Текст книги "Мышеловка капитана Виноградова"

Автор книги: Никита Филатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

У Виноградова в близком окружении Володина был источник информации. У Володина, как подозревал Виноградов, – тоже, вероятно, и не один. Зарплата милиционера невелика…

Бар, грязноватая скатерть, полуостывший кофе.

– Знаете, Володя, моя Анька сделала себе такую короткую прическу… Я себя прямо каждый вечер немножко педиком чувствую.

– Миша, бросьте трепаться. Давайте к делу. Я редко о чем прошу, но на этот раз…

– Послушайте, Володя. Не обижайтесь. Я всегда к вам неплохо относился, а сейчас тем более фирма в долгу – это же вы ликвидатора завалили. Если бы я заранее не знал ответа, я бы даже премию, благодарность – не знаю как – словом, денег предложил. Но вы ж не возьмете?

– Не возьму.

– То-то. А в наши дела не лезьте. С кем надо – сами разберемся.

– Но ведь если бы не случай, лично я был бы уже где-нибудь на Северном… Не кто-то – я. Тут уж дело принципа – до тех козлов добраться.

– Понимаю. И сочувствую – как человеку. Но как менту… Не обижайтесь. – Володин встал и, собираясь уходить, процитировал Киплинга, своего любимого поэта еще с честных, нищих спецназовских времен: – «Запад есть Запад, Восток есть Восток – и вместе им не сойтись…»

– Продолжение вспомните! А, ладно. Последний вопрос. Личный, не по теме.

– Валяйте.

– Вам там, в фирме, – сильно влетает за такие ляпы, как с Квадратным?

– Ну ты, начальник, даешь! – Володин весело колыхнулся всем своим почти двухметровым телом, потом внезапно посерьезнел. – Знаете, Володя… Живым оставили – уже хорошо. С «должности», конечно, попрут – у нас ведь выговоров или, там, порицаний не бывает.

– Не горюйте, выплывете.

– Попробую. Тогда уж и у меня вопрос. Тоже личный.

– Давай напоследок.

– Володя, а почему вы взяток не берете? Все равно ведь никто не верит…

– Как сказать… Уж во всяком случае – не от страха или, там, высоких принципов. Помните, Мерзляев в фильме: «Работал не за страх и не за совесть, потому что ни того ни другого у него не было».

– Уходите от ответа?

– Да нет, пожалуй… Противно. Брать с вас или с другого человека, которого по-человечески уважаешь, – его унижать. С дурака или стервеца – самому унижаться. Тем более – оно все этого не стоит. Что мне червонца до получки лейтенантом не хватало, что сейчас стольника на шмотку жене… Стал бы брать – тысяч бы не хватало: на машину, на дачу, на брюлики.

– Согласен.

– Ну и ладушки. Не увидимся больше?

– Город маленький – всего пять миллионов. Слышь, начальник, не лезь в это дело, а? – И Володин, не дождавшись ответа, шагнул к выходу.

Обыкновенно Виноградов в транспорте в час «пик» ездил только по утрам. Возвращаясь с работы, он уже не попадал в основной пассажиропоток – большинство трудящихся к тому времени успевало поужинать в домашнем уюте и задремывало перед телевизором. Но в этот вечер, следующий после неудачного разговора с Володиным, Виноградов, плюнув на все и кое-как запихнув в сейф документы, покинул рабочее место точно в определенное законом время и теперь трясся в переполненном трамвае от метро, зажатый с одной стороны огромной, каких-то патологических размеров дамой, а с другой – миловидной, прекрасно одетой, но, судя по наступательным движениям плеч и бедер, ужасно агрессивной и неприятной в общении девицей. Придя к кратковременному – до следующей остановки – консенсусу с соседками, Виноградов перелистнул страницу книги, которую умудрялся читать, коротая почти полуторачасовой путь к дому:

«… – Улик у нас хватает, чтоб доказать все, что нужно, – сказал он. – Теперь главное – выяснить: что нужно доказать?

И не спавший третью неделю Епифанов пошел в кабинет начальника управления, не евшего второй год».

Виноградов дочитал рассказ, оценил умную иронию Михаила Мишина и начал протискиваться к выходу…

– Владимир Александрович! Уважаемый! – Из припаркованного у парадной новенького «Москвича» суетливо выбирался, придерживая одной рукой пыжиковую шапку, а другую опуская в карман бежевой пропитки, полный одышливый мужичок.

«Такие не убивают», – эта мысль, пришедшая в голову Виноградову мгновенно, опередила возможный испуг.

Действительно, вместо пистолета в протянутой ладони незнакомца забелела визитка.

– Сухарев Виктор Викторович, генеральный директор кооперативного агентства «Спорттур». – Пыжик дрыгнулся вверх-вниз. – Владимир Александрович, прошу покорно – пять минут по личному вопросу.

– У меня прием до шести. – Виноградову грубостью тона пришлось прикрывать некоторую растерянность, возникавшую всякий раз, когда он убеждался в осведомленности преступного мира и в вопиющей, возможной только у нас, уязвимости и незащищенности сотрудников милиции и членов их семей.

– Владимир Александрович, ради Бога… Судя по вашему с Володиным разговору вчера – мы могли бы быть друг другу небесполезны.

– Допустим.

– Тогда, может быть, в машину? Не бойтесь, никакой опасности…

Виноградов понимал, что в машине есть еще кто-то – Сухарев выходил через переднюю дверь со стороны пассажира, но – кто и сколько? Тонированные стекла – в свое время в Ереване милиция крушила такие резиновыми «демократизаторами» – не позволяли разглядеть внутренность салона. Заметив колебание Виноградова, Сухарев бросил внутрь:

– Слышь, выйди-ка, погуляй поблизости. Я позову.

Со стороны водительского места встал и, разогнувшись, негромко хлопнул дверью угрюмого вида борец – его спортивную специализацию лучше всяких дипломов подтверждали характерно изуродованные уши, непропорционально развитая шея. Сломанный нос и весьма неширокий лоб были, так сказать, вторичными признаками – они нередко встречаются и у боксеров.

Алмакаев по кличке Ужас – Виноградов знал его по картотеке Управления и видел пару раз в обществе Володина – отошел в сторону и флегматично уселся на полуразвалившуюся качельку детской площадки, по счастью пустовавшей.

– Владимир Александрович, вы же всегда с уважением относились к правилам игры… – начал Сухарев, когда они уселись рядышком на заднем сидении.

– Не понял.

– Бросьте, здесь магнитофонов нет – отвечаю честью. Ну скажите, можно ли представить такое: повздорили два начальника милицейских отделов – к примеру один у другого секретаршу увел. Обиженный берет бандитов с обслуживаемого района – и громит с ними квартиру интригана. Или возглавляет охоту на его постовых милиционеров – силами тех же бандитов. Это этично?

– Не говорите ерунды.

– Вот именно. Так почему же вы думаете, что в наши разработки мы будем подключать правоохранительные органы? У нас своя этика…

– Но при ваших разборках ранили моего человека и чуть меня не угробили.

– Вот в этом вину признаем. Поэтому мне дано добро на сотрудничество – лично с вами. Хотя, сами знаете, помогать ментам… Прокуратура озадачила вас поиском мотива – ведь именно его не хватает, чтобы списать дело? Верно?

– Не поражайте меня осведомленностью. Это и пионеру ясно.

– Упаси Господь. Завтра у вас будет человек. Он даст показания, что в вечер перед смертью Контровский в «Ориенте» случайно поссорился с Перегоненко, смертельно оскорбил его – что же скрывать, хамоват был покойник, особенно выпивши, а сатисфакцию получать пригласил на Морской, наутро… Ну вот и пришел, рассчитался.

– Не ладится. Почему же Перегоненко сразу же Квадратного не ухлопал?

– А у него тогда ствола не было. Если надо, Володина на показания «подпишем», еще парочку посетителей… Ну, может быть, – одного-двух официантов. Словом, дело техники – главное, ваше принципиальное согласие.

– Стоп-стоп! А где он пистолет достал?

– Ох и вредный же вы. Хорошо, допустим так: завтра один землячок вылетает в ЮАР на постоянное местожительство. Дня через три по почте прокуратура получит его письмо… Суть такая: шел по улице, увидел сверток. Подобрал, развернул – батюшки, пистолет! Бегом понес в милицию, но по пути, у «Ориента», наткнулся на мужика – прямо бешеного. Слово за слово – получил от мужика по голове, пришел в себя – нет свертка с пистолетом. Решил в милицию не заявлять, но на следующий день как передачу по телевизору увидел – и пистолет узнал, и мужика. Тут уж напоследок грех бывшей Родине не послужить – ну и написал. Годится?

– При большом нежелании дальше копаться – сойдет.

– Значит, договорились? Всяк при своем – прокуратура дело спишет, вас с милиционером поощрят – может, по медали дадут, а? Мы-то сержанту вашему уже премию выплатили – и чуть побольше, чем начальнику Главка… Кстати, есть у вас двое – Смирнов и Харченко. Так те в основном валюту предпочитают… А нам грех экономить.

– Надо же, даже ментов карманных мне отдаете? Не жалко?

– А что их жалеть? Нам проще – мы еще купим, к тому же без всякой писанины… Настучал – получи.

– Скажите, Сухарев, вы верите, что я при желании версию вашу развалю по самые дальше некуда, вместе со свидетелями?

– Верю.

– Так вот… Ко мне пусть они не приходят. Пусть прямо в прокуратуру валят. На меня – не ссылаются. Схавает прокуратура эту липу – их грех. Мешаться не буду.

– Спасибо, Владимир Александрович. Я много о вас слышал и рад, что не ошибся. Умных людей сейчас…

– Я не закончил…

– Извините.

– Уголовное дело они пусть хоронят… В конце концов от этого никому не хуже. Но что касается меня лично – разговор отдельный. Дай Бог, если я до тех позже вас доберусь.

– Не в силах больше отговаривать, Владимир Александрович, но – искренне огорчусь, если мы вас не опередим… Знаете, вид похорон, даже когда хоронят достойного противника – а я ведь вас именно противником, не врагом считаю, – зрелище удручающее.

– Давайте вместе.

– Эх, Владимир Александрович, уважаемый! Жаль, что вы не берете – деньги как-то всегда упрощают отношения.

– Не смею задерживать. До свидания.

– Всего доброго… Эй, слышь! Полезай в машину, поехали.

Виноградов еще подходил к двери в парадную, когда «Москвич», взревев, сорвался с места.

Двухметровый тренажер-манекен, сработанный руками умельцев Отряда, мог бы соответствовать даже изысканным вкусам требовательных шаолиньских монахов – с его системой рессор и шарниров, позволяющей буковому столбу совершать качания, вращаясь вокруг оси, пружинно закрепленной на этом столбе на разных уровнях различной формы, длины и толщины отростками, на которые при желании легко привешивались шипы, ножи и прочие подобные реквизиты.

Конечно, в зале имелись и другие тренажеры, мешки, макивары, выщербленные доски для метания ножей, на стене красовался стенд с учебными пистолетами и холодным оружием, но сейчас внимание присутствующих было приковано именно к манекену, тем более что с ним уже более десяти минут работал человек, чье имя даже у злейших его врагов вызывало невольное уважение.

Александр Следков – один из лучших в городе и, вероятно, в стране бойцов-рукопашников, владеющий многими секретами легендарных ниндзя, – в звании старшины командовал спецгруппой Отряда милиции особого назначения – лучшего ОМОНа Союза. Пресса много, порой даже чересчур, писала о подвигах Следкова и его парней, на порядок превосходивших по боевым качествам даже весьма неплохо подготовленных сослуживцев из простых подразделений Отряда. Но сфотографировать его без маски удалось только корреспонденту одной немецкой газеты. Это произошло после того, как в показательном спарринге Следков вывел из строя, будучи в составе делегации ГУВД в Гамбурге, местного инструктора полицейских коммандос. Зарубежные коллеги, оценив мастерство русского, подарили ему, помимо крупной суммы, разного рода украшающих технических безделушек, еще изумительно легкий бронежилет и газовый пистолет, которые не решилась отобрать даже бдительная и суровая таможня.

Парни из спецгруппы называли его «папой» и, абсолютно доверяя и почитая с истовостью учеников древних школ «кэмпо», не задумываясь шли на стволы и ножи накурившихся «дуры» бандитов, вырывали заложников из лап обреченно-отчаянных зэков, ложась на взрывные устройства самолетных террористов.

Специфика службы сделала их беспощадными и агрессивными, а издевательская система наград и поощрений, существующая в органах внутренних дел, заставила искать на стороне способы пополнения семейных и личных бюджетов… С омоновским рэкетом не решалась биться ни одна команда города, и преступный мир принял как неизбежность, что несколько ресторанов и гостиниц выпали из сферы его влияния. Нарушение сложившегося равновесия расценивалось как беспредел, но и в этом случае только одна сила – о ней позже – решалась вписаться. По правде говоря, ребят Следкова побаивались даже их начальники – вплоть до золотопогонных генералов.

…Виноградов посторонился, пропуская из зала десяток разгоряченных, пышущих потом и здоровьем парней – короткие стрижки, «американские» челюсти, характерно набитые кулаки. Двое-трое, узнав, поздоровались – в том числе и младший брат Алмакаева-Ужаса, сержант милиции по кличке Кошмарик. Виноградов в очередной раз подивился: живут в одной квартире, мать-старушка ужином накормит – и расходятся. Один – на разборку со строптивым должником, другой – на дежурство, бандитов ловить… Интересно, кто больше денег в дом отдает?

Последним, красиво поклонившись, вышел Следков.

– Здорово, Виноградов!

– Здравствуйте. – Руку пожал Следков корректно, не демонстрируя мощь, и Виноградов это оценил. – Я думал, все уже готово.

– Да не волнуйся ты, обещал же – сделаем. Пошли.

В раздевалке, прежде чем уйти в душ, Следков спросил:

– Времени сколько?

– Без восьми, – глянул на часы Виноградов.

– Во, через тринадцать минут вызовут. – Командир спецгруппы выставил на стол модифицированную милицейскую радиостанцию, прикрытую чьей-то одеждой.

– Чаю поставить? – спросил кто-то из бойцов.

– Там поедим.

…Ровно через тринадцать минут пронзительно заверещал динамик, и голос, почти не искаженный расстоянием, рявкнул:

– Воронеж, Воронеж – Второму! Воронеж, Воронеж – Второму!

– На связи Воронеж.

– Тревога номер два, повторяю – номер два! Выезд по готовности. Заказчик сядет к вам на углу Большого и Северной.

Еще через шесть минут неприметный автобус с занавешенными окнами, сопровождаемый столь же неотличимой от тысяч подобных «Нивой», притормозил у места встречи. «Нива» проехала чуть вперед, а в приоткрытую на мгновенье дверь автобуса проскочил Груздев.

– Ты заказчик?

– Я. Надо представляться?

– Обойдемся, знакомы.

– Добро. Не будем друг из друга идиотов делать. Я здесь, только чтоб зад Виноградову прикрыть, а фактически – сегодня он банкует.

Груздев, то и дело неуклюже наступая на кованые шнурованные сапоги, задевая бронежилеты и стволы коротких десантных автоматов, протиснулся между плотно сидящими омоновцами и пристроился на свободном месте в глубине салона.

Виноградов бросил короткий взгляд на Следкова – весь в черном, бородатый, тот как раз расправлял на колене пятнистую маску, предохраняющую глаза от поражения слезоточивым газом и скрывающую внешность, – и, получив молчаливое согласие, начал:

– Официальная версия такая. Управление по борьбе с организованной преступностью – заказчик, – кивок в сторону Груздева, – получило информацию о том, что в ресторане «Ориент» сейчас происходит передача крупной партии наркотиков – знаем столик, приметы покупателя и курьера. Не исключено, что в зале сидит вооруженное обеспечение – с той и с другой стороны. Поэтому – вязать всех, кто рыпнется – жестко. Схему подходов, расстановку – это ваш командир по пути объяснит.

– А в натуре-то там что? – почесал небритый подбородок заместитель Следкова по всем неформальным акциям, буйный во хмелю, награжденный двумя орденами за бесшабашную отвагу старший сержант Филиппов.

– Фактически там действительно сделка происходит, но, конечно, травку они с собой в кабак не поволокли – просто у одного сейчас в кармане листочек с номером и шифром ячейки камеры хранения – той, где товар. А у другого – то же самое, но в его ячейке лежит денежка. И в этом случае, разумеется, им прикрытие не нужно, сидят вдвоем и мирно кушают.

– Ну и на хрена ж мы нужны?

– Нужно навести в «Ориенте» шорох. Чтоб каждый задержанный – каждый! – потому что я еще не знаю, кто из них понадобится, – счастлив был на любые мои вопросы отвечать, лишь бы вас всех не видеть… Халдеи, шлюхи, завсегдатаи… Гребите всех, там разберемся.

– Это можно.

– Моих только сразу мне передайте. Чтоб перед начальством отчитаться – мы их у себя дожмем, дело техники, – вставил Груздев.

– Нет проблем. Поехали. Ужин стынет, – буркнул Следков, и по рядам бронежилетов прокатилась волна одобрительных смешков.

Этим великолепно подготовленным, переполненным силой и уверенностью в себе, не обремененным излишним багажом знаний и сомнений профессионалам было, в принципе, все равно, где и во имя чего делать свою работу, – с одинаковым успехом и азартом разгонят они законно избранную власть в родном городе, захватят партизанскую базу в южноафриканских джунглях, сокрушат черепа и ребра демонстрантов… и в то же время – вышибут топор из рук наркомана, спасая автобус с детьми, бросятся под колеса пьяного угонщика, не дрогнут перед толпой вооруженных бандитов. Многих из них сходняки объявили вне закона.

Виноградов несколько раз выручал Следкова, то и дело попадавшего в двусмысленные ситуации из-за своих беспределыциков. Дважды его советы и рекомендации, поначалу встреченные недоверчиво, позволяли избежать серьезных столкновений с мощными «ракетными бригадами», традиционно контролировавшими криминальную жизнь какого-то объекта или сферу нелегального бизнеса организованными преступными группами. И теперь ОМОН возвращал долг.

На площадке перед входом в ресторан никого не было. Отправив четырех бойцов к служебному входу и двоих – к кухонной двери, Филиппов, поддернув молнию просторной, скрывающей липшее, «аляски», вступил в залитый светом прямоугольник, образованный пронзительно-голубой вязью названия – «Ориент». Еще два чернокомбинезонных омоновца бесшумно проскользнули к стене.

Филиппов позвонил. Витражная створка двери сдвинулась, и в образовавшемся промежутке возник рельефный силуэт «качка» – двадцатитрехлетнего швейцара с живописной мускулатурой.

– Ну? – угрюмо вглядываясь в темноту, спросил он.

Вместо ответа Филиппов резко выдернул его на себя, сокрушительным ударом в шею сбил с ног и перебросил обмякшее тело одному из товарищей. Тот, молниеносно проверив карманы швейцара, вынул из заднего кармана его брюк газовый пистолет, продемонстрировал его подошедшему Следкову и спрятал за пояс – потом будет решено, нужно ли «показывать» его в отчетах, или элегантной заграничной безделушке предстоит сгинуть в море негласных омоновских трофеев. В это время, заблокировав гардеробщика и по пути оглушив прикладом вышедшую, на свою беду, из туалета проститутку – не по злобе, а во избежание истерических криков, – основная группа бойцов продвинулась к залу.

Оркестр в ресторане играл отвратительно. Виноградов успел это заметить, прежде чем взорвался снопом искр под шнурованным сапогом электрораспределитель и инструменты, взвизгнув, захлебнулись. Началось…

За груздевским столиком уже хрипел вжимаемый лицом в блюдо с закусками чернявый живчик лет сорока, изумленно разглядывал стиснувшие запястья наручники курьер – крупнотелый рыхлый бородач. У оркестровой площадки сгрудились согнанные криками и тычками официанты, под дулами автоматов неестественно замерли посетители – за исключением трех-четырех, в основном спортивного вида парней, попытавшихся избежать встречи с омоновцами: они корчились на полу, и вид их, окровавленных, был ужасен. Один, пытавшийся проложить себе путь к выходу ножом, лежал, неестественно свернув голову набок – очевидно, ему переломили шейные позвонки. С кухни донесся грохот падавшей металлической посуды и женский вскрик – скорее возмущенный, чем испуганный.

– Это – воще! – Виноградов удрученно покачал головой, обошел стоявшего посреди зала Следкова и направился в администраторскую.

В течение ближайших полутора часов каждый занимался своим делом. Груздев и его коллеги по Управлению Грачновского «разматывали» группу наркоманов-межрегионалов (впоследствии по этому делу были осуждены девятнадцать человек, в том числе двое работников налоговой инспекции и один полковник милиции. Не удалось, правда, толково «вывести» человека Груздева, организовавшего встречу курьера и покупателя в нужном месте в нужное время – меньше чем через неделю его нашли убитым на собственной даче). Опера из отделения милиции, на территории которого находился «Ориент», и из соответствующего райуправления, уважая «право первой ночи», терпеливо дожидались результатов бесед Виноградова с задержанными – после чего, в большинстве случаев, увозили их с собой: двое незаконно носивших холодное оружие, семь злостных хулиганов, несколько административно наказуемых правонарушителей и, наконец, погибший при «оказании сопротивления сотрудникам милиции, сопряженного с угрозой их жизни и здоровью», ранее судимый и находившийся во всесоюзном розыске вор – в известной степени повлияли на показатели территориальных ОВД за сутки… А парни Следкова, соблюдая ими же самими установленную еще на заре существования Отряда традицию, с чувством на совесть выполненного долга поужинали – обильно и вкусно. Разумеется, за счет заведения.

Виноградов, вежливо отклонивший предложение принять участие в трапезе, ссылаясь на крайнюю занятость, действительно успел переговорить по меньшей мере с двумя десятками людей – по две, пять, десять минут, в некоторых случаях, по обоюдному согласию, перенося беседу под честное слово в другое место и время. Слегка подташнивало от выпитого «под разговор» литрового кувшинчика крепчайшего кофе, одежда пропиталась табачным дымом.

– У тебя как, нормально? – спросил Следков на обратном пути.

– Да так… Посмотрим.

– К нам претензии есть?

– Нет, что ты. Спасибо – и тебе, и ребятам. Сочтемся.

– Уж конечно.

– Знаешь… Вы были бы очень хороши в двух случаях – или при жесткой диктатуре, или в стране, настолько защищенной многовековыми демократическими традициями, что никакой ОМОН их расшатать не способен, – ну там Англия или Швеция. А в наших условиях… Бес его знает, куда вас повернет.

– Умный ты мужик, Виноградов. Даже слишком. Не горюй, если что – нас с тобой на соседних фонарях повесят. Что те, что эти. Бывай здоров.

– Счастливо. Еще раз спасибо, ребята!

– Маразм крепчал, и танки наши быстры! – Виноградов потянулся, поправил ремень подмышечной кобуры. – Тебе-то что со всего этого, Игорек?

– Ни фига себе! Весь город гудит по поводу вчерашнего беспредела в «Ориенте», чистопородный транспортник Виноградов там центрового изображает… Да у нас в инспекции телефоны раскалились! – Игорь Владимирович Телков, аккуратно причесанный, в чистенькой форме с академическим значком, нервно щелкнул зажигалкой. – Я ж теперь морскую милицию курирую. И тебя, обалдуя, тоже, между прочим.

– Так мы, ваше благородие, потому к вам со всем нашим уважением… Подойдет жене? – И Виноградов достал из «дипломата» элегантную коробочку.

– «Черная магия»? Сколько?

– Для вас – госцена.

– Так не бывает. – Телков достал деньги, рассчитался. – Спасибо. Понимаешь…

– Понимаю, сам такой.

– Да я не об этом. Был бы кто другой на твоем месте… А ведь для меня ты на всю жизнь – Первый Учитель. Полтора года, помнишь, – чего только не было!

– Не обижайся, но, видимо, хреново я тебя учил.

– Считаешь – сбежал с оперативной работы? Может, ты и прав, но, во-первых, – без штабов еще никто не обходился, здесь тоже, поверь, не сахар, а во-вторых… В стране – бардак, зачем, во имя чего шкурой рисковать – за гроши притом? Именно теперь главная задача – выжить, сберечь себя, чтобы когда все утрясется…

– Слушай, а я удивлялся – почему тебя милиционеры Гаденышем тогда прозвали…

– Пошел ты! – побагровел было Телков, но сдержался. – Ладно, после второго инфаркта меня вспомнишь. Семью только твою жалко – ты ж Таньку с двумя детьми нищими на сторублевую пенсию оставишь: машины нет, дачи нет. Одно пальто кожаное и понтов на миллион.

– Всего доброго.

– Постой! Тебя же не просто так вызывали. Напишешь объяснительную по вчерашнему, мне отдашь. И не выдрючивайся, ради Бога! Грамотно напишешь – смогу замять… Последний раз.

– Хорошо. Ты извини меня – нервы.

– Ладно, проехали. И еще. Сегодня к шести надо подойти к начальнику кадров, Петрову, в двадцать шестой кабинет. Будут решать вопрос о твоей стажировке у немцев – помнишь, то, что с прошлого года прорабатывалось. На пару недель. Так что – затихни и не рыпайся.

– Игорек, не могу я к шести – встреча в пять.

– Опять по Квадратному разборки?

– Как сказать…

– Далеко?

– Да так…

– Попытайся все-таки успеть. Я предупрежу Петрова, что просишь перенести на полседьмого, но уж тогда не опаздывай – полковники ждать не любят. Мы с Петровым, кстати, тоже в Гамбург с вами едем, всего на Управу человек десять…

– Все, опаздываю, подробности потом расскажешь.

Виноградов расстелил вчерашнюю газету и аккуратно присел на скамейку, по-весеннему не слишком чистую. Расстегнул плащ, достал книгу и углубился в чтение, не забывая, впрочем, поглядывать то и дело в сторону замыкавшей неухоженную аллею ажурной калитки. Этот скромный, уютный скверик между Механическим институтом и Молодым театром по ряду причин отвечал самым жестким требованиям конспирации и периодически использовался Виноградовым для наиболее деликатных встреч. Слепило солнце, отражаясь от глянцевых страниц, умиротворенно тяжелел сытый желудок. Клонило в сон.

– «…Человеком нельзя питаться систематически. Человеком можно только время от времени закусывать». Что это ты читаешь, Виноградов?

– Через плечо заглядывать неприлично, Петрович. Мирных граждан пугать – тем более. А читаю я Конецкого Виктора Викторовича, своего любимого писателя. Слышал?

– Читал. Ничего пишет, смешно… А вообще – злой он какой-то.

– Смешно… Умно он пишет, умно! А умные – все злые. Но не злобные.

– Есть разница?

– Конечно. Злость – сила созидательная, а злобность…

– Давай к делу, времени мало. Я пока эту твою шхеру нашел… Кстати – неплохо. Не возражаешь, если я здесь тоже с людишками видеться буду?

– Стакан нальешь – ради Бога. Шутка.

– Договорились. Груздев твой где?

– Не будет. Его намертво припахали – по той группе, что в «Ориенте» зацепили. Звонил сегодня с утра из аэропорта – рейс на Алма-Ату. Так что – выпал Груздев из расклада.

– Что ж поделаешь…

– Обидно. По «Спортспейсу» без него ни черта не сделаешь, тамаринские архивы все в Управлении по организованной… Он даже источников своих озадачить не успел.

– Брось. Контровского когда ухлопали? Во вторник. А сейчас – пятница. Это ж тебе не кино по телевизору: шесть серий в неделю – и преступление раскрыто.

– Он мне будет объяснять! Теоретик…

– Ты-то что-нибудь от трам-тарарама в «Ориенте» поимел?

– Головную боль в основном. Сегодня еще придется в Управление ехать – отписываться. А тут еще заграницей соблазняют…

– Я в курсе маленько.

– Тем более. Сам знаешь, может, послать все это…

– Решай сам.

– Ладно… В кабаке я тех девок установил. Официанта. Еще кое-кого выдернул… Контровский трижды ходил звонить, то ли Мише, то ли Грише, так и не дозвонился. Номер по памяти набирал – судя по всему, и до ресторана из гостиничного номера звонил, без толку. Кстати, Петрович, обязательно запиши себе: власть нашу, паразит, ругал.

– Это чем она ему не угодила?

– Говорит – в Совдепии, дескать, как большевики телефон с телеграфом захватили – так и не чинят.

– Пошел ты… Неужели серьезно – больше ничего?

– Абсолютно. Володин почти не пил – осторожный, черт, особенно за рулем. Да и Контровский не из болтливых – тамаринская школа.

– Я только что в прокуратуру звонил – Ишков дело заканчивает. Свидетели, вещдоки – все путем. Мотив…

– Сухарев – человек серьезный. – Виноградов длинно, как умеют выпускники только самой знаменитой в стране высшей мореходки, выругался. – Гори оно огнем! Сегодня в пять тут в одном месте перетолкую – и хватит. Себе дороже.

– Жаль. А я тут кое-что нарыл.

– Ну?

– Так если тебе незачем…

– Кончай выпендриваться.

– Первое. Ту самую историю с амурными похождениями Контровского можешь вычеркнуть – долго объяснять, но там пусто.

– Верю.

– Придется. Второе. Партия стволов, аналогичных примененному Перегоненко, была изъята нашими чекистами две недели назад в Закавказье, на базе боевиков.

– Чьих боевиков?

– Читай справку. – На колени к Виноградову легла компьютерная распечатка. – Номер в серии совпадает.

– Ого! Как я понимаю, отдать ее ты мне не можешь?

– Правильно понимаешь… И третье. Вчера на зоне убиты двое горцев. Судя по всему – тамаринский беспредел… С ними такое сотворили! Ломами, арматурой. Особо не скрывали, даже кипеж подняли, чтоб «цинк» на волю побыстрее ушел.

– В городе уже знают?

– Поживем – увидим.

– Если поживем… – Виноградов встал, отряхнул полу плаща. – Спасибо, озадачил.

Они пожали друг другу руки.

– Знаешь, Петрович, не обижайся, но… Классные сыщики и серьезные авторитеты пользуются обычно довольно приличным русским языком, а все эти блатные словечки… Ну не идет тебе!

– С кем поведешься… Впрочем – учту. Ни пуха!

– К черту.

В отличие от «Ориента», скромная, не имеющая даже названия – только горторговский номер – шашлычная не относилась к туристским достопримечательностям. Обшарпанное неказистое здание в изрядно замусоренном переулке, давленая стеклотара и окурки перед входом. Случайный посетитель, проголодавшийся и соблазненный запахом жарящегося мяса, получал, отстояв немалую очередь, в меру жирный шашлык, компот в мутном стакане, вялый салат и нечто, обозначенное на ценнике гордым именем «лаваш». Торопливо съев купленное за одним из шести столов, усеянных хлебными крошками, остатками лука и россыпями соли, клиент торопливо покидал заведение, унося тяжесть в желудке и глубокое неудовлетворение в душе родным общепитом. И только очень внимательный наблюдатель мог заметить двух-трех молодых крепышей с орлиными профилями и вороной шевелюрой, постоянно находившихся – кто на улице, кто у самого входа, кто на расшатанном табурете рядом со стойкой. Неброско одетые, периодически сменяющие друг друга, они под плотными, свободного покроя куртками скрывали помимо тренированных мускулов портативные радиостанции и боевые стволы. Причем кобур для пистолетов не полагалось – в кармане рядом с оружием лежало заявление без даты на имя начальника ближайшего отделения милиции с просьбой принять случайную, только что подобранную находку. Фокус старый и не слишком действенный, но…

Посвященные же – как правило, это были мужчины с ярко выраженной кавказской внешностью, немолодые, в великолепно сшитых костюмах и безукоризненных галстуках – уверенно толкали небрежно крашенную дверь с трафаретной надписью «Щитовая», проходили, натыкаясь в полутемных поворотах на одного-двух подсобников, оснащенных не хуже коллег на улице, через коридор – и оказывались в совсем другом мире, в мире, где аскетизм горного аула сочетался с пышностью восточного сераля, где гостеприимство и бескорыстие ценились наравне с беспощадностью и вероломством, где не прощалась трусость и честь ценилась выше жизни.