Текст книги "Мышеловка капитана Виноградова"

Автор книги: Никита Филатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Не беспокойтесь, Владимир Александрович. Времени это у нас займет немного, а полезно будет и вам, и нам. И общему делу.

– Никто ничего не узнает, – разлепил губы Пограничник.

Виноградов тоскливо попробовал губами душистый чай; его опять неумолимо влекло, выталкивало куда-то наверх, на бурную штормовую поверхность из ставшей привычной глубинной тишины, где по двадцатым числам была вполне приличная по питерским меркам зарплата.

– Не узнает в смысле массажа? Или вообще?

– Ох, Владимир Александрович! Все такой же. От души расхохотался Николай Николаевич. – Словечка в простоте не скажете. Потому и работать с вами интересно!

– А что нужно сделать, чтоб вы все вообще про меня забыли? А? – Виноградов спросил, почти не надеясь на ответ. – Язык себе отрезать? Уволиться?

– Это было бы правильное решение, – серьезно кивнул Пограничник.

– Но не своевременное! – осадил его чекист. – Зачем же вам, скажите на милость, сейчас увольняться? После последнего-то подвига? Орлы! Герои! Баркова вон на должность назначили, на медаль посылают. Вам – майора, если не ошибаюсь? Выше должностного потолка?

Виноградов брезгливо поморщился:

– Что же. Каждому свое. Кто-то доносы подшивает, кто-то под пули идет. Не пробовали?

– Пробовали, Владимир Александрович, пробовали, вы уж поверьте! А что насчет заварушки в магазине… Так под те пули любой бы пошел – и я, и вон товарищ подполковник, и тетя Дуня из ларька. Я б даже дочку свою, если б она у меня была, под те пули послал!

– Не понял?

– Так уж и не поняли, капитан? – встрял Пограничник, передавая напарнику папку с бумагами.

Тот рявкнул:

– Герои, мать вашу! На, смотри: заключения экспертиз… В автомате налетчиков все патроны – вареные! Что, не знал? И про то, что у их пистолета боек спилен, – тоже не знал? Читай: «не пригоден даже для производства одиночного выстрела»! А в машине – вообще не в счет, игрушка-газовик…

* * *

– В каком смысле вареные? – надо было что-то спросить, вот Виноградов и спросил.

– Дурака не валяй.

Действительно, что такое вареные патроны, широкие массы трудящихся узнали еще от вернувшихся из Афганистана солдат и офицеров: несмотря на то, что за наркоту и афони на сторону продавалось все и всяческое военное имущество, торговать оружием и боеприпасами все-таки считалось делом подлым: еще бы, кому хочется получить в спину очередь из пуль, деньги за которые греют карман гимнастерки. Поэтому патроны, спрос на которые у местных жителей всегда превышал предложение, предприимчивые ребята сначала ссыпали в котелок с кипящей водой, некоторое время в ней держали, доводя до кондиции, а уж потом с легким сердцем несли на продажу. Не отличаясь внешне, такие вареные боеприпасы почти напрочь теряли убойную силу. И при стрельбе в лучшем случае выплевывались из ствола.

– Бумаги дайте.

Все чин-чинарем: «…B результате термической обработки… по данным, подтвержденным трассологической экспертизой…» Подписи. Печати.

– Ну и что? Мы-то этого не знали.

– Серьезно? На-адо же…

– Капитан! Мы тут с тобой не шутки шутим! – С такими нервами подполковнику надо было на пенсию, в огороде копаться. Говорят, способствует. – Рассказывай! Все рассказывай!

– С самого начала? – вот таких Виноградов любил, с ними было просто и приятно.

– Да, конечно… – Жидковат был Пограничник, после руоповских допросов капитан бы и с тремя такими справился.

Преданно глядя в глаза Теплухину, он начал:

– Родился я в семье советских служащих. Прадед мой, Иван Иванович Перлов, происходил из рода потомственных волжских плотников…

– И не стыдно, Владимир Александрович? – укоризненно покачал головой чекист.

– Он первый начал, – пожал плечами Виноградов.

Пограничник скомкал побелевшими пальцами кожаную обивку кресла. Смолчал. Откинулся назад, устраняясь на время от разговора.

Это было довольно неожиданно и внушало определенное уважение.

– Хорошо… – Николай Николаевич отогнул манжету и глянул на циферблат знакомого капитану по прошлым встречам «Роллекса». – Попробуем по старой схеме. Я расскажу вам, что уже знаю. И спрошу о том, что хочу узнать. Потом обсудим, что будет, если вы откажетесь мне помочь. И что будет, если поможете. Идет?

– Я даже не знаю… Я даже не знаю, что мешает мне встать и послать вас обоих… На массаж! Или в душ шарко! – Подобно пробковому буйку, сорванному течением с проржавевшей цепи, он уже даже не пытался сопротивляться стремительным и неодолимым силам.

– Очевидно, врожденная интеллигентность, – улыбнулся чекист. – Итак, нас в сложившейся в стране ситуации тоже не все устраивает. Повальная продажность, бандитский беспредел, гнилость и бессилие властных структур. И поверьте, Владимир Александрович, госбезопасность сложа руки не сидит! Кое-где корректируем, иногда и силовыми методами. Но то, что в последнее время вытворяет ваша организация, это уже, знаете, слишком.

– Николай Николаевич, а вы меня ни с кем не путаете? – Хуже быть ничего не могло, червивая вонь политических разборок выползала, казалось, из всех обитых деревом углов.

– Вас спутаешь… Напомнить кое-что? Пожалуйста! Осень, охота, некто Виктор Евгеньевич из Москвы. Кто-то что-то возил в Приречье – как же, последний оплот, борющаяся республика! Вы ведь тогда с должности слетели? Слетели[6]6
  Эти события описаны в рассказе «Жертва фигуры»


[Закрыть]…

– Это была моя собственная инициатива!

– Конечно-конечно! Разумеется. А Прибалтика? Помнишь, к кому ездил? Полковник Луконин, земля ему пухом, застрелился, но Вася-то Френкель? Говорят, где-то здесь, по Питеру, болтается, на нелегальном положении: те ведь его приговорили заочно[7]7
  Эти события описаны в рассказе «Отдельное поручение»


[Закрыть]… Опять же Кавказ! В Москве пришлось некоего Раабтилена в Лефортово упрятать – хотел мэра взорвать, шалунишка! Тоже уверял, мол, «собственная инициатива». Ты вроде с ним встречался в горах[8]8
  Эти события описаны в рассказе «Сестра наша, смерть»


[Закрыть]?

– Я ездил по службе, это легко проверить. Много с кем работал. И дружил.

– Да, понимаю. Характер такой общительный!

– Вы уж совсем-то за дураков нас не держите, – не вынес своего отсутствия в разговоре Пограничник. – Не стоит.

– Дело ваше.

– Эт-то точно! Наше теперь. Думаешь, после той истории со снарядами ядерными от тебя отвязались? Бог помог? Нетушки! Виноградов контрразведке нужен был на свободе: подходы твои к этой, как вы ее там называете, – организации? движению? фронту? Ладно, не суть важно, признаюсь честно: кто бы вашими «черными эскадронами» ни заправлял, конспирации он обучен: тебя ведь законсервировали? Из игры вывели – в карантин? Что молчишь?

– Слушаю.

– Уже неплохо! Честно говоря, я тогда поверил даже, что ты не при делах: живешь тихо, службу тянешь, там-сям халтуришь по копеечке. Медаль заработал. Ан нет! Вот ты и вылез!

– А почему вы решили…

– А как же? Почерк фирмы! Блестящая оперативная комбинация: навести бедолаг на «пустышку», подставить со стволами, перестрелять – и потом заслуженно ходить в героях! Это или наши могли провернуть, или ваши. Я не прав?

– Правы, наверное. Только я-то тут при чем? Я там вообще случайно оказался, спросите кого угодно.

– Опять двадцать пять! – в сердцах сплюнул Пограничник.

– Ладно, ладно. Времени нет, сейчас доктор вернется, лишнего ему слышать не стоит. Что мне нужно? Выход на твое начальство. Контакт! Доверительный контакт для дальнейшей совместной деятельности.

– Мы имеем полномочия. Поверьте, не вся госбезопасность продалась демократам! – с жаром и пафосом изрек подполковник.

– А вы-то? Вы же вроде по другому ведомству? – искренне удивился капитан.

– Не все можно рассказать, но…

– Стоп! Вернемся к делу. – Николай Николаевич торопился и вел себя достаточно бесцеремонно. – Ты устраиваешь мне встречу – когда, где – решай сам. Время и место сообщишь здесь же, на следующем сеансе этой физиотерапии. Послезавтра.

– Мы заботимся о вас. Оцените: абсолютная конспирация, никто ничего не заподозрит – идеальный явочный объект! И легенда. – Пограничника, как и многих его собраться по канцелярской работе, мучил комплекс несостоявшегося опера.

– Слушайте… А если вы все-таки обратились не по адресу? Ну попробуйте это хоть на минуточку допустить! Тогда что?

– Это исключено.

– Точнее – маловероятно.

– И все-таки?

Николай Николаевич вздохнул и поджал губы:

– Что же. Тем хуже для тебя. A-а! Вот и наш кудесник, врачеватель скелетов. Пришли вот на прием, следующие за молодым человеком.

…Когда теряется ощущение реальности происходящего, когда привычная связь причин и следствий выходит из-под контроля – единственным спасением может послужить нечто до боли конкретное, неотвратимое и сугубо материальное. Для Виноградова путеводной нитью из мира бредовых совпадений и чужой враждебной воли назад, в мир не менее жестокий, но хоть капельку осмысленный, оказалось не что иное, как обычная физиологическая потребность… Неизвестно, то ли доктор ненароком задел соответствующую нервную струну, то ли травяной чай обладал неоспоримыми мочегонными достоинствами, но факт остается фактом: найдя, наконец, в тупике одного из многочисленных безликих коридоров чудом не запертое и функционирующее заведение, проскочив внутрь под бдительным и недовольным оком случившегося рядом лейтенанта и справив нужду, Владимир Александрович испытал такое ни с чем не сравнимое наслаждение, что все возможные и невозможные последствия состоявшейся беседы померкли и уже не казались неотвратимо роковыми.

Можно было считать потери и готовиться к драке.

– Да, и кузов без ржавчины.

Замешкавшись у подъезда, в котором оформляли постановку на учет новых или купленных за границей автомашин, Виноградов чуть не наткнулся на двух вполне приличного вида мужиков: лет по сорок, выбритых и трезвых по случаю посещения присутственного места. Пока один закуривал, другой любовно ковырнул ключами никелированный замок припаркованной рядом «тойоты».

– Класс! Одно слово – Финляндия. Берегли, буржуины…

– Как же ты так с таможней-то разобрался лихо? Обычно же…

– Ерунда, все они… Слов нет. Понимаешь, на грузовые машины пошлина, считай, нулевая, а если по всем законам платить – мне бы «тачка» вдвое дороже встала.

– Естественно, – кивнул приятель автовладельца.

Заинтересовавшийся Виноградов присел, делая вид, что завязывает шнурок.

– Прихожу на таможню, сидит такой мордатый, погоны – хрен разберешь… Говорю: «Вот, грузовичок пригнал!» – «А где же он, а?» – интересуется. «Не на ходу, такой-сякой», – отвечаю. Берет документы, сличает с каталогом: «У меня, – говорит, – значится, что эта модель легковая!» Я ему: «Что вы? Хотите съездим, посмотрим!» Он, конечно, отказался. Потом в открытую мне: «Хорошо. Верю. Двадцать тысяч в кассу, двести мне – за доверчивость!»

– Вот сволочь!

– Точно… – тихо чмокнула дверь, и машина зашелестела широкими протекторами в сторону Невского.

Интересный мы народ, подумал Виноградов, чиновник взятки берет – сволочь. Это ясно. А если не берет? Тоже считаем сволочью, ни себе жизни не дает, ни людям. Еще больше злимся.

Мимолетно захотелось закурить – давно оставшийся в прошлом способ сосредоточиться. Скамейка в скверике оказалась сухой и относительно чистой. Капитан достал из сумки невостребованный с утра бутерброд и, прикрыв глаза, вцепился в него зубами.

У блатных это называлось «попасть в непонятку». Так… Попробуем плясать от печки… От печки… Где ж она, та печка? Перед закрытыми веками нарисовалось: вот он, Виноградов, входит, видит руку на распахнутой барковской кобуре… Почему? Не война же? Ни с того, ни с сего наизготовку ствол никто не держит. Ждал Витек? Налета ждал? Мало! Не убеждает. Листы экспертиз… Это серьезнее. Капитан вспомнил: очередь по стеллажам… Какая-то не такая – тише, что ли? Бутылки попадали, как от толчка, не говоря уже о ширме: ни одной дырки, просто опрокинулась, и все… Похоже на правду… тогда понятно, почему Барков «своего» опередил – тот, может, и стрелял, точнее, пытался… Господи! Ну-ка, задачка на сообразительность: пять машин у входа, все видишь впервые. В какой сидит бандит? Можно ли сразу угадать? То-то… А Витек смог… Смог Витек… Молоде-ец!

Ладно. Плевать. Будем думать, что это шоу кто-то зачем-то организовал. И на участие Виноградова тут явно не рассчитывали – слишком много совпадений: водитель – раздолбай, задержка поезда, та баба с кофе и задницей… Теоретически проверяющий от штаба может приехать в любой момент ночью, но практически в четыре часа дураков нет гоняться, все спят без страха и упрека… Даже если наблюдали с улицы: подъехала машина, минутку постояла и уехала – как обычно! Кто мог знать, что шофер за ключами отпросился?

Все хорошо. И просто. Остается только убедить их, что я там был случайно. Проездом, так сказать. Да, попробуй теперь, убеди! И вообще, кого «их»? Кого представляют эти два полудурка, решившие, что Виноградов «посвящен»? Во что «посвящен», черт побери!

Да, была тогда, в девяносто втором, попытка. Собирались порядочные мужики из ментовки, спецназовцы, что-то делали по мере сил – нет, не для свержения существующего, просто чтобы выжить, спасти тех, кого бывшие партийные чинуши, перекрасившись, шваркнули на растерзание новой демократической номенклатуре. В основном у себя дома, но не только… Этакое даже не тайное общество – клуб, союз единомышленников. Иных уж нет, а те… Как-то само собой рассосалось: одни погибли на Кавказе и в Сербии, другие сидят, третьи нашли себя в системе, живут сытно, ждут пенсии…

Сейчас кто-то другой банкует. И правила другие, и стиль пожестче… Виноградова в эту команду никто не звал, да он и не рвался: в какой-то момент у любого человека наступает предел насыщения дерьмом, когда хлебай, не хлебай – больше ни ложечки не лезет. Но как любой обыватель, капитан газетки почитывал.

По весне охота началась: два «вора в законе», три «авторитета»; работали профессионалы, наповал… «БМВ» стала машиной опаснее некуда: по количеству взрывов далеко «Запорожцы» опережает. «Старышевские» с «поволжскими» неделю воевали, до гранатометов дело дошло, трупы закапывать утомились. «Сходняк» так и не установил, кто их лбами столкнул, из-за чего, некто невидимый в Главке колоду тасует: этого на пенсию, того вверх круто. У строптивых – инфаркт. Или взятка с поличным. И не только в милиции: в прокуратуре, внутренних войсках, у чекистов то же самое, по слухам… Кто-то что-то корректирует: туманные публикации о неких неформальных командах мстителей, бывшие киллеры из ГРУ… Россия – страна «третьего мира»? Получите тогда свои эскадроны смерти, милейшие!

«Та-ак! И полудурки считают, что я „в обойме“, – подумал Виноградов. – Ну и пусть считают – я-то знаю, что вне игры! Да, размечтался… На то они и полудурки, чтоб „тем хуже для тебя…“ Эти, если что в голову вбили… Стоп! Возвращаемся: кто такие „они“? Ну-ка, ну-ка… По формальным, видовым, так сказать, признакам, они могут быть включены в круг посвященных. Но, судя по всему, не включены – хотя и хотят! И никого из вышестоящих своих они не представляют: те бы не были вышестоящими, если бы не входили в „организацию“ или как ее там…»

Виноградов умудрился, не открывая глаз, зажмуриться от удовольствия: ага! Цена что Пограничнику, что его приятелю известна, за стол их не сажают, карт не раздают. А очень ведь сукиным детям хочется! Из этого и будем исходить.

И чем он, Виноградов, может им помочь? Ничем! А не помочь? Невозможно. Убьют. Или еще что похуже: самое опасное – взбесившиеся козлы.

В очередной раз сегодня вздохнув, Владимир Александрович поднялся со скамейки: он направился на встречу со старым приятелем Виктором Сергеевичем Барковым, который теперь уже был полноправным командиром роты резерва Оперативного отряда милиции, без пяти минут медаленосец.

– Что невесел, капитан? – приятельски приветствовал Виноградова постовой, третий участник «великого магазинного побоища». Его тоже представили к награде, и, отгуляв положенные «лечебные» дни, боец опять приступил к службе.

– Счастье – ненадежный друг: оно приходит, когда нам хорошо, и уходит, когда нам плохо, – милиционер вряд ли читал Кривина, поэтому можно было без риска выдать мысль за свою.

Задумавшись, постовой кивнул:

– Верно.

– Командир на месте?

– Ага. У себя.

Надо будет вытащить его куда-нибудь на воздух, подумал Виноградов. А то бес их знает, эти современные средства технического контроля – все стены утыканы, гвоздь вбить некуда без риска в микрофон попасть…

* * *

Виноградов резко выбросил вперед руку в перчатке, но попал в пустоту. Добавлять не имело смысла: Барков уже разорвал дистанцию и ждал только момента для контратаки.

Они были почти одного веса. Виктор чуть выше и значительно моложе, к тому же чувствовалась разница в подготовке. Капитан шагнул и тут же наткнулся на мощный прямой в голову, еще один удалось отбить, но завершивший серию удар ногой сбоку, чуть выше печени, отбросил его на гимнастическую скамейку.

– Все! Хватит! Дорвался до бесплатного…

– Ну извини, Саныч! Ты же сам меня сюда привел. Спровоцировал, можно сказать.

– Отдыхаем. Присядь чуток, а то я до душа не доберусь. Здесь и закопаете.

– Лады! – Барков тяжело опустился рядом с капитаном, подтянул поближе брошенную тут же футболку и вытер ею мокрый от пота лоб.

– Это ты умеешь, сила есть… – Виноградов потер кожу под глазом – намечался небольшой синячок.

– Зато ты умный! Мои гоблины из всех офицеров, пожалуй, только тебя и воспринимают: еще бы, опыт оперативный, прошлое достойное.

– А ты?

– Что – я? – не понял вопроса Барков. – Я же всю жизнь из зала на пост, с поста в спортзал. В пресс-группу, сам знаешь, согласился только потому, что других офицерских должностей не было. Смех и грех!

– Вот видишь. Тогда познакомь меня.

– С кем?

– Ну с теми, кто все это придумал. И организовал.

– Подожди, Саныч, я не врубаюсь. Ты о чем?

– Да как даже и назвать – не знаю. Когда ты стреляешь, а в тебя не могут, это что, расстрел? Нет, грубо как-то… Во! Назовем это благородным словом «засада».

Барков непроизвольно огляделся: в крохотном подвальном зале, кроме них, никого не было.

– Ты о чем?

– Смотри. Я вот такой умный, опытный, со связями, но тем не менее такое шоу в магазине поставить не смог бы. И не взялся бы! Потому и не верю, что отличный парень и неплохой боец Витюша Барков сам по себе придумал, сделал…

– Саныч, ты кончай это. Пошли в душ, или я один!

– Скандал нужен?

– Нет.

– А я могу. Поэтому три минуты: нет – значит нет, а если да – будем вместе думать.

Помешкав, старший лейтенант опустился на тренажер:

– Давай!

– Не спрашивай, откуда я знаю – но точно: у «старших братьев» есть результаты экспертиз. И по пистолету, и по патронам. Будут они их легализовывать, нет – неизвестно. В какой-то степени это сейчас зависит от меня. А мое решение зависит от твоей откровенности.

– Я тебе ничего не могу сказать.

– Придется. Хоть что-то – придется! Потому что сами по себе бойки спиленные и патроны из кастрюльки – тьфу, ерунда, легкая тень на героев. Но вот если завтра или там послезавтра чекистам придет в голову пригласить твоего милиционера и поспрашивать его пожестче… Ты уверен, что парень язык себе в задницу сунет?

– Уверен.

– А я – нет! И тебе не советую.

Виноградов провел тыльной стороной ладони по лбу: пота уже не было, утихла и дрожь в коленях.

– Впрочем, согласись: лучше обойтись без искушений судьбы.

Барков кивнул, не поднимая глаз:

– Ну? И ты можешь им приказать?

– Ты что, перетренировался? Я, по-твоему, кто – председатель КГБ в подполье? Или тайный шеф ФСК?

– Но ты же сам только что…

– Я сказал, что в определенной степени решение будет зависеть от меня! Решат там сами, но есть возможность влиять на процесс.

– Я не понял, – вздохнул ротный.

– А тебе и не надо. Главное, чтоб я понял. Ну?

– Саныч, ты читал, кто эти трое были?

– Допустим.

– Тот в машине – он в розыске был за соучастие в захвате вертолета. Помнишь, шесть трупов? И другой, тот, что с пистолетом – беглый с зоны, последний срок – за убийство милиционера и его матери! Третий тоже не лучше. Понял? Они все и так покойники были.

– Туда им и дорога. Плевать! Речь же не об этом.

– Извини, Виноградов. Ничего я тебе сейчас не скажу. Не могу! Зря ты это затеял.

– Я затеял? Да шли бы вы все со своими играми.

– Вечером дома будешь?

– Буду.

– Я, наверное, позвоню. В душ пойдешь?

– Естественно.

– А я тогда обойдусь. Дел много. Пока!

Виноградов поднялся и тоже заковылял к выходу.

…Секретарша была пожилая и некрасивая.

– Михаил Анатольевич! К вам капитан Виноградов.

– Пусть заходит, – неожиданно чисто отозвался селектор начальственным басом. Басом заместителя начальника Департамента налоговых расследований.

Почти сразу же открылась дверь кабинета, и тот же голос отчеканил:

– Пошел вон! И чтоб я вас…

Подгоняемый звуковыми волнами, в коридор вылетел крохотный носатый человечек с курчавым венчиком огибающих лысину волос – этакий карикатурный типаж со страниц национал-патриотической литературы. И имя у носатого было подходящее – Ося Гутман, трус и негодяй, с которым даже в его родной редакции «Вечернего вестника города» мало кто здоровался за руку.

– Вы оскорбили в моем лице всю прогрессивную прессу! Я лично знаком с начальником ГУВД.

Он на секунду задержался у стола секретарши:

– Знаете, мой друг, он большой человек в Региональном управлении по борьбе с организованной преступностью.

– Маргарита Андреевна, – Виноградов уже почти зашел в кабинет, но не стерпел: – Маргарита Андреевна, вы, когда господин уйдет, ложки пересчитайте. И вообще проверьте, а то не ровен час…

У капитана с Гутманом были давние счеты.

– Здравствуй, Володя!

– Здравствуйте, Михаил Анатольевич. Поздравляю.

Хозяин кабинета хмыкнул, но непроизвольно скосил глаз на свеженький генеральский погон:

– Спасибо. С чем пожаловал?

– Да так. Здорово вы его! Круто.

– Да ну! Компромат ему на начальника ОБЭП нужен. Сукин кот! Стращать решил, грозился самого ославить.

– Дерьмо! И бездарь. Да ладно, Бог его накажет или люди. Я, собственно, вот с чем. Задумал я повесть написать, а сюжет такой…

После первых фраз Виноградова Михаил Анатольевич распорядился ни с кем, кроме министра, не соединять, визитерам сообщать, что выехал. Минут через десять попросил кофе.

– …Такие дела. Что посоветуете? – Капитан отодвинул пустую чашку, давая понять, что больше ему сообщить нечего.

Судя по цепким и профессиональным вопросам, которые то и дело в ходе виноградовского рассказа задавал Михаил Анатольевич, фабула его заинтересовала.

– Да-а. Лихо закручено.

– Главное – жизненно. Я бы даже сказал, жизненно важно для главного героя.

– Надо подумать.

Михаил Анатольевич тогда, в девяносто втором, сыграл в жизни и карьере Виноградова роль не слишком благодарную: втянул в ту историю с морскими чеками, отправил в Приречье, густо замесив патриотические идеалы молодого капитана на полукриминальных финансовых дрожжах. А затем спокойно пожертвовал им – впрочем, как и было задумано. Владимир Александрович знал, на что шел, и тогда еще оценил тактический ум, организаторские способности и доходящую до цинизма откровенность старшего коллеги[9]9
  Эти события описаны в рассказе «Жертва фигуры»


[Закрыть]. С тех пор они не встречались, и у Виноградова были основания полагать, что новоиспеченный генерал в тайные политические авантюры больше не лезет, сорвав максимум дивидендов с московского октября, – но больше капитану идти было не к кому.

– Володя, ну а сами-то вы верите в существование этого мифического и сверхтайного сообщества?

– Не знаю. Вполне возможно, что оно существует, но меня этот вопрос занимает в такой малой степени… Мне как автору будущей повести, естественно, сейчас в первую очередь важно нейтрализовать тех любознательных парней, которые лезут на контакт. Ведь этот контакт, как я понял, не желателен?

– Да, пожалуй, – задумчиво протянул генерал. – Для сюжета это лишнее. Знаешь, то, что ты в этом плане придумал, – это, наверное, оптимальный вариант! А кто, по-твоему, всю эту кутерьму в магазине провернул? Если не «Черные эскадроны»?

– Вопрос, однако… Думаю, сегодня-завтра выяснится: я, то есть главный герой, палку в муравейник сунул, повертел немного. Должен быть эффект.

– Рискуешь.

– Стараюсь страховаться.

Михаил Анатольевич кивнул:

– Это, наверное, даже неплохо, что ты ко мне зашел: мы живем в страшном и глупом мире.

– Мы живем в мире, который сами себе сотворили, товарищ генерал.

– Кстати, ваш славный король репортажа вернулся, знаешь?

– Петрович? Здорово! Жена передавала, что он звонил, но я не думал, что уже из Питера. У него ж день рождения.

– В пятницу собирает. Будешь?

– Обязательно. А вы?

– Приглашал. Там и встретимся. Поговорим.

Хозяин встал, протянул руку:

– Счастливо, сочинитель! Не заиграйся.

– Рад бы, Михаил Анатольевич. До свидания!

…Как правило, после одиннадцати вечера Виноградов просто отключал телефон. Все, кого он хотел слышать, старались дозвониться до этого времени, а проблемы остальных Владимира Александровича трогали в наименьшей степени.

Однако у него не было уверенности, что те, кто должен позвонить сегодня, знакомы с его принципами. Тем не менее трубка ожила в двадцать два сорок:

– Алле? Владимир Александрович?

– Слушаю вас.

– Извините за поздний звонок, господин капитан… Некто Гессен беспокоит, Анатолий Михайлович. Если помните.

Виноградов помнил.

– Чем обязан? – С Михаилом Анатольевичем он сегодня уже беседовал. Теперь – Анатолий Михайлович. Дурной водевиль при скудной фантазии: собственно, это иногда и есть жизнь.

– Хотелось бы встретиться. – Гессен был достаточно известным адвокатом, мило грассировал и никаких положительных эмоций у капитана вызвать не мог: не так уж давно один из его подзащитных чуть было не отправил Виноградова к предкам[10]10
  Эти события описаны в повести «Десять дней в неделю»


[Закрыть].

– Вам лично хотелось бы? Именно со мной? – Владимир Александрович ожидал чего-нибудь в подобном духе, но можно было позволить себе немного повалять дурака. – Что, наш общий знакомый раскаялся и шлет из зоны вышитый кисет? Или молитвенник в собственноручном переплете?

– Это – вряд ли, Владимир Александрович. Признаться, в той истории для меня до сих пор многое непонятно. И огорчительно, поверьте! Кстати, вероятно, в скором времени господин Степаненко может быть расконвоирован: он прекрасно себя ведет, трудится. Руководит производством.

Виноградов коротко, но внятно выругался.

Анатолий Михайлович вздохнул:

– Мне сложно вам что-либо возразить. Но к делу, по которому я вас беспокою, Мастер никакого отношения не имеет.

– А кто имеет?

– Не хотелось бы по телефону. Скажем так: речь пойдет о недавнем происшествии в некоей торговой точке.

– Вот как! – Виноградов сделал вид, что удивлен. – Интересно.

– Очень хорошо. Вы завтра ведь выходной еще?

– Скажите, после этой встречи с вами – что, опять стрелять будут? Или мне взрыва в бензобаке ждать? Может быть, парочку наркоманов с ножами в парадной?

– Эх, пуганая ворона. Простите великодушно фольклор.

– Я тоже шучу. Приду, конечно. Но и меры свои, не обессудьте, приму.

– Конечно, конечно! Я поручительству. Понимаю. Как у Ницше: «Как все, кто хаживал в цепях, он звон цепей повсюду слышит!»

– Ницше? Тоже из ваших клиентов?

– Не кокетничайте. В одиннадцать устроит? Можно раньше.

– А позже?

– Не знаю.

– Хорошо. В одиннадцать. Где?

– Ресторан «Квин». Знаете, где это?

– Представляю.

– Тогда всего доброго. Ждем.

– Всего наилучшего!

Виноградов включил плиту и поставил чайник – предстояло сделать еще несколько звонков.

* * *

Раньше был подвал с пивными автоматами. Дешевый. Грязный. И публика соответствующая: студенты, редкие работяги, а в основном – алкаши из близлежащих подворотен.

А теперь и бронзовые ручки на черных матовых дверях вестибюля, казалось, вопрошали: а ты, достоин ли ты посещения этого дворца великолепной жратвы и причудливой выпивки?

Мягко отозвался колокольчик над входом:

– Чем могу служить?

Даже холеная прислуга здесь смотрелась демократичнее интерьеров.

– Меня должны ждать.

– Да, прошу вас.

Обстановка в зале была задумана как домашняя – для тех, разумеется, кто привык дома обедать на белых крахмальных скатертях, пользуясь при этом приборами старого серебра. Рюмки, бокалы и прочее стекло доставлялись прямиком из Германии, фарфор, впрочем, был отечественный, дулевский. Скрытое под черными стилизованными балками освещение, непрекращающийся Фредди Меркури, в память о котором называлось заведение, томно сочится из огромных колонок…

– Владимир Александрович! Присаживайся!

– Да уж не премину.

– Здравствуй. Очень рад. Что-нибудь будешь?

– Здравствуй. Естественно! Где ты видел милиционера, чтоб отказался на халяву пожрать что-нибудь этакое…

– Запеченные осьминожки сегодня рекомендую. Пиво? Или покрепче?

– Мне к врачу скоро, на процедуру. А, ладно! Маленький «Варштайнер», один.

– Молодой человек, запишите! И еще, пожалуй, бокал пива – мне.

– Кофе? Десерт? – Поза официанта непостижимым образом сочетала стремление угодить с чувством глубокого превосходства над окружающей его средой.

– Свободен. Итак, Володя – удивлен?

– Нельзя сказать, чтоб нет. Скорее – да, но в меньшей степени, чем ты ожидаешь. Гессена, как я понимаю, не будет?

– А зачем? Он свое дело сделал. – Собеседник Виноградова дождался, когда официант расставит заказ и исчезнет. – Спасибо!

– Твоя точка?

– Наша.

Владимир Александрович и без того знал, что ресторан являлся собственностью и штаб-квартирой одного из мощнейших в регионе преступных сообществ, так называемой «тамаринской» группировки. Простых бойцов, узколобых и кожаных, сюда не допускали, поэтому посетитель был избавлен от вида спортивных штанов и цепей в полпуда весом.

– Как вашего шефа здоровье? Как Рита?

Месяца три назад самого Тамарина расстрелял из автомата наемник. От неминуемой смерти «крестного отца» спасли сказочное везение, преданность телохранителя и надежная немецкая техника. «Шестисотый» «мерседес», нашпигованный свинцом и потерявший управление, на колоссальной скорости своротил оказавшиеся на пути легковушки, перевернулся, но даже не ушиб моментально упакованные в надувные подушки тела пассажиров! Впрочем, получивший десяток пуль охранник скончался сразу же, а то, что досталось севшему вопреки обыкновению за руль Тамарину, долго извлекали из его тела лучшие медики не только Питера, но и других городов необъятной нашей Родины. Фантастическая аппаратура, уникальные лекарства, охрана из милицейских автоматчиков. Что творилось тогда в обшарпанном небоскребе больницы «скорой помощи»! Рассказать кому – не поверят! Сейчас Тамарин восстанавливал силы на одном из европейских курортов, оставив в городе жену Риту, симпатичную и скромную блондинку.

Виноградов познакомился с ней во время очередного больничного дежурства: Главк приказал полковнику Столярову выделять ежесуточно четырех автоматчиков с офицером во избежание повтора неудавшегося теракта.

Рита находилась в больнице почти неотлучно, поражая своей преданностью и тактом не только охрану, но и медицинский персонал. Это было так непохоже на распространенный образ бандитской подруги, что Владимиру Александровичу нестерпимо захотелось узнать, как живет, о чем думает, что любит и что ненавидит женщина, делящая кров с человеком, которого общественное мнение превратило чуть ли не в олицетворение земного зла. Как воспитывает детей? Что отвечает на вопросы своей матери? Она была для капитана Виноградова женой врага, но никаких чувств, кроме симпатии и жалости, не вызывала.