Текст книги "Смертельный розыгрыш. Конец главы"

Автор книги: Николас Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

14. МЛАДШИЙ СЫН

– Я хочу поговорить с вами наедине,– сказал он, не глядя на Сэма.

– Разрешите мне забрать у вас оружие,– вежливо произнес Сэм.

Берти непонимающе уставился на него.

– А, это?– Он с презрением переломил ружье, показывая, что оно не заряжено, и положил его на траву.– Я хочу поговорить с вами с глазу на глаз,– повторил он.

– Ты хочешь поговорить с ним с глазу на глаз, отец?– спросил Сэм.

– Почему бы и нет? Попозже принеси нам чего-нибудь выпить,– ответил я как можно хладнокровнее.

Сэм нехотя вошел в дом. В окне мелькнуло лицо моей милой Дженни. Ну что ж, подбодрил я себя, не решится же он убить меня на виду у всех,– и тут же вспомнил о Вериной смерти.

– По какому праву вы суете нос в наши дела?– решительно начал Берти.

Я ничего не ответил. Он уже неоднократно выражал мне свое возмущение по этому поводу. На его загорелом, худом, порочном лице ярко выделялись сверкающие глаза. Мне вспомнились слышанные мной намеки на наследственное безумие, преследующее эту семью: в частности, поговаривали, что отец Берти в последние годы жизни отличался большими странностями. В лучах вечернего солнца ослепительно загорелось окно, и я переставил стул так, чтобы оказаться спиной к дому.

Мое безмолвие еще сильней распалило Берти. Но и я был достаточно обозлен тем, что он явился как раз в тот самый момент, когда Сэм дал мне ключ к тайне и мне не терпелось хорошенько все это обдумать.

– И без того нет никакого житья от этих проклятых репортеришек, которые толкутся вокруг нашего дома, а тут еще вы привязались к моему брату. Неужели до вас не доходит, что он болен?

– По-вашему, более порядочно было зайти в мой дом и убить щенка Коринны?

Этот неожиданный отпор ошарашил Берти.

– Что за чушь!

– Это произошло в тот день, когда мы ездили кататься на яхте. Вас ведь никто не приглашал в наш дом? Или я ошибаюсь?

Берти был в полной растерянности. При всей своей склонности к отчаянным выходкам он все же старается придерживаться общепринятых условностей. Но я намеревался пробить этот заслон.

– Догадываюсь: вы скажете, что вас пригласила моя жена.

– Да, пригласила,– выдавил он из себя.

– По телефону?

– Нет, запиской.

– Вы знаете ее руку?

– Вообще-то нет. Но…

– Могу вас заверить, что она не посылала вам никакой записки. Если сомневаетесь, спросите у нее, сделайте одолжение. Вы сохранили записку?

– Само собой, нет. Порвал ее на клочки.

Я выяснил у него все подробности. В записке говорилось, что во второй половине дня Дженни будет одна. Он получил эту записку примерно в 17.20, когда вернулся из своей школы. Принял ванну и поспешил к нашему дому.

– Вы вошли в дверь? Позвали мою жену?

Берти все еще был в сильном замешательстве.

– Нет. Нажал пару раз на звонок и смотал удочки.

У меня не было ни малейшего сомнения, что он лжет, и это, видимо, отразилось на моем лице. Он понял и снова стал задираться:

– Что вы за человек – всегда предполагаете самое скверное. Неужели вы и правда верите, что я могу убить щенка?

– В обычном своем состоянии, может быть, и нет. Но в тот день – так сказала мне миссис Киндерсли – вы были в сильной ярости. Это подтвердил и ваш брат.

– Все шпионите. Зарубите себе на носу, что, если вы будете еще приставать к моему брату, вы об этом пожалеете.

– Приставать к вашему брату? Что за бред!

Его белоснежные зубы обнажились в злобной ухмылке.

– Ляпнуть моему брату, чтобы он остерегался меня… потому что я могу… Да вы просто рехнулись!

Значит, Элвин пренебрег моим предостережением и обо всем рассказал брату. Большая неосторожность.

– Вы утопили все ампулы с цианистым калием? Но есть ведь и другие способы.

Я ждал, что Берти шарахнет меня прикладом по голове, но он вдруг пришел в себя.

– Мы с вами не поладили,– заговорил он чуть погодя.– Готов признать, что я совершил несколько поступков, которые мне не следовало совершать. Совершил – или пытался совершить. Но убийство – не в их числе.

– Хотите ли вы, чтобы убийца Веры был обезврежен?– спросил я с прямотой, не исключавшей, однако, некоторой двусмысленности.

– Конечно.

– Я не слышу в вашем голосе полной убежденности.

– Мне надоели ваши любительские трюки. Сыт ими по горло.

Я буравил его глазами.

– Не могу понять, чего вам больше хочется: знать правду о Вериной смерти или выгородить своего брата?

– Зачем этот крутеж? Я очень любил Веру.

– Я знаю. У вас был с ней роман. Она сама мне призналась.

– Призналась вам? С какой стати?– Берти явно не находил слов.

– Роман этот закончился совсем недавно. Вы занялись ловлей другой рыбки. А какой женщине приятно, когда ее бросают.

– Да уж, конечно, какой бабе приятно…

– Вот именно. А отвергнутая женщина может пригрозить любовнику, что расскажет обо всем мужу.

Берти настороженно наблюдал за мной.

– Роналд Пейстон мог бы превратить вашу жизнь здесь в сущий ад, поэтому надо было любой ценой не допустить этого. Можете ли вы доказать, что выбросили все ампулы?

– Разрази меня гром,– с напускной легкостью воскликнул Берти.– Уж если за расследование взялся сам Шерлок, полиции нечего делать.

– К тому же, если Элвина осудят за убийство,– а это представляется более чем вероятным,– вы сможете получать небольшой доход. И даже расплатиться с долгами.

Берти изо всех сил старался держать себя в руках. Он, видимо, колебался, задать ли мне взбучку или просто уйти прочь, но ему хотелось выведать, что у меня на уме.

– Вы уже донесли полиции о своих безумных подозрениях?

– Нет еще.

– Ваше счастье. По делам о клевете взыскиваются крупные суммы.

– Никому не возбраняется помогать полиции. Это…

– …долг каждого законопослушного гражданина. Чепуха какая-то.– Насмешка исчезла с его лица.– Я бы и сам мог кое-что им порассказать… Послушайте, Уотерсон, скажите начистоту: вы и впрямь верите, будто это я отравил Веру? Да, мне приходилось убивать людей – и довольно жестокими способами, но с благословения Короля и Страны… Но чтобы я убил Веру? Да еще так подло?

– Если это не вы, то ваш брат. Так?

– Уж не думаете ли вы, что я заложу старого Эла?

– Прочитайте-ка.

Я вручил ему лист бумаги, который дал мне Сэм. Едва Берти начал читать, у него задрожала рука. Он скомкал лист и хотел было его бросить, но тут же разгладил и стал читать дальше.

– Вы тут состряпали целое дело,– сказал он наконец.– Выходит, я воспользовался безобидными розыгрышами Эла и совершил уйму преступлений, чтобы подготовить убийство Веры,– с таким расчетом, что отвечать придется Элу.

– Это одна из возможных версий.– Я быстро изложил ему другую версию. Он смотрел на меня с возрастающим смятением. И когда я кончил, Берти, видимо, принял очень трудное для себя решение.

– Есть еще и третья версия,– сказал он, вырывая травинки рядом с шезлонгом.– Да, мне придется выложить все, что я знаю. Я вижу, вы порядком потрудились, чтобы отправить бедного старого Эла на виселицу. Но это вам не удастся. Уж я-то знаю его как облупленного. Мы с ним частенько цапались – особенно когда я был мальцом: отец очень баловал меня, а его держал в строгости, случалось, что и порол. И все же, вы знаете, кровь не вода, он никогда не натворил бы того, что вы ему приписываете, и уж конечно, не стал бы подставлять меня. Просто неспособен на это.– Берти запнулся, воззвав ко мне странно умоляющим взглядом.

– Вы сказали, что есть еще и третья версия?

– Да. Чертовски неприятно рассказывать. Но придется. Перед самым заседанием жюри я сунул нос к ним в комнату. Там был один Роналд Пейстон. Вижу, он наливает что-то из пузырька в тот самый чехольчик, который приготовил Эл. Пузырек он старался держать как можно дальше. Эл по секрету рассказал мне об этой затее с духами, язык у него, сами знаете, без костей, и я решил, что Роналд наливает в чехольчик духи. Он стоял под углом, и самого пузырька я не видел. Естественно, я не стал обнаруживать свое присутствие, ведь я не должен был знать эту тайну. Роналд положил чехольчик в сумку Эла, а я потихоньку смылся. Переливая духи или что там у него было, Роналд несколько раз оглядывался через плечо – этак исподтишка, но я подумал, он осторожничает потому, что не хочет, чтобы кто-нибудь проведал о сюрпризе. Вот и все.

Я выслушал его с глубоким вниманием. Потом сказал:

– Господи, и вы молчали обо всем этом?

– Выходит, так.

– Но почему? Вера умерла, а вашему брату в любую минуту могут предъявить обвинение в убийстве. Какой смысл вам спасать Пейстона – ведь вы его терпеть не можете.

– Да тут есть еще одна загвоздка.– Красивое лицо Берти залилось краской; он выпрямился, непроизвольно расправил плечи.– Год назад Роналд ссудил мне кругленькую сумму. Мне надо было уплатить один должок, и я не хотел, чтобы старина Эл знал об этом. Если Роналда упрячут, этот должок сразу всплывет и с меня потребуют уплаты. Конечно, если дело примет худой для Элвина оборот, я вынужден буду дать показания. Сам не знаю, почему я рассказываю это именно вам, а не кому другому. Но мне сдается, что теперь вы не будете судить так строго, как…

– Как Элвин?– подсказал я.

– Как судите о других вещах,– сказал он с озорной улыбкой, очень похожей на братнину.

– Таких, как попытка соблазнить мою жену?

– Когда вы не цепляетесь за условности, в вас много человеческого.

– И вы ожидаете, что я всему этому поверю?

– Я допускаю, что это было бы слишком наивно.

– В вашем рассказе столько немотивированного, что я склонен поверить. Но объясните мне, что могло бы побудить Роналда убить свою жену?

– На вид он лощеный джентльмен, но если заглянуть в его душу – жутко мстительный тип. Не стану, конечно, уверять, что он ревнив, как восточный человек, и убил свою жену за измену, но это не исключено. Я мог бы многое рассказать вам о Ронал-де, но не стану. Думаю, он увидел тут превосходную возможность отыграться за все на Эле. Братец изводил его как мог, выставлял посмешищем, к тому же для всего графства и деревни Эл по-прежнему остается сквайром. Это бесило Роналда. В океане он был крупной акулой, а в нашем деревенском пруду оказался мелким пескаришкой. Вот почему он пустил в ход деньги, скупая все подряд. Он пытался укрепить свое влияние.

– И поэтому швырнул в окно таверны гранату и подпалил собственные стога?

– Не прикидывайтесь идиотом. Все делалось для того, чтобы подвести старину Эла под монастырь. Он, дескать, большой шутник, начинает с забавных проделок, а потом срывается с цепи и творит черт-те что, а в конце отравляет бедную Веру. Именно такое впечатление стремился создать Роналд. И надо признать, он дьявольски умен: вся эта затея с отравлением, по-моему, вполне в духе Эла.

– Вы хотели сказать, вся эта затея с опрыскиванием духами? Ну уж эта блистательная идея, бесспорно, принадлежит Элвину, а воспользовался ли ею Роналд, чтобы отравить свою жену, это другой вопрос.

– Ничего подобного, старина. Эту идею подсказал моему брату Роналд, что бы он сейчас ни говорил.

– Об этом вам сказал сам Элвин?

– Кто же еще?

– Это нельзя считать объективным свидетельством.

– Я верю своему брату,– упрямо заявил Берти.

– Это очень трогательно – видеть, как вы поддерживаете друг друга в трудную минуту,– сухо произнес я.

– Перестаньте шпынять меня.– Берти говорил тоном обиженного мальчика. Очень для него характерно, что он не помнит о своих посягательствах на Коринну и Дженни – или не придает им значения – и возмущается любым проявлением недружелюбия с моей стороны. Отец его баловал, женщины слепо подчинялись его воле, даже Элвин по-своему, с обычной своей суетливостью, пытался защитить Берти от последствий его же собственных возмутительных выходок. Не удивительно, что при всеобщем попустительстве и привычке потакать своим прихотям Берти утратил чувство реальности. Типичный экстраверт, он судит о реальной жизни исходя из потребностей, впечатлений и усвоенных привычек.

Казалось, все уже сказано, но Берти не собирался уходить. Я предложил ему выпить, и, к моему удивлению, он согласился. Я зашел в дом. Выйдя с бутылками и бокалами на подносе, я увидел, что он стоит у центральной клумбы и, нагнувшись, нюхает розу.

Вдруг он отшатнулся, на его лице было то же самое выражение, с которым Элвин смотрел на Веру, когда она наклонила свою прелестную головку, чтобы вдохнуть аромат его бутоньерки. Потом он стал отмахиваться от чего-то невидимого. Зрелище было невеселое.

– В этом розане сидела пчела, черт бы ее побрал!– объяснил он, когда я подошел.– Терпеть не могу пчел!

Ну что ж, подумал я, был некогда доблестный фельдмаршал, который побаивался кошек. Что-то настойчиво стучалось в дверцы моего ума, но я не успел понять, что именно,– в сад вышла Дженни в сопровождении Коринны и Сэма.

Берти был несколько сконфужен тем, что последнюю сценку видели две женщины. Он бросил на них привычно вызывающий взгляд, но в этом взгляде чего-то не хватало. Коринна, поджав ноги, села на траву; со скромным видом потягивая джин и имбирное пиво, она перешептывалась с Сэмом, а Дженни вела светскую беседу с Берти. Подковылял новый щенок, и Берти почесал у него за ухом. Вернулась обычная непринужденная атмосфера, время словно обратилось вспять: мы проводим свой первый день в «Зеленом уголке», еще не произошло, да и никогда не произойдет тех событий, которые так сильно омрачили нашу жизнь эти несколько недель.

Раза два Сэм окидывал Берти бесстрастным, оценивающим взором, но, кажется, он единственный подозревал, что мы пьем с убийцей. Глядя, как шаловливый ветерок играет золотыми волосами Дженни, я не мог думать ни о чем, кроме ее любви ко мне. Как непростительно было сомневаться в ее верности! Даже когда Берти что-то шепнул ей на ухо и они удалились в глубь сада и несколько минут о чем-то беседовали, я был совершенно спокоен.

– Ах ты, злая обезьянка,– сказала Коринна, когда щенок стал хватать ее пальцы.

Снова вернулось прошлое. И я услышал голос Берти из-за садовой ограды (это было после званого ужина у Пейстонов): «Как будто тебя оседлала злая обезьяна…» Берти рассказывал о Вере одному из своих веселых дружков. Так обычно болтают мужчины в курилках. Вульгарный, бессердечный треп, не заслуживающий ничего, кроме презрения. В таком духе отзываться о своей любовнице! Только чурбан мог не оценить, что это за редкостное, неповторимое существо. Мне стало тошно.

Они с Дженни вернулись по лужайке. Берти был явно озабочен. Но он попытался отмахнуться от того, что его тревожило, с помощью шутки:

– Идиллическая сцена! Словно мы в Эдемском саду. Змею остается только уползти…

Мы с Дженни прошли в кухню.

– О чем вы с ним разговаривали?

– Престранная история. Он захотел знать, я ли написала записку с приглашением зайти к нам в тот день, когда мы ездили кататься на яхте. Я сказала – конечно, нет. Он не счел нужным объяснять, что стоит за этим вопросом. Но вид у него был пришибленный, ты заметил? А о чем был ваш разговор?

– Главным образом об Элвине. И о Роналде Пейстоне. Дженни, любимая, как ты думаешь, Берти – отъявленный лгун?

Дженни принялась накрывать стол. Ответила она не сразу:

– Он не побрезгует никакой ложью, чтобы затащить женщину в постель. Женщин он, разумеется, презирает, это оправдывает его в собственных глазах.

– Но допустим, он попал в беду – большую беду. Стал бы он лгать, чтобы выкрутиться?

– Смотря в каком случае,– раздумчиво ответила Дженни.– Человек он совершенно аморальный. Но не трус. И у него есть чувство собственного достоинства и чисто мужское высокомерие. И еще сохранились остатки школьной и полковой этики. Не уронить свою честь.

– Ты хочешь сказать, он скорее соврет, чтобы выручить другого, чем ради собственного спасения?

– Да. Если этот другой – мужчина, товарищ.

– Или брат?

Глаза Дженни широко раскрылись.

– Что ты имеешь в виду?… Впрочем, если не хочешь, не говори.

– Ты как-то говорила, что они с Элвином недолюбливают друг друга. Ты все еще такого же мнения? Он ненавидит Элвина?

– Нет, я бы сказала, дело обстоит наоборот. Конечно, жить с Элвином не сладко. Но я полагаю, что он все еще дорожит семейной солидарностью. Не посрамить имя Картов. В сущности, он не слишком умен.

– Значит, он мог бы солгать для сохранения фамильной чести? А чтобы погубить врага?

– При исполнении служебного долга – если бы он был, например, разведчиком или сотрудником секретной службы, думаю, да, солгал бы не раздумывая.

– А для того, чтобы расправиться с личным врагом?

– Нет. Это было бы нарушением его кодекса чести.

– Пошел бы он на ложь ради собственной выгоды, ради денег?

– О Боже! Какой трудный вопрос!– Дженни взъерошила ручкой черпака свои перистые волосы.– По зрелом размышлении я сказала бы: нет. Он привык к легкой жизни как потомственной привилегии своего класса, вот почему он и ему подобные без зазрения совести залезают в долги. Деньги для него нечто вроде женщин: пользуешься ими, получаешь удовольствие, но в глубине души презираешь.

– Не противоречишь ли ты самой себе? Ты только что сказала, что он не побрезгует никакой ложью, чтобы затащить женщину в постель. Значит, он не погнушается солгать и ради денег, которые презирает так же, как женщин.

– Возможно. Не знаю. Смотря на какую ложь ему придется пойти. Но если тебе нужен пример человека, готового на любую ложь, любую подлость ради денег, то это Роналд Пейстон. У них в деловом мире считается вполне этичным надувать своих конкурентов.

– Ага,– сказал я и пошел звонить по телефону. Инспектор Райт сидел в «Глотке винца», где он остановился. Он сказал, что поужинает, кое-что запишет и зайдет к нам.

Пришел он около девяти. Почти целый час он слушал меня с неослабным вниманием, даже не моргая. Я вкратце изложил ему свою новую трактовку всех событий, происшедших в Нетерплаше, рассказал и о сегодняшних разговорах с Элвином и Берти. Один из них обронил фразу, которая изобличила его как автора розыгрышей, но это лишь мое личное убеждение, а не прямое доказательство. Другой снабдил меня рычагом, с помощью которого я могу устранить непреодолимое, казалось бы, препятствие с пути моих логических рассуждений. Чтобы меня не приняли за одного из тех пронырливых, всезнающих сыщиков-любителей, которые в детективных романах неизменно затыкают за пояс профессионалов, спешу уточнить, что свое импровизированное сообщение я сделал по просьбе самого инспектора Райта.

– Я склонен согласиться с вашими заключениями,– сказал он.– Но пока мы не установим, откуда взята кислота, было бы преждевременно… Я бы не хотел спугнуть дичь, мистер Уотерсон.

Зазвонил телефон. Я снял трубку. Это был Чарли Максвелл. Инспектор Райт еще у меня? Я подозвал инспектора к телефону и вернулся к себе в кабинет. Вскоре туда пришел и инспектор.

– Чарли поймал Берти на краже со взломом.

– Что? В Замке?

– Да, в кабинете Пейстона. Берти похитил подписанное им долговое обязательство и хотел удрать.

15. ДЖОКЕР И ВСЯ КОЛОДА

Райт велел Чарли Максвеллу отвести задержанного в «Пайдал», туда же отправился и Роналд Пейстон. Разумеется, не как конвойный – вздумай Берти бежать, от Роналда было бы мало проку. Не сомневаюсь, что Берти при желании мог легко справиться с обоими; примечательно, что побег не входил в его планы.

Через пять минут Райт и я вошли в кабинет Элвина, где уже собралось много народу. Элвин Карт полулежал на потертой кушетке, Берти сидел на полу у его ног, он встретил меня насмешливым взглядом. Окно было почти закупорено тушей задыхающегося от жары Чарли Максвелла. Роналд сидел за бюро справа от двери, рассматривая свои ногти. Перед моим приходом они, видимо, все молчали.

– Как раз вовремя,– сказал Пейстон.– Арестуйте этого человека, инспектор, и мы пойдем спать.

– И какое предъявить ему обвинение, сэр?

– В краже со взломом.

– Ха-ха!– сказал Берти.– Я прошел через стеклянную дверь в вашем кабинете, она была открыта.

– Он что-то выкрал из моего стола,– продолжал Пейстон, словно не замечал Берти.– Что он там спер, Чарли?

Вытащив вонючую трубку изо рта, Максвелл протянул патрону листок бумаги. Роналд стал читать, сдвинув брови и беззвучно шевеля губами,– привычка, особенно мне ненавистная.

– Что это за бумаженция? Я никогда не давал вам денег. С таким же успехом я мог бы спустить их в унитаз.

– Это вы теперь так говорите. Очень великодушно с вашей стороны – простить мне долг. Я могу порвать обязательство?

Райт быстро встал между ними и завладел листком.

– Почему же эта бумага лежала в вашем столе, мистер Пейстон?

– Ее никогда там не было. Тут какая-то непонятная игра.

– В таком случае у нас нет оснований предъявлять ему обвинение.

– Можете обвинить его в убийстве моей жены.

– У вас есть доказательства, чтобы подкрепить это новое обвинение, сэр?

– Да нет у него ничего,– вмешался Элвин, его голос дрожал от плохо скрываемой тревоги.– Это просто смехотворно… И что-то я не помню, чтобы приглашал вас к себе, мистер Пейстон.

– Помолчи, Эл. Я разъясню ему, в чем состоит моя игра.– Берти сел верхом на стул и положил руки на спинку. С совершенно невозмутимым лицом он повторил ту же историю, что рассказывал мне утром. Тем временем в кабинет вошел сержант, который приехал с инспектором Райтом. Духота стала просто невыносимой.

– Вот я и хотел забрать свое долговое обязательство,– заключил Берти,– пока нашего Рона не упекли в тюрягу.

– Вы всерьез утверждаете, что не давали столь важных показаний по делу об убийстве, чтобы скрыть свой долг?– спросил Райт.

– Этот ублюдок врет!– закричал Роналд, и его лицо приобрело желтоватый оттенок.– Я и в руки не брал чехольчика. Я…

– Но у вас был доступ к синильной кислоте, сэр.

– Я никогда и не отрицал.

– И вы привезли немного кислоты, чтобы выморить ос,– продолжал Райт.– Так показал ваш старший садовник. Но он не использовал кислоту.

– Я же вам все это объяснял.– Роналд был вне себя от бешенства.– Мой садовник побоялся использовать ее. А потом пузырек исчез.

Все это было для меня новостью. Почему Райт утаил это от меня?

– Но Элвин Карт знал, где хранится кислота.

– Да,– сказал Берти,– вы потрудились предупредить его, чтобы впоследствии можно было доказать, что он знал, где ее раздобыть. Какая же вы мразь!

– Успокойтесь, джентльмены, успокойтесь.– Глаза Райта так и метались между Берти и Роналдом – заметно было, что чем жарче перепалка, тем интересней она для него.– Мы отклонились от темы. Мистер Карт утверждает, что забрал свое долговое обязательство из стола мистера Пейстона. Последний, однако, отрицает существование такого долгового обязательства; если он говорит правду, это означает, что мистер Карт положил обязательство в стол, а не выкрал его.

– Странное предположение,– сказал Элвин.

– Возможно, и так. Но оно легко поддается проверке. Обязательство датировано июлем прошлого года. Наши эксперты смогут установить, когда оно было написано – тогда или сейчас.

В замешательстве Берти принялся щипать усы.

– Вот вам и объяснение,– торжествующе провозгласил Роналд.– Он и его брат невзлюбили меня с тех самых пор, как я здесь поселился. В средствах они не стесняются. Нисколько не сомневаюсь, что оба они участвовали в этом гнусном отравлении, а теперь пытаются взвалить вину на меня…

– Но зачем, дружище, зачем нам было убивать вашу жену?– проверещал Элвин.– Как бы мы ни относились к вам лично, жену вашу мы любили.

– Да, любили. Особенно ваш брат, он был от нее просто без ума. Жиголо[45] проклятый!

– Вот вы и убили ее из ревности. Чего и ожидать от человека, который воспитывался на самом дне общества!

– Уж кому-кому, а вам бы помалкивать!– Роналд яростно сверкнул глазами на Элвина.– Вера мне рассказывала, что и вы к ней приставали. Старая перечница – просто умора! И Вера смеялась над вами. Слышали бы вы, как она измывалась над вашим святым правом сеньора!

– Какой же у вас вульгарный образ мыслей! – Элвин старался сохранять спокойствие, но по его лицу пробежала судорога.

Райт поощрительно смотрел на эту пару, глаза его так и горели. Но на какое-то время Роналд и Элвин, видимо, истощили взаимную антипатию.

– Ладно, джентльмены,– сказал Райт,– так мы далеко не продвинемся. У нас есть полная уверенность только в одном: убийца миссис Пейстон…– тут он сделал эффектную паузу, у него была несомненная склонность к рисовке,– находится в этой комнате.

Мы прятали друг от друга глаза в постыдном страхе перед разоблачением.

– У мистера Карта, у его брата и у мистера Пейстона имелись достаточно весомые мотивы для совершения убийства. И была возможность для этого: все они знали, где можно запастись ядом. Не исключено, что двое из них действовали в сговоре. И здесь я должен вспомнить о так называемых розыгрышах, хотя уместно было бы употребить более сильное слово. Эти розыгрыши тесно связаны с убийством – вы согласны со мной, мистер Уотерсон?

– Да. Тот, кто устроил розыгрыши, и есть убийца,– ответил я, глядя прямо на одного из присутствующих. Напряжение в комнате было так велико, что, казалось, грозило взрывом.

– Нельзя ли открыть окно?– взмолился Роналд Пейстон. По его смуглому лицу текли капли пота.

Чарли Максвелл открыл пошире нижнюю часть окна; в комнату ворвался легкий ветерок, со стороны леса донеслось уханье совы.

– У этих розыгрышей,– продолжал Райт,– была не одна цель. Некоторые из них, по всей видимости, были направлены против мистера Пейстона. Другие, в частности, анонимные, письма должны были сеять смятение и тревогу, в то же время в них вкладывался один определенный замысел. Нападение монаха на ребят и убийство щенка миссис Уотерсон, на первый взгляд, выпадают из общего ряда, но фактически преследуют ту же цель, что и розыгрыши: навлечь подозрение на одного человека, с тем чтобы впоследствии взвалить на него всю вину за убийство. Я не говорю о первых двух розыгрышах: мистер Элвин Карт признался в них и принес должные извинения. Эти еще можно считать озорными проделками, в отличие от последующих, которые уже нельзя назвать розыгрышами, а тем более шутками. Чарли Максвелл пришел к выводу, что преступник воспользовался розыгрышами мистера Карта, чтобы начать свою собственную кампанию.

– В таком случае,– сказал Роналд Пейстон,– совершенно ясно, кто убийца. Да, у меня нет алиби. Но я вряд ли стал бы поджигать собственные стога и я не умею ходить на ходулях, да еще по пересеченной местности.

– В плохой форме,– не преминул съязвить Берти.– Вот к чему приводят постоянные банкеты.

– А ваш брат староват для подобных подвигов.

– Значит, это я?

– Очевидно,– подтвердил Райт.

Элвин сильно заволновался.

– Нет-нет, не может быть. Ты тут ни при чем, Берти; здесь должно быть какое-то иное объяснение. Я…

– К тому же ваш брат,– перебил Райт,– единственный, кто мог бы выгадать от вашей смерти. Ему позарез нужны деньги. И если бы вы были осуждены, он получил бы их.

Элвин сморщился – и тут же прикрыл лицо руками.

– Тут, правда, есть одно «но»,– продолжал Райт уже другим тоном.– Если допустить, что наш шутник действовал в одиночку, вина Берти Карта как-то слишком очевидна.

– Вы хотите сказать, что кое-какие из этих розыгрышей устроил он, остальные – его брат? Они действовали на пару?

– Возможно. Но что бы они выиграли от смерти в.ашей жены, если бы действовали заодно?

– Они…

– Нет-нет, мистер Пейстон. Розыгрыш – одно, убийство – совершенно другое. Никто не вступает в сговор с целью убийства женщины только потому, что не переваривает, пусть ненавидит ее мужа.

– Вот это честная игра.– Берти с насмешкой вылупил глаза на Роналда.

– А сейчас передаю слово мистеру Уотерсону,– сказал инспектор.– У него есть любопытная теория розыгрышей, и я хочу, чтобы вы все ее выслушали. К тому же он не только беспристрастный, но и очень внимательный наблюдатель.

Райт слегка поклонился мне. Момент был затруднительный: я никак не ожидал, что он предложит мне высказаться. Но когда я уселся на краешек письменного стола и увидел перед собой убийцу Веры, все мои колебания как рукой сняло.

– Правда иногда открывается,– начал я,– в телефонном разговоре, цитате из Библии или даже в пчеле.– В тот же миг я почувствовал на себе поддразнивающий взгляд Райта. Я словно читал лекцию и, как все хорошие лекторы – к их числу я бы отнес и самого Райта,– не мог обойтись без некоторой рисовки. Во всяком случае, я сразу же завладел вниманием аудитории.

– Телефон в этом доме,– продолжал я,– установлен как раз за дверью кабинета. Любой разговор можно при желании подслушать изнутри. Возьмем для начала эпизод с гранатой. Спустя несколько минут я позвонил в «Пайдал». Ответил мне Элвин. Голос у него был запыхавшийся. Позднее, когда я зашел, он сказал, что мой звонок застал его в кабинете. Вряд ли можно запыхаться, выйдя отсюда к телефону.

– Что за галиматья, дружище!– сказал Элвин.

– Второй эпизод, невольным очевидцем которого я оказался,– эпизод с лжемонахом. Излагаю его вкратце. В тот вечер Берти назначил моей жене свидание в лесу; говорил он со здешнего телефона. Экономка у них глухая. Слышать его мог только Элвин. Невозможно допустить, чтобы Берти договорился с моей женой о встрече, а затем, вырядившись монахом, принялся ее пугать. Для чего чинить помехи самому себе? Элвин, со своей стороны, завидовал новой, как полагал, победе брата, точно так же, как он ревновал к нему Веру, отвергшую его, Элвина, домогательства. Этим розыгрышем он хотел добиться двух целей: сорвать свидание брата и, пользуясь тем, что тот будет на холме возле леса, выставить его виновником. Чтобы заварить кашу погуще, Элвин посоветовал парнишке из компании младшего Гейтса устроить засаду на цыганенка.

В забывчивости я протянул руку к графину с водой, обычно стоящему на кафедре перед лектором. Излишне говорить, что его там не оказалось.

– Невероятно!– пробормотал Роналд Пейстон.

Берти искоса глядел на брата. Вид у него был такой потрясенный и недоверчивый, как будто хорошо знакомый человек вдруг превратился в химеру. Элвин, казалось, погрузился в летаргический сон и лишь изредка вздувал щеки в знак полного презрения к моим словам.

– А теперь обратимся к убийству щенка моей дочери. По некоторым соображениям мы с сыном рассказывали всем, будто Бастер погиб, угодив в кроличий силок. На самом же деле щенка задушили и повесили на люстре.

– Ни черта себе!– вскричал Чарли Максвелл.

– В недавнем разговоре Элвин упомянул об этом как об эпизоде с Аманом. Вы все, конечно, знаете выражение «висеть высоко, как Аман». Но ведь никто не говорил Элвину, что щенок был повешен на люстре. Он мог знать об этом, лишь если задушил его сам, своими руками. Мне он сказал, что в тот день опустил в наш почтовый ящик записку, но в дом не заходил, отсюда следует…

– Минутку, дружище,– выпрямившись, прервал меня Элвин.– Должен сознаться в маленькой неточности. Я действительно заходил к вам в дом. И видел щенка – там, где вы сказали.

– Тогда почему же?… Какой смысл был в вашей лжи?