Текст книги "Всё на свете (ЛП)"
Автор книги: Никола Юн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
ВСЕ НА СВЕТЕ – РИСК
Карла улыбается мне так, будто знает то, чего не знаю я. Она такая весь день, когда думает, что я не смотрю. А еще она напевает «Take a Chance on Me» группы АВВА, ее любимой группы во все времена.И она совершенно не попадает по нотам. Стоит спросить у Олли, есть ли вероятность того, что она промахнется с каждой нотой. Разве она не должна чисто случайно попасть хоть в одну ноту?
Сейчас 12:30, и у меня есть полчаса на ланч до того, как объявится в сети мой репетитор. Есть мне не хочется. В последнее время мне, в основном, совсем не хочется есть. Очевидно, мое тело может функционировать только на службе мгновенных сообщений (IM).
Карла не смотрит, поэтому я щелкаю по почтовому ящику. Тринадцать сообщений от Олли с прошлой ночи. Все отправлены около трех часов утра, и, как обычно, он не пишет тему. Я немного посмеиваюсь и качаю головой.
Мне хочется их прочитать, я умираю как хочу их прочитать, но мне стоит быть осторожной, потому что Карла в комнате. Я оглядываюсь и вижу, что она пристально смотрит на меня, приподняв брови. Она что-то знает?
– Что такого интересного в этом ноутбуке? – спрашивает она. Господи. Она определенно знает.
Я придвигаю стул поближе к столу и кладу сандвич на ноутбук.
– Ничего. – Откусываю сандвич. Сегодня День Индейки.
– Ну как же ничего. Ты же из-за чего-то там смеешься. – Она придвигается ко мне, улыбаясь. Ее карие глаза морщатся в уголках, а улыбка достигает краев ее лица.
– Это видео с котом, – произношу я сквозь наполненный индейкой рот. Тьфу, этого говорить не следовало. Карла живет видео с котами. Она думает, они – единственное, чем полезен интернет.
Она подходит ко мне, встает за моей спиной и тянется к ноутбуку.
Я откидываю сандвич и крепко прижимаю к груди ноутбук. Лгунья из меня никакая, и я выпаливаю первое, что приходит в голову.
– Это видео ты не захочешь смотреть, Карла. Оно плохое. Кот умирает.
Мы несколько секунд шокировано пялимся друг на друга. Я шокирована, потому что я идиотка, и не могу поверить, что я это сказала. Карла шокирована, потому что я идиотка, и она не может поверить, что я это сказала. Ее рот прикольно, как в мультике, приоткрывается, а большие круглые глаза становятся даже больше и круглее. Она наклоняется, хлопает себя ладонями по коленям и смеется так, как я никогда прежде не слышала. Кто хлопает по коленям, пока смеется?
– И ты хочешь сказать мне, что единственное, что пришло тебе в голову, это видео с мертвыми котами? – Она снова смеется.
– Так ты знаешь.
– Ну, если до этого я не знала, то теперь точно знаю.
Она еще смеется, снова хлопая себя по коленям.
– Ох, ты бы видела свое лицо.
– Не так уж смешно, – ворчу я, злясь, что сдала себя.
– Ты забываешь, что у меня дома такая же ты. Я всегда знаю, когда Роза что-то задумала. Кроме того, вы, мисс Штучка, не так уж хороши в укрывании. Я вижу, что ты проверяешь свою почту и высматриваешь его в окне.
Я кладу ноутбук обратно на стол.
– Так ты не злишься на меня? – спрашиваю я с облегчением.
Она протягивает мне сандвич.
– Как сказать. Почему ты скрывала это от меня?
– Я не хотела, чтобы ты беспокоилась, что я снова грущу.
Она долгую секунду пристально смотрит на меня.
– Мне нужно беспокоиться?
– Нет.
– Тогда я не беспокоюсь. – Она откидывает волосы с моих плеч. – Ешь, – говорит она.
ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ СПУСТЯ
– Может он сможет придти к нам?
Я удивлена, что спросила, но Карла совсем не удивляется. Она даже не перестает стирать несуществующую пыль с моей книжной полки.
– Все подростки такие одинаковые. Дашь палец – всю руку откусят.
– Это нет? – спрашиваю я.
Она смеется.
ДВА ЧАСА СПУСТЯ
Пробую еще раз.
– Это всего на полчаса. Он продезинфицируется, как мистер Ватерман, а потом...
– Ты с ума сошла?
ЕЩЕ ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ МИНУТ
– На пятнадцать минут?
– Нет.
ЕЩЕ ПОЗЖЕ
– Пожалуйста, Карла...
Она прерывает меня.
– А я-то думала, что ты здорова.
– Так и есть. Я здорова. Мне просто хочется увидеть его...
– Не всегда мы можем получить то, чего хотим, – говорит она. Судя по ее решительному тону, я понимаю, что эту фразу она все время использует с Розой. Я могу сказать, она сожалеет, что сказала это мне, но все равно не говорит мне ничего другого.
Ее рабочий день закончился, она выходит из моей спальни и на полпути останавливается.
– Знаешь, мне не нравится тебе отказывать. Ты хорошая девочка.
Я спешу воспользоваться этим удобным случаем.
– Он продезинфициуется и сядет по другую сторону комнаты, далеко-далеко от меня, и только на пятнадцать минут. Полчаса, максимум.
Она качает головой, но не решительно.
– Это слишком рискованно. И твоя мама никогда не разрешит.
– Мы ей не скажем, – говорю я тотчас.
Она смотрит на меня пронзительным, разочарованным взглядом.
– Вам, девочкам, так легко лгать своим мамам?
ТЕМ, КТО ЖДЕТ
Карла не поднимает эту тему до ланча двумя днями позже.
– А теперь послушай меня, – говорит она. – Никаких прикосновений. Ты на своей стороне комнаты, он на своей. Ему я сказала то же самое.
Я понимаю слова, которыми она выражается, но не понимаю, что она говорит.
– Что ты имеешь в виду? Ты имеешь в виду, что он здесь? Он уже здесь?
– Ты на своей стороне комнаты, он на своей. Никаких прикосновений. Поняла?
Я не поняла, но все равно киваю.
– Он ждет тебя на застекленной террасе.
– Он продезинфицировался?
Выражение ее лица говорит мне: "Да за кого ты меня принимаешь?"
Я встаю, сажусь, снова встаю.
– Ох, Боже правый, – говорит она. – Иди и быстро приведи себя в порядок. Даю тебе всего двадцать минут.
Мой желудок не просто переворачивается, он совершает сальто-мортале с натянутой проволоки без страховки.
– Почему ты передумала?
Она подходит, берет мой подбородок в ладонь и смотрит мне в глаза так долго, что я начинаю ёрзать. Вижу, как она обдумывает все, что хочет мне сказать.
В конце концов, она говорит:
– Ты заслуживаешь подарок.
Вот так Роза получает все, что хочет. Она просто просит это у своей мамы, у которой очень широкая душа.
Направляюсь к зеркалу, чтобы «прихорошиться». Я почти забыла, как выгляжу. Обычно я не смотрюсь в зеркало. Нет необходимости, так как никто тебя не видит. Мне нравится думать, что во мне поровну и мамы, и папы. Моя загорелая кожа теплого оттенка – результат смеси ее бледной оливковой кожи с его яркой темно-коричневой. Мои волосы густые, длинные и волнистые, не такие кудрявые, как у него, но и не такие прямые, как у нее. Даже мои глаза являют собой идеальное смешение – не азиатские, но и не африканские, а где-то между.
Я отворачиваюсь, а затем быстро смотрю обратно, пытаясь застать себя врасплох, чтобы получить более точное представление о себе, чтобы попытаться увидеть то, что увидит Олли. Стараюсь посмеяться, а потом улыбаюсь, приоткрыв зубы и скрыв их. Я даже пытаюсь нахмуриться, хотя надеюсь, что причин для этого не будет.
Карла, одновременно улыбаясь и поражаясь, наблюдает за моим кривлянием в зеркале.
– Я почти помню, какой была в твоем возрасте, – говорит она.
Я не поворачиваюсь, а разговариваю с Карлой в зеркале.
– Ты в этом уверена? Ты больше не думаешь, что это рискованно?
– Ты пытаешься меня отговорить? – Она подходит и кладет руку на мое плечо. – Все на свете – риск. Самый большой риск в жизни – не решиться на него. Дело за тобой.
Я осматриваю свою белую комнату, белый диван и полки, белые стены – все такое безопасное, знакомое и неизменное.
Я думаю об Олли, замерзшем от дезинфекции и ждущем меня. Он – прямо противоположное всему этому. Он не безопасный. Он не знакомый. Он в постоянном движении.
Он самый большой риск, на который я решаюсь.
СВЕРШИВШИЕСЯ В БУДУЩЕМ
От: Мадлен Ф.Уиттер
Кому: [email protected]
Тема: Свершившееся в будущем
Отправлено: 10 июля, 12:30
К тому времени, как ты это прочтешь, мы уже встретимся. Это свершившееся в будущем.
ОЛЛИ
Застекленная терраса – мое любимое место в доме. Она почти вся из стекла – стеклянная крыша и окна от пола до потолка, которые выходят на нашу идеально постриженную заднюю лужайку.
Внутренняя отделка комнаты выглядит как декорация к фильму в виде тропического дождевого леса. Она заполнена искусственными тропическими растениями, похожими на настоящие и буйно растущие. Банановые и кокосовые деревья гнутся под тяжестью искусственных фруктов, повсюду гибискусы с искусственными цветками. Есть даже журчащий ручеек, который извивается по комнате, но в нем нет рыб – по крайней мере, настоящих. Мебель, белая и плетеная, состарена, будто стоит на солнце. Так как это должны быть тропики, мама включает вентилятор с подогревом, и комнату наполняет слегка теплый бриз.
Большую часть дней мне здесь нравится, потому что я могу представить, что стекло исчезло, и я нахожусь на улице. В другие дни я кажусь себе рыбой в аквариуме.
К тому времени, как я добираюсь до комнаты, Олли умудрился забраться на середину скалистой задней стены, цепляясь руками и ногами за расщелины. Он ощупывает огромный банановый лист, когда я захожу.
– Он не настоящий, – говорит он мне.
– Он не настоящий, – произношу я одновременно с ним.
Он отпускает ветку, но остается на стене. Для него лазание это то же самое, что для нас хождение.
– Ты там и останешься? – спрашиваю я, потому что не знаю, что еще сказать.
– Я подумываю об этом, Мэдди. Карла сказала, я должен держаться от тебя настолько дальше, насколько это возможно, и мне кажется, что ее не стоит злить.
– Можешь спуститься, – говорю я. – Карла не такая страшная, какой кажется.
– Хорошо. – Он без труда соскальзывает на пол. Убирает руки в карманы, скрещивает ноги в лодыжках и прислоняется к стене. Не думаю, чтобы я когда-нибудь видела его таким спокойным. Мне кажется, он пытается не напугать меня.
– Может, тебе стоит зайти, – говорит он, и до меня доходит, что я все еще стою в дверном проеме, держась за ручку. Я закрываю дверь, но не свожу с него взгляда. Он тоже следит за моими движениями.
После всех наших переписок мне казалось, что я его знала, но сейчас, когда он стоит напротив меня, мне совсем так не кажется. Он выше, чем я думала, и более мускулистый, но не крупный. Его руки поджарые и рельефные, а бицепсы заполняют рукава его черной футболки. Кожа его имеет золотисто-коричневый загар. На ощупь она была бы теплой.
– Ты другой, чем я думала, – выпаливаю я.
Он широко улыбается, и под его правым глазом появляется ямочка.
– Знаю. Я сексуальнее, верно? Все в порядке, можешь сказать это.
Я хохочу.
– Как ты умудряешься носить с собой эго такого размера и веса?
– Все дело в мышцах, – отвечает он, поигрывая мышцами и иронично приподнимая бровь.
Часть моего нервного напряжения исчезает, но затем возвращается, когда он начинает наблюдать за моим смехом, ничего не говоря в течение нескольких долгих секунд.
– У тебя очень длинные волосы, – говорит он. – И ты никогда не упоминала о веснушках.
– А должна была?
– Веснушки могут быть решающим неблагоприятным фактором. – Он улыбается, и ямочка возвращается. Как мило.
Я подхожу к дивану и присаживаюсь. Он прислоняется к скалистой стене на другом конце комнаты.
– Они – проклятие моей жизни, – говорю я, имея в виду веснушки. Говорить такое глупо, потому что, конечно, проклятием моей жизни является моя болезнь и невозможность покинуть дом. Мы оба одновременно это осознаем и снова вместе смеемся.
– Ты веселая, – говорит он, отсмеявшись.
Я улыбаюсь. Никогда не считала себя веселой, но я рада, что он так думает.
Какое-то мгновение мы проводим в неловкой тишине, не зная, что сказать. Во время общения онлайн тишина была менее заметной. Мы могли списать это на любое количество отвлекающих моментов. Но прямо сейчас, в реальной жизни, кажется, что над нашими головами повисли пустые от мыслей облачка. Вообще-то, мое совсем не пустое, но я же не могу сказать ему, что у него красивые глаза. Они синие, как атлантический океан. Именно такими он их и назвал. Это странно, потому что, конечно, я это знала. Но разница между тем, чтобы знать и видеть это лично, такая же, что и разница между желанием летать и самим полетом.
– Эта комната какая-то чудаковатая, – говорит он, осматриваясь.
– Да. Мама построила ее, чтобы я чувствовала себя так, будто нахожусь на улице.
– Это работает?
– Большую часть дней. У меня потрясающее воображение.
– Ты и правда, как в сказке. Принцесса Мадлен и Стеклянный Замок. – Он снова замолкает, будто пытается на что-то решиться.
– Спрашивай меня, – говорю я.
На его запястье надета черная эластичная резинка, и он дергает ее несколько раз, прежде чем продолжить.
– Как долго ты болеешь?
– Всю свою жизнь.
– Что случится, если ты выйдешь на улицу?
– Моя голова взорвется. Или легкие. Или сердце.
– Как ты можешь шутить....?
Я пожимаю плечами.
– А почему не могу? Кроме того, я стараюсь не желать того, чего не могу иметь.
– Ты как Мастер Дзен. Тебе стоит давать уроки.
– Много времени требуется, чтобы научиться. – Улыбаюсь я в ответ.
Он приседает на корточки, а потом садится – спиной к стене, руки на коленях. Хоть он и спокоен, я могу чувствовать необходимость двигаться, исходящую от него. Этот парень – живая сила.
– Куда ты больше всего хочешь попасть? – спрашивает он.
– Не считая космического пространства?
– Да, Мэдди, не считая космического пространства. – Мне нравится, как он произносит Мэдди, будто называл меня так всю мою жизнь.
– На пляж. К океану.
– Хочешь, я тебе опишу его?
Я киваю решительнее, чем должна бы. Мой ритм сердца ускоряется, будто я делаю что-то запрещенное.
– Я видела фотографии и видео, но какого это находиться в воде? Это как купаться в огромной ванне?
– Типа того, – произносит он медленно и задумчиво. – Нет, беру свои слова обратно. Находиться в океане страшно. Он мокрый, холодный, соленый и смертельно опасный.
Такого я не ожидала.
– Ты ненавидишь океан?
Теперь он улыбается, почувствовав интерес к своей теме.
– Я его не ненавижу. Я его уважаю. – Он выгибает палец. – Уважаю. Это Матушка Природа во всей ее красе – потрясающая, красивая, беспристрастная, смертоносная. Только подумай: это все вода, но ты можешь умереть от жажды. И весь смысл волн в том, чтобы сбить тебя с ног, чтобы ты утонула быстрее. Океан поглотит тебя целиком, отрыгнет и даже не заметит, что ты была.
– Ох, Господи, ты этого боишься!
– Это мы еще даже не дошли до огромных белых акул, или морских крокодилов, или индонезийской рыбы-иглы, или...
– Хорошо, хорошо, – говорю я, смеясь и поднимая руки, чтобы остановить его.
– Это не шутка, – произносит он с притворной серьезностью. – Океан убьет тебя. – Он подмигивает мне. – Оказывается, Матушка Природа – дрянная мать.
Я слишком сильно хохочу, чтобы что-нибудь сказать.
– Итак, что еще ты хочешь знать?
– После такого? Ничего!
– Ну же. Я кладезь знаний.
– Хорошо, сделай ради меня какой-нибудь сумасшедший трюк.
Он в мгновение ока оказывается на ногах и начинает критически осматривать комнату.
– Недостаточно места. Пойдем на ули... – Он замолкает посреди предложения. – Дерьмо, Мэдди, извини.
– Прекрати, – говорю я. Встаю и вытягиваю руку. – Не жалей меня. – Я произношу это решительно, но этот вопрос очень важен. Не смогу стерпеть жалость, исходящую от него.
Он подцепляет резинку, кивает раз, и затем отпускает ее.
– Я могу сделать стойку на одной руке.
Он отходит от стены и просто наклоняется вперед, пока не оказывается вверх тормашками , держась на руках. Это движение настолько грациозное и непринужденное, что меня моментально заполняет зависть. Каково это, быть полностью уверенным в своём теле и его возможностях?
– Потрясающе, – шепчу я.
– Мы не в церкви, – восклицает он шепотом, его голос слегка напряжен из-за такого положения тела.
– Не знаю, – говорю я. – Мне кажется, что я должна говорить тихо.
Он не отвечает. Вместо этого закрывает глаза, медленно убирает одну руку с пола и вытягивает ее в сторону. Он практически идеально неподвижен. Тихое журчание ручейка и его слегка тяжелое дыхание – единственные звуки в комнате. Его футболка сползает вниз, и я могу видеть крепкие мышцы его живота. Кожа имеет тот же теплый золотистый загар. Я отвожу взгляд.
– Хорошо, – говорю я, – можешь остановиться.
Он снова стоит на ногах прежде, чем я успеваю моргнуть.
– Что еще ты можешь сделать?
Он потирает руки и улыбается мне.
Сальто назад, и вот он сидит у стены и закрывает глаза.
– Так почему сначала космическое пространство? – спрашивает он.
Я пожимаю плечами.
– Думаю, мне хочется посмотреть на мир.
– Не то, что многие люди имеют под этим в виду, – говорит он, улыбаясь.
Я киваю и тоже закрываю глаза.
– Ты когда-нибудь чувствовал... – Начинаю я, но открывается дверь и врывается Карла.
– Вы же не прикасались, да? – спрашивает она, уперев руки в пояс.
Мы оба открываем глаза и смотрим друг на друга. И вдруг неожиданно я очень сильно ощущаю его тело и свое.
– Прикосновений не было, – подтверждает Олли, его глаза не покидают моего лица. Что-то в тоне его голоса заставляет меня сильно покраснеть, жар медленной волной распространяется по лицу и груди.
Самовозгорание – реальная вещь. Я в этом уверена.
ДИАГНОЗ
ПЕРСПЕКТИВЫ
На следующее утро до приезда Карлы я лежу в кровати ровно тринадцать минут, убеждая себя, что заболеваю. У нее уходит ровно десять минут, чтобы разубедить меня. Она измеряет температуру, давление, сердечный ритм и частоту пульса, а затем объявляет, что я просто больна любовью.
– Классические симптомы, – говорит она.
– Я не влюблена. Я не могу быть влюблена.
– А почему нет?
– А в чем смысл? – говорю я, вскидывая вверх руки. – Я влюбленная это то же самое, что ресторанный критик без вкусовых рецепторов. Это как художник, страдающий дальтонизмом. Это как...
– Как купание нагишом.
Над этим мне приходится посмеяться.
– Точно, – говорю я. – Бессмысленно.
– Не бессмысленно, – говорит она и смотрит на меня серьезно. – То, что ты не можешь пережить все, не значит, что ты не должна пережить хоть что-то. Кроме того, обреченная любовь – часть жизни.
– Я не влюблена, – повторяю я.
– И ты не больна, – парирует она. – Не о чем беспокоиться.
Остаток дня я слишком сбита с толку, чтобы почитать или сделать домашнюю работу. Несмотря на убеждения Карлы, что я не заболеваю, я обнаруживаю, что слишком много обращаю внимания на свое тело и его ощущения. Кончики моих пальцев покалывает? Обычно бывает с ними такое? Почему мне кажется, что я не могу восстановить дыхание? Сколько кувырков может совершить мой желудок прежде, чем непоправимо запутается? Я прошу Карлу еще раз проверить мои жизненные показатели, и результаты в норме.
К вечеру я понимаю, что Карла в чем-то права. Может я и не влюблена, но симпатизирую. Серьезно симпатизирую. Я бесцельно брожу по дому, везде видя Олли. Я вижу его на кухне, готовящего стопку тостов на ужин. Я вижу его в гостиной, страдающего вместе со мной над "Гордостью и предубеждением". Я вижу его в своей спальне, его облаченное в черное тело спит на моем белом диване.
И я не только вижу Олли. Я продолжаю представлять, что парю над землей. На границе космоса я вижу весь мир целиком и полностью. Моему взгляду не приходится останавливаться на стене или на двери. Я вижу начало и конец времени. Отсюда я могу видеть бесконечность.
И впервые за долгое время, мне хочется больше того, что у меня есть.
СТРАНА ЧУДЕС
Именно желание с силой возвращает меня на землю. Желание пугает меня. Оно как зерно, которое медленно прорастает, не достойное внимания. Прежде чем успеваешь понять, оно вырывается на поверхность и затемняет твои окна.
Отправляю Олли одно сообщение. Я очень занята на этих выходных, пишу я. Мне нужно немного поспать, говорю я. Мне нужно сконцентрироваться, говорю я. Закрываю ноутбук, выдергиваю вилку из розетки и прячу его под стопку книг. Карла вопросительно приподнимает бровь. Я в ответ хмурюсь.
Большую часть субботы наказываю себя высшей математикой. Это мой менее любимый и самый ужасный предмет. Возможно, эти два факта связаны между собой. Вечером я перехожу на повторное чтение снабженной примечаниями и иллюстрированной версии "Алисы в стране Чудес". Я едва замечаю, как Карла начинает собираться, чтобы уйти домой.
– Вы поссорились? – спрашивает она, кивая в сторону ноутбука.
Я отрицательно качаю головой, но больше ничего не говорю.
К воскресенью порыв проверить почту становится невыносимым. Я представляю себе, что мой почтовый ящик переполняется сообщениями без темы от Олли. Просит ли он назвать Быстро Пять? Хочет ли он какой-то компании, убежища от своей семьи?
– Ты в порядке, – говорит тем вечером по пути к выходу Карла. Она целует меня в лоб, и я снова превращаюсь в маленькую девочку.
Беру Алису с собой на белый диван и устраиваюсь поудобнее. Конечно, Карла права. Я в порядке, но, как и Алиса, просто стараюсь не потеряться. Я продолжаю думать о лете, когда мне исполнилось восемь. Много дней я провела, прижавшись лбом к окну и причиняя себе боль бесполезным желанием. Сначала мне просто хотелось выглянуть в окно. Потом захотелось выйти на улицу. А потом мне захотелось поиграть с соседскими детьми, поиграть с детьми во всех местах, стать нормальной просто на один вечер, день, целую жизнь.
Вот так. Я не проверяю почту. В одном я уверена точно: желание только ведет к еще большему желанию. Нет конца жажде желания.