Текст книги "Туман. Квест «Похититель Душ» 1"

Автор книги: Ник Демин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

2

– Нас это не коснется, – думал я. – мне же пока можно заняться серией испытаний, на которые у меня вечно не хватало времени. Минимум денег у меня есть, времени свободного тоже навалом, пока в стране такое твориться, необходимо немного адаптироваться, так что пока из дома ни ногой. Пусть они дерутся – меня это не касается, я честный бомж-негоциант. Разумеется я предполагал, что любое столь масштабное потрясение устоев общества, будет сопровождаться некими катаклизмами. Но прежде всего надо было узнать подробности в первую очередь я ломанулся к бабуле, вот уж кто знал все городские сплетни и со вкусом их пересказывал. Заскочив к Пабло, я купил небольшой кувшин вина, чтобы прийти не с пустыми руками (ну о качестве вина можно сделать вывод по тому, что кувшин стоил намного дороже его содержимого). Пробираясь по улицам, я пока не увидел ничего интересного, разве что потише стало, те кто знал охотно делились новостями с несведущими.

Дойдя до порта я остановился, такое я видел впервые, множество речных барок, пришвартованных практически у всех причалов, куда только падал взгляд. Везде одни солдаты, причем не паркетные шаркуны, а такие обычные пехотные части. До бабули я так и не добрался, в принципе и так было ясно все, либо выгружаются войска верные Королю, либо это подтянулись силы заговорщиков – все пока равновероятно. Какое то нехорошее чувство подсказывало мне что: а – мня это коснется обязательно; б – добром это не кончится. Уже на съезде, где в речной порт выруливают тяжелые большие повозки запряженные несколькими тяжеловозами, я наткнулся на небольшую толпу, которая разрасталась прямо на глазах. Я сам остановился послушать, буквально на пару минут, и остался. Неизвестно откуда появились возмутители спокойствия:

Ни капельки ни странно, что первыми на такие вопли откликнулись такие районы как наш. Это вполне закономерно, подвигнуть средний класс на борьбу практически невозможно, они не приобретут ничего сверх того, что имеют, за исключением отдельных личностей, но и мешать они не будут, опять по той же самой причине. Те кто организовывал заговор, они вынуждены опираться на верные им войска и людей, но когда их слишком мало – милое дело поднять бедноту, которая выплеснет себя на улицы и устроит беспорядки. В таком бардаке гораздо легче проворачивать свои планы, потому что законная власть вынуждена отвлекаться еще и на подавление бунта.

До своих я так и не дошел, на съезде в порт, предназначенный для ломовых лошадей и грузов, прибывающих со стороны Красногорья, столпились несколько человек. Наверняка толпа люди собрались здесь наподобие меня, увидели народ и остановились посмотреть, что происходит. На остановленную телегу, везущую бочки в сторону реки, взобрался тип в потрепанной онашеской одежде, с красным носом и красным же шарфом на шее. Правильно, а кого еще приглашать на такое дело как не священнослужителя? Что проповедь читать, что здесь выступать. Вид у него был пропитой и вдохновленный. Вцепившись в веревки, стягивающие груз, он заорал:

– Честные люди! – начал он свою речь. – Я обращаюсь именно к вам! Да, да, к вам! Посмотрите как вы живете!? Вы видите, что королевская власть ни делает ничего, чтобы хоть немного улучшить ваше положение…

Простые короткие фразы, рубленая речь, хороший голос, понятные лозунги – все, что нужно уличному оратору, чтобы завести толпу. А если же еще и подогреть спиртным… я поймал себя на том, что одобрительно киваю в некоторых местах, а в руках у меня посудина с дешевым крепленым вином, чуть подкисшим, но не потерявшим из-за этого своей привлекательности. А говорил он много и правильно.

– …они говорят, что у нас нет рабства, но мы вынуждены продавать своих детей, чтобы прокормить хотя бы некоторых! На судят продажные судьи, готовые за небольшую мзду засудить невиновного! Все ли помнят горшечника с улицы менял?

В толпе раздались гневные выкрики – видимо люди помнили.

– Все помнят, как мальчишку муслима, за кусок ржавой рыбины пороли кнутом?

Толпа волновалась, порывалась куда-то бежать, с кого то требовать. Я оглянулся: район здесь был не из богатых, поставляющий в речной порт докеров; рыбаков, ставящих сети по несудоходным протокам; контрабандистов и местных шлюх, профессия в здешних местах прибыльная, хотя и опасная. Настоящие трущобы, в которых я имел честь проживать, находились немного выше по течению, здесь же проживала так называемая «честная» беднота, презирающая выходцев из нашего квартала. Уже немного отстраненно я наблюдал, как играют с настроением толпы. Людей то заводили до крайностей, то искусственно охлаждали и заметьте! Никакой магии! В толпе я заметил несколько знакомцев, промышляющих на подхвате в одной из крупных банд, которые очень слажено начинали вопить в нужных местах, представляя собой солистов такого маленького оркестра. Наконец оратор видимо посчитал, что подошло время: действительно люди были дезориентированы – то им говорил, что король плохой, то хороший, а во всем виноваты министры; то он заботиться о людях, а то продался нелюдям – все настолько алогично, насколько и привлекательно.

– Я предлагаю! – он повысил голос, стараясь чтобы его проникновенный хрипловатый голос услышали во всех уголках, уже немаленькой толпы.

Нужные люди зашикали, на некоторых переговаривающихся, и эти же люди начали дружно вопить, повторяя за ним следующие слова:

– Давайте просто спросим, просто пойдем, и спросим. Мы не бунтари, мы простые подданные, которые хотят и имеют право знать, что Его Величество сделал для них.

Толпа дружно скандировала:

– Что он сделал для нас?! – причем вопросительные интонации вскоре исчезли, сменившись угрожающими.

Направляемая подозрительными даже для меня личностями, толпа колыхнулась, выбирая направление и аморфной биомассой покатила, понемногу набирая ход. Честно говоря, ощущалось некое дежа вю, при виде всего происходящего. Разумеется, сам я прекрасно знал, чем заканчиваются подобные эскапады, мне только местного кровавого воскресенья не хватало да и аналог попа Гапона не особенно вдохновил мое, привыкшее к манипулированию человеческим сознанием, нутро.

Отдельные благоразумные личности выскальзывали из толпы, ныряя в проулки и разбегаясь по домам, но большая часть воодушевленная речами и вином, в едином порыве, все как один, двинулись искать приключений на свою задницу. Не скажу, что я относил себя к тупым, но поскольку мне пока по дороге с толпой, решил зайти за непризнаваемую границу между трущобами и более менее обеспеченными людьми. Шел же я просто посмотреть, как будут развиваться события, не собираясь ни в чем участвовать.

* * *

Стараясь держаться в последних рядах, я орал, что-то восторженное вместе со всеми и шел вперед. Между тем, мы вышли на большую дорогу, по которой перевозились грузы. Она была заполнена, казалось что вся беднота разом поперла искать справедливости, а меня еще раз убедили в срежиссированности происходящего, большие бочки в контрольных точках, в каждой из которых выступал оратор. Скажу как человек, понимающий что происходит – у толпы не было ни единого шанса, за неё все решили. Так незаметно мы подошли к приличным районам, к тому времени и лозунги стали звучать по другому, и голоса стали злее, и вино начало как следует бродить в жилах, требуя показать свою молодецкую удаль.

Да еще и разжигание межрасовой розни.

Сердце колотилось все сильнее, все таки основы, вложенные в нас с детства, очень сильны. Тем более что, все уже сделано до меня, видно что здесь погуляли.

Разумеется, я не хочу принизить профессионализм здешних домушников, но ведь они на погромы и не пойдут, у них профессия тихая, а те кто здесь побывал, обычная пена, решившая воспользоваться подходящей возможностью.

Впереди выстроились гвардейцы, впрочем даже не гвардейцы, а внутренняя дворцовая стража, одетые как на параде, тоненькой полоской. Даже мне, человеку далекому от войны и местных политических дрязг, а может быть именно поэтому – становилось понятно. Этих – послали на заклание. Вероятнее всего, одни из немногих оставшихся верных своему сюзерену, воинов, которые не сделают погоды, а попытаются честно выполнить свой долг и погибнут, отстаивая чьи то непонятные интересы. Их присутствие, наоборот, вредно. Они не должны быть там, где не смогут принести пользу, здесь же они лишь внушат толпе чувство псевдоуверенности в своих силах, заставят поверить её в свою исключительность. Так оно и получилось:

– Арбалетыыыы! – громко скомандовал невысокий командир (извините, но я не разбираюсь в местных званиях, а учить… как то у меня были другие проблемы, требующие решения), и десяток воинов четко и отлажено выполнил команду. Толпа волновалась, пока не решаясь напасть, больше всего походя на медведя, выбирающего, то ли убежать, смешно подкидывая толстый зад, либо превратиться в беспощадную боевую машину смерти. Если бы у командира было побольше солдат и мозгов, то может быть что и вышло путевое. Я бы на его месте попробовал, но учтите, что мне очень легко говорить: «бы на его месте», прекрасно понимая, что я там не буду никогда. Командиру необходимо было правильно оценить обстановку, попробовать начать первым, на выбор отстреливая воодушевляющих толпу ораторов, а потом атаковать. Вместо этого он выжидал, подстраивая свои действия под толпу, где бесновались проповедники и дождался. Толпа качнулась вперед, он поднял руку и… выстрел откуда то сбоку. Первый скользнул по броне, а второй пробил насквозь легкую кирасу. Тут толпа и кинулась, как почуявшее кровь зверье. Воины дворцовой стражи были лучше обучены, они могли каждый сразиться с десятью и остаться в живых, говорят, что их готовят по знаменитым эльфийским методикам, но все их хваленое мастерство оказалось бесполезным против толпы. Их просто задавили массой, не давая шевельнуть ни рукой ни ногой, добивая выковырянными из мостовой булыжниками. Естественно, что дороги назад, после такого, нет. За убийство дворцового стражника полагалась смертная казнь через повешение, независимо от сословия и исключение не делалось даже дворянам. Поняв это и ощутив свое могущество, как же, справились с «Непобедимыми» (еще одно прозвище таких подразделений) люди в толпе двинулись вперед. Как водиться теперь их охватила жажда разрушения. Я поотстал от спешащей на подвиги толпы, своей команды у меня не было, а с чужими… поймаешь нож в спину плюс контрольный кирпич в голову. Нет уж, я чуть позади, мне ведь грабеж не нужен, мне главное ситуацию прояснить.

Именно так уговаривал я себя, тем не менее жадно высматривая полурастерзанные трупы – мало ли чем на них можно поживиться.

К сожалению более умные и более быстрые уже работали в этом направлении. Заметив мое внимание, один из группы друзей-соседей-подельников сказал:

– Проходи, паря, не задерживайся.

– А, то ведь не ровен час… – не договорив, поддержал своего старшего, похожий как две капли воды молодой здоровяк.

– Наверное отец с сыном, – подумал я, а сам, скорчив равнодушную морду прошествовал мимо с видом ужасно занятого человек, спешащего по очень важным делам.

Мое внимание привлек убитый командор, подойдя к нему ближе я начал искать застежки на кирасе, пытаясь выковырять эту черепаху из её панциря (кстати дорого, судя по чеканке). Молнии, как ни странно не оказалось, липучек тоже – я застыл в раздумье. Когда это чудо очнулось. То от растерянности мне пришлось отпрянуть, пожалуй, примешивалась изрядная доля гадливости. Он что-то хотел сказать, но захрипел, изо рта обильно полилась кровь и он застыл, глядя мутнеющим взглядом прямо мне в душу. По новой раздевать мертвеца мне не хотелось, вдруг снова шевелиться начнет, и я отправился дальше, трезво рассудив, что без поживы не вернусь. Либо золотишко нарою, либо из тряпок чего-нибудь, либо болт или кусок лезвия в спину получу.

* * *

Стараясь прижаться плотнее к стенам домов и заборам, я двигался дальше по улице, миновав несколько кварталов. Где-то слышались вопли, пару раз взрывы (отчего не знаю, возможно от «огненных мячей»), один раз за сплошной стеной кто-то брякал оружием и матерился. Я в тот момент вообще перестал дышать, а когда все поутихло, двинулся дальше. Ведь не может же быть все настолько цивильно. Наконец в районах ближе к королевскому дворцу начали попадаться признаки бунта. Посредине улицы валялось несколько человек, судя по всему элементарно затоптанных. Я не обратил на них никакого внимания, вряд ли это были кто либо из хозяев жизни, простые люди, возможно слуги, которым не повезло оказаться на пути разъяренной толпы, а значит ценного у них ничего не было. Я прислушался к звукам боя, по моим ощущениям мне оставалось бродить около двух часов, это крайний срок, который я отвел себе. После этого времени находиться не у себя дома будет проблематично, беднота, лишенная тормозов начнет грабить, сори, «восстанавливать социальную справедливость» как сказали бы у нас, в нашем мире.

Только я облюбовал себе домик в котором можно попытать удачи, как вдалеке показались какие-то солдатики, видимо опытные, поскольку сразу же пустили стрелу, спугивая меня с места. Я подхватился и убежал, не помышляя больше о грабежах. Больше о том, чтобы выбраться за пределы своего района – я и не помышлял, ну его на фиг, здоровье дороже.

* * *

Они возвращались обратно довольные, разгоряченные победой, шумно заказывали «все самое лучшее», кидая на стол монету, которую в прежней жизни не зарабатывали и за год. Усевшись за стол рядом с такими же придурками, громко хвастались, пили пиво и дешевое вино, выдаваемое Пабло за дорогое иносское. Кстати мнение мое о нем значительно выросло, после этих посиделок, когда он без малейшего сожаления отказался от небольшого, но очень красивого и старинного браслета. Мужичок, пытавшийся обменять его на угощение для всего, посопел, но видимо привычка заставила расплатиться монетами. Правильно, я бы тоже не взял, поскольку из своей «здешней» памяти знал, что на каждом из действительно ценных веще висит следовое заклятие, а иногда и проклятие, способное испортить жизнь и более подготовленным людям, нежели вчерашние рыбаки, по случаю ломанувшие такую цацку. Даже воры, сдававшие перекупщику такие вещи не возражали против четвертой цены, поскольку работа мага, по обезвреживанию такой мины-ловушки оплачивалась очень высоко. Эти же весельчаки не задумывались о таких «мелочах». Есть деньги, ценности, можно нажраться, похвастаться, показать свою крутость, перечисляя убитых и изнасилованных, не понимая, что все это слышат люди, которые будут рады потом пересказать и добавить от себя. И в конце концов плясать хвастунам веселый танец, на веревке, заставляя бывших друзей отводить глаза.

Именно в то время я услышал выражение: «город наш». Что значит город наш? Может быть кто-нибудь мне объяснит? Его что, купили? Нетушки – я не суюсь, у меня своих дел выше крыши, чтобы еще чужие решать. Причем радостью делятся очень неохотно, охотно переваливают лишь проблемы.

Так что я сидел помалкивал, пил пиво, стараясь накачать себя до нужной кондиции, чтобы упасть и выспаться. О ребенке я и думать забыл в то время, и он только чудом не издох. Кормил его пережеванным хлебом с луком, завернутым в тряпочку, да поил водой. С завтрашнего дня я собирался начинать очень интересные опыты, для которых мог пригодиться такой материал.

Постоянно слышалось:

– Ну ничо, завтра ишо сходим, пустим кровушку богатеям.

– Давно пора! – поддерживал вдрыбаган пьяный щупленьки мужичок. – Хватит из нас последни гроши вымать!

Сказано это было очень громко, чтобы услышал весь зал, тут же отозвавшийся громкими выкриками. Я невольно поморщился, впрочем тут же напустив на себя сонное и равнодушное выражение лица. Один из приятелей, праздновавших за соседним столом видимо заметил мое недовльство, с трудом выбрался из-за стола и тяжело ступая направился ко мне.

– А ты че? За лордов, да гномов с эльфами, да? А может за орков али орков? За тех кто всю страну, просрал?

Вот не люблю я этого! И дома не любил, и здесь не люблю. Каждая кухарка рвется управлять государством, считая, что уж они то сделают все лучше, в соответствии с чаяниями народными. Уррроды! Вслух я естественно ничего не стал говорить, поскольку и слова мне давать пока никто не собирался.

– Или ты против отца нашего, за всех нас радеющего, Лорда Кинсик?

Опаньки, а вот и вывеска, скорей всего только внешняя, поскольку умные люди светиться не будут. А военный министр, да еще и туповатый, судя по уличным песенкам, вряд ли тянет на вдохновителя заговора.

– Ну-ка крикни, Да здравствует Его Величество Лорд Кинсик!!!

Это чмо и правда думало, что их благодетеля зовут Лорд, но деваться было некуда и я послушно проорал:

– Да здравствует Лорд Кинсик!!!

– Нее, так не пойдет, – продолжал куражиться люмпен. – Давай с выражением, и именуй Его Величество!

– Да здравствует Его Величество Лорд Кинсик.

– Пра-ильно, – икнул придурок, – а не понравиться, так мы и другого на престол возведем.

Наконец то настал момент, которого я терпеливо дожидался. Аккуратно взяв тяжелую глиняную пивную кружку, гордость трактирщика (по дешевке скупленную у гончара, как явный брак – в неё помещалось на одну восьмую меньше, чем полагается, стенки слишком толстые), я отпустил на хохотавшего вместе со всеми задиру. Мгновение и тяжелая тишина опустилась на кабак, подчеркивая «интеллектуальные» лица собравшегося сброда. За секунду до того, как меня начали бить, я сказал:

– Он был против нашего благодетеля Лорда Кинсик! – и добавил, – Я сам слышал!

И кабак взорвался. Треть дралась, за упавшего без чувств от моего удара, вторая за благодетеля, третья – против всех. Все как водиться в цивилизованных странах – дерьмократия, ебтель. Я прихватив, кувшин с пивом, прокладывал себе табуретом дорогу к выходу, около которого на низком старте стоял Пабло.

– Рад, что ты вернулся – без обиняков сказал он. – Хотя мало кто верил, что восстановишься. Давно?

Я пожал плечами, не зная что сказать, он ответил сам:

– Я думаю, месяца два не меньше, – после чего замолчал, потеряв интерес к разговору.

Я спросил, испытывая неловкость, все таки из-за меня такая каша:

– А эти? Они ведь все здесь разнесут.

– Плевать, – опять таки равнодушно, как все что он делал, сказал Пабло. – Они за вечер столько спустили, что могут громить трактир. Здание останется, а мебель они у меня отработают.

И мы разошлись.

3

Столица не уродует людей. Она просто позволяет им раскрыться, – фраза из моего мира, относящаяся к Москве, но и здесь ею можно было руководствоваться как правилом. Лилу тоже «позволял раскрыться» людям и нелюдям. Того, что творилось в это время в городе, хватило бы на пару таких книжек, как моя, но к счастью писать я буду не об этом. Я старался заниматься сугубо своими делами, за которыми и не обратил внимания на резкое изменение обстановки, которая накалилась до не узнаваемости. Город моментально оказался наводнен солдатами, причем не престижных столичных гвардейских полков, а присланными с границ и из областей, обладающих нестабильной общественной формацией, то бишь либо недавно оккупированных, либо находящихся в перманентно вольнолюбивом состоянии. Также в город вошло две полных летучих дивизии Королевских Прокуроров, что ровно на две дивизии больше, чем хотелось бы видеть в нашем городе. Гвардейские полки заперли в казармах, на улицах стало не протолкнуться от патрулей. По нашим улочкам, наверное впервые со дня основания столицы, прошли вооруженные стражники. Столбы, изначально когда-то предназначенные для фонарей, украсили другими игрушками.

Причем случилось все это моментально, еще вчера по году ходили ленивые стражники, шныряли воры и гоп-стопники, гвардейцы крутили усы и бряцали оружием при виде прекрасных дам, а дамы улыбались и жеманничали. Большинство народонаселения ходило с большими красными бантами, показывающими их принадлежность к «Честным людям» Лишь герольды одиноко кричали на площадях, напоминая о случившемся и тоскливо призывая к совести столичных жителей. И вдруг бах, ночью в город вошли части, весь город стал поделен на сектора, а для того чтобы попасть из одного в другой необходимо выдержать часовой допрос королевского прокурора, в присутствии неулыбчивых егерей, которые, вот скоты! относились к столичным жителям хуже чем к дикарям, которых гоняли в своем пограничье. Поначалу они наводил порядок в центральных районах города, причем достаточно быстро. К нам же испокон веков не заглядывали ни патрули, ни стража, ни королевские герольды, поэтому мы и чувствовали себя относительно спокойно.

* * *

Я выполз из подвала под утро и был одним из первых, кто увидел все это действо у нас в квартале. Разбиравшись с очередной фишкой (несмотря на неприятности, я продолжал работать над решением стоявшей передо мной задачей, так и сейчас завершив опыты, в которых в качестве сорбента я попробовал порошок, оочень напоминавший мне окись алюминия, и знаете результаты получились весьма любопытные. Да-с! Весьма!) решил подышать свежим воздухом. Время было как раз такое, когда ночные работники расходятся по домам. В это время городские стражи никогда не суются на улицы нашей половины города, а тут нате вам – нарисовались.

Возвращающимся с дела мальчиками Хромого это очень сильно не понравилось, тем более что их было намного больше.

– Вы че казлы? – прошу прощение если у Вас возникло чувство легкого дежа вю, но сами понимаете словарный запас у таких ребят очень небогатый, выбор вариантов ситуативного поведения невелик, поэтому вот, как то оно так.

Фигуры в утреннем тумане не отвечали, подходя ближе. Ватага из десяти человек, скопом бросилась на них, больше ничего не спрашивая. Скорей всего, они посчитали, что стража сама виновата, коли сунулась сюда, да еще ночью. Эти трое синхронным движением сдернули с плеч арбалеты, и воздух огласился первыми проклятьями, оставшихся в живых семерых членов банды. Но их все еще было больше, чем появившихся стражников, поэтому быстро рассосавшись по сторонам они бросились на стрелков. Двое отступили назад, взводя арбалеты, подскочивший худой и длинный Гаврила, иногда столовавшийся у Пабло, попытался без особых ухищрений, шандарахнуть одного из них своей знаменитой окованной дубиной. Все бы ничего, но этот один, защищавший своих, очень легко одним взмахом меча перечеркнул красной чертой по горлу все Гаврилино будущее. Оставив тело валящимся под ноги нападающих, все трое синхронно отступили назад, причем болты уже срывались вперед, выбирая себе цель по вкусу. Еще двое упало, после чего они решили, что шансы уравнялись и уже все трое, достав мечи, накинулись на бандитов.

Все действо заняло минут десять, как мне кажется. Громкий мат со стороны бывшей банды Хромого и зловещее молчание его противников. Когда все закончилось и подранки перестали стонать, солдатики собрались вместе и направились вниз по улице, взводя арбалеты.

– Тетива так долго не выдержит, постоянно на взводе держать – сказал один из них.

– Ничого, старшина сказал, что будут ежедневно менять. А то мало ли чо, вон на патруль пошли, а здесь не болото, нигде не спрячешься, засаду не устроишь.

– Да не боись, – так же вполголоса ответил третий, – нам ли этой швали бояться. В западных болотах сдюжили, а здесь то … – он презрительно сплюнул себе под ноги.

Мягкие сапоги, без модных подков, скрадывали звук и через несколько мгновений ничего не было слышно. Я же лежал в углублении под стеной и трясся от страха. По ходу дела, в город пришел порядок, значит пора линять подальше, а то как начнут гайки закручивать – так всем плохо станет. Если начали чистить трущобы, то хорошо здесь не будет. Мой бизнес и мое инкогнито держались только на наплевательском отношении к таким как я. Власти же, скорей всего под шумок решили почистить город и убрать лишних существ и пусть глупцы надеются, что все обойдется, но мне надо начинать подыскивать варианты.

* * *

Я был пьян, то есть не выпимши, как обычно в последнее время, а по настоящему пьян. Почти в хлам, а причины было две, вернее они обе вытекали в одно следствие: мне себя было жалко. До коликов, до пьяных слез в подушку, вернее в её заменитель в это мире. Вроде бы только все начало налаживаться, как такая измена. Как бывает, пьяное бессилие и самокопание сменилось бешеной жаждой деятельности. В башке возникали и пропадали картинки моего предположительного будущего, и от некоторых меня кидало в холодный пот.

Сегодня с утра в нашем, теперь относительно благополучном и спокойном районе, пронеслась дичайшая весть, которую озвучивали герольды и о которой шептались в столице. Оказывается, во время переворота, было совершено беспрецедентное по жестокости ограбление. Было произведено нападение на караул герцога Иберийского и похищено драгоценностей на бешеную сумму золотых. Причем точную сумму так никто и не назвал, все шепотом говорили именно так: «бешеная сумма». Были переданы подробные описания драгоценностей во все Прокуратуры, все скупщики краденного и недобросовестные ювелиры получили превентивные беседы и обыски. Также было небрежно кинуто в массы, что при сопровождении исчезли двое человек, женщина и ребенок, следовательно похитители еще промышляют и работорговлей. А вот это очень плохо. Не смотря на все свои заморочки с законом, постоянное охаивание исполнительной власти, местные жители: от воров, до королевских гвардейцев – искренне ненавидели работорговлю. Пускай пресечь её во всем мире не могли, но любой раб, сбежавший от хозяев и сумевший выжить в городе три дня, становился свободным и не выдавался разгневанным таким беспределом хозяевам.

К тому же неофициально была брошена весточка, что если найдется дама, можно с ребенком, то нашедшего засыплют благодарностями. Прикинув мои шансы вытянуть счастливый билет, мне пришлось признать, что если меня и засыплют чем-либо, то скорей всего это будет земля на кладбище.

Со злости я запузырил пузырь со спиртным об стену. В комнате резко завоняло, гадостью моего собственного изготовления.

* * *

– Бежать! Бежать к чертовой бабушке из этого проклятого города! Эти твари меня просто так не оставят, что ж тут такого было замешено, что все так закрутилось. Черт! Черт, черт, черт.

Я нервно метался по комнате, ничего не видя и сшибая случайные пожитки на пол. Ребенок, сначала озадаченно следил за мной бусинками глаз, потом ему стало смешно и он улыбался при виде раздраженного меня. Я остановился и уставился на него. Сказать что он меня раздражал – это значит промолчать. Я ненавидел его так, как не ненавидел никого на свете. Мало того, что мне мешает раздвоение личности, так еще и эта напасть свалилась.

Я перестал бегать по комнате и уселся на единственную мебель в комнате, старую тумбочку. Она была настолько несуразна и настолько тяжела, что на неё не сумели найти покупателя те многие поколения постояльцев, проживающие ранее в этой комнате. Ребенок следил за мной, улыбаясь. Ему все было интересно, а я сидел и прикидывал возможности. Ну и наплевать что это ребенок? В конце концов я себе дороже, чем это… это… Да боже ж ты мой! Мало того, что я скорей всего умер у себя там, так еще и эта дебильнейшая ситуация. Я снова лихорадочно забегал, а потом вдруг остановился и оценивающе посмотрел на ребенка. Если бы я его не взял, то через час он был бы уже мертв. Нерешительно взяв тяжелую суковатую палку, используемую мной вместо дубинки, я замахнулся и наметил место для удара. Застыв, я начал себя уговаривать:

– Ну что тебе стоит? В конце концов, всего навсего чей то щенок и что тебе дело до него? На роль опытной крысы легко можно взять «ученика». Все равно он был обречен сдохнуть в тот момент, когда на него напали. И что ты с ним будешь делать? На откорм возьмешь? Адептам Темных подбросишь? К дверям церковного приюта? Все это бесполезно – он все равно сдохнет. И даже не это страшно, судя по тому, кто его ищет, они убьют всех, с кем он был хоть короткое время. А найти существо по слепку ауры совсем несложно, так что легкие пути, типа подкидывания, исключаются. Мне придется самому решить эту проблему.

Я размахнулся, перехватив дубину поудобнее:

– Один удар и все! Всего один удар, потом тихонько пробраться к трактиру Седого, он как раз свиней держит. Бросить кусок мяса, а свиньи сожрут. Зато я буду спасен. Ну и что, что ребенок! Сколько детей подыхает ежедневно, скольких убивают, скольких насилуют, скольких приносят в жертву или используют для декоктов. На их фоне эта смерть будет незаметной.

– А вдруг за него можно выручить деньги? И не просто деньги, а большие деньги? Видимо эта пришедшая в последний момент мысль и сорвала удар. Я снова уселся на тумбочку, прерывисто дыша. Сил на второй удар мне придется набираться долго, если вообще сумею набраться. Меня начало трясти, мысли скакали растревоженными мартышками. Все таки как быстро с человека слезает шелуха цивилизации. При выборе жизнь или смерть, любой поддонок выбирает жизнь, даже за счет близких.

– Ууу, шешен! – выматерился я.

У каждого из нас стоит внутренний ограничитель, позволяющий хоть изредка в некоторых случаях соответствовать этому гордому званию – человек. Вот например Джо морковка никогда не трогал животных, носился с ними как с писаною торбой, из-за чего и погиб. Полез вытаскивать щенка из под колес телеги, тут его и задавило. Телега была гружена камнем, так что переломанное тело выглядело как после обвала в горах.

Ребенок начал плакать, тихонечко, видимо понимая, что взводить меня сейчас грешно. Перегореть то я перегорел, но вдруг доведенный до крайности умудрюсь сделать что-нибудь такое, о чем потом буду жалеть.

Нажевав хлеба с луком и завернув его в относительно чистую тряпицу, я сунул ребенку в рот. Тот заткнулся на середине хныка и довольный зачмокал.

Решено, я постараюсь выяснить, что же за тебя можно выручить такого интересного. Если ничего не найду, придумаю как сдать тебя похитителям, чтобы меня самого не заподозрили. Второй вариант – это продать его заезжим работорговцам. Конечно по закону: каждый человек рождается свободным, однако многие не смотрят на подобную чушь. Мои руки будут чисты, ну а для совести найдем оправдание. Единственное, что напрягает – захотят ли они связываться с заведомо проблемным товаром.

Приговорив таким образом ребенка, я собрался спуститься вниз, чтобы хоть немного отдохнуть, а точнее возобновить свои запасы спиртного.

* * *

На улицах было стремно. Казалось, что народ передвигается пригибаясь, чтобы голова не выделялась сверху, как будто она лишняя. Я сходил на рынок, купил молоко, ну и другую лабуду найденышу. Чем их кормят – я предполагал, ну и попутно проконсультировался у продавщиц. Себе еду я в жизни не покупал, столовался в трактире, но ребенка ведь в трактир не потащишь, да и срисуют меня там моментально.