Текст книги "Добродетельная куртизанка"
Автор книги: Никола Корник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Глава десятая
Поездка вечером в гости к Сигрейвам не состоялась: кучер Джон, придя запрягать лошадей, обнаружил, что кто-то аккуратно перепилил переднюю ось коляски. Сомнений быть не могло – сделано это было преднамеренно и со злым умыслом. Люссиль послала Джона с запиской к леди Сигрейв, а сама села играть в вист с огорченной Гетти. Вскоре, однако, под окнами раздался стук колес, затем в прихожей послышался голос Питера Сигрейва, здоровавшегося с миссис Эйплтон. Гетти, издав вопль радости, выскочила ему навстречу.
– О Питер, как я рада тебя видеть! Здесь происходят самые невероятные вещи, и мне страшно.
Питер через голову Гетти взглянул на Люссиль. Хотя она всячески пыталась успокоить сестру, атмосфера в доме была накаленная и сама Люссиль чувствовала себя очень неуютно. Мягко отстранив от себя Гетти, но, продолжая сжимать ее руку, Питер обратился к Люссиль:
– Мисс Келлавей, меня прислала мама, чтобы я немедленно привез вас в Дилингем. Узнав о последнем происшествии, она решила, что это необходимо. Соберите нужные вам вещи и садитесь в карету, за остальным я заеду завтра.
Люссиль взглянула на Питера подозрительно – не иначе как за предложением стоит лорд Сигрейв, – но Гетти так обрадовалась, что у Люссиль не хватило духу отказываться, да, по правде говоря, ей этого и не хотелось.
В Дилингеме Люссиль собственными глазами наблюдала жизнь семейства Сигрейвов. Самое знатное в округе, оно было центром притяжения для соседей. Те считали высокой честью для себя приглашение в замок, на пикник или просто на прогулку. Завтракали Сигрейвы поздно, обычно в десять или одиннадцать утра, ибо вечерние развлечения заканчивались, как правило, на рассвете.
После завтрака сам Сигрейв обычно уединялся в своем кабинете и занимался делами, а иногда отправлялся с Питером и приятелями на прогулку верхом или охотился. Дамы же – леди Сигрейв, Полли, Гетти и Люссиль – наносили визиты соседям, читали, гуляли по саду, играли в крокет.
Обед неизменно был официальной церемонией. Чуть не каждый день к Сигрейвам приходили гости, некоторые даже оставались ночевать. Сервирован стол был замечательно, за каждым стулом стоял лакей. После обеда дамы удалялись в гостиную, мужчины же курили, пили, беседовали, а позднее, уже вместе с дамами, играли в карты или танцевали. Поначалу эта веселая, но бессодержательная жизнь пришлась Люссиль по вкусу, но очень скоро наскучила ей.
Ее считали чудачкой – ведь она часто изменяла обществу ради того, чтобы остаться у себя в комнате и почитать. Или же в одиночестве побродить по саду. Поначалу соседи воспринимали эти странности снисходительно, но кое-кто, и в первую очередь Фалия Диттон, настроил их враждебно, упорно твердя о невоспитанности Люссиль и ее родстве с такой беспутной женщиной, как Сюзанна. Понимая, что Фалией движет, прежде всего, зависть, Люссиль тем не менее страдала. Ее тянуло в Оукхэм, но леди Сигрейв продолжала настаивать на том, что ее присутствие необходимо Гетти.
Бальзамом для души Люссиль являлось только откровенная симпатия Чарлза Фарранта, особенно на фоне равнодушной вежливости Сигрейва, которая, к величайшему удивлению Люссиль, ничуть не повлияла на ее чувство к нему. За последние три месяца она узнала об этом чувстве больше, чем ей хотелось бы знать. Да и примеров перед ее глазами было более чем достаточно. Вот Полли Сигрейв… Генри Марчнайт возвратился в Лондон, Люссиль видела, что Полли страдает, всей душой была бы рада ей помочь, но понимала, что это невозможно. Она и себе-то помочь не может!
Однажды, в конце второй недели пребывания в Дилингеме, Люссиль, дождавшись захода солнца, выскользнула из дому. Наслаждаясь ароматами трав и цветов, она миновала сад и вышла на тропу, что вела к Драконовой горе. Оглянулась на Дилингемский замок и залюбовалась: залитый розовым светом заходящего солнца, он излучал покой и счастье. Но этот мир не для нее.
Люссиль поклялась себе, что, как только будет объявлена помолвка Гетти и Питера, она извинится перед любезными хозяевами и возвратится в школу мисс Пим. Там у нее будет время не только решить, что делать с внезапно свалившимся на нее богатством, но и прийти в себя после знакомства с графом Сигрейвом.
Вскоре тропа привела ее к изгороди, отделявшей парк от леса, она уже поставила ногу на приступку, чтобы перешагнуть через нее, но тут ее окликнули:
– Одну минуточку, мисс Келлавей!
В наступивших сумерках к ней продирался сквозь кусты хмурый граф Сигрейв. Люссиль закусила губу. Проклятие! Этот человек вездесущ! Отказавшись поехать к Диттонам, Люссиль тщательно скрывала свои планы от окружающих. Ей казалось, что Сигрейвы собираются в гости всем семейством, но, очевидно, она ошиблась. И Сигрейв сейчас испортит ей всю прогулку. Она сняла ногу с приступки и поставила на нее корзинку, которая вдруг стала оттягивать руку.
Сигрейву понадобилось всего лишь пять шагов, чтобы оказаться с ней рядом.
– Какого черта вы бродите вечером по лесу одна, мисс Келлавей? – спросил он, не утруждая себя предисловием. – Вы в своем уме?
– Захотелось пройтись, милорд, – ответила она, понимая, как неубедительно звучат ее слова. – Вечер прекрасный, не правда ли? Вас, вижу, тоже потянуло подышать свежим воздухом.
– Бросьте, мисс Келлавей! – усмехнулся Сигрейв. – Не гулять же вы вышли с тяжелой корзиной. Выкладывайте все начистоту.
Деваться некуда! Он все равно захочет проводить ее до замка, так лучше уж сказать всю правду.
– Я собиралась подняться на гору и взглянуть на комету, милорд.
Ответом ей было молчание. Где-то поблизости закричал фазан, в лесу ухала сова. Наконец Сигрейв вымолвил:
– Вы не перестаете меня удивлять, мисс Келлавей. Я не знал, что в числе ваших научных интересов еще и астрономия. Судя по всему, вы имеете в виду комету, обнаруженную недавно сэром Эдмундом Грантли. Его статья была напечатана, по-моему, в газете «Морнинг пост».
– Да, сэр. – Она взглянула на небо, ставшее уже темно-синим. – В бумагах отца я нашла рукопись, в которой он предсказывает возвращение некой кометы спустя семьдесят один год, то есть примерно в наше время. Сообщение в «Морнинг пост» навело меня на мысль, не та ли это комета? Решив, что именно та, я отправилась взглянуть на нее своими глазами.
– Нет слов! – совершенно искренне воскликнул граф Сигрейв. – Замечательное приключение! А что же в корзинке?
Люссиль откинула прикрывавший корзину коврик и извлекла телескоп в потрепанном кожаном футляре. Сигрейв взял его в руки и долго внимательно рассматривал.
– Тот самый! В детстве мне разрешал смотреть в него на звезды ваш отец. Я и забыл о его существовании. – Вручая Люссиль телескоп, он заглянул в корзинку. – Боже правый, да там целый ужин! Вы, однако, основательно подготовились, мисс Келлавей. Знаменитые пироги миссис Эйплтон! Не иначе как внизу есть и бутылочка вина.
– Да, сэр, я запаслась портвейном, чтобы было чем согреться, если замерзну. – Сигрейв расхохотался, и Люссиль невольно улыбнулась в ответ.
– Замечательно! Не хватает лишь второго бокала, но не беда, мы будем пить по очереди, или вам придется тянуть из горла.
– Мы?! – поразилась Люссиль. Он тем временем подхватил корзину и одним движением перемахнул через приступку.
– Разумеется. – Повелительным жестом он протянул ей руку. – Не могу же я допустить, чтобы леди любовалась светилом в одиночестве. А со мной вы будете в полной безопасности.
В безопасности ли? Сейчас он ведет себя безукоризненно, но одно его присутствие угрожает ее душевному покою, а следовательно, чрезвычайно опасно. Уж это-то она знает твердо. Вращаясь в последнее время в высшем обществе, она поняла, что Сигрейв – вожделенная партия для девиц, но даже их мамаши, представляющие ему своих дочек, считают его холодным и бесчувственным. Луизу Элиот, с одной стороны, называют дурочкой за то, что она разорвала такую помолвку, а с другой – одобряют, уверяя, что она избежала незавидной участи.
«Холодный», «бездушный», «бессердечный» – все эти эпитеты ни в какой мере не отражают ее смятения от общения с мужчиной, который сейчас решил провести с ней ночной пикник на горе. У нее перехватило дыхание, голова закружилась, она едва не потеряла сознание. Да плевать на душевный покой, обретенный с таким трудом, решила она, – Сигрейв будет принадлежать ей, ей одной в эту лунную ночь, воспоминание о которой она унесет с собой в унылый мир школы мисс Пим!
Пока они взбирались на вершину Драконовой горы, он все время держал ее за руку. Заходившее па западе солнце окрасило горизонт в синие и золотистые тона, над их головой вставал серебряный серп месяца. Вечер был превосходный. Сигрейв расстелил коврик и с усмешкой наблюдал за тем, как она вынимает из корзины принесенную еду.
– Надо же! Не только пироги, но и помидоры, клубника… Вы необыкновенная женщина, мисс Келлавей!
А необыкновенная женщина, хоть и одетая в плотное суконное пальто, задрожала от холода. Даже это едва заметное движение не укрылось от внимательного взгляда Сигрейва.
– Надеюсь, вы достаточно тепло одеты, мисс Келлавей! Помню, мальчишкой я ходил с сыном лесничего смотреть на барсуков, так иногда, если приходилось долго ждать их появления, промерзал до мозга костей.
– И вам удавалось их увидеть? – Она протянула ему стакан с портвейном, их пальцы соприкоснулись. И снова по ее телу пробежала дрожь.
– Да, и должен вам сказать – это очаровательные существа. Вы их когда-нибудь видели?
– У меня было совсем иное детство, чем у вас, милорд, – рассмеялась Люссиль. – Боюсь, нам никто никогда не разрешил бы ходить по ночам в лес любоваться барсуками, совами или иными животными. К моему великому сожалению.
– И как это вы не обманули бдительного ока своих приемных родителей и не отправились в какое-нибудь интересное место!
– Сюзанна, наверное, что-нибудь придумала бы, – начала было Люссиль, но поспешно прикусила язык.
– А вы были близки с сестрой?
– В детстве мы, пожалуй, дружили, хотя всегда были разными. Я увлекалась чтением, а Сюзанна ненавидела печатное слово. И мечтала как можно скорее вырваться из школьной узды.
– И из любой другой тоже, – сухо добавил Сигрейв. Вытянувшись во весь свой рост, он лежал рядом, опершись о локоть. В его присутствии Люссиль чувствовала себя, как кролик перед удавом, но прекрасная ночь – этот подарок судьбы – склоняла ее к мысли, что не стоит думать о будущем, а лучше, пока возможно, насладиться обществом Сигрейва. – Она, значит, была неуправляемой девочкой, но все же, полагаю ее решение уехать в столицу повергло всех окружающих в шок.
Люссиль хмыкнула. Разлившийся по ее жилам портвейн согревал ее и подвигнул к дальнейшим откровениям.
– О, это было ужасно. У миссис Маркхэм был сердечный приступ, она целую неделю не вставала с постели. Пришлось приглашать врача. Я пыталась отговорить Сюзанну, но она была непреклонна. Уверяла, что ей на роду написано стать куртизанкой. После этого мы, по сути дела, почти не виделись. Я бы много дала, чтобы… – Голос се задрожал.
– Понимаю, ведь, кроме нее, у вас никого из родни не осталось, – сказал Сигрейв, впиваясь белыми зубами в сказочный пирог миссис Эйплтон. – Зато моя семья приняла вас с распростертыми объятиями. Полли, к моей великой радости, нашла в вас близкую подругу, а уж когда отношения между Питером и мисс Маркхэм будут закреплены помолвкой… Ни для кого не тайна, что завтра Питер намерен отправиться в Кингсмартон – просить у миссис Маркхэм руки ее дочери.
Люссиль помолчала, размышляя об ожидающем се мрачном будущем. После объявления помолвки ей нечего будет делать в «Куксе».
– Я рада за Гетти, – вымолвила она наконец совершенно искренне, подавив чувство жалости к себе.
– А вы, мисс Келлавей? Что собираетесь делать вы? – мягко спросил Сигрейв.
И чего он так торопит события!
– Теперь, зная, что судьба Гетти в надежных руках, я могу со спокойной душой возвратиться к себе в Оукхэм. А уж в школе решу, как быть дальше.
– Да, да, в школе… – задумчиво повторил Сигрейв. – Просто поразительно: родные сестры – и такие разные. Вы, очевидно, начитанны, интересуетесь наукой, что же до Сюзанны, то, хотя я ее едва знаю, мне все же случилось однажды услышать, как она сказала, что лучше умрет, чем станет читать книгу. Преувеличение, разумеется, потому я его и запомнил. А скажите, мисс Келлавей, изображая сестру, вы всегда в точности подражали ей?
Люссиль заколебалась. Вопрос был задан самым непринужденным тоном, но Люссиль почувствовала, что он имеет для ее собеседника важнейшее значение. После приезда графини они ни разу не возвращались к разговору о мистификации Люссиль. Она – потому что не хотела снова выслушивать его попреки, он – потому что, наверное, осуждал ее. Но «маскарад», как Сигрейв называл этот эпизод, стоял между ними, отдаляя его от Люссиль, а ее, делая несчастной.
Не в силах взглянуть ему прямо в глаза, она затеребила край коврика, на котором они сидели.
– Да нет, милорд, большей частью это было чистейшей профанацией. Я так редко общалась с Сюзанной, что никак не могла знать се мнения по тем или иным вопросам. А потому придумывала их сама. Боюсь, что у меня получилась жалкая карикатура на Сюзанну. И, – в ее голосе послышались нотки отчаяния, – чем дальше, тем больше мною овладевало чувство вины. Я уже твердо решила возвратиться в Оукхэм, уже начала складывать вещи, но тут появилась Гетти, и все застопорилось.
– Мне представляется, что вы очень точно угадывали, как бы отреагировала Сюзанна на те или иные слова. – Люссиль не видела в темноте его лица и не могла составить мнение о том, как он отнесся к ее сообщению. – Но, полагаю, это очень трудно для такого человека, как вы, с установившимися вкусами и определенным образом мыслей. Понять не могу, как это я так долго обманывался, принимая вас за Сюзанну. Знал ведь уже, что она ненавидит чтение, а вы вечно ходили с книжкой в руках, притом каждый раз с новой. Знал также, что она ненавидит ходить пешком и передвигается исключительно в карете, а вас то и дело встречал гуляющей. А когда мы с вами беседовали, вы частенько выходили из роли. Да и внешне вы мало напоминаете Сюзанну, так как пренебрегаете косметикой и не обливаетесь духами.
– Да, – подтвердила Люссиль, – я тоже боялась того, что любой человек, хорошо знающий Сюзанну, моментально раскроет обман. Поэтому была вам, милорд, благодарна, когда вы быстро избавили меня от необходимости общаться с графом Де Виньи. От его словоохотливости и… – Она покраснела.
– От его словоохотливости и стремления восхищаться несомненными достоинствами вашей сестрицы в постели, – сухо докончил Сигрейв. – Да, вы тогда пережили потрясение, мисс Келлавей. Наверное, сочли его наказанием за ваш обман?
– Будь это наказание единственным, я бы считала, что легко отделалась. Но потерять или никогда не заслужить уважение людей, мнением которых ты дорожишь, – наказание куда более серьезное.
– Если для вас это имеет значение, то вы правы, – подумав, согласился Сигрейв. – Далеко не для всех это так. А для вас, значит, это очень важно?
Люссиль казалось, что она вот-вот задохнется. В горле у нее стоял комок. Она ни словом не обмолвилась о более сильном чувстве, чем уважение, уверенная в том, что любить он ее никогда не сможет. Но знать бы, что она ему хоть чуточку нравится, что он ее хоть немного уважает! Разве такое желание не простительно?
– Да, милорд, для меня это чрезвычайно важно. – Ни на что, не надеясь, она заговорила с поразившей ее саму смелостью. – Из-за собственной глупости я лишила себя права на ваше уважение, и, когда все произошедшее станет лишь воспоминанием, это будет мучить меня до конца жизни. Наступило молчание.
– Вы рвались уехать, а из-за мисс Маркхэм пришлось остаться, что тоже, наверное, было нелегко, – задумчиво заметил Сигрейв. Что он хотел этим сказать? Говорит загадками, а тут еще в темноте не видно выражения его лица.
– Да, нелегко, – подтвердила Люссиль, чувствуя, что в голосе ее слышатся слезы. Зря она затеяла этот разговор. Он для нее унизителен. Если он скажет что-нибудь оскорбительное, она не выдержит и, разрыдавшись, побежит вниз, прочь от него.
– Вы как-то раз объяснили мне, что побудило вас выдать себя за Сюзанну, – продолжал Сигрейв тем же задумчивым тоном. – Хочу рассказать вам кое-что из своей жизни. Я никогда не испытывал чувства гордости за то, что мне приходилось делать, сражаясь под началом Веллингтона. Я становился свидетелем отвратительных жестокостей и был вынужден предпринимать действия, противные натуре человека. Подобные переживания меняют людей, и, когда меня демобилизовали, я был рад. И тут, представляете, я вдруг с ужасом убеждаюсь, что никак не могу приспособиться к мирной жизни. Мне недостает опасностей, неопределенности, волнений войны. Мне скучно. Тогда я пустился во все тяжкие. Женщины, карты, лошади… Я вел себя как последний дурак, благо у меня хватало на это средств.
В голосе Сигрейва послышалась горечь.
– Беднягу Гарри Марчнайта пригвоздили к позорному столбу за одну ничтожную промашку, которую он допустил по молодости лет, а мне прощались самые безрассудные поступки, потому что я слыл героем. И чем больше я бесчинствовал, тем снисходительнее ко мне относились. Так прошел целый год. Оскорбленный моим поведением муж некой дамы вызывает меня на дуэль, я предоставляю ему право выстрела, а от своего даже отказываюсь – мне скучно защищаться, да и в глубине души я сознаю, что он прав. Вот до чего довела меня скука, мисс Келлавей, вам, также ставшей жертвой скуки, до меня ох как далеко! Так что не будем больше об этом говорить. Но самое скверное то, – продолжал Сигрейв, – что, когда это временное помрачение рассудка миновало, я обнаружил, что в душе у меня пустота, мне никто не нужен. Ну, родных, положим, я люблю, но мои имения, светское общество, девушка, с которой я был помолвлен, – все это меня совершенно не волнует. Сам не знаю, быть может, это навсегда.
Люссиль молчала. Да и что могла она ему сказать, кроме общих слов, которые он наверняка сотни раз слышал от друзей? Ей на ум пришли слова Полли о том, что Сигрейв вернулся с войны иным человеком, а также Генри Марчнайта, выразившего сожаление, и свое, и их общих друзей, по поводу того, что Сигрейв держится обособленно.
Побуждаемая только любовью и беспокойством за этого человека, Люссиль протянула руку и погладила его кисть, желая принести ему хоть чуточку покоя. Но внезапно его теплые пальцы сомкнулись вокруг ее ладони.
– Взошли звезды, мисс Келлавей, – чуть хрипя, сообщил он, притягивая ее к себе.
И в самом деле. Увлеченная беседой, Люссиль не заметила, как на ставшем темно-синим небосводе заблестели звезды. Разрозненные облачка не застили неба, и над лесом, где снова заухала сова, виднелся серп молодого месяца. Ночь была великолепная.
– Где следует искать комету, мисс Келлавей? – спросил Сигрейв.
– В созвездии Кассиопеи, сэр, – ответила Люссиль, всеми силами стараясь сохранять спокойствие. – Ах, вон она, я вижу ее даже без телескопа. Как красиво! – Она поднесла телескоп к глазам, стараясь рассмотреть получше светящуюся точку. – Ну и хвост у нее! Точь-в-точь как у одной из ваших тропических рыб, милорд. Взгляните-ка сами.
Взволнованная, она передала ему телескоп, и спустя несколько секунд он вздохнул. – Чудо, не правда ли, мисс Келлавей? В лесу позади них зашуршал ветер. Мимо прошмыгнула какая-то лесная зверушка. Люссиль снова охватила дрожь. Ей казалось, что все происходит в сказке.
– Вам холодно, мисс Келлавей? Так, может, вернемся?
– Нет! – поспешно возразила Люссиль, вызвав улыбку Сигрейва. – Запереться в четырех стенах в такую чудесную ночь просто грешно. Но…
– Но простужаться вам никак не следует, – возразил Сигрейв. – Вот, накиньте мое пальто.
Оно пахло свежим воздухом и едва ощутимо – мужскими духами. Запахом Николаса Сигрейва, решила Люссиль. Она вдохнула его и почувствовала слабость в коленях.
– Нет, нет! – Даже ей самой было слышно, как хрипло звучит ее голос. – Вы сами простудитесь, милорд. Пожалуйста, оденьтесь, вы же видите, я и так в пальто.
– А я в пиджаке, мисс Келлавей, и мне этого предостаточно. – Нагнувшись, он поднял коврик и корзину. – Пойдемте, я покажу вам озеро. В лунном свете оно великолепно.
Медленно спустившись по склону, они оказались у лестницы, и едва Люссиль ступила на ее верхнюю ступеньку, как Сигрейв опять подхватил ее, но, когда ее нога коснулась земли, не отпустил, а прижал к себе. Сердце Люссиль бешено застучало.
– Я старался, – произнес Сигрейв. – Видит Бог, я сдерживался, сколько мог, мисс Келлавей! Но это выше моих сил! – Он поднял ее подбородок, повернул ее лицо к себе, нежнейшим движением пальцев провел по ее губам и лишь после этого наклонился, чтобы поцеловать.
Волна неодолимого желания захлестнула Люссиль. Она ощущала тепло его тела, а ладонью, лежащей на его рубашке, – биение сердца. Ее руки непроизвольно обвились вокруг него.
– Люссиль, – ласково, нежно произнес он. – Кто бы мог подумать?
А Люссиль жадно вдыхала запах его кожи. Затем погладила темную гриву волос на затылке и приблизила его рот к своему. Он крепче прижал ее к себе. Но тут ей вспомнилась их встреча в лесу, его бурная реакция, опасность, которой она подвергается из-за своего собственного умопомрачения, и она слегка отклонилась назад.
– Не бойтесь, – пробормотал Сигрейв, целуя ямку в основании ее шеи.
– Во время нашей последней встречи…
– Знаю, – перебил он. – Но тогда все было иначе, Люссиль. Так больше никогда не будет. Обещаю.
– Ооо! – Это был вздох не столько радости, сколько разочарования, и разгадавший его Сигрейв тихо засмеялся.
– Разве что вы этого пожелаете сами, Люссиль. Но вы ведь не это имели в виду?
Ах, как трудно сосредоточиться и дать разумный ответ, когда губы Николаса касаются ее нежной шеи, вызывая дрожь во всем теле.
– Знаю, знаю, вы хотели просто наказать меня.
– Поначалу что-то в этом роде я предполагал, – мягко, задумчиво промолвил Сигрейв, – но ведь я желал вас, Люссиль. И желание это возникло в тот самый миг, когда я увидел вас впервые.
И он снова начал целовать ее, лишая способности думать.
Ни он, ни она не слышали приближающихся к ним шагов, но, когда пришелец чуть было, не наткнулся на них в темноте, Сигрейв отреагировал молниеносно. Не выпуская Люссиль из объятий, он задвинул ее как можно дальше в тень и рукой заткнул ей рот.
– Вы, милорд?! – Это было произнесено таким тихим шепотом, что Сигрейв с трудом уловил его. Выругавшись, он отпустил Люссиль.
– Это ты, Джим! Перепугал меня, чуть ли не до смерти.
– Прошу прошения, сэр!
Человек вышел из тени, и в свете луны Люссиль узнала в нем одного из грумов, которого видела в замке.
– Час нашей с вами встречи миновал, а в «Куксе» неспокойно. Добрый вечер, мадам, – обратился он к Люссиль, ничуть не удивляясь тому, что она здесь.
Сигрейв переменился в мгновение ока. Она еще пребывала в состоянии транса, а он уже вернулся к реальности.
– Хорошо, Джим, – резко и решительно сказал он. – Ты отправляешься в «Кукс» и остаешься там вместе с Биллом, а я провожу мисс Келлавей в замок и потом присоединюсь к вам.
– Поздно, сэр! – Джим повернулся и показал пальцем в сторону холма за их спиной. – Они уже вон там, человек двадцать, вооружены в основном вилами и серпами, но настроены очень воинственно! Уолтер Матч устроил в «Куксе» склад оружия.
– В «Куксе»? – поразилась Люссиль. – Но каким образом?
– Объяснять сейчас не время. Тебе, Джим, нужно добраться до фермы Мартока и предупредить его. Скорее всего, они направляются туда. Возьми самую резвую лошадь. И постарайся не попадаться им на глаза. Я пошлю кого-нибудь за иоменами[1]1
Йомены – добровольческая полиция в Англии. – Прим. перев.
[Закрыть], а затем присоединюсь к вам. Итак, мисс Келлавей…
– Сэр! – прервал его взволнованный шепот Джима. – Смотрите, смотрите!
На вершине холма появились факелы. Толпа двигалась, не таясь. Грохот шагов гулко отдавался в тихом ночном воздухе. Слышались сердитые голоса. Люссиль с ужасом отступила подальше в кусты и теснее прижалась к Сигрейву.
Толпа миновала вершину Драконовой горы, света факелов не стало видно, голоса замерли вдали. Джим нырнул в кусты И скрылся из виду. А Люссиль и Сигрейв вышли на тропу, ведшую к замку. Луна светила по-прежнему ярко, но ночь утратила свое очарование. Дрожа под порывами холодного ветра, Люссиль обхватила себя руками.
– Фен-тигры! – испуганным шепотом произнесла она, – И вы знали, что они связаны с «Куксом»!
– Я вам все объясню, но не сейчас, Люссиль, – ответил Сигрейв тоном, не допускающим возражений, и зашагал к дому с такой скоростью, что она вынуждена была бежать, чтобы не отстать от него. – Пожалуйста, идите в замок и до моего возвращения ни на шаг от него не удаляйтесь.
– Но вы же не пойдете один на ферму Мартоков? Это опасно.
Даже в темноте было видно, как Сигрейв улыбнулся.
– За меня не беспокойтесь. Я и не такое видал.
Быстро поцеловав ее, он исчез.
