Текст книги "Нгуен Минь Тяу След солдата"

Автор книги: Нгуен Минь Тяу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Дело шло к лету, и в то утро солнце поднялось очень быстро. Дорога от села ко вновь расчищенным под поля участкам проходила у подножия скалистой гряды. Ручей здесь пересох. Лишь кое-где в маленьких редких лужицах сверкала застоявшаяся вода, а в глубоких излучинах она позеленела и замутилась. Острые большие камни с отметиной прошлогоднего наводнения на боку дыбились у края неширокой тропинки. Громко кричали дрозды. На скале белыми пушистыми полосками висели облака, постепенно становясь розово-красными в лучах восходящего солнца.

В горах разносились голоса перекликающихся женщин, слышался чей-то негромкий разговор. Бежавшие за хозяевами собаки с громким лаем прыгали по камням через маленькие ручейки. Пахло табаком и свежей смолой.

Удушливой пороховой гарью веяло от лесов, подвергшихся бомбардировке самолетов Б-52. Давно уже не было в здешних лесах такого оживления, как сейчас. Быстро выжигались подготовленные участки, и они покрывались блестящей черной жирной золой. Звериные тропы, дорожки, протоптанные солдатами-носильщиками, едва заметные тропинки командос и вражеских лазутчиков, оставшиеся здесь с прошлого года, – все эти пересекающиеся, перекрещивающиеся на земле тропинки, прежде столь тайные, теперь лежали оголенные, открытые глазу, петляя от одного горного поля к другому.

Сием вела мужа по одной из тропинок, проложенной здесь солдатами. У края недавно выжженного участка она остановилась. Здесь еще слабо тлели пни. Редковатый дымок, поднимаясь вверх, задерживался в кустарнике по ту сторону ручья. Взрывы бомб, доносившиеся со стороны дороги № 9, как будто отдалялись. Каждый раз, услышав их, Сием с обеспокоенным видом поднимала голову, и на лице ее появлялось растерянное выражение. Она подмешивала золу в разложенный на промасленном брезенте семенной рис, как вдруг услышала на том склоне истошный крик жены Ни То. Сием, решив, что с соседкой случилось несчастье, тотчас же бросилась туда, на бегу закручивая рассыпавшиеся волосы. Однако, добежав, только и протянула: «А-а-а…» Сием увидела самого Ни То. В измазанной золой, распахнутой на груди гимнастерке, он крепко держал за голову извивавшуюся змейку (причем хвост змеи обвивался вокруг его шеи) и, хохоча во все горло, гонялся вокруг дерева за женой, которая, подобрав юбки, с визгом удирала от него.

Сием постояла, посмотрела, как дурачатся соседи, и пошла назад, почувствовав вдруг невероятную усталость во всем теле.

Кием с топором в руке сидел на поваленном дереве. Его ботинки и подвернутые брюки были мокрыми от росы.

– Давай работай, солнце вон уже где! – раздраженно прикрикнула на мужа Сием и послала его подобрать с участка все несгоревшие большие сучья, которые можно было бы использовать для плетня.

Взяв заостренную палку, она стала делать лунки, закладывая в каждую из них по два зернышка и тут же засыпая их землей. «Теперь зерна будут в сохранности, – подумала Сием, – никакой пичуге до них не добраться».

Все утро то и дело забегала к ней жена Ни То.

– Сием, – смеялась она, поправляя растрепанные волосы, – муженек-то мой спрятал где-то эту змею, никак найти ее не могу. Правда, он вырвал ей жало, вроде нечего ее и бояться…

– Что же ты ко мне все бегаешь, а он один работает? – подначивала, ее Сием.

– На то он и мужчина, чтобы работать, – заливалась счастливым смехом соседка.

Сием украдкой бросила взгляд на Киема. Его загорелое тело покрылось потом. Он разделся по пояс и высоко закатал брюки. С самого утра он работал не покладая рук, ни минуты не отдыхая, опустив глаза вниз, боясь вымолвить даже слово.

Немного, видно, нужно, чтобы тронуть женское сердце. Глядя на мужа, Сием вдруг почувствовала, как что-то дрогнуло в ней, как поднялась со дна души скрытая жалость…

3

Наверное, это был самый жаркий день лета. Яркие лучи солнца слепили глаза, в воздухе висело сплошное раскаленное марево. Стоящие в боевом охранении бойцы в окуляры биноклей видели, как расположившиеся на окрестных высотах вражеские солдаты воздушно-десантной бригады, изнывая от зноя, поснимали свое обмундирование и в одних трусах отсиживались в окопах.

В землянке кашеваров, соединенной ходом сообщения с местом расположения разведроты, уже открылась парикмахерская, где клиентов после стрижки опрыскивали каким-то особенно душистым одеколоном. Возвращаясь на КП полка, Кинь подошел к землянке. Каптенармус Дао спокойно стоял перед входом в свое заведение и, козырьком приставив руку к глазам, наблюдал за тем, как наши зенитки вели огонь по вражескому самолету.

– Дао, постриги-ка меня, дружище! – попросил его Кинь, снимая каску.

– А, командир! – обрадованно воскликнул Дао и, взяв его за руку, повел в землянку. Раньше здесь располагались связисты, и в одном из углов рядом с поставленным Дао кухонным инвентарем еще и сейчас виднелась груда негодных проводов и обгоревших телефонных аппаратов.

Кинь взглянул на Дао, низкорослого и щуплого, к мешковатой нижней рубахе, дочерна измазанной сажей и копотью, с квадратным вырезом, на его недавно наголо обритую голову и невольно подумал: «Где только этот Дао откопал такое большое зеркало?»

– Постригите, пожалуйста, побыстрее. Может, постричься наголо, чтобы не жарко было? – проговорил Кинь.

– Нет, не стоит, – заметил Дао. – Может, и хорошо было бы, но ведь вам на совещания ходить, перед солдатами выступать. Вроде и не подобает вам солдатскую стрижку делать.

Кинь смотрел, как с ножниц надают густо посеребренные пряди волос, и неторопливо рассказывал внимательно слушавшему его Дао о боях, которые в последние дни провел 5-й полк.

В это время, когда Кинь спокойно сидел в землянке и беседовал с Дао, на КП полка всего в каких-нибудь пятистах метрах отсюда Кхюэ в присутствии представителя политического управления фронта и начальника политотдела дивизии сообщил печальную весть о гибели Лы.

– Этот боец – сын замполита Киня? – переспросил, вытирая обильно вспотевший лоб, представитель политического управления.

– Да, это его сын, – кивнул Нян. – Вчера в четыре тридцать утра Кинь все пытался связаться с ним по телефону, но потом, так и не дождавшись, вынужден был уйти в подразделения.

Лица людей помрачнели. Сидевший в углу возле телефонов новый ординарец Киня, слышавший весь разговор, понурил голову.

– Сам-то Кинь где сейчас? – спросил Няна представитель политического управления.

– Замполит сейчас находится в подразделениях.

Начальник политотдела дивизии приказал немедленно разыскать Киня.

…Каптенармус Дао старательно стриг Киня и вел неторопливую беседу.

– Товарищ командир, я, почитай, всюду в Индокитае побывал. Мне вот-вот пятьдесят стукнет. Самый счастливый момент в моей жизни был, когда через Чыонгшон переходил – на родину возвращался. Стоял тогда и чуть не плакал, глядя на белые пески Нятле! Вернулся в деревню, через год женился, потом домик поставили, жена первенца родила. Сейчас ему только восемь исполнилось, вот недавно письмо от него получил. Когда я в армию уходил, он еще кружочки рисовать учился, а теперь вот уже и писать может: «Здравствуй, дорогой папочка!» А кончается письмо совсем как у взрослого: «Желаю тебе уничтожить как можно больше американцев!» Ну, как вам это понравится?

Кинь, с интересом слушавший его рассказ, вдруг заметил в дверях своего ординарца.

– Старина, что случилось? – спросил Кинь.

– Товарищ командир, разрешите доложить. Представитель политического управления фронта и командир полка Нян послали меня за вами, на совещание зовут. – Но больше ординарец уже не в силах был сдерживаться. Искренне сочувствуя своему командиру, он подошел поближе к Киню и срывающимся голосом тихо сказал: – Только что с высоты 475 вернулся Кхюэ. Он сообщил, что ваш Лы погиб!

– Что ты сказал? – тихо переспросил Дао, замерев на месте с машинкой в руках. – Что ты сказал? Кто погиб?!

– Лы!

Дао поверх своих круглых очков глянул на замполита. У того на лице не дрогнул ни один мускул, только голос его прозвучал глуше, чем обычно:

– Кхюэ еще там, на КП?

– Так точно, товарищ командир, он ждет вас…

Непослушными, негнущимися пальцами Дао попытался было продолжить стрижку, но тут же нечаянно чуть не порезал Киня.

– Простите, командир! Очень больно?

– Ничего, старина, – успокоил его замполит. – Продолжай…

Кинь сидел, не двигаясь, не меняясь в лице, только веки его чуть покраснели да подернулся влагой, будто пеленой тумана, раненый глаз. Дао дрожащими пальцами осторожно продолжал стричь его, боясь причинить лишнюю боль.

Солнце между тем нещадно палило. Со стороны зенитной батареи вновь послышались выстрелы. Когда Дао закончил стрижку, Кинь вслед за своим ординарцем отправился на КП полка.

Кинь держался на совещании так, будто ничего не случилось, и все решили, что он еще ничего не знает о гибели Лы. Замполит спокойным, уверенным тоном докладывал о политической работе среди личного состава полка, говорил о настроении солдат и командиров подразделений после проведенных боев.

Выслушав Киня, представитель политуправления некоторое время сидел молча, а затем, задав несколько вопросов, приступил к разъяснению новой задачи, поставленной перед 5-м полком:

– Политработа в полку ведется на должном уровне. Бойцы хорошо подготовлены, и об этом свидетельствуют те успехи, которых они достигли во время недавних боев… За несколько последних дней вам удалось нанести большой урон воздушно-десантной бригаде противника. Однако ваш полк тоже понес потери, и он нуждается в отдыхе и пополнении.

Кинь поднялся и запальчиво спросил:

– Что же выходит, что политическое управление фронта прислало вас уговаривать нас?

– Конечно! – рассмеялся представитель политуправления. – Сюда на смену придет другой полк. Мы знаем, что вы неохотно согласитесь идти в тыл, а поэтому решили провести с вами работу. Выслушав мой доклад о ваших успешных боевых действиях, начальник политуправления, улыбаясь, сказал, что Кинь, конечно, не захочет уступить свое место сейчас, когда разгром врага под Таконом так близок. Но поймите, товарищи, впереди еще много ответственных и тяжелых боев… Мы высоко ценим ваш замечательный боевой порыв…

Затем по просьбе участников совещания представитель политуправления рассказал о внутреннем и международном положении страны, еще раз остановился на роли и значении операции в Кхесани для предстоящего всеобщего наступления.

– Мы еще не привлекли к боевым действиям наши основные силы, – сказал он. – Против сильной, оснащенной сверхсовременной техникой вражеской группировки задействована лишь некоторая часть этих сил. С начала весны здесь находились только ваш полк и несколько артиллерийских подразделений. Но, используя даже такие силы, мы лишили всех американских политиканов и генералов элементарного спокойствия…

Когда представитель политуправления закончил свое выступление и Кинь объявил, что совещание закрыто, в блиндаж неслышной походкой вошел Кхюэ и направился к личному телефону комполка, стоявшему в глубине помещения.

– Кхюэ, – поворачиваясь, окликнул его Кинь, – ты что там собрался делать?

– Товарищ замполит, мне необходимо связаться с наблюдателями, которых я оставил у подножия Безымянной высоты…

Когда Кхюэ закончил свой разговор, Кинь помахал ему рукой, подзывая к себе.

– Кхюэ, расскажи-ка мне… – проговорил Кинь, стараясь внешне сохранять спокойствие, – расскажи-ка мне, как погиб мой Лы.

Все, кто еще не успел разойтись после совещания, разом обернулись и замолчали. Представитель политуправления, который только что увлеченно беседовал с комполка Няном, медленно прохаживаясь с ним из угла в угол, резко остановился. Не в силах сдержать охватившего его глубоко щемящего чувства боли, он подошел к Киню и бережно обнял за плечи:

– Кинь, дорогой, я-то думал, что ты еще не знаешь…

Окружив своего замполита, командиры слушали скорбный рассказ Кхюэ. Нян, скрестив руки на груди, молча стоял у стола и мысленно представлял себе картину вчерашнего боя. Да, благодаря подвигу Лы 5-й полк мог сегодня по-прежнему прочно занимать свои позиции, благодаря Лы была отражена последняя атака противника на высоту 475.

* * *

Кинь и сопровождающий его политрук направились посетить фронтовой ансамбль, который остановился неподалеку от расположившегося на отдых 5-го полка. Подходя к пересохшему ручью, они услышали громкий говор и смех работавших на противоположном берегу людей.

Отделение бойцов, раздевшихся по пояс, разравнивало лопатами берег ручья, готовя место для выступления артистов.

Кинь сразу узнал этот ручей. Вместе с Кхюэ он не раз перебирался через него в конце прошлой зимы. Тогда вода здесь стояла почти по грудь, и приходилось подолгу сражаться с бурным мутно-красным потоком. Сейчас вода здесь высохла, и дно ручья обнажилось, выставив, будто напоказ, сверкающие на солнце полосы светлой гальки вперемешку с большими камнями, под которые уходили сухие корни деревьев. Чуть выше по течению был переброшен ветхий, сплетенный из прутьев мостик.

Хиен с подружкой из танцевальной группы – обе в закатанных брюках и гимнастерках с короткими рукавами – с веселым смехом пробежали мимо бойцов. Через минуту девушки уже взобрались на шаткий мостик и с озорным, отчаянным выражением на лице ухватились за перекинутую вдоль мостика веревку.

– Эй, девчонки, поосторожнее, оборваться может! – крикнул один из солдат.

– Вот еще, ничего не будет! – донесся сверху голос подружки Хиен.

– А если бомбить начнут, убежать не успеете! – но отставал парень.

– Подумаешь, бомбить!

– Тогда не визжите и не просите вас оттуда снять!

– Да хватит вам!

– Хватит, так хватит! Пусть Хиен споет нам оттуда!…

– Пить хочется, Зунг, – проговорила Хиен несколько минут спустя.

– Не надо было есть сушеную рыбу!

– Ой, правда, замучила жажда…

– Так и быть, помогу тебе жажду утолить, только с одним условием… – сказала Зунг, хитро прищурив блестящий глаз в густых пушистых ресницах.

– С каким условием?

– Мне, как ближайшей подруге, ты должна рассказать все начистоту… Помнишь того парня, красивого такого, когда мы были в артполку «Кау»?…

Щеки Хиен стали кумачовыми, но она и виду не подала, что смущена.

– Очень даже ошибаешься! Я к нему, как к младшему брату, отношусь, только и всего! Ты ничего не знаешь. Этот парень местный, у него всю семью американцы убили, он на Севере был и встречался с Хо Ши Мином. Я к нему, как к младшему брату, отношусь, вот и все.

Зунг достала из сумки ветку с красным, спелым плодом смоковницы.

– Ой, плод счастья! – радостно схватила ветку Хиен и проворными маленькими пальцами стала отделять кожуру смоковницы. Но едва она сняла кожуру, как, к своему ужасу, обнаружила, что к ее лицу со всех сторон устремляется несметное множество насекомых. Зажмурившись и отмахиваясь свободной рукой, она все же попробовала нектар, стекавший густой струей из розовато-красной спелой мякоти плода, и радостно воскликнула:

– Сладкие и холодные, как мороженое!

– Дома, бывало, летом, когда на воскресники ходили, – стала вспоминать Зунг, – я мороженым прямо объедалась! Лимонным, шоколадным, банановым…

– А я люблю только банановое мороженое, а вот сами бананы почему-то не ем, – произнесла Хиен. – Вот бы сейчас вдруг нашлось здесь мороженое!

Кинь пришел неожиданно, и руководитель ансамбля не успел еще как следует подготовиться к встрече. Хижина, в которой расположились артисты, была сооружена недавно, и в центре ее еще громоздились сваленные в кучу лопаты. На нарах в беспорядке лежали музыкальные инструменты и прочий реквизит. Заслышав призывный стук колотушки, к хижине со всех сторон потянулись люди.

В ожидании концерта Кинь разговаривал с подошедшими к нему артистами. Вдруг его окликнул чей-то высокий голос:

– Командир Кинь!

Оглянувшись, Кинь увидел входившую в хижину женщину в темной блузке и черных брюках.

– Хоа, это вы?!

Женщина всплеснула руками:

– Вот радость-то! Наконец мы с вами встретились!

– Значит, вы по-прежнему артистка?… А как ваш муж? Дети есть? – спросил Кинь.

– Муж сейчас в действующей части, тоже на Юге. У нас уже двое детей!

– Я вас помню совсем юной, – улыбнулся Кинь, – а теперь вы мать двоих детей! Как быстро идет время!

– Да, ведь с той поры прошло уже лет четырнадцать или пятнадцать, – смущенно и радостно рассмеялась в ответ Хоа.

Впервые Кинь увидел Хоа во время сражения под Дьенбьенфу, когда она вместе с другими артистами ансамбля пришла выступать перед бойцами батальона Киня. Тогда это была худенькая, загорелая пятнадцатилетняя девчушка. Кинь вспомнил, как однажды Хоа заблудилась и ее, обессилевшую, всю в слезах, нашел связной…

От нахлынувших воспоминаний Кинь мысленно вернулся к своей семье, к постигшему их горю. Как сообщить жене о гибели Лы? Как утешить мать, потерявшую сына? Но, как бы ей ни было тяжело, она должна знать, что ее сын пал смертью героя, защищая честь и свободу своей родины.

Сам же Кинь глубоко в сердце запрятал эту боль и не давал ей прорваться наружу.

Во время разговора Киня с Хоа в хижину вихрем влетела Хиен с подругой. Увидев всех в сборе, девушки смутились и сели сзади. Лица у обеих раскраснелись и были влажными от пота. Как старшая заботливая сестра, Хоа, взяв их за руки, подвела к Киню и познакомила.

– Хиен у нас солистка. Очень хорошо поет, бойцы ее любят!

Хиен, потупясь, вежливо поздоровалась.

– Да, я слышал, бойцы хвалили ваше пение, – сказал Кинь. – Сколько же вам лет?

– Восемнадцать, товарищ командир.

– Хиен, а как дальше?

– Просто Хиен{31}!

– Ну а характер как, соответствует имени? – шутливо спросил Кинь.

– Да, соответствует, – ответила за нее Хоа.

– У вас есть жених?

– Нет, товарищ командир…

* * *

В тот вечер ансамбль выступал для тех, кого последними сменили на передовой линии около Такона.

Смеркалось. На пепельно-сером небе вырисовывались темные верхушки деревьев. Площадку в пересохшем русле ручья уже заполнили устроившиеся перед импровизированной сценой бойцы. Несколько фонарей ярко освещали сцену. Над головами бойцов шатром раскинулась заботливо прикрепленная к деревьям парашютная ткань.

Взгляды собравшихся были устремлены на ярко освещенный квадратик земли, служивший сценой. После вступительного слова руководителя ансамбля начался концерт. Хиен, стоя на краю сцены за занавесом цвета увядшей травы, смотрела, как танцует Зунг. Исполнялся танец с мечами – шумный, быстрый. Зунг, заметив подругу, весело улыбнулась.

Настала очередь Хиен. Едва она вышла на сцену, как раздались дружные аплодисменты. Прижав руки к груди, она смотрела на тех, кто заполнил пространство в пересохшем русле ручья, стараясь различить в темноте каждое из этих лиц. Солдаты сидели молча, прислонив к плечу винтовки и автоматы. Все ждали от Хиен песни, которая бы рассказала о них, об их надеждах. И Хиен запела. Она пела легко и свободно, так, будто песня летела прямо из сердца:

Ты на марше по дороге к фронту,

Светит над тобой луна…

Сидевший совсем близко, в первом ряду, замполит полка поднял низко опущенную голову и пристально взглянул на нее. В его глазах Хиен увидела такую скорбь, что невольно почувствовала сострадание к этому человеку, и тут же заметила, как заблестели на его глазах слезы. Песня, которую пела сейчас эта девушка, напомнила ему о сыне, и Кинь плакал, плакал впервые после того, как узнал о гибели Лы.

4

Приняв пополнение, 5-й полк после непродолжительного отдыха вновь занял боевые позиции.

После провала наступления воздушно-десантной бригады кольцо окружения вокруг Такона сомкнулось еще теснее. Перед сосредоточенными здесь вражескими подразделениями встала реальная угроза полного уничтожения, и американское военное командование вынуждено было подумать о том, как выбраться из долины Кхесань. В конце июня сюда на выручку был переброшен стоявший в Дананге 4-й полк.

В конце июня – начале июля полк Киня совместно с другими частями вел активные боевые действия против окруженных вражеских подразделений. Противник ценой огромных усилий и потерь спешно приступил к спасению своих войск. Эта операция, которая подробно освещалась западной прессой и радио, в конечном счете завершилась настоящим бегством. В ожидании спасательных вертолетов американские морские пехотинцы подолгу отсиживались в своих порах, вытирая потные лица и поминутно швыряя камнями в назойливых крыс, снующих среди груд мусора и разлагавшихся трупов. Всякий раз, когда наши орудия начинали артобстрел, пилоты вертолетов в паническом страхе взмывали высоко в небо. Вслед им неслись проклятия оставшихся на земле соотечественников.

Американцы накануне бегства бульдозерами сровняли с землей уцелевшие укрепления и строения, уничтожили боевую технику, аэродромное оборудование. Однако никаким бульдозерам не под силу было стереть в памяти самих американских солдат кошмар поражения.

В начале июля после овладения Таконом и северо-западными высотами наши войска вдоль дороги № 9 устремились на юг. Этот важный для снабжения путь начинался в древних джунглях северного края и проходил через Безымянную высоту, высоту 475 и далее шел среди голых холмов красного цвета. Между Кхесанью и Лаобао теперь действовал новый пункт снабжения.

Воздух над долиной был напоен победой.

Лыонг, только что выписавшийся из госпиталя, возвращался в свою часть. Его лечили несколько месяцев. Худой, бледный, еще не окрепший, он жадно оглядывал все вокруг, шагая в густой толпе носильщиков. В большинстве своем это были женщины-горянки. В синих юбках и черных кофточках, женщины с тяжелой поклажей на спине шли легко и быстро. Рядом с Лыонгом шагала смуглая девушка. Острые, как мечи, прямые ресницы обрамляли ее строгие глаза. У девушки на груди висел дан.

– Вам не тяжело быть носильщиком? – участливо спросил ее Лыонг.

– Не тяжело. Победа придает силы! – ответила она и в свою очередь задала ему вопрос: – Куришь наш горский табачок? Хочешь, сверну тебе самокрутку?

– Нет, не курю… – покачал головой Лыонг.

– Да ну? – удивилась она.

– Больно крепок ваш табак, сразу дух захватывает. Ты лучше сыграла бы что-нибудь, – попросил Лыонг.

– Хорошо, раз просишь, сыграю тебе, послушай…

И девушка на ходу стала перебирать струны дана. Лицо ее с каждым мгновением оживлялось, проворные пальцы все быстрее бегали по струнам, извлекая из них теплую, словно торопившуюся куда-то мелодию…

– Ты не знаешь никого из бойцов по имени Нгим? – вдруг спросила девушка, прервав игру.

– Он кто?

– Артиллерист!

– Твой жених, что ли?

– Муж…

– Нет, не знаю. Но ты спрашивай, спрашивай всех, наверняка встретишь кого-нибудь из артиллеристов и узнаешь о своем Нгиме.

На перекрестке Лыонг простился с молодой горянкой и ее подругами. Она по-прежнему прижимала к груди дан, и уже издалека Лыонг вновь услышал, как она спросила кого-то: «Ты не знаешь никого из бойцов по имени Нгим?»

Вернувшись в 5-й полк, Лыонг опять получил разведроту, а Кхюэ, который уже ждал приказа о направлении на учебу, пока вернулся к своим обязанностям помощника начальника штаба. Друзья очень обрадовались встрече. После долгой разлуки им было что рассказать друг другу, но из-за навалившихся неотложных дел они так и не смогли толком поговорить о личной жизни и обо всем пережитом. Кхюэ был счастлив, когда Лыонг передал ему письмо от сестры Нэт.

…На рассвете Кинь и Кхюэ по ходу сообщения отправились в роту, находившуюся в боевом охранении. То и дело летали вражеские самолеты-разведчики, развешивая осветительные ракеты, которые косыми отблесками озаряли джунгли. Группа реактивных бомбардировщиков, нарвавшись на огонь наших зенитных орудий, поспешила скрыться в северо-западном направлении и сбросить там свой смертоносный груз. Над Кхесанской долиной уже разливался свет занимавшегося дня. Жизнь в долине начала пробуждаться: уже наперебой кричали вороны и попугаи, устроившиеся на обуглившихся ветках сгоревших кофейных деревьев; над высотой 475, которая отчетливо вырисовывалась на фоне светлеющего небосвода, пролетала стая каких-то птиц…

Кинь и Кхюэ ступали по твердой, будто одетой в броню, земле, и в наступившей тишине гулко отдавались их шаги.

«Даже не верится, что стало так тихо, – размышлял Кинь, оглядывая те места, где еще совсем недавно гремели ожесточенные бои. – Вероятно, это был самый трудный период моей жизни. Я прошел со своим полком через серьезнейшее испытание».

И перед мысленным взором Киня вставали лица бойцов и командиров его полка, которые во имя победы не пощадили своей жизни. За несколько месяцев боевой службы замполит Кинь столько узнал о своих солдатах! И все же Кинь чувствовал, что еще не до конца сумел постичь все величие подвига людей, с которыми ему выпала честь отстаивать в боях этот клочок родной земли. И его Лы, его сын, в свои неполные двадцать лет тоже отдал свою жизнь за родину…

Поднялось солнце, и все вокруг ярко засветилось под его лучами. Со стороны оголенного восточного склона Петушиного Гребня доносились смех и шутки бойцов какого-то пехотного подразделения, двигавшегося в район боевых действий. Неподалеку от Безымянной высоты остановилась на привал группа носильщиков, над землянками поднимался дым походного костра.

Примечания

{1}Слова из популярной песни. – Прим. ред.

{2} То же.

{3} Карамбола – тропическая порода деревьев; помимо ценной древесины это дерево обладает длинными, гибкими и прочными ветвями. – Прим. ред.

{4} Нгуен Хюэ (XVIII в.) – полководец, национальный герой. 5 января 1789 г. армия под предводительством Нгуен Хюэ разбила войска китайских интервентов, вторгшихся во Вьетнам. Этот день до сих пор отмечается во Вьетнаме как национальный праздник. – Прим. ред.

{5}Строка из стихотворения известного вьетнамского поэта То Хыу (род. в 1920 г.). – Прим. ред.

{6} Бим– бип -птица, внешне похожая на ворону; название получила по крику, который издает; гнездится в кустах вдоль рек и ручьев. – Прим. ред.

{7}Концентрат ньюкмама – основная приправа вьетнамской кухни; приготовляется из рыбы и обладает ценными питательными и тонизирующими свойствами. – Прим. авт.

{8} Дан – народный щипковый музыкальный инструмент, – Прим. ред.

{9}Строка из поэмы Доан Тхи Днем (1705-1748) «Жалобы солдатки». Эта поэма считается одной из жемчужин вьетнамской поэзии. – Прим. ред.

{10} Лы Ты Чаунг – пионер, совершивший героический подвиг во время войны против французского колониального господства. – Прим. ред.

{11}Вьетнамская Народная армия в 1946-1952 гг. называлась Армией защиты родины. – Прим. ред.

{12} Лонгбиен – самый большой мост в Ханое, соединяющий столицу с пригородом. – Прим. пер.

{13} Тэт – праздник весны, Новый год, отмечаемый по лунному календарю; обычно приходится на конец января и февраль. – Прим. ред.

{14} Вьетконговцы – так американцы и солдаты марионеточной армии называли вьетнамских патриотов, – Прим. ред.

{15} Падди – неочищенный рис. – Прим. ред.

{16}Так называется личный состав десантно-диверсионных подразделений. – Прим. ред.

{17} Тэйбак – северо-западный район Вьетнама. – Прим. пер.

{18}В 1954 г. в Дьенбьенфу вьетнамский народ одержал историческую победу, которая ознаменовала конец войны против французских колонизаторов. – Прим. ред.

{19} Тэи – так во Вьетнаме называли французских колонизаторов. – Прим. пер.

{20}В этот период дивизия условно называлась предприятием, полк – хозяйством. – Прим. авт.

{21}Повесть-репортаж известного вьетнамского писателя и журналиста Нгуен Дык Тхуана. – Прим. ред.

{22}В 1941 г. для борьбы с французскими колонизаторами и японскими оккупантами во Вьетнаме было создано всенародное патриотическое объединение – Лига борьбы за независимость Вьетнама, или сокращенно – фронт Вьетминь. – Прим. ред.

{23} Циветты – род хищных млекопитающих. Характерную особенность этих животных составляют железы, выделяющие резко пахнущее мускусом вещество. – Прим. пер.

{24} Нон – конусообразная шляпа из пальмовых листьев. – Прим. пер.

{25} Бонг-лау – цветы дикого сахарного тростника. – Прим. пер.

{26}Имеется в виду вице-маршал авиации Нгуен Као Ки, который 12 июня 1965 г. совместно с генерал-майором Нгуен Ван Тхьеу возглавил государственный переворот и стал премьер-министром Южного Вьетнама. – Прим. ред.

{27}1 ноября 1963 г. по указке американских секретных служб в Южном Вьетнаме этот генерал возглавил переворот и с помощью группировки армейских офицеров сверг Нго Динь Зиема. – Прим. ред.

{28} Лан – орхидея; обычно это имя дают женщинам. – Прим. пер.

{29}« Воздушная кавалерия » – воздушно-десантные войска, перевозимые на вертолетах. – Прим. ред.

{30}Популярная песня о Ханое, слова и музыку к которой написал известный вьетнамский поэт Нгуен Динь Тхи. – Прим. ред.

{31} Хиен – добрый, мягкий, нежный. – Прим. пер.

This file was created

with BookDesigner program

[email protected]

05.03.2015