Текст книги "Смертельный розыгрыш. Конец главы"

Автор книги: Николас Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

IV. Смотри на обороте!

Найджел вернулся на Эйнджел-стрит, как раз когда запирали парадную дверь. В метро он просмотрел вечерние газеты, в одной из них была рецензия на «Время воевать», где упоминалась, хотя и без цитат, резкая критика в адрес сэра Чарльза Блэр-Чаттерли. В другой была напечатана заметка о судебном запрете и изъятии книги, а потом кратко изложена история беспорядков в колонии после того, как генерал Торсби был смещен с поста командующего вооруженными силами. В третьей газете не было упоминания ни о книге, ни о предстоящем иске.

Цыганистая выпускница Самервилла сидела за столом в приемной. Найджел, понимая, что в качестве специального редактора ничего из нее не вытянет, спросил напрямик:

– Мисс Сандерс, мистер Джералдайн говорит, будто вы ведете запись всех посетителей издательства?

– Веду.

– Вы не будете любезны сказать, кто приходил сюда после обеда двадцать третьего и утром двадцать четвертого июля?

На лице девушки появилась растерянность и даже некоторый испуг.

– Я не уверена… то есть…

– Позвоните мистеру Джералдайну и спросите, можно ли сообщить мне эти сведения.

Она так и поступила, потом вынула из ящика толстую книгу в кожаном переплете и принялась медленно ее листать, словно обдумывая какой-то вопрос.

– Вы говорите, двадцать третьего июля? Вот… После обеда? Генерал Торсби, мистер Лисон-Уильямс, мисс Майлз… – Она перечислила больше десятка фамилий. – Двадцать четвертое июля: мистер Эйнсли, мисс Майлз, мистер Беллисон, мистер Смит, мистер Ритчи, миссис Вейн, мисс Холлоуэй, преподобный Даул… Вот и все до полудня двадцать четвертого.

Найджел заметил, что она слегка споткнулась между фамилиями Беллисон и Смит, но вслух ничего не произнесла.

– И это все? – переспросил он.

– Все. – Положив книгу, она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Если ее и разбирало любопытство, она не решилась выразить его вслух.

Найджел, поблагодарив ее, вышел, вызвал лифт, поднялся на первый этаж, тихонько прикрыл дверь лифта и спустился по лестнице.

– Забыл у вас газеты, – сказал он, входя в приемную.

Мисс Сандерс, застигнутая врасплох, не успела спрятать книгу в кожаном переплете и чернильную резинку. Густо побагровев, она попыталась отнять у него книгу, а потом, пожав плечами, уступила.

Не заглядывая в книгу, Найджел спросил:

– Зачем вы стерли фамилию Киприана Глида?

– Я и не думала делать ничего подоб…

– Ну, это не умно, а еще отличница по истории. – Найджел открыл книгу на странице за 24 июля и показал ей между записями «М-р Беллисон» и «М-р Смит» полустертую фамилию сына мисс Майлз.

– Кто вы такой, черт бы вас побрал?! – сердито воскликнула девушка. – Проверяете работу служащих, что ли? Это же просто возмутительно!..

– Зачем вы стирали фамилию Киприана Глида?

– Не ваше дело.

– Имя его вам не нравится? Ничего удивительного.

Она тут же попалась на провокацию и выпалила:

– Да Киприан… Если хотите знать, он приходил по личному делу. У нас косо смотрят на визиты поклонников в служебное время, и я не хотела, чтобы вы наябедничали компаньонам, вы же, сразу видно, какой-то шпик!

– Если он приходил по личному делу, а тут этого не поощряют, странно, что вы записали его в книгу.

Мисс Сандерс опять покраснела.

– Это автоматически… – пробормотала она.

– Даже с «поклонниками»?

– Не говорите гнусностей!

– Вы же сами употребили это слово. А вы не помните, сколько времени провел в этом здании мистер Глид?

– Он все время находился у меня тут! – запротестовала девушка.

Найджел не стал углубляться в этот вопрос.

– Вы точно помните, в какое это было время?.. Только, ради Бога, не врите. Мистеру Беллисону и мистеру Смиту, вероятно, был назначен прием на определенные часы, и это уточнит приход мистера Глида.

– По-моему, он пришел около половины одиннадцатого. И пробыл… не помню… кажется, не очень долго. Но, может, вы скажете, в чем дело?

– Дорогая, вы отлично понимаете, о чем идет речь.

– Киприан – абсолютно порядочный человек.

– Предположим. Почему же вы так нервничаете? Порядочный человек никогда бы не выкинул такой штуки с «Временем воевать», – Найджел показал ей верстку, – чтобы отомстить издателям за то, что они отказались вложить деньги в его литературный журнал. Не правда ли?

– Его никто не понимает, – жалобно простонала девушка. – Если бы ему только дали возможность!..

Она сняла очки и стала энергично протирать стекла, глаза у нее были влажные и какие-то до странности незащищенные.

– Что ж… – улыбаясь, сказал Найджел, возвращая ей книгу. – Не горюйте. Не все потеряно. Во всяком случае, пока.

Он отправился наверх, в комнату Стивена Протеру. Тот, кинув на него рассеянный взгляд, снова погрузился в чтение рукописи. Казалось, он читает носом, который порхает над страницей, как колибри или бабочка, то и дело падая вниз, словно для того, чтобы принюхаться к стилю автора, и при этом дергаясь и пофыркивая. Пробежав таким образом несколько страниц, он воскликнул: «Тьфу!», нацарапал несколько слов на листке, приколотом к рукописи, и снова взглянул на Найджела.

– Говорят, будто каждый способен написать одну хорошую книгу. Ничего подобного. Где вы были?

– Разговаривал с людьми. В частности, с мистером Бейтсом.

– И что он вам нажужжал в уши?

– Сообщил, что вы присутствовали при том, как он отсылал верстку «Времени воевать» в типографию.

– Если он это говорит, будьте уверены, так оно и было. А что?

– А то, что, значит, он не мог приложить к ней руку. Вы бы это заметили.

– Но я же вам говорил, что Бейтс бы этого не сделал. Он зануда, но в прочих отношениях ничего ужасного в нем не наблюдается.

– Не сделал бы или не мог сделать – это разница. Если, как он уверяет, вы принесли верстку к нему в комнату и разговаривали с ним, пока писалось сопроводительное письмо и верстку упаковывали, вы, подтверждая это, свидетельствуете, что Бейтс вне подозрений.

– Ладно. Подтверждаю.

– Но вы действительно помните, что дело происходило именно так? – допытывался Найджел.

– Слишком давно это было. Но я уверен, что Бейтс прав. Он начисто лишен воображения и поэтому не мог ничего выдумать.

Найджелу пришлось этим удовлетвориться. Взгляд Стивена уже нацелился на другую рукопись.

– А сын мисс Майлз в то утро ее посещал? – спросил Найджел.

– Этот охламон? Может, и да, почем я знаю? Летом от него тут спасу не было.

– Вы случайно не помните, какого числа было отвергнуто его предложение?

– Нет. Но могу узнать. – Стивен набрал номер внутреннего телефона. – Артур? Это Стивен. Какого числа вы с Лиз отвергли бредовую идею молодого Глида издавать журнал? Когда у вас был с ним последний разговор?.. Двадцать первого июля. Спасибо. – Стивен обернулся к Найджелу. – Двадцать первого июля. Зловещее совпадение, а? Да, совсем забыл. Райл сказал, что он хотел бы с вами кое о чем потолковать, когда вы вернетесь.

Найджел оставил Протеру в одиночестве – его непомерно большая, как у гнома, голова словно плавала в облаке желтого света голой электрической лампочки. Спустившись в кабинет младшего компаньона, он застал Бэзила Райла за беседой с унылой пожилой дамой.

– Минуточку, Стрейнджуэйз. Присядьте. – Райл передал даме оттиск анонса. – Это ваш текст, мисс Гриффин? Взгляните-ка на него еще раз. Неужели вы думаете, что хоть одна живая душа заинтересуется книгой, прочтя такую рекламу? «Чарующий роман о первой любви на фоне природы Юго-Западной Англии». Прямо кровь закипает, а? Сгораешь от любопытства.

– Я же…

– Мы платим двадцать пять фунтов за место для анонса. Если оно не привлечет внимания читателей, лучше пожертвовать эти деньги на приют для беспризорных собак.

– А может, подойдет «Девонская девица»? – предложил Найджел.

Мисс Гриффин даже не улыбнулась:

– Не думаю, чтобы мистеру Джералдайну понравилось…

– Мы продаем книгу не мистеру Джералдайну, – заметил Райл. – Стараемся продать ее куче идиотов, которые предпочитают смотреть телевизор. Постойте, как зовут героиню? Элен, Нелли. Ну конечно! «Нелли или Теле»? Нет, не пойдет. Не задумываясь, выберут «Теле». Ага, вот. «Повесть о Елене Девонширской, которая разбивала сердца».

– Но помилуйте, мистер Райл…

– Знаю, ничего она не разбивала. Но девяносто процентов читающих романы – женщины, и девяносто девять процентов женщин хотели бы шагать по разбитым сердцам, как по мостовой. Все ясно, мисс Гриффин?

Мисс Гриффин удалилась, но в ее взгляде сквозило желание разбить не сердце, а чью-то голову.

– К сожалению, реклама у нас выдержана в таких благовоспитанных полутонах, словно ее составляет дворецкий, предлагающий на выбор красное или белое вино. – Бэзил Райл взъерошил свою рыжую шевелюру, и вдруг оказалось, что он до неприличия молод.

– Ну а как у вас идут дела?

Найджел дал ему несколько отредактированный отчет о своем разговоре с генералом Торсби и полный – о свидании с мистером Бейтсом.

– По-моему, Бейтса вы можете исключить.

– Да, вероятно. – Райл грыз ногти. Он явно нервничал, но для человека с его темпераментом это было естественно. – Ну а есть какие-нибудь следы? Отпечатки пальцев, например? Почерк? Я-то думал, что вы раньше всего займетесь этим.

– Я попросил эксперта-почерковеда в Скотленд-Ярде вечером исследовать верстку. Он мой приятель. Но одно слово, дважды написанное печатными буквами, вряд ли что-нибудь даст. Отпечатки пальцев? Во-первых, верстка покрыта ими сплошь. Во-вторых, вы уверены, что компаньоны разрешат мне взять отпечатки пальцев у всех сотрудников?

– А почему же нет?

– Включая мисс Майлз?

– Миллисент? А она тут при чем?

Вопрос был задан резким тоном. В минуты волнения в речи Райла появлялись грубоватые нотки. Сын небогатых родителей, молодой провинциал, выбившийся в люди, – отсюда его манера повелительно разговаривать с подчиненными вроде мисс Гриффин. Он самолюбив, и обращаться с ним надо осторожно. Найджел пытливо взглянул на рыжего молодого человека, откинувшегося вместе со стулом к стене, – на его аккуратный темный костюм, мятый мягкий воротничок и галстук.

– У мисс Майлз была побудительная причина это сделать, вернее сказать, даже две причины.

– Причины? Бросьте!

– Она была публично унижена во время войны генералом Торсби. А «Уэнхем и Джералдайн» отказались переиздать ее романы.

– И вы считаете это достаточной причиной?

– Да, для мстительной эгоистки – вполне.

Бэзил Райл откачнулся от стены, передние ножки стула со стуком стали на пол.

– Вы, видно, мните себя большим знатоком человеческой натуры, а? – начал он угрожающим тоном. – Послушайте… Что там у вас?

В комнату вошла миловидная блондинка:

– Письма, мистер Райл.

– Ну их к черту!

– Вы же сказали, что они должны быть отправлены с шестичасовой почтой. А сейчас без пяти шесть.

Бэзил Райл стал подписывать письма, лежавшие в папке у него на столе.

– Небось свидание кавалеру назначили на шесть…

Игривый тон Райла был на редкость искусственным, словно он обучался ему на заочных курсах. Светловолосая секретарша смотрела на опущенную голову Райла почти с материнской нежностью. «Он полнейший увалень с девушками, – подумал Найджел, – но чем-то их привлекает».

– Колофон[52] пишется через одно «л», Дафна. Ладно, я исправлю… Нате вам все, и бегите, только пусть не очень-то руки распускает.

– Всего хорошего, мистер Райл.

Когда девушка ушла, Райл пошелестел оттисками на столе и вдруг выпалил:

– Вы сейчас свободны? Пойдемте выпьем. Муторно мне в этой конторе.

Они вышли из здания, где уже царила тишина и только у боковой двери горела лампочка. Вечерний воздух был напитан холодной сыростью, но Райл вдыхал его полной грудью.

– Вот это дело, – сказал он, потом повернул голову к Темзе. – Не думал я, что так стоскуюсь по реке. Отец мой был сварщиком в доках на Тайне. Жертва кризиса. Так и гнил до конца своих дней в безработных. Бедный старикан. – Лицо его при свете фонаря выражало довольство и удивление, он смотрел на элегантные фасады Эйнджел-стрит, словно все еще не мог поверить в удачу, которая привела его сюда. – Отец мой был большим любителем чтения. Да и времени после тридцатого года у него было хоть отбавляй. А в городской библиотеке тепло. Жаль только, что книги нельзя есть.

Райл привел Найджела в небольшую пивную, ютившуюся между Эйнджел-стрит и Стрэндом.

– Про это место мало кто знает. Можно спокойно поговорить.

В пивной действительно было пусто, скамьи с высокими спинками и весело горевший камин придавали ей деревенский вид. Райл заказал себе двойное виски с водой, а для Найджела – голландский джин.

– Миллисент Майлз! – вдруг воскликнул он. – Вы хорошо ее знаете?

– Только сегодня познакомился.

– Ну а я ее знаю. И говорю вам: к этой женщине несправедливы. Ей пришлось хлебнуть горя в молодости. Как мне. А это оставляет рубцы. Хорошо такому интеллигенту, как Протеру, задирать перед ней нос. Конечно, ее книги – это попытка уйти…

– От чего?

Бэзил Райл рассказал, что Миллисент – дочь потаскушки; отец ее, пьяница, обанкротился, когда ей не было еще и пятнадцати лет. Родители беспрерывно ссорились; в каком настроении придет отец, никогда нельзя было угадать. Он лупил девочку, а потом проливал над ней пьяные слезы, мать пользовалась ею как бесплатной прислугой. В семнадцать лет Миллисент сбежала из отчего дома и поступила в магазин продавщицей. Горькая, обездоленная юность пробудила в ней фантазию, которая и сделала ее любимицей библиотекарей.

– Вы прочли ее автобиографию? – спросил Найджел.

– Нет. Она мне сама рассказывала. – По ходу разговора Райл успел хорошенько выпить, и это начинало на нем сказываться. – Вы небось думаете, что ей пальца в рот не клади? Вот и ошибаетесь. Она гораздо ранимее, чем большинство тепличных растений обоего пола, с которыми вы встречаетесь.

– А как вы с ней познакомились?

– И такая одинокая… На литературном приеме. Несколько лет назад. Еще до того, как я затеял свое издательское дело. Я сказал ей, совершенно постороннему человеку, прямо: «По-моему, вы ужасно одиноки!» Просто не знаю, что на меня нашло. А она говорит: «Вы первый, кто это почувствовал». Я понял, что с мужчинами ей не везло. Не верьте всему, что о ней болтают.

– Не буду.

– Что вы сказали?

– Сказал, что не буду.

– Умница. Выпейте еще. Нет, непременно! Опять джину?.. О чем бишь мы говорили? Ага. Не везло ей с мужчинами. Вы же ничего не знаете: когда ей было девятнадцать лет, один мерзавец ее соблазнил, обещал жениться, ну, словом, обычное дело… а потом бросил, ребенок родился мертвый. Да. Она хлебнула горя. Через год вышла замуж за биржевого маклера или кого-то в этом роде, только чтобы избавиться от нищеты. Вот тут она и начала писать. По-моему, чтобы избавиться от маклера.

– У нее от него, кажется, сын?

– Киприан.

– А что он собой представляет?

– Паразит. – Под влиянием алкоголя Райл быстро перешел из оживленного состояния в меланхолическое. – Бородатый паразит. Сосет из нее деньги, как пиявка.

– Он очень обиделся, когда «Уэнхем и Джералдайн» отвергли его предложение издавать журнал?

– Да, наверно… – Райл уже потерял всякий интерес к этой сомнительной личности. – Одна из причин, почему я хотел, чтобы мы переиздали кое-какие из ее романов, – ей нужны деньги. Она ведь до смешного щедра: предлагала вложить деньги в мое дело, но было уже поздно.

– Ну а другие причины?

Бэзил Райл тупо посмотрел на него:

– Все-то вам надо знать, черт вы этакий. Принюхиваетесь, копаетесь, будто личные отношения – это жаркое. Воевали?

– Да почти что нет.

– А я видел экипаж сгоревшего танка. Вот это было жаркое! Знаете, в чем беда вашего поколения? Вы еще верите в добро, благородство, порядочность. При прочих равных условиях порядочность всегда себя покажет – вот что вы думаете. Даже жалко на вас смотреть.

Найджел пропустил все это мимо ушей. И навел Райла на разговор о том, как он стал издателем. Сразу после войны Райл поступил в рекламную фирму и быстро продвинулся. Третий муж Миллисент Майлз был их клиентом – богатый промышленник и любитель литературы; Бэзил ему понравился, он узнал о его стремлении стать издателем и оказал финансовую поддержку.

– Все было как в сказке, – сказал Райл. – Но конец был отнюдь не сказочный.

Найджелу легко было вообразить, как этот грубоватый молодой провинциал был польщен интересом Миллисент Майлз и ослеплен тем мирком, в который она его ввела. А она, без сомнения, позволяла ему за ней волочиться, – эта дама не могла обойтись без свиты поклонников. Но как ей удалось его удержать? Так долго скрывать свою природную черствость, свой эгоизм? Вероятно, в нем есть какая-то мягкотелость, романтизм, а может, все дело в благородстве, которое он так горячо отрицает, и только чувство признательности мешает ему видеть ее такой, какая она есть?

Найджел снова навел разговор на Миллисент Майлз, узнал, что с первым мужем – маклером – она развелась и тот уже умер, второй муж, вспыльчивый автогонщик-невротик, застрелился, третий, покровитель Бэзила, развелся с ней год назад.

– У нее твердое убеждение, что ей не суждена удача, что долго быть счастливой она не может. Бедняжка. Она ведь еще девчонка, несмотря на всю эту маскировку.

«О Господи, Господи, – думал Найджел, – значит, ты просто-напросто в нее влюблен и надеешься быть тем Настоящим, который соберет обломки и построит ей жизнь заново».

– Это еще одна из причин, почему я хочу переиздать хоть несколько ее романов, – продолжал Райл, – вернуть ей душевное равновесие. И, как я уже говорил, на ней висит этот паразит Киприан – ей нужны деньги.

– Но остальные компаньоны против?

– Джералдайн не возражает. Лиз Уэнхем, надо сказать, ни за, ни против. Главное препятствие – Протеру.

– Да, но он вряд ли имеет решающий голос в том, что вам печатать?

Бэзил Райл встал и принялся злобно ворошить уголь в камине, потом облокотился на каминную доску и стал без всякого восторга разглядывать рекламу с голой девицей, предлагавшей бутылку искристого сидра.

– Протеру работает литературным консультантом в издательстве уже двадцать пять лет, – сказал он наконец. – И надо отдать ему должное, он не отклонил ни одной книги, которую потом приняли бы в другом месте и заработали на ней деньги. Это факт. Но он потихоньку отстает от жизни, не желает иметь дело с тем, что, как он выражается, «плохо написано», в области художественной литературы во всяком случае. Что ж, изящная словесность умирает. В общем, компаньоны не желают принимать то, против чего он категорически возражает, разве что предложенная вещь у обоих вызовет полный восторг.

– Значит, от автобиографии мисс Майлз они были в восторге?

– Не в безумном, нет. Но я заключил с ней договор на книгу, еще когда у меня было свое издательство; Уэнхем и Джералдайну пришлось, так сказать, принять его на себя.

– Хотя Протеру был решительно против?

– Нет, по этому поводу он скандала не устраивал, только из-за переиздания романов. Но, по-моему, у него на Миллисент зуб.

– Что-нибудь давнее? Может, они были знакомы?

– Нет. Я спрашивал Миллисент. Она сказала, что впервые увидела его только этим летом. Сухарь, ничтожество. Он-то что в своей жизни создал? Тоненькую книжечку стихов…

– Но при этом замечательную.

– Полагаете? Я ее читал. Сплошное вожделение и омерзение. Мускус и уксус. – Бэзил Райл медленно поднес зажженный кончик сигареты к животу девушки на рекламе. – Секс! – проворчал он. – Неужели нельзя заниматься этим втихую?

V. Дополнение

В четверг Найджел появился на Эйнджел-стрит около половины десятого. День опять был серенький, горизонт – словно грязное посудное полотенце; дома, деревья и река с ее мостами как будто покрылись сальным налетом. Металлический холод пробирал до костей. Голос мисс Сандерс, ответившей на его приветствие, был просто ледяным. Мистер Глид, сообщила она сумрачно, желал бы его повидать, для чего и придет в одиннадцать часов.

– Хорошо. Это избавит меня от лишних хлопот. Но попросите его отдать вам свой кастет на сохранение.

В ответ на эту шутку мисс Сандерс только нахмурилась и бросила такой осуждающий взгляд, словно перед ней был профессор, отпустивший легкомысленное замечание во время семинара. «До чего же сурова нынешняя молодежь, – подумал Найджел, поднимаясь наверх, – а ты постоянно об этом забываешь. Вот и Бэзил Райл вчера вечером со своей филиппикой по поводу секса, – но в нем говорит пуританская закваска рабочего класса; как бы то ни было, ему немногим больше тридцати, что же, он просто запоздал в чувственном развитии? Время покажет».

Стивен Протеру был уже за работой; водя носом по увесистой рукописи, он рассеянно поздоровался с Найджелом. Какое-то слово его зацепило. Длинный, как у дятла, клюв вонзился в страницу.

– Еще один голубчик пишет «незаинтересованность» вместо «бескорыстие»! – рявкнул он. – Это падение языкового уровня просто нестерпимо!

– Слова меняли смысловые оттенки и раньше.

– Не в этом дело. А в том, что «бескорыстие» не имеет точного синонима. Нельзя пробрасываться таким словом.

– А может быть, мы утратили само это понятие?

– Бескорыстие? Как идеал? Пожалуй… – Лицо маленького человечка вдруг стало печальным, его исказила такая пронзительная тоска, какую Найджел редко у кого-нибудь видел: пустые глаза, опущенные углы рта превратили это лицо в трагическую маску. Она была изборождена глубокими складками – руслами, прорытыми давно уже высохшими потоками чувств.

– У вас есть «Кто есть кто»? – спросил Найджел.

Стивен словно выбрался рывком из пучины тоски, сожалений и угрызений совести:

– В последней комнате по коридору справочная библиотека.

Найджел вышел, миновал комнату мисс Майлз (машинка ее молчала) и отворил следующую дверь в просторную комнату рядом. Молодая растрепанная, но миловидная блондинка, гораздо менее ученого вида, чем большинство издательских девиц, причесывалась перед карманным зеркальцем.

– Ой! – благовоспитанно взвизгнула она. – Вы меня напугали!

– Не беспокойтесь, прошу вас. Моя фамилия Стрейнджуэйз, я работаю в комнате у мистера Протеру. Хочу заглянуть в «Кто есть кто».

Девица, как видно, была ошеломлена подобной просьбой:

– Но я не знаю, можно ли… видите ли, я ведь нездешняя…

– Потусторонняя?

Голубые глаза стали большими, как блюдца.

– Ой, нет! Что вы! Я просто снизу.

– В каком смысле?

– Я работаю в бухгалтерии. Джин заболела и я вместо нее. Что вас интересует?

– «Кто есть кто».

– Простите, как это?

– Справочник. Называется «Кто есть кто».

– А-а, книжка… – Глаза девушки стали беспомощно озирать комнату, уставленную книгами от пола до потолка. – Мы-то с книжками дела не имеем… – Она с надеждой уставилась на потолок. – А вот мистер Протеру, он в них разбирается. В книгах. Может, вам у него спросить?

– Он меня сюда и послал.

– Подумать, вот смех!

– Если разрешите, я сам пошарю на полках…

– Милости просим.

– У нее такой толстый красный корешок.

Девушка захихикала:

– Тоже скажете!

Найджел осмотрел полки. Экземпляры изданий «Уэнхема и Джералдайна» больше чем за сто лет. В дальнем углу, у окна, две полки справочников. Вынув тот, который был ему нужен, Найджел открыл его на имени Миллисент Майлз и стал делать выписки. Блондинка как завороженная заглядывала ему через плечо.

– А Джонни Рей тут есть?

– Не знаю. Кто это?

Голубые глаза распахнулись так широко, что Найджелу грозила опасность в них утонуть.

– Кто такой Джонни Рей? Но он… Бросьте! Вы меня разыгрываете!

– Нет, это вы бросьте.

– Певец. Я его обожаю.

– Счастливец!

Блондинка, на минуту изменив своему обожаемому, крепче прижалась к плечу Найджела, который отыскивал в «Кто есть кто» другую фамилию.

– Знаете, вы здорово похожи на одного артиста, в той старой-престарой картине. Меня парень на нее водил; он очень образованный, мой парень, – не артист, конечно. Как же его звали? Берджес Мередит, вот как!

– Никому не говорите, – зашептал Найджел в перламутровое ушко, – но я и есть Берджес Мередит. А вы кто?

– Хи-хи, тоже скажете! А-а, понятно. Сьюзен, Сьюзен Джонс. Но скажите по-честному, вы на самом деле?..

– Тс-с-с! – прошипел Найджел. – На самом деле я знаменитый сыщик, частный сыщик, переодетый в Найджела Стрейнджуэйза, переодетого в Берджеса Мередита.

Девушка весело захохотала, щекоча своими бледно-золотистыми прядями его щеку.

– Сыщик! Вот уж нет, сразу видно!

Кончив делать выписки и поставив справочник на место, Найджел спросил:

– Вам здесь, наверно, скучно целый день одной? Хотя чтения тут хватает.

– Терпеть не могу книжки. По мне, если хотите знать, да хоть бы их совсем на свете не было. А вот мой парень – он только и знает, что читать, вечно сидит, уткнувшись носом в книжку. Меня это даже пугает.

– Не лучшее занятие, когда рядом такая девушка.

– Я так ему и говорю. Мы ведь только раз бываем молоды, правда? Я, конечно, не на вас намекаю, мистер Мер… мистер Стрейнджуэйз. – Она кинула на него томный взгляд. – Лично я уважаю пожилых мужчин.

– Берегитесь! Вы со мной поосторожней. У меня ведь опасный возраст. А все эти книжки возбуждают страсть.

– Фу! Как не стыдно! – в восторге пискнула девушка.

Немного поболтав в том же духе, Найджел спросил, приходилось ли ей сталкиваться с мисс Майлз.

– С этой кобылой? Вот воображает о себе, фря! Ой, может, вы с ней дружите?

– Нет. А ее здесь недолюбливают?

– Между нами говоря, болтают, будто мистер Райл немножко… ну, вы понимаете. Стыд и срам. В матери ему годится.

– А мистер Протеру?

– Да он ее терпеть не может. Это все знают. Когда ее сюда пустили, они прямо сразу так поцапались!

– Да ну? А из-за чего?

– Сама я не слыхала. Но моя подружка Джин случайно зашла в кабинет к мистеру Протеру и услышала, как они друг на друга кидаются в соседней комнате. Как она его оскорбляла, нашего мистера Протеру!

– Как?

– Джин не успела всего подслушать. Но ясно слышала, как мисс Майлз обозвала его лупоглазым. И так гадко, бессердечно, ну все равно как Бетт Дэвис. Он, конечно, не Марлон Брандо, но…

– Джин уверена, что мисс Майлз так его назвала?

– Она своими ушами слышала, как мисс Майлз сказала: «Лупоглазый». Даже два раза. И очень громко. Остального она недослышала. Но оба они, видно, здорово распалились. Мистер Протеру ведь носит очки – значит, она его хотела обидеть, правда?

– Может, это его кличка?

– Ну нет. Конечно… кое-кто у нас зовет его Креветкой…

– Лупоглазый… А вы знаете, кто носит большие защитные очки?

– Ну, мотоциклисты. И…

– Вы сами сейчас вылупите глаза. А если я вам скажу, что второй муж мисс Майлз был автогонщиком?

После этой интригующей реплики Найджел удалился, причем глаза Сьюзен были так широко открыты, что своими размерами и голубизной не уступам бассейну для плавания голливудской звезды.

Следующие пятнадцать минут Найджел в сопровождении гида осматривал здание. Он хотел хорошенько изучить место действия, а Стивен Протеру сказал, что будет только рад хоть ненадолго оторваться от своих рукописей. Начав обход с третьего этажа, где помещался редакционный отдел вместе со справочной библиотекой и художественной редакцией, они спустились на второй этаж, который занимали компаньоны, их секретари и отдел рекламы. На первом этаже располагались чисто технические отделы издательства: кабинет заведующего производством, бухгалтерия, счетный отдел и т. д. Наконец, в цокольном этаже была приемная, торговый отдел и большой зал, где под лампами дневного света и под звуки легкой музыки по радио работали упаковщики; за ним находилось еще более просторное складское помещение.

– Вот и все, – сказал Стивен, когда они вернулись к себе. – Просто, но символично. На третьем этаже – Просвещение, на первом – Золотой Телец, а между ними прослойка в виде компаньонов.

Найджел заметил, что его гида повсюду встречали почтительно, словно он тоже хозяин фирмы, но в этой почтительности не было подхалимства. Служащие явно любили Стивена, и, насколько можно было судить, все они хорошо относились друг к другу. Стивен несколько затруднялся, удовлетворяя любопытство Найджела относительно того, что происходит в других отделах, но, когда речь шла о его работе, отвечал без запинки.

Следующие полчаса Найджел изучал лежавшую у него на столе папку. В ней были данные, которые он попросил вчера: список служащих со стажем их работы в издательстве и кругом обязанностей, а также пачки пенсионных бланков, на которых каждый из них надписал свою фамилию печатными буквами и расписался. Найджел не рассчитывал что-нибудь из этого почерпнуть. Он затребовал данные, чтобы показать свою деловитость. Пенсионные бланки он сложил в большой конверт, его другу из Скотленд-Ярда они могут пригодиться, хотя, на взгляд Найджела, печатные буквы у всех людей почти одинаковы.

– А графологи могут что-нибудь определить по печатным буквам? – спросил Стивен Протеру, оторвавшись от своей работы.

– Это почти невозможно сделать по одному слову «Надо!». Конечно, если вы позволяете себе какую-нибудь причуду, например проводите перекладину в «н» справа налево или пишете буквы снизу вверх, они это заметят.

– Я так и думал. Но как же вы собираетесь вести это расследование?

– Искать мотив поступка. И выяснить, у кого была возможность его совершить. Это сужает круг. Кстати, скоро придет Киприан Глид, он хочет меня видеть. Где бы я мог…

Протеру ткнул большим пальцем через плечо:

– Там, если хотите. Сегодня Медуза превращает людей в камень где-то в другом месте. А чего ему надо?

– Посмотрим. Вы знакомы с ее вторым мужем?

– Глид – ее сын от первого брака.

– Знаю. Я говорю об автогонщике.

– Нет. Я не охотник до всяких там петушиных боев и прочего.

– Говорят, он застрелился.

– Не удивлюсь. – Стивен Протеру пожевал ртом, как рыба. – Одни сами решаются на самоубийство, других на это толкают.

Зазвонил телефон. К мистеру Стрейнджуэйзу пришел мистер Глид.

– Пошлите его наверх, в комнату, где работает мисс Майлз, – сказал Протеру.

Субъект, который туда вошел, производил весьма невыгодное впечатление. Ниже среднего роста, в брюках дудочками и грязном пиджаке с начесом, мучнистое лицо выглядело еще бледнее из-за реденькой черной бородки и черного сомбреро.

– Это вы – Стрейнджуэйз? – спросил он воинственно, из черной бородки блеснули белые зубы. – Какого дьявола вы позволяете себе оскорблять мисс Сандерс?

– Сядьте, и я вам объясню. Курите.

Рука Киприана Глида машинально потянулась к его портсигару, но тут же отдернулась.

– Спасибо, нет. Терпеть не могу душистое мыло.

Найджел подумал, что, судя по его виду, Глид не терпит никакого мыла. Молодой человек шлепнулся в кресло; он дрожал и злился на себя за эту дрожь, а потому дрожал еще сильнее.

– Какое вы имеете право хамить Мириам, то есть мисс Сандерс, и вынуждать ее…

– Какое же это хамство? Она солгала, и я ее на этом поймал. Имею на это полное право. Издательство пригласило меня расследовать недавние неприятности.

– Какие неприятности?