Текст книги "Импотент, или секретный эксперимент профессора Шваца"

Автор книги: Нестор Бегемотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

На следующее утро капрал Холин проснулся на сеновале и долго не мог понять, где он и что с ним.

«Если я дома, – размышлял он, – то почему не на кровати? Если остановился в трактире, то почему рядом нет дочки трактирщика? Ничего не понимаю».

Холин встал, подтянул штаны и выглянул во двор. Во дворе двое его солдат играли с жандармами в очко. Кто выигрывал, тот бил всем остальным по заднему месту, отчего остальные солдаты, стоящие вокруг, громко ржали и отпускали заковыристые остроты сексуальной тематики. Именно это ржание и разбудило капрала Холина. Он выскочил из сарая и с перекошенным от злости лицом заорал:

– Смидно! Стадовись!

Солдаты нехотя выстроились. Жандармы, сидя на крылечке покатывались со смеху. Капрал, переваливаясь с ноги на ногу, прошелся мимо строя.

– Совсем даспустились! Бездельники! В то вдемя, как нас пдисдали сюда ддя пдохождения службы, вы, негодяи, тут пьянстдуете, дазвдратничаете, как последние скоты! Я из вас сдедаю отбивные! Модчать! – выкрикивал он, махая кулаками возле солдатских морд.

На крики разбушевавшегося капрала из хаты выглянул шеф жандармов.

– О, Ходин! – воскликнул он. – Це гарно! Заходи-ка…

Капрал Холин напоследок дал кому-то поддых и пошел к начальству.

– Капдал Ходин по вашему пдиказанию пдибыл!

– Садись, закуси, – пригласил Иван Семеныч. Стол был уставлен закусками, на самой его середине стояло огромное блюдо с жареным гусем, а при виде литровой бутылки мутного самогона, глазки Холина заблестели, и он, сделав глотательное движение, сел за стол.

Выпив по стакану первача и закусывая картошечкой в мундире и солеными огурчиками, Иван Семеныч снова рассказал капралу, зачем того вызвали в Козлодоевск.

– И стало известно еще сегодня утром, что едут к этим нехорошим господам из Санкт-Питербурха тоже нехорошие господа – Пушкин, Лермонтов и Достоевский. А когда станет их шестеро, выбить их из церкви будет гораздо труднее!

– Выбьем, – сказал капрал Холин, работая челюстями, – али мы не пдавосдавные?

– Слова не мальчика, но мужа! – потер руки довольный шеф жандармов. – Пожалуй, выпьем еще по одной?

Глава пятая

Самодержавие

Натертые полы ярко отражали огонь хрустальных венецианских люстр на потолке. Царь, поскрипывая хромовыми сапогами, прошелся по зале и повернулся к князю Подберезовикову.

– Итак, что же сейчас творится в Козлодоевске?

– Кошмар, государь, – подобострастно ответил князь Подберезовиков. – Граф Толстой и с ним еще двое заперлись в церкви, заложили двери и окна разной мебелью, ругаются, баб-с требуют. Если, говорят, баб-с не приведут им, то так церковь загадят, что еще сто лет от сортира не отличить будет.

– О! – удивился император. – А ведь туда послали целый взвод. Он прибыл?

– Так точно, государь, прибыл. Обложил церковь со всех сторон, предлагают сдаться. Но толстовцы отвечают весьма грубо, что дырку от бублика, а не Шарапова.

– Шарапова? – переспросил царь. – Не знаю такого! Может они князя Юсупова имели ввиду?

– Не могу знать-с, ваше величество. Только Шарапова они не отдадут.

– А как же взвод? Почему не может выбить их из церкви?

– Так, ваше величество, там в церкви шибко святые мощи лежат. Если силу начать применять, толстовцы их могут того, попортить. Они и баб-с требуют из-за этого, пыль, говорят, стирать с икон.

– О! – еще раз удивился царь. – А как эти хулиганы Пушкин, Лермонтов и Достоевский?

– Пойманы, государь. Ехали к графу Толстому на выручку, да в деревне Забубеновке верный слуга вашего величества Альфред де Мюссе выдал их в руки правосудия.

– Он француз?

– Кто?

– Ну, этот, Альфред де Мюссе.

– Так точно, ваше величество. Француз. Но русского царя любит, как свою собственную жену.

– Похвально, – задумчиво сказал император. – А что, этих Пушкина, Лермонтова и Достоевского уже допросили?

– Никак нет, государь, пьяны-с, как сволочи.

– А Бенкендорф?

«Тоже пьян, – подумал было князь Подберезовиков. – Свинья не лучше Пушкина, Лермонтова, Достоевского и Толстого вместе взятых!»

А вслух сказал:

– Болеет, ваше величество. Стар стал.

– Верный слуга, – вздохнул государь, – надо бы ему еще пару орденов за заслуги перед отечеством. Когда у него день рождения?

– В декабре, ваше величество. Еще пол года ждать.

– Помереть может, – сказал царь. – А у тебя когда день рождения?

– Через две недели, – вздрогнул от радости князь Подберезовиков.

– Наградим его к твоему дню рождения!

Князь сник.

– Да, наградим. А вот по поводу Козлодоевска…

Император задумчиво постучал каблуком, полюбовался на себя в зеркало, остановился перед картиной Врубеля, отколупнул ногтем кусочек краски и проговорил:

– И что же делать?

«Что делать, что делать! Как награду, так Бенкендорфу, а как что-то делать, или думать, что делать, так Подберезовиков!»

Князь Подберезовиков развел руками.

– Что же, мы, русский самодержец, должны терпеть в своем городе Козлодоевске таких хулиганов? Может послать семеновцев?

– Целый полк? Ваше величество, мне кажется, это бесполезно. Ведь загадят церквушку-то!

– Ну, тогда сам езжай, разберись на месте. Я тебе доверяю.

– Слушаюсь, ваше величество, – поклонился князь Подберезовиков, думая про себя: «Эх, черт, говорила мне мама – не перечь никогда царю. Уж лучше б семеновцев послали… Эх, черт!»

На следующий же день карета князя Подберезовикова выехала из Санкт-Петербурга в сторону Козлодоевска.

Глава шестая

Народность

Карета князя Подберезовикова катила по грязной сельской дороге Козлодоевского уезда. Князь и его камердинер Иван сидели внутри кареты, камердинер читал вслух новые похабные стихи господина Пушкина, князь хлопал себя по ляжкам и громко ржал, да так, что лошади его кареты отвечали ему не менее громким ржанием.

– Эк загнул! Ну, сукин сын! Вот поганец!

Внезапно карета затормозила. Послышался злобный голос кучера.

– Куда тя черт занес, вот я тя кнутом! – орал пьяный кучер.

– Чего орешь, козел? – отвечал нежный женский голосок, – Мы ж только подвести просим!

– Пошла прочь, бесстыжая! Штаны нацепила…

Князь Подберезовиков заинтересовался. Что это за женщина там в штанах? И он высунулся в окошко кареты, раздвинув ажурные занавесочки.

– Семеныч! Перестань ругаться с барышнями!

– Дык, ваше сиятельство! Они ж в штанах!

– Эй, мужик, – спросила одна дама, светловолосая, в потертых джинсах и тельняшке, которые красиво очерчивали ее округлые формы. – До Козлодоевска довезешь?

«О!» – подумалось князю. Он резво отворил дверцу кареты и галантно заявил:

– Прошу-с!

Девицы влезли в карету, сели напротив князя Подберезовикова и камердинера.

– Ольга, – представилась светловолосая. – А это Леночка! Мужик, чего такой мрачный? Как тебя-то зовут?

– Не «мужик»! – возмутился камердинер Иван, – А «ваше сиятельство»!

– А-а-а! – восхитилась Ольга и ткнула Елену в бок. – Слышь, Лен, «сиятельство»!

– Князь Подберезовиков! – гордо сказал князь. – Личный его величества государя-императора секретарь!

– Дык! Класс! – хором восхитились девушки. – Ну, ты даешь!

Начался светский разговор. Князь Подберезовиков лихо закручивал усы и загибал различные истории, которые, якобы, случались с ним. Девушки весело смеялись.

Прелестные ножки сидящей напротив Оленьки не давали князю Подберезовикову покоя. «Ишь, какие девицы! – думал он. – Сам государь сломался бы от таких ножек! Ну, воще!»

А вслух спросил:

– Э… А для чего таким милым девушкам в Козлодоевск?

– Дык, – ответила Оленька, – Там же братишки наши – Митенька и Феденька!

– Э… – промямлил Подберезовиков, пытаясь вспомнить, как зовут городничего, – А они кто?

– Дык митьки же! – воскликнула Оленька и посмотрела на Елену, вот, мол, какой князь непонятливый нашелся!

– Э… И они, значит, ваши родственники?

– Да нет! Какие родственники! Митьки они и есть митьки! Братишки они нам!

– Ну, а вы-то им сестренки?

– Дык! Елы-палы! Ясный пень!

Князь Подберезовиков наклонился, чмокнул ручку Оленьки и проговорил:

– Хотел бы я, чтоб у меня были такие сестренки!

– Дык, какие проблемы! – воскликнула девушка. – Хочешь быть митьком – будь, мы не комсомол, билетов не даем, взносов не берем! А выпить у тебя ничего нет?

– Иван, доставай, – скомандовал князь.

Иван резво вытащил из-под сидения корзину, из которой торчали запечатанные сургучом горлышки бутылок.

– Класс! – обрадовались Оля и Лена, – Будет чего братишкам нашим подарить! А то они в церкви сидят, все выпили, скучно им. А вокруг – солдаты!

– Где где сидят? – напрягся вдруг князь Подберезовиков. – В церкви?

– Ну да!

– С графом Толстым?

– Точно, со Львом Николаевичем, братишкой нашим!

– А! – отъехал князь и повалился на подушки.

В это время карета въехала в город Козлодоевск, прогромыхала по ухабистым улицам и подкатила к заветной церкви. Узрев герб Подберезовикова на дверце, к карете подскочил капрал Холин.

– Ваше сидятедьстдо! Капдад Ходин со вздодом солдат в вашем дасподяжении!

– О, да мы приехали! – выглянув в окно, порадовалась Оленька и, прихватив корзину с напитками, они с Леночкой выскочили из кареты и бросились к церкви, выкрикивая на бегу, – Митька! Преображенский! Открывай! Свои приехали.

– А-а-а!!! – раздался вопль из церкви. – Сестренки наши!

– Э… Э… – разведя руками, едва выговорил князь Подберезовиков.

Капрал Холин еще больше вытянулся и еще громче заорал:

– Ваше сидятедьстдо! Капдад Ходин со вздодом солдат в вашем дасподяжении!

– Пошел ты! – с ненавистью бросил князь и побежал за сестренками. – Сестренки мои! Я с вами!

И на глазах оторопевших солдат во главе с капралом Холиным князь вместе с девушками скрылся в недрах церкви.

А потом они так надрались… Сам Дмитрий Шагин обзавидовался бы!

Глава седьмая

О том, как второй раз достали Дмитрия Шагина

– Достали! – воскликнул Дмитрий Шагин, дочитав до этого места.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава первая

Глава, которая могла бы быть эпилогом

(если бы у этого романа не было эпилога)

Утром проснувшийся Сидор долго кричал:

– Какие же гады бывают! Украл сволочь мой любимый роман в восьми томах! Ну, кто же теперь ленинградских митьков доставать будет? Елы-палы!

– Дык, – смущенно бормотали Василий и Серега, как будто именно они увели у Сидора его любимый роман. – Дык…

Антоныч был больше расстроен пропажей «Запорожца».

– Крутая была машина, – пыхтел он. – Ехали себе и ехали! Дык…

– Елки-палки колючие! – страдал Сидор, хватаясь за голову.

Вдруг кусты раздвинулись, и на поляну высыпалась толпа милиционеров с собаками. Собаки рвались с поводка, разъяренные равнодушно взирающим на них Мироном. А Мирону все было по-фигу! Один из милиционеров, в штатском, но тоже с глупой физиономией, подозрительно спросил:

– Что-нибудь случилось?

– Э… – начал было Вася.

– Не, ничего не случилось! – в один голос завопили Сидор и Антоныч.

– Может у вас чего-нибудь украли?

– Не, ничего не украли!

– А чего ж вы здесь орете?

– Начальник, – заявил Антоныч, – Здесь, однако лес, хотим и кричим! Настроение шибко хорошее!

Начальник покопался во внутреннем кармане пиджака и вытащил пачку фотографий.

– Вы этого человека тут не видали?

– Не, не видали! – едва взглянув на фотографию, сказал Сидор.

– А он чего-нибудь натворил? – робко спросил Василий.

– Сбежал из тюрьмы. Да тут недалеко из колхозного курятника двадцать куриц утащил.

– Крупный преступник! – сделав удивленное лицо, сказал Сидор. – Не, начальник, такого не видали.

– Если встретите где, звоните ноль-два.

– Всенепременнейше, начальник!

– За мной, – скомандовал штатский, и вся свора рванула в кусты.

– Дык, – покачал головой Антоныч.

– Елы-палы, – сказал Сидор. – Хорошо, что Мирон все кости от курей подмел.

– Я всегда говорил – умнейший кот, – гордо сказал Антоныч. – Однако, надоть в Москву топать.

– Дык, а как же питерские митьки?

– Телеграмму отошлем… Мол, грузите апельсины и так далее.

И братишки потопали в Москву.

На этом можно было бы и закончить. Но…

Когда к вечеру друзья подошли, наконец, к котельной Антоныча, на шею Василия бросилась растрепанная Настенька, вся в слезах.

– Васька! Милый мой! Братишка!

– Настенька! Сестренка моя! Антоныч ласково усмехнулся:

– Ну, и слава богу. Хоть у них все хорошо.

И, глядя в след удаляющимся счастливым супругам, молвил:

– Однако! Пошли поищем, чего поужинать.

Отворил дверь, в котельную запрыгнул Мирон и тут же погнался за крысой. Вот так все и завершилось. Весьма необычно, но очень даже счастливый Happy End. Сам Дмитрий Шагин позавидовал бы такому Happy End'y!

(Тут сам Дмитрий Шагин в очередной раз заорал: «Достали!», Порвал сей роман на мелкие кусочки и выбросил в мусоропровод. Что и требовалось доказать.)

Эпилог

Подходит ко мне на днях чувак в троечке и при галстуке (ну, чисто комсомольский деятель конца семидесятых) и говорит:

– Послушайте! Что вы здесь наплели? В одну кучу смешали митьков, папуасов, государя-императора, Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Толстого и Альфреда де Мюссе? Зачем все это? И кот у вас целых две курицы съедает. Вы когда-нибудь видели кота?

– Извините, – спросил я. – А ваша фамилия случайно не Кайфоломов?

– Нет, – оторопел чувак.

– Странно, – покачал я головой.

Вот такой у нас с ним спор вышел…

ИЗ СБОРНИКА НОВЕЛЛ «СИДОРОВУ НУЖЕН ВРАЧ»

Двое в одном теле

(Методика психоанализа)

Сны – вещь хрупкая. Не сразу поймешь, к чему тебе снится именно этот сон. Если увидишь слона – не обязательно к деньгам. Если во сне считаешь деньги – возможно, что и к сафари. В ночь со среды на пятницу Джеку Хонсу приснился кронштейн, закрепленный на потолке. В общем-то ничего ужасного, если не считать, что на крюке был подвешен Фрэнк Доботи. Ничего опасного, кроме того, что Фрэнк имел на груди табличку: «Он партизанил в наших огородах». Фрэнк покачивался, Джек бросился его снимать, веревка оборвалась, – и тут же оборвался сон, Джек проснулся. Интуиция подсказывала ему, что сегодня что-то стрясется. Но что именно, об этом интуиция подло умалчивала.

Джек умылся, выпил чашку кофе и немного погадал на кофейной гуще. Брать ли с собой пистолет? Пистолет у Джека был тяжелый, как кирпич, зато с ним можно было откровенно плюнуть на бандитов, неприятности и инфляцию (это в том смысле, что можно и самому кого-нибудь ограбить). Решил взять: вдруг какому-нибудь взволнованному типу понадобятся его профессиональные услуги. Мне нетрудно сказать о том, что Джек Хонс был частным детективом.

Джек отсчитал из пачки девять патронов. Вчера, он вспомнил, пришлось повздорить с соседом, собака которого нагадила на газоне у Джека. Сосед был глуп, Джек не стал бы с ним скандалить, но пришлось. И собака-то была здесь ни при чем – пес нравился Джеку: огромный и всегда мокрый, как батискаф, – но сосед наглел и отрицал очевидное – большую собачью кучу от большого, вечно мокрого пса.

Впрочем, ерунда это все. Не это главное. Ничего ведь пока не стряслось. Все начнется с того момента, когда Джек откроет окно, чтобы посмотреть – не идет ли на улице дождь, нет ли соседа. Вот тут-то соседу придется бежать по газону, Джек выстрелит в него пару раз – все закричат, сбегутся до размера толпы, но ничего важного-то, опять же, не произойдет. Это ведь только предыстория, прелюдия к фарсу. Главное стрясется позднее. Именно тогда, когда ты будешь читать эти строки. Ты ведь немного готовился к этому, не так ли? Сейчас все станет ясно, давай начнем все с начала.

Открой окно и посмотри – нет ли на улице дождя. Если дождь уже прошел – не беда, это не самое забавное, что может случиться. Итак, посмотри теперь, нет ли под окнами незнакомца. Это очень важно – он может пригодиться тебе в этом сюжете. Но если его нет – ничего страшного. Он появится потом, даже если ты будешь знать его имя, возраст и цвет носков. Все будет так, как надо, как того стоит, на этот счет – не волнуйся.

Теперь выйди за дверь и проверь – нет ли какой-нибудь записки под половиком. Посмотри внимательно, не опасаясь испачкать руки – руки можно вымыть потом. Нет ли записки, письма в конверте, извещения, наконец, рекламы пылесоса? Совсем ничего? – это хороший знак, не расстраивайся. Значит, сюжет пойдет немного другим путем, но так ведь значительно интереснее, не правда ли? Теперь пора спуститься по лестнице и выйти из подъезда. Если с тобой будут здороваться, как с Джеком Хонсом, – не удивляйся. Ты должен уже знать, что это ты герой этой повести.

Теперь всмотрись внимательно – не стоит ли на площадке перед домом машина синего цвета, марки «мерседес». Стоит такая? Ну наконец-то! Теперь все пойдет как по маслу! Приготовься как следует – что-то сегодня действительно стрясется, и ни о чем не жалей – потому что теперь ты совершенно над Этим не властен. Ты – просто винт, нарезной болт, дырявая шайба. Можешь читать дальше, прощай.

Джек Хонс стремительно вышел из подъезда, и тут как раз подъехал его знакомый, чтобы выкинуть мусор из своей машины в стоящие возле дома помойные баки. Знакомый подрулил к Джеку и остановил машину возле самого бордюра. «Привет, Джек!» – сказал он.

(Ну а как звать тебя, милый? Хочешь, ты будешь Фрэнком Доботи? Нет? Да ты просто псих! Пеняй теперь на себя. Фрэнк – здоровенный мужик, глыба и весельчак. Ко всему прочему – умен, богат и женат на ранее разведенной красавице. А раз так – будешь Эдгаром Бронсом, знатоком по психам.)

Эдгар Броне вынес из машины толстый зад и поинтересовался, как сегодня Джек себя чувствует. Джек отвечал, что его мучают какие-то неопределенные предчувствия, он думает, что что-то должно произойти, но никак не может понять – что именно. Тогда его знакомый внимательно смотрит на Джека.

Настало время пояснить, что Эдгар Броне – психоаналитик Джека. Джек нанял его, узнав, насколько скверная и нервная у него работа. Он был частным детективом, помнишь? Теперь Эдгар время от времени изучает его страсти, наклонности и дает ему хорошие советы типа того, как следует себя вести в дальнейшем.

– Не волнуйся, Джек, – говорит ему психоаналитик, – ты способен пережить все как следует. Главное – расслабиться и хорошо реагировать на любую из ситуаций, то есть не задним числом и местом, а сейчас же – быстро и однозначно. Возьми, например, своего соседа, как здорово он умеет реагировать на любую из ситуаций. Поучись у него, Джек.

– Нет, только не это! – возмущается Джек. Эдгар внимательно смотрит в его глаза, потом приглашает к себе в машину.

– Надо быть терпимей к людям, – говорит психоаналитик. – Я кое-что привез для тебя, Джек. Это очень интересный случай с больным Сидоровым, который тоже пользовался услугами психоаналитика – Фрэнка Доботи. Устраивайся поудобнее, история отклонений Сидорова тебя многому научит.

Фрэнк лечил Сидорова, но больной Сидоров уклонялся от указаний Фрэнка. Так вот, слушай, что произошло дальше.

Этот больной преднамеренно купил два килограмма яблок и съел их в гордом одиночестве. Потом он собрал огрызки в пакет и отослал их лечащему врачу, который советовал ему держаться в коллективе. В ответ доктор Доботи выслал неутешительный диагноз.

Больной разъярился, порвал медицинскую карту и уехал из города на курорт. Психоаналитик написал пространное открытое письмо Сидорову и опубликовал его в центральных газетах, поливая грязью разных маньяков, из-за которых попадаешь под радиоактивный дождь.

Больной познакомился на курорте с двумя блондинками, не сообщая того, что он болен. После этого он каждый день слал своему врачу отчетные телеграммы. Девушка с почты соорудила из этих отчетов эротический триллер и опубликовала его за деньги, не скрывая ни малейших интимных подробностей, которые больной считал своей врачебной тайной. Сидоров выследил телеграфистку в темном переулке и сделал ей трехчасовое внушение, после которого она забеременела и сменила место работы.

К этому времени психоаналитик защитил на примере Сидорова докторскую диссертацию, а потом скоропостижно в благоухающем еще возрасте ушел на пенсию. У больного начались новые отклонения, которыми ему не с кем было поделиться. Через четыре года он уже работал частным детективом, и, используя свои профессиональные навыки, выследил своего врача и нагрянул к нему на дом.

– Меня не интересует больше ваш случай, – ответил ему Фрэнк Доботи. – К тому же я уже на пенсии.

Не выдержав такого потрясения, больной прострелил ему голову с двух сторон и подвесил умирать под потолком на кронштейне.

– Вот так, – закончил Эдгар Броне, резко захлопнул папку.

– Все написано правильно. Но откуда ты узнал об этом? – удивился Джек Хонс.

– Из твоих снов, мой мальчик, – ответил психоаналитик. – Я использовал методику толкования снов доктора Фрейда… Не мог бы ты теперь сказать – почему ты пристрелил доктора Доботи? Это помогло бы мне в твоем анализе…

– Все очень просто, – ответил Джек. – Мне не нравится, когда меня считают больным, сумасшедшим или маньяком. Я просил Фрэнка помочь мне благоустроиться в этом мире, а вместо этого он находил у меня сотни заболеваний. Поразвлекавшись, он вообще ушел в кусты. Это мне не очень-то понравилось.

– Так-так, я понимаю, – отозвался доктор Броне. – Теперь мне многое становится ясно. Расскажи мне, когда ты впервые почувствовал в себе отклонения? И почему ты решил обратиться к доктору Доботи?

– Охотно, – ответил Джек. – Это очень старая и дешевая история в готическом стиле. Я тогда еще не был частным детективом, и у меня было другое имя… И вообще начать следует еще раньше, издалека.

В одном графстве находилось имение барона Дигли. Перед смертью он, скорее всего, сошел с ума и наделал немало глупостей. Но глупее последней – не придумать. Барон полез по лестнице на сеновал, сорвался и сломал себе шею. Мог бы сломать и ноги, но обошлось. В то время известие о том, что старый барон упал с лестницы, наделало немало шума в графстве, и это неудивительно: барон весил без малого 163 килограмма.

После смерти барона остались – поместье, сеновал, парное молоко по утрам и сын барона – Вениамин Дигли. Мать его была домохозяйкой, отец – отставным полковником, обнищавшим во время последней военной компании, которую он вел на свои скромные сбережения. Соседом у семейства был маркиз Воро. Он не любил парное молоко, сеновал, коров и т. п., не любил ничего, что напоминало бы скотскую жизнь. Он, кстати, и был настоящим отцом Вениамина Дигли.

Случилось это вот как: однажды барон Дигли решил поправить свои дела и устроить еще одну военную компанию, ради чего и отлучился в графство за пенсией. Следивший за ним в течение шести лет маркиз Воро проник в поместье, быстренько поднялся по приставной лестнице, пробрался в спальню к баронессе Дигли, успел ей понравиться, завести роман и произвести Вениамина.

Об этом помнили только сам маркиз, баронесса, горничная, вошедшая в спальню госпожи по ошибке, конюх, который видел, как маркиз поднимается по приставной лестнице, и управляющий поместьем, который повстречал маркиза уже на обратном пути из окон спальни, чтобы откланяться и щедро получить на чай. Новость эта так и осталась тайной, потому что маркиз Воро поочередно убрал всех свидетелей.

Горничная отравилась подставным газом. Конюха подняла на рога поощряемая корова. Управляющего ударило молнией – прямо в лоб и насмерть. Баронесса после рождения маленького Вениамина стукнулась крашеной головкой о каминную решетку и умерла от внутреннего кровоизлияния в то место, где должны находиться мозги. Она едва успела назвать сына. Имя сыну маркиз Воро придумал сам, прислав баронессе голубка с запиской: «Либо Карл, либо Вениамин, либо прибью».

Итак, Вениамин Дигли подрос и повадился ездить к соседу – маркизу Воро. Зачем он туда ездил – неизвестно, возможно, что смотреть марки. Но ровно через двадцать лет после его рождения его официальный отец помешался и полез на сеновал. Подробности – известны. Не прошло и трех дней, как маркиз Воро застрелился, предварительно направив Вениамину письмо, в котором сообщал, что именно он – отец ему и что наконец он может сказать ему правду.

Письмо это явилось для Вениамина большим откровением. Он никогда не симпатизировал маркизу и не ощущал к нему никаких позывов крови. Как же получилось, что отец его – маркиз Воро? Не следует ли ему, как честному человеку, теперь сменить свое имя на Воро? Молодой барон решает не блуждать в догадках и самолично произвести дознание.

Он рассылает приглашения всем прославленным сыщикам. Через месяц в поместье заявились: принц синей крови виконт Виктор де Бристоль, с точеными усиками и голубыми, но проницательными глазами, манеры виконта изящны и неторопливы, с ним его наследственная шпага и лупа; потомственный азиат Абдула Али Манай, вооруженный ятаганом и изумительным обонянием; и очаровательная Лючия ди Гроски, по прибытии плотно упакованная в платье от Фредерико (недавно Фредерико купил ей это платье в знак своей благодарности), а теперь вооруженная в костюм амазонки. Явившись, молодые люди спели арию «Знатного охотника» из неназванной оперы, и барон пригласил их к столу.

Гости гуляли вовсю, и потребовалось две недели, чтобы выяснить, что на почте ошиблись и доставили письма прославленным охотникам на Монстров, а вовсе не знаменитым детективам. Вениамин призадумался – как же ему использовать незваных гостей? Придумав, он честно рассказал им всю историю, на что Виктор де Бристоль заявил, что здесь попахивает их спецификой, а Абдула Али Манай посмотрел на него мутными глазами, а потом, ни слова не говоря (он вообще от рождения был глухим), выразил желание посетить сеновал, с которого упал ныне покойный барон.

Все проследовали к сеновалу, и вот уже Абдула с ятаганом наголо лезет по лестнице. Косичка на его голове колышется в такт движениям. Абдула раздувает ноздри, он чует присутствие необъяснимого. Наконец, он возвращается с сеновала, держа сундучок с частной перепиской маркиза Воро и баронессы Дигли.

Прочитав записки, Вениамин добивается-таки истины и отправляет двух охотников в частный заповедник развлекаться, а Лючию ди Гроски приглашает отобедать на веранде. Они знакомятся как можно ближе, а наутро Лючия исчезает, унося с собой фамильное столовое серебро. Для этой цели пришлось использовать три повозки…

– Это меня просто вывело из себя, – признался Джек Хонс. – Это был такой удар, после которого я никак не мог оправиться, и все, что случилось потом, – только следствие этого. С тех пор я чувствую в себе раздвоение личности. С одной стороны, я сын барона Дигли, а с другой – маркиза Воро…

– Как я тебя понимаю! – сочувственно произнес доктор Броне, докуривая пачку сигарет. – Не дай господь пережить подобное. Теперь я вижу, что ты относительно здоров, Джек.

Бронсу легко говорить эти слова, он знает, что сегодня же сдаст Хонса полиции. Он ведет умную беседу, как это принято вести с маньяками. Ни малейшей тени кронштейна не мелькает на его лоснящемся лице. Броне занят психотерапией, но в этот момент появляется сосед со своей собакой, Джек выпрыгивает из машины и производит два выстрела в упор. Сосед валится на бок, собака благодарно гавкает. Сбегается народ, все что-то кричат.

А Джек Хонс, он же Сидоров, он же Вениамин Дигли, он же злодей Бормоглотов, скрывается в промежутке между домов и, как пишет пресса, до сих пор остается непойманным, продолжая, как частный детектив, расследовать преступления своих сограждан.

В этом ракурсе нам видится еще одна история – о злодее Бормоглотове, который скрывался в лесах и в целях самообороны пристрелил семнадцать егерей, но этим уже вовсе не стоит забивать свою голову, поскольку, эта история совсем на другую тему.

О моем псевдониме

С годами я заметил, что мой псевдоним вызывает глубокое чувство непонимая и недоумения. Пора разобраться с этим раз и навсегда.

Я всегда был очень неравнодушен к бегемотам. Это хитрое, сообразительное, покладистое, свирепое и легкоранимое животное. Поэтому, когда передо мной встала задача подписаться выдуманным именем, я сразу же остановился на этой старинной, чисто русской фамилии.

Появившись на свет, Н. Бегемотов в мановение ока сам стал литературным героем – персонажем доброй сотни рассказов и ряда повестей. И, как это свойственно литературным персонажам, постепенно зажил своей самостоятельной жизнью.

Он обрастал своими проблемами, друзьями и любовницами, ему начинали приходить письма, и однажды ночью я слышал как он говорит по моему телефону! Он настолько освоился в этом мире, что если бы я подписал эти строки своей фамилией (скрывать которую, кстати, я вовсе не намерен), знакомые моих знакомых просто-напросто обвинили бы меня в плагиате на этого самого Бегемотова. Никто из вас не скажет, что это слишком приятно.

В 1986 году я уже попытался избавиться от этого прохвоста. Я устроил ему презентацию нового романа, а потом утопил в ванной. Этому событию был посвящен номер никому не известного, да и ненужного, альманаха «Сталкер», в котором Бегемотов тогда работал. И что вы думаете? Не прошло и трех месяцев, как он снова уселся за мой письменный стол, чтобы написать пару строк! Может быть, это были хорошие строки, но главное, что я заметил – после утопления в ванной у него изрядно испортился характер.

В другой раз, задавшись такой же целью (избавиться от его гнусных притязаний на мое время и мысли), я сразу же почувствовал острое недомогание, и после этого махнул на него рукой. Так уж получилось, что теперь я над ним не властен. Быть может, когда-нибудь он получит другую телесную оболочку и оставит меня наконец-то в покое.

Теперь, я думаю, все встала на свои места и разъяснено. В конце концов, рукописи не горят, человек звучит недвусмысленно, и псевдонимы не выбирают. Аминь.

Было условлено

Было условлено, что я поднимусь к ней по лестнице, как только в ее спальне погаснет свет. Избегая случайностей, я прятался в кустах и смотрел на окно, уже желая ее и мысленно покрывая прихотливыми поцелуями.

Свет погас. Я быстро подбежал к дому, приставил лестницу и стал забираться по ней со свойственной мне сноровкой. Свет зажегся. Я слез с десницы и спрятался в кустах.

Свет погас. Я полез по лестнице, полез к своей желанной. Свет зажегся. Я слез с лестницы. Свет погас. Я полез к окну Ее, влюбленный безумно. Свет зажегся. Я свалился с десницы, сломал две ноги, плюнул и через неделю женился при свечах на другой.

Она до сих пор любит сказки

– У меня тоже есть парень, – сказала она.

– Ну и кто он?

– У него очень белые штаны. Всегда. Он чисто выбрит и занимает прочное общественное положение. А вообще-то он склонен заниматься ядерной физикой.

– Да ты счастливая, Настя!

– Он меня очень любит. И я его люблю, очень. И хотела бы родить ему мальчика. И девочку тоже хотела бы.

– Ну, а он?

– Он бы тоже не отказался. Каждый вечер сидел бы и читал детям разные сказки. И я бы вместе с ними слушала. Я до сих пор очень люблю сказки. Ты не можешь себе представить, как я люблю сказки…