Текст книги "Смертельный розыгрыш. Конец главы"

Автор книги: Николас Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

XIII. Переверстка

Слова эти были восприняты не так, как он ожидал. Задумчиво поглядев на Найджела, Стивен улыбнулся рассеянной, невеселой улыбкой.

– Ну что же, это должно было выйти наружу, – сказал он.

– Пол – ваш сын от Миллисент Майлз.

– Нет-нет, вы ошибаетесь.

– Но это зарегистрировано в Сомерсет-Хаусе.

– Знаю… Вот что, давайте сперва перекусим. Я не могу исповедоваться на голодный желудок. – В глазах Стивена мелькнуло лукавство. Он отказался от предложения Найджела пойти в ресторан, объяснив, что такие места вызывают у него клаустрофобию. – Поехали ко мне, я вам сооружу омлет. – И когда Найджел заколебался, добавил: – Я приличный, хоть и немудрящий повар. А если вам не хочется есть хлеб человека, которого вы обвиняете в черном деле, – ухмыльнулся он, – ешьте, черт побери, омлет без хлеба.

Отказаться было нельзя. Стивен Протеру захватил инициативу. В такси, словно для того, чтобы смягчить неловкость, Стивен потешно изображал совещание с коммивояжерами; он не выказывал ни малейшего смущения, не говоря уже о чувстве вины; наоборот, был необычайно оживлен – видимо, испытывал облегчение оттого, что наконец-то может открыть свою тайну и снять с себя гнет.

И тем не менее, когда они оказались в его чистенькой квартирке в Холборне, Найджел не спускал с него глаз. Ему не хотелось быть пойманным врасплох. На свете существуют и другие орудия убийства, кроме бритвы, в том числе яд, как бы нелепо ни выглядел этот любезный хозяин в роли отравителя. Поэтому Найджел пошел следом за ним на кухню.

– Не возражаете? – спросил он. – Люблю смотреть, кто как живет.

Стивен Протеру жил, как видно было с первого взгляда, на редкость организованно. В кухне ни пылинки, множество облегчающих труд приспособлений, все в идеальном порядке и под рукой. Стивен принялся за готовку так увлеченно, что Найджел не мог не выразить восхищения. Разбивая яйца, Стивен сказал через плечо:

– В шкафу возле двери стоит вино. Давайте выпьем бутылку рейнского. Поставьте ее, пожалуйста, ненадолго под кран; ученые мужи этого не одобряют, но у меня нет ведерка для льда. Штопор в левом ящике кухонного стола.

Найджел выполнил указания, все так же не спуская со Стивена глаз, но тот с головой ушел в работу и не замечал, что за ним наблюдают.

– Надо сказать, кухня у вас отличная, – похвалил его Найджел.

– Я люблю все делать сам, а готовить мне нравится. После того как не стало Пола, я мог позволить себе кое-какое мотовство, немного себя побаловать. – Странный человечек повернулся и подал Найджелу на тарелке омлет. – Этим вы во всяком случае не отравитесь. Садитесь и ешьте, пока не остыл. Вот туда. Стол накрыт. А я принесу вино, хлеб и масло.

В гостиной тоже царила безукоризненная чистота. На круглом столе стоял один прибор, на камине ваза с фрезиями. В комнате были удобные кресла, длинные, низкие, выкрашенные белой краской книжные полки, пюпитр для чтения, алый ковер, картина Мэтью Смита[61] ярким цветовым пятном выделялась над камином.

Найджел пересек гостиную, чтобы рассмотреть две фотографии: маленького мальчика на трехколесном велосипеде и юноши в военной форме.

– Да, это Пол, – сказал неслышно вошедший Стивен. – Ешьте омлет. Или вы хотите, чтобы он стал похож на подошву?

Найджел покорно сел и принялся есть, а Стивен поставил второй прибор и разлил вино.

– Ваше здоровье, – сказал Стивен. – Как фронтит?

– К сожалению, так себе.

– Хлеба? – В голосе Стивена, еще более звучном, чем всегда, слышался вызов; красивые глаза смотрели прямо в лицо Найджелу.

– Спасибо, да. И без задних мыслей.

Только покончив со вторым блюдом – свежими фруктами, поданными в итальянской фаянсовой вазе, – они снова затронули тему, которая занимала мысли обоих. У Найджела были свои причины желать, чтобы Стивен вернулся к ней сам, но тот не спешил и предпочитал шутливо хвастаться своей квартирой, которой он забавно гордился. Ему, говорил он, так здесь удобно и так хорошо в одиночестве, что он редко выходит в город.

– Одиночество – это по мне. Одиночество в людской толпе, – добавил он, махнув рукой в сторону окна. – Вы женаты?

– Был. Жена умерла.

– Я люблю женщин. Но не хотел бы их иметь всегда рядом, они требуют чересчур много внимания, а что еще хуже – слишком много внимания уделяют вам. Знаете: а почему у него такое выражение лица? А не надоела ли я ему? Или у него просто изжога?

Найджел засмеялся:

– Значит, вы никогда не собирались жениться на Миллисент Майлз?

– Боже упаси! Даже в те времена меня от нее бросало в дрожь.

– В те времена, когда она родила от вас ребенка?

Стивен бросил на него быстрый взгляд и жестом пригласил пересесть в кресло.

– Кофе будете пить?

– Нет, спасибо.

– Тогда начнем. – Стивен энергично потер руки. – Расскажите, откуда вы узнали про Пола.

– Мне с самого начала показалось, что отношения с мисс Майлз у вас давние. А в своей автобиографии она писала о романе, который был у нее в девятнадцать лет, – с человеком, который потом ее бросил.

Лицо Стивена исказилось, он судорожно вдохнул, словно его кольнули.

– Бросил! – воскликнул он. – Ну ладно. Продолжайте.

– По-видимому, она рассказывала Райлу, что в молодости ее соблазнили и она родила мертвого ребенка.

– Но разве в автобиографии сказано, что у нее был ребенок? – с недоумением спросил Стивен.

– Впрямую – нет. Но между строк… Найджел осекся. Тут надо вести дело тонко.

Если убийца – Стивен, значит, это он подменил страницу в конце главы на ту, где написано, что у Миллисент не было ребенка от первого возлюбленного. А если так, то недоверие Найджела покажет Стивену, что Найджел считает страницу подделкой, и он насторожится. С другой стороны, если считать, что убийство совершил Стивен, то, признав, что ему известно о подмене страницы, он выдаст себя.

– Я пытался выяснить, с какой целью были восстановлены оскорбительные абзацы во «Времени воевать», – продолжал Найджел. – Это явно сделано для того, чтобы навредить либо издательству, либо автору, либо генералу Блэр-Чаттерли. Я не видел такого человека, который мог бы желать зла генералу Торсби или вашей фирме, и у меня совсем было опустились руки. Потом, прочтя автобиографию, я подумал, что если у мисс Майлз в двадцать шестом году все же родился ребенок, то в сорок седьмом, то есть во время бойни в казармах Уломбо, ему был бы двадцать один год. Тогда я позвонил генералу Торсби и попросил проглядеть список погибших. В нем он нашел фамилию Протеру. Сомерсет-Хаус сообщил мне все остальное.

– Ага. Понятно… – с отсутствующим видом пробормотал Стивен.

– А сегодня мисс Уэнхем рассказала, что в сорок седьмом у вас было нечто вроде нервного расстройства, – мягко произнес Найджел. – Потрясение, вызванное смертью сына…

– Нет, Пол не мой сын, – отвернувшись, сказал Стивен.

Найджел уставился на него:

– Как? Но запись в Сомерсет-Хаусе…

– Да будь он проклят, этот ваш Сомерсет-Хаус! – Стивен вскочил, поглядел на фотографию ребенка на трехколесном велосипеде, потом отошел и сел у окна. – Это не моя тайна, – медленно заговорил он. – Поэтому я держал язык за зубами. И к тому же не знал, какие мне могут грозить неприятности за ложную метрическую запись.

– О Поле?

– Да. Но лучше рассказать все по порядку. Я познакомился с Миллисент много лет назад, когда ей было семнадцать или восемнадцать. Совершенно случайно. В книжной лавке в Уимблшеме. Об этом написано в ее книге?

– Да. Но вашего имени она не называет, – упоминает только о человеке, который помогал ей в первых литературных опытах. Зовут его Рокингемом по ассоциации с другим человеком, с которым она познакомилась в это же время.

Стивен Протеру прислонился к подоконнику и немного успокоился.

– У нее тогда был талант – в своем роде. А я был еще слишком молод и не понимал, что сердце у нее из синтетического каучука. Так вот. Был у меня брат, Питер, на два года моложе меня, я всегда о нем заботился, опекал его. В двадцать пятом году он учился в богословском колледже в Оксфорде, готовился стать священником, а я пытался выйти в литературные критики. Во время каникул Питер жил у меня в Лондоне. Однажды к нам заявилась Миллисент, показать мне свой рассказ, и они познакомились. С этого все и началось.

– Вы хотите сказать, что Пол ребенок вашего брата?

– Совершенно верно. Питер был славный малый. Натура страстная, но с глубоким ощущением своей духовной миссии – это нередко соединяется в одном человеке. Был он к тому же в отношении женского пола крайне неопытен, стеснителен и до глупости романтичен – идеальная добыча для таких, как Миллисент. Ей, конечно, нелегко было побороть его религиозные убеждения, но борьба доставляла ей удовольствие. Ей удалось его соблазнить.

Лицо Стивена еще больше омрачилось печалью и гневом, и он ударил кулаком по диванной подушке.

– Теперь вы поймете, почему я так ненавидел эту женщину. На следующие пасхальные каникулы Питер приехал в ужасном состоянии. Он не решался мне написать, но я быстро все у него выведал. Миллисент была уже на третьем месяце беременности и грозила пожаловаться в его колледж.

– Если он на ней не женится?

– Хуже. Если он не устроит ей аборт. Он мне сказал, что она вконец его измочалила, как настоящая ведьма. Я видел это и сам: его передергивало от одного ее имени. Но практически вопрос был неразрешимым. Скандал означал бы крах его будущего, его призвания. Об аборте он, натурально, и думать не мог. Брак, если бы даже ее и удалось уговорить, означал бы пожизненную связь с женщиной, которую он к тому времени уже видел насквозь. К тому же и материальные обстоятельства этого не позволяли: отцовского наследства едва хватало на плату за обучение; мать была вдовой и жила на небольшую ренту.

Стивен закурил и, нервно затягиваясь, продолжал:

– Тот апрель я всегда вспоминаю с ужасом, не дай Бог еще раз пережить такое. Питер был в панике. Полон раскаяния и отвращения. Он полюбил Миллисент и вдруг словно провалился в трясину… Вы не представляете, что такая особа может сделать с порядочным человеком! Брат был близок к самоубийству. Она превратила его любовь в какую-то мерзость, а потом ему же швырнула в морду – вот какое у него было чувство.

– После этого вы и написали «Пламя и пепел»?

Стивен круто повернул голову к Найджелу:

– А-а, вы читали? Да. Я начал тогда писать, чтобы не сойти с ума. Она так и не простила мне этой книги, – стихи проняли даже Миллисент, несмотря на ее слоновью шкуру.

Лицо Найджела осветилось догадкой…

– Ага, значит, у нее все же были основания для того, чтобы подправить верстку «Времени воевать». Я ведь не верил, что для этого было достаточно вашего нежелания переиздать ее романы. Она хотела отомстить автору книги «Пламя и пепел». Видимо, полагала, что вам придется отвечать за пометки «Надо!». Может, она даже грозила рассказать компаньонам, что поймала вас на месте преступления?

– Понятия не имею, что у нее было на уме, – с некоторым раздражением ответил Стивен. – Ведь нет никаких доказательств, что это она восстановила купюры. Но даже если и она, не думайте, что ею двигало желание отомстить Блэр-Чаттерли за Пола.

– Почему?

– Ей всегда было наплевать на Пола, – с горечью произнес Стивен. – Для нее Пол просто не существовал. Это входило в сделку.

– В сделку?

– Да. Я к ней пошел. Через две недели после того, как брат мне все рассказал. Думал, что сумею ее смягчить, в чем-то убедить… Я был почти таким же неопытным щенком, глупым идеалистом, как Питер. В тот месяц мы встречались с ней несколько раз. Конечно, не у нее дома – в кафе и так далее. Меня это многому научило. Ей было только девятнадцать, но, видит Бог, она знала все женские уловки. Поруганная невинность, пафос, негодование, панический страх, колебания, мужественная стойкость – она мне выдала полный набор. Что же, в конце концов я втолковал ей, что от Питера ждать больше нечего. И тогда я сделал такое предложение – сказал, что организую ей роды, на севере страны, за все заплачу, поеду туда с ней под видом мужа, а потом избавлю ее от ребенка. Она придумала для родителей версию, будто какой-то лондонский врач нашел у нее туберкулез, а подруга предложила ей деньги на лечение в санатории. Они, по-видимому, поверили. Уже в те годы она была искусной лгуньей, каких я в жизни не встречал.

Стивен Протеру умолк. Хмурое выражение лица, повернутого в профиль, напомнило Найджелу тот их разговор недельной давности, когда речь зашла о бескорыстии. «А может быть, мы утратили то самое, что выражает это слово?» – спросил тогда Стивен. Что ж, сам он однажды совершил вполне бескорыстный поступок. Найджел хотел ему об этом сказать, но Стивен резко его прервал:

– Одному дьяволу это было надо! Совести Питера это не облегчило. Он стал миссионером и два года спустя умер от тропической лихорадки в какой-то Богом забытой дыре.

– А мальчик? Пол? Кто его воспитывал? Вы?

– А кто же еще? – Голос Стивена сорвался на крик. – У Миллисент была поразительная способность уклоняться от всякой ответственности. Конечно, как я говорил, мы условились, что я ее избавлю от ребенка. Но, едва родив, она сумела вовсе отстраниться от него.

– Ага. Именно так и говорила миссис Блейн.

– А это еще кто?

Найджел объяснил.

– Миллисент ей все рассказала?

– О ребенке – нет. Но она говорит, что даже в детстве Миллисент умела отстраниться от своих проступков, сделать вид, будто их не было, и убедить в этом даже себя.

– Да. Помню, когда она кормила ребенка грудью – пришлось какое-то время, пока я нашел кормилицу, – у нее был такой вид, будто он не имеет к ней ни малейшего отношения. Будто она оказывает благодеяние чужому ребенку. Это было так нелепо, что я как-то раз не удержался от смеха. А она терпеть не могла, когда над ней смеются. Юмора ни на грош. Когда я сказал, почему смеюсь, она просто разъярилась. «Я его никогда не хотела, – сказала она. – И не желаю ни видеть его, ни слышать о нем, вот с этой самой минуты!»

– А потом?

– Что – потом?

– Потом она видела Пола?

– Нет. Всю эту историю сочла дурным сном. А у меня тоже не было желания с ней встречаться.

– Даже тогда, когда он погиб?

– Да. Полу сказали, что его мать умерла во время родов.

– А когда мисс Майлз появилась здесь?..

– Это была очень неприятная встреча для нас обоих.

– Но не могли же вы и тут ничего не сказать ей о Поле?

– Ах да, конечно. Вопрос этот, естественно, возник. У нее хватило нечеловеческой наглости спросить, как поживает «мой сын». Мой сын! Я сказал, что он был убит в бою десять лет назад.

– Как она к этому отнеслась?

Стивен Протеру, скорчив гримасу, по привычке громко фыркнул:

– Не поверите! Тут же изобразила сломленную горем мать. Почему я разлучил ее с Полом? Как допустил, чтобы его убили? У меня просто в глазах потемнело! Ну я ей всыпал!

– Это, наверное, и был тот скандал, который слышала Джин. Когда мисс Майлз обозвала вас лупоглазым. Кстати, Сьюзен…

– Понимаете, почему я вам всего этого раньше не рассказывал? Это ведь не только моя тайна…

Найджел встал, чтобы еще раз поглядеть на фотографию.

– Похож на мать.

– Слава Богу, только внешне.

– Вы очень к нему привязались?

Стивен кивнул. Его лицо от высокого лба до небольшого срезанного подбородка вдруг как-то съежилось, губы задрожали.

– Скоро я и правда почувствовал себя отцом. Пол был прелестный малыш. Тихий, серьезный, как мой брат, но способный на горячее чувство.

Стивен рассказал Найджелу, что малютка был отдан в Грингарт на воспитание фермеру и его жене, которых он знал с детства. Он время от времени навещал их, а потом давал деньги на учение мальчика в небольшой частной школе. Чтобы содержать Пола, ему в 1930 году пришлось поступить на работу в издательство: журналистских заработков не хватало. Фермер потом хотел усыновить мальчика, но Стивен считал, что в память о брате Пол должен «остаться в семье». Подрастая, Пол проявил необычайную любовь к животным, и Стивен копил деньги, чтобы к его возвращению из армии купить ему маленькую ферму. Но живым оттуда мальчик не вернулся, поэтому деньги были истрачены – частично на земные радости, которые Стивен теперь себе позволял. «Слабое утешение, – подумал Найджел, – этим не заменишь талантливого племянника и всего, что он значил в твоей жизни…»

– Вы отдаете себе отчет, что полиции нетрудно до этого докопаться? Кто-нибудь может подтвердить ваши слова?

Фермер с женой еще живы. Оберегая брата, Стивен сказал им, что он отец ребенка, а мать бросила его сразу же после родов. Поверили ли они до конца, он не знает, но обещали сказать Полу – если он спросит, – что его мать умерла. Он охотно сообщит Найджелу их фамилию и адрес. Других подтверждений нет, потому что все делалось елико возможно в тайне. До рождения ребенка Стивен и Миллисент жили вместе в меблированных комнатах в Грингарте, выдавая себя за мужа и жену; из-за беременности Миллисент у них были отдельные спальни. Словом, непрерывное притворство, долгий отвратительный фарс.

– Понимаете, – закончил Стивен, – в основном вам придется верить мне на слово. Я уверен, что Питер никогда никому этого не рассказывал.

– Он был один, когда умирал?

Стивен озадаченно посмотрел на него:

– А-а, вы имеете в виду исповедь на смертном одре? Понимаю. Может быть, в миссионерской службе Англиканской церкви вам что-нибудь скажут. Но сомневаюсь. Когда Питера доставили в больницу, он был уже без сознания и больше не приходил в себя. Нам написал об этом его епископ, когда пересылали домой его вещи.

Найджел записал кое-какие фамилии, которые ему назвал Стивен. Впрочем, он не слишком надеялся на успех. Нити этой истории, как и многих других в этом деле, чересчур далеко уходили в прошлое, а самые важные и вовсе были оборваны: Миллисент и ее родители мертвы, Питер Протеру мертв, Пол мертв.

И не то чтобы Найджел был склонен не верить рассказу Стивена о его отношениях с Миллисент. Просто рассказ этот не давал опоры для новых шагов в расследовании скандала со «Временем воевать». Как бы ни был привязан Стивен к своему племяннику, вряд ли он стал бы подправлять верстку почти через десять лет после гибели Пола, чтобы разоблачить губернатора, по бездарности своей погубившего солдат. Однако еще менее правдоподобной теперь казалась причастность мисс Майлз. Она ведь не хотела ни видеть Пола, ни слышать о нем.

– Есть такие люди, – сказал Стивен, словно разгадав мысли Найджела. – Они способны сделать величайшую гадость любым доступным им способом, лишь бы показать свою силу. Вот уж кто поистине не знает, что такое ответственность…

– Вы подразумеваете Миллисент Майлз?

– Да. И я бы сказал то же самое о Киприане Глиде.

– Оба они люди мстительные?

– Скорее злобные, чем мстительные, – подумав, возразил Стивен.

– Миллисент Майлз вас ненавидела, – задумчиво продолжал Найджел. – Вы знали ее темное прошлое. И вы прямо сказали все, что о ней думаете. Вы противились переизданию ее романов. Вспылив, она могла восстановить эти оскорбительные абзацы с тайной мыслью причинить вам неприятности, а попутно еще и отплатить автору за насмешки в офицерской столовой. Мелкие побуждения складываются в одно сильное. Да, это в ее характере.

– Но вы в этом не вполне уверены?

Вскоре Найджел собрался уходить. Если Стивен и был той большой рыбой, ради которой он наживил крючок (а теперь это казалось ему очень уж маловероятным), то рыба наживки не взяла. Не куснула.

XIV. Шрифт!

– Боюсь, дорогой мой, что время не совсем подходящее. Я по горло… – Артур Джералдайн жестом показал на аккуратные стопки бумаг у себя на столе. Тон старшего компаньона казался довольно любезным, но в его серых глазах был холодок.

– Прошу прощения, но мне надо кое-что выяснить. И весьма срочно.

Джералдайн откинулся в кресле, вытянув вперед руки. Крепкие волосатые кисти были сжаты в кулаки и покоились на столе.

– Ну хорошо. В чем дело?

– Почему вы мне сказали, будто не были знакомы с мисс Майлз, пока она не начала сотрудничать с вашим издательством?

Взгляд Артура Джералдайна стал еще более ледяным.

– Мне не нравится ваш тон, Стрейнджуэйз. Разрешите напомнить, что вы хоть и временно, но у нас служите.

Не обратив внимания на эту отповедь, Найджел продолжал:

– Мисс Майлз говорила мне, что познакомилась с вами много лет назад при несколько необычных обстоятельствах. – Он опустил ее замечание, что Джералдайн «всегда был бесхарактерным человеком».

– Я этого не помню. Но вполне возможно, что это так. Я в своей жизни встречал немало людей.

– А разве не странно, что она никогда не напоминала вам об этом знакомстве?

Джералдайн пожал плечами, но взгляд у него стал настороженным.

– Она же вам не напоминала, правда? – настаивал Найджел.

Длинный, тонкогубый рот Джералдайна брезгливо скривился.

– Вы хотите сказать, что я лгу?

– Зря вы скрытничаете, мистер Джералдайн. У меня есть данные о том, что в бытность свою агентом «Дейли сан» вы купили рокингемский столовый сервиз у родителей мисс Майлз в Уимблшеме.

Большой лоб и лысина стали медленно багроветь.

– Да, я купил там рокингемский сервиз. Но и не подозревал, что это ее родители про…

Дверь отворилась, и по кабинету засеменил Стивен Протеру.

– Вы у меня забыли, – сказал он, протягивая Найджелу пузырек с каплями от насморка.

– А, большое спасибо. – Найджел рассеянно поставил пузырек на письменный стол. Стивен ушел. – Значит, вы познакомились с мисс Майлз, когда приходили в дом ее родителей? Она была тогда школьницей.

– Помилуйте, как я могу это помнить? Ведь больше тридцати лет прошло! – Джералдайн чуть не ворковал. У него была истинно ирландская способность мгновенно менять манеру поведения – теперь он казался воплощением любезности и добродушия.

– Но мисс Майлз это помнила. Достаточно хорошо, чтобы упомянуть в своей автобиографии человека, с которым она в ту пору познакомилась и которого называет Рокингем. – Найджел вел разговор осмотрительно. – Вы бывали у них дома?

– Был раза два, по-моему. Теперь, кажется, начинаю вспоминать. Там действительно была девушка – такая зубатая, наэлектризованная молодая особа. Неужели это была Миллисент Майлз? Господи, подумать только!.. – Артур Джералдайн осклабился, как приветливая акула. – До чего же ей хотелось, чтобы отец подписался на газету, а она бы получила в придачу бесплатное приложение, которое я распространял. Газетная приманка, – надо было повысить тираж.

– Он подписался?

– Нет. Видно, был на мели. Во всяком случае, попросил зайти еще раз. А во второй раз жены не было дома, и он спросил меня, сколько я дам за рокингемский сервиз, – я восхищался им в первый свой приход. Я назвал цену, и он был просто счастлив. Но просил унести сервиз сразу – по-видимому, пока не вернулась жена. Помню, я опорожнил чемодан, где носил образцы наших приложений, но сказал, что за книгами зайду завтра. На другой день я нарвался на страшный скандал. Миссис Майлз налетела на меня как фурия. Однако я показал ей расписку мужа, и она ничего не могла поделать. – Артур Джералдайн обаятельно улыбнулся и добавил даже как-то вкрадчиво: – Конечно, теперь, когда это вспоминаешь, становится очень стыдно. Я ведь облапошил беднягу. Но коллекционеры, вы же знаете, аморальный народ. У нас это вроде физического влечения. Влюбляешься в какую-то вещь и во что бы то ни стало должен ею завладеть. К тому же в те дни у меня у самого денег было мало.

Найджел задумался, выслушав эту удивительную исповедь.

Удивительно было даже не само признание, а то, что Джералдайн сделал его с такой готовностью.

– И вы утверждаете, что мисс Майлз никогда об этом не заговаривала?

– Уверяю вас, ни намеком. – Артур Джералдайн просто сиял. – Я понимаю, что у вас на уме, дорогой друг. Шантаж, да? Не отрицаю, это был не слишком красивый эпизод в моей жизни. Вы теперь видите, почему я не хотел, чтобы он выплыл наружу. Но из-за этого я бы не стал убивать эту бедную женщину.

Найджел признал, что если взять это в отдельности, то, вероятно, нет. Но почему, спрашивал он себя, мне удалось так безболезненно вырвать этот старый, гнилой корень? Джералдайн не оказал ни малейшего сопротивления, не усомнился в моих источниках информации. Уж не сует ли он мне в нос этот неприглядный эпизод с рокингемским сервизом только для того, чтобы утаить нечто более позорное?

– Вы тут поставили мисс Майлз в весьма привилегированное положение, – сказал Найджел, стараясь выиграть время. – Вот не думал бы, что она подходящий автор для такого издательства, как «Уэнхем и Джералдайн».

– Каждому издателю приходится идти на компромисс, выбирая между прибылью и своими литературными вкусами. К тому же очень настаивал Бэзил Райл; он, можно сказать, вынудил нас ее взять.

– Крайне неудачное решение, – сухо заметил Найджел. – Учитывая, что она втянула вас в это дело о клевете, а потом еще умудрилась быть зарезанной в помещении издательства.

– То есть как?.. Вы считаете, что это она подправила верстку? Боже мой, но зачем?

– Природная злобность и желание навредить определенному лицу. Я знаю доподлинно, что у нее был зуб на генерала Торсби и Стивена Протеру. И все бы уже совсем сошлось, если бы она таила злобу против вас или мисс Уэнхем.

– Не понимаю…

– Если бы, скажем, она попыталась вас шантажировать рокингемский сервизом, что бы вы сделали?

– Послал бы ее, наверное, к черту. Но…

– Что возбудило бы в ней желание навредить вам в издательстве.

– Но повторяю: она ни разу даже не помянула этот проклятый сервиз, не говоря уже…

– Не говоря уже о том, что у вас с ней произошло, когда вы посещали ее дом в двадцать четвертом году?

Лысина Джералдайна снова стала пунцовой. Впрочем, он, может быть, просто пытался побороть гнев.

– Потрудитесь объясниться, – произнес он угрожающим тоном. – Я не переношу грязных намеков.

– Беда в том, что никогда нельзя было понять, правду говорит мисс Майлз или фантазирует.

– Я просил вас…

– Да. Она рассказала школьной подруге, что человек, который появился у них в доме летом двадцать четвертого года, – мужчина с очень тонкими губами – пытался ее изнасиловать. Попытка изнасиловать школьницу – если есть возможность как-то это доказать – довольно удобный повод для шантажа. Даже тридцать лет спустя.

Линейка, которую Джералдайн вертел в руках, треснула пополам, Найджел вздрогнул.

– Вы несете страшную чепуху, – приглушенно сказал Джералдайн. Найджел долго ждал продолжения, но старший компаньон деловито принялся листать бумаги, лежавшие на столе. – Мне действительно надо работать.

Поднявшись наверх, Найджел снова разыскал Стивена.

– Простите, что надоедаю. Дело вот в чем. Мистер Майлз обанкротился в двадцать четвертом году. Вы познакомились с Миллисент в двадцать шестом, когда она служила в книжной лавке. Она когда-нибудь вас приглашала домой? Насколько я знаю, она тогда еще жила у родителей.

– Да, я раз или два к ней заходил.

– Они, кажется, нуждались?

– Разве? Это было незаметно. Помнится, у меня создалось впечатление, что Майлзу снова удалось встать на ноги.

– Мисс Майлз никогда не обсуждала с вами его финансовое положение?

– По-моему, нет. Только иногда рассказывала, как юное дарование – то есть она – бьется словно рыба об лед, чтобы прокормить своих разоренных родителей.

– Ей бы вряд ли это удалось на жалованье продавщицы в книжной лавке.

– Да. Во всем этом, сколько я помню, было что-то странное. Отца выгнали со службы, и, когда я с ней познакомился, он, по-моему, еще не нашел другой работы. Но, право же, я очень мало знал эту сторону ее жизни. Мы рассуждали главным образом о культуре, или, вернее, о будущем вкладе Миллисент в культуру. Молодым людям всегда лестно, когда у них появляются ученики и последователи. Особенно дамского пола.

В комнату вошла секретарша Артура Джералдайна.

– Это вы забыли у мистера Джералдайна? – спросила она, протягивая ему пузырек с каплями от насморка.

– Ах да, большое спасибо!

– Вы всегда их где-нибудь забываете, – сказал Стивен. – Спрячьте, ради Бога, в карман.

Найджел сказал, что хочет кое о чем поговорить со Сьюзен Джонс. Стивен позвонил главному бухгалтеру, который пообещал прислать ее через несколько минут наверх.

– Вы хотите поговорить с ней с глазу на глаз?

– Да.

– Тогда идите в соседнюю комнату.

– Наверное, это не совсем удобно…

– Послушайте, там же нет привидений! А ее вынесли, – с раздражением возразил Стивен.

– Тем не менее девушке может быть неприятно. А что, если вы попросите Джин ненадолго уйти из справочной библиотеки?

– Пожалуйста. Все равно непонятно, что она там целый день делает.

Таким образом, вторая встреча Найджела с белокурой секс-бомбой произошла там же, где и первая. Хотя на этот раз Сьюзен нервничала и была гораздо менее общительной.

– Садитесь, Сьюзен. Джин сказала, что вы хотите со мной поговорить. Простите, что я так долго не мог выкроить время.

– Да я, в сущности, и не знаю… – неуверенно покачав головой, начала девушка.

– Поссорились с вашим молодым человеком? Только скажите, и я сразу вызову его на дуэль.

Сьюзен чуть-чуть улыбнулась:

– Вы ведь с полицией заодно, да?

– У меня с ними вечно одни неприятности. А что?

– С ними я еще никогда не имела дела. Им же верить нельзя, правда? Бьют арестантов, взятки берут… Но мой парень им бы все равно сказал, понимаете? Он образованный.

– Тот, который книжки читает?

– А то кто же?

– Понятно, а что бы он им сказал? О чем?

– И опять же мисс Уэнхем этого не любит. Она просто бесится…

– Мисс Уэнхем? А она тут при чем?

– Я ж вам говорю! Она не любит, когда девушки ходят в упаковочную. А я думаю, что девушке надо повидать жизнь, пока молодая.

– А в упаковочной ее как раз и можно повидать?

Сьюзен бросила на него озорной взгляд:

– Еще как! Вы не думайте, я ничего плохого не делала. Но это можно неправильно интре… интер…

– Интерпретировать?

– Видите, что значит образованность! Вы мне даже иногда напоминаете Дэвида. Моего парня. Постоянного то есть.

Безмерное терпение Найджела было уже на пределе. Но, еще не раз отклонившись от темы, Сьюзен под его нажимом наконец перешла к главному, и он был полностью вознагражден. Она рассказала, что в пятницу вечером у нее было свидание с «одним джентльменом из упаковочной». Она вышла из справочной библиотеки ровно в 5.30 и спустилась на лифте вниз. Все остальные работники упаковочной к этому времени разошлись, и ее «ухажер», воспользовавшись одиночеством, стал с ходу к ней приставать. Так, по крайней мере, Найджел понял ее уклончивое «Мы немного поболтали». Минут через десять они погасили единственную еще горевшую лампочку и Сьюзен, приоткрыв дверь, осторожно выглянула в коридор: они только что слышали, как хлопнула дверь лифта, и боялись, что их застукают, – мисс Уэнхем не одобряет подобных проявлений дружбы в помещении издательства.

Итак, Сьюзен выглянула в коридор, который вел от лестницы и двери в приемную мимо лифта к боковому входу. Коридор, как уже было известно Найджелу, в вечернее время освещался одной тусклой лампочкой. Однако, по словам Сьюзен, этого хватило, чтобы разглядеть человека, выходившего через дверь в конце коридора на улицу. Она видела его со спины и всего лишь какую-нибудь секунду, однако ее описание было довольно четким.