Текст книги "Очерк общей истории химии. От древнейших времен до начала XIX в."
Автор книги: Николай Фигуровский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)
VII. ХИМИЯ НА РУБЕЖЕ XVIII–XIX ВЕКОВ
УСЛОВИЯ И ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ ХИМИИ НА РУБЕЖЕ XVIII–XIX ВВ
«Химическая революция» оказалась кульминационным пунктом в развитии химии XVIII в. Она явилась прямым следствием целого комплекса исторических событий и процессов и была подготовлена всем ходом развития химии, в особенности начиная со времени установления теории флогистона. Следовательно, явно неправильно утверждение, что революция в области пневматической химии произошла неожиданно, только лишь в результате желания и усилий Лавуазье и нескольких его ближайших соратников.
Многие историки химии отводят Лавуазье исключительную роль в развитии химии, повторяя без всякой критики версию, высказывавшуюся буржуазно-националистическими почитателями Лавуазье XIX в. Так, А. В. Гофманн писал, что «от одного этого ума изошло больше света, чем могло распространить целое поколение ученых» (1). Такого рода высказывания, в изобилии встречающиеся в историко-научной литературе XIX в., объясняются отчасти и тем, что в начале XIX в. казалось, что химическая революция решила все основные проблемы, волновавшие химиков XVIII в. Многие полагали, что кислородная теория и вытекающие из нее следствия наконец-то придадут химии ту логичность и строгость в объяснениях явлений и химических процессов, которых недоставало в эпоху господства теории флогистона. Вскоре, однако, обнаружилось, что дело обстоит далеко не так.
Конечно, химическая революция и ее детище – кислородная теория – в большой степени содействовали дальнейшему быстрому расширению фактического материала химии. Уже само утверждение кислородной теории (точно так же как и прежде утверждение теории флогистона) потребовало полного пересмотра наличного фактического материала химии под углом зрения новой теории. Такой пересмотр был начат еще Лавуазье, проделавшим, как мы видели, огромную работу по заранее намеченной программе с целью систематического повторения «с новыми предосторожностями» опытов своих предшественников. Соратники и последователи Лавуазье продолжили эту работу. Вместе с тем кислородная теория, прояснившая и упростившая основные представления о составе сложных тел и о химических явлениях, оплодотворила процесс дальнейшего развития экспериментальных исследований, выдвинув новые проблемы, непосредственно вытекавшие из основной теории.
Это воздействие кислородной теории на развитие химии исторически особенно важно. Основным фактором прогресса химии на рубеже XVIII–XIX вв. оставалось накопление экспериментальных данных, тесно связанное с разработкой новых путей и методов исследования веществ и химических явлений. Заметим, что этот процесс во все возрастающем темпе продолжался в течение всего XIX в. и в последующее время; он определяет развитие химических наук и в наши дни.
Этот процесс накопления экспериментальных данных, определяющий прогресс химии, проходил и в настоящее время проходит отнюдь не стихийно. Направление экспериментальной деятельности ученых, тематика их исследований, характер добывавшихся ими опытных данных, как мы уже видели, изменялись от эпохи к эпохе, отражая специфические потребности производства и общества, новые задачи науки, которые возникали в процессе общественно-экономического развития в тот или иной период.
Химию, как и другие естественные науки, нельзя представлять себе в историческом развитии как лишь своего рода «копилку фактов», заполнявшуюся во времени различными случайными открытиями и результатами исследований, полученными учеными по личной инициативе. Наоборот, история химии отчетливо показывает, что каждой исторической эпохе свойственны определенные и характерные им главные направления исследований и вполне определенный характер (содержание) новых экспериментальных открытий, а также теоретических обобщений. Передовые ученые той или иной эпохи, особенно отчетливо ощущающие потребности производства и науки в эти эпохи, являются добросовестными исполнителями «социальных заказов» на научные исследования.
Это следует учитывать, в частности, при обзоре и исторической оценке явлений и событий в развитии химии в рассматриваемый отрезок времени, т. е. на рубеже XVIII–XIX вв.
В политической жизни Европы это было крайне неспокойное время. Ареной главных политических событий продолжала оставаться Франция, в которой происходившие революционные преобразования сменились контрреволюционной диктатурой Наполеона. Войны, которые вела Франция в период существования республики, как известно, охватили фактически всю Европу. С наступлением реакции эти войны превратились в завоевательные. В странах, подпавших под власть Директории, а в дальнейшем императорской Франции во главе с Бонапартом, были проведены некоторые экономические преобразования по образцу самой Франции. Эти преобразования, однако, в основном оказались непрочными и недолговечными и были ликвидированы после падения Наполеона.
Тем не менее некоторые перемены в укладе экономической и общественной жизни, явившиеся следствием французской буржуазной революции, нашли отражение в ряде европейских стран и оказали влияние, в частности, на научные исследования в области химии. Только в Англии проявилось стремление во что бы то ни стало сохранить существующие порядки и избежать социально-экономических преобразований и изменений в общественной жизни.
В первые годы революции Франция вела оборонительные войны, которые потребовали огромного напряжения сил всей страны. Основную тяжесть войны нес простой народ, который должен был обеспечить формирование, вооружение и экипировку многочисленных армий для осуществления походов в различные страны. Несмотря на тяжелые экономические условия в стране, революционные войны не только не повлияли на сокращение научных исследований, но в высшей степени стимулировали их. Многие виднейшие ученые Франции работали в этот период особенно интенсивно, решая задачи, связанные как с нуждами обороны, так и с развитием экономики страны.
Наполеон Бонапарт, руководя военными операциями революционных войск, а в дальнейшем сделавшись консулом и затем императором, прекрасно сознавал значение научных исследований для экономического прогресса. Он не был просто меценатом, как многие его предшественники и современники, для которых наука и ученые представляли своего рода атрибут или деталь блестящего придворного ансамбля. Наполеон весьма активно содействовал развитию научных исследований в стране и поощрял виднейших ученых и изобретателей.
Вскоре после того как декретом Конвента (от 25 октября 1795 г.) был учрежден Национальный институт, заменивший прежние академии, генерал Бонапарт был избран действительным членом 1-го Отделения института, которое соответствовало бывшей Академии наук. Избрание состоялось 25 декабря 1797 г. Бонапарт регулярно посещал научные заседания, выступал в прениях и даже делал доклады. Будучи назначен в начале 1798 г. командующим армией, отправляемой в Египетский поход, он взял с собой большую группу ученых, среди которых кроме трех археологов были многочисленные представители математических, естественных и инженерных наук. Они подробно обследовали экономические и природные ресурсы Египта, изучили источники и условия добычи природной соды, селитры и т. д. Вскоре после занятия Каира в нем был организован Египетский институт (20 августа 1798 г.). Среди членов этого института были Монж, Бертолле, Фурье и другие известные ученые. Бонапарт постоянно пользовался их консультациями. Некоторых ученых он впоследствии наградил крупными пенсиями, титулами и орденами.
Большинство ученых Франции на рубеже XVIII–XIX вв. занимались прикладными научными проблемами. К этому периоду, в частности, относятся исследования, связанные с усовершенствованием металлургических и металлообрабатывающих производств, работы по получению различных солей и химикалий (в особенности селитры, поташа, нашатыря, соды), исследования, связанные с улучшением технологии отбелки тканей и их крашения, и др. Один из активных участников этих исследований Ж. А. Шапталь писал впоследствии об этой исследовательской деятельности французских ученых: «Успехи, достигнутые химией в течение 30 лет революции и Наполеоновской эпохи, покажутся потомству тем более удивительными, что важнейшие открытия были сделаны среди политической бури. Когда-нибудь будут спрашивать, каким образом народ, воевавший со всей Европой, мог поднять свою промышленность на ту высоту, какой она достигла» (2).
К этому же времени относится, в частности, решение весьма важных для дальнейшего развития химии и химической промышленности вопросов, таких, например, как получение в промышленном масштабе искусственной соды (способ Леблана), введение некоторых новых металлических сплавов и разработка методов выделения чистых металлов из сплавов и т. д.
Промышленная революция, получившая к концу XVIII в. довольно быстрое развитие в Англии, а в дальнейшем распространившаяся и в другие страны Европы, на первых порах не оказала влияния на развитие химической промышленности Франции, а также и других стран. Кустарные и полукустарные химические производства в то время не имели никаких машин, да и не нуждались в них. Расширение производства тех или иных химических материалов могло быть сравнительно легко реализовано просто путем укрупнения реакторов (котлов) и другой аппаратуры. Однако вскоре промышленная революция отразилась на развитии химии главным образом постановкой новых задач для исследований. Так, рост текстильной промышленности (первое важнейшее следствие промышленной революции) выдвинул перед химиками целый комплекс задач уже в конце XVIII и начале XIX в. Химики, в частности, немало работали над улучшением и ускорением отбелки тканей. К. Л. Бертолле принадлежит одно из важных открытий в этой области – способ беления тканей хлором. Кстати говоря, это открытие явилось началом весьма плодотворной связи химии с текстильной промышленностью. Без преувеличения можно сказать, что успехи органической химии в XIX в. в значительной степени обусловлены именно тем, что химики стремились удовлетворить насущнейшие нужды текстильной промышленности, в особенности в отношении расширения ассортимента красителей и подбора различных вспомогательных материалов для обработки и отделки тканей.
Таким образом, рассматривая и анализируя события в области развития химии в конце восемнадцатого и в начале девятнадцатого столетий, следует иметь в виду, что наряду с главным процессом – накоплением нового экспериментального материала (изучение состава и свойств солей, кислот, минералов и других веществ) – развивались исследования, связанные с решением злободневных проблем прикладной химии и химической технологии производства практически ценных химикатов и материалов. Естественно, что оба эти направления были тесно связаны друг с другом как по тематике, так и по методам исследования. Большинство ученых этого периода одновременно занимались и химико-аналитическими, и химико-техническими проблемами.
Тематика исследований, выполнявшихся в главном русле развития химии, в конце XVIII в. значительно расширилась по сравнению с семидесятыми и восьмидесятыми годами. Внимание химиков по-прежнему особенно привлекали проблемы состава руд и минералов, изучение минеральных вод и т. д., но наряду с этим получили развитие и некоторые теоретические исследования, в частности исследования химического сродства, учение о растворах, проблема постоянства состава химических соединений и др. К этому же времени относится возникновение ряда важнейших методов исследования, в частности возникновение электрохимических методов, объемного анализа и т. д. Что же касается тематики в области прикладной химии, то к концу XVIII в. наметилось еще большее усиление внимания ученых к нуждам производства, а также потребностям обороны. В связи с этим Дж. Верная справедливо указывает, что «на заре же XIX века она (наука. – Ф.) должна была, не теряя своего академического характера, стать одним из главных элементов производительных сил человечества» (3).
Отметим еще одно обстоятельство, связанное с распространением в Европе новой химии, основанной Лавуазье. Кислородная теория и вытекающие из нее новые идеи в области химии зародились во Франции и стали известны в других странах Европы одновременно с социальными, политическими идеями и «новшествами» Французской буржуазной революции. Возможно, что отчасти поэтому они были восприняты в кругах прогрессивных ученых сочувственно и даже с энтузиазмом. Благодаря совпадению во времени Французской буржуазной революции и химической революции Франция оказалась не только центром новых общественных и политических идей и экономических преобразований, но и общепризнанным центром химической мысли, своего рода законодателем «модных» теорий и взглядов. Ученые стран Европы в это время с нетерпением ждали из Франции новых сообщений об успехах химиков.
Некоторые французские ученые – буржуазные националисты – всеми силами поддерживали естественный интерес к французской химии среди европейских ученых. Они проявляли в этот период особенно высокую научную активность, выпускали много книг, заботились о научном уровне публикуемых в журналах статей и, кроме того, прямо пропагандировали успехи «французской» химии.
Даже в более поздние времена, когда химия ушла далеко вперед и фактически отказалась от идей «химической революции», а центры научной мысли переместились из Франции в другие страны (Германию, Швецию, Англию), некоторые французские ученые еще пытались привлечь внимание европейских химиков к учению Лавуазье. В качестве примера укажем на высказывание видного химика Ж. Б. Дюма (1837 г.): «Часто нам говорят: теория Лавуазье видоизменилась, она уже даже отвергнута. Это ошибка, господа, это ошибка! Нет, это совершенно неверно! Лавуазье невредим, недосягаем, его стальные доспехи совершенно целы!» (4).
В такой обстановке развернулась деятельность химиков конца XVIII и начала XIX в. в различных странах Европы. Благодаря расширению экспериментальных исследований, в первую очередь химико-аналитического характера, в этот период был добыт новый и значительный фактический материал. В результате этого уже к началу XIX в. были окончательно ликвидированы остатки флогистических воззрений и вместе с ними остатки традиционных представлений и верований, сохранившихся от иатрохимического и алхимического периодов.
СОРАТНИКИ И ПОСЛЕДОВАТЕЛИ ЛАВУАЗЬЕ ВО ФРАНЦИИ
При обзоре событий эпохи «Химической революции» неоднократно упоминались имена ряда ученых – современников и соратников Лавуазье, принимавших участие в борьбе за победу кислородной теории или же выступавших против некоторых ее положений. Среди этих ученых были весьма видные химики, деятельность которых оставила заметный след в истории химии. Это в большинстве химики переходного периода. Начало их деятельности относится к флогистическому периоду, когда они приобрели известность своими экспериментальными исследованиями. В восьмидесятых годах они перешли на сторону Лавуазье и его кислородной теории и успешно продолжали свою деятельность в новых условиях.
Одним из видных соратников Лавуазье, инициаторов и участников создания новой химической номенклатуры и классификации веществ, был Луи Бернар Гитон де Морво (1737–1816) (5). Он родился в Дижоне и получил юридическое образование. Будучи адвокатом в Дижонском парламенте, он серьезно занимался литературой и поэзией и приобрел этими занятиями известность. В 1764 г. он был избран членом Дижонской академии наук, искусств и изящной литературы.
Случайное обстоятельство привело Морво на путь занятий химией и естественными науками. Присутствуя на заседаниях Дижонской академии, он однажды позволил себе высказать критическое замечание по поводу одного выступления видного члена этой академии химика-флогистика, доктора Ж. П. Шарденона, ярого поклонника концепции «отрицательного веса» флогистона. В ответ на критику Морво, Шарденон заметил, что эта критика свидетельствует о полном незнакомстве автора с химией. Задетый этим замечанием, Морво тотчас же принялся за серьезное изучение химии (по учебникам Макёра и Бомэ). Вскоре он достиг определенных успехов и принялся даже за самостоятельные экспериментальные исследования. В 1776 г. он уже читал в Дижоне курс химии, а в следующем году даже издал учебник.
Будучи увлечен практическими приложениями химии, Морво в l778 г. основал завод по производству селитры. На этом же заводе через несколько лет он впервые во Франции организовал производство соды (6). Одновременно Морво занимался и литературной деятельностью в области химии и, в частности, принял участие в создании «Методической энциклопедии», написав для этого издания ряд статей по химии. В 1786 г. Морво был избран непременным секретарем Дижонской академии и с этого времени завязал тесные сношения с парижскими учеными и, прежде всего, с Лавуазье. В 1791 г. он был избран в Национальное собрание, а затем – в Конвент. В Дижоне он был одним из основателей Якобинского клуба. В 1793 г. как член Конвента голосовал за казнь короля, а в следующем году принял участие в военном походе в Бельгию и здесь оказал важную услугу французским войскам, руководя устройством и запуском аэростата, при помощи которого командование войск получило исчерпывающие сведения о расположении и движении противника.
Возвратившись в том же году в Париж, Морво получил место профессора химии в Политехнической школе. В 1779 г. он был назначен генеральным администратором монетного двора, а в 1800 г. – директором Политехнической школы. От Наполеона в 1811 г. Морво получил титул барона. При реставрации Бурбонов он был отстранен от всех должностей как голосовавший за казнь Людовика XVI. Последние годы жизни Морво провел в уединении.
Деятельность Гитона де Морво как химика была весьма разнообразной. Он много экспериментировал, занимаясь главным образом химико-аналитическими и химико-практическими вопросами, в частности, он изучал кристаллизацию металлов из расплавов, растворимость кварца, плавкость различных земель, способы окрашивания стекол, определял точку кипения крепкой серной кислоты, исследовал металлический висмут и его соли, изучал растворимость солей в винном спирте, растворимость олова в азотной кислоте, занимался изучением свойств платины и другими вопросами. Эти исследования не привели, однако, Морво к сколько-нибудь крупным открытиям (7). До 1786 г. Морво придерживался флогистических воззрений. Его высказывание с «доказательством» отрицательности веса флогистона было приведено выше. Он выступал против Лавуазье и высказывавшихся им положений кислородной теории и казался последнему опасным противником. Лавуазье потратил немало времени на переговоры с Морво, имевшие целью «обратить» его, сделав сторонником кислородной теории. С другой стороны, сам Морво был заинтересован в соглашении с Лавуазье, особенно после 1782 г., когда он начал работу по реформе химической номенклатуры.
Как уже говорилось, в 1782 г. Морво предложил систему новых, названий веществ [45]45
Эти названия таковы: а) для кислот: купоросная, селитряная (т. е. азотная), мышьяковая, борациновая (борная), плавиковая, лимонная, щавелевая и т. д., б) для солей: купоросы, селитры, арсенаты, буры, плавики, цитраты, оксалаты и пр., в) в качестве оснований Морво перечисляет флогистон, известь, барот (барит, т. е. окись бария), золото, серебро и другие металлы, винный спирт и т. д. Названия солей были предложены Морво в таком виде: купорос меди, селитра ртути и т. д.
[Закрыть] (8), вместо случайных названий, оставшихся в наследство от алхимиков и иатрохимиков. Эта система названий, однако, не могла удовлетворить Лавуазье, как не соответствующая основным положениям кислородной теории. Тем не менее принцип образования названий, предложенный Морво, послужил исходным пунктом при разработке химической номенклатуры 1787 г. Эта номенклатура, как мы видели, тесно связана с классификацией веществ, фигурирующей в учебнике Лавуазье. В разработке этой классификации приняли участие соратники Лавуазье, в том числе и Морво. Однако Морво, по-видимому, принадлежит главная заслуга в создании системы номенклатуры. Об этом свидетельствует и то, что среди авторов опубликованной новой номенклатуры имя Морво стоит на первом месте (9).
Приступая к разработке новой номенклатуры, Гитон де Морво не имел в виду создания международного химического языка, поэтому предлагал лишь национальные названия на французском языке. Это привело впоследствии к необходимости переводов названий на другие языки (в частности, на русский), что далеко не всегда делалось достаточно удачно. С другой стороны, он подходил к проблеме названий веществ с флогистических позиций.
Тем не менее в предварительно разработанных правилах и принципах построения новых названий он поставил ряд важных задач, которые в той или иной степени учитывались при всех дальнейших номенклатурных реформах. Так, он считал, что каждое вещество должно получить определенное наименование, выраженное одним словом, а не фразой, как это было во флогистической номенклатуре (например, существовали названия такого рода: «щелочной раствор, насыщенный красящей материей берлинской лазури»). Кроме того, он считал, что названия должны отражать природу и свойства веществ (что привело в дальнейшем к появлению неудачных и случайных названий, таких, как, например, «кислород», «водород», «азот»). При этом он, однако, считал, что лучше выбирать названия, ничего не выражающие, чем отражающие ложные идеи. Наконец, он считал, что названия должны быть образованы от корней, которые наилучшим образом подходили бы для отражения мысли, вложенной в название так, чтобы каждое название соответствовало определенному ощущению, а определенное ощущение – названию. Особое значение он придавал правилу соответствия названия «духу языка». К сожалению, в некоторых проектах реформ химической номенклатуры в XIX и даже в XX в. это последнее правило привело к гипертрофированию стремлений авторов проектов «духа языка» (10).
Исследовательская литературная деятельность Морво в области химии с течением времени сократилась, особенно после назначения его на пост директора Политехнической школы. Однако он продолжал работать и в начале XIX в. В 1801 г. он выпустил руководство по дезинфекции воздуха, в котором подвел итог своим прежним исследованиям по применению в качестве дезинфицирующего средства газообразного хлора.
Видным соратником Лавуазье в его борьбе за утверждение антифлогистической кислородной теории был Антуан Франсуа де Фуркруа (1755–1809) (11).
В юности Фуркруа учился письмоводству и был переписчиком. После случайной встречи с Ф. Вик д'Авиром – непременным секретарем Королевского медицинского общества Фуркруа получил возможность изучать медицину. В 1780 г. он уже получил степень доктора медицины и был избран членом Медицинского общества. В студенческие годы он проявил также большой интерес к химии, которую изучал под руководством профессора Ж. Б. Бюкe (1746–1780), одновременно слушая лекции Руэля. Бюке был передовым химиком того времени и получил известность своими опытами по действию газов на животных. По свидетельству Фуркруа, он был одним из первых химиков, выступивших против теории флогистона (1779 г.).
По предложению Бюке Фуркруа с 1778 г. начал читать курс химии и естественной истории на Медицинском факультете Парижского университета. С этого времени и началась многолетняя и напряженная деятельность Фуркруа как лектора и профессора в различных учебных заведениях Парижа. В 1784 г. он стал профессором Ботанического сада. Одновременно с этим Фуркруа выступал как автор учебников и монографий по химии. В особенности широкое распространение получило его сочинение «Элементы естественной истории и химии» в четырех томах (1786 г.), представляющее собой переработку его же книги «Элементарные лекции по естественной истории и химии» в двух томах (1782 г.). Это сочинение многократно переиздавалось на различных языках. В 1785 г. Фуркруа стал членом Парижской академии наук. С началом революции Фуркруа включился в активную политическую деятельность. С 1792 г. он стал членом Якобинского клуба, затем был избран в состав Конвента. В эти же годы он принимал участие в различных правительственных и ученых комитетах и Медицинском обществе, где занимал руководящее положение. Особенно следует отметить деятельность Фуркруа как члена Комиссии по народному образованию.
Фуркруа получил особенно широкую известность как талантливый преподаватель химии. Вскоре после учреждения Центральной школы общественных работ (переименованной затем в Политехническую школу) Фуркруа получил в ней профессуру по химии. Его курс был вводным и посвящался теоретическим основам химии. Другие разделы химии читали Бертолле, Шапталь и Морво. Ассистентом Фуркруа в Политехнической школе был Вокелен, ставший вскоре широко известным химиком.
Кроме этого, Фуркруа читал курс химии в Нормальной школе, Медицинской школе и других учебных заведениях. С начала XIX в. он вновь занялся проблемой реорганизации народного образования и составил проект новых реформ. С 1802 по 1804 гг. Фуркруа – генеральный директор народного образования.
В дальнейшем он принял участие в восстановлении обновленного Парижского университета и в организации сети начальных и средних школ Франции.
В последние годы жизни Фуркруа продолжал напряженную работу и как профессор химии, и как политический и общественный деятель. В апреле 1809 г. он получил от Наполеона титул графа империи. В это время он занимался реорганизацией горного дела во Франции. Умер Фуркруа в конце 1809 г. (12)
Фуркруа был одним из ближайших соратников Лавуазье. Однако он не сразу признал антифлогистическую химию. Во втором издании своих «Элементов естественной истории и химии» в 1786 г. (13) Фуркруа выступает еще как сторонник теории флогистона. Правда, он излагает в книге основы обеих теорий – флогистической и кислородной, но при объяснении, например, явлений горения и кальцинации металлов он, следуя Макёру, говорит, что одновременно с присоединением к горящему телу «жизненного воздуха» (кислорода) из этого тела удаляется содержащийся в нем флогистон.
Полное «обращение» Фуркруа произошло в начале лета 1786 г. С этого времени он активно сотрудничал с Лавуазье. В ряде изданных после 1786 г. книг он широко пропагандировал кислородную теорию, содействуя ее быстрому распространению и признанию. В 1787 г. он вместе с Лавуазье, Морво и Бертолле участвовал в разработке новой химической номенклатуры. Несколько позднее вместе с Лавуазье и его сторонниками он принял участие в издании перевода книги Кирвана, защищавшего теорию флогистона, и написал свои замечания к этой книге, посвященные объяснению кальцинации металлов и взаимодействию металлов с кислотами. В дальнейшем Фуркруа принял участие в издании «Методической энциклопедии по химии, фармации и металлургии» (1786–1789). Он написал ряд статей для этого издания, впоследствии объединенных и вышедших отдельным изданием в 1792 г. под заглавием «Химическая философия». Эта книга была переведена на многие европейские языки (14).
Как и большинство химиков Франции эпохи буржуазной революции, Фуркруа принял участие в исследованиях и практической деятельности, связанной с обороной республики. Ему, в частности, принадлежат особые заслуги в усовершенствовании и расширении производства селитры. Однако в основном в годы революции Фуркруа занимался преподавательской, литературной и научно-общественной деятельностью. Сочинения Фуркруа оказали большое влияние на химиков многих стран Европы и содействовали быстрому признанию кислородной теории (15).
Виднейшим химиком среди соратников Лавуазье, без сомнения, следует считать Клода Луи Бертолле (1748–1822). Он принял непосредственное участие в совместной с Лавуазье деятельности по ниспровержению теории флогистона и по основанию новой антифлогистической химии (16).
Получив среднее образование на родине, Бертолле изучал медицину в Турине и в 1770 г. получил здесь степень доктора медицины. Два года спустя он приобрел уже некоторую известность в Париже как практикующий врач. По рекомендации друзей ему удалось получить место лейб-медика при дворе герцога Орлеанского. Имея достаточный досуг, Бертолле с большим рвением принялся за изучение естественных наук, особенно химии. Он заинтересовался тем же вопросом, который в то время интересовал и Лавуазье, а именно: ролью атмосферного воздуха в процессах горения. Исследования Бертолле по химии вскоре принесли ему известность, и в 1780 г. он стал членом Парижской академии наук. В 1784 г. Бертолле получил должность правительственного инспектора государственных красильных фабрик, заместив только что умершего Макёра. Бертолле очень серьезно принялся за работу по этой должности. Он не только тщательно изучил все стороны технологии крашения тканей и производства гобеленов, но и ввел много разнообразных усовершенствований, которые в дальнейшем описал в специальном сочинении (17). Наибольшую известность среди исследований и изобретений Бертолле приобрело предложение применять хлор для отбелки тканей.
Занимаясь разнообразными теоретическими и практическими вопросами в области отбеливания и окраски тканей, Бертолле находил время и для других научных занятий. Особенно энергично он работал в годы революции. Он много сделал для смягчения острого недостатка некоторых важных продуктов и химикатов во Франции, вызванного блокадой. Под его руководством было резко улучшено селитряное дело, производство стали и другие отрасли индустрии. В 1792 г. он был назначен главным смотрителем монетного дела, а в 1794 г. стал членом комиссии для разработки планов по подъему сельского хозяйства, промышленности и улучшения благосостояния населения. В эти же годы он начал профессорскую деятельность в только что основанных Нормальной и Политехнической школах в Париже.
В 1796 г., после завоевания Наполеоном Италии, Бертолле был послан Директорией вместе с Монжем в эту страну с поручением отобрать для музеев и хранилищ Парижа выдающиеся произведения науки и искусства. Во время этой поездки Бертолле познакомился с Наполеоном, стал часто с ним встречаться и даже преподавал ему основы химии. Вскоре вместе с Наполеоном Бертолле отправился в Египетский поход. Интересно отметить, что, будучи в Египте, Бертолле начал свои известные исследования, посвященные проблемам сродства и равновесия.
Несмотря на то, что Наполеон относился к нему весьма благожелательно и постоянно отмечал его высокими наградами, Бертолле держался достаточно независимо и избежал положения придворного ученого после коронации Наполеона[46]46
От Наполеона Бертолле получил титул графа.
[Закрыть]. В 1807 г. Бертолле вообще оставил официальную службу и поселился в парижском предместье Аркёй (Arcueil). Здесь он основал своеобразное научное общество, в состав которого входило небольшое число наиболее выдающихся ученых Франции. Общество это регулярно собиралось под председательством Бертолле или Лапласа и обсуждало различные научные проблемы. Оно издало «Мемуары Аркейского общества»(18), получившие широкую известность в ученом мире. Это общество просуществовало 10 лет (1807–1817).
