Текст книги "Прекрасный зверь (ЛП)"
Автор книги: Нева Олтедж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)
Глава 20
Василиса
– Не трогай меня, – вырываюсь я, всхлипывая, и отдергиваю руку от отца.
Отец все десять часов полета нависал надо мной. Если бы на борту были парашюты, я бы надела один на него и выбросила из этого чертового самолета.
– Вася, малыш… Он выкарабкается. – Отец снова пытается схватить меня за руку, но я отталкиваю его.
– Ты отправил дядю Сергея убить человека, которого я люблю, – огрызаюсь, едва сдерживая слезы. – В своей больной, маниакальной попытке защитить меня от беды ты причинил мне самую страшную боль. Я ненавижу тебя. Боже, как же я тебя ненавижу.
– Пожалуйста, Вася…
– Роман, – говорит мама с соседнего сиденья. – Иди садись.
– Но…
– Сейчас же, котик, – рычит она и обнимает меня. – Что сказал брат Рафаэля?
– Он все еще в операционной. Повторно. Хирургам пришлось вернуться, чтобы остановить внутреннее кровотечение. Это еще не самое страшное. – Задыхаясь, я пытаюсь продолжить: – По приезду у него случилась остановка сердца, и его пришлось реанимировать. – Я прижимаю ладони к глазам.
Прошло уже несколько часов с тех пор, как я смогла сделать полноценный вдох. Быстрые и поверхностные дыхания – вот что мне удается, чтобы справиться с комком в горле. Процент выживаемости при огнестрельном ранении в грудь невелик, особенно если речь идет о мощном оружии и близком расстоянии. Зная дядю, уверена, что он использовал один из своих больших пистолетов.
Мама крепко сжимает мою руку.
– С ним все будет в порядке, Василиса. Я тебе обещаю. С ним все будет хорошо.
Самолет наклоняется. У меня звенит в ушах, но это не связано с приземлением. Внутри меня нарастает крик, который давит на легкие и разум, готовый вырваться наружу. Я хочу его выпустить, но боюсь, что если сделаю это, то не смогу остановиться.
Шасси самолета касаются земли, и ощущается легкий толчок. Я вскакиваю с места и бегу к двери еще до того, как самолет полностью останавливается. Нам потребовалось несколько часов, чтобы найти самолет, который мог бы доставить нас на Сицилию как можно быстрее, и я не собираюсь терять ни минуты, чтобы добраться до моего мужчины.
Стюардесса бежит впереди меня, преграждая путь к выходу. Из ее уст, вероятно, звучат протесты, но для меня это лишь едва слышное бормотание.
– Убирайся с дороги! – рычу я и пытаюсь обойти ее, но две сильные руки обхватывают меня сзади.
– Василиса… – звучит голос отца рядом с моим ухом. – Пожалуйста.
– Отпусти меня. – Я пытаюсь вырваться. – Никогда, черт возьми, не прикасайся ко мне! Я тебя видеть не хочу!
Отец продолжает говорить, его слова должны успокоить, но ничто не доходит до моего сознания. Все мое внимание сосредоточено на двери самолета. Минуты, пока самолет выруливает на взлетную полосу, кажутся целой вечностью. Когда дверь наконец открывается, я бросаюсь к ней и спускаюсь по ступенькам.
Дядя Сергей стоит у припаркованного автомобиля, прижатого к краю взлетной полосы. Он по-прежнему в своей привычной тактической форме, в том же наряде, что и когда выслеживает кого-то для Братвы. Мне трудно на него смотреть.
– Отвези меня к нему, – говорю я, проходя мимо дяди и направляясь к двери со стороны пассажира.
– Давай подождем…
– Отвези меня к нему! – рычу я. – Немедленно!
Дядя Сергей бросает взгляд через плечо в сторону самолета, с которого по трапу спускаются мои родители. Я не надеюсь, что он сдвинется с места, ведь он предан только пахану, но он кивает и садится за руль.
Машина рвется вперед. Я сжимаю руки на коленях, нервно крутя простое серебряное кольцо на пальце.
* * *
– Прошу прощения, – произносит медсестра за стойкой информации, покачивая головой. – Как уже сказала, я не могу разглашать информацию о пациенте никому, кроме ближайших родственников.
– Пожалуйста, – умоляю я, сжимая белый стол перед собой. – Просто скажите, жив ли он.
– Я не могу. Мне очень жаль.
Я прижимаю руки к губам. Внутри меня нарастает крик, давление так велико, что стучит в висках. Кажется, мои легкие уменьшились, и я не могу вдохнуть достаточно воздуха.
Я оборачиваюсь, осматривая множество коридоров и закрытых дверей. Рафаэль жив. Я не допускаю иного варианта. Он где-то здесь, и я найду его, даже если придется пробиваться через всех сотрудников охраны больницы.
Мой взгляд останавливается на мужчине в джинсах и ярко-желтой футболке, который сидит, сгорбившись, на стуле в конце коридора слева. Это Гвидо. Я мчусь к нему на бешеной скорости. Этот человек не ответил ни на один мой звонок за последний час, а я звонила ему не менее пятидесяти раз.
– Как он? – шепчу я. – Медперсонал ничего не говорит.
Челюсть Гвидо напрягается.
– Все еще в операционной.
С моих губ срывается сдавленный всхлип.
– Насколько все плохо?
– Все очень плохо, – хрипит Гвидо, не отрывая взгляда от пола. – Я знал, понимаешь? В тот момент, когда ты сказала, что твой отец послал Белова, я, черт возьми, знал.
– Что знал?
Гвидо поднимает взгляд, его глаза полны слез.
– Рафаэль был наемником почти два десятилетия. Как думаешь, сколько раз в него стреляли за все эти годы?
– Не знаю.
– Ни разу. Но вот он здесь, с командой из пяти хирургов, которые пытаются спасти его после выстрела в упор в грудь. – Он указывает на меня. – Рафаэль просто позволил Белову застрелить себя. Из-за тебя!
Гневные слова Гвидо бьют меня, как молот, в грудь. Я отступаю назад, упираясь в стену коридора.
– Нет.
– Да! – Гвидо вскакивает с кресла и идет ко мне. На его лице читается ярость и боль, когда он наклоняется ко мне. – Он так сильно тебя любит, что скорее умрет, чем убьет того, кто тебе дорог. Надеюсь, теперь у тебя есть хоть какое-то доказательство его любви.
Мое зрение затуманено слезами, и я не замечаю, как Гвидо достает из кармана бумаги, пока не прижимает их к моей груди.
– Это тебе понадобится, если ты хочешь его увидеть. Если он выживет.
Я протираю глаза и смотрю на документ в своей руке. Первый лист – официальное свидетельство с печатью вверху, датированное тремя днями назад. Текст написан на итальянском, но я замечаю имя Рафаэля, а чуть ниже – свое. Мой взгляд перескакивает на заголовок документа. Я не говорю и не читаю по-итальянски, но слово «matrimonio» мне знакомо, и знаю, что оно означает.
Брак.
– Что… – вырывается у меня из уст. – Как?
– Мой брат может быть ослепленным любовью идиотом, но он все равно хитрый засранец, который всегда находит способ получить то, что хочет. – Гвидо поворачивается, чтобы уйти в коридор, но затем останавливается. – Он оставил тебе всё. Если он не выживет, ты получишь почти семьдесят миллионов наличными и в десять раз больше в виде инвестиций. Это всё твое, миссис Де Санти.
– Мне не нужны его деньги! – кричу я.
– Ну, как я уже сказал, – отвечает он, уходя, – Рафаэль всегда добивается своего. В конечном итоге.
* * *
Я смотрю на двух врачей передо мной.
– Что значит «он не просыпается»?
Невысокий мужчина лет пятидесяти вздыхает и поворачивается к Гвидо, который стоит рядом со мной. Я не понимаю, что говорит хирург на итальянском, поэтому сосредотачиваюсь на его лице, пытаясь уловить хоть что-то по выражению. Ничего, кроме стойкого взгляда. Его гораздо более молодой коллега прижимает к груди папку и молчит, глядя на меня с недоумением.
– Не могли бы вы объяснить, что происходит? – спрашиваю, моля Бога, чтобы английский у молодого врача был лучше, чем у пожилого, потому что я на грани срыва. Паника разливается по венам. Я вот-вот потеряю контроль.
– Эм, ну, ваш муж… Он действительно ваш муж?
– Да!
– О… Я думал, что неправильно понял. Просто… – Он окидывает меня взглядом с головы до ног, останавливаясь на коротком облегающем платье и заканчивая каблуками. – Э-э, он еще не пришел в сознание после общей анестезии. Прошло уже более тридцати минут, но он все еще не реагирует. Пока что он дышит самостоятельно. Однако если не очнется в ближайшие полчаса, нам, возможно, придется рассмотреть возможность введения более сильных препаратов и, возможно…
– Он очнется, – перебиваю его. – Я сделаю так, чтобы мой муж проснулся. Позвольте мне его увидеть.
– Мэм, я не уверен, что смогу вам помочь.
Я тяну его за рукав, а слезы текут из глаз.
– Он. Очнется.
Молодой врач обменивается взглядами с коллегой, и они перешептываются на итальянском, прежде чем снова обратить внимание на меня.
– Пять минут, – говорит доктор и уверенным шагом направляется к палате интенсивной терапии.
Я вся дрожу, когда спешу за врачом по коридору, проходя мимо зоны ожидания, где сидят мои родители и дядя.
– Вася! – Мама подскакивает со стула. – Что…
Вытирая глаза, я продолжаю двигаться, не замедляя шаг. За спиной слышу несколько шагов и четкий щелчок папиной трости о плитку. Я не могу говорить с ними сейчас. Не раньше, чем увижу Рафаэля и удостоверюсь, что с ним все в порядке. Гвидо расскажет им, что происходит.
Еще один длинный коридор, и вот доктор останавливается перед крепкой дверью.
– Сеньора, вы должны понять, что…
Я хватаюсь за ручку и вхожу в комнату.
Непрерывный писк кардиомонитора пронзает гробовую тишину. Я закрываю рот рукой, но болезненный всхлип все равно вырывается из моих уст. Металлическая дверная ручка давит мне на спину, а я стою и просто смотрю на неподвижную фигуру Рафаэля.
Делаю неуверенный шаг. Затем еще один. Когда наконец подхожу к кровати, я снова вся в слезах. Обняв щеку Рафаэля рукой, наклоняюсь так, что мой рот оказывается совсем рядом с его ухом.
– Я всё сожгу, – выдыхаю я. – Тот прекрасный дом, который ты мне оставил. Отель. Твои машины. Ничего не оставлю. – Я прижимаю губы к его виску. – Две яхты, которые ты так любишь? Я их взорву и буду наблюдать, как они тонут в море. – Я целую его бровь. – Твоя частная охранная компания? Забудь о ней, Рафаэль. Я намерена уничтожить ее так, что через месяц никто даже не вспомнит о ее существовании.
Его кожа холодная и липкая. Я переношу руку на его шею и кладу ее на пульс. Монитор рядом с кроватью издает звуки, но мне нужно более ощутимое подтверждение его жизни. Только почувствовав под пальцами ровное биение, позволяю себе немного расслабиться.
– Твои деньги? Я раздам их всем. Найду какую-нибудь дурацкую благотворительную организацию, вроде «Лучшая жизнь для коз», и переведу туда все твои миллионы. С твоими деньгами они создадут козью страну. Рай для коз, где их будут купать в козлином молоке и делать массаж целыми днями.
Почему Рафаэль не просыпается? Я продолжаю осыпать его лицо поцелуями, ощущая под губами неровности и впадины множества шрамов. Большую часть времени я вообще забываю о них. Не замечаю, как плохо зашитый участок кожи, заживший неправильно, искривляет его щеку. Или как шрам тянет верхнюю губу, придавая ей неправильную форму. Или те, что на подбородке, переходящие в короткую щетину на челюсти. Я просто вижу его…
Рафаэля.
Меня невероятно злит и опустошает то, что он считает, будто должен завоевать мою любовь с помощью украшений и подарков из-за своих шрамов. Эти шрамы он получил, спасая меня, и не собирался рассказывать об этом.
Его лицо остается безмятежным, но губы чуть приоткрыты. Я прикусываю нижнюю губу, стараясь сдержать эмоции.
– Клянусь, Рафаэль, если ты не вернешься ко мне, я сделаю своей целью разрушение всей твоей империи, – шепчу, прижимаясь губами к его.
Он не реагирует. Ни малейшего движения. Вокруг слышно только мое прерывистое дыхание и ритмичные звуки аппарата, измеряющего пульс. Я прижимаюсь щекой к щеке мужа, зарываясь носом в его шею.
– Пожалуйста, – шепчу, вдыхая его аромат. – Я так тебя люблю.
Несмотря на все больничные запахи, Рафаэль по-прежнему пахнет как прежде – кипарисом и апельсином, свежестью моря и чем-то опасным, но в то же время дарящим мне чувство безопасности. Как дом.
Я не могу его потерять.
Легкое прикосновение к моему затылку, затем хриплое дыхание рядом с ухом.
– Ты забыла… самолет.
С моих губ срывается облегченный вздох. Я зажмуриваю глаза и еще сильнее вжимаюсь в его шею. Горло пересохло, и даже с закрытыми глазами слезы продолжают течь по щекам.
– Не забыла, – с трудом произношу я. – Я использую его, чтобы отправить коз в ежегодный отпуск на Карибы.
Его пальцы нежно скользят по моим волосам, успокаивая меня.
– Ты вернулась.
– Конечно, я вернулась.
– Ты не была на самолете. Пилот позвонил и сказал, что ты не пришла.
Я медленно поднимаю голову и внимательно смотрю на Рафаэля. Его кожа по-прежнему ужасно бледная, а под глазами темные круги.
– Прости. Я была занята поисками способа остановить убийцу, которого мой отец послал за тобой, и пропустила рейс. – Я нежно провожу рукой по его щеке. – Боюсь, твой тесть не слишком тебя любит.
– Значит, Гвидо рассказал тебе?
– Что ты напоил меня, а потом мы поженились, оставив меня в неведении? – Я прижимаю губы к его губам. – Да, он мне все рассказал.
– Ты злишься на меня?
– Я не могу злиться на тебя, когда ты лежишь подключенный к мониторам на больничной койке.
– Их уберут. Со временем. – Рафаэль делает глубокий вдох. – Может, к тому времени ты захочешь перерезать мне горло. – Муж берет мою руку и направляет ее к своей промежности. – Видишь? От одной мысли об этом я становлюсь твердым.
– Ты не исправим, Рафаэль, – фыркаю я сквозь слезы.
– Пожалуйста, не плачь, vespetta.
– Ты чуть не умер из-за меня. Снова. – Я провожу ладонью по его предплечью, мимо татуировки с кинжалами и змеей. – Почему ты не сказал мне, что это был ты?
На лице Рафаэля вспыхивает гнев. Он хватает меня за запястье и пристально смотрит в глаза.
– Поэтому ты вернулась? – Его голос низкий, в нем слышится угроза. – Если да, то можешь уйти прямо сейчас.
Я наклоняюсь так, что кончик моего носа касается его.
– Нет. Я вернулась, потому что люблю тебя.
– Почему? Как ты можешь любить такого манипулятора как я?
– Ты – манипулятор, и я люблю тебя, несмотря на это. А может, даже благодаря этому. Потому что тебе не всё равно. Даже когда ты утверждаешь обратное. Ты искренне заботишься о людях в своей жизни: о своих мужчинах, о брате, обо мне. Я обожаю ту яростную защиту, которая исходит от тебя, даже когда ты пытаешься ее скрыть. Ты готов пройти через любые преграды, чтобы защитить тех, кто тебе дорог.
Я убираю с его лица несколько прядей волос. Рафаэль смотрит на меня, не отводя взгляда, его глаза проницательные и оценивающие.
– Твоя сила воли и непоколебимая решимость, благодаря которым ты стал тем, кто ты есть, вызывают у меня восхищение, – продолжаю я. – А твое упрямство… Это просто невероятно. Мне кажется, я никогда не встречала такого упрямого человека как ты. Это очень привлекательно, знаешь ли.
Касаюсь его носа своим.
– Я влюблена в тебя, потому что никто другой не заставляет меня чувствовать себя так, как ты. Желанной. Любимой. Особенной. И это не связано с теми роскошными подарками, которые ты мне дарил. Скорее, это те рисунки на бумаге, которые ты оставлял для меня. Украденные инжиры. Царапины от ядовитого кустарника, потому что я попросила тебя спасти ту глупую кошку.
– Ты была очень настойчива, – отвечает он хриплым голосом.
– Да, это единственная причина, по которой ты это сделал. – Я улыбаюсь. – Ты заставляешь меня чувствовать себя достойной. Только рядом с тобой, Рафаэль, мне не нужно доказывать свою ценность. На протяжении всей жизни слышала, как меня называют красивой, словно я какой-то дорогой предмет интерьера. Привлекаю внимание, но легко забыть, когда зрители уходят в другую комнату. Лишь однажды ты сказал мне, что я красивая, но заставляешь меня чувствовать себя такой каждый день. Не снаружи, а внутри.
Рафаэль берёт меня за подбородок. Уголок его губ слегка поднимается в едва заметной улыбке.
– Ты сейчас напрашиваешься на комплименты, Василиса?
– Возможно? – Я щурюсь, потирая нос.
– Ты так прекрасна, что каждый раз, когда я с тобой, мне хочется ущипнуть себя, чтобы убедиться, что ты настоящая. – Рафаэль притягивает моё лицо ближе к своему. – И снаружи ты тоже великолепна.
Из меня вырывается нечто среднее между смехом и всхлипом. Я кладу ладони ему на щеки и прижимаюсь к его губам.
– Я никогда не смогу простить тебя за то, что позволил себя подстрелить. И никогда не прощу своего отца.
– Не будь так строга к нему. На месте Романа я бы поступил так же. – Он прикусывает мою губу. – Он знает, что мы женаты?
– Нет.
– Уверен, он будет в восторге.
– Он немного поворчит, но…
– ЧТО?! – раздается громкий крик мужчины за дверью. – Эта сволочь заставила мою дочь ВЫЙТИ ЗА НЕГО ЗАМУЖ?
Дверь распахивается с такой силой, что ударяется о стену, и в комнату врывается разгневанный отец. Его лицо выражает не просто гнев, а безудержную ярость и дикое негодование. Он дышит глубоко и медленно, и с каждым выдохом из его груди вырывается звук, напоминающий фырканье быка. Ноздри его раздуваются при каждом вдохе.
– Ты! – рычит он. – Ты, интриган, лжец, вор… скотина.
– Роман! – визг матери раздается где-то позади него, и через мгновение она протискивается между отцом и дверью. Затем прижимает ладони к его груди. – Оставь их в покое!
– Я убью его! – кричит папа, пока мама пытается вытолкнуть его из комнаты. – Сдеру с него кожу живьем и повешу его шкуру в кабинете вместо занавески!
– Не обращайте на него внимания, – щебечет мама, улыбаясь нам через плечо. – Он просто очень рад этой новости и не может найти слов, чтобы выразить свое счастье. Не так ли, котик?
– И не думай, что для твоей шкуры воспользуюсь ножом, о нет, – продолжает кричать босс, пока мама маневрирует, отводя его назад. – Я сниму ее с тебя гребаной овощечисткой. Из тебя выйдут потрясающие занавески, Де Санти! И каждый раз, когда твоя кожа станет шуршать на ветру, я буду вспоминать твои крики!
– Мы вернемся позже, – шепчет мама с немного комичным, раздраженным выражением лица и захлопывает за ними дверь.
Я смотрю на Рафаэля.
Он самодовольно улыбается.
– Ну что ж… Не думаю, что в ближайшее время мы пойдем на рыбалку вместе.
Я смеюсь и целую его.
Эпилог
Рафаэль
Месяц спустя
Двухэтажный современный белый дом предстает перед нами, залитый мягким светом заката. Это дом моего свекра. Я ставлю машину на свободное место рядом с клумбой и выключаю двигатель.
– Помни, о чем мы договаривались, – говорит Василиса, поправляя макияж в зеркале солнцезащитного козырька. – Ты не должен злить моего отца. Он до сих пор сердится на тебя за то, что ты «украл» день моей свадьбы. Это будет наша первая… э-э-э… нормальная встреча с моей семьей, так что давай будем вести себя вежливо.
– Конечно. – Я забираю тюбик с тушью из ее рук и бросаю его на заднее сиденье.
– Эй! Что…
– Я буду вести себя хорошо. Но, думаю, мне нужен стимул. – Я отодвигаю свое сиденье назад, обнимаю тонкую талию жены и усаживаю ее к себе на колени.
– Рафаэль, мы не будем заниматься сексом на подъездной дорожке к дому отца.
– Нет? – Я расстегиваю первую пуговицу ее шелковой блузки. – Если ты забыла, мой врач сказал, что мне нужно избегать стрессов. А одна часть моего тела сейчас испытывает напряжение. – Я раздвигаю края ее блузки и нежно целую ее грудь.
– Мы можем заняться этим после ужина, – тихо произносит Василиса.
Я скольжу рукой по ее груди, затем опускаюсь ниже. Ее атласные трусики остались где-то в самолете. Я нахожу ее сладкий бутон и начинаю нежно массировать, сначала легкими прикосновениями, а затем увеличивая давление, прежде чем ввести палец в ее тепло.
– Передумала? – Продолжаю дразнить ее клитор большим пальцем, слушая тихие стоны удовольствия Василисы.
– Ага, – задыхается Василиса, оседлав мой палец и расстегивая мои штаны.
Я тверд, как камень, до боли. Я чуть не кончаю, когда она обхватывает мой член рукой. Степень моей одержимости женой не имеет себе равных. Ей достаточно прикоснуться ко мне или просто пригрозить перерезать мне горло – и я готов.
Просунув руки под ее задницу, располагаю ее над своим членом и начинаю медленно опускать эту невероятную женщину в своих объятиях. Удовольствие закипают еще до того, как оказываюсь в ней наполовину.
Василиса смотрит на меня темными глазами. Пронзительные. Немного дикие. Мои.
Мне все еще не верится, что Василиса принадлежит мне.
– Я не уверен, что смогу когда-нибудь показать тебе, как сильно люблю тебя.
– Ты уже показал, сумасшедший, – шепчет жена, вбирая в себя еще больше меня. – Попробуй провернуть подобный трюк еще раз, и, клянусь, я сама задушу тебя.
Мой член яростно дергается в ней, и я едва сдерживаю надвигающийся оргазм. Я вхожу в нее, заполняя ее полностью, и в то же время захватываю ее губы своими.
– Я люблю тебя, – говорит она мне в губы. – Очень, очень сильно.
Мое сердце скачет, как сумасшедшее, словно готово выпрыгнуть из моей груди. Я беру лицо Василисы в ладони, впитывая в себя ее вид, раскрасневшуюся и задыхающуюся, когда она скачет на мне, преследуя свое удовольствие с дикой безудержностью.
Экстаз – это всё, что мне нужно, чтобы осознать, что прежние тени остались позади. Те мрачные мысли, которые терзали меня в юности. На протяжении многих лет я размышлял о том моменте в торговом центре, о той минуте перед взрывом.
Мне стыдно признаться в этом даже самому себе, но я не раз задавался вопросом, что было бы, если бы не оказался там. Как бы сложилась моя жизнь? Что, если бы я ушёл до того, как увидел девочку, весело бегущую по коридору? Или если бы остался на той лестнице? Эти мысли вызывали у меня тошноту и отвращение к самому себе. Время от времени они всплывали в сознании, в моменты слабости и боли.
А сейчас? Сейчас я корю себя за шрам на спине Василисы. Один единственный осколок, который прошёл мимо меня и причинил ей боль, оставив неизгладимый след. Мне следовало защитить её лучше. Этот шрам должен был остаться на мне, а не на ней.
Я всегда ненавидел свое отражение в зеркале. Но всё изменилось, когда осознал, что девушка, которую я спас, была Василисой. Теперь, глядя на себя, чувствую лишь облегчение, ведь пострадал я, а не она.
Неужели это судьба привела меня туда, чтобы спасти её? Была ли наша судьба предопределена моим выбором? Или все эти годы она искусно вела её ко мне?
Василиса тянет меня за волосы, выгибает спину, извиваясь в моих объятиях. Я наконец отпускаю её, наполняя своим семенем. Наши сбившиеся дыхания раздаются эхом вокруг. Я нежно касаюсь лица своей жены. Моя красавица. В объятиях чудовища.
– Думаю, что сказки существуют, vespetta. И считаю, что должен сделать тебе подарок.
– О чем ты говоришь? – хрипит она. – Какой подарок?
Я улыбаюсь.
– Библиотека.
Василиса
– Мы пришли! – объявляю я, сжимая руку Рафаэля в своей, и вхожу в прихожую.
Мой отец подходит к нам с мрачным выражением лица и останавливается на расстоянии вытянутой руки. Его взгляд скользит по моему лицу, – и я невольно начинаю волноваться, не размазался ли мой макияж, – а затем опускается на мою блузку. Я смотрю вниз и замираю. Похоже, я пропустила одну из пуговиц, а юбка задралась. Черт. Я быстро поправляю подол, но с блузкой ничего не поделаешь. Придется сохранять спокойствие и надеяться, что этот ужин не закончится скандалом.
– Эм… Привет, папа, – произношу я, стараясь улыбнуться.
Роман Петров издает странный рычащий звук, и я понимаю, что мы только что попали в неприятности. Ноздри отца раздуваются, и он направляет свой грозный взгляд на моего мужа.
– Тебе жить надоело, Де Санти?
Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, стараясь успокоиться. Если они начнут драться, я просто уйду.
– Вижу, ты по-прежнему любишь драму… папа, – говорит Рафаэль.
О боже…
Выражение лица папы становится убийственным. Он делает шаг вперед, почти сталкиваясь с Рафаэлем.
– Не смей называть меня «папой», ублюдок! Клянусь, я…
– Да, я в курсе. Ты расправишься со мной очень болезненным способом. – Рафаэль проходит мимо моего отца, похлопывая его по плечу. – Давай поедим. Я умираю с голоду.
– Ты обещал вести себя прилично, – бормочу я, направляясь в столовую.
– Прости.
– Нет, тебе совсем не совестно.
Рафаэль дьявольски ухмыляется.
– Нет. Ни капельки.
– Он все еще привыкает ко всему. Может, если бы ты… Рафаэль! – взвизгиваю я, быстро отталкивая его руку. Он только что сжал мою задницу, пока мой отец смотрел!
– Что?
– Пожалуйста, давай постараемся, чтобы этот вечер не превратился в катастрофу, и действительно хорошо проведем время?
Рафаэль бросает взгляд через плечо. Я следую за его взглядом и морщусь. Мой отец все еще стоит у входной двери, его глаза расширены, как у маньяка, и он смотрит на моего мужа.
– Я и так прекрасно провожу время. – Рафаэль берет меня за талию и, приподняв, прижимает к своей груди. – И дальше будет только лучше.
Его губы впиваются в мои с такой силой, что я вскрикиваю. Все остальное становится неважным, как всегда, когда мой муж целует меня. Я обхватываю его талию ногами и обнимаю его за шею, целуя в ответ так, словно завтрашний день не наступит. Рафаэль держит меня за лицо, лаская мои губы своими.
– О, вот вы где, голубки, – щебечет мама позади меня. – Еда остывает.
Я быстро отрываюсь от поцелуя и почти сползаю с Рафаэля.
– Эм, привет, мам. Да, мы идем. Но, возможно, тебе стоит захватить для папы транквилизатор. – Я хватаю Рафаэля за руку и тяну его в столовую.
Юля уже сидит за столом и возится с телефоном. Напротив нее сидит тетя Ангелина.
– А где все остальные? – спрашиваю я, оглядывая пустые места.
– Сергей скоро будет, – говорит Ангелина с улыбкой. – Ему нужно отвезти смену одежды для Алексея и Саши. Их арестовали.
– Что?!
– Вчера вечером полиция поймала их на уличных гонках. Они превысили скорость. Роман решил оставить их в камерах участка, чтобы они усвоили урок. Завтра он пришлет адвоката, чтобы решить вопрос об освобождении под залог.
– Отлично, – вздыхаю я и сажусь рядом с Юлей, а Рафаэль занимает стул справа от меня.
В столовую вбегает мама, за ней следует папа. На его лице все еще выражение ярости, когда он садится во главе стола.
– Ты слышала новости? – Юля толкает меня локтем. – Папа согласился на мой переезд. Я нашла отличную студию в Гайд-парке и…
– Забудь про студию, – перебивает ее папа. – Начинай искать квартиру с двумя спальнями.
– Что? – восклицает она. – Но я уже внесла предоплату. И зачем мне две спальни?
– Украинская мафия пытается вторгнуться на нашу территорию. Мы переходим в режим повышенной готовности, так что до дальнейших указаний у тебя будет телохранитель.
– Не может быть!
Дверь столовой распахивается с грохотом.
– Ты не поверишь, что мне подарил Лука, – кричит дядя Сергей, заходя в комнату и ставя на стол рядом с тарелкой свиных отбивных огромную полуавтоматическую винтовку. – Что? Сегодня нет баранины?
– Убери это со стола! – резко отвечает мама.
– Это устройство – KR-101X. Автомат премиум-класса, разрешенный для гражданских лиц. Ребята, это новейшая модель Калашникова! – восклицает Сергей, явно обиженный. – Эксклюзивный, ограниченный предсерийный выпуск, с боковым складным синтетическим прикладом, стволом длиной шестнадцать с половиной дюймов и магазином, рассчитанным на патроны калибра 7.62x39.
– На калибр 55.6 НАТО, – комментирует Рафаэль, потянувшись за тарелкой с картофельным пюре.
– Нет, это не так. – Сергей берет винтовку, нащупывая магазин. – Чтоб меня. Так и есть.
– Господи! – Отец хлопает ладонью по столу, заставляя бокалы и столовые приборы дребезжать. – Убери эту чертову штуку, Сергей! Мы едим!
– Вечно ты портишь всё веселье. – Дядя закатывает глаза. – По крайней мере, Рафаэль может оценить высококачественное огнестрельное оружие. Де Санти, ты уже опробовал одну из них?
– Вообще-то, да.
О нет. Я кладу руку на бедро Рафаэля под столом и сжимаю его.
– Рафаэль, не стоит!
– Каким-то образом груз для Министерства обороны оказался в порту Катании на прошлой неделе, – продолжает Рафаэль. – И каким-то чудом мое имя оказалось в документах на этот груз. Видимо, на их сервере что-то пошло не так. – Рафаэль смотрит на меня с гордостью на лице. – Потрясающая работа, детка.
– Ты взломала чертово министерство обороны Италии для него? – рычит отец, вскакивая со стула.
– Не смей повышать голос на мою жену, Петров! – рычит в ответ Рафаэль.
Уф. Я упираюсь локтями в стол и зарываю руки в волосы. Ссора продолжается: отец и муж обмениваются проклятиями и угрозами. На фоне этого я слышу, как мама просит тетю убрать ножи со стола. Дядя Сергей разговаривает по телефону, вероятно, с дедушкой Феликсом, и интересуется следующей поставкой оружия для Министерства обороны США и шансами на ее перехват.
– Неужели так будет всегда? – бормочу я.
– Наверное, – отвечает Юля, пожимая плечами и тянется за салатом. – Я точно выйду замуж за стоматолога.
Из кухни раздается громкий стук. Все замолкают и поворачивают головы в сторону звука. Кто-то спрашивает:
– Что это было? – но вопрос теряется в хаосе криков и шума, доносящегося из соседней комнаты.
– Гм… Игорь сбежал из дома престарелых, – говорит мама, смущенно улыбаясь и пряча нож для стейка за спиной. – Он пробует рецепт фламбе из креветок с бурбоном, котик.
Дым и запах чего-то горящего медленно проникают в комнату. Начинает пищать модернизированная пожарная сигнализация, которую папа установил после инцидента с микроволновкой, и через секунду из разбрызгивателей бьет вода, заливая еду и всех за столом.
Я убираю с лица мокрые пряди волос и смотрю на мужа.
– Добро пожаловать в семью, милый.
