Текст книги "Когда решает сердце (СИ)"

Автор книги: Николь Жаклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– Да, – ответила тихо, кивнув.

Как я могла объяснить, что фактически хотела ее назад? Он бы не понял в этом никакого смысла. Черт, не думаю, что кто-то вообще нашел бы в этом смысл.

– Иди сюда, – сказал Брам, взяв меня за руку и потянув, чтобы я перекатилась на бок, лицом к нему, а моя рука лежала у него на талии. – Все хорошо? Так не болит?

– Нет, – покачала головой, прежде чем легла ему на плечо. – У меня есть небольшие надрезы от лапароскопии на животе, но большая часть... – я замолчала, осознав, что Брам замер.

– Брам?

– Они... – его тело дрожало. – Они... вырезали тебе...?

– Я в порядке, – пыталась уверить Брама, но напряжение не покидало его тела. – Брам, серьезно, они все время делают подобное.

– Они не делали тебе это все время.

– Слава господу за это. Чертовски больно.

Брам снова задрожал и положил руку мне на спину, притягивая ближе.

– Давай просто спать, – сказал он хрипло, натягивая на нас одеяло.

По моей коже побежали мурашки.

– Чем ты опять недоволен? – сказала я резко, пристыженная его реакцией. –  Я не просила тебя остаться. Можешь уйти в любое время. Если не хочешь испытывать отвращение к операции, что я перенесла, к операции, что я даже не хотела, просто...

Он перебил меня поцелуем, который, вероятно, был неуместен, учитывая тот факт, что я не смогу заниматься сексом долгое время, пока восстанавливаюсь.

– Мне неприятна мысль о том, что кто-то пихал в тебя гребаный скальпель, ясно? – зашипел Брам мне в рот, запутавшись рукой в волосах, пока осторожно освобождал свое тело от моего веса. – Мы можем просто закрыть эту тему?

Он тяжело дышал, а ухом, прижатым к его груди, я слышала громыхание его сердца. Он и правда был взбешен, хоть я и не понимала причину. Но взгляд на его лице говорил, что он также не понимал глубину своей реакции.

– Хорошо, – наконец прошептала я, кивнув, и нежно поцеловала его в подбородок. – Мы можем закрыть эту тему.

Брам кивнул, сделав глубокий вдох, когда провел пальцами по моим волосам и убрал их с моего лба нежным жестом.

Все его тело расслабилось, когда он снова положил голову на подушку, в то время как его рука не покидала моей спины.

***

Когда я проснулась в следующий раз, Брама уже не было, чему я не удивилась. Он никогда не производил на меня впечатления парня, который просыпался на следующее утро и готовил завтрак. Нет, он удивил меня только тем, что остался на целую ночь.

Я застонала, потянувшись к прикроватной тумбочке, чтобы взять таблетки и стакан с водой. Это был один из стаканов, который я привезла из больницы, с крышкой и трубочкой, чтобы не могла пролить ничего, пока сильно страдала от боли первые дни. Немного наклонившись и обхватив губами трубочку, я замерла.

Стакан был холодный, как и вода в нем. Немного потряся его, услышала потрескивание льда. Я улыбнулась. Перед уходом Брам налил мне свежей воды.

Еще немного отпив, я убрала стакан (наверное, это все-таки стакан*), и снова откинулась на кровати. Боль была не такой сильной, как в первые дни после больницы, но все еще довольно неприятной. Мне хотелось дать себе пару минут, прежде чем я попробую передвигаться по дому.

Мои глаза начали снова тяжелеть, когда где-то рядом с подушкой из телефона донесся голос моего брата Алекса.

– Возьми чертову трубку, Ани. Возьми чертову трубку, Ани. Возьми чертову трубку, Ани.

Боже, мне нужно было удалить приложение, которое позволяло людям записывать их собственные рингтоны.

– Чего ты хочешь? – ответила я, когда, наконец, нашла телефон под подушкой.

– Стриптизершу. Светлые волосы, голубые глаза, огромные...

– Ты ошибся номером... снова, – ответила я сухо.

– Подожди, ты уверена?

– Зачем ты на самом деле звонишь мне в девять утра в субботу?

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Алекс.

– Как будто потеряла свои женские части, – ответила, вздохнув, когда снова расслабилась под одеялом.

– Ох, дерьмо. У тебя еще и смена пола? Лучше бы твоему члену не быть длиннее моего, иначе мы больше не сможем быть друзьями.

– Разве они еще делают такие маленькие члены, как у тебя? – я улыбнулась, когда Алекс начал ржать.

– Ты бы хотела иметь такой же большой член, как у меня, – сказал он с хохотом.

– Неа, мои яйца больше.

– Да, так и есть, – сказал Алекс, на сей раз полностью серьезным тоном. – Как ты на самом деле? Все в порядке?

– Да, со мной все хорошо, – заверила его. – Сегодня меньше болит, чем вчера.

– Что насчет... сама знаешь... эмоционального состояния? – спросил с неловкостью.

– Ты смеешься? – фыркнула я.

– Ох, закрой рот, – ответил братец.

Мы проговорили еще двадцать минут обо всем и ни о чем, прежде чем положили трубки. Я любила этого парня.

Когда решилась сделать операцию, Алекс был первым человеком, кому я позвонила. Уверена, для большинства людей выбор показался бы странным, но для меня имел смысл. Мне нужен был друг, который мог бы оценить ситуацию безэмоционально, а я знала, что на Кейт и Лиз не положиться в этом вопросе. Они бы смотрели на это с женской точки зрения. Они бы поняли, как сложно мне отказаться от шанса выносить собственного ребенка, потерять эту часть себя.

Мне нужен был друг, который сказал бы, что все хорошо, при этом не расплакавшись и не забросав меня вопросами. Алекс был именно такой друг.

Я вылезла из кровати и заковыляла на кухню, чтобы приготовить кофе, как вдруг замерла, заметив знакомую картонную коробку в центре стола. Подойдя ближе, увидела, что сверху сделана надпись, чем-то похожим на черный маркер.

«Не знал, какие именно ты любишь».

Я открыла крышку и обнаружила дюжину разных пончиков внутри. Глазированные, шоколадные, с кленовым сиропом и многие другие, что продают в магазинах выпечки.

Мне было двадцать девять лет, а коробка пончиков – это самая милая приятность, что для меня делали.

Оглядев кухню, чтобы проверить, если что-то еще не на своих местах, я вытащила пончик с кленовым сиропом и откусила. Боже, как вкусно. Простонав от удовольствия, снова откусила и начала делать себе кофе.

Была суббота, и у меня не было особых дел, но желание чем-то заняться бурлило в моем организме. Проведя почти неделю в кровати, сама мысль снова забраться туда и смотреть какой-нибудь фильм, вызывала отвращение. Я привыкла к занятости, либо работе в офисе, либо по дому. Мне всегда нравилось, что у меня нет простоев, а вынужденное безделье начало утомлять.

Доев пончик и взяв кофе, направилась из своей недоделанной кухни в недоделанную гостиную. После шести месяцев ремонта квартиры, казалось, что я даже не приблизилась к завершению. Да, уродливого ворсяного покрытия больше не было, а в кухне появились холодильник и плита, но работа со старыми деревянными полами еще не была закончена, а мой стол был будто из семидесятых.

Я любила свой дом. Мне было комфортно здесь, и нравился факт того, что он был построен очень давно. У него была своя история. Из-за скитаний по приемным родителям, у меня мало что сохранилось с детства. Частые переезды и проживания с детьми с различными проблемами, приводили к тому, что многие вещи терялись. Их крали. Они ломались. Забывались.

Мне удалось сохранить две вещи. Рюкзак, который я брала с собой из дома в дом, и наволочку, с которой я спала, когда была совсем маленькой. Вот и все. Вот и все семейные реликвии.

Я оглядела гостиную, пока попивала кофе. Стены были выкрашены в светло-серый цвет, я докрасила их за две недели до операции. Камин – один из немногих предметов декора, который не нужно было переделывать, но я разрисовала облицовку. На старом полу не было ничего, кроме капель краски и банки с краской, которой я рисовала облицовку. Ее хватило бы на то, чтобы сделать отделку окон и плинтусов.

Склонив голову, я рассматривала свои совершенные новые окна, которые стоили кучу денег из-за странного размера прежних, но была счастлива их заменить. Им просто нужно было сделать хорошую отделку.

Посмотрела на пол, где стояла банка с краской.

Я могла бы сидеть на стуле и выполнять отделку. Это не будет сильной физической нагрузкой, а в действительности даже расслабит.

Приняв решение, проковыляла на кухню, взяла маркировочный карандаш и небольшую кисть из крошечной кладовки. Немного порисую, а затем снова посплю.

***

– Какого черта ты творишь? – бушевал позади голос Брама, напугав меня, что я чуть не свалилась со стула.

Я возилась с кисточкой в руке, затем взяла себя в руки и, наконец, повернулась к Браму, а кисть бросила на стопку газет у своих ног. Ох, черт, меня пронзила резкая боль. Я не могла припомнить, когда в последний раз принимала обезболивающее.

– Который час? – спросила, игнорируя его вопрос, и накрыла банку краски крышкой,  начав забивать ее молотком.

– Дай сюда, – пробурчал Брам, забрав у меня молоток и запечатав банку тремя быстрыми ударами. – Почти три часа.

Не удивительно, что я хреново себя чувствовала. Не принимала таблеток весь день, слишком погрузившись в работу. Мне нравилась работа по дому. Расслабляла сама мысль, что я творю что-то особенное. Что свое.

– Классно выглядит? – спросила с гордостью, снова поглядывая на полураскрашенное окно. Я не разрисовала верхнюю часть, потому что понимала, что пока не должна долго стоять на ногах. Не то чтобы это имело значение. Остановившись, я чувствовала себя дерьмово.

– Ты разрисовала пол окна, – ответил Брам решительно, скрестив руки на груди.

– Тебе точно нужно работать детективом, потому что это отличная наблюдательность, – съязвила я, поднимаясь на ноги и пытаясь не морщиться. Мне нужно болеутоляющее.

– Какого хрена ты разрисовала окно? И разве ты не должна была отдыхать? – спросил Брам, шагая вперед, будто собирался мне помочь.

– Мне было скучно, – прошмыгнув мимо него, я сделала глубокий вдох. Сначала лекарства, затем еда.

– Тебе было скучно, – пробурчал Брам, следуя за мной в спальню.

– Да, скучно, – я открыла пузырек с таблетками и уговорила себя принять только одну. Лучше было бы две, но я не хотела уснуть, а они точно собьют меня с ног.

– И это подняло тебе настроение? – спросил Брам, прислонившись к дверному проему.

– Еще бы, – ответила упрямо, вздернув подбородок. – Я разрисовала пол окна.

– Выглядит дерьмово.

– Нет, не так. Они просто наполовину закончены, – прошла мимо Брама на кухню, глядя на пончики на столе. Я задумалась, взять ли еще один. Ох, к черту все. Не то чтобы я быстро набираю вес. Когда пыталась набрать пару килограмм, у меня не вышло. Я не жалуюсь, знаю, что многие люди убили бы за возможность есть что хотят и не поправляться, но не скажу, что это не вызывало раздражение. Может, я хотела большие сиськи. Может, хотела задницу побольше. Может, мне не хотелось, чтобы старушки в продуктовом отпускали комментарии, что я морю себя голодом.

– Спасибо за пончики, – крикнула, запихивая глазированное лакомство в рот.

– Всегда, пожалуйста, – ответил Брам, останавливаясь в дверном проеме кухни.

Я хотела спросить его, зачем он здесь? Не понимала его внезапное желание навещать меня и кормить. Это был милый жест? Конечно. Но у нас был секс один раз. Мы не были парой. Наши отношения были такими же, как и всегда.

Во мне нарастало раздражение от того, что он, молча, стоял и пялился, как я ем. Я не любила состояние, когда не знаешь, что сказать или куда посмотреть. Мы находились в моей чертовой кухне. Моей зоне комфорта. В моем святилище.

Когда тишина стала совсем накалять, я вытерла руки о пижамные штаны и шагнула вперед.

– Слушай, я очень устала, поэтому...

– Конечно, – перебил Брам, кивнув и почесав бороду. Вот когда я заметила, что ему так же неловко, как и мне. Его движения были суетливыми, беспокойными.

– Так, увидимся в понедельник?

– Да, в понедельник, – не произнося больше ни слова, он развернулся и вышел из моего дома, тихо прикрыв за собой дверь. Затем я услышала, как он запирает дверь на замок, что напомнило мне о том, что у него есть запасной ключ.

У меня тоже был ключ от его дома. У меня никогда не было повода его использовать, тем не менее, ключ был.

Сила и вес наших связанных жизней ударили меня как кувалдой, когда я вернулась в постель.

У нас не только была одна семья на двоих, мы и работали вместе. Я видела его каждый день. Конечно, мы не разговаривали, если не нужно было обсудить рабочие вопросы, тем не менее, я видела его каждый день. Когда мои лучшие друзья приезжали в гости, он присутствовал. Когда я приезжала навестить Дэна и Лиз – он присутствовал. Когда мне нужна была помощь по дому, он приходил вместе с Дэном, Майком и Тревором вместе с целым грузовиком инструментов.

Впервые с нашего знакомства я нервничала рядом с Брамом. Моя дерзость, казалось испарялась, когда он смотрел на меня, хотя прежде его присутствие было для меня как красная тряпка для быка. После четырнадцати лет параллельного существования, наши жизни пересеклись, и теперь я понятия не имела, как вернуть все в прежнее русло.

И самым дерьмовым было то, что я не могла избегать его, и также была уверена, что никак нельзя было избежать того факта, что я держала его член в своей руке.

***

Я солгала.

Очевидно, было очень легко избегать Брама.

Честно говоря, не была уверена, избегала ли я его, или он меня, или мы друг друга, но я едва видела его с того дня на моей кухни, когда выгнала.

Прошло почти четыре недели. За семейными ужинами он был молчалив. Не то чтобы это не похоже на Брама, но по очевидным причинам я сконцентрировала на этом внимание. Он не обращался ко мне прямо, и все признаки нашей непрерывной словесной войны исчезли.

Я понимала, что Тревор что-то заподозрил. Может, Лиз и Элли тоже, но никто не сказал ни слова. Они просто пристально за нами наблюдали, пока мы старались не приближаться друг другу и не взаимодействовать физически. Это сводило меня с ума. Брам должен вести себя как обычно, если мы хотели оставить все в прошлом, не привлекая внимание всей семьи к тому, что трахались на заднем сиденье моей «Тойоты».

Я лгала.

Это мне нужно было привести мысли в порядок. Мне.

Всегда я начинала разговор. Затем Брам цеплялся к моим словам и все шло по накатанной.

Но сейчас не могла. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но закрыла его, когда вспоминала, как Брам обнимал меня сзади на моей кровати. Я бы могла забыть о фантастическом сексе, но не могла устоять против заботы, которую он мне оказывал.

– Ты молчаливая сегодня, – сказал тетя Элли тихо, когда мы сидели на очередном пятничном ужине. – Все хорошо?

– Ага, – сказала, стараясь не вздрогнуть и не посмотреть на Брама. Они поймут. За три недели семейных ужинов во мне скопилось столько напряжения, что казалось, в какой-то момент что-то щелкнет, я встану и скажу, что трахалась с Брамом в своей машине на обочине Портленда.

– Хорошо себя чувствуешь? – спросила она, передавая мне миску с печеньем.

– Ага. Вчера ходила к доктору и мне сказали, что я хорошо восстанавливаюсь. Нужно не переутомляться еще какое-то время, но я почти вернулась к своему обычному образу жизни, – ответила тихо, передавая тарелку Тревору, который сидел слева.

– Правда? Кажется, что очень быстро, – сказала она с улыбкой, на что я пожала плечами. – Я рада, что ты чувствуешь себя лучше.

Она наклонилась и пару раз похлопала меня по ноге, прежде чем вернуться к ужину, и я вспомнила тот факт, что Элли тоже не смогла выносить ребенка. Не была уверена, в чем ее проблема, и никогда не думала, что имею права спросить. Они с Майком в конечном итоге стали приемными родителями Тревора и Генри, но я задавалась вопросом, сожалела ли она, что у нее не было своих детей?

Я тряхнула головой, чтобы избавиться от этих мыслей. У Элли не было выбора. У нас разные ситуации.

– Еще две недели, – сказала Лиз на другой стороне стола, привлекая мое внимание. Она потерла руки в предвкушении. – Не могу дождаться, когда обниму своих внучат.

– Шейн приезжает с ними? – спросил Трев, наклонившись, чтобы подуть на горячий соус перед собой. – Разве в скором времени у него нет боевого задания?

– Да, – ответил дядя Майк, откинувшись на своем стуле. – Он взял отпуск, чтобы они могли приехать к нам вместе, затем у него останется около недели, чтобы побыть дома и разобраться со всеми делами, прежде чем снова отправится на службу.

– Не понимаю, как Кейт мирится с этим? – сказала я, покачав головой, и все внимание стало приковано ко мне. – Эй, почему бы тебе не поиграться в песочке немного, пока весь дом будет на мне, а затем, когда ты вернешься, я прыгну тебе в объятия, как будто не убивалась последние шесть месяцев.

– Ты, бл*дь, шутишь? – пробурчал Брам, сердито смотря на меня через стол.

– Нет, я имею в виду, я понимаю...

– Очевидно, нет, – зашипел Брам, бросая ложку в тарелку с грохотом. – Он постоянно носит там с собой пистолет. Люди стреляют в него. Взрывают его друзей. Ты думаешь, каждый раз он хочет покидать свою семью на шесть месяцев?

– Брам, – сказала Лиз, глядя между нами. – Угомонись.

Стиснув челюсти, пытаясь сдержать порыв ярости. Если бы он позволил мне вставить хоть слово, я бы сказала, что понимаю, что для Шейна это тоже тяжело. Это опасно и пугающе. И понимала это. Просто я бы не смогла вытерпеть такое.

– Пожалуйста, Брам, – зашипела сквозь зубы. – Расскажи нам, сколько всего ты знаешь о военных, сокращая количество древесины в лесах Америки?

– Это все для тебя гребаная шутка? – он повысил голос. –  Ты говоришь Алексу, как уважаешь жертву, которую он приносит? А что насчет Генри? Уверен, он будет в восторге от твоей точки зрения по этому поводу.

– Ох, да пошел ты, – огрызнулась я, поднимаясь на ноги.

– Сядь, Анита, – приказала Лиз.

– Я ухожу. Не хочу, чтобы у Брама случилось гребаное несварение, – огрызнулась я, сердито глядя на Брама.

– Сядь, черт побери! – заревел Дэн, из-за чего я опустилась на стул без задней мысли. – Мы не говорим о политике за гребаным столом.

– Это не политика. Это...

– Брам, клянусь, если ты не заткнешься, я потеряю терпение, – предупредил Дэн, тяжело дыша, в то время как Лиз положила ладонь на его руку и погладила нежным жестом.

Мое сердце бешено колотилось в груди, а в глазах защипали слезы. На пальцах одной руки я могла пересчитать количество раз, когда Дэн терял терпение в моем присутствии, но он никогда не срывался на мне. У него всегда была хорошая выдержка. Он любил свою жену, детей, бизнес и поесть – именно в такой последовательности. Не часто чему-то удавалось вывести его из себя. Но разговоры о военных, или ссоры как у нас с Брамом сейчас, всегда стирали выражение спокойствия с его лица.

Мне не нравилось, когда на меня кричали. Правда, не нравилось.

Я сидела, сглатывая ком рыдания, поднявшийся в горле, руки дрожали на коленях, в то время как все за столом были погружены в молчание.

– За этим столом нет никого, кто не уважает жертву, на которую идут наши мальчики ради своей страны, – сказал Дэн грубо, через пару минут его тон стал обычным. – Я бы не позволил подобного в своем гребаном доме.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки, отказываясь на кого-нибудь смотреть. Когда увидела, что Элли протянула ко мне руку, я вздрогнула, и она ее опустила.

– Ани прекрасно понимает, что не стоит с легкостью относиться к тому, чем занимается Шейн, – сказал Дэн. Я не понимала, то ли он предупреждал меня заткнуться, то ли хотел этим сказать, что понимает, что я не проявляла неуважения.

– Извини, пап, – тихо сказал Брам.

Ужин продолжился, и все снова заговорили, но я не могла оторвать взгляда от тарелки. Я все еще тряслась. Не могла взять себя в руки.

Долгое время использовала свой дерзкий рот, чтобы не подпускать людей слишком близко. Так было всю мою жизнь, еще до того, как меня забрали от родной матери. И это помогало. Казалось, что я не принимаю все близко к сердцу, и мне так нравилось. Я выглядела забавной.

Я была забавной девчонкой, а не печальной приемной дочкой.

Когда переехала к Дэну и Лиз, то мой характер уже сформировался. Я вела себя непочтительно. Шутила над похоронами и смеялась людям в лицо. Но, казалось, что семья Эванс все равно любила меня. Что в свою очередь делало только хуже, потому что я чувствовала себя комфортно. Им было все равно, если я называла Тревора «нашим черным парнем, которого видно за версту». Им было все равно, когда говорила людям, что красавчик Генри родился девочкой, или убеждала людей, что Алекс и Абрахам говорят только на испанском, и когда люди начинали строить с ним разговор на этом языке, близнецы смотрели на них в замешательстве. Им было все равно, когда я звала их жирными – какими они не являлись – и говорила, что оказалась не в той семье, так как была меньше их. Им было все равно, когда говорила о бизнесе по лесозаготовке Дэна и Майка как о хобби.

Потому что они знали, что каждый раз, когда я дразнила или шутила, это было не со зла. Я любила их семью. Я бы убила за них. И каждый раз, когда кто-то пялился на нашу семью: худющую меня, фигуристую Кейт, близнецов-латиноамериканцев Алекса и Брама, темнокожего Тревора и блондина Генри, я шутила над этим.

Потому что для меня наши различия не имели значения. Смеялась не над ними, а над миром. Над обществом, в котором мы жили. Над людьми, которых заботило, сколько мы весили, и насколько успешной была наша фирма. Над теми, кто совал нос в наши дела.

Я сделала глубокий вдох через нос.

Это сложно принять, я понимала. Но семья Эванс никогда меня не обвиняла. Они всегда читали между строк, и слышали не то, что я говорю, а как.

Но внезапно, спустя четырнадцать лет, я перестала чувствовать себя в безопасности в их окружении. Мне казалось, что они меня ненавидели. Не понимали. Как будто я не принадлежала их семье.

Я подняла ложку дрожащей рукой и попыталась поковыряться в тарелке, чтобы успокоить дыхание, пока вокруг меня раздавались голоса. Мне хотелось уйти. Убраться подальше от них. Но я боялась привлечь к себе внимание тем, что встану из-за стола.

Что если Дэн снова накричит на меня?

Мне было двадцать девять, и я как школьница боялась быть отчитанной. Сжала руку на коленях в кулак и вздрогнула.

– Мы пойдем, мам, – сказал Брам, пока я продолжала ковыряться в еде.

– Мы?

– Да, я обещал Ани отвезти ее в бар Джея, – услышав свое имя, дернулась в удивлении, но не подняла голову.

– Но вы только что....

– Увидимся позже, – он затих на какое-то время, и я могла представить, что он целовал маму в висок, как делал обычно. – Спасибо за ужин.

Я сидела, замерев, когда Брам обошел стол, но встала на ноги, как только он протянул ко мне руку. Схватилась за нее, когда парень потянул меня из комнаты, стараясь избегать взглядов вокруг.

– Черт! – раздался крик Дэна из кухни, когда мы подошли к входной двери.

Я не смогла остановить рыдание, вырвавшееся из горла, и мгновенно накрыла рот рукой.

– Эй, – сказал Брам тихо.

– Все нормально. Веселый ужин, верно? – сказала я шутливо, сделав пару шагов к своей машине, даже не смотря на Брама. – Полагаю, что будет успех, если я смогу разозлить парня с лоботомией. Нет, не в самом деле, правда. Это надо уметь.

– Ани, – предупреждающе сказал Брам.

– Просто еще один день быть мной... бесить ветеранов войны и их детей. Это дар.

– Анита, – продолжал звать Брам.

– Что? – резко ответила я, встречаясь с ним взглядом.

– Куда ты собралась?

Я посмотрела на машину, затем обратно на Брама.

– Эм... домой.

– Ты не поедешь в бар? – спросил он сухо.

– Подожди, так ты серьезно? Я думала, что это лишь повод вытащит меня из дома, спасибо за это, кстати...

– Ты поедешь или нет? – снова спросил с раздражением.

Я снова посмотрела на свою машину, затем на Брама.

– Конечно, поехали, – наконец, ответила.

– Тогда забирайся в чертов грузовик.

Я оскалилась, затем прошла мимо него.

– Завтра ты должен привезти меня к моей машине. Я точно уверена, что не вернусь сюда сегодня, – заявила я, обходя капот грузовика.

– Ладно.

– Отлично, – затем развернулась и побежала к своей машине, чтобы взять сумочку, в то время как Брам забухтел мне вслед, затем забрался в грузовик и, заводя машину, нажал на гудок.

Какой, черт побери, джентльмен.

5 глава

Абрахам

За всю свою жизнь я ни разу не был так зол на своего отца.

Когда мы переехали к Дэну и Лиз будучи детьми, я был утомлен. Вероятно, не подобрать слова лучше. Мы с Алексом переезжали из дома в дом с семи лет – со времени, когда попали в систему. Я знал, что все наши переезды были моей виной.

Алекс был милым. Забавным. Он со всеми находил общий язык и был вечно счастливым.

Я был проблемным. Высказывал все в лицо и, казалось, не находил ни с кем общий язык. Я был тем, кто скучал и сидел в углу во время рождественских вечеринок и праздников по случаю дня рождений.

Если бы не я, Алекса скорее всего усыновили бы сразу после того, как умерла мама. К счастью для меня, в штате не любили разлучать идентичных близнецов, иначе я бы никогда не увидел своего брата больше.

Поэтому да, большую часть времени я был зол. Зол на нашу маму, на органы опеки и на весь мир, но с тех пор как переехал к Дэну и Лизе больше не был по-настоящему зол ни на что из этого.

Я был недоволен их ограничениями в подростковом возрасте, но любовь не позволяла мне злиться долго. Я был чертовски раздражен, когда Дэн не захотел передавать компанию мне – хоть и говорил об этом годами – но понял его.

Но, когда я наблюдал, как он кричит на Ани этим вечером, что-то взорвалось в моей груди, мне захотелось вытянуть руку и столкнуть его с гребаного стула.

Подобная реакция напугала меня. Я научился сдерживать свой темперамент за годы жизни у Эвансов. А за тридцать секунд мой самоконтроль полностью испарился, и я захотел сделать отцу больно.

Я взглянул на Ани. Она сидела, откинув голову на подголовник, глаза прикованы к дороге перед нами. Девушка не произнесла ни слова, с момента как мы покинули родительский дом.

Самое дерьмовое, что это я начал конфликт за столом. Ситуация между мной и Ани становилась все хуже и хуже, и все вокруг начали это замечать. Мы не ругались. Даже не смотрели друг на друга.

Поэтому когда она ляпнула о том, что Шейн «играет в песочнице», я вскипел. У меня появился повод влезть в спор, как обычно это у нас было. И все получилось.

Ее слова были чертовски раздражающими, но я знал, что Ани не подразумевала, что работа Шейна неважна. Черт, мы все это понимали, но мне просто нужен был повод увести ее и остаться наедине.

Я не ожидал, что она попытается уйти, или что мой отец потеряет терпение. Но должен был предвидеть это. Ведь знал, как отец относится к армии, особенно с его чувствительностью к размещению войск и выход из границы нашей территории. Он был морским пехотинцем во Вьетнаме. Но я был так рад, что Ани, наконец-то, разозлилась на меня, что не остановился и пошел напролом.

Когда она опустилась обратно на стул и пыталась перевести дыхание, я хотел поднять ее и увести оттуда. Все произошло не так, как планировал.

Я думаю, что задел ее чувства, или, по крайней мере, сделал так, что она оказалась уязвимой в ситуации, но этого не было в моих намерениях.

Бл*дь.

– Хочешь что-нибудь перекусить? – спросил, в то время как мы ехали по городу. – Ты не ела.

– Не голодна, – ответила она очень тихо. – Но спасибо.

– Я не хотел...

– Забудь об этом, ладно? – попросила Ани, повернувшись ко мне лицом. – Ничего серьезного не произошло. Просто не люблю, когда на меня кричат.

– Я кричу на тебя все время, – спорил я, лишь бы она продолжила говорить, даже просто в противостоянии мне.

– Ага, но с тобой по-другому.

– О, да? И почему это? – спросил, когда перестроился на другую полосу, чтобы проехать по мосту, который привел бы нас в центр города.

– Потому что обычно я кричу в ответ, – ответила она, фыркнув.

– Правда.

– Мы можем закрыть эту тему? – спросила Ани устало. – Я просто хочу выпить пива и посмотреть, как ты поешь. Ты ведь поешь, да?

– Да, – я выругался, когда меня подрезал велосипедист без какого-либо чувства самосохранения.

– Черт, этот парень на тот свет захотел? – спросила Ани, опуская окно и крикнув велосипедисту, остановившемуся на красный свет впереди нас. – Эй, придурок. Смотри куда ты, бл*дь, летишь!

Я рассмеялся, когда велосипедист показал ей «фак», и быстро заблокировал дверь, когда Ани попыталась выбраться из грузовика.

– Просто оставайся внутри, сумасшедшая.

– Мудак показал мне средний палец!

– Да, после того как ты обозвала его придурком.

– Я смогла бы с ним справиться.

– Ты, вероятно, могла бы, – согласился я, наблюдая, как одетый в спандекс велосипедист улетает на зеленый свет. – Но он больше тебя килограммов на двадцать, и ты вряд ли смогла бы догнать его на своих двоих.

– Будем преследовать его на грузовике? – спросила она на полном серьезе.

– Не-а, не хочу опоздать. Джею нравится, когда я начинаю ночь открытого микрофона.

– Ладно, – она надулась.

Когда мы припарковались у бара, Ани сразу начала раздеваться.

– Какого хрена? – выплюнул я. Мой голос прозвучал на пару октав выше, как будто мне снова четырнадцать.

– Что? – спросила она в замешательстве, стягивая джинсы по ногам и снимая их.

– Надень свои гребаные штаны, – приказал я, разворачивая грузовик.

– Ни за что. Я не надену их туда.

– Почему, бл*дь, нет?

– Потому что это домашние джинсы. Они заношенные и висят на заднице.

Я наблюдал, как она опустила козырек и, смотря в зеркало, умело надела пирсинг в язык, затем деликатно вдела колечко в ноздрю.

– Ты не пойдешь в бар без штанов, – спорил я, когда она повернулась ко мне с улыбкой.

– Конечно, пойду, – Ани выпрыгнула из грузовика, прежде чем я мог ее остановить.

– Анита! – крикнул я, отчего она усмехнулась.

– Ты кричишь, – сказала Ани.

– Извини, – я поморщился.

Ани засмеялась, а затем поправила свою футболку.

Черт. Это была безрукавка с глубоким вырезом, но она натянула ее под самые ягодицы, кружева снизу придавали еще пару сантиметров длины.

– Видишь, это платье.

– Это не гребаное платье, – я тяжело сглотнул, когда она поправила тонкие лямки на плечах.

– Да, это оно. Пойдем.

Я последовал за ней по улице, пытаясь не пялиться на ее маленькую, но с идеальной округлостью задницу.

– На тебе вообще есть нижнее белье? – спросил я, сердито глядя на идиотов, которые курили у двери.

– Хотел бы проверить? – подразнила она, входя в затемненный бар.

Боже.

– Можно мне «Хефевайцен»? – спросила Ани, встав на нижний бортик барной стойки и прислонившись к ней, из-за чего ее майка приподнялась на бедрах. Я быстро встал позади нее, чтобы она не светила своей задницей, и девушка мгновенно наклонилась на меня, из-за чего ее задница оказалась прижата к моей промежности.

– Бл*дь, – зашипел я, схватив ее рукой за бедро.

Ани повернулась ко мне с улыбкой.

– На самом деле, два.

– Я, бл*дь, тебя убью, если мне придется подняться на сцену со стояком, – предупредил я, крепче прижимая к себе девушку.