Текст книги "Всё на свете (ЛП)"
Автор книги: Никола Юн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
РУКОВОДСТВО ПО ПРЫЖКАМ С УТЕСА
ЗАК
Вернувшись в отель, Олли звонит из нашего номера своему другу Заку. Полчаса спустя тот оказывается у нашей двери.
У Зака темная коричневая кожа, невероятные дреды и улыбка, которая слишком большая для его лица. Он сразу начинает играть на воображаемой гитаре и петь песню, которую я не знаю. Олли улыбается от уха до уха. Зак сильно дергает головой, пока "играет", и его волосы отбивают такт вместе с "музыкой".
– Зак! – говорит Олли и притягивает его в объятия. Они громко хлопают друг друга по спине.
– Теперь я Захария.
– С каких это пор? – спрашивает Олли.
– С тех пор, как решил стать богом рока. Захария это как...
– Мессия, – вставляю я, понимая смысл его шутки.
– Точно! Твоя девушка умнее тебя.
Я краснею и вижу, что Олли тоже покраснел.
– Ну, это мило, – говорит Зак, посмеиваясь и перебирая струны воображаемой гитары. Его смех напоминает мне Карлу – естественный, немного громкий и полный веселья. В этот момент я отчаянно по ней скучаю.
Олли поворачивается ко мне.
– Мэдди, это Зак.
– Захария.
– Чувак, я не буду тебя так называть. Зак, это Мэдди.
Зак берет меня за руку и быстро целует ее.
– Потрясающе с тобой познакомиться, Мэдди. Я много о тебе слышал, но не думал, что ты настоящая.
– Все нормально, – говорю я, изучая руку в том месте, где он ее поцеловал. – В некоторые дни так и есть.
Он снова очень громко смеется, и я обнаруживаю, что смеюсь вместе с ним.
– Замечательно, – прерывает Олли. – Давайте двигаться дальше. Здесь есть Локо Моко с именем Мэдди на нем.
Локо Моко это горка риса, поверх которой лежит мясная котлета, потом подливка, а потом два жареных яйца. Зак ведет нас в ресторан гавайской кухни на поздний ланч. Мы садимся за столик снаружи, океан находится всего в нескольких сотнях футов от нас.
– Это место самое лучшее, – говорит Зак. – Здесь едят все местные.
– Ты уже рассказал родителям? – спрашивает Олли между приемом пищи.
– Насчет моего желания стать рок-звездой или насчет того, что я гей?
– О том и о том.
– Неа.
– Почувствуешь себя лучше, когда все откроется.
– Не сомневаюсь, но уровень сложности немного высок.
Зак смотрит на меня.
– Мои родители верят только в три вещи: семья, образование и упорная работа. Под "семьей" я имею в виду одного мужчину, одну женщину, двух детей и собаку. Под "образованием" я имею в виду четыре года в колледже, а под "упорной работой" – никакого искусства. Или надежд. Или мечты стать рок-звездой.
Он снова смотрит на Олли, и сейчас взгляд его карих глаз стал намного серьезнее, чем прежде.
– Как я скажу своим родителям, что их сын-первенец хочет быть афро-американским Фредди Меркьюри?
– Они, должно быть, подозревают, – говорю я. – По крайней мере, насчет желания стать рок-звездой. Твои волосы имеют четыре разных оттенка красного.
– Они думают, что это такая стадия.
– Ты мог бы написать им песню.
Он взрывается смехом.
– Ты мне нравишься, – говорит он.
– Ты мне тоже, – отвечаю я. – Ты мог бы назвать песню "Это яблоко упало очень, очень, очень далеко от яблони".
– Я даже не уверен, что я яблоко, – говорит, посмеиваясь, Зак.
– Вы ребята веселые, – говорит Олли, практически улыбаясь, но очевидно думая о чем-то своем. – Чувак, дай мне свой телефон, – говорит он Заку.
Зак дает ему телефон, и Олли сразу же начинает печатать.
– Что с тобой происходит? Отец все еще ведет себя, как ублюдок?
– А ты думал, это изменится? – Он не поднимает взгляда с телефона.
– Думаю, нет, – говорит Зак неуверенно. Насколько хорошо он знает семью Олли? Его отец намного хуже простого ублюдка.
– А что насчет тебя, Мэдди? Что не так с твоими родителями?
– Есть только я и мама.
– Все равно. Должно быть, с ней что-то не так.
Моя мама, мама. Я едва думала о ней. Она, должно быть, с ума сходит от беспокойства.
– Ну, думаю со всеми что-то не так, да? Но моя мама умная и сильная, и всегда ставит меня на первое место.
Знаю, что поразила их, потому что никто не говорит.
Олли поднимает взгляд с телефона Зака.
– Ты должна сказать ей, что с тобой все в порядке, Мэд.
Он протягивает мне телефон и удаляется в уборную.
От: Мадлен Ф.Уиттер
Кому: [email protected]
Тема: (без темы)
Моя дочь у тебя? Она в порядке?
От: Мадлен Ф.Уиттер
Кому: [email protected]
Тема: (без темы)
Я знаю, что она с тобой. Ты не понимаешь, насколько она больна. Верни ее домой.
От: Мадлен Ф.Уиттер
Кому: [email protected]
Тема: (без темы)
Пожалуйста, скажи мне, где вы. Она может серьезно заболеть в любую минуту.
От: Мадлен Ф.Уиттер
Кому: [email protected]
Тема: (без темы)
Я знаю, где вы, и сажусь на следующий рейс. Буду там утром. Пожалуйста, береги ее.
Я перестаю читать, прижимаю телефон к груди и закрываю глаза. Чувствую одновременно вину, обиду и панику. Из-за ее обеспокоенности и боли мне хочется поехать к ней и убедить ее, что я в порядке. Эта часть меня хочет позволить ей уберечь меня.
Но другая часть меня, новая часть, не готова бросить мир, который я начинаю узнавать. Меня возмущает, что она влезла в мою личную переписку. Меня возмущает, что теперь у нас с Олли меньше времени, чем я думала.
Мои глаза так долго закрыты, что Зак наконец спрашивает, в порядке ли я.
Я открываю глаза и делаю глоток ананасового сока, кивая с трубочкой между зубами.
– Нет, правда. Ты хорошо себя чувствуешь? Олли сказал мне...
– Он сказал тебе, что я болею.
– Да.
– Я в порядке, – говорю я, понимая, что и правда это имею в виду. Я чувствую себя хорошо. Даже более, чем хорошо.
Смотрю на телефон. Мне нужно что-то ответить.
Кому: Мадлен Ф.Уиттер
Тема: (без темы)
Пожалуйста, мама, не беспокойся. И пожалуйста, не приезжай сюда. У меня правда все хорошо, и в жизни тоже. Люблю тебя. Скоро увидимся.
Нажимаю «Отправить» и отдаю телефон Заку. Он кладет его в карман и смотрит на меня.
– Так ты правда купила таблетки по интернету? – спрашивает он.
Я настолько потрясена сообщениями мамы и беспокоюсь, что у нас с Олли осталось мало времени друг для друга, что не готова услышать ложь, исходящую из моего рта. И поступаю так, как точно не стоит поступать, когда кому-то лжешь: не смотрю ему в глаза. Я ерзаю и краснею.
Открываю рот, чтобы объяснить, но объяснить не получается.
К тому времени, как я смотрю на него, он уже догадался о правде.
– Ты ему расскажешь? – спрашиваю я.
– Нет. Я уже очень долго вру о себе. Знаю, какого это.
Меня накрывает облегчение.
– Спасибо, – говорю я.
Он просто кивает.
– Что случится, если ты расскажешь своим родителям? – спрашиваю я.
Его ответ выходит мгновенно.
– Они попытаются заставить меня сделать выбор. И я не выберу их. Таким образом, все в выигрыше.
Он прислоняется к спинке стула и перебирает воображаемые струны.
– Приношу свои извинения группе The Rolling Stones, но мой первый альбом будет называться "Between Rock and Roll and a Hard Place".[9]9
У группы The Rolling Stones есть песня «Rock and a Hard Place»
[Закрыть] Что думаешь?
Я смеюсь.
– Это ужасно.
Он снова становится серьезным.
– Может, взросление подразумевает обман людей, которых мы любим.
Это не вопрос, но все равно у меня нет ответа.
Поворачиваю голову и вижу Олли, который идет к нам.
– Все в порядке? – спрашивает он, а затем целует меня в лоб, потом в нос, а потом в губы.
Я решаю не говорить ему о неизбежном визите мамы. Мы просто используем наилучшим образом то время, которое у нас есть.
– Я никогда в жизни не чувствовала себя так хорошо, – говорю я. И я рада, что, по крайней мере, насчет этого мне не приходится лгать.
ШКАФ-КРОВАТЬ
Когда мы возвращаемся в отель, уже далеко за полдень. Олли включает свет и потолочный вентилятор, а затем кувырком запрыгивает на кровать.
Он лежит сначала на одной стороне, потом на другой.
– Эта сторона моя, – говорит он, имея в виду левую сторону ближе к двери. – Я сплю слева, – говорит он. – Ну чтобы ты знала. На будущее. – Он садится и прижимает ладони к матрасу. – Помнишь, я сказал насчет того, что эти кровати – апогей комфорта? Беру свои слова обратно.
– Ты нервничаешь? – выпаливаю я и включаю свет с правой стороны кровати.
– Нет, – отвечает он слишком быстро. Он перекатывается, сваливается с кровати на пол и остается там.
Я присаживаюсь на свой край и в качестве эксперимента подпрыгиваю. Матрас скрипит.
– Почему ты спишь слева, когда спишь один? – спрашиваю я. Забираюсь на кровать и ложусь. Он прав – она до умопомрачения неудобная.
– Может это ожидание, – говорит он.
– Ожидание чего?
Он не отвечает, поэтому я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Он лежит на спине, его рука закинута поперек глаз.
– Компании, – говорит он.
Я поворачиваю голову, краснея.
– Ты как безнадежный романтик, – говорю я.
– Конечно. Конечно.
Наступает тишина. Вентиляторы над нами разгоняют по всей комнате теплый воздух. Сквозь двери я слышу звон лифтов и тихое бормотание проходящих голосов.
Несколько дней назад мне казалось, что одного дня вне стен дома достаточно, но сейчас, когда один день прошел, мне хочется больше. Я даже не знаю, хватит ли вечности.
– Да, – говорит через какое-то время Олли. – Я нервничаю.
– Почему?
Он делает вдох, и я не слышу, чтобы он выдыхал.
– Никогда ни к кому не чувствовал такого, что чувствую к тебе. – Он не старается говорить тихо. Если уж на то пошло, он произносит это очень громко и быстро, будто эти слова долго время бурлили в нем.
Я присаживаюсь, опираясь на локти, ложусь, снова присаживаюсь. Мы говорим о любви?
– Я тоже никогда такого не чувствовала, – шепчу я.
– Но для тебя это другое. – Я слышу разочарование в его голосе.
– Почему?
– У тебя все в первый раз, Мэдди. А у меня нет.
Я не понимаю. Если это впервые, то не значит, что это все менее настоящее, да? Даже у вселенной есть начало.
Он молчит. Чем больше я думаю о том, что он сказал, тем больше расстраиваюсь. Но затем я понимаю, что он не пытается проигнорировать или преуменьшить мои чувства. Он просто боится. Учитывая отсутствие у меня выбора, что если я просто автоматически его выбрала?
Он делает вдох.
– Умом я понимаю, что когда-то был влюблен, но сейчас по-другому. Эта любовь так не похожа на мою первую влюбленность. Мне кажется, что это в первый и в последний раз и на вечность.
– Олли, – говорю я, – обещаю тебе, что знаю свое сердце. И это совершенно не новое для меня.
Он забирается на кровать и вытягивает руку. Я сворачиваюсь возле него и кладу голову между его шеей и плечом – это место идеально для Мэдди.
– Я люблю тебя, Мэдди.
– Я тоже люблю тебя, Олли. Я влюбилась в тебя до того, как познакомилась с тобой.
Мы погружаемся в сон, свернувшись друг возле друга, и молчим, просто позволив миру вокруг шуметь за нас, потому что все остальные слова сейчас не имеют значения.
ВСЕ СЛОВА
Я медленно и неохотно просыпаюсь, пока не понимаю, что мы наделали. Смотрю на часы. Мы спали больше часа. У нас едва остается времени, часть которого мы проспали. Снова смотрю на часы. Десять минут на душ, еще десять, чтобы найти идеальное местечко на пляже и насладиться нашим первым и последним днем, подходящим к концу.
Бужу Олли и бегу одеваться. В ванной я надеваю безразмерное платье. Оно подходит всем, потому что юбка расширяется, а верх эластичен и может растягиваться и приспосабливаться подо всех. Решаю не убирать волосы резинкой и распускаю их. Они спадают волнами вокруг плеч и вниз по спине. Моя кожа в отражении зеркала светится теплым коричневым оттенком, а глаза сияют.
Я – картина здоровья.
Олли сидит на верхней перекладине перил веранды. Его расположение выглядит ненадежным, хоть он и держится за перила обеими руками. Я напоминаю себе, что он очень хорошо контролирует свое тело.
Он улыбается, даже более, чем улыбается, когда видит меня. Он Олли и снова не Олли – взгляд пронзительный, отслеживает мое приближение. Я ощущаю, как искрится каждый нерв в моем теле. Как он делает это, просто взглянув на меня? Влияю ли я так же на него? Останавливаюсь в стеклянных раздвижных дверях и смотрю на него. Он одет в обтягивающую черную футболку, черные шорты и черные сандалии – ангел смерти на каникулах.
– Иди сюда, – говорит он, и я устраиваюсь между его ног. Он замирает, и его хватка на перилах усиливается. Я вдыхаю его свежий запах и поднимаю голову. Его глаза чисты, как синее летнее озеро, дна которого я не могу разглядеть. Касаюсь своими губами его губ. Он спрыгивает с перил и подталкивает меня к столу. Не успеваю я опомниться, как я крепко прижата к нему, и он со стоном целует меня. Я открываюсь для него, и мы целуемся до тех пор, пока у меня не заканчивается воздух, пока мое следующее дыхание не становится его дыханием. Мои руки устремляются к его плечам, задней части шеи, в его волосы. Они просто не знают, где остановиться. Я вся возбуждена. Мне хочется всего и сразу. Он разрывает наш поцелуй, и мы стоим, задыхаясь, соприкасаясь носами и лбами, его руки крепко впиваются в мои бедра, а мои – лежат на его груди.
– Мэдди. – Его глаза задают вопрос, и я отвечаю да. Потому что ответ всегда был положительным.
– А что насчет заката? – спрашивает он.
Я качаю головой.
– Завтра будет еще один.
Он выглядит расслабленным, и я не могу сдержать улыбку. Он ведет меня спиной через двери веранды, пока задняя часть моих колен не сталкивается с кроватью.
Я сажусь. А затем поднимаюсь. Проще прыгнуть с Блэк Рока, чем сделать это.
– Мэдди, необязательно это делать.
– Нет, я хочу. Я хочу этого.
Он кивает, а затем закрывает глаза, будто вспоминая что-то.
– Я должен пойти купить...
Я качаю головой.
– У меня есть.
– У тебя есть что? – спрашивает он, не понимая меня.
– Презервативы, Олли. У меня есть несколько.
– У тебя есть несколько.
– Да, – говорю я, все мое тело краснеет.
– И откуда?
– Из магазина сувениров. За четырнадцать девяносто девять. В этом месте есть все.
Он смотрит на меня, будто я небольшое чудо, а затем его улыбка превращается во что-то большее. Я оказываюсь на спине, а его руки стягивают мое платье.
– Снимай. Снимай, – говорит он.
Я встаю на колени и стягиваю платье через голову. Меня знобит на теплом воздухе.
– У тебя здесь тоже веснушки, – говорит он, скользя рукой по верхней части моей груди.
Я смотрю вниз, чтобы убедиться, и мы оба смеемся.
Он кладет руку на мою обнаженную талию.
– В тебе так много хорошего.
– Эм, в тебе тоже, – произношу я невнятно. Все слова в моей голове сменились одним – Олли.
Он стягивает футболку через голову, и мое тело берет верх над мозгом. Я пробегаю кончиками пальцев по гладким твердым мышцам его груди, погружаю их в ложбинку между ними. Мои губы следуют тем же путем, пробуя на вкус, лаская. Он ложится на спину и лежит неподвижно, позволяя мне исследовать его. А я поцелуями прокладываю дорожку до кончиков пальцев ног и обратно. Желание укусить его такое непреодолимое, что я не сопротивляюсь ему. Укус доводит его до грани, и он берет все под свой контроль. Мое тело горит в тех местах, где он не касается меня и где касается.
Мы собираем друг друга. Мы – сплетение губ, руки, ног и тел. Он нависает надо мной, и мы молчим. А потом соединяемся и молча двигаемся. Мы соединены, и я знаю все секреты вселенной.
СЛОВАРЬ МАДЛЕН
Бесконечность (б'и-ска-н'э-ч'нас'т') – сущ. ед.ч. 1. То состояние, когда не знаешь, где заканчивается одно тело и начинается другое: Наша радость бесконечна. [2015, Уиттер]
ПРИМЕЧАТЕЛЬНЫЙ МИР
Согласно теории Большого Взрыва, вселенная образовалась за одно мгновение – космический катаклизм дал начало черным дырам, коричневым карликам, материи и темной материи, энергии и темной энергии. Он породил галактики, звезды, луны, солнца, планеты и океаны. Идеи того, что до нас было время, сложно придерживаться. Время до времени.
Сначала не было ничего. А потом появилось все.
ЭТО ВРЕМЯ
Олли улыбается. Он не перестанет улыбаться. Он улыбается самыми разными улыбками, и мне приходится целовать его улыбающиеся губы. Один поцелуй ведет к десяти, пока поцелуи не прерываются бурчанием живота Олли.
Я разрываю поцелуй.
– Думаю, нам стоит съесть что-нибудь.
– Помимо тебя? – Он целует меня в нижнюю губу, а потом нежно прикусывает ее. – Ты вкусная, но несъедобная.
Я сажусь, придерживая одеяло у груди. Сейчас я не готова снова оголяться, несмотря на нашу близость. В отличие от меня Олли совсем не стесняется. Он одним движением встает с кровати и двигается по комнате, совершенно обнаженный. Я прислоняюсь к изголовью и просто наблюдаю, как он двигается – изящно и легко. Теперь он не темный ангел смерти.
Все сейчас другое и, в то же время, такое же. Я все еще Мэдди. Олли все еще Олли. Но каким-то образом мы оба – нечто большее. Я знаю его по-новому. И я чувствую, что меня тоже так знают.
Ресторан расположен на пляже, и наши столики смотрят на океан. Уже поздно – 9 часов вечера, – поэтому мы не можем рассмотреть синеву воды, только гребешки волн, которые накатывают на пляж. Мы слышим их, несмотря на музыку и разговоры вокруг.
– Думаешь, у них есть в меню спинорог? – поддразнивает Олли. Он шутит, что хочет съесть всю рыбу, которую мы встретили во время погружения.
– Предположу, что они не подают государственную рыбу, – говорю я.
Мы оба оголодали из-за активного дня, поэтому заказываем все закуски в меню: поке (тунец, замаринованный в соевом соусе), крабовые котлетки, креветки в кокосовой стружке, пельмени из омаров и свинина калуа. Мы не перестаем касаться друг друга весь ужин. Мы касаемся друг друга между приемами пищи и глотками ананасового сока. Он касается моей шеи, моей щеки, моих губ. Я касаюсь его пальцев, его рук, его груди. Теперь, соприкоснувшись так тесно, мы не можем остановиться.
Передвигаем стулья, чтобы сидеть рядом друг с другом. Он держит мою руку на своем колене, а я его – на своем. Мы смотрим друг на друга и смеемся безо всяких причин. Или по какой-то причине, потому что мир просто кажется удивительным. То, что мы познакомились, влюбились и сошлись – совсем не похоже на то, что мы оба считали возможным.
Олли заказывает вторую порцию пельменей из омаров.
– Из-за тебя я такой голодный, – мурлычет он, поигрывая бровями. Он касается моей щеки, и я краснею. Это блюдо мы едим медленнее, потому что оно последнее. Может если мы просто будем сидеть здесь, если не будем осознавать, что время проходит, то этому слишком идеальному дню не придется заканчиваться?
Когда мы уходим, официантка говорит нам приходить еще, и Олли обещает, что так и будет.
Мы уходим от огней ресторана и направляемся к потемневшему пляжу. Луна прячется над облаками. Мы снимаем обувь, подходим к кромке воды и погружаем кончики пальцев в холодный песок. Волны в ночное время накатывают на берег сильнее и громче, чем в дневное. Чем дальше мы идем, тем меньше народу встречаем, пока не начинает казаться, что цивилизация осталась позади нас. Олли выводит нас на сухой песок, и мы находим местечко, чтобы присесть.
Он берет меня за руку и целует в ладонь.
– Мой папа извинился перед нами после первого избиения. – Он выпаливает предложение на одном дыхании. Секунда уходит на то, чтобы понять, о чем он говорит.
– Он плакал.
Ночь настолько темная, что я больше чувствую, чем вижу, как он качает головой.
– Они усадили нас, и он сказал, что ему жаль. Он сказал, что такого больше не будет. Помню, Кара так злилась, что даже не смотрела на него. Она знала, что он лжец, но я верил ему. Мама тоже верила. Она сказала нам забыть об этом. Она сказала : "Твой отец через многое прошел". Она сказала, что простила его, и мы тоже должны простить.
Он отпускает мою руку.
– Следующий год он не бил ее. Он слишком много пил. Кричал на нее. Кричал на нас всех. Но долгое время не бил.
Я на мгновение задерживаю дыхание и задаю вопрос, который хотела задать.
– Почему она не ушла от него?
Он фыркает, и его голос становится резким.
– Не думай, что я не спрашивал ее. – Он ложится на песок и сцепляет руки под головой. – Думаю, если бы он бил ее чаще, она бы ушла от него. Если бы он был более ублюдочным, может, мы бы в конце концов ушли от него. Но он всегда извинялся, а она всегда ему верила.
Я кладу руку на его живот, нуждаясь в контакте. Думаю, ему тоже это нужно, но он садится, прижимает колени к груди и упирается в них локтями. Его тело принимает форму клетки, в которую я не могу пробраться.
– Что она говорила, когда ты ее спрашивал?
– Ничего. Она больше не говорит об этом. Обычно она говорила, что мы поймем, когда станем старше, когда будем в отношениях.
Я удивляюсь злости в его голосе. Никогда бы не подумала, что он злится на свою маму. На папу, да, но не на нее.
Он снова фыркает.
– Она говорит, что любовь сводит людей с ума.
– Ты в это веришь?
– Да. Нет. Может быть.
– Ты не должен использовать все эти ответы, – говорю я.
Он улыбается в темноте.
– Да, верю.
– Почему?
– В любом случае, я здесь с тобой в Гавайи. Мне нелегко оставлять их с ним наедине.
Я подавляю вину прежде, чем она вырвется на поверхность.
– А ты в это веришь? – спрашивает он.
– Да. Несомненно.
– Почему?
– В любом случае, я здесь с тобой в Гавайи, – отвечаю я, повторяя его слова. – Если бы не ты, я бы никогда не вышла из своего дома.
– Итак, – говорит он, опускает ноги и берет меня за руку. – Чем займемся?
Я не знаю ответа на этот вопрос. Единственное, в чем я точно уверена – мое пребывание здесь с Олли, способность любить его и быть любимой им, для меня все.
– Тогда ты должен уйти, – говорю я. – Там ты не в безопасности. – Я говорю это не потому, что он этого не знает. Он пойман в ловушку тех же воспоминаний о любви, о лучших временах, что и его мама, и этого недостаточно.
Я кладу руку на его плечо, и мы вместе наблюдаем за почти черным океаном. Мы наблюдаем, как вода отступает, передумывает и врезается в песок, пытаясь стереть землю. И даже несмотря на неудачу, она отступает и снова и снова ударяется о берег, будто нет прошлого и нет будущего – есть только это время, и это время идет в расчет.
