Текст книги "Мышеловка капитана Виноградова"

Автор книги: Никита Филатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Жертва фигуры

Подполковнику милиции Сергею Станчеву, тяжело раненному при обороне города Бендеры летом 1992 года, от имени тех, кому пока еще везет, посвящает этот рассказ автор.

1

В дальних камышах громыхнуло – сначала один раз, а затем, перекрывая рассыпчатое эхо первого выстрела, дуплетом.

– Вон они! – Фомин уже стоял на дне лодки, и ствол его «бокфлинта» описывал короткую неторопливую дугу, в конце которой обычно… – Нет, черт, далеко!

Только сейчас Виноградов разглядел в темно-синем, загустевшем от ранних сумерек небе два силуэта: селезень шел впереди и чуть ниже утка старалась не отстать, часто перебирая крыльями.

– А может… – ощутив в онемевших от гребли руках холодную тяжесть ружья, он не мог сразу так взять и смириться с мыслью об упущенной добыче.

– В другой раз, Саныч. Поехали. – Фомин опустился на кормовую банку, вальяжно раскинулся, создавая телу максимум удобств для отдыха. Оружие он пристроил рядом с собой, предварительно щелкнув планкой предохранителя. – Сменить тебя?

– Да тут осталось-то… – вопрос был задан из вежливости, оба это знали. – Догребу!

Поправив под собой сырой брезент чехла, капитан милиции Владимир Александрович Виноградов навалился на весла.

К костру они вышли минут через десять, чуть ли не самыми последними.

– Ну наконец! – с упреком протянул непомерно тучный, из-за черных «запорожских» усов похожий на добродушного моряка, мужчина. Он только что закончил нарезать хлеб и теперь, пыхтя, раскладывал его на заменявшем скатерть куске брезента. – Здорово, мужики!

– Привет! – Виноградов пожал протянутую руку. Ехали они сюда на разных машинах, в озеро ушли, не дожидаясь дуг друга, поэтому даже поздороваться толком не успели. – Как сам?

– Жив пока…

Владимир Александрович помнил подполковника Смирнова еще стройным, подтянутым офицером – до Афганистана, тяжелого ранения, многомесячного кочевания по госпиталям, завершившегося неудачной «гормональной атакой». Рискованный эксперимент с не разрешенным еще к применению медицинским препаратом сохранил Герою Советского Союза капитану Смирнову жизнь, но… кителя и брюки теперь шились ему в ателье, каждый раз пробивая огромную брешь расходом материала в небогатом бюджете ХОЗУ. Впрочем, Юрий Михайлович не комплексовал, форму надевал только по крайней надобности, благо должность заместителя начальника службы по работе с личным составом Главка позволяла.

– Ну-ка, подвинься!

Виноградов шагнул в сторону, пропуская пятящегося Фомина, – вместе с молчаливым Толиком Польских из регионалки, регионального бюро по борьбе с организованной преступностью, они, аккуратно держась за концы струганой жердины, снимали с огня котелок с картошкой.

– Готово! Тушенка у тебя?

– Здесь… – выгреб откуда-то из-под коряги десантный ранец Смирнов.

– Пусть капитан открывает, ему по сроку службы положено!

– Ладно! Развели, понимаешь, годковщину… – уже орудуя охотничьим ножом, проворчал Владимир Александрович.

– А эти где? – зная, что его поймут, спросил Фомин.

– К машинам пошли. Добычу прятать… – хмыкнул Смирнов. – Да что ж ты творишь, нехристь! Разве ж так делают!

Он вырвал у Фомина большую деревянную ложку, придвинул к себе котелок и принялся энергично перемешивать консервированное мясо и картошку.

– Вот как надо! А еще – ОМОН… Совсем, что ли, сил нет?

– Много взяли? – поинтересовался Виноградов у Польских.

Толя пожал плечами.

– Не то чтобы… Я двух, Герой одну. И у них четыре, кажется.

– А мы – пять! Да еще двух, самое меньшее, не нашли. Там камыши, черт, не продерешься…

– О! Потихоньку, я вижу, собираемся… Пора, пора! – из зарослей в очерченный огнем круг вступили двое. Тот, что постарше, седой, в армейском камуфлированном ватнике, нес две бутылки коньяка и пакет яблок. Виноградов встречался с ним пару раз в Управлении налоговых расследований, а вот со вторым познакомился лишь сегодня, знал только, что из Москвы, зовут Виктор.

– Ну-ка, похвастайтесь!

– Смотрите… – Фомин мотнул головой в сторону, где живописно были выложены добытые им и Виноградовым утки.

– Неплохо, неплохо! Надо признать, что в командном зачете…

– В личном тоже. – Владимир Александрович справедливости ради поступился славой. – Моя тут одна только. Остальные – доблестный ОМОН. Плюс еще двух не достали.

– Не достали! Чуть-чуть – не считается. Мы, может, тоже не нашли в камышах, еще побольше вашего! – с профессиональным нахрапом встряли в разговор подошедшие последними Саша и Андрюша, молодые и румяные сыщики из Управления уголовного розыска – один из «убойного» отдела, другой – по квартирным кражам.

– Все, время! Прошу, наконец, к столу, – пробасил Смирнов.

– Нет, так на конец – или к столу, я не понял? – не удержался Фомин.

– Да садись ты. Водка греется! – пихнул приятеля Виноградов.

Последний раз зачерпнув треснутой деревянной ложкой, Владимир Александрович передал котелок с варевом примостившемуся рядом Польских:

– Не могу больше. Не лезет.

– Да ну… Слабак! Смотри, как надо! – Анатолий плеснул себе на донышко «Пшеничной», благо пили уже давно без тостов, по самочувствию, и азартно принялся за еду.

– Еще пару полешков подкинь, кто там ближе! – привычно скомандовал взявший на себя роль распорядителя застолья Герой.

– Щас нарисуем! – не без труда оторвался от земли Фролов.

– Нет, я вот что имею в виду… – голос Саши-«убивца», как его здесь называли, зазвучал неожиданно громко. Он, не закончив, смущенно закашлялся. – Простите!

– За что! Вы на охоте сегодня в первый раз, восприятие свежее, – ободрил его москвич.

– Я имел в виду, что вот утки летают и чайки. Над одним озером. Уток бьют изо всех дыр, из-под каждого камыша, чуть зевнешь – и приветик. А чайки на хрен никому не нужны, тут же от берега к берегу болтаются, орут, галдят. Плевать им на все!

– Ну и что?

– Да ничего… Просто, вот как они между собой, нет, точнее, как утки к этим сукам относятся? Или никак?

– Эка ты да-ал! – хохотнул далекий от отвлеченных материй Фомин. – Силен! Птицу сукой назвать, а?

– Мораль сей басни такова: воняй больше и ори громче, тогда не тронут! – вставил Виноградов.

Расхохотались все, даже чопорный гость из Москвы.

– Ладно, товарищи офицеры. Давайте-ка к делу. – Михаил Анатольевич, тот самый седой из «налоговой», самый старший из присутствующих, произнес это хотя и не громко, но выделив голосом обращение. Легкомысленное настроение разом испарилось. – Прошу. Виктор Евгеньевич представляет координационный совет движения…

– …Таким образом, работа ведется по всей стране. Никого из присутствующих не надо убеждать в том, что времени остается крайне мало. Однако и рисковать, торопиться мы не имеем права – история вряд ли предоставит нам возможность второй попытки. Да, и особо хочу подчеркнуть: мы не стремимся к свержению существующего конституционного строя, речь не идет о вооруженном перевороте, хотя на определенном этапе, вероятно, и придется использовать имеющийся потенциал… – Москвич говорил уже минут десять, ни разу не сбившись, грамотно, аргументированно, однако, как показалось Виноградову, с внутренней скукой. Так умные замполиты застойных времен справляли свои обряды в воинских частях и милицейских подразделениях.

И как бы в подтверждение мыслей Виноградова прозвучало:

– Пользуясь известным постулатом, скажу: налицо революционная ситуация. Очевидно, что «низам» все до смерти надоело, не менее очевидно, что и «верхи» уже не могут контролировать ситуацию… Вот Михаил Анатольевич описал мне в целом ситуацию в вашем городе, вы ее знаете не хуже!

Нахал, подумал Виноградов, вот твое писарское высокомерие и проявилось. Что значит – «не хуже»? Мы ее на своей шкуре чувствуем… Это на наших глазах начальники сначала пестуют разветвленную преступную инфраструктуру города, а затем с бухты-барахты, к очередной политической кампании сажают тех, на ком держалось хоть какое-то подобие стабильности – Тамарина, Старышева… Кидают братьев-омоновцев против черных – а потом отдают их со всеми потрохами, с кепками-дубинками, прокуратуре. Из органов вышибают лучшие кадры, а замполиты как протирали штаны – так и продолжают… Фашисты, сионисты, коммунисты, националисты и прочие патриоты – кого сажать, кого не сажать? Тут не только у сержантов голова кругом идет! Устроили, понимаешь, единый фронт против злополучных торговцев с Кавказа, лишь бы люди опять на Смольный и Таврический не пошли.

– На кого же опираться? Где та сила, которая способна вытащить страну из кризиса? Армия? Нет, не те времена, да и армия не та, даже если захватит власть… Что там говорить, и так ясно. Рабочий класс, крестьяне, интеллигенция? Ну, это мы уже проходили, комментариев не нужно. Госбезопасность? Сами понимаете – нет… – Виктор Евгеньевич сделал уместную и строго дозированную паузу. – Только органы внутренних дел, милиция способны взять и с честью выполнить эту миссию! Мы есть везде, нас достаточно много… Техническое оснащение, каналы связи, структура управления, вооружение, наконец – по каждому из этих показателей в отдельности мы, разумеется, уступаем чекистам и армии, но в целом… Обширная сеть источников информации, даже вся пресса, что тоже немаловажно! А кадры? Кто, скажите, лучше оперативника ОБХСС знает бреши в экономике на своем обслуживаемом участке? Кто лучше знает взяточников, расхитителей, просто хреновых руководителей? А уголовный розыск? Этим бы ребятам чуть бы больше правовой свободы – и улицы наших городов превратятся в места не только красивые, но и безопасные… Вы извините меня за прописные истины, если бы они были вам не знакомы – мы сейчас не сидели бы здесь. Именно такие, как вы, образуют сейчас становой хребет Движения, координационный совет которого я представляю, а в недалеком будущем возглавят командные структуры обновленной Державы!

– Знаешь, что мне все это напоминает? – шепнул Виноградов соседу.

– Ну?

– «Союз меча и орала»… Ильф и Петров… «Я дам вам парабеллум»… Вы в каком полку служили?

– Ты что, Саныч, дурак? – вскинулся недоуменно Анатолий.

– Ага, – бесхитростно подтвердил Владимир Александрович. При такой постановке вопроса он никогда не спорил.

На утренней зорьке все отстрелялись одинаково плохо.

– Как тебе?.. Я не про охоту. – Фомин утрамбовывал в багажнике рюкзаки, и Виноградов даже не сразу понял, что приятель обращается к нему.

– Я понял… А никак. Игры со спичками в детском саду.

– Ну да-а, – вздохнул омоновец. – Но что-то делать надо?

– Надо… Да-да, иду! – Владимир Александрович подхватил закопченный котелок, кружки, несколько ложек и заторопился к берегу, повинуясь приглашающему жесту Михаила Анатольевича.

Через несколько минут посуда была вымыта, но ни тот, ни другой не торопились вернуться к машинам.

– Что решили, Владимир Александрович?

– Согласен.

– Все взвесили?

– Мы ж не дети, товарищ полковник… Авось пронесет.

– Не пронесет.

– Да это я так, сам понимаю… На вас не рассчитывать, так?

– Не рассчитывать. Шансы на то, что после этого вас оставят в органах, – почти нулевые. При большом везении придете в себя участковым где-нибудь в области.

– Да-а… Ладно, давайте!

– Держи, капитан.

Из-под ватника появился бело-голубой полиэтиленовый пакет, небольшой, но, судя по всему, довольно тяжелый. Виноградов аккуратно принял его, отогнул край. Взглядом выхватил плотную белизну упаковок, строчки типографского шрифта…

– Проверяли?

– Сам. Лично. Все чеки – подлинные. Ровно три тысячи пятьсот.

– Расписку надо?

– Нет.

– Тогда все. Как договорились.

– Ни пуха!

– К черту! Я первым вернусь, не возражаете? – И Виноградов, рывком поднявшись, направился в сторону охотбазы.

2

Едва ступив на перрон, Владимир Александрович оказался в крепких и довольно бесцеремонных объятиях.

– Товарищ полковник! Город-герой Приреченск приветствует доблестную питерскую милицию!

Черная щетина усов дважды, по местной традиции, ткнулась в щеки Виноградова, и старинный приятель Сергей Кинчев отпустил наконец гостя. Пахнуло вином и хорошим одеколоном.

– Вольно! Та-ак… Выглядишь неплохо, толстый, загорелый… Усы на месте, а с этим как? – Владимир Александрович ткнул неожиданно сложенной в горсть ладонью в низ живота встречающего.

– Порядок! Никто не жалуется… – самодовольно хохотнул Кинчев.

– А салют где? – капризно огляделся Виноградов.

– Чего-чего, а этого у нас хватает. Даже слишком, – произнесла приблизившаяся женщина лет пятидесяти, полная, с усталыми умными глазами и тяжелым пучком собранных на затылке седоватых волос. – Римма Ивановна! – представилась она.

– Очень приятно.

– Наша главная медицинская начальница, – уважительно прокомментировал Кинчев. И хлопнул по плечу стоящего рядом с ней русого, носатого парня:

– Штефан – самый лихой водитель системы Министерства внутренних дел… Ну и по другим вопросам тоже не промах, кличка – Осеменитель, ха-ха! Мой ординарец теперь.

– Приветствую, – мужчины обменялись рукопожатиями. – А где Василий?

– Потом… потом! – ломая возникшую было тяжелую паузу, заторопился Кинчев. – Вещи где?

– Все здесь, – показал на небольшую спортивную сумку, висящую на плече, Виноградов. – Командуйте, товарищ майор!

– Между прочим, подполковник. Без шуток, уже почти месяц, – назидательно подняв палец, остановился хозяин. – И должность – заместитель министра самых что ни на есть внутренних дел, самой что ни на есть героической Приреченской республики, так что…

– Убил… унизил, растоптал! – шутливо схватился за сердце Владимир Александрович и сделал вид, что пытается рухнуть на колени. – Не вели казнить!

– Ладно… прощаю! – под общий смех смилостивился Кинчев и вдруг хлопнул себя по лбу: – Ох, забыл! Давай быстро! – скомандовал он Штефану, уже свинчивавшему крышку с пластиковой канистры. – За встречу – по паре капель!

Рубиновая жидкость плеснулась в подставленные стаканы.

– Вижу, встретили? – Как из-под земли вырос огромного роста широкоплечий офицер в камуфляже с трехцветной российской нашивкой на левом плече. Издали за происходящим наблюдали два солдата; по манере носить кепки, закатанным рукавам и вольно расстегнутым воротникам на загорелых шеях Виноградов безошибочно определил профессионалов.

– А как же, Дмитрий Иваныч! Знакомься, Володя: помощник военного коменданта, наш добрый друг и защитник. Мировой мужик!

– Да ладно тебе, Сергей… Бубликов!

– Виноградов! – здоровяк пожал руку корректно, стараясь не повредить, что Владимир Александрович сразу же оценил.

– Как Питер? Я сам оттуда…

– Дожди. Но не стреляют. А здесь как?

– Увидишь. Не куришь, случайно?

– Сам – нет. Но для хороших людей, тем более – земляков… – Виноградов достал приготовленную для такого случая пачку «Беломора», по старому – фабрики Урицкого. – Подарок!

– Достойно. Спасибо. Сергей, друзья у тебя… уважаю!

– Ну, как! – Кинчев приосанился, он любил, когда ему говорили приятное, и не скрывал этого.

– Что у гостя с документами? Решили?

– Вот на всякий случай. – Виноградов протянул бордовое, с золотым тиснением удостоверение корреспондента газеты «Невский берег». Этот документ прикрытия нигде не значился, газеты такой в помине не существовало. – А для домашнего использования больничный лист, со вчерашнего числа – до пятницы. Острое респираторное заболевание. Температура. Кашель.

– Ох, мальчики… – покачала головой Римма Ивановна.

– Мы не об этом, – взглянув на бумаги, вернул их Бубликов. Потом перевел глаза на Кинчева. – Ладно, что ж поделаешь… Выручим.

Он достал из кармана сброшюрованную пачку розовых бланков, аккуратно вырвал один из них, что-то пометив для себя на перфорированном корешке.

– Сами заполните. Под твою ответственность! – протянул он листок Кинчеву.

– Ну спасибо! Саныч, это знаешь что такое? Это пропуск военного коменданта, «вездеход»! Ува-ажил… Чуть-чуть за встречу? Из собственного подвала, а?

– Возражений нет… Будем здоровы! – Бубликов со вкусом выпил, закусил грушей.

– Двинулись!

Уже с сине-желтого милицейского «уазика», прощаясь, офицер чуть придержал ладонь Виноградова:

– Не лезь куда не надо без нужды. Понял?

– Постараюсь.

– Ничего, он завтра утром – назад! – высунулся из окошка Кинчев. – Как-нибудь сбережем…

– Уж постарайтесь. Счастливо отдохнуть!

Взревев и чуть не встав на дыбы, машина сорвалась с места.

– Что наделали, гады! – не удержался Виноградов, когда за очередным поворотом открылась панорама центральной части города.

Пышная, еще не тронутая в этих благодатных краях осенней желтизной зелень не могла скрыть страшных разрушений, причиненных недавними бомбежками. Изуродованные витрины универмага, причудливый излом осыпавшейся стены горсовета, на месте здания милиции – закопченный остов. Огромное жаркое солнце в безоблачном небе беспощадно высвечивало самые мелкие детали.

– Ты Микрорайон не видел… Помнишь, мы в позапрошлом году с Яковлевым туда ездили? С Генкой еще?

– Помню.

– Так там уличные бои были… Лучше не смотреть. У больницы останови! – сказал водителю Кинчев. Они сделали традиционный круг по площади, мимо великолепного монумента фельдмаршалу, основателю города и одному из символов Российской державности, проехали еще два квартала.

– Сходи осмотрись!

Штефан достал прикрытый курткой автомат, повесил его на плечо и, аккуратно прихлопнув за собой дверь, вышел из машины.

– Привез?

– Да. – Виноградов, чуть повозившись, вытянул из-за пазухи туго спеленутый полиэтиленом и перетянутый аптечной резинкой брусок. Протянул женщине. – Здесь шесть тысяч. Долларов. Проверьте.

– Что вы!

– Проверьте! – уже тверже сказал Владимир Александрович.

– Порядок такой, – пояснил, принимая у Риммы Ивановны валюту, Кинчев. Он аккуратно стянул черное эластичное кольцо, развернул прозрачную пленку, затем газету. Пересчитал купюры. – Шестьдесят на сто. Все верно.

– Спасибо вам, Володя! Спасибо, милый… – Женщина вдруг заплакала, неуклюже заталкивая доллары в карман цветастого платья.

– Да мое-то дело, Римма Ивановна, голубушка… – Виноградову стало не по себе, защипало глаза. Кинчев молчал, отвернувшись в сторону.

– Если бы вы знали… Благослови вас Господи!

Идти было довольно приятно, хотя и несколько жарко. В голове шумело от молодого, нежного и терпкого домашнего вина, сытый желудок норовил ввергнуть организм в сонную истому. Виноградов обернулся: сзади, в нескольких километрах, белел в густом кольце деревьев Приреченск, столица одноименной, никем не признанной, но вполне ощутимо существующей республики. Отсюда он казался нетронутым и тихим.

– Красота-а! – вздохнул Владимир Александрович.

– Угу, – кивнул Штефан.

– Ваше превосходительство! – окликнул Виноградов ушедшего вперед Кинчева. – Ау! Куда идем-то?

– К хорошим людям, брат. К очень хорошим! – не оборачиваясь, ответил молодой подполковник.

Судя по географическим картам, река была в основном не очень извилистой, с редкими излучинами и разливами. Место же, куда хозяева привели Виноградова, представляло собой весьма крутой изгиб русла, заметно вклинивший кусок республиканского берега на территорию, с некоторых пор ставшую враждебной.

На высоком холме, доминировавшем над прилегающей территорией и являющемся для нее, что называется, «господствующей высотой», было оборудовано немудреное фортификационное сооружение из мешков с песком и плетеных, наполненных землей корзин, кое-где дополненных железобетонными блоками. Постоянные обитатели и нечастые журналисты прозвали это место «кордоном», и это старое казачье название привилось, попало в официальные сводки, приказы, разного рода мирные договоры и протоколы.

– Мир дому! – спрыгнув в траншею, поздоровался Кинчев.

– Привет начальству! – милиционер в форме, трое приреченских гвардейцев и казак, лохматый и бородатый дядька, ни на минуту не снимавший пыльную, ломаную фуражку с синим околышем.

Один из гвардейцев полулежал у пулемета, остальные обильно закусывали.

– Присоединяйтесь, мужики! – после того как все перездоровались, пригласил милиционер.

– Ну-ка, Штефан… – на импровизированный стол Кинчев выставил бутылку водки, початую канистру и несколько пакетов снеди. В ответ откуда-то из-под папиросных ящиков возник баллон – трехлитровая банка самогона. Как заметил Виноградов, она была уже не первой; еще в одной, небрежно отставленной в сторону, мутноватая жидкость едва прикрывала дно.

Выпили. Поговорили. Потихоньку прикончили две пачки выложенных Виноградовым папирос. Начало темнеть.

– Можно поглядеть? – переместился к дежурившему у пулемета Владимир Александрович.

– Поглядеть?.. Ну глянь. – По тону капитан понял, что Кинчева кордонники уважали, если привел гостя, значит, обижать его нельзя… но любовь с первого взгляда здесь не в ходу.

– Только дуру не трогай! – из дальнего угла траншеи крикнул казак. Усмехнулся: – А то тут приезжали… Любители пульнуть, так их мать! Он, гад, стрельнул – и уехал, а мы неделю голову поднять над бруствером не могли.

– Имей совесть, Борода! – вступился за гостя Кинчев. – Видишь же – человек серьезный. Ну-ка, подожди!

Он ловко перебрался к Виноградову и ткнул рукой влево:

– Машину мою помнишь? Ласточку?

– Ну?

– Смотри туда!

У самого берега, там, где некогда оживленная дорога упиралась во взорванный мост, топорщилась куча скомканного, некогда выкрашенного в белый цвет металла с неестественно задранной, оплавленной таблеткой колеса.

– Когда летом мы их из города выбили, я вернулся домой – нет машины. Соседи говорят, те, суки, угнали, все же знают чья, тачка известная… А тут Васька мой – ты его еще «Петькой-ординарцем» дразнил, помнишь? – прибежал, говорит, видел машину у границы, бросили ее, бензин, наверное, кончился… Я говорю, стемнеет, сходим отгоним. Тогда у снайперов еще инфракрасных прицелов не было, риск минимальный… А к вечеру закрутился, в штаб вызвали, потом президент собирал… Василь и говорит, я один, а что – он моего «Москвича» как облупленного знал, не хуже, чем свой «козел» милицейский! Я ключи дал.

– Подстрелили?

– Хуже. Они думали я лично за своей ласточкой прибегу, так бы и было, но… В общем, он завелся, тронулся – тут и рвануло! Аж две мины заложили…

– В Афгане так трупы заряжали, – сказал прислушивавшийся к разговору гвардеец.

– А здесь – кто ждал? Так что Васька мою смерть принял, я теперь как Кащей Бессмертный! Ладно, давайте – за помин души…

Ночь прошла, на юг прогромыхал пассажирский поезд и не по-северному внезапно начало темнеть.

– Через час – твой. – Кинчев глянул на часы, циферблат был уже вполне различим. – Может, задержишься? До послезавтра?

– Да знаешь же, Сергей, не могу. Больничный липовый, врачиху подведу… И дел навалом.

Они стояли на балконе стандартной хрущевской пятиэтажки, в комнате спали сыновья хозяина и его молодая, очень милая жена.

– Саныч, ты Гусенко помнишь?

– Конечно. Он ведь замначальника горотдела был, так? Я его еще раньше, чем тебя, узнал, в первую командировку…

– Саныч, он весной к тем ушел, в полицию. Ба-альшим начальником стал, чуть ли не главным комиссаром… Мы вместе среднюю школу милиции закончили, работали дверь в дверь, да что там – росли на соседних улицах! – Кинчев зябко передернул плечами. – А в июле я его застрелил. Седьмого числа, утром. Они пытались фабрику удержать, а наши их выбивали… Вот так!

– Да-а…

– Ты готов? А я пойду оденусь, пора идти. – Кинчев шагнул в квартиру, стараясь не разбудить семью.

Виноградов пожалел, что не курит.

С Сергеем Кинчевым они впервые встретились в антиалгокольном восемьдесят пятом. Молодой опер ОБХСС Володя Виноградов высунув язык мотался по необъятной тогда стране, собирая и увязывая раскинутые от Мурманска до Одессы нити и ниточки одной развеселой компании спекулянтов-гастролеров. Занесло его и в Приреченск, где на удачу дежурил по горотделу недавно выписанный из госпиталя по причине ножевого ранения знаменитый местный розыскник капитан Кинчев. Слово за слово – дела побоку, все на помощь доблестной ленинградской милиции! Вдвоем накопали столько – на пять командировок хватит… Ну и отдохнули, конечно, – что-что, а гостей здесь принимать всегда любили. А провинциальная милиция – это не в большом городе, всегда вес имела. Они понравились друг другу сразу, Виноградов и Кинчев – грубоватый, бесцеремонный, отчаянный женолюб, гурман и ценитель вин, влюбленный в себя, что не редко, и в свою милицейскую работу, что встречается значительно реже. Сдружились семьями, друг у друга проводили отпуска, выдумывали себе командировки такие, чтобы ненароком, хоть на сутки, – но заглянуть по знакомому адресу.

Потом стали видеться реже, и Виноградов только по телевизору в репортажах из горячих точек высматривал с тревогой, не мелькнет ли в кадре знакомое лицо с лихим разлетом усов.

А теперь – заместитель министра, не хухры-мухры! Хотя какой был – такой и остался, с болгарским огненным темпераментом и милицейской хваткой.

– Пошли! Прощаться не надо, пусть спят.

– Как скажешь…

По привычке ускоряя шаг, они направились по просыпающемуся городу на вокзал.

– Еще раз спасибо, дружище. На эту валюту мы сможем купить столько всего для госпиталя – это даже не представить! Серьезно.

– Я знаю. Поэтому и подписался.

– Эх-ма! А может, обойдется? Давай мы бумагу от министра пришлем… Хочешь – расписку официально оформим?

– Ага. И еще прессу подключим – газеты, телевидение. Этакий легкий скандальчик всем на потеху.

– Ладно, выгонят – перебирайся к нам. Начальником отдела сразу же, квартиру изыщем. Восстановим в органах – имеем право.

– Буду иметь в виду.

– Я серьезно.

– Я тоже не шучу. Лишь бы не посадили.

– Отобьем, Саныч! У нас теперь такие «коммандосы» есть – любую тюрягу по кирпичикам разнесут, хоть слона выкрадут и сюда доставят… А в Приреченске – поди достань тебя!

– Сплюнь три раза! Трепло ты, а не замминистра.

– Ну не скажи… Ты мне вот что, Саныч, проясни напоследок… Все эти конспирации, комбинации, акции – мастурбации, мать их! – словом, все это движение – как, серьезно? Или, блин, очередная авантюра, после которой опять всех с голой задницей оставят? Может, это там наверху кабинет побольше и кусок пожирнее поделить не могут? Только честно!

– Честно… Не знаю. Идея вроде благая, лозунги тоже – но это же, сам понимаешь, шелуха. Из координационного совета никого не знаю, с режимом секретности у них все в порядке, а что касается своих, питерских… Мужики стоящие, я думаю лучшее, что в нашей системе сохранилось. Вам-то уже помогли чем-нибудь?

– Присылали людей, оружие… Формы милицейской через Москву подкинули. На прессу, чувствовалось, влияли – словом, грех жаловаться. Ну, и ты тут с зеленью, тоже факт!

– Так и плюнь. Не напрягай мозги – жизнь покажет.

– Постой! – Кинчев придержал Владимира Александровича за рукав. Они находились уже на территории станции, между беспорядочно перемешанными платформами, истекающими вонью цистернами и бурыми товарняками.

– Будь здесь, не двигайся!

Сергей решительно, но аккуратно, стараясь не запачкать щеголеватый джинсовый костюм, нырнул куда-то вниз, под мазутное брюхо вагона. В руке его Виноградов разглядел матовый брусок пистолета.

Коротко прошуршал гравий, и теперь уже сам Владимир Александрович услышал звуки, привлекшие внимание его спутника; они доносились, судя по всему, от грузового двора: мужские нервные голоса, приглушенные вскрики, металлический лязг.

Посмотрев на часы и тревожно вздохнув, Виноградов полез вперед за старшим по званию…

– A-а, все-таки не удержался? – удовлетворенно спросил спрыгнувшего с очередной подножки Владимира Александровича Сергей. – Ничего, сейчас уже пойдем…

Он откинул в сторону недокуренную сигарету и, не прерывая движения освободившейся руки, коротко и сильно ударил в живот стоявшего рядом с ним мужчину. К еще большему удивлению Виноградова, мужчина не упал, а только конвульсивно дернулся, мотнув безвольно свешенной головой. Вглядевшись, капитан понял причину – правое запястье задержанного было приковано никелированным наручником к ржавой скобе, торчащей на двухметровой высоте из пыльного бока вагона-рефрижератора.

Стоящие рядом милицейский сержант с усталым небритым лицом и вохровец в синей тужурке внимательно рассматривали подошедшего.

– Взяли, наконец, – счел необходимым пояснить Кинчев. – Четвертую ночь в засаде, и не зря! Молодцы ребята, орлы! Понимаешь, Саныч, гниды такие, повадились потрошить станцию – мясо, водку, детское питание… Вся Россия от себя последнее отрывает, шлют, чего у самих в магазинах нет, а эти с-суки… – Кинчев еще раз приложился кулаком, теперь к окровавленной физиономии вора. Брезгливо вытер руку о его же куртку. – Одного задержали, двое самое меньшее ушли, вот что плохо.

– Молчит, собака, как пионер! – возмущенно, но не без уважения сказал вохровец.

– Точно… Скажешь, гад? – приблизился вплотную к задержанному милиционер.

Тот, ощерившись, мотнул головой.

– Видел? – пожаловался Кинчев. – Что ж поделаешь… Ты вроде из Южно-Чапаевки? Да? – подполковник назвал шахтерский городок на востоке республики, у самой границы с Украиной. – Вот пусть с тобой местные мои коллеги и разбираются… Отправим тебя сейчас туда – а чего тянуть? Недалеко, прямо с этим поездом и отправим. Только вот билеты на товарные поезда не продают, что за жалость! Ну ничего – рядом пробежишься… Понял?

Взгляд задержанного метнулся сначала к наручнику, затем в голову состава, наполнился ужасом.

– Вижу, понял. И ладушки…

Кинчев шагнул назад, от вагона, принял от милиционера желтый железнодорожный флажок и махнул в сторону локомотива. Трехсотметровый поезд лязгнул по всей длине громоздкими сочленениями и нехотя тронулся с места. Задержанный начал пятиться, но сразу же потерял равновесие и заскреб ногами по гравию.

Кинчев опять взмахнул флажком:

– Стой! Так не честно, надо тебя другой рукой перестегнуть, чтобы по ходу движения, как у порядочных водится… – огромную массу мгновенно остановить было невозможно, поэтому вора еще метров десять проволокло.

– Или, может, расскажешь нам что интересное? Чтоб зря твоего участкового не беспокоить, а?

– Отцепите… отцепите, сволочи! Я все скажу, все…

– Еще ругается… – удивился милиционер, доставая из кармана ключи.

– Осуждаешь, а, интеллигенция? – спросил Кинчев, когда они прощались у вагона скорого пассажирского.

– Не мое дело.

– Эт-то верно… Пойми, мы имеем право. Мы его не заслужили, мы его завоевали… Веришь ли, каждый раз действует! Уже третьего вора на понт берем, с помощью операции «Паровоз» – это я так назвал, действует безотказно. Тем более что времени нет по всем правилам колоть. Да ты, Саныч, не думай – мы ж не убийцы. Машинист свой парень, все равно далеко б не поехал!

А Виноградов в первый раз не знал, верить ему или нет…