Текст книги "Прекрасное чудовище"

Автор книги: Нева Олтедж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Пробормотав что-то по-русски, она разворачивается и просовывает руки в рукава. Когда она снова смотрит на меня, я скользну глазами по ней, восхищаясь видом моего маленького обманщика в пиджаке. Я чрезвычайно территориальна, когда дело касается моих личных вещей, особенно одежды. Позволять кому-либо носить что-то мое – это слишком интимно. И я не занимаюсь интимным. Но вид Василисы, затмеваемой моим огромным пиджаком, производит на меня такое же впечатление, как и вид ее в моих рубашках. Это мгновенно делает меня твердым, как гранит.

Каждый мужчина, который увидит ее сейчас, будет знать, что она моя. От этой мысли мой член набухает еще сильнее, болезненно болея за молнией штанов. Может, мне стоит выбросить всю одежду, которую я ей купил, и заставить ее снова ходить в одних моих рубашках?

– Знаете, эта наша сделка была бы заключена гораздо быстрее, если бы вы позволили мне оставить ноутбук и работать в течение дня– , – говорит она, пытаясь сложить рукав и щурясь.

– Точно.– Я осторожно убираю руку Василисы и начинаю закатывать ей рукав. – Сколько тебе пришлось выпить?

– Всего два стакана. Может быть, три. Она пытается высвободить руку, спотыкаясь при этом назад. Моя рука мгновенно вылетает вперед, обхватывая ее за талию, чтобы удержать ее на месте.

Я притягиваю ее к груди и смотрю на вино, оставшееся на столе. Бутылка почти пуста, а я выпил всего полстакана. Думаю, она прибегла к опьянению, чтобы выдержать пару часов, глядя на мое деформированное лицо. Она не первая. Один из моих прошлых партнеров всегда напивался перед встречей со мной.

Я убираю руку с талии Василисы и делаю шаг назад. – Пойдем.–

Ей едва удается сделать два полных шага, не покачиваясь. Ебать. Я снова обнимаю ее, а другую кладу ей под колени, поднимая и прижимая к своей груди. Поскольку ее лицо находится всего в нескольких дюймах от моего, я не могу не ожидать, что она закричит или вздрогнет. Но, как и той ночью в альпинарии, она только хлопает по мне своими длинными ресницами. Ее расфокусированный взгляд встречается с моим, и я вспоминаю, что тогда она тоже была пьяна. Возможно, в этом причина ее отсутствия реакции.

– Можешь закрыть глаза, если так будет легче, – говорю я.

Уголки ее губ приподнимаются, озорная улыбка освещает ее темные глубины. Она обнимает меня за шею и наклоняется ближе, касаясь кончиком своего носа моего. – Извини, что лопнул твой пузырь, Рафаэль, но ты не такой высокий. Мой страх высоты не проявляется, пока я не нахожусь в двадцати футах над землей.

Я делаю глубокий вдох, борясь с желанием схватить этот непослушный рот своим. Я хочу ее. Я хочу ее больше, чем когда-либо кого-либо прежде. И я не сдерживаюсь, когда мне чего-то хочется.

– Один миллион, – говорю я, глядя в ее темные глаза.

Василиса хмурит брови. – Один миллион?–

– Сумма, которую ты получишь за этот поцелуй, – рычу я и прижимаюсь к ее губам.

Я не могу думать. Я могу только чувствовать.

Его вкус. Тепло, разлившееся по моей груди.

Самое манящее пламя, опаляющее меня изнутри.

Рот Рафаэля нападает на мой с такой яростью, что я даже не могу вздохнуть, но кому, черт возьми, нужен воздух? Я обнимаю его за шею, сжимаю изо всей силы и целую его в ответ, как будто это конец долбанного мира.

Это просто может быть. Во всяком случае, мой. Но я готов сгореть в огне, который он зажёг.

Непрекращающийся звонок телефона наконец прорвал мое оцепенение. До сих пор я не осознавал, насколько тихо вокруг нас. Телефон Рафаэля продолжает звонить в кармане, но он совершенно его игнорирует, продолжая опустошать меня своим ртом.

Его запах, тот самый запах, который теперь принадлежит мне, сводит меня с ума. Я прикусываю его нижнюю губу зубами и посасываю ее. Низкое рычание вырывается из его горла, а затем он кусает меня. Покусывает мои покалывающие губы. Мои пальцы пробегают по его волосам, дергая и спутывая их. Он всегда держит его идеально зачесанным назад. Яростно контролирует все в себе. Уже нет.

Это великолепно.

Это дико.

Он безудержный.

– Синьор Де Санти. Сквозь окружающий меня транс прорывается неизвестный мужской голос.

Губы Рафаэля замирают, затем медленно отпускают мои, позволяя мне сделать первый вдох за несколько часов. Несмотря на мою хватку за его пряди, он наклоняет голову и пристально смотрит на официанта. Мужчина, стоящий всего в нескольких футах от него, вздрагивает и, кажется, уменьшается в росте, но протягивает телефон Рафаэлю.

– Potrei ucciderti per questo– , – рявкает Рафаэль на маленького чувака, который выглядит так, будто предпочел бы быть где угодно, только не здесь.

– È Guido, синьор Де Санти, – заикается бедняга. – Dice che è срочный.

– Мне очень жаль, Веспетта. Я должен это принять, – говорит Рафаэль, осторожно опуская меня на землю, затем выхватывает телефон из протянутой руки и начинает кричать на звонящего.

Во время своей угрожающей тирады – я могу судить по тону его голоса – которая длится не менее двух минут, Рафаэль держит свободную руку вокруг моей талии, практически прижимая меня к себе спереди. Я положил ладони ему на грудь, чувствуя вибрации глубоко внутри него, пытаясь собраться с мыслями.

Рафаэль Де Санти поцеловал меня.

И я поцеловала его в ответ.

Боже мой, я сошел с ума.

С последним лаем Рафаэль бросает телефон на стол, и его рука скользит к моей пояснице. Еще раз пристально взглянув на официанта, он быстро ведет меня к выходу.

Я не говорю ни слова, пока Рафаэль помогает мне сесть в машину, совершенно потрясенный этим поцелуем. Судя по моей реакции на это, правда. Я одновременно взволнован и потрясен. Мое сердце все еще не остановило свой бег со скоростью миля в минуту, когда он сел за руль.

– Так . . . проблемы в раю для киллеров?– Я спрашиваю настолько небрежно, насколько могу. Может быть, мы сможем притвориться, что этого потрясающего поцелуя никогда не было.

Рафаэль приподнимает бровь, затем заводит машину. – Нет. Это что-то . . . скажем так, это личное.

– А для этого личного дела тоже понадобится Ремингтон?–

– Может быть. Люди Калоджеро Фаццини редко усваивают урок без этого.

Мои глаза прикованы к нему. – Дон сицилийской мафии?–

– Да.– Он кивает. – А еще, мой крестный отец.

Я моргаю в замешательстве. – Но вы сказали, что не являетесь членом Коза Ностры.

– Я никогда не был посвящен в Семью. Когда мне было четырнадцать, я сбежал в Штаты вместе с Гвидо.

– Почему?–

– Потому что моя мать нарушила омерту.

Я втягиваю воздух. Омерта – это кодекс молчания Коза Ностры. Основной принцип заключается в том, что нужно держать язык за зубами, особенно когда имеешь дело с законными властями или посторонними лицами. Это крайняя форма лояльности – кодекс чести и поведения, – который придает большое значение солидарности против вмешательства правительства, даже если соблюдение его принципов включает в себя борьбу со смертельным врагом или личную вендетту. В мафии нарушение омерты карается смертью.

– Коза Ностра убила твою мать?–

– Предыдущий дон, Манкузо, сделал это сам.

Дрожь пробегает по моей спине. – Почему вы вернулись на Сицилию?–

– Чтобы я мог убить Манкузо. Небольшая ухмылка тронула его губы. – Мой крестный отец взял на себя управление Семьей менее чем через сорок восемь часов после того, как я перерезал горло Манкузо. Тогда мы заключили сделку, Калоджеро и я. Он управляет западным побережьем, а я контролирую восточное. Но, похоже, сейчас он пытается нарушить это соглашение. Рафаэль останавливается на красный свет и поворачивается ко мне. – И я всегда слежу за тем, чтобы люди выполняли данные мне обещания, Василиса. Имейте это в виду.

Я киваю и перевожу взгляд на ленту дороги перед нами. Кажется, температура в машине понизилась, а может, это просто чувство страха, вызванное предупреждением Рафаэля. Я плотнее закутываюсь в его куртку и провожу остаток пути, глядя на темный пейзаж, видимый за лобовым стеклом.

Глава 11

25 лет назад (Рафаэль, 14 лет)

Таормина, Сицилия

– Опознано тело мужчины, выброшенное волнами недалеко от Палермо. . .

Я кладу остатки ужина в холодильник и заглядываю в гостиную. Мой брат сидит посередине дивана, не отрывая глаз от экрана телевизора и ведущего, передающего новости. – Выключи это, Гвидо.

– Они нашли мертвеца!– – восклицает мой брат с широко раскрытыми глазами.

– Сейчас!– Я лаю. – Иди почисти зубы, а потом сразу в постель.

– Нет. Я хочу увидеть. Мама, пожалуйста.

Наша мать поднимает взгляд от посуды, которую мыла, и указывает намыленным пальцем на Гвидо. – Послушай своего брата. Вверх по лестнице. Быстро.–

Мой младший брат бормочет довольно неприятное ругательство и, бросив пульт на диван, бросается через комнату.

– Следите за своим ртом.– Я слегка шлепаю его по затылку, когда он проходит мимо меня. – В следующий раз я вымою тебе рот с мылом.

– Ты постоянно это говоришь!– он бросает через плечо и бежит по коридору в нашу спальню.

Наш дом становится слишком мал для нас троих. Мама очень хочет, чтобы у Гвидо было собственное пространство, нормальная кровать, а не кресло-кровать, которое он сейчас использует. Она также считает, что я заслуживаю уединения, и попыталась уступить мне свою комнату. Верно. Как будто я когда-либо позволял маме спать на диване в гостиной. Нам просто нужно продержаться еще немного, и тогда мы, возможно, сможем двигаться. Когда мне исполнится шестнадцать, я наконец смогу быть посвящен в Коза Ностру. На данный момент небольшая работа, которую они мне поручают время от времени, приносит немного денег, чтобы помочь оплатить наши счета, но когда я стану официальным членом, именно тогда начнут поступать серьезные деньги.

Я качаю головой и тянусь к пульту, когда позади меня раздается грохот. Повернувшись, мое внимание остановилось на матери. Она стоит совершенно застывшая посреди кухни, широко раскрыв глаза и взволнованно нахмурив брови. Пол у ее ног покрыт кусками разбитой тарелки.

– Мама?–

– Прибавь погромче, – выдавила мама, ее взгляд в панике устремлен на экран телевизора.

– Ты в порядке? Что–

Осколки фарфора разлетаются по краям, когда она бросается ко мне, подбрасывая ногами осколки тарелки, и выхватывает пульт из моей руки.

. . . Детектив возглавлял оперативную группу, ответственную за успешную операцию, в ходе которой на прошлой неделе полицией в порту Катании было изъято полтонны кокаина. О его исчезновении стало известно два дня назад. . .

Ведущий новостей продолжает говорить, и с каждой секундой лицо моей матери бледнеет. Ее руки прижаты ко рту, и все ее тело начало трястись. Я не понимаю, почему смерть какого-то полицейского так ее расстроила. Это не такая уж редкость. Время от времени кто-то оказывается мертвым, особенно если они осмелились связываться с толпой.

– Мама?– Я хватаю ее за плечи. В последний раз я видел ее такой растерянной, когда пришли люди Манкузо и сообщили об убийстве моего отца. – В чем дело?–

Она так сильно хватает меня за руки, что ее ногти впиваются в мою кожу. От ее встревоженного взгляда меня чуть не пошатнуло. – Нам нужно бежать, Рафаэль. Прямо сейчас.–

– Бежать? Почему бы–

– Я знаю этого человека– , – заикается она. – Детектив, тело которого было найдено. Я. . . Я передал ему кое-какую информацию.

Ледяная дрожь пробегает по моей спине. – Что?–

– Он подошел ко мне некоторое время назад и предложил защиту, если я помогу ему уничтожить местную Коза Ностру.

– Защита?– Я реву. – Мы под защитой, мама! Та самая Коза Ностра, которую ты сдал, защищала нас! Меня должны принять в Семью чуть больше чем через год! О чем вы думали?!–

– Что!– Она вскрикивает и толкает меня в грудь руками. – Я не допущу, чтобы кого-то из моих сыновей опускали в землю в гробу. Калоджеро обещал мне, что не допустит вас и Гвидо.

– Дон никогда бы на это не согласился, мама. Мы все знаем, что ожидается, что я пополню их ряды вместо папы.

С ее губ срывается болезненный стон. – И я знаю, что Калоджеро уже поручил тебе выполнить несколько поручений Семьи, хотя он знал, что это не то, чего я хочу для твоего будущего. Он поклялся, что любит меня, и пообещал убедиться, что Манкузо согласится освободить тебя от ответственности. И я ему поверил. Я пытался спасти своих сыновей от участи их отца, слишком поздно осознав, что потратил годы, согревая ложе лежащей змеи.

Я в шоке смотрю на мать. – Я думал, ты любишь его.

– Я сделал!– – шепчет она, а слезы текут по ее щекам. – Вплоть до того момента, как он сказал мне, что он ничего не может сделать, чтобы удержать тебя из когтей Манкузо. Поэтому я взял дело в свои руки. И я потерпел неудачу. Господи Боже, они нас всех убьют.

– Мама.– Я беру ее трясущиеся руки в свои. – Что ты сказал полиции?

– Все. Я рассказал им все, что знал. В том числе и по поводу той поставки наркотиков. Но полиция не должна была совершать обыски в порту. Мне сказали, что они продолжат слежку, поскольку у них пока недостаточно улик против самого Манкузо. Этот детектив заверил меня, что нас троих увезут прежде, чем произойдет что-нибудь, что могло бы выдать мою причастность. Он сказал, что ему необходимо обеспечить мою безопасность как потенциального ключевого свидетеля обвинения.

Мой желудок падает на пол, меня охватывает страх. В моей голове начинают реветь сигналы тревоги. Половина местной полиции получает зарплату от Коза Ностры. Один из прислужников Манкузо, должно быть, узнал, что детектив разговаривал с кем-то внутри, и его вывели. Сбрасывать трупы в море – стандартный прием Семьи.

– Мы это исправим, – хриплю я. – Они не знают, что это был ты. Мы будем–

Я замолчал, услышав звук подъезжающей к дому машины. Моя голова поворачивается к окну, выходящему во двор. Не одна, а две черные машины подъехали к нашему подъезду. Первый – обычный на вид седан, такой же, как тот, на котором ездит Калоджеро. Но вторая машина – элегантный лимузин с тонированными стеклами. Машина дона.

– Они знают.– Едва слышные слова слетают с маминых губ.

Отвернувшись от меня, она бросается к кухонному шкафу и в истерике начинает доставать из него чистящие средства.

– Иди за Гвидо– , – говорит она. – Можно вылезти из окна. Видит Бог, ты делал это достаточно раз.

Я хватаю пистолет, спрятанный на верхней полке среди баночек со специями. – Я никуда не поеду.–

Мама приближается ко мне, ее глаза полны непоколебимой решимости, и она сует мне в свободную руку полиэтиленовый пакет. – Деньги. Еще есть записка с контактным номером человека из Мессины, который организует вашу поездку в Америку.

Звук приближающихся ног. Несколько из них. Подходим к нашей входной двери.

– Мама . . . Слова застревают у меня в горле.

– Мои действия будут расценены как величайшее предательство, Рафаэль. Они не дадут мне жить. И они убьют тебя и Гвидо, если ты останешься здесь. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Она осторожно высвобождает мои пальцы из рукоятки пистолета, забирая оружие. – Если ты любишь меня, ты схватишь своего брата и убежишь.

Мой разум кружится, пытаясь найти выход. Нет никакого. Нарушение омерты означает смертный приговор для всей семьи. Детей, которые слишком малы и ничего не знают о делах Коза Ностры, можно пощадить. Но Манкузо не доброжелательный человек. Он захочет показать всем нам пример. Я уже мертв, это факт. Гвидо всего четыре года, но я не сомневаюсь, что дон решит убить и моего брата.

Я хватаю маму за руку. – Ты тоже придешь.

– Они придут за нами. Но если я. . . оставаться . . . этого может быть достаточно. А это может означать, что они не будут вас преследовать.

Нет! Как я могу бежать и просто бросить свою мать на смерть?

Пронзительный звонок дверного звонка разносится по всему дому, гремя внутри моего черепа, словно взорванный блок тротила. – Я не могу.

– Подумай о своем брате, Рафаэле. Мама наклоняет мое лицо вниз и целует меня в лоб. – Пожалуйста. Не разбивай сердце своей матери.

Я с трудом сглатываю. Горло почти не работает.

Обхватив пальцами полиэтиленовый пакет, я сжимаю его изо всех сил.

– Это мой мальчик.– Она кивает. – Идти. И никогда сюда не возвращайся.

Отчаяние сталкивается с яростью в моей груди, разрывая меня на части. Рука матери выпадает из моей. Я делаю шаг назад и бегу по коридору. Прежде чем броситься в спальню, я останавливаюсь на секунду, чтобы в последний раз взглянуть на маму. Она остановилась у входной двери, высоко подняв голову и потянувшись к ручке.

– Я возвращаюсь, – шепчу я, закрывая за собой дверь спальни. – Я вернусь и убью их всех.

Я повторяю это обещание снова и снова, прижимая к груди спящего брата. Он бормочет что-то о своих автомобильных игрушках, пока я открываю оконное стекло. С ним на руках я проскальзываю через щель и бегу к деревьям, обрамляющим территорию позади участка.

И я продолжаю повторять свое обещание, как мантру, стоя, спрятавшись за вечнозеленым кустарником, и мои глаза устремлены на окно нашей гостиной.

Наблюдаю, как дон сицилийской Коза Ностры прижимает ствол своего пистолета к голове моей матери, а затем нажимает на спусковой крючок.

Глава 12

Сегодняшний день

Когда мы подъезжаем к особняку, на подъездной дорожке припаркованы четыре черных автомобиля. У входной двери стоит мужчина с полуавтоматическим оружием.

– Подожди здесь– , – говорит Рафаэль, выключая зажигание и выходя из машины. Никаких следов того смеющегося человека, с которым я ужинал меньше часа назад, не осталось.

Подойдя, он обменивается несколькими предложениями с вновь прибывшим, затем возвращается и открывает дверцу моей машины.

– Я отведу тебя в твою комнату, – говорит он, его лицо становится суровым. – Будет лучше, если ты останешься там до конца ночи.

– Хорошо.–

Рафаэль кивает, затем просовывает руки мне под ноги и поднимает меня с сиденья. Я открываю рот, чтобы возразить, но затем мой взгляд падает на большое темное пятно, окрашивающее гравий у ног Рафаэля. Похоже на разлив моторного масла на подъездной дорожке. Мужчина с винтовкой держит входную дверь открытой, чтобы Рафаэль мог перенести меня внутрь. Я ожидаю, что он уложит меня в любую секунду, пока я не замечу новые пятна на полу в вестибюле. Однако теперь я вижу, что они не черные, как я думал, а темно-малиновые.

Кровь.

Я крепче сжимаю шею Рафаэля, глядя через плечо, пока он поднимается по лестнице. Кровавый след огибает тропинку от входа к дверному проему, ведущему в винный погреб, где он исчезает из виду. Я не чужд крови. Людей моего отца часто приходится сшивать вместе у нас дома, обычно на кухне. Но я никогда не видел такого количества этой жизненно важной телесной жидкости в одном месте.

– Что там произошло? – шепчу я, пока Рафаэль несет меня в спальню.

– Пока ничего. Они ждут, когда я начну.

Лунный свет струится в затемненную комнату через открытую балконную дверь, заливая интерьер голубоватым сиянием. Здесь тихо, единственными звуками являются далекий грохот волн о берег и ритм нашего дыхания. Блеск небес отражается в глазах Рафаэля. Это единственное, что я могу ясно видеть, когда его лицо частично скрыто темнотой.

Но даже при скудном освещении невозможно не заметить скопление толстых неровных шрамов на его лице. Одна строка особенно выделяется. Почти три дюйма в длину, он проходит от подбородка к губам и слегка отклоняется в сторону носа, образуя трещину в покрытой щетиной нижней части лица. Есть еще один, почти такой же заметный, начинающийся прямо над его ухом и пересекающий левую щеку ко рту. Он тянет уголок его губ вниз, придавая ему постоянный хмурый вид.

Рафаэль выглядит так, как будто кто-то пытался его подлатать, но сделал это плохо. Помимо основной приподнятой ткани, есть небольшие поперечные шрамы, напоминающие мне железнодорожные пути. Как будто вокруг участков, где были наложены швы, образовались дополнительные рубцы, и теперь его кожа имеет неровный, неровный вид подушки с пуговицами. Находясь так близко к нему, я могу понять, почему люди находят его пугающим. А я нет. Но какие чувства он заставляет меня чувствовать? Это меня до чертиков пугает.

Я кладу кончик пальца на край его губ, там, где начинается еще один выступ приподнятой плоти, и провожу неровную линию к его скуле. Рафаэль не двигается, просто стоит молча, позволяя мне рассмотреть остальные шрамы, портящие его лицо.

– Это после автомобильной аварии?– Я шепчу.

– Вы первый, кто осмелился открыто спросить– , – говорит он. – Нет. Просто операция, которая пошла не так.

– Когда?–

– Около двадцати лет назад.

Я провожу кончиком пальца обратно к его губам, обводя форму нижней. Такой твердый, зловещий рот.

– Пожалуйста, будь осторожен, – говорю я, наблюдая, как легкие тени бегают по лицу Рафаэля.

– Я всегда делаю.– Его глубокий голос грохотает во тьме, и в следующий момент он хватает мои губы своими.

Поцелуй – это еще одно землетрясение. Катастрофическое сейсмическое событие, которое потрясло меня до основания души, уничтожая все на своем пути. Логика и разум испаряются, уничтоженные его прикосновением. Беспокойство о том, что я позволю себе сблизиться с кем-то, на кого я должен возмущаться, улетает из окна второго этажа. Страх, что я влюбляюсь в человека, который является моим похитителем, исчезает. Его обломки унесены в море. Я не могу думать ни о чем, кроме как больше страстно желать Рафаэля. Схватив его за шею, я отвечаю на каждый поцелуй. Каждый укус. Остальное не важно.

Рафаэль закусывает мою нижнюю губу зубами, откусывая ее в последний раз, а затем медленно опускает меня на пол.

– Держи дверь закрытой, чтобы крики не разбудили тебя, – шепчет он мне на ухо.

На следующем вздохе он ушел.

* * *

Закрытая дверь только помогает. Приглушенные крики до сих пор доносятся до меня через балкон. Окна подвала, должно быть, остались открытыми. Я плотнее натягиваю на себя мягкий кардиган и продолжаю кусать ноготь большого пальца.

Пытки как способ получения информации или наказания – не редкость в криминальном мире. Я никогда не был свидетелем этого, но мне не обязательно быть там, чтобы знать, что сейчас происходит на подземном уровне. Рафаэль сам принимает меры агонии или он просит кого-то другого сделать это за него, пока он наблюдает? Даже зная его репутацию, мне трудно представить, чтобы он это сделал. Человек, который оставляет мне рисунки на стикерах, не будет убивать людей у себя дома, верно? Возможно, истории, которые я слышал о внушающем страх сицилийце, преувеличены. Или он такой, каким его рисуют люди, – безжалостный, хладнокровный убийца?

Я приоткрываю дверь спальни и выглядываю наружу. Вокруг никого. Идя на цыпочках по коридору, я изо всех сил стараюсь, чтобы мои шаги были легкими, чтобы половицы не скрипели и не выдавали меня. Слабое эхо хныканья и приглушенных криков, кажется, просачивается сквозь стены.

На полпути вниз по лестнице одна из деревянных ступеней скрипит под моей босой ногой. Я вздрагиваю, оглядываясь по сторонам, опасаясь, что кто-то это услышал. Но в вестибюле пусто.

За исключением старинных бра на стенах, весь свет выключен, что делает пространство зловещим. След крови на полу исчез, за исключением нескольких малиновых пятен тут и там. Избегая остатков, я быстро пересекаю зал и поворачиваю налево к лестнице, ведущей в винный погреб.

Я останавливаюсь перед толстой дверью подвала и смотрю на ручку. Это ошибка. У меня нет никакого интереса быть свидетелем сеанса пыток. Но мои пальцы чешутся повернуть эту ручку. Толкните дверь. Увидеть его. Настоящий он.

Меня охватывает желание взглянуть на его другую сторону. Сторона, которую он мне никогда не показывал. Я хочу знать все о Рафаэле. Нуждаться. Мне нужно знать всю правду о человеке, который вторгся в мои мысли с того момента, как я его встретила. Возможно, видя его в самом чудовищном проявлении, я погаслю это глупое влечение. Возможно, вид крови на его руках заставит меня в следующий раз отшатнуться от его прикосновения, а не насладиться им. Может быть, просто может быть, это нелепое притяжение, которое я чувствую к нему, наконец-то сломается.

Крики, доносившиеся из-за барьера, стихли. Я обхватываю ручку рукой. Под моими пальцами ледяной холод, от которого стынет моя кожа. Затаив дыхание, я открываю дверь.

Одинокий луч света падает из старинной кованой люстры, освещая фигуру, лежащую на шатком деревянном стуле посреди темной комнаты. Он повёрнут спиной к двери, но я знаю, что это Рафаэль. Здесь больше никого нет. За исключением . . . тела.

Пятеро мужчин в разорванной и окровавленной одежде лежат на полу по всей комнате. Запах крови и телесных жидкостей смешивается с запахом дыма, от которого меня стошнит.

– Я не ожидал увидеть тебя здесь, Веспетта. Голос Рафаэля нарушает тишину. Он все еще стоит ко мне спиной.

– Как ты узнал, что это я? Я задыхаюсь.

– Ты единственный, кто осмелился вторгнуться на мою встречу.

Он делает длительную затяжку сигаретой, затем бросает ее в лицо мертвеца, куда она приземляется с тревожным приглушенным шипением. Затем, в мгновение ока, плавным движением он хлопает рукой по передней ножке стула, оставляя нож застрявшим в дереве. Прямо рядом стеклянная банка, наполненная кровавыми комками. . . что-нибудь. Что-то похожее. . . отрезанные человеческие языки.

Рафаэль медленно поднимается со стула и поворачивается ко мне лицом. Передняя часть его рубашки и рукава пропитаны таким количеством крови, что ткань прилипает к телу.

– Я не знала, что ты куришь, – бормочу я, все еще глядя на малиновые пятна на его рубашке. Это единственное, что пришло мне в голову изумленному сказать.

– Отвратительная старая привычка, которой я до сих пор время от времени занимаюсь. Он преодолевает расстояние между нами в несколько длинных шагов и останавливается прямо передо мной. – Почему ты здесь?–

– Я. . . Я не уверен.– Я сглатываю и встречаюсь с ним взглядом. – Ты не собираешься наорать на меня за то, что я спустился?

– Зачем мне?–

– Потому что . . . Я не знаю. Ты не хотел, чтобы я это увидел? Если бы я увидел, как мой отец делает что-то подобное, он бы дублил мою шкуру.

– Одно дело защитить от вреда того, кто тебе дорог. Он упирается рукой в дверной косяк и наклоняется, пока наши лица не оказываются на одном уровне. На его левой щеке также пятна крови. – Ограждать их от реальности – это совсем другое. Потому что в нашем мире это может привести к смерти.

Я киваю, мой взгляд скользит по одному из трупов. – Кто они?–

– Коза Ностра. Они приехали в Катанию, чтобы узнать, что случилось с наркотиками, которые они пытались переправить через мой порт.

– Тебе пришлось их убить?

– Что бы сделала – Братва– , если бы они обнаружили членов конкурирующей организации, торгующих на их территории?–

Точно то же самое. Мои глаза снова находят Рафаэля. – Есть ли в этой крови твоя?

– Если бы это было так, тебя бы это беспокоило?

– Может быть.– Мой голос почти шепот, как будто мне трудно осознать это осознание.

Уголки губ Рафаэля поднимаются вверх. Медленно его окровавленные пальцы сжимают мой подбородок, запрокидывая мою голову вверх. – Ничего из этого не мое, Василиса.

Его рот мгновенно захватывает мой. В его поцелуе нет нежности. Просто яростные заявления. Мне удается сглотнуть воздух, я хватаю его за рубашку, чтобы поддержать, и целую его в ответ. Я не должен. Я знаю, что не должен этого делать, но я не могу бороться с его завораживающим притяжением. Я прикусываю его нижнюю губу и засасываю ее в рот. Он рычит, и его язык проникает и в меня.

Ткань под моим прикосновением мокрая и липкая, но я не могу заставить себя позаботиться о ней. Мой разум блуждает, не в силах осознать ничего, кроме его вкуса. Его запах. Его тепло. Единственный контакт кожа к коже – это наши губы, но все мое тело гудит, как провод под напряжением. Ни один другой мужчина никогда не заставлял меня чувствовать себя так.

Когда он наконец отпускает мой рот, воздух проходит через мои легкие короткими, быстрыми порциями. Как будто мои органы дыхания вдруг вспомнили, как работать. Я смотрю в жесткие зеленые глаза Рафаэля. Они светятся нескрываемым желанием, в то время как он возвышается надо мной, такой большой и зловещий, на фоне мазков крови и трупов. Как будто он темный правитель ада.

– Твои красивые губы на вкус как чистая сущность греха. Он проводит большим пальцем по моему рту. – Интересно, будет ли твоя киска такой же восхитительной, когда я ее сожру?–

Дрожь пробегает по моему позвоночнику, усиливающаяся от тона его голоса, сотрясая меня до глубины души. Это звучит не как вопрос, а как обещание. Я бы с радостью увидел, как он это осуществит.

Разворачиваясь, я несусь вверх по лестнице. Бегство от Рафаэля Де Санти и предательских чувств, которые он во мне разжигает.