Текст книги "Под сенью исполинов (СИ)"

Автор книги: Никита Калинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 11. Вылазка

Из медблока донеслись крики. Первым вбежал дежуривший неподалёку Роберт, и следом Роман.

Иван ошалело вращал глазами, а непослушными пальцами пытался сорвать с себя датчики и инъекторы, тянущиеся от гладкого белого реаниматора. В сторонке, на кушетке всем видом страдал Трипольский и никоим образом не пытался помочь Виктории угомонить очнувшегося безопасника.

Иван отбивался ошалело, как амурский тигр, в которого выстрелили чуть меньшей чем надо дозой транквилизатора. Отмахивался одеревенелыми руками, стонал и ногами упирался в глянцевый углепластик реаниматора, на который его пытались вновь уложить. Он зыркал на медицинский аппарат так, словно вместо безобидных игл и датчиков от него тянулись живые шевелящиеся щупальца, сплошь усеянные не присосками даже, а клыкастыми пастями.

В конце концов Роберт и Роман сдались. Иван сорвал с себя оставшуюся медицинскую машинерию, повалился набок и, громко дыша, без сил распластался по полу.

Над Иваном склонилась Виктория, но сказать ничего не успела.

– Что с Милош? – прохрипел тот. – Але… Алексей где?..

Трипольский даже бровью не повёл. Лежал на кушетке неподалёку с отсутствующим видом и в глубоком раздумье наглаживал кожу вокруг продолговатого порт-инъектора в вене.

– Всё нормально, – заверила Вика, и попутно, пока тот спокойно лежит, прощупывала пульс, проверила реакцию зрачков. – Милош в наручниках, в изоляторе. Ты в медблоке.

– Что… Что случилось со мной?

– Нас разбудил Алексей, и я почувствовала, как вмешался Ординатор...

– Враньё!

Иван попытался подняться, но не смог. Подобрал под себя ноги, посмотрел на Вику и повторил чуть мягче:

– Чушь… Он не вмешался…

– Это триполий! – возвестил вдруг с другого конца медблока Фарадей. – Тот самый галлюциногенный газ. В атмосфере Ясной его, полагаю, десятая доля процента. Челнок получил пробоину, когда приземлялся. А я её нашёл с помощью газоанализатора Брамина. Пробоина была прямо в вентиляционную систему челнока! Представляете?! Хорошо хоть небольшая.

– Че-его? – потемнел Роман. – Какой трипорий, амёба?! Ты почему сразу не сказал, сучонок?!.

Роман хотел много чего сказать, но вовремя успокоился. Самодовольный щенок не стоил даже одного-единственного вмешательства. Хотя по довольной морде ох как хотелось пройтись! Чтоб запомнил: команда важнее личных амбиций. При любых обстоятельствах!

Вскоре в медблоке остались трое: пострадавшие минувшей ночью и Виктория. Она в конце концов уложила Ивана обратно на реаниматор. Он с чего-то вбил себе в голову, что аппарат опасен. Вика еле как разубедила его – пришлось разговаривать чуть ли не как с дитём малым.

Она опять подключила систему отслеживания жизнедеятельности и приложила ко лбу Ивана тёплую худенькую ладошку. Когда в кровь ему попало успокоительное, он закрыл глаза.

А проснувшись, обнаружил себя уже наедине с сопящим соседом по медблоку. Стоило Ивану пошевелиться, очнулся и Трипольский.

– Ты как?

Иван прислушался к себе. Всё в норме, если не обращать внимания на чёртов аппарат...

– Я… Знаешь… Я хотел… Спасибо в общем. Что вытащил из коридора, – было видно, что Фарадей не привык благодарить.

– А как иначе-то?

Иван говорил искренне. С раннего детства он бросался на выручку очертя голов – своих не бросают. Этот урок он выучил на раскопках бункера под Варшавой, когда педагоги спасли остатки отряда ценой собственных жизней.

– В твоём блоке тоже пейзажики? На мнемокадрах, – спросил Трипольский.

– Да. И у тебя?

– Как будто подборка на конкурс «Кто лучше запечатлеет одно и то же место». Приз: котик. Милый, но лысый. И злопамятный. Ибо карма.

Иван ничего не понял. Разве только то, что не ему одному попался бессмысленный набор видов, который ну никак не мог занимать место в отчёте по планете. Тем более – экстренном.

– Это как в хорошем старом фильме. Старик говорит мальчику: «Это – самое важное воспоминание моей коллекции. А ещё оно – ложь».

– Хочешь сказать, отчёт сфальсифицирован?

– Не я хочу это сказать. Это здравый смысл говорит. Слышишь? Вот сейчас?..

До Ивана не сразу дошло, что Трипольский каламбурил.

– А откуда это?

– Что? – Алексей уже почти перевернулся набок, чтобы прикорнуть.

– Фраза про воспоминание. Про мальчика и учителя.

– Я не говорил, что он ему учитель, – как-то странно усмехнулся Трипольский. – Это фантастика. Фэнтези точнее.

– Не люблю фантастику, – выдохнул Иван.

– Зря. Если бы мы не фантазировали, то до сих пор колотили бы друг друга костями мамонтов.

– Ну да. А так у нас есть ракеты с ядерными боеголовками и боевые синтетики…

***

Когда всей чертовщине на челноке нашли вполне рациональное объяснение, дух экспедиции возродился. В отсеках вновь закипела деятельность, неопределённости и след простыл – каждый снова делал своё дело. И командир принял решение о первой вылазке на поверхность. На фоне остальной группы он не оживился даже – воскрес.

– Это не прогулка, Леонид Львович, – на ходу говорил он. – У вас нет навыков.

Ганич остановился, возмущённо хватая ртом воздух. Но тут же опомнился и вновь пустился в погоню. В арсенале их встретили Павлов, Буров и Нечаев.

– Виктория говорит, что не позволит Ивану выйти из медблока до завтра. Так что… идём втроём: я, Рома и Роберт, – сказал Саныч, стараясь не замечать толкущегося рядом Ганича.

– А я-то грешным делом подумал, что я – полковник запаса!

– Я бы вам советовал, – прищурился Роман, – впредь не думать грешным делом. Для этого у людей голова есть.

Ганич, казалось, забыл, как дышать.

– И перестаньте жонглировать бровями, я вас очень прошу… – напоследок не удержался Роман.

– Тимофей Тимофеевич, извини, но ты останешься, – продолжал Саныч. – Пока меня нет – ты командир.

Буров кивнул.

В арсенал вошёл Бёрд. Вид у американца был, словно это он после длительных уговоров согласился выйти на поверхность. И пробоину в обшивке челнока нашёл тоже он. Да и вообще до обеда ему разок удалось удержать Вселенную от сползания в извечную тьму. Природа самодовольства была неизвестной. Довершением к облику усталого супермена стала хорошо поставленная белозубая улыбка на восковом лице. Командир неоднозначно цыкнул и отвернулся.

Появился Бёрд очень вовремя. Ещё минут десять, и вопросы, возникшие при работе с экзотелами, вынудили бы послать за ним. Буров, несомненно, дошёл бы до всего своим умом, но для этого потребовалось бы время. А ждать уже никто не хотел.

– «Осы» разрабатывались с расчётом на послевоенное применение, – начал экскурс Бёрд, умело открывая «лица» одним нажатием. – Мы полагали, что они будут служить спасателям, водолазам до определённого предела. Астронавтам.

Космопроходцы переглянулись – чего, мол, с американца взять. Хочет человек называть бегемота плезиозавром – пусть. Бегемоту оттого вода не холоднее.

– В основу мирной эксплуатации лёг бы принцип Треста: «автономность и защищённость». Дыхание экзотело обеспечивает за счёт так называемых «линьфэньских» таблеток, или же по-простому «китайского воздуха». Тут наши инженеры не изобретали велосипед. Экзотело, или, чего уж, будем откровенными – автономный боевой комплекс «Оса» рассчитан не менее чем на девяносто суток работы.

Казалось, если выключить внезапно свет, в арсенале не особо потемнеет – светиться начнёт сам Майкл. От гордости.

– Управление осуществляется посредством нейроинтерфейса. Проще говоря: вы думаете – «Оса» делает. Отсюда недостаток: быстро затекает тело. Мышцы не работают, и это проблема, поверьте. Придётся привыкать.

Саныч поймал себя на мысли, что прямо-таки заслушался. Он никак не мог признаться себе, что восхищается Бёрдом в части его владения русским языком.

– Погоди, – грубо и запоздало вклинился Буров. – Какие девяносто суток?

Майкл оставил в покое жёлто-чёрную бронь углепластика и повернулся к остальным. На моложавом лице читалось непонимание.

– Ты сказал, что «Оса» может быть автономна девяносто суток.

– Ну да, – подтвердил Бёрд, на всякий случай расплываясь в улыбке. – Аккумуляторы…

– В топку! – Буров отчего-то резко завёлся. – Ординатор выдал справку на пятьдесят дней автономного функционирования!

Бёрд посмотрел сначала на инженера, как бы убеждаясь в серьёзности его слов, потом перевёл взгляд на Нечаева, следом – на командира. Улыбка медленно стекла с губ.

– Разве моя вина, что у вас неверная информация?

– Отчасти – да, – пожал плечами Роман. – Данные для пакта по подобному «Осам» вооружению предоставлялось ЦРУ. Или с его одобрения. Так что…

– Пусть так, – Бёрд снова посмотрел по очереди на всех, кроме Ганича. Того, казалось, вообще позабыли. – Верно то, что я говорю прямо сейчас. И только это – важно. Союз тоже не обитель святости. Давайте не будем забывать, что недоговаривают всегда обе стороны.

Недопонимание плавно истаяло. Ганич ещё некоторое время постоял, и с обречённым видом вышел.

– Единственная проблема, которую наши инженеры не решили, – продолжил тоном прерванного преподавателя Майкл, – это проблема пищеварения. Вредная привычка кушать и испражняться умрёт вместе с человечеством! Если говорить о последнем, то в критических случаях можно просто временно наплевать на… некоторые неудобства. А вот с приёмом пищи всё гораздо сложней. Для этого требуется разгерметизация как минимум.

– Понятно. Что с кодами? Или код требуется только для активации?

– Сам спросил, сам ответил, – забавно потряс головой Бёрд, неплохо изображая любимого за океаном даже после смерти комика Лакмуса. – Роман Викторович, я вас не впечатлю знанием всех кодов активации «Ос», если вы об этом. Даже если бы я и знал их, то вряд ли сказал, – добавил он абсолютно серьёзно. – Зачем вам тут, на Ясной, боевой синтетик с настроенным ещё в военных реалиях ИИ? Вот и я думаю, что незачем.

Перед выходом группа снова собралась в полном составе, за исключением двух постояльцев медблока, и Александр Александрович выслушал поочерёдные доклады о просмотре мнемокадров. Итог: они мало чем отличались. А когда Виктория высказала мысль, что они могли подвергнуться переделке или кодировке, или даже вовсе оказаться фальшивками, лицо командира посерело.

Предположение Вики поспешила опровергнуть Рената, но лишь частично. С её слов, мнемокадры так и не научились ни наслаивать, ни зашифровывать, ни ещё как-то укрывать. Как можно скрыть воспоминания, которые зачастую даже и не твои вовсе, а людей, работавших с тобой и передавших их через Ординатора? А вот вложить в отчёт неверные или неважные кадры можно.

– Есть проблема, Александр Александрович, – поднялась Вика, когда тема с мнемокадрами себя исчерпала. – Милослава так и не ела ничего. И не пила.

– Значит, ей… следует помочь, – помягче сформулировал командир. Он уже не раз пожалел, что принял решение открыть капсулу. Расщепило бы бедолагу, да дело с концом. Так бы хоть не мучилась. Но сделать он этого не мог, ведь все тогда думали, что внутри Ольга…

– Итак, – командир поднялся, следом поднялись все остальные. – Мой вам приказ: выход через час. Исполнять мои обязанности будет Тимофей Тимофеевич Буров. Будем надеяться, что нам повезёт, и мы так вот запросто натолкнёмся на следы колонистов.

***

Некоторое время спустя Буров вошёл в капсульный отсек. По словам горе-сторожей, Милош каким-то образом выбиралась из изолятора. Ещё на ходу он мысленно разложил по пунктам все возможные причины. И чем ближе он был к изолятору, тем быстрее таял список. Вскоре и вовсе остался одним-единственный пункт. Такая уверенность не имела ничего общего с легкомыслием, ведь речь шла о Бурове.

Буров – не ошибался.

У изолятора рука к руке стояли женщины, а к стенным нишам ник о чём-то усердно мыслящий Ганич. Рената держала перед собой глубокую тарелку, на дне которой несъедобно серела, отдавая жёлтым, разведённая солёной водой питательная мука. Даже повреждённая отказывалась есть это.

Буров внимательно оглядел Милош. Его взор был насквозь пронизан неприязнью, граничащей с презрением, будто в изоляторе находилась не девушка, а нечто хрюкающее, булькающее, но усердно старающееся придать себе облик человека.

– Советую сразу кормить её парентерально. Или на челноке нет таких смесей?

Вика повертела головой. Рената раскрыла было рот, но передумала. Она тоже смотрела на узницу с некоторой оторопью. У Бурову вдруг подошёл рассеянный Ганич, держа магнитные наручники. Умоляющий взгляд был очень красноречив.

– Нет, – прогудел Буров. – Я к ней не прикоснусь.

К просящему взгляду теолога тут же присоединились ещё два. Только у этих хоть как-то получалось потревожить стену, выстроенную как раз для этих целей – не пускать никого внутрь. Тимофей был глубоко убеждён, что эмпатия сгубила больше жизней, чем алкоголь и сигареты.

– Я надену на неё наручники, – произнёс Ганич. – Она мне как бы… доверяет. Нужно только подержать её…

Буров замялся. И, видимо, руководствуясь поговоркой про ковку и железо, Ганич лихо открыл изолятор. Войдя, он и в самом деле спокойно обошёл девушку, завёл ей руки за спину, и активировал наручники.

– Просто… она сильно брыкается… – оправдывалась Виктория.

Вошёл и Буров, грубо отодвинул Ганича и взял Милош за плечи. Соотношение толщины рук девушки и хвата кистей инженера оказалось таким, что средним пальцем он коснулся большого.

Рината и Вика, одна держа пищу, другая разжимая рот, принялись её кормить. Милослава хрипела, булькала и не думала глотать кашицу, та самотёком скатывалась в горло. Спустя дюжину ложек, когда казалось, что опасения были напрасны, Милош вдруг поперхнулась и её вырвало. Бурова вся эта процедура начинала раздражать.

Милош дали воды, но она и не думала пить – жидкость тут же оказалась на полу. Как и последующие ложки с пищей. Вскоре Милослава начала дёргаться, достаточно ощутимо даже для Бурова, да ещё и громко мычать, пуская слюну.

Терпение Истукана оглушительно взорвалось. Он с силой швырнул повреждённую вглубь изолятора, за себя, вытолкал сердобольных кормильцев и молча принялся осматривать панель управления переборкой изолятора, занимая собой весь проём. Они что-то говорили, он не слышал. Только когда убедился в исправности панели, обратил на них внимание.

– Как же так! Нужно же хотя бы наручники снять! – охал Ганич.

Буров посторонился и сложил руки на груди. Леонид Львович юркнул в изолятор и тут же вышел с наручниками.

– Переборку, – напомнил великан, и тот, кивнув, нажал на панели управления соответствующий сектор. Прозрачный шлюз негромко щёлкнул, закрываясь.

Никто и не заметил, как в отсеке появился Бёрд. Видимо, шёл на помощь дамам и богослову, но не успел и теперь видимо расстраивался. Эдакий паладин её величества.

– Неудачно? – зачем-то спросил он очевидную вещь.

Ответить ему не успели. Удар в переборку изолятора был настолько сильным, что вздрогнули все. Будто кто-то нечеловеческой силы швырнул бедолагу Милош в прозрачную преграду.

Повреждённая смотрела на них не так, как минуту назад. Вполне осмысленный взгляд перетекал с одного на другого, пока не дошёл до Майкла.

– Пришла в себя? – робко предположил Ганич.

Ответ ему дала сама узница. Она вдруг изобразила нечто, напоминающее лицевую гимнастику: она часто опускала нижнюю челюсть насколько это возможно, одновременно шевелила губами, бровями, ушами – словом всем, что вообще могло шевелиться на лице. И продолжала смотреть на Бёрда. Неотрывно.

Майкл вздрогнул и вытянулся, как по команде смирно. Казалось, он впал в транс: рот широко раскрыт, голова слегка набок, взгляд чуть исподлобья тускл. Гладкая кожа лица сделалась и вовсе похожей на пластмассу…

– Майкл?.. – коснулась его плеча Вика, но он не отреагировал.

Милош подняла руку. Оторвала взгляд от американца и уставилась на собственную ладонь, точно видела её впервые. Не заметить в глазах удивление, перемешанное с брезгливостью, было сложно. Секунды три девушка шевелила пальцами, потом поднесла к ладони другую руку, и с её помощью соединила указательный палец со средним, а мизинец с безымянным. Получившуюся мнимо трёхпалую ладонь она немедленно приложила к поверхности перегородки.

Всё это время лицо её находилось во власти безумного театра гримас. Но стоило Милош подобным образом сложить пальцы, как вдруг всё прекратилось. Напоследок она будто бы что-то сказала одними губами. Очень похожее на английское «save her».

И внезапно закатила глаза, без сознания рухнув на пол.

Бёрд, точно его держали до этого за горло, сорвался с места и выскочил в коридор. За ним последовала Виктория, а остальные ошарашенно уставились на мирно посапывающую повреждённую.

– Знаете, что самое интересное во всей этой ситуации? – таинственно улыбаясь, сверху вниз спросил Буров. Рената и Ганич, ещё не отошедшие от увиденного, с вниманием вслушавшихся в историю детей посмотрели на него. – А то, что технических неисправностей переборки изолятора нет.

– То есть, – Ганич сглотнул, – она каким-то образом…

– Её кто-то выпускал. Дважды, – Буров поставил точку, точно обрубил клинком логики потянувшиеся было щупальца мракобесия. И зашагал в арсенал. Ему было глубоко плевать на всё произошедшее. Впереди его ждала работа с «Осами».

Выяснилось, что Бёрд-то был не лыком шит. Или Виктория была лучшим в мире психологом. За миг до бегства американец выглядел более чем паршиво. Казалось, ещё чуть-чуть, и он сам рухнет в обморок – настолько сильное впечатление на него произвело безобидное гримасничанье повреждённой. Впрочем, остальные тоже отчего-то впечатлялись. Им, видимо, впервые приходилось наблюдать слившихся. Имена повреждённых ведь тоже вписывались в основание постамента «Слившиеся с космосом», что в стольном Новосибирске.

В арсенал Бёрд пришёл спустя не более получаса после бегства из капсульного. И сразу принялся помогать и советовать – дельно – Бурову в части настройки экзотел, внутри которых уже елозили, осматриваясь и устраиваясь, космопроходцы.

Саныч выглядывал на Бурова с видом человека, которого опустили в чан с чем-то весьма, весьма неприятным. Но своё мнение он держал при себе. Кого интересовало, что он не единожды стрелял в такую вот, только защитного цвета, броню, всем сердцем надеясь, что вместе с безжизненным углепластиком пулемётный калибр прошьёт ещё и чью-то тело?

Роман усердно делал вид, что происходящее его нисколько не трогает. Будто ему и раньше чуть ли не каждое утро приходилось влезать в настоящий шедевр инженерной мысли, чем, безусловно, являлась «Оса».

Роберт же с неподдельным интересом слушал пояснения Бёрда, разглядывал всё, что позволяла разглядеть его большая голова, уже зафиксированная пневмодержателями системы стабилизации. Особенно ему понравилась фраза Майкла: «много не думай». Но смеяться он перестал, когда стало ясно, что это не шутка.

– Экзотело оснащено нейрофильтрами. Но некоторые мозговые импульсы оно вполне может расценить как направленные ему и выполнить. Так что аккуратнее.

Буров то и дело косился на американца. Так быстро прийти в норму, не имея в голове Ординатора… То словно были два разных человека – там, около изолятора, и тут, рядом с двуцветной бронёй «Ос».

Напоследок Буров и Бёрд занесли обратно в арсенал три продолговатых ящика с крупнокалиберными полуавтоматическими винтовками, что на время перекочевали в пустующий склад. Человек с таким оружием выглядел лилипутом с пулемётом «печенег». Даже палец на спусковом крючке терялся!

Тяжёлые шаги тех самых, пятьдесят второго размера ног, заполнили коридор, ведущий к внешнему шлюзу, где командир провернул злосчастный вентиль-затвор. Если Роман окажется прав, и на втором шлюзе снаружи найдётся панель управления, то самым простым объяснением станет не вполне понятная шутка конструкторов, зачем-то заперевших механизм изнутри. Ещё вернее – американцев. О “человеке” Макленнора думать не очень-то хотелось.

Первая переборка тяжело отъехала в сторону. За ней был промежуточный отсек для стабилизации атмосферы, и «Осы» вошли в него. Буров получил импульс от командира, который можно было понять как: «ожидайте».

Когда внешний шлюз опять встал на своё место, американец хотел было что-то сказать, как это принято у них за океаном, но Истукан развернулся и пошёл обратно в генераторную. Вентиль-затвор Бёрд может и в одиночку провернуть в положение “закрыто”.

Войдя в свою обитель, Буров первым делом направился к радиостанции, сел, и принялся отлавливать скользившие по частотам сигналы. Отчего-то теперь это оказалось сложней. Высоцкий никак не хотел петь для него, то и дело ускользая под пелену белого шума. Но спустя минут десять упорной борьбы, Буров добился-таки своего. И пожалел даже, что под ним табурет, а не кресло или хотя бы стул – очень хотелось откинуться, забросить руки за голову и просто слушать поэта своих дедов.

И он слушал. Время утратило ход, Буров не запомнил, сколько песен пропел умерший бард.

Неожиданно переборка в генераторную открылась. Истукан медленно поднялся навстречу вошедшей в отсек «Осе». Одной-единственной.

Буров не тешил себя лишними мыслями. И окликать того, кто мог быть внутри, даже не думал. Он отлично видел повреждения и сколы на выцветшей под открытым небом краске, безошибочно отметил отсутствие одного пальца на левой руке.

Эта «Оса» никогда не была в арсенале их челнока.