Текст книги "Под сенью исполинов (СИ)"

Автор книги: Никита Калинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 8. Воспоминание

Александр Александрович смотрел на Милославу туманным, несфокусированным взглядом. Девушка стояла спиной, понуро опустив плечи, точно школьник, которому в самый интересный момент сериала напомнили про несделанное домашнее задание. Лица её он не видел. Да и не хотел видеть. Нынешний облик некогда Старстрим не на что, кроме мрачных дум, натолкнуть не мог.

Это даже хорошо, что «прыжок» Антонова так устроен: приехал, окружили лаборанты, суматоха, что-то подписал, лёг в пустую капсулу, залили раствором. Ни тебе долгих привыканий в тестовых условиях, ни личных знакомств с группой, если вдруг кого-то, а такое после войны случалось нередко, видишь впервые. Меньше потом терзаний, если чья-то личность оказалась и не его вовсе...

Интересно, что у неё сейчас в голове?

Точно расслышав мысли Александра Александровича, Милош начала неспешно поворачиваться. Он ожидал увидеть бледность, болезненность лица. Обнаружить в глазах девушки боль и страдание. И не потому, что это ему хотелось этого, нет. Просто по-другому они и не выглядели, эти несчастные. За карьеру Александр Александрович трижды видел повреждённых.

Но она его удивила. Милош поворачивалась медленно, невесомо переступая босыми ножками с носка на пятку, как дитя, крадущееся под рождественскую ёлку гораздо раньше положенного срока. Залитое красками жизни лицо выражало кипучую смесь интереса и восторга, Милослава оглядывала однотонно светлые, мягкие стены изолятора так, словно в жизни не видела ничего более прекрасного. Ярко-голубые глаза светились, руки были приподняты, а голова чуть наклонена, как в спектакле про Белоснежку, когда она, спев, вслушивалась в отзвуки природы. Тонкие пальцы Милош то и дело подёргивались, будто под ними витали сотканные из невидимых волн клавиши несуществующего клавесина.

– Хорошо, если так и будет кружиться.

Командир загодя услышал приближение Бурова, но поворачиваться не стал. Он хотел ещё понаблюдать за тем, как вполне конкретный человек испытывает вполне конкретное счастье.

– Я ждал тебя раньше, Тимофей, – всё ещё не поворачиваясь, но уже упустив эфемерное очарование, Саныч продолжал смотреть на Милош.

– Я исправил несколько спиралей. Не могу начинать серьёзное дело, если есть какая-то мелочь.

– Что думаешь про все эти тени?

– Я не встречал, чтобы галлюцинации имели локационную привязку. Но я и не врач.

– Хм… Почему именно тени детей? Или ребёнка… Не думаю, что это галлюцинации.

– Я вообще об этом не думаю.

Буров удалился вглубь отсека, а Александр Александрович так и не повернулся. Казалось, если он сейчас оторвёт взгляд от Милославы, то после увидит лишь страдание и животные инстинкты, что тонкий восторг девушки всего лишь игра его воображения.

Отчего-то вдруг пересохло в горле. Командир прокашлялся и...

Мираж исчез. Нет, девушка ничуть не изменилась. Как кружилась она неспешно, так и продолжала кружиться. Но взгляд Саныча вдруг почерствел, сделался более предметен и материален. Как будто ему только что сказали: всё это ложь, и указали место, откуда мистификацией управлял ловкий фокусник-режиссёр.

Он вдруг обратил внимание, что Милош не притронулась к еде, а воду так и вовсе неловко сбила ногой, разлив по полу. Что размягчённые ногти на руках слегка кровоточили – видимо, она пыталась ими что-то делать. Что приоткрытые губы пересохли, как если бы она дышала только ртом. Что…

Саныч отвернулся.

Буров препарировал одну из капсул. Через минуту в коридоре послышались шаги, и в проёме показался большеголовый Роберт Павлов.

– Товарищ майор… – начал было тот, но командир жестом остановил якута.

– Сегодня моя смена. Иди, начинай работать. Готовься к разведке. Рано или поздно нам выходить наружу.

Буров выглянул на Саныча, будто тот сказал, что коммунизм всё равно будет построен. Роберт кивнул и был таков.

– Эта, – Истукан распрямился и указал отвёрткой-трансформером на одну из капсул, – выведена из строя.

– Ты уже говорил…

– Я говорил, что она неисправна, что сломан маяк. Теперь говорю: выведена из строя. Локальное механическое повреждение системы основного охлаждения квантового маяка.

– Локальное? – с нехорошим предчувствием командир поднялся и поравнялся с Буровым.

Маяк опоясывала тройная полиметаллическая трубка, свитая замкнутой спиралью, внутри которой по идее циркулировал сжиженный гелий. И в одном месте трубка была очевидно дырявой. Односторонняя термоизоляция была оторвана, а сам проводник охладителя расплющен будто бы гидравлическими плоскогубцами или чем-то схожим по площади давления. Гелий, понятное дело, давным-давно улетучился.

– Что мы имеем, – недобро подытожил Буров. – Кто-то раздавил трубку системы охлаждения квантового маяка.

– Н-да… – Александр Александрович почесал подбородок. – Так повредиться при посадке маяк не мог…

– Не мог. И я о том же. Его кто-то повредил. Причём достаточно странным образом.

– Поясни.

– Для чего нужно выводить из строя маяк? – спросил Буров и тут же ответил: – Для того, чтобы некто – возможно вполне конкретный некто – не попал на Ясную, а остался на Земле. Но! Информация, кто именно пробудится в этой вот, – он рукой указал на раскрытый корпус приёмника, – капсуле, недоступна. Факт. А значит – цель не в этом.

– Погоди, – командир поднял ладонь. – Поправь меня, если что. Поломка случилась давно. Не один год назад. Это видно даже неспециалисту.

– Так точно, – немного натянуто подтвердил Буров. – Цель была иной. Познание.

Александр Александрович немо уставился на инженера, но у того ни единый мускул не дрогнул на лице. Он был предельно серьёзен. Как и всегда.

– Как мальчуган давит пойманного ужа, чтобы посмотреть, что у того внутри, так и тут – трубку охладителя раздавили, чтобы увидеть содержимое.

Любой другой счёл бы Бурова безумцем. Но не Александр Александрович. Приводя командиру доводы, Истукан знал, что может говорить напрямую, без виляний впотьмах условностей. Они оба понимали, что здравость смысла определяется исключительно понятием о привычном.

– Синтетик? Разве синтетик способен к познанию? К когнитивности?

– Нет, – отрезал Буров. – Не способен. И, повторяю в последний раз, командир: «Осы» неактивны. И не были активны никогда. Для этого требуется код доступа. К каждому отдельному экземпляру уникальный код.

Уверенность Бурова ощущалась чуть ли не осязаемой субстанцией – с таким знанием дела он говорил. Саныч почувствовал холодок, поднимающийся вверх по телу. Истукан же целиком и полностью оправдывал своё прозвище.

– С другой стороны, – с трудом выдавил Буров. – Я сам нашёл следы пребывания на челноке именно синтетика…

Минуты две космопроходцы молчали.

– Моё тебе мнение, – додумал командир, подходя к другой капсуле. – Этот синтетик не с нашего челнока. Это бы объяснило почему он заряжался не в порту. Если в самом деле «Герольд» украли, то таких челноков на Ясной…

– Минимум четыре, – согласился Буров. – Минимум. Но я склоняюсь к цифре шесть. Синтетик мог приходить сюда на подпитку, если генератор его челнока не был запущен импульсом ЭВМ…

– Постой, постой… Я запутался, Тимофей Тимофеевич. Мы же только что с тобой определили – это, – командир подошёл обратно к раскрытому корпусу квантового приёмника и ткнул пальцем в передавленную биметаллическую змею, – не мог быть синтетик. Так? Или я что-то упустил?

– Так. Ничего ты не упустил, – глядя командиру прямо в глаза, подтвердил инженер, чем только всё усугубил.

– Слушай, прекращай со мной играть, Тимофей, – раздражённо посоветовал Саныч. – Или выкладывай всё за раз, или давай сворачивать этот разговор.

– Имею два варианта. Оба кажутся мне настолько неправдоподобными, что я даже не определюсь – какой из них более неправдоподобный. Первый: на планете есть форма жизни, не обязательно разумная, но обязательно имеющая форму стоп как у человека, причём пятьдесят пятого размера. И она питается электрической энергией. Либо же ей просто нравится, как выглядит протонный генератор. Второй вариант: «человек Макленнора» всё-таки существует. То есть какая-то из «Ос» на каком-то из челноков украденного Альянсом «Герольда» имеет интеллект, не уступающий – как минимум – человеческому, и обладает понятием о том, что она, «Оса», жива. Так в байках вирт-изданий преподносили пресловутого «человека Макленнора». Выбирай, командир. Я умываю руки.

В раздумье Саныч ушёл к стене, поделённой на правильные прямоугольники закрытых ниш, и остановился около сейфа с оружием.

– Странно… Предположим, что Альянс и вправду развернул целую войсковую операцию ради захвата космического грузовика. Зачем тогда тут это? – командир похлопал по протоволновым излучателям Мехди, тем самым «валенкам». – Ведь они даже сейчас остаются перспективным оружием! Да хрен с ними, с излучателями! Верно ведь подметила Рената – почему господины в принципе корабль не распотрошили? А, Тимофей Тимофеевич? Они ж столько людей под Циолковским оставили! Ради чего? Чтоб запулить прототип межпланетного грузовика с двигателем искривления на какую-то планету?! За сто одиннадцать световых лет от Земли?

– Это, командир, не ко мне, – на тон ниже квантовых приёмников прогудел Буров, – И едва ли Ясную можно назвать “какой-то” планетой, – и пошёл прочь.

– Полоскание мозгов, а не экспедиция… – оставшись в одиночестве, если за компанию не считать Милош, процедил Александр Александрович. – Придётся, видимо, чаю попить…

У Саныча, как и всякого человека, имелся секрет. Нет, не его игромания. Но секрет напрямую проистекал из страсти к Реконструктору, всемирно известному серверу виртуальной реальности, созданному башковитыми ребятами белорусского «Варгейминга».

Он по-особому вёл диалог с Ординатором. Весьма. Не постоянно, но всякий раз, когда на то выдавалась возможность. Длительное увлечение Реконструктором, конкретно дисциплиной «творец», позволило Александру Александровичу развить отличное воображение. Этим он и пользовался.

Командир закрыл глаза. Миг, и он уже ощущал себя сидящим на кухне, верхом на трёхногой неустойчивой табуретке, не понять вообще каким образом сделанной из тонюсенького крашенного металла. Рядом стояли неизменные: белый стол, дёшево стилизованный под мрамор, то и дело грохочущий при выключении холодильник, газовая плита с синим обшарпанным чайником, и старый, обклеенный декоративной плёнкой, гарнитур. На полу терпеливо дожидалась своего часа миска Бэтмена – кота, которого Саныч так и не мог сюда додумать, то ли из-за лени, а то ли потому, что кот тот в реальности жил гораздо позже и никогда не видел этой кухни. Что, впрочем, не мешало миске оставаться исправно полной.

Он тоже был тут. Стоя спиной, наливал кипяток из синего чайника в покрытый пятнами заварник. Он – это Вандал. Точнее, его мнемокопия.

Чай – «чёрный и крутой как чёрт» – встал на стол перед Санычем. Вандал сел. Когда-то очень давно, ещё в самые первые разы, Саныч старался избегать прямого взгляда на него. Странно даже – сотворить устойчивую мнемосцену для периодических «встреч» с давно умершим другом, и притом не глядеть тому в лицо. Объяснялось всё просто: мимика это единственное, что совсем не поддавалось Санычу, как скульптору. Как ни старался он, а лицо неизменно оставалось безжизненной гипсовой маской, не выражавшей никаких эмоций. Абсолютно. И даже когда Вандал говорил, двигались разве что тонкие губы, а выглядело это даже жутче, чем иные сетевые страшилки.

Мнемосцена наполнялась только зрительными и слуховыми эффектами. Ни вкуса, ни запаха, ни тактильных ощущений она не передавала. Реконструктор – там да. Там всё это присутствовало, да ещё как! Недаром за первые пять лет существования он проглотил всех не зарубежных конкурентов без остатка.

Какие то были пять лет – Александр Александрович прекрасно помнил. Он относился не просто к первым игрокам в Реконструктор, он был бета-тестером, но никому из клуба ни разу не похвастался. Поначалу, следуя уже накатанным путём, ребята из «Варгейминг» склонили Реконструктор к военной тематике: Пунические, Тридцатилетняя, Реконкиста, Первая и Вторая Мировые – да все войны не перечислишь! Когда же Александр Александрович вновь приехал в свой старый клуб в остывающем сорок девятом, где уже тогда ни шатко ни валко шли восстановительные работы, никто и не помышлял больше о «романтике» войны.

Вандал сидел и молчал. Взгляд устремлялся в Саныча, но сказать, что он смотрел на него язык бы не повернулся. Как нельзя сказать, что манекен в супермаркете, пусть и с хорошо прорисованными глазами, на кого-то именно смотрит. Вандал и был манекеном, только вдобавок ко всему ещё шевелился, говорил, и выглядел как старый друг.

– Доступ к информации: майор межпланетной службы, Подопригора Александр Александрович, командир экспедиции за номером тридцать три, – самовольно заговорил Ординатор, разлепив тонкие губы Вандала.

– Дай мне ретроспективу визуальных образов из отчёта по Ясной за две тысячи тридцать девятый год.

– Ретроспективы готовы. Общее количество – одна тысяча триста сорок восемь мнемокадров.

– Основные маркеры?

– Отсутствуют.

Саныч нахмурился. Маркеры были всегда. Они могли не соответствовать помеченному мнемокадру, могли быть откровенно идиотскими – всякое случалось. Но чтоб вовсе ничего не было отмечено…

Он встал и подошёл к окну. Там его ждал красочный мир, поражающий одновременно узнаваемостью и чуждостью – ретроспектива. Саныч видел джунгли, в которых деревья срослись кронами, подставляя под лучи местного светила почти сплошную бугристую поверхность из крупных синевато-зелёных мягких иголок. Слепяще-белый песок уходил в неподвижные океанские волны, а изумрудное небо, ближе к светилу почти кислотное, не имело ни единого облака или тучи.

На первый взгляд, Ясная очень походила на Цереру-3. И Хиц-2…

И всё бы ничего, да только без маркеров на внимательное изучение мнемокадров в одиночку потребуется не меньше четырёх суток. Следовало разбить их на равные по количеству части и дать группе на просмотр. Девять человек – не один.

Прежде чем отойти от окна, Саныч перелистнул кадр. Затем ещё один. И ещё. Удивился: приторно-чужеродные пейзажи, ничего более. Тогда он выбрал кадр из середины, за номером семьсот один. И к ещё большему удивлению никаких кардинальных перемен не нашёл.

– Назови мне причину преждевременного отчёта по Ясной.

– Контакт второй категории. Запрос подкрепления: военных и учёных специалистов, – не поворачиваясь ответил Вандал-Ординатор.

«Контакт второй категории» – такой сигнал уже приходил пару-тройку раз с исследуемых планет. С Цереры-3 и, как ни странно, с Анубиса. Но во время тщательной проверки вторую категорию неизменно переписывали на третью, а то и вообще снимали. Доходило даже до лишения должностей слишком рьяных искателей инопланетных разумов.

Когда-то обнаружение следов, впервые попавших под определение «контакт», привело к необычайному всплеску людского интереса и энтузиазма учёных. И факт, что случилось это не где-то, а именно на старом-добром Марсе, только добавил жару в огонь. Ещё бы, ведь на каменистой поверхности Красной планеты обнаружились те самые «круги на полях», а именно четыре правильные сферы с рисунками внутри – одна в центре и три по сторонам, чьи соединительные линии образовывали треугольник. И не где-то, а на знаменитой горе Марса – на Олимпе! В своё время обнаружившего такие круги у себя на поле британского фермера обвинили в подлоге… Жаль, извиниться не успели – он скончался.

Деление на категории предложили тогда же. Предполагалось, что найденные отметины, хоть и выглядели очевидно рукотворными, но всё же могли иметь иную природу. Оттого их причислили к третьей категории контакта. СМИ, кстати, не изменяя себе, в скором времени дали предполагаемым авторам геометрически идеальных отметин на марсианском камне прозвище, попутно не преминув окутать их тайной намедни выдуманной фабулы. Их назвали «соискателями». Якобы, они «тоже» что-то искали на других планетах. После Марса аналогичные следы «соискателей» обнаруживались практически на всех планетах, на орбиту которых выходил «Герольд». Совершенно точно они присутствовали на тех, куда люди всё-таки «прыгали»..

Александр Александрович снова сел на неустойчивый табурет.

– Контакт был зафиксирован в отчёте? Кроме мнемокадров?

– Устав, параграф сорок три, пункт сто, подпункт три: «в условиях военных действий…».

– Стой, – Саныч отмахнулся от долгого цитирования Устава. И так было ясно, что Ординатор хотел донести. На кадрах не было прямого подтверждения второй категории контакта. Земля тогда тонула в яростном рёве войны, и всюду были шпионы.

Он не сдержался и опять кашлянул – горло першило. Мнемосцена слегка покорёжилась, но быстро вернулась в нормальное состояние.

Саныч не мог отделаться от мысли, что постоянно что-то упускает. Передавленная трубка охладителя, закрытая изнутри внешняя переборка, притом закрытая механическим затвором, на который вообще никак нельзя воздействовать снаружи, бродящие по мрачным коридорам детские тени, железобетонная уверенность Бурова относительно «Ос» в арсенале, Ольга, в конец концов…

Н-да… С Олей вообще что-то из ряда вон выходящее. Оставалось надеяться, что всё хорошо.

Александр Александрович смотрел на манекен с чувством, что никак не может сформулировать саму цель начатого с Ординатором разговора. Он ощущал неуловимую рассеяность, от которой становилось немного страшно. Что его интересовало? Отчего господины послали захваченный космолёт сюда, а не раскрутили его по винтикам? На этот вопрос он точно не получит тут ответа. Кто трубку злосчастную передавил? И этого не узнать. Чего ему тут надо?

Вдруг захотелось встать и открыть дверь, что белела за спиной. За ней не могло быть ничего, только пустота. Но нестерпимо хотелось, чтобы там была квартира. Та самая двушка недалеко от центра Киева, из окон спальни которой виднелся чёрно-золотой архистратиг. Где-то там, на низком журнальном столике без одного колёсика, кипой лежали рукописи. Поначалу желая просто прочувствовать некий антураж, а после и влюбившись в это дело, они с Вандалом писали черновики исключительно от руки. Потом – да, уже начисто на компьютер или ноутбук. Саныч усмехнулся, вспомнив ноутбук Вандала, этого видавшего виды живчика, стойко жужжащего кулером вопреки и назло всему.

– В каком году возобновили программу «прыжков»? – быстро спросил Александр Александрович, едва наткнувшись на мысль.

Вандал, не медля ни секунды, выдал:

– В две тысячи пятидесятом.

– Сколько колоний оказалось отрезано войной от сообщения с Землёй?

– Шесть.

– Сколько на данный момент восстановлено путей сообщения? – Саныч знал ответ на этот вопрос.

– Пять.

– Озвучь присвоенный экспедиции на Ясную приоритет.

– Особо важный, – машинно отвечал Вандал.

– Причина, по которой «особо важная» экспедиция оказалась последней в очереди на восстановление коммуникаций?

– Отсутствие пригодных к процессу «прыжка» Антонова сигналов квантовых маяков на планете Ясная.

Саныч снова задумался. Над мыслями властвовал сумбур, собрать всё в единую цепочку никак не удавалось. Шаг за шагом затрагивая нужные факты и дёргая за правильные ниточки ассоциаций, Александр Александрович вскоре понял, что нащупал терзавший его всё это время вопрос.

А как Альянс вообще узнал о существовании Ясной? О её точных координатах? Ведь не наугад же они запустили «Герольд»...

– Майор Михайлов Матвей Петрович, – вдруг проговорил Вандал.

Александр Александрович уставился на куклу. Он же не задавал ему этот вопрос?..

– Носитель единственного отчёта, вернувшийся с Ясной в тридцать девятом году, – быстро, что было совсем не свойственно Ординатору, заговорил Вандал, – являлся двойным агентом, и работал на разведку Альянса. Отчёт был слит ЦРУ, война началась в том числе из-за информации, принесённой в себе Михайловым отсюда, с Ясной.

– В смысле – отсюда?.. Ординатор?..

Рассеянный взгляд мёртвого друга всё так же был направлен на Саныча, а бледное лицо оставалось застывшим гипсом.

– Ординатор, – не сразу откликнулся тот. И разница в голосе ощущалась слишком очевидно.

Александр Александрович хотел было запросить повтор всего, что тот сказал про майора Михайлова, но вдруг услышал за спиной какие-то звуки. Холодея, он успел только обернуться, как в белую дверь, за которой не должно бы быть ничего, вдруг постучали…

Глава 9. Эфир

Переборка шумно закрылась, оставив в лабораторном отсеке Трипольского и Ренату наедине. Лёгкое недоумение и немой вопрос – вот что читалось на лицах обоих. Только что здесь побывал командир. Хмурый и нелюдимый, он молча разыскал понадобившуюся ему вещь и сразу вышел, не произнеся ни слова.

– Что это с ним?

Трипольский глянул на переборку раз, ещё один – воровато так, исподтишка. Пожал острыми плечами и хихикнул тихо:

– Съел чего-то…

Рената сделала вид, будто не слышит, и продолжила срывать пломбы, открывать магнитные ящики и внимательно осматривать содержимое. Когда в одном из стенных шкафов нашлись лабораторные халаты, каждый в индивидуальной вакуумной упаковке, Трипольский чуть не взвизгнул от восторга.

– Как говорил мой декан: «Карандаша в подкладке нет – ты не поэт!», – он нетерпеливо порвал упаковку, бросив её тут же, под ноги, и вдохновенно накинул на плечи белоснежный халат.

Рената молча подобрала раскромсанный полиэтилен и определила его в мусоросборник.

Вскоре в лаборатории появился Нечаев. Судя по всему, он шёл с чем-то важным, но, завидев Трипольского в лабораторном халате, подавился смехом:

– Ну точно – Фарадей!

Не удержалась и Рената. Трипольский сделал вид, что его целиком поглотила регулировка выключенного рентгеновского микроскопа. Он осматривал громоздкую установку со всех сторон, будто видел впервые. Но его выдавали красные уши.

– Пора, Ренат, – слегка виновато сказал Роман.

Рената отложила намеченные дела и пошла за ним. Что ж поделать, знала же, на что шла. Понимала, что, возможно, придётся нелегко. Но вот чтоб так, первая экспедиция в качестве психосервера, и сразу всё в одиночку...

Полтора года назад Рената вернулась с обледенелой Хиц-3. Ей вспомнилась планета вечных вьюг потому, что там она первый и единственный раз присутствовала во время выхода в эфир.

Колония на Хиц-3 насчитывала девятнадцать человек. Что можно было изучать на планете, сплошь укутанной снегом, лично для неё так и осталось за гранью понимания. Радио тогда оказалось беспомощно. Попытки выйти на связь с колонистами повторяли несколько дней, но без толку. Стало ясно, что без психосерверов не обойтись. И Жанна с Айгюль сработали на отлично.

Никто достоверно не мог ответить на вопрос: что такое Ординатор? Даже психосерверы. Хотя казалось бы – уж кто больше их может знать о нём! Но в тайну природы Ординатора не посвящались даже старшие чины соответствующего факультета НИМИ. Во всяком случае, они своих учениц в том клятвенно заверяли.

Зато основные принципы его деятельности были простыми. Психосерверы являлись, по сути, аналогами вышек сотовой связи в былом, утонувшем в крови и огне, мире. Но с небольшой поправкой. На одну носительницу Ординатора должно приходиться не более тридцати-пятидесяти человек, притом вполне конкретных, «настроенных» именно на неё. Во время войны эта особенность вылилась в то, что женщина в прицеле снайперской винтовки со временем перестала вызывать у солдат Альянса чувство отвращения к самим себе.

Ординатор не был единым. Хранимые им данные у одного психосервера были одними, а у другого – другими. И для обмена информацией психосерверам нужно было «нащупывать» друг друга на расстоянии. Это невозможно, если психосервер, например, находилась без сознания. Тогда замкнутые на ней люди не могли посылать друг другу импульсы, а также теряли доступ к части информации. Хоть «успокоительная» функция Ординатора и оставалась.

Утраченные контакты с колониями восстанавливались по такому же принципу. При должном усердии обнаружить ещё одну ячейку Ординатора можно было практически на любом удалении, были случаи, когда один психосервер находил другого за десять тысяч километров. Но это, правда, касалось исключительно обнаружения. Для обмена данными, как и диалога, требовались значительно меньшие дистанции.

Возле окольцованного двойным контуром протонного генератора туда-сюда ходил Буров. Ему требовалось каких-то три шага, чтобы оказаться в противоположном конце отсека, и он напомнил Ренате дошкольного тренера по футболу в миниатюрных воротах.

– Рано, – гигант даже не удосужился повернуться к ним.

Роман и Рената, как те самые дошкольники, толкаясь плечами и пятясь, вывалились обратно в коридор. Переборка закрылась перед самым носом и они рассмеялись в голос.

– Мы с Олей списывались в Циолковском, – хитро сощурилась Рената. – Корстнев не всё может проконтролировать.

– Да? Какую тайну она поведала тебе на этот раз?

– Что вы решили пожениться.

– Решили? Так сказала? – наигранно выпучил глаза Роман. – Поговорили, вроде бы, раз. Ну, пять. Квартиру сняли. Тёщеньке с тестюшкой намёк некоторый сделали. Но чтоб решить…

– Не кривляйся, Ром.

– Есть не кривляться!

Роман то и дело поглядывал на вентиль-затвор внешнего шлюза в конце коридора.

И мучительно старался не думать об Ольге. В какой-то момент это сделалось настоящей пыткой. Всё остроумие и самоирония куда-то улетучивались, он оставался наедине с непреодолимой одеревенелостью. Роман вдруг понял, что перестать думать о ней тоже самое, что – надо же какая пошлость! – перестать дышать.

Именно поэтому он и паясничал. Рената, хоть и не сразу, поняла это и плавно свернула с больной темы. Она и сама нередко гнала от себя нехорошие подозрения. Очень нехорошие.

– Где командир? – бас из генераторной, казалось, заполнил коридор даже раньше, чем переборка успела открыться даже наполовину.

– Идёт, – откликнулся Саныч, приближаясь быстрым шагом. – Давайте начинать. Чем скорее – тем лучше.

В генераторной было жарко, и войдя, Рената тут же зашлась сухим кашлем. Буров глянул на неё, как на вскрикнувшую от «неожиданности» барышню, чей солнечный зонтик, стоило ей подняться на нос корабля, унесло гуляющим в открытом море ветром.

– Ты как? – склонился над ней Роман.

– Всё нормально. Что-то просто… сухо как-то в горле.

Пол и стены в генераторной гудели. Казалось, вибрировал даже колючий воздух. И в таких условиях предстояло выходить в радиоэфир. Более идиотского размещения радиоаппаратуры на челноке вряд ли удалось бы выдумать. Лично для Ренаты, спорных моментов в Уставе о космоходстве было не так уж много. Но вот этот – точно.

Буров сел за пульт и проверил переменный поисковый сигнал, который «шарил» по планете с момента их пробуждения.

Рената осмотрелась. Она не имела технического образования, и не очень-то интересовалась квантовой механикой, как и физикой в целом. Но даже ей, доктору, хирургу, был очевиден факт сумасшедшего скачка в техническом прогрессе.

Стартом величайшей в истории человечества череды эврик можно смело считать открытие гравитационных волн в две тысячи пятнадцатом году. Само открытие это, правда, больше походило на то, как мальчишки на берегу озера вдруг обнаружили существование в нём огромной, поросшей мхом щуки – не попадись та совершенно случайно в расставленную сеть, восторгов и криков на берегу не слышалось бы.

Радио зашипело. Громко, бойко, будто заявляя сходу: никакой я вам не анахронизм, я ещё ого-го! Истукан принялся прослушивать эфир, надев наушники. Внешние динамики при этом тоже работали.

Шипение и щелчки, вибрация и гул, сухость во рту – Рената вдруг почувствовала себя нехорошо и опёрлась на плечо Романа. Тот передал обмякшую женщину командиру, а сам спешно принёс стакан воды и ещё один раскладной табурет.

Спустя пару минут за Нечаевым пришёл Иван. Он выглядел обеспокоенным: взгляд не находил себе места, движения коротки, неуклюжи. Пара слов, и Роман без объяснений, покинул генераторную.

Буров поднял руку внезапно. Шипение внешних динамиков, так называемый белый шум, никак не изменилось, в то время как у себя в наушниках инженер что-то расслышал. Рената застыла бледным изваянием, как никогда надеясь на удачу. Иллюзий уже не осталось: прощупать планету должным образом ей не удасться.

А ещё она знала, что никому не скажет об этом. Молча приступит к поиску других психосерверов. Чем бы ей это ни грозило.

– Вы готовы, если что? – наклонился Саныч. Надо же было ему спросить именно это…

– Да, – без зазрения совести соврала Рената.

Буров что-то без устали подкручивал на панели радиопередатчика, морща высокий лоб. Пальцы, прижимавшие наушник, белели. И вдруг он замер, повернулся к остальным:

– Есть.

Рената выдохнула и чуть не упала с табурета, едва ухватившись за Александра Александровича.

– Выведи на общий канал.

Буров пошаманил с тумблерами, и шипение разбавило что-то ещё. Что-то похожее на… песню?

– Вот ведь… Вы это слышите? – Саныч обратился к Ренате скорее так, машинально. Она покивала, стараясь глядеть строго в одну точку. Но тоже – машинально.

Буров всё ещё химичил. Как с настройками стоявшего небольшим отдельным блоком эквалайзера, так и с непокорным частотным бегунком, бросаясь рукой то в один конец панели, то в другой. Из динамиков, сквозь стену белого шума и гул, прорывалась еле различимая музыка: рваный гитарный бой. И спустя пару секунд она была уже вполне узнаваемой. Даже очень.

– Что это? – выпучил глаза Александр Александрович.

Буров снял наушники, будто желая удостовериться, что не он один слышит это. Между тем резкий, хриплый голос отрывисто вскричал:

«…не люблю насилье и бессилье-е, вот только жаль р-распятого Хр-р-риста!».

– Это… это ж…

– Высоцкий, – с наивной простотой пожала плечами Рената.

Мужчины разом уставились на неё, словно она только что, на их глазах голыми руками придушила бурого медведя.

Резкие гитарные аккорды и узнаваемый даже в этом уголке Вселенной хриплый баритон стали пропадать, вновь утопая в море белого шума. Вернуть их никто не пытался. Буров отослал Ординатору частотные характеристики, и сел лицом к остальным.

Рената напомнила о себе чисто по-женски – рухнула в обморок. Александр Александрович еле успел подхватить.

Когда её несли по коридорам в жилые кубрики, навстречу почти нёсся Роман.

– Всё хорошо, Ром, – опережая очевидные вопросы, выкрикнул командир. – Просто обморок.

– Иваныч, Вику – бегом! – выкрикнул тот и помог со сползающей с рук Ренатой. Послать сигнал через Ординатора не было возможности – единственный психосервер-то в отключке! И Иван побежал.

Ренату опустили на лежак, поправили под головой подушку. Но появившаяся следом Вика первым делом убрала её.

– Помогите, – она указала, чтобы Ренате приподняли ноги, под которые она подложила обе подушки, включая свою, – Воды. И глюкозу. Сахар или леденцы, – Иван опять скрылся, но на этот раз вместе с Романом.