Текст книги "СТРАХ (ЛП)"
Автор книги: Нения Кэмпбелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
– Супругу? – тупо повторила Вэл.
Он поднял черную королеву.
– Да. Супруга. Королева, пожалуй, самая сильная фигура в игре. Она может двигаться, как ладья и слон вместе взятые, контролируя большие участки доски и помещая их под свою власть.
Вэл смотрела, как он кладет фигурку.
– А что может делать король?
Губы Гэвина скривились.
– Боюсь, не очень много. Как и королева, он может двигаться в любом направлении, но его сфера действия ограничена только одной клеткой. Он скорее похож на прославленную пешку.
– О, – выдохнула Вэл.
– Ну что ж, – он постучал по доске, – попробуем?
Вэл играла белыми. Она не хотела, но Гэвин настоял, и она тут же принялась за игру. Несколько раз она двигала фигуры не в ту сторону, а когда пыталась провести рокировку, то спутала ладью с ферзем. Каждый раз, однако, он бесстрастно исправлял ее ошибки, и когда она поняла, что он не собирается смеяться над ней, Вэл начала получать удовольствие.
Во многом шахматы походили на видеоигры, в которые она играла дома на различных консолях. Есть правила, и их нельзя нарушать. Иногда, правда, можно использовать их в сочетании друг с другом и играть на поле в свою пользу – но в шахматах не было чит-кодов9 для дополнительных шахматных фигур или бонусов.
Впрочем, с таким же успехом Гэвин мог и жульничать. Он был хорош. Очень хорош. Невероятно хорош. Даже будучи новичком, она могла это сказать. Он плел сложные ловушки, на так много ходов вперед, что, оглядываясь назад, безобидный ход пешки вдруг казался предвестником гибели.
Не прошло и десяти ходов, как она уже потеряла столько же фигур.
– Убегаешь от меня? – поддразнил он, когда Вэл была вынуждена отступить. – Так скоро?
– Ты все равно победишь, – запротестовала она.
– О, мне кажется, я уже победил, моя дорогая. – Он проник в ряды ее фигур и захватил одну из ее ладей, одновременно убедившись, что она не сможет спасти другую. – Я просто играю с тобой сейчас, – Он некоторое время изучал ладью в своей руке, прежде чем отложить ее в сторону.
– Зачем ты так? Это не очень приятно.
– Тогда не позволяй мне с такой легкость пользоваться твоим положением. – Он лишил ее еще одной фигуры.
Она сердито посмотрела на него.
Он спокойно ответил на ее взгляд, его губы изогнулись в усмешке.
– Что бы ты сказала, если бы узнала, что я мог поставить тебе мат и закончить игру еще десять ходов назад?
– Я бы сказал, что ты меня разыгрываешь.
– Возможно. А может, и нет. Насколько ты уверена? Достаточно, чтобы поспорить?
Напряженный взгляд его глаз заставил ее дрогнуть.
– На что поспорить?
– Насколько уверенно ты себя чувствуешь?
– Д-довольно уверенно.
– Неужели?
– Да?
– Ну, в таком случае… ты ошибаешься.
– Что? – Ее взгляд скользнул по доске. – Я не вижу, как…
Он передвинул коня, который все это время стоял в углу, забытый и безобидный. По крайней мере, она так думала.
– Шах и мат. – Он взял свой чай и отхлебнул, пока она смотрела на доску. – Хорошо, что мы не играли на деньги, да?
Она, должно быть, выглядела слишком удивленной, потому что он поставил свою чашку и сказал:
– Хорошая игра. – Когда Гэвин взял ее руку в свою, она была теплой, почти горячей, от кружки чая, которую он держал. – Ты хорошо сражалась, – и его хватка на мгновение усилилась, прежде чем он отстранился, – поверь мне; я играл с лучшими – я знаю.
– Каково это?
– Волнующе. – Она наблюдала, как он смотрит в окно. Небо стало менее угрожающим, и Вэл смогла разглядеть блеклые сумерки, выглядывающие сквозь просветы в темных, как джинсовая ткань, облаках. – Наверно, тебе стоит позвонить домой, – добавил он, словно вспомнив.
Вэл взглянула на свой телефон и сильно удивилась. О боже, уже 19:13. Ее мать будет ужасно волноваться. Скорее всего, она уже в панике. Как время пролетело так быстро, а она этого не заметила? Она рискнула взглянуть на Гэвина, убиравшего доску, и нашла ответ на свой вопрос.
Ее ноги немного дрожали, когда она встала с кресла, после того как так долго сидела неподвижно. Она набрала свой домашний номер. Вызов прошел с первого же гудка.
– Алло? – Голос матери звучал встревоженно.
– Эм, мам? Это я, Вэл… я закончила тренировку.
– Вэл? Что случилось? С тобой все в порядке? Я так волновалась. Пыталась дозвониться до тебя почти полдюжины раз, но ты не отвечала.
Вэл взглянула на историю звонков.
– У меня нет пропущенных, а мой телефон все время был включен.
– Должно быть, это из-за грозы, – сказала мать Вэл, – молния повредила один из телефонных столбов и вызвала скачок напряжения в нескольких кварталах отсюда. Где ты сейчас? Все еще в школе?
– Н-нет! Не беспокойся. – Гэвин все еще расставлял фигуры, не глядя на нее, но это не означало, что он не слушал. – В гостях, – закончила она, поворачиваясь и усаживаясь на подлокотник кожаного кресла, не заметив довольной ухмылки, которая появилась на его лице при этих словах.
– У Лизы?
– Нет.
– У кого-то из команды?
– Мама, у меня есть друзья и за пределами трека, – она дала матери адрес и добавила: – Ты легко найдешь. Он живет в большом доме с белыми ставнями в конце улицы.
Пауза.
– Он?
Ох-ох.
– Это тот самый мальчик, о котором ты рассказывала мне в машине? Выпускник?
В ее устах это слово звучало как «старик».
– Все совсем не так, как ты думаешь. Он просто…
– Сейчас не время и не место – это обсуждать. Ты, твой отец и я поговорим позже, юная леди.
– Но я не делала…
– Я уже в пути. Буду там через пятнадцать минут. Будь готова.
Телефон замолчал. Вэл уставилась на него.
– Проблемы?
– Нет, – Вэл закрыла лицо руками. – Ох, может быть. Не знаю.
– Надеюсь, это не из-за того, что я за тобой присмотрел.
Вэл не совсем понимала, что значит «присмотрел».
– Моя мама – «надоедливая» защитница.
– А, понятно. Поэтому она решила, что ты и я, – он стоял перед ней, и она даже не слышала, как он подошел, – играем в другую игру. В этом все дело?
Вэл нервно сглотнула.
– Это, гм… да. Наверно.
– Потому что, признаюсь, эта мысль приходит мне в голову. – Он сделал еще один шаг ближе, так что оказался между ее свисающих ног. – Время от времени. – Ласка его все еще теплых рук на ее талии и близость прикосновения кожи к коже заставили Вэл вздрогнуть; несмотря на их тепло, его пальцы, казалось, оставляли за собой дорожки инея. – Сейчас.
Отчаянное желание в его глазах испугало ее. Вэл казалось, что она балансирует на краю зияющей бездны, в одном неверном шаге от падения в темные воды. И когда она его сделает, интересно, всплывет или утонет? Теперь она точно тонула, едва дыша.
– Знаешь, ты такая красивая. Я всегда так думал. Дикая и бесхитростная.
Правда? Она не думала, что эти слова описывают ее – совсем нет. «Он собирается поцеловать меня», – решила Вэл, наблюдая, как он смотрит на нее, и подавляя иррациональное желание сбежать. Я действительно думаю он хочет.
Если это любовь, то Вэл чувствовала себя совсем не так, как она представляла, идя по тонкой грани между страстью и ужасом. Как в «Ромео и Джульетте». Или «Грозовом перевале». И Вэл оцепенела от кипящих в ней страстей.
– Я самая обычная. – Она облизнула губы. – Во мне нет ничего особенного. Совсем ничего.
Его взгляд упал на ее губы.
– Покажи мне, – проговорил он, и, сталкиваясь зубами и губами, они поцеловались, и дождь на ее коже, казалось, запылал. Гэвин закинул ее руки, которые были прижаты к его груди, как будто пытаясь оттолкнуть, на свою шею, притягивая ближе. Его собственные руки вернулись к ее талии, вычерчивая спирали, завитки, царапая руны огня на коже.
Комок льда в горле, казалось, растаял, просочился в живот и закипел, как горячий мед, наполняя легкие головокружительным паром, который удушал, хотя и опьянял. Его губы исчезли с ее губ, и Вэл почувствовала, щетинистую щеку, царапающую ее шею, и шершавый, как наждачная бумага язык, когда Гэвин поцеловал то место, где быстрее всего билась жилка.
Дыхание Вэл участилось, и она почувствовала слабость, как кролик, не знающий, замереть ему или бежать. Он укусил ее, и она почувствовала, как его язык прошелся по коже, пробуя оставленные им следы, прежде чем вернуться к ее рту.
– Мне нравится, как ты касаешься меня руками.
Дрожь пробежала по ее спине, сильная как разряд электричества от чувства вины. Она запуталась пальцами в его волосах, мягких словно мех. Быстро убрала руки с его головы, как будто обожглась – и в каком-то смысле так оно и было. Вэл не могла припомнить, чтобы когда-нибудь так прикасалась к нему. Слишком грубо, слишком собственнически, слишком…
Как он.
Да, собственнически. Это было подходящее слово. Он вел себя так, словно она принадлежала ему. Вэл это не понравилось.
Не понравилось?
Его губы коснулись выреза ее рубашки, и он нетерпеливо дернул ее зубами, Вэл чуть не потеряла равновесие. Если бы он не держал ее, она бы свалилась головой вниз с подлокотника кресла, и это все равно казалось менее опасным, чем оставаться в его объятиях еще мгновение.
– Перестань, – попросила она, – пожалуйста. Мама приедет, а я не…
– Не хочешь, чтобы она увидела, как ее Красная Шапочка общается с волком?
Вэл напряглась.
– Не говори так. Мне не нравится, когда ты говоришь подобные вещи.
– Как бы мне хотелось, чтобы ты увидела, хотя бы на мгновение, то, что вижу я, когда на тебя смотрю. – Она вздрогнула, когда он сделал шаг назад, потому что на секунду испугалась, что он не собирается ее отпускать, и порыв холодного воздуха заполнил пространство, где раньше ее согревало тепло его тела. Он все еще держал ее, хотя и на расстоянии, и после короткой паузы даже этот контакт прекратился. – Можно сказать, что ты пробуждаешь во мне зверя, – усмехнулся Гэвин.
Комната, казалось, слегка закружилась.
– Ты не волк.
– Для волка охота это инстинкт, он не испытывает угрызений совести. И я тоже. По тем же самым причинам я мог бы спросить тебя, почему ты бежишь. Ты не олененок – и все же ведешь себя как преследуемое животное.
Ее кожу покалывало.
– Это даже близко не одно и то же.
– О, но это так. Потому что я тоже пробуждаю в тебе зверя. – Он провел костяшками пальцев по ее шее, повторяя след, который его губы оставили всего несколько минут назад. – Хм. У тебя тут будет отметина. Рыжие так легко ранятся…
Она откинула голову назад.
– Ты когда-нибудь наблюдаешь за мной? Я имею в виду на стадионе, когда бегаю.
– Ты когда-нибудь замечала, чтобы я следил за тобой?
– Это не ответ на мой вопрос. – Она схватила куртку и застегнула ее до самого горла. – Я серьезно.
– Я тоже, – раздался звонок в дверь. – Я открою, – сказал он, понимающе улыбаясь. – Моя дорогая.
Моя дорогая? Или мой оленёнок?10
Она удивилась, как он мог говорить так спокойно, когда ее колени были в шаге от того, чтобы подкоситься.
Глава 9
«Арктический холод» вот подходящее словосочетание, чтобы описать поездку на машине домой. Вэл сидела на заднем сиденье, а застывшие головы ее родителей на передних сиденьях были внушительны, как каменные статуи. Она закрыла глаза и откинулась на подголовник, пытаясь прогнать ледяное, неловкое молчание. Пытаясь разобраться в собственном внутреннем хаосе – в этом поцелуе – в сбивающих с толку и пугающих словах Гэвина…
Гэвин оказал ее матери прием, достойный королевы, представился, предложил ей чай, кофе, даже умудрился отвесить учтивый поклон, который, хотя и не смягчил гнева миссис Кимбл, но заставил приподнять бровь и почти улыбнуться.
После вежливого отказа она холодно сказала:
– Двигайся, Вэл.
Надутая, она пошла в машину, униженная тем, что ее мать командует в присутствии мальчика. Но не настолько униженная, чтобы не оглянуться. И когда она это сделала, то увидела, что Гэвин тоже наблюдает за ней. И в тот момент, когда дверь за ним закрылась с аккуратным щелчком, ей показалось, что он подмигнул.
Как только они подъехали к дому, Вэл выскочила из автомобиля и открыла дверь своим ключом. Перепрыгивая через две ступеньки, она протопала в свою комнату. Ее мысли были сумбурными, лихорадочными, но далеко не такими плохими, как эмоции. Она сорвала с себя мокрую спортивную одежду и отбросила ее в сторону с удивившей ее мстительностью. Когда она натянула на себя теплый флис, он странно ощущался на холодной, липкой коже, и заставлял дрожать еще сильнее.
Раздался стук в дверь.
– Вэл, это папа. Мама ждет тебя на кухне. Она хочет поговорить с тобой наедине.
Пауза.
– Сейчас, Вэл.
Дерьмо.
Она вошла в ярко освещенную кухню, охваченная дурным предчувствием. Ее мать переоделась, и ночная рубашка в фиолетовую клетку делала ее очень худой и хрупкой. В отличие от Вэл, миссис Кимбл была блондинкой, и ее тонкая кожа стала прозрачной и сухой как папиросная бумага от чрезмерного загара и курения в подростковом возрасте.
Услышав шаги Вэл, мать подняла голову. Ее лицо казалось напряженным. Она не стала ходить вокруг да около.
– Что на тебя нашло, раз ты решила, будто это хорошая идея?
Вэл села на край кухонного стула, подальше от матери.
– Линия была занята.
– И ты не могла подождать в школе?
– Шел дождь… и было холодно.
– Значит, ты села в незнакомую машину с незнакомым мужчиной?..
– Он ходит в мою школу!
– …и пошла к нему домой, выпив все, что он тебе дал…
– Чай, – перебила Вэл. – Это был всего лишь чай!
– А что, если бы он добавил туда наркотики? – спросила ее мать. – Что тогда?
«Он этого не сделает. Он хотел бы, чтобы я находилась в сознании».
Мысль, пришедшая ей в голову непрошеной, испугала Вэл.
– Ты хотя бы понимаешь, почему мы с твоим отцом так волновались? Я не знала, где ты. Он не знал, где ты. Этот мальчишка мог отвезти тебя куда угодно. Он мог бы… – Ее губы сжались, и она не смогла закончить мысль. Обхватила кружку с чаем так сильно, что побелели костяшки пальцев, но, заметив пристальный взгляд дочери, осторожно поставила ее на стол. – Я беспокоюсь за тебя, – проговорила она. – Ты так молода.
Вэл позволила себя обнять. Она почувствовала, что все обойдется.
– Гэвин не сделал бы ничего подобного, – проговорила она, хотя в глубине души совсем не была в этом уверена. Потому что теперь у нее возникли сомнения на его счет. Она засомневалась.
– Я признаю, что у него, по крайней мере, хорошие манеры, – неохотно сказала ее мать. – Он очень вежливый мальчик, очень формальный, но это ничего не говорит о том, какой он человек.
– Мисс Уилкокс он нравится.
– Некоторые из самых жестоких людей в мире рождались с даром убеждения. Они могли очаровать птицу прямо в небе, только чтобы сломать ей крылья. И ни один мужчина, хороший или злой, не предлагает милостей просто так – тем более незнакомцам или молодым девушкам. Не без ожидания чего-то взамен.
Взгляд матери заставил Вэл поежиться.
– Мы просто одноклассники.
– Это он так думает? Или ты?
– Это правда.
– Ты покраснела, – заметила миссис Кимбл. – Это наводит меня на мысль об обратном.
Услышав молчание Вэл, она вздохнула.
– Ладно. Тогда отправляйся в свою комнату.
***
На следующий день Гэвин растянулся на их обычном месте, лежа в траве, не боясь испачкать свой белый свитер. Рядом с ним стояли два стакана с кофе.
– Что это? – удивленно спросила она.
– Это самое меньшее, что я могу сделать. Надеюсь, с тобой не слишком сурово обошлись.
– Не слишком, – пробормотала Вэл, чувствуя себя немного попугаем. Она упала на траву.
– Твоя мать?
– Да, – подтвердила Вэл. Она отхлебнула кофе, который он ей дал. Лесной орех. Неужели она говорила, что любит фундук? Вэл не могла вспомнить, но ей казалось, что нет.
– Ты совсем на нее не похожа.
– Я похожа на свою двоюродную бабушку Агнес, – пояснила Вэл. – Со стороны отца. Могу я задать вопрос?
– Ты только что это сделала, – лениво ответил он.
Вэл была не в настроении для игр.
– Почему ты беспокоишься обо мне?
Гэвин перекатился на бок, чтобы посмотреть на нее.
– Потому что мне нравится беспокоиться, – сказал он. – О тебе.
– Нет, я имею в виду… – Вэл подыскивала слова, чтобы объяснить свои бесформенные сомнения. Их оказалось много, и они были расплывчаты. – … почему я? – наконец решилась она. – Что ты во мне нашел?
– А. Это совсем другое. – Он провел пальцами по подвеске на шее, затем по цепочке к застежке сзади. Со вздохом расстегнул ее и позволил металлическим звеньям обвиться вокруг его пальцев, как змея. – Чем вызван этот вопрос?
– Мне просто любопытно.
– Любопытство очень опасная вещь.
– Почему?
– Потому что, – он позволил подвеске выскользнуть из пальцев и закачаться, как маятник, – оно приводит людей к ответам, которые им могут не понравиться. Возможность – вот что я вижу в тебе. Помимо всего прочего.
Ее глаза, следившие за гипнотической дугой цепи, внезапно остановились на его лице.
– Возможность для чего?
– Для меня.
– Я не понимаю.
– Я очень разборчив. Во всем, но особенно в женщинах. Есть черты, которые мне абсолютно необходимы, и ты, моя дорогая, обладаешь многими из них. Достаточно сказать, что я крайне заинтересован. Никому еще не удавалось так завладеть моим вниманием, как тебе.
– Что, например? – настаивала Вэл. – Какие черты?
Гэвин сел.
– Красота. Невинность. – Он притянул ее ближе. – Покорность.
– А как насчет интеллекта?
– О да. Это необходимо.
– Доброта? Сострадание?
– Ты могла бы обойтись и без них, – он сделал паузу. – Любопытство. Вот это мне больше всего нравится.
– Ты только что сказал, что любопытство опасно.
– Я тоже наслаждаюсь опасностью, – прошептал он, и Вэл почувствовала холодный укус металла на своей коже. Она посмотрела вниз как раз вовремя, чтобы увидеть, как он застегивает цепочку на ее запястьях.
– Что ты делаешь?
– Ты мне не доверяешь, Вэл? – Его голос, мягкий, как смерть, звучал в ее ушах. Она вздрогнула.
Нет. Она не доверяла. Нисколько. Это осознание взволновало и испугало ее, когда он поднялся на ноги и собрался уйти. «Что он делает? Куда он направляется?» Она услышала шорох травы, когда он обошел ее сзади. Вэл попыталась заглянуть через плечо, но он рукой закрыл ей глаза. Она дернулась.
– Что ты…
– Ш-ш-ш. Я открою тебе один секрет. – Его губы коснулись ее уха, вызвав дрожь ощущений на этой стороне лица, и Вэл обнаружила, что уклоняется от чистой интимности его жеста. – Ты умеешь хранить секреты?
Не понимая как реагировать, она сказала:
– Да, но…
– Иногда мне кажется, что во мне больше звериного, чем человеческого.
Вэл напряглась.
– Это глупо.
– Разве? Мы все были раньше дикарями. Само собой разумеется, что некоторые из нас сохранили звериных черт больше, чем другие. Человечество – это клетка, и наши пуританские чувства сдерживают нас как решетка. Мы ограничены нашим собственным разумом и интеллектом, и все же большинство из нас даже не понимает этого.
– Ты говоришь ужасные вещи. Развяжи меня, – запротестовала она. – Мне это не нравится.
– Нет, это не так, не правда ли? – выдохнул он. —Ты похожа на полудикое животное, которое все еще боится узды. «Плени и властвуй, ибо мне не быть свободным, если ты не покоришь…». Но свобода – это все равно иллюзия.
Эти строки…
– Донн, – выдохнула она.
– М-м-м… И… «Любовь ведет порою нас тропинкой узкой. Волк подчас по той тропе идти боится», – Его губы коснулись впадинки под ее ухом. – Это Байрон. Распутник, но довольно красноречивый для такого грубого и низкого человека. Хотя красоту так часто можно найти в самой глубине упадка. – И уже совершенно другим голосом, он кротко спросил. – В котором часу ты обещала матери вернуться домой?
– Сейчас. Отпусти меня прямо сейчас.
– Я доставляю тебе неудобства?
Да.
Она почувствовала, как его палец скользнул между ее кожей и цепью.
– А может быть, ты боишься, что кто-нибудь увидит тебя такой рядом со мной?
До сих пор такая возможность даже не приходила Вэл в голову.
– О боже, – прошептала она. Гэвин позволил ей бороться с видом высокомерной снисходительности, которая испугала ее. Затем, когда она уже готова была заплакать, он протянул руку, чтобы расстегнуть застежку. Вэл, не теряя времени, попятилась от него, ее сердце бешено колотилось, ладони вспотели.
– Не сердись на меня, – она вздрогнула, когда он потянулся, чтобы погладить ее по щеке. – Я не смог удержаться, чтобы не поддразнить тебя.
В его голосе звучало раскаяние, но выражение его глаз… все это было неправильно.
– Я должна идти, – проговорила она натянуто.
– Ты злишься.
Его глаза пусты.
– И испугалась.
Там ничего нет. Ничего, кроме теней.
– Нет, – возразила она, и это прозвучало так же неубедительно вслух, как и в ее голове.
– Я отвезу тебя домой, – как ни в чем не бывало, проговорил он.
И поскольку Вэл не смогла придумать вежливого способа отказать ему, чтобы не обидеть, она позволила. Двигатель гудел в тишине, потрескивая от напряжения, сродни электрическому. Хотя Гэвин не сводил глаз с дороги, она чувствовала, что ни одно ее движение не ускользало от его внимания.
Его слова клубились в ее ушах, как пар, даже сейчас, такие же темные, как страхи в глубине ее сердца.
(Иногда мне кажется, что во мне больше звериного, чем человеческого).
***
Гэвин высадил ее у дома, наградив долгим поцелуем, от которого у нее онемели губы. Вэл пробормотала что-то невразумительное на прощание и сбежала в дом, заперев за собой дверь. Сердце бешено колотилось, и она все еще чувствовала на запястьях жало его подвески: холодный металл, согретый человеческой кожей.
Вэл бросила рюкзак на кровать и грубо расстегнула молнию. Схватила первую попавшуюся тетрадь, папку с записями о здоровье и зеленую гелевую ручку, в которой осталось всего четверть чернил.
На пустом листе она провела зеленую линию, разделив бумагу на две колонки. Одну она подписала Гэвин, другую – Преследователь. Мелким почерком она записала все, что знала об этих людях, и не останавливалась, пока не заполнила весь лист.
Сходство между ними оказалось ужасающим.
Но что это значило для нее? Человек, который посылал ей послания, пугал ее до глубины души. Потому что Вэл подозревала, что он считает ее вовсе не человеком, а животным – нет, еще хуже: вещью, которой можно владеть, с которой можно играть, с которой можно шутить, а потом выбросить, как только она сломается.
С самого первого сообщения Вэл начали сниться кошмары о том, как ее подловят одну, в темноте. Она не была уверена, что такой мужчина может сделать с ней, но знала достаточно, чтобы понять, что ей это не понравится.
Впрочем, это говорило в пользу Гэвина, потому что до сих пор он не сделал ей ничего плохого. На самом деле. И ее тоже тянуло к нему. Когда он поцеловал ее, земля, казалось, ушла у нее из-под ног.
С другой стороны, Гэвин знал, что ее ждали домой к назначенному времени, оба раза.
Что бы он сделал, если бы ее не ждали в ближайшее время? Отпустил бы он ее?
Все кусочки подозрений соединялись с гораздо большей легкостью, чем ей бы хотелось. «Я не должна даже думать об этом. Я сама себя пугаю».
Каждый раз, закрывая глаза, Вэл чувствовала его дыхание на своей шее, это твердое, настойчивое давление на ее губы – и это смутное ощущение, что он охотится за ней, как за оленем в лесу. Темный охотник.
Родители ушли обедать, оставив ее варится в своих страхах, как мясо в кастрюле. Вэл умоляла их взять ее с собой, как будто ей четыре года, а не четырнадцать, не желая оставаться одной в их большом доме со слишком большим количеством дверей и окон.
Ее отец закатил глаза.
– Очень смешно, Вэл.
Ее мать, казалось, понимала, что Вэл не шутит, но она тоже сказала «нет».
– Столик заказан на двоих, а не на троих, – объяснила она, – и во время ужина там так много народу, что они, скорее всего, не смогут найти тебе другого стула. И кроме того, я уверена, что ты не хочешь застрять со своими воркующими родителями.
Все, казалось бы, лучше, чем эта изоляция.
Поэтому она заперла все двери и закрыла все жалюзи. Рядом с ней на столе лежал кухонный нож. Ее мать забыла про него – это был тот самый, с болтающимся лезвием и поцарапанной рукояткой, которым никто не пользовался.
Вэл знала, что должна придумать план, чтобы найти правду за всем этим, потому что в данный момент она могла только подозревать. И хотя боялась ошибиться, еще больше она боялась оказаться права. Гэвин знал, кто ее друзья, где она живет, какие у нее привычки и хобби. Если он был ее преследователем, то обладал более чем достаточной информацией, чтобы представлять серьезную угрозу. И сколько вообще может быть старшеклассников, говорящих так, словно они из девятнадцатого века?
К тому же он процитировал стихотворение Джона Донна. Вэл показалось, что он ждал какой-то реакции. Вроде узнавания.
Наверняка должны быть какие-то зацепки.
Может у него дома?
Она могла бы сказать, что хочет еще один урок шахмат, а потом найти предлог, чтобы осмотреться. На всякий случай она могла бы даже взять с собой нож. Но это означало бы, что она готова использовать его, а Вэл никогда в жизни не причинила вреда ни одной живой душе…
Глава 10
На следующий день была суббота.
Вэл неподвижно лежала на кровати, глядя, как ветви деревьев отбрасывают на стены ее комнаты тени, похожие на волнистую паутину. На ночном столике расположились: нож, фонарик, два энергетических напитка и детектив про Нэнси Дрю.
Не то чтобы она верила, что Преследователь придет за ней в ее собственный дом. Едва ли. Но каждый скрип и стон дома заставлял Вэл замирать и задерживать дыхание. Только когда родители, хихикая и слегка навеселе, вошли в дверь, Вэл выключила фонарик и позволила своему измученному телу расслабиться.
А потом начались кошмары.
– Вэл? – Кто-то легонько постучал в дверь. – Валериэн?
Она не ответила. Просто закрыла глаза. «Сейчас уже светло. Я в безопасности – дайте мне отдохнуть».
Дверь со скрипом отворилась. В щель заглянула с озабоченным лицом мама.
– Вэл, ты… ох. Было так тихо, я думала, ты еще спишь. Разве ты не спустишься вниз?
– Нет.
– Но я приготовила завтрак.
– Я не голодна. Не хочу есть.
– Дорогая, ты не спускалась все утро. – Наблюдая за тем, как миссис Кимбл оглядывала спальню, словно ища следы наркотиков или разврата, Вэл обрадовалась, что не забыла перед сном спрятать нож за тумбочку. – С тобой все в порядке?
– Я поем позже.
– Это не ответ на вопрос. Ты заболела? – Холодная рука матери прижалась ко лбу Вэл. – Ты немного горячая.
– Я просто устала.
– Может стоит отвести тебя к врачу?
– Нет. – Доктор не обнаружит никаких проблем. Если только не вскроет ей голову и вены, чтобы увидеть, насколько Гэвин отравил ее мысли и кровь.
– Принести тебе что-нибудь?
– Может быть, суп… и чай.
Мать нахмурилась еще сильнее.
– Да, конечно. Какой?
– Ромашковый и куриную лапшу… пожалуйста.
– Ладно. Я принесу на подносе, – бросив последний взгляд, миссис Кимбл ушла.
Вэл наклонилась к кровати и положила ноутбук на одеяло. Она вошла на Фейсбук. Было четыре новых сообщения. Зная, что это плохая идея, но не в силах ничего с собой поделать, она щелкнула красный флажок.
Одно было от Лизы и состояло из одного слова: «Привет».
Еще одно прислала Рейчел:
«В пятницу ты выглядела немного расстроенной. Ты в порядке? Это ведь не из-за того парня? Просто дай нам знать, кому надрать задницу, и мы позаботимся об этом. Извини, это была Линдси. Но серьезно, с тобой все в хорошо? Напиши нам. ХОХ»
Два сообщения от ее преследователя. Одно пришло ночью:
«Скоро, моя дорогая, ты научишься любить свое заточение».
А другое сегодня утром:
«Ты чувствуешь узы, которые связывают нас? Чувствуешь, как они сжимаются? Потому что я да, и они такие тугие, что у меня едва получается дышать».
Значит, их двое.
***
Наступило воскресенье.
В то утро сообщений не было, но «с глаз долой» не обязательно означало «из сердца вон». Не тогда, когда он думал о ней, отсчитывая дни, пока не заполучит Вэл.
Мать ворвалась в комнату, как обычно, будя ее, решив положить конец безделью Вэл в постели.
– Одевайся, – сказала она тоном, не терпящим возражений. – Поедешь со мной. Будь готова через десять.
– Хорошо, – не стала спорить Вэл.
Миссис Кимбл отвезла Вэл в ближайший «Старбакс», а сама отправилась за продуктами, оставив дочку с недвусмысленным приказом «развлекаться». Вэл мрачно уставилась в меню и в конце концов заказала фраппучино с высокой шапкой ванильных сливок – но он оказался слаще, чем она ожидала, и у Вэл не хватило духу его допить.
Пока сливки на ее напитке таяли, а Нэт Кинг Коул напевал в динамиках о разбитом сердце, Вэл достала из сумки свой блокнот и изучила список, составленный несколько дней назад. Теперь он казался глупым, дурацким, равносильным детской черно-белой логике. Вломиться в его дом? Найти доказательства его вины? В каком мире это хорошая идея?
Вэл сделала глоток и поморщилась. В дополнение к тому, что кофе был слишком сладким, теперь он стал водянистым. Следующий день – понедельник. Если она не сделает этого сейчас, может быть уже слишком поздно. Если Гэвин был ее преследователем, она хотела знать. Вэл не хотела, чтобы ее схватили. Она не хотела играть главную роль в его извращенных фантазиях. Она хотела быть… Ну, она еще не решила, но не такой.
Когда мать вернулась, чтобы забрать Вэл, она была разочарована, обнаружив дочь такой же угрюмой, как и раньше, в компании дорогого – и очень растаявшего – напитка. Она чуть было не спросила Вэл, что случилось, но вспомнила недавно прочитанную в Интернете статью, в которой говорилось, что дети, когда на них давят, только глубже погружаются в свой страх от злости.
Не то чтобы миссис Кимбл считала Вэл озлобленным ребенком. Совсем наоборот. Она была очень милой девушкой – даже чересчур сладкой, как напиток, который держала в руке (миссис Кимбл попробовала сделать глоток, прежде чем выбросить, и ей показалось, что она уже чувствует, как ее пломбы тают. Придется напомнить Вэл, чтобы она дважды почистила зубы). Когда Вэл была ребенком и другие дети на детской площадке иногда били ее лопатой или ведром, она никогда не отвечала им тем же. Она просто плакала, как будто вера в то, что кто-то действительно хочет причинить ей боль, была слишком ужасна, чтобы ее вынести.
Так было всегда. Вэл была хрупкой. Умная, милая и красивая, но нежная, как тепличный цветок. И хотя миссис Кимбл была благодарна своей очаровательно наивной дочери, которая в молодости смотрела на мир скорее, как ребенок, ей иногда хотелось, чтобы Вэл была сильнее и, хотя она чувствовала себя плохо из-за этой мысли, еще и менее красивой. Люди срывали только красивые, сладко пахнущие цветы. Те, что с шипами, оставались нетронутыми.
Визг шин заставил миссис Кимбл ударить по тормозам.
– О боже, Вэл, этот мальчишка только что подрезал меня на красный свет. – Она просигналила водителю. – Свет был красный!
В ответ миссис Кимбл получила поднятый вверх средний палец.
Какое неуважение! Мать Вэл возмущенно вскрикнула. Заметив наклейку на бампере «Старшая школа Дерринджера», миссис Кимбл язвительно спросила:
– Ты знаешь этого парня?
