Текст книги "Прекрасный зверь (ЛП)"
Автор книги: Нева Олтедж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Его запах, тот самый, который теперь принадлежит мне, сводит меня с ума. Я оттягиваю зубами его нижнюю губу и посасываю ее. Из его горла вырывается низкий рык, а затем он кусает меня. Покусывает мои покалывающие губы. Мои пальцы зарываются в его волосы, тянут, взъерошивая их. Он всегда держит волосы идеально зачесанными назад. Яростно контролирует в себе все. Больше нет.
Это великолепно.
Это дико.
Он необуздан.
– Синьор Де Санти, – неизвестный мужской голос прорывается сквозь окружающий меня транс.
Рафаэль замирает, а затем медленно отпускает меня, позволяя сделать первый вдох, кажется, что за несколько часов. Несмотря на то что я держусь за его волосы, он наклоняет голову и смотрит на официанта. Тот стоит всего в нескольких футах от него и вздрагивает. Он словно уменьшается в росте, но протягивает Рафаэлю телефон.
– Potrei ucciderti per questo (Перев. с ит.: Я мог бы убить тебя за это), – рявкает Рафаэль на маленького человека, который выглядит так, будто ему лучше быть где угодно, только не здесь.
– È Guido, Signor De Santi (Перев. с ит.: Это Гвидо, господин Де Санти.), – заикается бедняга. – Dice che è urgente.(Перев. с ит.: Он говорит, что это срочно.)
– Прости, vespetta. Мне нужно ответить, – говорит Рафаэль, осторожно опуская меня на пол, затем выхватывает телефон из рук официанта и начинает кричать на звонившего.
Во время своей угрожающей тирады – как я поняла по тону его голоса, – которая длится не менее двух минут, Рафаэль одной рукой обхватил мою талию, фактически прижимая меня к себе. Я положила ладони ему на грудь, ощущая вибрацию глубоко внутри него и пытаясь собраться с мыслями.
Рафаэль Де Санти поцеловал меня.
И я поцеловала его в ответ.
Боже мой, я сошла с ума.
Глава 11
С последним рыком Рафаэль бросает телефон на стол и скользит рукой по моей спине. Одарив официанта грозным взглядом, он быстро направляется вместе со мной к выходу.
Я не произношу ни слова, пока Рафаэль помогает мне забраться в машину, совершенно потрясенная тем поцелуем. Да и вообще моей реакцией на него. Я одновременно взволнована и потрясена. Мое сердце все еще бьётся со скоростью света, когда он сел за руль.
– Итак… неприятности в раю киллеров? – спрашиваю я как можно более непринужденно. Вдруг мы сможем притвориться, что того сокрушительного поцелуя никогда не было.
Рафаэль поднимает бровь и заводит машину.
– Нет. Это… скажем так, личное.
– А для этого личного дела тоже нужен «Ремингтон»?
– Возможно. Люди Калоджеро Фаццини редко усваивают урок без напоминания.
Я перевожу взгляд на него.
– Дон сицилийской мафии?
– Да. – Он кивает. – А также мой крестный отец.
Я моргаю в замешательстве.
– Но ты сказал, что не являешься членом коза ностра.
– Меня никогда не посвящали в семью. Когда мне было четырнадцать, я сбежал в Штаты вместе с Гвидо.
– Почему?
– Потому что моя мать нарушила омерту.
Я затаила дыхание. Омерта – это кодекс молчания коза ностра. Основной принцип – держать язык за зубами, особенно когда имеешь дело с законными властями или посторонними. Это крайняя форма лояльности – кодекс чести и поведения, в котором большое значение придается солидарности против вмешательства правительства, даже если соблюдение его постулатов включает в себя смертельного врага или личную вендетту. В мафии нарушение омерты карается смертью.
– Коза ностра убила твою мать?
– Предыдущий дон, Манкузо, сделал это сам.
Дрожь пробегает по моему телу.
– Почему ты вернулся в Сицилию?
– Убить Манкузо. – На губах Рафаэля появляется небольшая ухмылка. – Мой крестный отец возглавил семью менее чем через сорок восемь часов после того, как я перерезал Манкузо горло. Тогда мы с Калоджеро заключили сделку: он управляет западным побережьем, а я – восточным. Но, похоже, сейчас он пытается нарушить это соглашение. – Рафаэль останавливается на красный свет и поворачивается ко мне лицом. – А я всегда слежу за тем, чтобы люди выполняли данные мне обещания, Василиса. Имей это в виду.
Я киваю и перевожу взгляд на дорогу перед нами. Кажется, что температура в машине упала, а может, это просто чувство страха, вызванное предупреждением Рафаэля. Я плотнее закутываюсь в его пиджак и остаток пути смотрю на темный пейзаж, мелькающий за лобовым стеклом.
Глава 11
Рафаэль
Двадцать пять лет назад (Рафаэлю 14 лет)
Таормина, Сицилия
– Тело мужчины, которое выбросило на берег недалеко от Палермо, опознано…
Я убираю оставшуюся после ужина еду в холодильник и заглядываю в гостиную. Мой брат сидит на диване и смотрит по телевизору новости, его взгляд не отрывается от ведущего.
– Выключи телек, Гвидо.
– Они нашли мертвого человека! – восклицает брат с широко распахнутыми глазами.
– Сейчас же! – рявкаю я. – Иди чистить зубы, а потом сразу в постель.
– Нет. Я хочу посмотреть. Мама, пожалуйста.
Наша мама отрывается от мытья посуды и тычет в Гвидо пальцем.
– Слушайся своего брата. Поднимайся наверх. Живо.
Мой младший брат бормочет довольно неприятное ругательство и, бросив пульт на диван, несется через всю комнату.
– Следи за языком. – Я легонько шлепаю его по затылку, когда он проходит мимо меня. – В следующий раз я вымою тебе рот с мылом.
– Ты все время так говоришь! – бросает он через плечо и бежит по коридору в нашу спальню.
Наш дом становится слишком маленьким для нас троих. Мама очень хочет, чтобы у Гвидо была своя комната, своя кровать, а не раскладное кресло, на котором он сейчас спит. Она также считает, что я заслуживаю уединения, и решила уступить мне свою комнату. Ну да. Как будто я когда-нибудь позволил бы своей маме спать на диване в гостиной. Нам нужно продержаться еще немного, и тогда мы сможем переехать. Когда мне исполнится шестнадцать, меня, наконец-то, примут в коза ностра. Пока что мелкая работа, которую поручают мне время от времени, приносит недостаточно денег, чтобы оплачивать счета, но когда стану официальным членом, тогда и начнут платить серьезные деньги.
Я качаю головой и тянусь за пультом, но тут позади меня раздается грохот. Я оглядываюсь на маму. Она застыла посреди кухни, широко раскрыв глаза и нахмурив брови. На полу у ее ног валяются осколки разбитой тарелки.
– Мама?
– Сделай погромче, – сдавленно произносит мама, глядя в ужасе на экран телевизора.
– Ты в порядке? Что…
Осколки фарфора разлетаются под ее ногами во все стороны, когда она бросается ко мне и выхватывает пульт из моих рук.
– …детектив возглавлял оперативную группу, ответственную за успешную операцию, в ходе которой полиция изъяла полтонны кокаина в порту Катании на прошлой неделе. О его исчезновении стало известно два дня назад…
Ведущий новостей продолжает говорить, и с каждой секундой лицо моей матери становится все бледнее. Она прижимает руки ко рту и дрожит всем телом. Я не понимаю, почему смерть какого-то полицейского так сильно ее взволновала. Это не такая уж редкость. Время от времени кого-то находят мертвым, особенно если он посмел связаться с мафией.
– Мама? – Я беру ее за плечи. Последний раз видел ее в таком состоянии, когда люди Манкузо пришли с известием об убийстве моего отца. – Что случилось?
Она хватает меня за руки так сильно, что ее ногти впиваются в мою кожу. Ее встревоженный взгляд меня пугает.
– Мы должны бежать, Рафаэль. Сейчас же.
– Бежать? Зачем…
– Я знаю этого человека, – заикается она. – Детектив, чье тело было найдено. Я… я передавала ему кое-какие сведения.
У меня кровь стынет в жилах.
– Что?
– Он не так давно обращался ко мне, предлагая защиту, если помогу ему уничтожить местную коза ностра.
– Защиту? – рычу я. – Нам не нужна защита, мама! Та самая коза ностра, которую ты сдала, обеспечивала нам защиту! Через год я должен был пройти инициацию в семью! О чем ты только думала?!
– Об этом! – Она вскрикивает и толкает меня в грудь руками. – Я не буду смотреть, как одного из моих сыновей опускают в землю в гробу. Калоджеро обещал мне, что не тронет вас с Гвидо.
– Дон никогда не согласится на это, мама. Мы все знаем, что я должен вступить в их ряды вместо отца.
С ее губ срывается болезненный стон.
– И я знаю, что Калоджеро уже заставил тебя выполнить несколько поручений для семьи, хотя предупреждала его, что не хочу такого будущего для тебя. Он клялся, что любит меня, и обещал сделать так, чтобы Манкузо согласился отпустить тебя с крючка. И я поверила ему. Я пыталась спасти своих сыновей от участи их отца, слишком поздно поняв, что годами согревала постель лживой змеи.
Я в шоке смотрю на мать.
– Я думал, ты любишь его.
– Любила! – шепчет она, пока слезы текут по ее щекам. – До того момента, когда он сказал мне, что ничего не может сделать, чтобы уберечь тебя от лап Манкузо. Поэтому я взяла дело в свои руки. И потерпела неудачу. Боже, они убьют нас всех.
– Мама. – Я беру ее дрожащие руки в свои. – Что ты рассказала полиции?
– Всё. Я рассказала ему всё, что знала. В том числе и о той партии наркотиков. Но полиция не должна была совершать налет на порт. Мне сказали, что продолжат наблюдение, потому что еще нет достаточных улик против самого Манкузо. Детектив заверил меня, что нас троих увезут до того, как произойдет что-то, что может выдать мою причастность. Он сказал, что должен обезопасить меня как потенциального ключевого свидетеля обвинения.
Мое сердце ухает вниз, меня охватывает ужас. В голове начинают звучать сигналы тревоги. Половина местной полиции состоит на службе у коза ностра. Один из лакеев Манкузо наверняка узнал, что детектив разговаривал с кем-то внутри, и убрал его. Сбрасывать трупы в море – стандартный метод действий семьи.
– Мы все исправим, – говорю я. – Они не узнают, что это была ты. Мы…
Меня прерывает звук подъезжающего к дому автомобиля. Я бросаюсь к окну во двор. К нашему двору подъезжает не одна, а две черные машины. Первая – обычный седан, такой же как тот, на котором ездит Калоджеро. А вот второй автомобиль – элегантный лимузин с тонированными стеклами. Машина дона.
– Они знают, – едва слышно шепчет мать.
Она бросается к кухонному шкафу и в истерике начинает доставать чистящие средства.
– Иди за Гвидо, – говорит она. – Вы можете вылезти из окна. Господь свидетель, ты делал так много раз.
Я хватаю пистолет с верхней полки среди банок со специями.
– Я не стану убегать.
Мама подходит ко мне, в ее глазах непоколебимая решимость. Она сует мне в свободную руку пластиковый пакет.
– Здесь деньги. Там еще записка с контактным номером человека в Мессине, который организует вам двоим переезд в Америку.
Звук приближающихся шагов. Несколько человек. Подходят к нашей входной двери.
– Мама… – Слова застревают у меня в горле.
– Мои действия будут расценены как тяжелейшее предательство, Рафаэль. Они не оставят меня в живых. И они убьют тебя и Гвидо, если останешься. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. – Она осторожно разжимает мои пальцы на рукоятке пистолета и забирает оружие. – Если любишь меня, хватай своего брата и бегите.
Мысли крутятся в моей голове, пытаясь найти выход. Но его нет. Нарушение омерты – это смертный приговор для всей семьи. Детей, которые слишком малы и ничего не знают о делах коза ностра, могут пощадить. Но Манкузо – человек не благосклонный. Он захочет сделать из нас пример. Меня ждет смерть – это точно. Гвидо всего четыре года, но я не сомневаюсь, что дон решит убить и моего брата.
Я хватаю мать за руку.
– Ты пойдешь с нами.
– Они станут искать нас. Но если я… останусь… возможно, этого будет достаточно. И может быть, они не станут за вами гнаться.
Нет! Как я могу убежать и оставить маму на верную смерть?
Пронзительный звонок в дверь разносится по всему дому, громыхая в моем черепе, как взорвавшийся блок тротила.
– Я не могу.
– Подумай о своем брате, Рафаэль. – Мама целует меня в лоб. – Пожалуйста. Не разбивай мамино сердце.
Я тяжело сглатываю. В горле словно застрял комок.
Обхватив пальцами полиэтиленовый пакет, я со всей силы его сжимаю.
– Молодец мой мальчик. – Она кивает. – Иди. И никогда сюда не возвращайся.
Отчаяние сталкивается с яростью во мне, разрывая душу на части. Мама выпускает мою руку из своей. Я делаю шаг назад, а затем бегу по коридору. Перед тем как броситься в спальню, останавливаюсь на секунду, чтобы в последний раз взглянуть на маму. Она стоит у входной двери, высоко подняв голову, и тянется к ручке.
– Я вернусь, – шепчу, закрывая за собой дверь спальни. – Я вернусь и убью их всех.
Я повторяю это обещание снова и снова, прижимая к груди спящего брата. Он бормочет что-то о своих игрушечных машинках, пока я открываю окно. С ним на руках проскальзываю через зазор и бегу к деревьям на задней стороне участка.
И повторяю свое обещание, как мантру, стоя за вечнозеленым кустарником и глядя в окно нашей гостиной.
Смотрю, как дон сицилийской коза ностра прижимает ствол пистолета к голове моей матери, а затем нажимает на курок.
Глава 12
Василиса
Наши дни
Когда подъезжаем к особняку, на подъездной дорожке припаркованы четыре черных автомобиля. У входной двери стоит мужчина с полуавтоматическим оружием.
– Жди здесь, – говорит Рафаэль, выключая зажигание и выходя из машины. От того смеющегося мужчины, с которым ужинала менее часа назад, не осталось и следа.
Он обменивается несколькими фразами с новичком, затем возвращается и открывает дверь с моей стороны.
– Я отнесу тебя в твою комнату, – говорит он, и его лицо приобретает жесткие черты. – Будет лучше, если ты останешься там до конца ночи.
– Хорошо.
Рафаэль кивает, затем просовывает руки под мои ноги и поднимает меня с сиденья. Я открываю рот, чтобы возразить, но тут же вижу большое темное пятно на гравии у ног Рафаэля. Похоже на разлив моторного масла на подъездной дорожке. Человек с винтовкой держит входную дверь открытой, чтобы Рафаэль мог занести меня внутрь. Я ожидаю, что он поставит меня на землю в любую секунду, пока не замечаю еще больше пятен на полу в прихожей. Теперь вижу, что они не черные, как думала, а скорее темно-красные.
Кровь.
Я крепче прижимаюсь к шее Рафаэля, глядя через его плечо, пока он поднимается по лестнице. Кровавый след тянется от входа к дверному проему, ведущему в винный погреб, где исчезает из виду. Я не чужда крови. Мужчин моего отца часто приходилось зашивать в нашем доме, обычно на кухне. Но никогда не видела столько крови в одном месте.
– Что произошло? – шепчу, пока Рафаэль несет меня в спальню.
– Пока ничего. Они ждут меня.
Лунный свет проникает в темную комнату через открытую балконную дверь, наполняя пространство мягким голубоватым сиянием. Здесь царит тишина, лишь издалека доносится шум волн о берег и наше ритмичное дыхание. Сияние небес отражается в глазах Рафаэля, и это единственное, что я могу разглядеть, так как его лицо частично скрыто тенями.
Но даже при тусклом свете невозможно не заметить грубые неровные шрамы на его лице. Особенно выделяется одна линия, почти три дюйма в длину, которая тянется от подбородка через губы и немного отклоняется в сторону от носа, образуя бугор в покрытой щетиной нижней части лица. Есть еще одна, почти такая же заметная, начинающаяся прямо над ухом и пересекающая левую щеку до рта. Она тянет уголок губ вниз, придавая ему постоянно хмурый вид.
Рафаэль выглядит так, будто кто-то пытался его подлатать, но сделал это крайне неумело. Вдобавок к основному шраму, на его коже есть небольшие поперечные рубцы, напоминающие железнодорожные рельсы. Как будто вокруг мест, где наложены швы, образовались дополнительные рубцы, и теперь его кожа выглядит как бугристая подушка с пуговицами. Находясь так близко к нему, понимаю, почему люди считают его страшным. Но не разделяю этого мнения. Однако то, что он вызывает во мне, пугает меня до глубины души.
Я провожу кончиком пальца по краю его губ, как раз там, где начинается еще один гребень приподнятой плоти, и прослеживаю неровную линию в направлении его скулы. Рафаэль не двигается, просто молча стоит, позволяя мне изучить остальные шрамы на его лице.
– У тебя шрамы остались после автомобильной аварии? – шепчу я.
– Ты первая, кто осмелился открыто спросить, – говорит он. – Нет. Просто операция пошла не так.
– Когда?
– Около двадцати лет назад.
Я скольжу кончиком пальца к его губам, прослеживая форму нижней. Такой жесткий, зловещий рот.
– Пожалуйста, береги себя, – прошу я, наблюдая за тем, как тени играют на лице Рафаэля.
– Как и всегда. – Его глубокий голос прорывается сквозь темноту, и в следующее мгновение он захватывает мои губы своими.
Этот поцелуй – новое землетрясение. Катастрофическое сейсмическое явление, которое сотрясает меня до глубины души, разрушая всё на своём пути. Логика и разум исчезают, стертые его прикосновением. Беспокойство о том, что я позволила себе сблизиться с человеком, на которого должна обижаться, уходит в небытие. Страх, что я влюбилась в своего похитителя, распадается на мелкие осколки, которые уносятся в море. Я не могу думать ни о чём, кроме того, что хочу ещё больше Рафаэля. Прижимаясь к его шее, отвечаю на каждый поцелуй и каждый укус. Всё остальное теряет смысл. Рафаэль зажимает мою нижнюю губу между зубами, в последний раз покусывая её, а затем медленно опускает меня на пол.
– Закрой дверь, чтобы крики не разбудили тебя, – шепчет он мне в ухо.
В следующий миг он уходит.
* * *
Закрытая дверь помогает лишь отчасти. Приглушенные крики все еще доносятся до меня через балкон. Видимо, окна подвала оставили открытыми. Я плотнее натягиваю на себя мягкий кардиган и продолжаю грызть ноготь большого пальца.
Пытки как способ получения информации или наказания – не редкость в преступном мире. Я никогда не была свидетелем этого, но мне не нужно находиться там, чтобы знать, что именно это происходит сейчас в подвале. Рафаэль сам проводит пытки, или за него это делает кто-то другой, а он наблюдает? Даже зная его репутацию, мне трудно представить, что он это делает. Человек, который оставляет мне рисунки на липких записках, не стал бы убивать людей у себя дома, верно? Возможно, истории, которые слышала о страшном сицилийце, преувеличены. Или он такой, как о нем говорят, – безжалостный, хладнокровный убийца?
Я открываю дверь спальни и выглядываю наружу. Вокруг никого нет. На цыпочках иду по коридору, стараясь ступать осторожно, чтобы половицы не скрипели и не выдали меня. Слабое эхо хныканья и приглушенных криков, кажется, просачивается сквозь стены.
На полпути вниз по лестнице одна из деревянных ступеней скрипит под моей босой ногой. Я вздрагиваю и оглядываюсь по сторонам, боясь, что кто-то мог услышать. Но в прихожей пустынно.
За исключением старинных бра на стенах, все светильники выключены, что придает помещению зловещий вид. Кровавый след на полу исчез, за исключением нескольких багровых пятен. Избегая их, я быстро пересекаю холл и поворачиваю налево, к лестнице, ведущей в винный погреб.
Останавливаюсь перед толстой дверью погреба и смотрю на ручку. Я совершаю ошибку. Мне совершенно неинтересно наблюдать за сеансом пыток. Но пальцы так и чешутся повернуть эту ручку. Открыть дверь. Увидеть его. Настоящего.
Во мне просыпается желание взглянуть на другую его сторону. Ту сторону, которую он никогда мне не показывал. Я хочу знать о Рафаэле всё. Мне это необходимо. Мне нужно знать всю правду о человеке, который вторгся в мои мысли с того момента, как его встретила. Возможно, увидев его в зверином обличье, я смогу погасить это глупое влечение. Может быть, увидев кровь на его руках, я в следующий раз буду отшатываться от его прикосновений, а не наслаждаться ими. И эта нелепая тяга, которую испытываю к нему, наконец-то, оборвется.
Крики, доносящиеся из-за двери, стихают. Я берусь за ручку двери. Она леденит мои пальцы. Затаив дыхание, я распахиваю дверь.
Одинокий луч света падает со старинной кованой люстры, освещая фигуру, сидящую на шатком деревянном стуле посреди темной комнаты. Он сидит спиной к двери, но знаю, что это Рафаэль. Здесь больше никого нет. Кроме… тел.
Пять человек, их одежда разорвана и окровавлена, лежат на полу по всей комнате. Вонь крови и телесных жидкостей смешивается с запахом дыма, от чего у меня начинается рвотный рефлекс.
– Не ожидал увидеть тебя здесь, vespetta, – голос Рафаэля нарушает тишину. Он по-прежнему сидит ко мне спиной.
– Как ты узнал, что это я? – прошептала я.
– Ты единственная, кто осмелился бы вторгнуться на мою встречу.
Он затягивается сигаретой, затем бросает ее в лицо мертвеца, где та падает с неприятным приглушенным шипением. Затем он молниеносно ударяет рукой по передней ножке деревянного стула, оставляя в нем нож. Прямо рядом со стеклянной банкой, наполненной кровавыми комками… чего-то. Что-то, похожее на… отрезанные человеческие языки.
Рафаэль медленно поднимается со стула и поворачивается ко мне лицом. Рукава и перед рубашки пропитаны кровью настолько, что ткань прилипла к телу.
– Я не знала, что ты куришь, – бормочу, все еще разглядывая багровые пятна на его рубашке. Это единственное, что приходит мне на ум.
– Старая мерзкая привычка, которой я до сих пор время от времени балуюсь. – Он преодолевает расстояние между нами за несколько длинных шагов и останавливается прямо передо мной. – Почему ты здесь?
– Я…Я не уверена. – Сглатываю и встречаю его взгляд. – Ты не собираешься кричать на меня за то, что я спустилась сюда?
– Зачем мне это?
– Потому что… Я не знаю. Ты не хотел, чтобы я это видела? Если бы я увидела, как мой отец делает что-то подобное, он бы с меня шкуру спустил.
– Защищать кого-то, кто тебе дорог, от вреда – это одно. – Он упирается рукой в дверной косяк и наклоняется, чтобы наши лица оказались на одном уровне. На его левой щеке тоже видны пятна крови. – А вот оградить их от реальности – совсем другое дело. Потому что в нашем мире это может привести к смерти.
Я киваю, мой взгляд блуждает по одному из трупов.
– Кто они.
– Коза ностра. Они приехали в Катанию, намереваясь выяснить, что случилось с наркотиками, которые пытались провезти контрабандой через мой порт.
– Тебе пришлось их убить?
– Чтобы сделала Братва, если бы обнаружили, что члены конкурирующей организации торгуют на их территории?
То же самое. Я снова нахожу глаза Рафаэля.
– Эта кровь твоя?
– Тебя бы это беспокоило, если бы это было так?
– Может быть, – почти шепотом отвечаю я, как будто мне трудно осознать это.
Рафаэль усмехается, искривив губы. Медленно он сжимает мой подбородок окровавленными пальцами, заставляя поднять голову.
– Эта кровь не моя, vespetta. – И в тот же миг захватывает мои губы. В его поцелуе нет ни капли нежности, только яростное требование. Я успеваю сделать вдох и хватаюсь за его рубашку, пытаясь удержаться и ответить на поцелуй. Знаю, что не должна этого делать, но не в силах противостоять его завораживающему притяжению. Я прикусываю его нижнюю губу, втягивая её в рот. Рафаэль рычит и проникает языком ко мне в рот.
Ткань под моими руками влажная и липкая, но не могу заставить себя отвлечься от этого. Мой разум плывет, не в состоянии воспринимать ничего, кроме его вкуса, запаха и тепла. Единственный контакт кожи с кожей – это наши губы, но всё моё тело гудит, как провод под напряжением. Никто другой не вызывал у меня таких чувств.
Когда он наконец отпускает мой рот, я тяжело дышу. Как будто мои дыхательные органы вдруг вспомнили, как работать. Я встречаю взгляд жестких зеленых глаз Рафаэля. В них горит явное желание, а Рафаэль возвышается надо мной, такой огромный и зловещий, на фоне кровавых луж и тел. Как будто он темный владыка ада.
– Твои красивые губы на вкус как чистая эссенция греха, – говорит он, проводя большим пальцем по моим губам. – Интересно, ты так же восхитительна будешь на вкус, когда зароюсь с головой между твоих ног.
По спине пробегает дрожь, и тон его голоса сотрясает меня до глубины души. Это звучит не как вопрос, а как обещание. И я с радостью увижу, как он его выполнит.
Развернувшись, бросаюсь вверх по лестнице. Убегаю от Рафаэля Де Санти и предательских чувств, которые он во мне разжигает.
