне горы.

В небе, играя вечерними красками, уходило за горы солнце, внизу все было покрыто плотной пеленой тумана. Конь стоял неподвижно, переступая с ноги на ногу.

Не чувствуя руки хозяина, он бесцельно побрел по склону и вскоре исчез в тумане.

* * *

Между тем, спасаясь от разъяренного Делбека, Зотников не заметил, как конь Кирика исчез в тайге. Настегивая в испуге своего коня, Евстигней промчался через редкий кустарник и, не доезжая Бешпельтира, ослабил повод. Конь пошел тише. Зотников, чувствуя боль в ноге, с трудом освободился от стремени и слез с седла. Прихрамывая, он привязал коня к лиственнице и потянул сапог. Сбросив пропитанные кровью онучи, осмотрел рану. Из нее продолжала сочиться кровь. «Глубоко укусил, проклятый!» Евстигней выругался и, оторвав кусок грязной штанины, перевязал рану. Однако сапог надеть он уже не мог. С трудом взобравшись на коня, Евстигней заметил едущих по Шебалинской дороге трех всадников и поспешно свернул в чащу леса.

К вечеру ему стало хуже. Больная нога горела, как в огне, знобило. «Как бы огневица не началась», подумал он с тревогой и стал поторапливать коня.

В сумерки Зотников подъехал к одинокому аилу охотника и, встреченный лаем собак, крикнул:

– Эй, кто там!

На зов вышел алтаец и, узнав заимщика, спросил сурово:

– Чего тебе?

– Ночевать у тебя думаю, – не слезая с лошади, ответил Евстигней.

– Пущенная стрела не возвращается, бедняк с богачом вместе к очоку не сядут. Проезжай! – махнул охотник рукой.

Зотников выругался и, стегнув коня нагайкой, исчез за деревьями. Ночью, у костра, он попытался снять повязку, но грязная тряпка прилипла плотно. Под утро ему стало хуже, опухоль увеличивалась. Оседлав с трудом лошадь, он двинулся дальше. Стороной объехал русское село и, поднявшись на перевал, остановил коня.

Внизу лежал туман. Через его толщу, точно зубцы старинных башен, виднелись выступы террасовых гор. Вспомнив про маралов, Евстигней злобно заскрежетал зубами и погрозил кому-то кулаком.

Вечер застал его лежащим у основания лиственницы в одной из лощин Бешпельтира.

Поднявшись с трудом на здоровую ногу, он обхватил руками ствол дерева и, качаясь точно пьяный, медленно опустился вновь на землю. Сил больше не было.

В тайге стояла тишина. Туман исчез. Лучи заходящего солнца мягким, ласкающим светом проникли сквозь деревья и осветили фигуру неподвижно лежащего человека. Над ним, качаясь на тонкой ветке, пела свою несложную песню какая-то пичужка.

Ночью привязанная невдалеке от лежавшего Зотникова лошадь, почуяв зверя, рванула повод и в страхе понеслась по тайге.

Из-за густых лиственниц высунулась круглая голова медведя. Потянув носом, зверь направился к человеку…

Глава двенадцатая

Весть о том, что маралы найдены, обрадовала Прокопия Кобякова, и он направил группу загонщиков к Темиру. С ними были Янька и старый плотник дед Востриков. Подъезжая к Бешпельтиру, они заметили охотника, который по-прежнему стерег стадо оленей, находившихся у подножья террасовых гор.

Увидев Темира, Янька пришпорил коня и, остановив его круто перед охотником, стал искать глазами Кирика:

– Где Кирик?

Охотник в изумлении посмотрел на Яньку:

– А разве он не был в Тюдрале?

– Нет.

– Кирика я направил, чтобы он встретил тебя с загонщиками, – промолвил растерянно Темир.

– Давно?

– Вчера.

Подъехали загонщики. Узнав о том, что Кирик не приехал в село, один из них высказал догадку, что мальчик мог попасть в руки бандитов.

Покормив лошадей, люди разбились на две группы и отправились на розыски пропавшего. Темир с охотниками поехал на Бешпельтирский перевал, где Делбек поднял ночную тревогу, Янька и дед Востриков – к террасовым горам.

Как назло, туман не спадал. Густая пелена легла на горные долины, медленно ползла вверх и, перевалив через каменные громады, окутала тайгу. Деревья, кустарники, камни, высокая, в рост человека, дурмень-трава – все утонуло в белесой мгле.

Лошадь Яньки постоянно спотыкалась о поваленные бурей деревья, старые, покрытые мохом коряги, и мальчик часто терял в тумане ехавшего впереди Вострикова.

Сдвинув на ухо старую солдатскую фуражку, не выпуская трубки изо рта, тот подбадривал своего юного спутника:

– Не горюй, Яков Прокопьевич, разыщем твоего друга! У меня одна думка есть… Не подняться ли нам с тобой на перевал?

– А какой толк? Видишь, туман, – заметил Янька. – Ну, выберемся из него и будем смотреть, как он расстилается по тайге, а дальше что? – И, сдерживая готовые хлынуть слезы, Янька припал головой к луке седла.

– Не вешай головы, паренек! Может, Кирик на перевале, – ответил бодро старик.

– Ну поедем.

Тронув стременами лошадей, путники стали подниматься на перевал.

Туман не рассеивался. От лошадей шел пар. Одежда на Яньке и Вострикове покрылась серебристым налетом водяной пыли. Подъем был тяжелый, пришлось сойти с коней.

Через час достигли вершины. Стряхнув капельки воды с усов, Востриков огляделся. Внизу по-прежнему, покрытая туманом, лежала тайга.

Ни ветерка. Гнетущая тишина, лесное безмолвие.

Дед крякнул от досады.

– Ничего не видать… Пальнем, что ли? – предложил он Яньке.

Два выстрела прозвучали одновременно. Сквозь толщу тумана донесся отдаленный лай собаки.

Выстрелы на перевале участились. Лай приближался. Вскоре из густой пелены тумана вынырнула хромая собака. Радостно повизгивая, она вертелась возле Яньки, виляла хвостом, неловко подпрыгивала, как бы приглашая следовать за собой.

– Делбек! Он ранен!

Янька обхватил собаку. Делбек положил могучую голову на плечо мальчика и, как бы жалуясь на боль, тихо заскулил.

– У него кость перешиблена пулей, – заметил с жалостью мальчик и, погладив собаку, вскочил в седло.

Востриков последовал за ним.

– Делбек, искать Кирика!

Услышав знакомое имя, собака поспешно заковыляла с перевала.

Не обращая внимания на хлеставшие по лицу ветки, Востриков и Янька спускались за Делбеком по склону горы. Вскоре они увидели лошадь Кирика, которая, запутавшись поводом за лежавшее дерево, стояла над ним с опущенной головой.

Мальчик был без памяти.

Отвязав поспешно веревку, которой Кирик был привязан к седлу, они сняли его осторожно с лошади и положили на траву.

Глава тринадцатая

Увидев побледневшего, осунувшегося Кирика, Степанида всплакнула.

– Хорошо, что нашелся, а то у меня все сердце изболелось! – гладя Кирика по черным жестким волосам, сказала она. – Теперь тебя никуда не отпущу. Сидите с Янькой дома.

Прошло несколько дней. Стоял тихий августовский вечер. Яркое солнце низко висело над дремотной тайгой, освещая безжизненные вершины далеких белков. Было слышно, как шумел Чарыш и в лесу раздавалось однотонное: ку-ку…

Ребята слушали птицу-ворожейку и считали, сколько раз она прокукует. Потеряв счет, Янька спросил своего друга, не раздумал ли он идти на Коргон.

– Нет, – ответил Кирик.

Мысль сходить на старую, заброшенную каменоломню, где много цветных камней – яшмы и порфира, у ребят возникла давно.

– А хорошо бы, Кирик, сделать нам из цветных камней рамку для портрета Ленина! Правда ведь?

Кирик согласился.

– А кто ее будет склеивать? – спросил он.

– Дед Востриков, – ответил Янька. – Я уж с ним договорился.

Его друг молча кивнул головой. Теперь оставалось самое трудное: уговорить Прокопия и Степаниду.

Свою просьбу Янька изложил за обедом.

– Хорошо, я подумаю, – ответил уклончиво отец. Степанида вздохнула:

– Кирик еще не поправился. Надо бы подождать.

– Нет, мама, я здоров. – Кирик с надеждой посмотрел на Степаниду. – Разреши!

На следующий день утром, когда ребята еще спали, Прокопий подошел к жене:

– Буди-ка, мать, ребят. Пусть идут на Коргон. В том районе спокойно, а мне надо письмо в Талицу передать.

Женщина неохотно поднялась с места и стала легонько трясти Кирика и Яньку за плечи:

– Вставайте, а то отец скоро уйдет.

Янька быстро вскочил на ноги; за ним, протирая глаза, последовал и Кирик.

– Ну, коргонцы! Что-то долго спите! – сказал им весело Прокопий. По лицу отца Янька понял, что он согласен отпустить их на каменоломню. – Пейте чай и отправляйтесь в путь. С собой возьмите карабины и Делбека. По пути зайдите в Талицу и передайте вот этот пакет. – Прокопий вынул из кармана гимнастерки бумагу.

Степанида недовольно посмотрела на мужа, но возражать не стала.

Прокопий надел солдатскую фуражку, поправил ремень, на котором висел револьвер, и, обняв по очереди ребят, ушел.

Вскоре, захватив с собой немного хлеба и оружие, ребята отправились в путь. В Талице они передали пакет и пошли дальше. Через несколько часов мальчики достигли Коргона, который вел к каменоломне.

Справа виднелись густые заросли акации, слева – небольшая поляна, по краям которой росла горная ромашка. Из-за нее робко выглядывали троецветки, вьюнки и сиреневые лепестки красавицы хохлатки. В середине поляны, раскрыв розовые чашечки, нежились на солнце великолепные алтайские маки. Спускаясь к обрыву, широкой полосой раскинулся синий ковер незабудок. За ним виднелись пышные хризантемы и кусты горной астры.

Мальчики долго стояли на отвесном берегу реки. С берега было видно, как в воде, сверкая серебристой чешуей, играли хариусы 2525
  Хариус – рыба из семейства лососевые.


[Закрыть]. Горная река петляла между скал, прячась в ущельях, и серебристой змейкой исчезала за поворотом.

Часа через два Кирик с Янькой достигли Коргонской каменоломни. Перебравшись по шатким лавам на другой берег, они остановились перед заброшенными постройками, которые когда-то принадлежали Колыванской шлифовальной фабрике уральского заводчика Демидова.

Глава четырнадцатая

Сама каменоломня лежала высоко над уровнем моря, в трудно доступном ущелье. Здесь в 1786 году мастер-камнерез Шаньгин нашел богатое месторождение яшмы и порфира.

Сторож каменоломни, отставной солдат Журавей, увидев ребят, поднялся с порога избы и крикнул, насколько позволяли ему легкие:

– Команда, стоп!

Кирик с Янькой остановились.

– Ружья к но-о-о-гип! Ребята сняли ружья с плеч.

– Два шага назад, арш-ш! – пропел Журавей фистулой и, довольный послушанием ребят, спросил мягко: – Откуда, рыжики?

– Рыжики в сырых местах водятся, а мы тюдралинские.

– Чьи будете?

– Я Прокопия Ивановича Кобякова сын, а это вроде как мой брат, – кивнул головой на стоявшего рядом друга Янька.

– Смотри-ко, да когда ты вырос? – развел руками старик. – Давно ли я был у вас – ты еще с соской ходил. С твоим-то дедом покойничком мы ведь в одном гренадерском полку служили! – гордо добавил он и, открыв дверь избы, сказал ласково: – Располагайтесь, рыжики, я вас сейчас чайком угощу.

Много интересного услышали в этот вечер гости от славного старика.

– Что, поди, за камешками пришли? – улыбнулся старик. – Много их у меня, вся гора изрыта. А вот таких теперь, пожалуй, не скоро найдешь. – Открыв железную шкатулку, Журавей подал ребятам два серо-фиолетовых камня яшмы. – Оставил мне их на память покойный мастер Терентий Лукич. Знаменитый умелец он был! Из цельного камня яшмы сделал вазу высотой два аршина и полтора вершка и в 1851 году отправил эту вазу на всемирную выставку в Лондон… Да, постойте! У меня книжка сохранилась насчет этой вазы. – Старик поднялся с лавки и, пошарив рукой за иконой, подал ребятам красочный альбом изделий Колыванской фабрики.

Не отрывая глаз, ребята смотрели на изображение чудесной вазы из коргонской яшмы. Янька медленно прочел текст:

– «…Жюри не может умолчать об отзыве своего комиссара-оценщика, а именно: размеры и вес этих масс твердого камня таковы, что я, должен сознаться, не знаю других подобных изделий. Я не думаю даже, чтобы столь трудные и так хорошо отделанные произведения были когда-либо исполнены со времен греков и римлян. В пример изделий такого рода из тех времен я привел бы статуи Рима в Капитолии и превосходный остаток драпировки, чрезвычайно тщательно отделанной…»

– Вот это да… – протянул Янька.

Он и Кирик поняли из прочитанного главное: русский человек сделал вазу, равной которой не было во всем мире. Ребята начали перелистывать альбом.

– А это что за ваза? – спросил Янька Журавея, показывая на второй рисунок.

– Погоди, найду очки…

Старик засуетился. Взяв в руки альбом, он поднес его к окну и, увидев знакомый рисунок, произнес с легким смешком:

– Это о том, как наши колыванцы Наполеона удивили. Ну-ко, читай.

Янька не торопясь начал читать:

– «…В 1807 году сопровождавший транспорт с изделиями Колыванской фабрики мастер Яков Протопопов был отправлен кабинетом его величества в Париж с вазой из коргонского порфира, подаренной Наполеону I. Там его одели во фрак, в котором Протопопов чувствовал себя скверно. Наполеон, любуясь подарком, заметил и Протопопова. На его вопрос: «Что это за человек?» – ему ответили, что это русский мастер, делавший вазу.

«Неужели этот медведь может сделать что-нибудь изящное?» спросил с удивлением Наполеон.

Затем Протопопова наградили и отправили домой…»

– Здорово! – произнес довольный Янька. – Вот так наши колыванцы! Утерли нос самому Наполеону.

– А через пять лет после этого подарка старик Кутузов преподнес ему на Бородинском поле второй подарочек, от которого Наполеон очухаться не мог! – Журавей залился дробным смехом.

…На следующий день ребята сбегали на каменоломню и, набрав цветных камней, стали собираться в обратный путь. Однако неожиданный приход алтайца Удагана расстроил их план.

Пришелец рассказал, что белогвардейцы вчера вечером, заняв Талицу, вышли на Тюдралинскую дорогу. Путь с Коргона был отрезан. Заставы врага, видимо, были разбросаны по реке. Оставалось одно – идти в обход, тайгой. Но и там можно было легко наткнуться на мелкие группы каракорумцев, которые бежали под ударами отряда Печерского.

– Моей деревне белый всех порол: старик порол, девка, баба, малайка порол, – говорил Удаган ломаным русским языком. – Меня хлестал – вот смотри! – Сняв шубу, он показал свежие кровоподтеки на спине. – Мой малайка порол… – Алтаец тяжело вздохнул. – Сначала малайка шибко ревел, потом не ревел, мертвый был.

– Насмерть запороли мальчишку?! – Седые брови Журавея сдвинулись.

Голова Удагана поникла.

– А не слышал, как там моя племянница, Устинья? – спросил старик. – Муж-то ее в партизанах.

– Как не слыхал! Вся деревня видел, – закивал головой Удаган. – Твой Устинья белый шибко хлестал. Потом руки вязал, ноги вязал, осина привязал, муравей тащил, под Устинья клал. Где нагайкой бил, муравей кучей сидел, в рот заползал, уши заползал, кусал, уй! – Рассказчик закрыл глаза. – Народ стал кричать: «Зачем Устинья мучишь?» Белый конем народ топтал, а сегодня деревню жег.

– Замучили… – голос старика дрогнул, – замучили Устиньюшку, изверги!

– Гады! – Янька вскочил на ноги.

– Пойдем, Удаган, с нами в Тюдралу! – обратился Кирик к алтайцу.

– Пойдем, пойдем, – закивал тот головой. – Моя все тропы Коргона знает. Дорога-то нельзя. Тайга пойдем. Партизан бумажка пишем, – сказал он решительно. – Ружье шибко надо, стрелять Колчак будем. Когда пойдем?

– Сейчас.

Мальчики повернулись к старику и остановились, изумленные. Журавея нельзя было узнать. Добродушное лицо его стало суровым. Он лихорадочно куда-то собирался. Надел сапога, старую солдатскую фуражку с выцветшим малиновым околышем и кокардой, похожей на потемневшую копейку. Из шкатулки, где хранились редкие камни, достал два георгиевских креста и медаль. Из-под нар вытащил черную кожаную сумку. Не забыл он и ружье.

Никто не стал спрашивать, куда собрался старик.

Шел Журавей твердым, размашистым шагом и всю дорогу молчал. Только на привале, когда все уселись на поваленное бурей дерево, он строго спросил Яньку:

– Отец дома? Мальчик ответил.

– А чей отряд на Чарыше?

– Алексея Громоздина.

– Хорошо. – Старик вновь замолчал.

Отдохнув, путники двинулись дальше. Ночь они провели в тайге, а утром Удаган вывел их к Тюдрале.

Возле избы Кобякова стояло несколько оседланных лошадей. Через открытые окна слышался голос Прокопия:

– Тюдралу нужно оставить в тылу и принять бой с карателями ниже Чарыша. Нам необходимо до прихода основных сил Печерского организовать защиту села. Отряд Громоздина займет дорогу в версте от Тюдралы. Тебе, Темир, – обратился он к охотнику, – придется принять первый удар врага. Выматывая колчаковцев, ты должен постепенно отходить под заслон отряда Громоздина. Если Печерский подойдет вовремя, тогда… – Прокопий выдержал небольшую паузу, – это будет последний, решительный бой. Так ли я говорю, товарищи?

– Смерть паразитам! – Алексей Громоздин грохнул кулаком по столу. – Сбросим колчаковцев в Чарыш!

– Правильно! Тюдралу мы должны отстоять! – раздались дружные голоса.

Прокопий был внешне спокоен.

– Итак, товарищи, – продолжал он, – план есть. Но прежде всего нам нужно знать, какими резервами располагает враг. Задание, как видите, сложное и требует сноровки.

– Из моего отряда любой пойдет в разведку, – отозвался Громоздин.

– И мои не отстанут, – сказал Темир.

– Я пойду в разведку, – раздался вдруг старческий голос. К столу протиснулся Журавей. – Я пойду, – повторил он.

– И я! – Янька на ходу улыбнулся отцу и с надеждой посмотрел на него.

– И я! – шагнул к столу Кирик.

– И моя пойдет. – Удаган встал рядом с Кириком.

– Ого! Нашего полку прибыло! – Глаза Кобякова заискрились. – Ушли на Коргон двое, а пришли четверо. Хорошо. А лучших разведчиков, чем Журавей и Удаган, нам не найти.

Вскоре из села в направлении Талицы вышел «нищий» старик, а с ним «слепой» алтаец.