Текст книги "Смертельный розыгрыш. Конец главы"

Автор книги: Николас Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

– Такой невысокий, в пальто с начесом, вроде как сейчас пижоны носят. Светло-бежевое, по-моему. А на голове темная шляпа с большими полями. И волосы у него вроде на щеках растут, – он голову повернул, когда протаскивал саквояж через дверь.

– А что это был за саквояж?

– Знаете, такой с ручкой. Видно, немаленький и тяжелый, – он даже закряхтел, когда в дверь пролезал.

– И этот, ну, ваш друг-упаковщик тоже его видел?

– Нет. Выглянуть в щелку могла только я, – она была маленькая.

– А что он об этом думает?

– Кто, Джордж? Да я ему ничего не сказала. Мне и в голову ничего не пришло. От кого-нибудь из компаньонов, думала, посетитель уходит.

– Вам этот субъект не был знаком?

– Да когда там было знакомиться? Я же вам говорю: он спешил поскорее смыться.

– Я спрашиваю: вы его не узнали? Со спины он вам никого не напомнил?

– Н-нет… – Ее «нет» было не очень твердым, но Найджел не стал допытываться.

– А что Джордж говорит теперь?

– Ну, ему-то я не рассказывала. Его это не касается.

– Значит, вы никому не рассказывали?

Сьюзен с несколько пристыженным видом капризно передернула плечиком:

– Вам ведь я сказала?

– А полицейские?.. Они же спрашивали, не видел ли кто-нибудь в пятницу вечером чего-нибудь необычного.

– А чего необычного в том, что человек выходит на улицу?

– Да, моя милочка, но почему же вас тогда это встревожило? Джин заметила, что вы чем-то озабочены.

– Только не вздумайте ко мне придираться! У меня и так на душе кошки скребут. Я же вам говорю: мне не хочется, чтобы мой парень об этом узнал, понятно? Или мисс Уэнхем.

– Но вам придется рассказать всю эту историю полиции.

– Какая же это история?

– Надо сообщить о том, что вы видели.

– Ну, с этими я не желаю связываться! Мы – люди порядочные. Отец с меня шкуру спустит, если узнает, что я имею дело с полицией.

– Вы видели Киприана Глида, сына мисс Майлз, когда он приходил в издательство?

– Кажется, нет. А он тут при чем?

Найджел встал, а за ним поднялась и Сьюзен.

– Послушайте, Сьюзен, надо все рассказать инспектору Райту. Хотите, я сделаю это сам, но гораздо лучше, если он услышит прямо от вас.

– Да он же меня убьет за то, что…

– Ничего с вами не будет. Инспектор – очень славный человек и к тому же мой друг. Я ему позвоню и договорюсь о вашей встрече. А потом буду держать вас за руку, чтобы не так было страшно.

Взгляд Сьюзен говорил, что последнее обещание она поняла буквально. Однако томность у нее скоро опять сменилась испугом.

– Но мне ведь придется давать показания в суде? Не-е-ет, на это я не пойду.

– Может, и нет. Смотря как обернется дело. Зато, если придется, вы будете главной свидетельницей обвинения.

Слово «главной» явно подействовало. Большие голубые глаза оживились. Сьюзен видела себя на свидетельском месте и восхищенные взгляды присяжных… А потом можно и в газеты попасть…

– Моему парню будет что почитать! – хихикнула она и приняла развинченную позу, модную у современных манекенщиц.

– Все будут от вас без ума, – пообещал ей Найджел и потянулся за телефонной трубкой.

– Высечь бы эту блондиночку хорошенько, – пробурчал инспектор Райт. – Десять человек целую неделю хлопочут впустую только потому, что эта балда хотела скрыть свои похождения.

Было девять часов вечера. Найджел и Клэр Массинджер пообедали в студии, а теперь поили только что пришедшего инспектора кофе. После недели напряженной работы его длинное костлявое лицо выглядело еще более костлявым, а глаза лихорадочно блестели.

Клэр налила ему большую чашку кофе, плеснула туда коньяку, а потом свернулась рядом с Найджелом на кушетке. Райт поднял чашку:

– Ваше здоровье, мисс Массинджер. Этим вы спасли мне жизнь. – Он оглядел студию, кивком головы показал на одну из скульптур и удивительно точным жестом изобразил работу скульптора над глиной. – Ну, как наше месим-лепим?

– Не жалуюсь.

Клэр и Райт любили делать вид, что инспектор – беспросветно темная личность, чьи эстетические потребности не идут дальше открыток с изображением коров на горном пастбище и порнографических карточек. Он ей чуть-чуть подыграл и выудил из-за спинки кресла комок влажной глины, за что получил вторую чашку кофе с коньяком.

– В странных местах прячут ваши гости жевательную резинку, – заметил он.

– Я бы хотела когда-нибудь вылепить ваши руки, – сказала Клэр.

– А чем вам мое лицо не нравится?

– Нет, оно тоже очень интересное. Но для бюста надо долго позировать, а вы не усидите.

– Когда я покончу с этим делом, я хоть месяц готов сидеть как прикованный.

– Я думала, оно уже кончено.

– Помилуйте, только начинается. Человека, по описанию похожего на Киприана Глида, видели выходящим из здания сразу после убийства. Предположим, мы его арестуем и выставим для опознания рядом с пятью другими людьми, одетыми в пальто с начесом и большие темные шляпы…

– Бородатыми, – добавил Найджел.

– Ладно. Можем раздобыть для них и фальшивые бороды. И вы думаете, что эта дурочка Сьюзен Джонс на него покажет? Разве что чудом. А чудес не бывает, во всяком случае со мной.

– Значит, вы уверены, что это он? – спросил Найджел. – А страница, вложенная в автобиографию?

– Бог с вами, мистер Стрейнджуэйз, на мой взгляд, это – самая сильная улика против него. Хотя прокурор на нее и смотреть не захочет. Вы пошли по неверному следу. Все очень просто. Глиду позарез нужны деньги, и он ненавидит мать. Когда мы в первый раз встретились, он притворился, будто не знает, что она не оставила завещания. Но он мог прекрасно знать, что завещания нет. Ну вот. Значит, она умрет, не оставив никаких распоряжений. А он то и дело забегал к ней в издательство и имел сколько угодно возможностей заглянуть к ней в ее рукопись. Там есть страница, где сказано прямо или намеком, что до брака с отцом Глида у нее был ребенок от другого человека. Из этой страницы могло быть не ясно, что ребенок был внебрачный. Правда, это не имеет большого значения – последний ваш разговор с ним показал, что Глид не разбирается в юридических делах. Он не знал, что внебрачный ребенок не имеет никаких прав, если существуют законные дети. Страница, которую он напечатал после убийства матери, подложена в рукопись для того, чтобы власти не стали искать каких-нибудь других родственников.

– Да, – медленно произнес Найджел, – звучит вполне убедительно. Но вы забываете, что еще сделал убийца с рукописью.

– Ничего я не забываю, – живо возразил Райт. – Вы подразумеваете стертое «Л». Представьте себе, что вы – Глид. Вы убили свою мать, вытащили опасную для вас страницу и заменили ее другой, которую только что напечатали. Перелистываете еще несколько страниц, и вдруг в глаза вам бросается ваш собственный инициал!

– Но…

– В таком состоянии он вполне мог принять его за свой. Он чертовски торопится, ему некогда разглядывать букву. Она стоит перед глазами, растет, указывает на него, как перст убитой матери. И он спешит ее стереть.

– У вас необычайно развито воображение, инспектор, – поежившись, сказала Клэр.

– Да, – сказал Найджел. – О такой возможности я не подумал.

Инспектор Райт изложил им свои ближайшие намерения. За Киприаном Глидом неусыпно следят. Сегодня днем Райт снова его допрашивал, но не упомянул о показаниях Сьюзен Джонс. Глид отрицал, что недавно купил пальто с начесом или саквояж. Люди Райта, вооруженные фотографией Глида, сделают все возможное, чтобы обнаружить покупателя этих предметов и опасной бритвы. Обращение к лондонцам пока не дало результатов, однако теперь показания Сьюзен Джонс позволяют намного точнее определить время убийства, и в новом обращении, которое появится завтра, будет сказано, что преступник, вероятно, бросил свой саквояж с Хангерфордского моста около 5.45, то есть через пять минут после того, как вышел из издательства. Теперь ведь уже ясно, что человек в пальто с начесом – не обычный невинный посетитель.

– Меня удивляет, – вставил Найджел, – что на нем все еще было бежевое пальто, когда его видела Сьюзен. Ведь оно должно было выпачкаться в крови. Известно, что по пятницам сотрудники уходят в пять сорок пять. Однако риск натолкнуться на кого-нибудь из компаньонов все равно был велик. Почему он не снял пальто и не спрятал его в саквояж перед тем, как выйти из комнаты мисс Майлз?

– Наверное, просто забыл. В конце концов сдали нервы. Лишь бы поскорее убраться из этой комнаты.

– Вы полагаете, что он вышел на улицу, вымазанный кровью?

– Мог снять пальто в тамбуре и спрятать до того, как отворил дверь на улицу. – Блестящие глаза инспектора Райта уставились на Найджела. – Никак не успокоитесь, пока не поставите все точки над «i»?

Найджел пожал плечами:

– Пожалуй, да. Но это пальто с начесом меня все же смущает. Ведь все остальное он делал точно по плану. И потом то, что сказала мне Сьюзен, или, вернее, как она это выразила… Да вы и сами несколько минут назад невольно это повторили… – Он замолчал и задумался.

– У маэстро приступ загадочности, – заметила Клэр.

– Бывают обстоятельства, когда форма, мундир – самая лучшая маскировка. Помните рассказ Честертона о почтальоне? Но тут обратная задача: убийца хотел, чтобы его заметили. Ну что ж… – Найджел внезапно обернулся к инспектору: – Вы можете себе представить Артура Джералдайна в роли темной лошадки?

– Это еще что за ход?

Найджел описал свой послеобеденный разговор со старшим компаньоном. А что, если Миллисент Майлз рассказала своей школьной подруге миссис Блейн чистую правду? Что, если молодой Джералдайн действительно пытался изнасиловать рано созревшую девушку? Тот «оглушительный скандал», который, по словам Джералдайна, разразился из-за продажи сервиза, мог, в сущности, произойти из-за его покушения на Миллисент. И отец согласился замять эту историю за деньги. Ведь и через год, хотя он все еще не поступил на работу, семья жила, по мнению Стивена, не нуждаясь. Мистер Майлз не мог бы держать в руках молодого Джералдайна, если бы тот письменно во всем не признался. За молчание папаша получал какую-то ежегодную мзду, а письменное признание служило ему гарантией. Когда через несколько лет после смерти жены умер и мистер Майлз, бумажка попала в руки дочери. В то время она была богата. Но теперь, когда ее книжки вышли из моды, разве не могла она вытащить на свет божий этот документ?

– Несуразная идея, – горячо возразил Райт. – Молодой парень может поддаться запугиванию, но Джералдайн – не зеленый юнец. Если бы мисс Майлз стала ему угрожать, он бы сразу обратился в полицию; он-то знает, что в такого рода процессах о шантаже имя истца теперь не называется.

– Теоретически это так. Но практически где гарантия, что его имя не выплывет наружу? А подобный скандал – гибель для репутации добропорядочного издателя, особенно когда имеется его письменное признание.

– Ладно, – уступил наконец инспектор. – Пусть он убил, чтобы заткнуть ей рот. В таком случае где же этот самый документ-признание? Среди бумаг покойной его нет. Но если мисс Майлз принесла его с собой в прошлую пятницу, чтобы поторговаться, неужели Джералдайн не смог бы отнять у нее эту бумажку без кровопролития? Или же, наоборот, выкупить? А тогда убивать мисс Майлз уже не имело бы смысла.

Найджел развел руками. Лоб у него сегодня так разболелся, что мысли с трудом ворочались в голове. Он вынул из кармана пузырек с каплями, набрал их в пипетку, а пузырек поставил рядом на пол. Клэр встала с кушетки, чтобы Найджел мог растянуться во весь рост и свесить голову. Она нечаянно задела пузырек ногой, и он перевернулся.

– Ах ты, черт! Найджел, почему вы вечно все ставите на пол?

– Ради Бога, простите.

– Все на ковер. – Клэр нашла тряпку и нагнулась, чтобы стереть с ковра жидкость. – Найджел!!!

– Что такое?

Держа в руке полную пипетку, Найджел приподнялся и сел. Клэр, окаменев, показывала пальцем на ковер: от пятна поднималась тонкая, зловещая струйка дыма. Клэр стала затаптывать пятно, словно это был тарантул, – она топтала и топтала пятно, пока инспектор Райт ее не оттащил. Там, куда попала жидкость, черный ковер стал грязно-коричневым. Инспектор смотрел на него блестящими глазами.

– Ого! Серная кислота.

– Что? – Клэр тупо воззрилась на пузырек, а потом нагнулась, чтобы поднять его.

– Не трогайте! – приказал Райт. – Мистер Стрейнджуэйз, дайте мне пипетку.

Клэр резко повернулась, лицо у нее было бледное как мел.

– Ох, Найджел! Ты…

– Не волнуйся, маленькая. – И он показал еще полную пипетку, а потом отдал Райту.

– Я всегда все роняю… – жалобно простонала Клэр – она никак не могла прийти в себя.

– К счастью для мистера Стрейнджуэйза.

Застывшее от ужаса лицо Клэр немножко ожило. Она бессильно упала в объятия Найджела, глядя ему в лицо и еще не веря своим глазам, а потом стала гладить ладонью его щеку, словно желая увериться в том, что он здесь.

– А что с ним могло случиться? – Голос ее дрожал и был едва слышен.

– Ну, знаете, полная пипетка серной кислоты в ноздрю…

Клэр прикрыла дрожащей рукой рот Найджела и разрыдалась.

Когда она немножко успокоилась, Райт задал положенный в таких случаях вопрос.

– Не знаю, – ответил Найджел. – Пузырек сегодня побывал в руках у Джералдайна и у Протеру: я его там забыл… Нет, вот дурак! Совсем отупел. Тот пузырек у меня кончился, и вечером, перед тем как сюда идти, я взял из аптечки новый.

Клэр судорожно вздрогнула у него в руках.

– А кто имеет доступ к вашей аптечке? – спросил Райт.

– Она у меня в уборной, – нахмурился Найджел. – В тот вечер, когда ко мне приходил Киприан Глид, он попросил разрешения туда зайти. Боже мой, он еще…

Найджел осекся. Он не хотел больше волновать Клэр, поэтому не стал повторять слова, сказанные тогда Глидом: «Я сам потом найду дорогу. Надеюсь, мы с вами больше не увидимся».

XV. Соединить!

– Но зачем он это сделал? Такую гнусность? На это способен только… гадкий, испорченный ребенок.

– Он и есть испорченный ребенок. Сделал он это от злости. Я ведь еще до этого разговора раза два здорово уколол его самолюбие. А тут уж отхлестал его безбожно. Честно говоря, я его даже не виню…

– Какая чепуха! Брось ты к чертям это христианское всепрощение. Я бы его с удовольствием поджарила на медленном огне.

Этот разговор происходил на следующее утро, за завтраком. Под глазами у Клэр были голубоватые тени, а в ее длинных черных волосах волшебно играл солнечный свет. Она сонно улыбнулась Найджелу, а потом словно ушла в себя, и опять он не заметил, как это случилось. Эта ее способность вдруг стать недосягаемой покорила его с первой же встречи.

– Надеюсь, у тебя войдет в привычку спасать мне жизнь. Это ведь уже во второй раз.

Перегнувшись, Клэр поцеловала его в губы долгим поцелуем.

– Знаешь, что ты такое? Помесь черной кошки с белой камелией, – сказал Найджел.

– Стоит тебе подойти ко мне, и у меня мурашки по коже. До сих пор.

– Вот и хорошо.

– Очень хорошо. – Клэр встала и пересела на другой конец стола. – Я будто после болезни. Слабость и разные мысли. Смотри, солнце вышло.

– Неугомонный старый фонарь.

– А что ему теперь будет?

– Ну, Райт выяснит, где он взял кислоту, и посадит его за попытку нанесения тяжких телесных повреждений или как это там у них называется.

Клэр Массинджер взяла кусок глины и стала что-то лепить своими тонкими сильными пальцами.

– Несчастье Глида в том, – продолжал Найджел, – что он человек совершенно безответственный. Неспособный или не желающий видеть последствия своего поступка. Мать его была такой же, но она обладала своего рода талантом держаться на поверхности.

– Я знала одну девочку, которая протянула поперек дорожки проволоку, чтобы обезглавить свою гувернантку, когда она в темноте поедет на велосипеде.

– Надеюсь, тебя за это здорово высекли?

Клэр зарделась.

– Но я же не говорила… Ну да, да, это была я. К счастью, я сделала это неумело, проволока обвисла и, когда гувернантка возвращалась, зацепила только переднее колесо. Но родители сочли, что и намерения достаточно.

– А к чему ты вспомнила об этом темном пятне в своей биографии?

– К тому, что я не пырнула бы ножом гувернантку и не скинула бы ее с утеса. Но была готова на расстоянии ее обезглавить. У детей нет воображения. Понимаешь, я с большим злорадством представляла себе, как проволока сносит ей голову, но почему-то все же не верила, что это может произойти. Будто придумывала игру, которую непременно кто-то прекратит, как только она станет опасной. Детское воображение ограничено.

Найджел внимательно посмотрел на нее. Кусок глины, который она рассеянно мяла, приобретал очертания лошади.

– Неполноценное ощущение реальности, да?

– По-моему, странно, – продолжала Клэр своим негромким, высоким голосом, – что парень, который способен устроить эту подлость замедленного действия издали, может подойти к своей матери и перерезать ей горло. Я думаю, он бы скорее ее отравил. Но, быть может, мы совсем неправильно его понимаем?

– Может быть, – согласился Найджел, кинув на нее неопределенный взгляд.

Вернувшись через полчаса домой, Найджел узнал, что ему звонила Лиз Уэнхем и просила как можно скорее к ней зайти; она будет все утро дома.

Комната, в которой она его приняла, была заставлена книгами и безделушками. Хозяйка в плохо сшитом твидовом костюме неудачной расцветки как никогда напоминала «синий чулок» викторианской эпохи. Живые глаза и решительные манеры выдавали потомка одной из славных интеллигентских династий Северной Англии, которые путем браков с себе подобными сохранили и в наши вульгарные времена ясность, обаяние (пожалуй, больше ясности, чем обаяния), несколько академическую серьезность, моральную стойкость и общий отпечаток неистребимой душевной чистоплотности, свойственной их могучим основателям.

Она сидела за громоздким пюпитром для чтения, который, как сразу же решил Найджел, раньше принадлежал знаменитому Джеймсу Уэнхему. Да, если комната Киприана Глида была похожа на гробницу несбывшихся надежд, то эта комната была музеем успешных свершений: мебель, фотографии, украшения, а главное, книги (разумеется, с автографами и непременными выражениями благодарности знаменитых авторов династии Уэнхемов) дышали солидностью настолько величественной, что даже хотелось обозвать ее самодовольством.

– Итак, мистер Стрейнджуэйз, когда же будет поставлена точка в этом некрасивом деле? – сухо, без предисловий, осведомилась Лиз.

– Я думаю, через несколько дней.

– Полиция уверена, что знает убийцу?

– Да-а-а, по-моему, уверена.

– Но вы не уверены?

– Это не моя сфера. Я ведь занимаюсь делом о клевете.

Глаза Лиз Уэнхем холодно блеснули.

– Перестаньте, мистер Стрейнджуэйз, зачем нам скрытничать?

– Ну ладно. У Киприана Глида были и мотив, и возможность совершить убийство. Более того: его или кого-то очень на него похожего видели в день убийства выходящим из издательства без двадцати шесть.

– Это для меня новость, – встрепенулась Лиз. Голос ее зазвучал веселее, и Найджел понял, что новость ей приятна. Он изложил ей в отредактированном виде показания Сьюзен.

– Придется поговорить с этой особой. Что она делала в упаковочной? С кем-то обнималась, наверное. – В устах Лиз это прозвучало так, словно речь шла об афинских ночах.

– Сейчас они это называют «обжиматься».

– Да? Какое противное слово! Но я вас позвала не затем, чтобы обсуждать эротическую терминологию. – Лиз смотрела на него пристально. – Вы, надеюсь, уже поняли, что издательство «Уэнхем и Джералдайн» для меня все? Я не остановлюсь ни перед чем, чтобы сохранить его доброе имя. – Желая придать вес своим словам, она в такт ударяла кулаком по колену. В ее серых глазах и правда горел фанатический огонь.

– А-а, – любезно улыбнулся ей Найджел, – вы хотите просить меня, чтобы я что-то скрыл от следствия?

Лиз густо покраснела, но не выказала возмущения.

– Не о… смерти мисс Майлз. – Она снова сжала кулак. – Вчера вечером Артур Джералдайн сделал поразительное признание. Он мне разрешил передать вам его суть. Артур не счел возможным… – Лиз смущенно умолкла на секунду, – высказать все это вам непосредственно. Хотя, насколько я понимаю, вы уже затрагивали этот вопрос в разговоре с ним…

– Относительно его попытки изнасиловать Миллисент Майлз, когда она была школьницей?

Лиз Уэнхем передернуло от его прямолинейности, но она продолжала:

– Факты, изложенные вами, в основном верны, но оценку им вы дали неправильную. Артур заверил меня, что все было подстроено отцом и дочкой, хотя тогда он этого не понял. Девица… м-м… завлекла его в компрометирующую ситуацию, тут в комнате появился отец и, так сказать, застал их врасплох.

– Да, это, конечно, придает делу несколько иной оборот.

– Не верите? Такие вещи случаются, хотя школьница в роли провокатора – довольно редкий случай… Артур был молод и неопытен. Да и, понимаете ли, характера у него маловато. Словом, его вынудили письменно во всем признаться, и он несколько лет регулярно платил отцу за молчание, пока тот не умер.

– А потом за него взялась дочь?

– Нет. Об этом нет и речи. По словам Артура Джералдайна, мисс Майлз его не шантажировала. Он делал ей поблажки, когда фирма стала ее издавать, частично потому, что она была выгодным автором, а частично из-за тех связей с литературным миром, которые через нее были налажены. Но в какой-то мере, как он признался мне, и из страха, что она начнет ворошить старое. Однако она ни разу не вспоминала ни о том случае, ни о письменном признании, которое выудил у него папаша, и он думает, что после смерти мистера Майлза бумага была уничтожена. Вот как обстоит дело, – заключила Лиз, вызывающе глядя на Найджела. – Крайне неприятная история, но не более того. И я надеюсь, что дальше она не пойдет.

– Ни я, ни инспектор Райт, конечно, не станем ее обнародовать. Но она может всплыть в суде, если мистер Джералдайн будет обвинен в…

– Вы должны понять, – нетерпеливо прервала его Лиз, – что у него не было ровно никаких причин…

– Да, если он говорил вам правду. Но мы можем опираться только на его слова. Или, вернее, на ваши.

– Не хотите ли вы сказать, что я все это выдумала?

– Вы только что сами заявили, что ни перед чем не остановитесь, дабы уберечь доброе имя вашей фирмы. Подождите! То, что вы рассказали, мне лично кажется убедительным. Но не снимает полностью подозрений с вашего компаньона.

– Ведь Киприана Глида видели…

– Видели бородатого человека в бежевом пальто с начесом и темной шляпе. Небольшого роста. Но и мистер Джералдайн, и Райл, и Протеру – люди невысокие. Да и вы тоже. Кровавые следы показывают, что на убийце были галоши десятого размера. У всех у вас небольшие ноги, и каждый из вас мог надеть на ботинки галоши этого размера.

Говоря это, Найджел внимательно наблюдал за Лиз. В какой-то миг он заметил, что лицо ее изменилось и выражение стало беззащитным, почти беспомощным.

– Но Стивен ушел не без двадцати шесть, а гораздо раньше. Мне казалось, что это уже установлено. – Ее слова прозвучали скорее как просьба, чем как утверждение.

– Да. – Найджел сделал большую паузу. – У него прелестная квартирка. Неудивительно, что он такой домосед.

Лиз явно растерялась от того, что он так резко переменил тему разговора.

– Вы знакомы с людьми, у которых он гостил в выходные? – спросил Найджел.

– Да. Муж – один из наших авторов.

– Близкий друг мистера Протеру?

– Не знаю, насколько близкий. Но, по-моему, они Стивена давно уже приглашали.

– А он воспользовался приглашением только на прошлой неделе?

– Мистер Стрейнджуэйз! Я терпеть не могу инсинуаций! И не переношу сплетен. – Лиз Уэнхем вдруг не на шутку разозлилась. Ее фигура выпрямилась. – Было бы гораздо честнее прямо спросить об этом мистера Протеру.

«Нет, – подумал Найджел, – издательство „Уэнхем и Джералдайн“ для тебя еще не все». Он сказал:

– Простите. Но у меня въедливый характер. А при расследовании убийства прямая дорога не всегда самая верная.

– Но вас же интересует только дело о клевете. Вы сами так сказали.

– Ну вот, теперь вы начинаете скрытничать. К тому же это дело может быть связано с убийством. – Найджел помолчал. – Стивен Протеру когда-нибудь вам рассказывал о своем брате Питере?

– О миссионере? Нет. Он ведь умер много лет назад. Стивен не любит распространяться о своей личной жизни.

– Так вы не знаете, что породило «Пламя и пепел»?

– Стихи породил поэт, – заявила мисс Уэнхем со свойственной ей прямолинейностью.

– Да, но не высосал из пальца. Никто в его тогдашнем возрасте не смог бы вообразить такие переживания.

– Стивен – человек, который умеет страдать.

– Но больше не умеет об этом писать. Скажите, – продолжал Найджел, – в каком состоянии Бэзил Райл?

– По-моему, понемножку выправляется, – холодно ответила Лиз. – Вы ведь с ним поговорили?

– Да. Он, в общем… вбил себе в голову, что мог убить мисс Майлз в припадке безумия.

– Боюсь, что у него не очень уравновешенная психика. Понимаете, война… – Взгляд Лиз Уэнхем стал рассеянным, и она продолжала, словно думая о чем-то своем: – Работник он, не отрицаю, блестящий. Мы пошли на риск, беря его в компаньоны, но это себя оправдало. Какая жалость, что он связался с этой женщиной. Припадок безумия, вы говорите?

– Да. Он этого боялся.

Лиз Уэнхем всячески показывала, что хочет поскорее закончить разговор, и уже довольно откровенно выражала нетерпение. Найджел, попросив, чтобы его не провожали, на миг задержался за дверью гостиной и услышал, как мисс Уэнхем набрала номер телефона и сказала:

– Стивен? Это Лиз. Можете со мной позавтракать? Дома. – Голос ее от волнения так изменился, что его трудно было узнать.

«Очень умная женщина, – думал Найджел, шагая по улице, – и в то же время удивительно наивная».

В конце дня инспектор Райт позвонил Найджелу домой и сообщил, что опознание результатов не дало. Сьюзен показалось, что она узнает в Киприане Глиде человека, которого видела выходящим из издательства, но утверждать это под присягой на суде она бы не стала. С другой стороны, удалось установить, откуда взялась серная кислота: ее дал Киприану Глиду приятель, работающий на химическом заводе. Припертый к стене Глид, как выразился инспектор, «изобразил жука-притворяшку», то есть отказался давать показания в отсутствие своего адвоката, и был арестован. Обращение к жителям Лондона пока не выявило очевидца предполагаемых действий убийцы на Хангерфордском мосту, лишний раз подтвердив мнение инспектора Райта, что лондонцы – народ ненаблюдательный. Выяснить, где Киприан Глид покупал недавно саквояж, пальто с начесом и бритву, полиции не удалось.

– Уверяю вас, вы напрасно тратите время. Если бы он собирался совершить убийство, он ни за что не пришел бы в издательство в своем обычном виде. Тут должна быть какая-то маскировка, – сказал Найджел.

– Мы наводим справки и о покупке легкого плаща.

– Легкого плаща? – изумился Найджел.

– Да. Такого, какой можно легко свернуть и сунуть в саквояж. Дождевика большого размера.

– Ага, понятно. Вы думаете, что он мог надеть его поверх пальто, чтобы не выпачкаться в крови, а потом спрятать?

– Да. У него есть старый плащ, но кровавых следов на нем не обнаружено. Поэтому мы ищем новый.

– Вы уж ничего не упустите!

– Мне за это платят жалованье, мистер Стрейнджуэйз.

– А о шляпе вы подумали? О черной широкополой шляпе? У нас их мало кто носит. Какая примета!

– Может, у него не было денег ни на новую шляпу, ни на плащ. Он сидел без гроша.

– Чепуха! Шляпу всегда можно украсть.

– Но он знал, что после пяти тридцати в издательстве почти никого нет. И уж во всяком случае никого не будет ни на верхнем, ни на первом этаже, а мимо этажа, где сидят компаньоны, он проехал на лифте.

– А как насчет ключа от боковой двери?

– Ну, если б мы установили, что ключ был у него, все остальное – пара пустяков. Я еще раз побеседовал с Мириам Сандерс. Она, кстати, разочаровалась в этом молодце, когда ей рассказали, что он пытался с вами сделать, – однако клянется, что ключа ему не давала, и я ей верю. Глид, правда, знал, где лежит ключ, и был в издательстве в тот день, когда ключ пропал. Не сомневаюсь, что он отвлек ее внимание и ключ стащил…

В воскресенье никаких событий не произошло. В понедельник в половине одиннадцатого, когда Найджел Стрейнджуэйз переваривал завтрак и донесение грингартской полиции, посланное ему Райтом с нарочным, зазвонил телефон. Звонил Артур Джералдайн. Приглушенным голосом, словно выражая Найджелу соболезнование по доводу чьей-то кончины, он сообщил, что в издательстве случилось крайне огорчительное происшествие. Желательно, чтобы Найджел приехал как можно скорее.

– В чем дело? Что случилось? – спросил Найджел, подозревая, что там еще кого-то убили.

– Да, видите ли… нашлось орудие убийства… Бритва. Это ставит меня в крайне щекотливое положение. Поэтому я вам и звоню первому.

«Нечего сказать – щекотливое положение! – кипя от негодования, думал Найджел, пока такси везло его в восточную часть города. – Держу пари, что я знаю, где нашли эту бритву».

И он выиграл бы пари. За пять минут до звонка Джералдайна его секретарша зашла в кабинет Бэзила Райла.

– Мистер Джералдайн хотел бы перед совещанием с рекламными агентами просмотреть материалы по мемуарам Астона, – сказала она.

– Никогда о них не слышал, – ворчливо отмахнулся Райл.

– Они тут, на верхней полке. Если разрешите мне встать на ваш стул…

Райл освободил стул. Девушка влезла на него и протянула руку к пыльным картонным скоросшивателям, расставленным на полке за письменным столом. Сняв один из них, она вытащила оттуда папку и стала другой рукой ставить скоросшиватель на место. Из папки выскользнул тяжелый предмет и со стуком упал на стол, как будто невидимая веревка, на которой он долго висел над головой Бэзила Райла, наконец перетерлась.

На столе лежала тяжелая бритва. От удара она открылась, и в том месте, где рукоятка соединялась с лезвием, видно было небольшое коричнево-красное пятно. Бэзил Райл уставился на бритву. Секретарша – на Бэзила Райла. Щеку его свела судорога, как при параличе.

– Ох, мистер Райл, что же…

– Делайте свое дело. Отнесите папку мистеру Джералдайну. Чего вы стоите? – Голос у Райла был спокойный, безжизненный. – И это, – добавил он, показывая на бритву. Девушка слезла со стула. – Нет! Не рукой. Вы что, чересчур интеллигентны, чтобы читать детективные романы? Нате, заверните в мой носовой платок. Скажите мистеру Джералдайну, где вы ее нашли и чтобы он не испачкал ее отпечатками своих пальцев. Кровь похожа на ржавчину, правда? Неважно…

Тут неестественному спокойствию Райла пришел конец и он разразился таким хохотом, что насмерть перепуганная девушка пулей вылетела из комнаты…

Вот что услышал Найджел, когда приехал в издательство. Секретарша Артура Джералдайна повторила ему свой рассказ и была отпущена. Старший компаньон и Лиз Уэнхем украдкой поглядывали на Найджела. Его бледно-голубые глаза были такими ледяными, что им сделалось не по себе. Им стало бы еще неуютнее, если бы они знали, какое бешенство прячется за этим взглядом.