Текст книги "Рандеву с йети"

Автор книги: Никита Велиханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Времянку, конечно, снесло. Но можно было надеяться, что закопанная в песок рыба была вымыта не вся. Что там осталось хотя бы немного, застряло на дне ямы. Сгнить в холодной воде она за три дня не сгниет. Тогда будет и чем питаться. Воспаление легких ей, конечно, будет обеспечено, но до дома суток за трое можно будет попробовать добраться своим ходом. Главное – не попасть в тяжелом тулупе в слишком сильное течение. Или в водоворот. Тогда уже не выплывешь.

Холодно ей пока не было. Ствол удачно прикрывал ее от ветра. Тулуп, хоть и мокрый, грел. Всю ночь она то проваливалась в тягостный тяжелый полусон, то снова выныривала на поверхность. А под утро случилось самое страшное. Откуда-то пришла большая волна – очевидно, наверху, опасаясь за гидротехнические сооружения на Балаковской ГЭС, решили открыть все шлюзы. И разом. И саму волну ее дерево, наверное, выдержало бы с честью – хотя треск стоял по всему лесу и, собственно, этот приближающийся с северо-востока треск и разбудил в очередной раз Ольгу. Но волна много чего с собой несла. И на самом ее гребне шли большие тяжелые бревна. И одно такое бревно всей массой ударило в Ольгин дуб.

Ольге повезло хотя бы в том, что дерево упало не сразу. Она успела перерезать веревки и потом, когда ствол упал-таки в воду и ушел сразу к самому дну, оказалась не с нижней, а с верхней его стороны. Иначе ее просто придавило бы для начала всей массой огромного дерева. А потом – понятно, что потом. Но и так было ясно, что жить ей осталось от силы час. Дуб вынесло в протоку, развернуло поперек и с бешеной силой поволокло вперед, то и дело ударяя о другие деревья. Пытаться отцепиться от ствола не было никакого смысла – повсюду, сколько хватало глаз, из бурлящей воды выныривали, как будто живые, как будто продолговатые хищные головы доисторических водоплавающих ящеров, осклизлые черные комли и мчались напролом по течению. Пока она держалась за ствол, она хотя бы двигалась с более или менее общей скоростью, хотя, конечно, во время неожиданного затора вполне можно было получить один-единственный сокрушительный удар, которого вполне хватило бы, чтобы плыть потом себе и плыть до самого города Волгограда, где в отстойнике перед ГЭС, глядишь, кто-нибудь и заметит твое изменившееся тело.

Когда она потеряла сознание, Ольга не помнит. Помнит только, что пришла она в себя в каком-то странном месте, а может, не пришла в себя, а может, она просто видела сон, в котором была просторная и абсолютно темная нора и ощущение присутствия рядом большого мохнатого тела. И яркие вспышки света, и он, Болотник, который нес ее на руках по затопленному лесу, удивительно тихому и солнечному, и вода казалась такой простой, приятной и ласковой, что трудно было поверить в то, что это не лето. И много еще было всяких картинок – какие-то травки и странные, сильно и пряно пахнущие катышки, которые клал ей в рот этот непонятный получеловек, полузверь, огромный, весь покрытый короткой плотной шерстью, шелковистой на ощупь и отливающей при свете солнца тусклым лунным блеском. У него были внимательные, глубоко посаженные глаза, совершенно человеческие глаза, только немного странный был у них разрез, и со зрачком что-то тоже было не так. И рука у него была не такая, с темной кожей на ладони, с низко посаженным большим пальцем и с плотными перепонками между всеми остальными пальцами, кроме большого. Ольга ничему не удивлялась, ей было хорошо и спокойно, потому что она знала, что уже умерла и что так, наверное, бывает со всяким человеком, когда он умрет.

Потом она очнулась дома. Руки-ноги у нее были целы, и даже без ссадин. И была только страшная слабость, во всем теле, и очень хотелось спать. Днем приходили соседи, щупали ей лоб, но температуры не было. Она не стала им рассказывать, где была и что с ней приключилось. Сказала, что приболела немного и решила не ходить в школу. Но сейчас дело идет на поправку, и ей нужно просто отлежаться, и чтобы ее никто не трогал.

Потом она очнулась ночью и подумала, что проснулась из одного сна в другой, такой же крепкий. Потому что у ее кровати стоял Болотник и гладил ее по голове. А когда она открыла глаза и подняла голову, он поймал ее губы пальцами, раздвинул и снова сунул ей в рот все те же пряно пахнущие катышки.

Через полгода пришло известие, что отец погиб в тюрьме. Написали, что произошел несчастный случай на производстве. А как было на самом деле – кто его знает. Ольга закончила школу, работать устроилась здесь же, в колхозе. Сторожихой. Деньги были небольшие, но на жизнь ей хватало – если учесть, что практически все свободное время она пропадала в лесу. От леса же и кормилась. Болотника своего она приняла теперь как данность и стала учиться – а у него было чему научиться.

* * *

9 июля 1999 года. 01.02.

Н-да, подумала Ирина, бывают в жизни совпадения. Лесник, он, конечно, этому Ольгиному Болотнику не брат-близнец. Если поставить их рядом. Но если при этом еще и подумать…

– И что, – спросила она, – с тех пор он тебя и «пасет»?

– С тех пор и пасет, – согласилась Ольга. – Я с тех пор ни разу по-настоящему-то и не болела. Чуть что не так – найдется, кому вылечить.

– И часто он к тебе заходит?

– А для кого же я паслен-то сею?

– Значит, это правда?

– Что – правда?

– Что они очень любят эту ягоду. Поздники. И что именно поэтому их так и называют.

– Это их не здесь так называют. Это в мордвах. Подлесненские вон тоже. А у нас – болотники. Потому что в болотах живут. У них даже между пальцев – перепонки. Как у лягушек. И на ногах тоже. И плавают, как рыбы. Но паслен любят. Мой от него прям трясется. И чуют его за сто верст. Если я его вызвать хочу, надо только…

– С медом паслена натолочь…

– А ты откуда знаешь?

– Да вот, знаю. Не знаю только, что при этом говорить нужно.

– А ничего не нужно. Я и не знала, что нужно что-то говорить. Я просто представляю себе, как он ко мне приходит, и он приходит.

– Ладно, про технику вызова лесных и болотных духов мы с тобой еще поговорим. А сейчас ты мне вот что скажи. Сдается мне, что Андрею они – или по крайней мере он, этот твой Болотник, – доверяет даже больше, чем тебе. И что Андрей знает больше, чем ты. Про болотников.

– А ничего в этом странного нет. Еще бы он собственному сыну и не доверял.

– То есть – как это – собственному сыну?

– А вот так. Потому что я только здесь, в деревне, в людях – вдова. А так-то я замужем. И давно уже замужем. Только муж у меня не совсем обычный. Как и ребенок. Но обычный муж у меня тоже был. Ни дай Бог никому. Я и вышла-то за него только потому, что…

– Почему?

– Потому что беременная была. Андреем. От Болотника. Мы ведь с ним долго встречались. И у него, в лесу, и у меня. Я этот лес, все эти острова как свои пять пальцев знаю. С закрытыми глазами. И мужчиной моим первым тоже он был – Болотник. А когда забеременела, тут, конечно, проблемы начались. В деревне так нельзя. Нужно, чтобы какого-никакого, а мужа людям показать. Ну, я и выскочила за Витьку Семенова. Он давно уже ко мне подъезжал. В прямом и в переносном смысле – он шофером работал. Болотник все понял и против не был. У них вообще ревновать в нашем, в людском понимании, не принято. Даже если бы я за Витьку не по нужде вышла, а по любви, ему бы это никак против души не легло. У них все проще. Ну, а когда Андрей родился…

– Стой, стой, – до Ирины только сейчас, наконец, дошел весь смысл услышанного, – ты хочешь сказать, что между этими – болотниками – и людьми возможно – скрещивание? То есть фактически, что разница генетического кода настолько незначительна, что нас с ними при известных поправках можно объединить в один биологический вид? Ты понимаешь, что ты говоришь?

– Я не очень понимаю, что ты имеешь в виду. А мне, собственно, и говорить ничего не надо. Вон он, мой генетический код – спит и сопит в две дырки.

– А ты уверена, что Андрей у тебя – именно от Болотника?

– Ты что, дурочка совсем или прикидываешься? Я же тебе говорю, что замуж выходила потому, что беременная была. А других мужиков у меня до замужества не было. Да и после замужества считай что не было. Потому что Витька не мужик был, а так, одно название. И потому что не нужны мне другие мужики, ни тогда были не нужны, ни сейчас.

– Погоди, а что ты говорила насчет опасности, которую болотники?..

– А по-твоему, куда муженек мой, Витька, делся?

– Утонул. Запутался в сетях. Несчастный случай.

– Смотри-ка, да вы все-все про меня знаете, а? Долго, небось, готовились к экспедиции-то.

– Да нет. Людей поспрашивали. Здесь и в Подлесном. А что? Тебя, что ли, обо всем об этом нам было спрашивать?

– Да, пожалуй что, и не меня. Тут ты опять права. Утонул мой Витек, в сетях запутался, все правильно. Один только вопрос – а с чего бы это он в собственных сетях запутался? Почти по трезвой.

– Ну, лодку качнуло…

– Вот-вот. Лодку качнуло. И качнуло ее так удачно потому, что, может, мой Болотник и не слишком на человека похож, только Витька-то совсем был не человек. Он меня сразу бить начал. Как только поженились. Я беременная ходила, а он меня бил. А потом, когда Андрей родился и он, Витька-то, понял, что синдром Дауна, тут такое началось – чуть не каждый день. При том, что он уверен был, что Андрей от него. На это у меня ума хватило. Я уж и не знала, что делать. С одной стороны, Болотнику жаловаться – так грех на себя брать. Он же Витьку-то сразу и убьет. А жить так дальше совсем не могла. Но Болотник, он сам все понимал, сам все знал. Он только ждал, когда меня совсем отчаяние возьмет. Когда мне Витьку не жалко станет. И вот, на следующий же день, как он, Витька в смысле, в первый раз Андрея ударил – лодку-то у него и качнуло. Вот такие дела.

– И Колю Мордовченко тоже Болотник отвадил?

– А кто же еще? Кольке повезло, что жив остался. Он вообще-то непонятливый, Колька, но тут все понял. Я его с тех пор, почитай, и не видела больше. Бережется.

– А говоришь, болотники не ревнивые. Что же он тогда тебя так от соперников бережет?

– Да не от соперников он меня бережет. Просто с Мордовченко этим было бы все то же самое, что и с Витькой. Это он с виду такой тихий, а дай ему волю… Он и Андрея хотел в приют сдать. А уж после такого… Вот я и говорю, повезло ему, что жив остался.

– Ладно, – сказала Ирина, – это все дела прошлые. Давай-ка теперь ближе к нынешним. Почему ты так уверена, что Виталия они непременно убьют?

– А потому и уверена. Во-первых, они вообще людей не любят. И сторонятся их как только умеют. А твой полез к ним, как к себе в огород. Они ведь с людьми не первый год рядом живут. Знают, как оно бывает. Там, где один, скоро жди сотню. Раньше-то, говорят, все не так было. Целые семьи ихние с людьми – тоже с целыми деревнями – душа в душу жили. Люди им помогали, они – людям. Только где теперь все эти их семьи? Нету. Вымерли. И следа не осталось. Так что они теперь совсем на замке. Они и на нас долгое время косо смотрели – на меня и на моего мужа болотного. Но он у них что-то вроде начальника. Не самый главный, а один из главных. Они его слушаются, уважают. Но и то… По их законам он меня и спасать-то не должен был, не то что из лесу потом выносить. А про все остальное и говорить нечего. Но ко мне-то ладно, привыкли. У них, говорят, вообще такое время от времени случается. Так что не я первая, не я последняя. Но если кто чужой залезет, тут у них разговор короткий. На Волге, что ни год, народу пропадает – тьма. Одним больше, одним меньше, какая разница.

– А во-вторых?

– А во-вторых, он ведь, Виталий твой, Андрея заместо живца использовал. Как приманку. Сдружился с ним, воспользовался, что сынок-то у меня простой, бесхитростный. Но проблема-то в том, что они как раз не простые. Они все понимают. И все видят. А за Андрея они кого хочешь со свету сживут. Я-то ладно, я для них все равно чужая. А он – он свой. Он же по крови как-никак болотник наполовину. И если я только с одним из них знаюсь, а другие меня стороной обходят, то с Андреем все иначе. Я сама несколько раз видела, как с ним чужие болотники играют. И даже детишки ихние. А уж это – такое доверие, что дальше некуда. Значит, совсем за своего считают. И то, с кем еще Андрею здесь дружить. Со здешними детишками у него не получается. Они – другие. Думают, что умные, а на самом деле просто злые. А Андрей у меня добрый. Очень добрый. А они его шпыняют все время, что не такой, как они. У него из людей-то, почитай, – одна я. А из болотников – и отец, и других много. Он ведь летом домой приходит только мне помочь. А так все в лесу. И я за него спокойна. Ему там лучше, чем в деревне. Там он у своих, его там никто не обидит. А Виталий твой, хочешь не хочешь, а сынка моего обманул. Вот и выходит…

– Да нет, не выходит, – сказала Ирина, – сдается мне, что не все тут так просто. Дело в том, что я ведь все это время за ними – за Андреем и за Виталием – следила. У Виталия был с собой такой приборчик, который дает постоянный сигнал. А я этот сигнал принимаю. До сих пор принимаю, вот он, гляди. – Она показала Ольге приемник и карту. – И если они, как ты говоришь, такие умные, что же они маячок-то не отключили? Он и сейчас в том самом месте, куда Андрей Виталия привел. Оттуда и сигналит. Так что я по крайней мере знаю, где его искать.

– Кого ты там искать собираешься? В лесу? У болотников? Да они тебе так глаза отведут, что ты сама себя не узнаешь. В двух метрах от Виталия своего будешь стоять и в упор его не заметишь. Они на такое знаешь какие мастера. Мне мой муж лесной не раз и не два такие фокусы показывал. Помню, в самый первый раз, лежим мы с ним в лесу, на опушке, на травке, в тени. Я голая вся как есть. И он тоже, сама понимаешь, не в сапогах гармошкой. И вдруг – голоса. Я хвать за одежду. А он меня рукой за плечо взял – и к себе. Молчи, мол, не дергайся. Ну, я сижу, не дергаюсь. Гляжу, выходят из лесу грибники, наши же, деревенские, четверо. Как раз два дня прошло после дождичка, и самое время для подосиновиков. Вот, выходят они, значит, из лесу и прямо к нам. Все четверо. И внимательно так идут, подо все деревья заглядывают, по сторонам оглядываются. А лес там прозрачный, чистый, виден весь насквозь. И мы двое сидим, как два перста. И, представляешь, не замечают они нас. Ну то есть совершенно. Пятнадцать метров, десять. Потом, как метров восемь до нас осталось, повернули как по команде и так, сторонкой, сторонкой нас с ним обошли. А один потом подзадержался, отпустил своих подальше, встал под куст и дело свое сделал – это в десяти-то метрах от нас. И смотрит, главное, прямо на меня. То есть не на меня, а как будто сквозь меня. Как будто я прозрачная. А меня смех разбирает – ну и не удержалась, фыркнула. Он как подскочит! Как начнет озираться! И скорей-скорей за своими. И если бы так один раз. Нет, если они от тебя что спрятать захотят, то хошь ищи, хошь не ищи, все едино.

– А зачем же маячок-то тогда оставили?

– Да заманивают они тебя, глупая, как до тебя не дойдет? Они же, еще раз тебе говорю, не дураки. И прекрасно понимают, что все, что известно Виталию, известно и тебе. И если они уберут только его – проблемы это не решает. Так что чем быстрее ты отсюда уберешься, тем лучше для тебя. До утра они тебя, дай Бог, не тронут. В моем доме. Особенно если ночевать пойдешь ко мне в комнату. А завтра – грузись с утра на свой «уазик», и давай Бог ноги. Ты водить-то умеешь?

– Водить-то я умею. Только никуда я завтра отсюда не поеду. Пока не найду Виталия. Тут ведь еще какая штука – если бы они так хотели нас от себя отвадить, так давно бы отвадили. Шуганули бы разок – как Колю Мордовченко. Или хотя бы попробовали шугануть. Так нет же. Позволили Андрею привести Виталия в самое свое, как ты говоришь, логово. И маячок для меня оставили. А раз приглашают – надо идти. Я и пойду. Обязательно пойду.

– Ну, что ж, – сказала, поднимаясь с места, Ольга. – Тебя и впрямь не переупрямишь. Дело твое. Об одном только тебя попрошу. Если ты все-таки из всей этой передряги живой выберешься – не приводи с собой сюда больше никого. Вообще никого. Потому что я и так по большому счету мужа своего лесного предала, тем, что позволила Андрею вас навести на их след. А уж если через меня сюда куча народа привалит… Ты просто помни, что они могут разозлиться всерьез. А если они разозлятся всерьез, то первыми пострадают, сама знаешь, кто. Муж мой лесной и я с ним вместе. И Андрей. Они-то сами спрячутся. Уйдут. А вот нам всем будет худо. Впрочем, поступай как знаешь. И – удачи тебе. Надеюсь, не в последний раз сегодня видимся.

– Спасибо. За заботу и за откровенность. И – честное слово – я очень постараюсь не причинить никому вреда. И в первую очередь – тебе.

– Себе бы лучше научилась не вредить. А что до откровенности – знаешь, как у нас раньше в деревне говорили про откровенность? Можешь человеку смело все-все про себя рассказать. Если знаешь, что назавтра он утонет. Ладно. Еще только один совет напоследок. Оружия с собой не бери. Так, глядишь, они тебе и впрямь поверят. А с оружием – и не рассчитывай.

– Спокойной ночи.

– Это уж точно. Лишнее не будет. И тебе спокойной ночи.

Ольга вышла и закрыла за собой дверь. Ирина постояла, послушала, как скрипят на лестнице ступеньки, и отчего-то ей показалось, что скрипят они не под одной парой ног. Она задвинула засов и принялась собираться назавтра. А потом легла спать. И сны ей снились светлые и безмятежные. И там был Виталик, и он был жив.

Часть вторая
ВСТРЕЧА

Глава 10

9 июля 1999 года. Волга. 05.55.

Ирина отправилась в путь рано утром. Обе лодки были на месте, но она решила воспользоваться своей, резиновой.

Виталий говорил ей о том, что, по словам Андрея, болотники предпочитают гостей на знакомых посудинах. Но, подумала Ирина, с одной стороны, кто знает, когда я вернусь, и оставлять хозяев без лодки на неопределенное время совсем нехорошо. А с другой, в любых переговорах должно быть паритетное начало. Оружия я с собой и в самом деле не взяла. Ларькин у них. Встреча на их территории. Должна же я хоть на чем-то своем настоять. Вот пусть этим что-то и будет резиновая лодка. В конце концов, управляться с ней куда проще, чем с ершиком, с которым, кажется, только Андрей умеет находить общий язык.

Впрочем, насчет оружия она слегка лукавила. Нож у нее с собой все-таки был. Спецназовский, многофункциональный. Который можно было воспринимать вовсе и не как оружие. А как универсальный инструмент, незаменимый в экстремальных условиях. А в том, что условия экстремальные, сомневаться уже не приходилось. Да и, в конце-то концов, не пулемет же она с собой тащит. А приборов и в самом деле никаких. И никакой записывающей аппаратуры, что правда, то правда. В общем, все как положено в конторе – хоть в дипломатии, хоть в борьбе с терроризмом, хоть в чистой разведке. Мы соблюдаем все правила игры и все договоренности, но только в нашем собственном прочтении. И ищем компромиссы. Такие компромиссы, которые позволили бы не проиграть даже в откровенно проигрышной ситуации. Как говорят в английской разведке, разведчик должен быть джентльменом и играть по правилам. Но если правила не позволяют выиграть, он должен эти правила менять по ходу игры.

Она взяла с собой еды на пару дней, спички в непромокаемом пакете, маску и ласты – но без акваланга, – карту с помеченным на ней маячком, компас, веревку и еще всякую мелочь, вроде походной аптечки и репелента. И, укладывая продовольствие и спички, вспомнила Ольгин рассказ про обстоятельства первого знакомства с болотником. Дубль два. Осталось только найти себе горячего косматого мужчину. И удалиться от дел. И родить ему наследника лешачьего престола.

День выдался чудесный, солнечный, с почти безоблачным небом и с не слишком сильным теплым ветерком. Ни тебе холода, ни палящего зноя. Ирина быстро добралась до Сорочьего, потайных троп искать не стала и пошла знакомыми рукавами. Потом течение подхватило ее, и нужно было только вовремя сориентироваться, чтобы не пропустить нужный поворот. Минут двадцать она проплутала в поисках не обозначенного на карте входа во внутреннюю систему проток, пока наконец не сообразила просто-напросто выйти на берег и отследить потайную проточку, так сказать, изнутри. Зато потом все пошло как по маслу. И ближе к полудню она уже вышла к тому самому мысу с невысоким холмиком, а на холме дуб. А на дубе сундук, а в сундуке заяц…

Сундука никакого на дубе, естественно, не было. И вообще никаких следов человеческого присутствия. И у самых корней вызывающе торчали из земли два крепеньких поддубничка, а рядом пыжился их догнать только-только проклюнувшийся третий. Ирина огляделась. Лодка на берегу. Опушка леса метрах в пятнадцати – негустого, не испорченного, как обычные пойменные леса, непролазным подлеском. Видно далеко и во все стороны. На что, однако, полагаться не стоит. Дуб высокий, кряжистый, и сучья лесенкой. Если, не дай Бог, половодье, – есть где повторить Ольгин подвиг. Да, кстати, а что это там такое болтается на ветке, метрах в трех от земли. Так точно. Маячок. Ларькинский радиомаяк, искусно заплетенный в травяную плеть. Каковая, в свою очередь, накрепко привязана к дубовому суку. Странным таким узлом привязана. Сразу и не разберешься, как его вязать.

Вот он, первый привет от высоких договаривающихся сторон. И привязали не ларькинской веревкой, а своей. Прикладные искусства коренных народов мира. Значит, во-первых, Виталика они повязали именно здесь. А во-вторых, по логике вещей, и мне свидание назначили здесь же. Что ж, будем ждать.

* * *

9 июля 1999 года. Волга. 07.38.

Ждать пришлось недолго. Буквально через несколько минут в мире что-то изменилось. Все вроде бы осталось по-прежнему. Солнышко светит. Птички поют. И ветерок в дубовой кроне. И все бы хорошо, да что-то нехорошо.

Ирина огляделась. Художник спрятал в двух картинках пять отличий. Найдите их и напишите нам. Деревья как стояли, так и стоят, разве что цвет у листьев стал какой-то не такой. Светлее, что ли. И вообще цвета вселенной как будто решили слегка поэкспериментировать с оттенками. А так все… Нет, не все. Лодка на месте, и вода на месте. Но вот какая это вода. Та самая, из сна. Прозрачная насквозь. И видно до самого дна. А у самого дна – кто это там стоит? Те самые рыбы, похожие на щук. Стражи границы.

Пардон – Ирина повела плечами – я что, уснула? Она ущипнула себя за руку. Хорошо ущипнула. Аж пробрало. Теперь синяк останется, причем не на день и не на два. Но в одном можно быть уверенной – я не сплю, и при этом наряду с обычной реальностью (вон там, чуть подальше, обычная, ничем не примечательная вода, и цвет у деревьев нормальный) вижу реальность сна. Или – не сна? Или не моего собственного сна, а чью-то наведенную картинку, которую не просто так наводят, и наводят именно мне. Ведь тогда про руку с перепонками я узнала именно из такой же странной реальности. И уснула я тогда внезапно. Хотя – уснула. И было это не так уж далеко отсюда.

Так, попробуем поэкспериментировать. Ирина попыталась представить себе собственное тело. Отдельно от себя, сидящей под дубом. Получалось так себе. Как только более или менее складывалось лицо, тут же расплывалось все остальное. Стоило появиться фигуре – терялось лицо. И вдруг… Вдруг эта самая фигурка начала появляться в воздухе неподалеку словно сама собой, почти безо всякого Ириного участия. Да, похожа. Ирина Рубцова. Только немножко странная. Цвет кожи не тот. Красноватый цвет кожи. И как будто даже подсвечена эта странная красноватая кожа изнутри. И лицо тоже было другое. То же самое, но как будто немного деформированное. Нос куда длиннее, чем в оригинале. Лоб больше. Лицо – шире. И еще масса всяких мелких деталей, вроде взявшегося невесть откуда эпикантуса – монголоидной складки века у внутреннего краешка глаза. Отродясь ничего подобного у меня на лице не было, подумала Ирина. Ладно, хорошо, что хоть такая получилась. Ирина попробовала этой фигуркой подвигать. Поднять руку. Переставить ногу. Повернуть голову. Фигурка слушалась, хотя и неохотно. Было такое впечатление, что управляет ею не одна Ирина, а в паре с кем-то невидимым, который в то самое время, когда Ирине хочется развернуть фигурку вправо, собирался вертеть ее влево. Но этот кто-то старательно корректировал свои действия сообразно с действиями Ирины. И на том спасибо.

Н-да, есть от чего свихнуться. Две реальности, не полностью наложенные друг на друга, сосуществовали, перетекали, прорывались по краям целыми островами. Деревья то и дело меняли цвет. Видимая зона подводного мира становилась то шире, то уже. Ирина видела себя, настоящую, свои руки, ноги – и тут же рядом стояла виртуальная Ирина Рубцова и неловко шевелила пальцами. Ирина встала и пошла навстречу сама себе. И протянула руку. Та, вторая, не отпрянула, не попыталась уйти. Она просто стояла и смотрела. Рука повисла в воздухе, не дотянувшись до своего отражения буквально нескольких сантиметров. Ирина заставила «тень» поднять руку навстречу ее собственной руке. И прикоснуться. В момент прикосновения она ожидала чего угодно – вспышки, подобной электрическому разряду, или, наоборот, полного отсутствия каких бы то ни было ощущений. Воздух он есть воздух. А реальность сна к действительной реальности, по идее, никакого отношения не имеет. Но то, что она ощутила на самом деле, поразило ее до глубины души. Тепло. Просто тепло. Причем тепло живое, как будто вот-вот дотронешься до настоящего живого тела. Но живого тела не было. А вот тепло – тепло почему-то было.

Стражи границы подошли к самому берегу. Они были теперь совсем рядом, едва не упирались острыми мордами в песчаную отмель и все так же безупречно – совсем как в прошлый раз – держали строй. Ирина вынула из ножен нож и протянула его тени. Тень послушно подняла руку и взяла нож, то есть – отражение ножа, потому что сам нож как был, так и остался в руке у Ирины.

– Иди! – приказала Ирина вслух.

Тень стояла и смотрела. Человеческого языка она, судя по всему, не понимала. Тогда Ирина попыталась представить себе, как тень идет к воде, поднимает нож, бросается в атаку. Тень повернулась – и стражи границы тут же отошли на безопасное расстояние. Тень пошла к воде, и Ирина поразилась еще раз, потому что сквозь собственное поле виденья – берег, вода, спина тени – стало понемногу проступать поле виденья этой самой тени. Вода гораздо ближе, и уходящие все глубже и глубже рыбы. Ирина приказала тени обернуться. И увидела одновременно и обернувшуюся тень, и себя саму, глазами тени, стоящую на берегу с ножом в руках. И не только себя, но и огромное обезьяноподобное существо за своей спиной, на опушке леса, метрах в пятнадцати.

Ирина резко обернулась. Так точно. На опушке стоял йети, только какой-то странный, с более светлой, чем запомнила Ирина, кожей, и, самое главное, весь белый, как будто седой. Йети поднял руки и показал ладони Ирине. Что ж, по крайней мере этот жест можно считать общечеловеческим. Не бойся, я не вооружен. Впрочем – кто это я? Белый йети, судя по цвету окружающих его деревьев, явно относился ко второй реальности, не к первой. Ирина почувствовала, что начинает понемногу осваиваться в этой чудовищной многореальностной реальности. Она вызвала из-за собственной спины остановившуюся было в ожидании команды тень и двинула ее перед собой навстречу йети. И заставила тем же самым жестом, что и он, поднять руки ладонями вперед. А перед тем бросить на землю нож. Постояли. Потом белый йети поднял правую руку и указал куда-то в сторону, на другой край опушки. Ирина проводила его жест глазами и поняла, что не ошиблась насчет природы первого своего собеседника. Потому что там, у самой воды, стоял и щурился на яркое солнышко йети «правильный», темнобурый, если иметь в виду шерсть, и с темной, почти что черной кожей на лице, ступнях и на тыльной стороне ладоней.

Ирина, как в детстве, взяла нож за кончик и метнула его в землю. Нож ушел почти по рукоять. Йети тем же самым движением, что и его белая тень, поднял руки. Ирина приказала тени растаять. Тут же растаял и белый йети. Ирина сделала шаг вперед и протянула руку. Йети махнул рукой в сторону леса, как будто отсекая опушку от поляны, и тоже сделал шаг навстречу Ирине. Деревья полностью сменили цвет на нормальный. Реальность сна исчезла.

– Я – Ирина, – Ирина ткнула себя пальцами в грудь. – Я – Ирина. Ирина. – Она осторожно перевела руку в указующее положение и направила ее на болотника. – А ты? Кто ты? Как тебя зовут?

Йети снова поднял руки ладонями вперед. Потом поднес правую ко рту, пошевелил пальцами и резко бросил ладонь вниз, как будто отрезал.

В общем, понятно, подумала Ирина. Разговаривать он либо не умеет, либо не желает. Но…

Дальше она развить эту мысль не успела, поскольку болотник явно не договорил, и приходилось внимательно следить за каждым его жестом. Он провел рукой сверху вниз, примерно вдоль оси собственного тела, а потом сделал от этой оси несколько гребков, обеими руками, в противоположные стороны.

Так, подумала Ирина, деление напополам, это понятно. Причем принципиально важное деление напополам. Но вот – зачем?

Установив таким образом границу, йети покрутил левой рукой над головой и уронил левую руку на землю – слева же. Потом правой рукой указал себе на глаза и тут же уронил ее справа. И буквально в эту же самую секунду слева от него вырос седой йети-призрак.

Ирина кивнула. Способ общения понятен. Похоже, весь их язык строится на передаваемых телепатическим путем мыслеобразах, сочетающих как отдельные «пиктограммы», знаки-символы, обозначающие действия, или признаки, или абстрактные понятия, так и целые «живые картины», в которые можно уложить целые ситуации и сюжеты, не нуждающиеся в абстрактно-логическом комментировании. Агентом же действия как раз и является такая вот «тень». И засылка своей тени в поле виденья другого – это вроде как у нас окликнуть по имени. Что ж, ладно. Начинается работа по специальности. Будем выстраивать словарь и грамматику этого вашего языка. Ирина напряглась и принялась вызывать, в нужной зоне, свою тень. Получалось чуть лучше, чем в прошлый раз, но тоже не слишком. Но тут йети поднял руку, привлек к себе внимание и указал сперва на собственную голову, а потом на Ирину. И моментально с Ириной тенью все пошло как по маслу. Вот только у Ирины она выходила хоть и плохонькая, но по цвету кожи и по чертам лица похожая на оригинал. А стараниями йети в «зоне разговора» возникла все та же, как через кривое зеркало пропущенная краснокожая, длинноносая и монголоидная копия. Ну, что ж, смирилась Ирина. Значит, он такой меня видит. Пока не научусь управляться с этой видеокамерой сама, придется довольствоваться его версией собственной внешности. Кстати, он ведь и себя, выходит, видит совсем не так, как я. А на самом деле мы белые и пушистые. Вот он, собственно, и снежный человек.