Текст книги "СТРАХ (ЛП)"

Автор книги: Нения Кэмпбелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– О боже, – выдохнула она, в ужасе глядя на цветы. Её шкафчик ведь был запертым.

Она быстро схватила лепестки в горсть и выбросила их в мусорное ведро, заметив при этом, что они оставались свежими и даже не начали увядать. От этого наблюдения у нее по рукам побежали мурашки. Она уставилась в темноту, боясь, что увидит нечто, и еще больше боясь того, что не увидит.

И тут она услышала металлический звук, который заставил ее резко отпрянуть к своему шкафчику. Это был просто скрип дверных петель, когда дверь распахнулась чуть дальше от ее бешеных жестов. Но не это привлекло ее внимание. Ее взгляд оказался прикован к внутренней стороне двери – точнее, к тому, что там находилось.

В металле, вырезанное жестоким клинком и еще более жестокой рукой, было одно слово. Одно слово, и все же его скрытый смысл исчислялся тысячами.

МОЯ.

Дрожащей рукой она провела по букве «Я». Металлические края были рваными и рассекли ей палец, оставив капельку крови на букве. Боль разрушила заторможенность и сонливость, которые чувствовала Вэл, и внезапно она перестала чувствовать себя отстраненной от ситуации. Это не фантазия, это все реально – и это только что стало смертельным.

Вэл сжала пальцы в кулак, пряча кровь, и закричала так громко, как только могла:

– Тренер Фримен!

***

Тренер Фримен посочувствовала ей, но она мало что могла сделать. По понятным причинам в раздевалках не висели камеры наблюдения, хотя некоторые из них имелись на входе. Она использовала аптечку первой помощи для пореза на руке Вэл и предложила ей новый шкафчик и комбинацию, но в остальном Вэл оказалась в значительной степени сама по себе.

Что безусловно неприятно, но не неожиданно. Если он достаточно ловок, чтобы проникнуть в ее шкафчик, она не видела причин, почему бы ему не быть достаточно хитрым, чтобы избежать поимки.

Наблюдал ли он за ее реакцией? Смаковал ее? Ответ, похоже, был утвердительным, потому что, когда Вэл вернулась домой, измотанная и немного вспотевшая после прогулки от автобусной остановки, ее ждало еще одно сообщение.

«Это было не очень вежливо».

Письмо было отправлено всего несколько минут назад.

«Что именно?» – Она печатала, понимая, как это глупо, но ничего не могла с собой поделать.

«Так бездушно распорядиться моим подарком».

«Подарок? Это нельзя назвать подарком. Это был вандализм».

«Могу заверить тебя, моя дорогая, что я не какой-нибудь садовый негодяй».

Холодок скользнул вниз по ее позвоночнику. Ни один старшеклассник так не говорил.

«Ты ходишь в мою школу? – Она подождала. – Вы учитель?»

«У каждого есть что-то, чему он хотел бы научить».

Это значит «да»? Или нет? В любом случае, это не обнадеживало.

«Почему ты все время беспокоишь меня?»

«Потому что есть кое-что, чему я хотел бы тебя научить».

«Тому, как вести себя как жуткий извращенец? Оставь меня в покое, – написала она. – Я не хочу НИЧЕМУ у тебя учиться».

Вэл сглотнула, ее глаза были прикованы к экрану, пока она ждала ответа.

Ей не пришлось ждать долго.

«У тебя нет выбора».

Вэл взвизгнула и заблокировала его. Этого не могло быть на самом деле. Такие вещи случаются только в фильмах ужасов и жутких пьесах. Верно?

Появилось еще одно сообщение от другого пользователя, но с той же картинкой.

«Ты не можешь убежать от меня, Валериэн. Я хочу тебя – и очень скоро собираюсь поймать. Чтобы посадить тебя в клетку. Чтобы ты стала моей. Навсегда».

«ПЕРЕСТАНЬ МНЕ ПИСАТЬ».

Сообщения продолжали поступать словно в насмешку.

«И кто знает, Вэл…»

– Мама!

«Возможно, со временем ты даже обнаружишь, что не хочешь сопротивляться моему контролю».

– В чем дело, Вэл?

«В конце концов, доминирование может быть очень мощным афродизиаком».

– Этот парень… – Вэл едва могла говорить, – этот парень продолжает посылать мне сообщения.

Миссис Кимбл нахмурилась, обеспокоенная, но и озадаченная.

– Ты его заблокировала?

– Да, но он не останавливается. Я боюсь – вещи, которые он мне посылает, они, ну, страшные. Смотри… – Вэл указала на экран, откинувшись на спинку стула, чтобы мать могла прочитать сообщение. Она подумала, что ее сейчас вырвет.

– О боже, – воскликнула миссис Кимбл. – Я позвоню твоему отцу…

– Нет! – закричала Вэл. – Не надо! Я не хочу, чтобы папа это видел. Не показывай ему!

– Хорошо, Вэл, но… – она положила руки на плечи дочери, – когда это началось? Неужели это случилось в первый раз?

– Кто-то испортил мой шкафчик в школе, – фыркнула она. «И наблюдает за мной, когда я бегаю». Но она не сказала этого, потому что знала, что ее мать позвонит тренеру Фримен и заберет ее из команды. И помимо класса Искусств и ее собственного ограниченного круга общения, тренировки в значительной степени составлял всю ее социальную жизнь. – Это… это моя вина, как ты думаешь?

– Нет, не знаю. Похоже, он не совсем нормальный. Но больше не отвечай ему. Глупо с твоей стороны было это делать. Он, вероятно, воспринял это как поощрение, – мрачно добавила она, – такие мужчины так думают.

– Тогда что мне делать?

– Не обращай на него внимания, и он потеряет интерес.

– Но что, если он пошлет мне еще одно сообщение?

– Заблокируй его. Даже не удостаивай ответом или оправданием. Просто продолжай блокировать. И если он создаст новую учетную запись, чтобы беспокоить тебя, заблокируйте и ее.

Вэл мрачно уставилась на экран.

– Хорошо… – «Но не думаю, что это поможет».

– И смени фотографию в профиле, – добавила миссис Кимбл. – Я тысячу раз говорил тебе, Валериэн, что она не подходит для твоего возраста. Посмотри на себя – полуголая.

– Но это всего лишь моя спортивная форма, – возразила Вэл. – Она прикрывает больше чем тот же купальник.

– Не спорь со мной. Просто смени картинку и, ради бога, не отвечай ему.

***

Верная своему слову, миссис Кимбл не показала отцу Вэл сообщения с Фейсбука. «Вероятно, потому, что у нее нет доступа к моему аккаунту», – подумала Вэл, но она слышала, как родители обсуждали это после обеда обеспокоенным шепотом. Без нее. Они говорили о Вэл так, словно даже не жили с ней под одной крышей.

«Нет. Хуже. Как будто ситуация меня не касается. Это моя жизнь. Это происходит со мной!»

В конце концов она заперлась в своей комнате и позвонила Лизе, злится та или нет. Вэл нужно поговорить об этом с кем-нибудь ее возраста, иначе она чувствовала, что сойдет с ума. Она предпочла бы Рейчел или Линдси, но по тем же причинам боялась говорить с ними. Они были старше и более зрелыми. Они могли подумать, что она глупа и наивна, раз ввязалась в эту историю, и Вэл не хотела, чтобы они думали о ней плохо.

Лиза ответила после первого же гудка.

– Уходи, мама! Это мне звонят! Алло? Вэл?

– Привет. Мне хотелось поговорить. Ты не против?

– До тех пор, пока ты не ждешь, что я буду хихикать над Гэвином вместе с тобой, как легкомысленная школьница.

– Лиза, не будь стервой, это важно, и если ты не можешь быть серьезной, я повешу трубку!

– Я просто предупредила. Но в любом случае, – продолжала она, – что ты хотела мне сказать?

– Какой-то подонок преследует меня, и я не знаю, кто и почему. Он всегда посылает мне сообщения о том, как сильно он хочет, я не знаю, владеть мной, и сегодня он вломился в мой шкафчик, наполнил его цветами и вырезал слово «моя» на двери ножом. – Голос Вэл дрогнул – Я думаю, что еще он наблюдает за мной на беговой дорожке, но не могу сказать маме, иначе она может позвонить тренеру и сказать, что я больше не буду тренироваться. Мне страшно, Лиза, и я не знаю, что делать.

– Боже, – едва дыша произнесла Лиза, – и ты понятия не имеешь, кто это?

– Нет, – сказала Вэл.

Лиза прищелкнула языком.

– Это как что-то из фильма. Помнишь его…

– Это не кино, Лиза, и я волнуюсь, потому что он, кажется, знает очень много о моем расписании и о целой куче других вещей обо мне. Я действительно начинаю думать, что он может что-то сделать. Попробует что-нибудь. Понимаешь?

– Прости. – Задумчивое молчание. – Я знаю! Я скажу Джеймсу, чтобы он пообедал с нами. Он большой.

– Меня пугает не время обеда, – объяснила Вэл, – а когда я одна.

– Ох. Хорошо. Ты не думала, что это может быть твой поклонник? Чокнутый.

– Лиза…

– Ладно. Хорошо. Это не он. Кто же тогда? Чего он хочет? И почему от тебя?

Вэл прижала колени к груди и откинулась на пушистую подушку.

– Хотела бы я знать.

– Я бы все равно поговорила об этом с Гэвином. Послушала бы, что он ответит и будет ли вести себя виновато. Он тот, кого я подозреваю.

– Ты так говоришь, потому что он тебе не нравится.

– Да, не нравится, и тебе тоже не должен.

– Лиза! – Вэл закрыла глаза. – Послушай. Я позвонила тебе еще и, потому что хотела попросить о помощи.

– Помощи в чем?

– Ты всех знаешь. Ну… почти всех. Во всяком случае, всех в нашем классе. Наверняка, ты сможешь выяснить вдруг кто-то на меня злится? Я даже не знаю, с чего начать.

– О, точно. Ну конечно!

Вэл с ужасом представила себе, как Лиза смотрит в увеличительное стекло, словно гротескно-подростковая версия Нэнси Дрю в джеггинсах.

– Только никому не говори, – быстро добавила она. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал. Я серьезно. Если ты кому-нибудь расскажешь, я перестану быть твоей подругой.

– Но что, если кто-то захочет узнать, почему я задаю странные вопросы?

– Не будь слишком очевидной.

– Тебе легко говорить, – по голосу Лизы Вэл догадалась, как та закатила глаза. – Я сделаю все, что в моих силах.

– Спасибо…

– Знаешь, твой преследователь напоминает мне Эрика из «Призрака оперы».

– Из фильма? – спросила Вэл, тут же вспомнив о Джерарде Батлере.

– Нет. Из книги. Он был гораздо более зловещим в книге. Менее романтично, трагично и грустно. У него даже была камера пыток.

– Знаешь, ты действительно не заставляешь меня чувствовать себя лучше!

– Прости. Просто думаю, что это странное совпадение. Я имею в виду, Призрак хотел Кристину, потому что думал, что у нее красивый голос, верно? Этот парень хочет тебя, потому что считает, что ты прекрасно выглядишь, когда бегаешь. – Лиза помолчала. – Странно, действительно, как парень мог взять невинное хобби и включить его в какую-то извращенную фантазию о сексе и спасении, понимаешь?

– Это жутко, – произнесла Вэл тоненьким голоском. – Мне это не нравится. За мной все время следят. Или я чувствую себя такой. В любом случае все так же плохо. Я скучаю по ощущению безопасности, когда я одна.

– Эй, «Призрак Оперы» закончился довольно счастливо.

– Это не кино, Лиза! И даже если бы мой преследователь выглядел как Джерард Батлер, я бы все равно взбесилась.

– Не думаю, что тебе стоит об этом беспокоиться, – сказала Лиза. – Я имею в виду, что он наверняка не похож на Джерарда Батлера. Скорее всего, он грубый ботаник с маленьким членом.

Вэл, не попрощавшись, повесила трубку. Она позволила Лизе перезвонить ей три раза, прежде чем соизволила снять трубку и извиниться.

Глава 6

Мисс Уилкокс даже не было там, когда Вэл вошла в класс, и все же дверь оказалась широко открыта. Наверное, из-за уборщицы. Строго говоря, ученикам не полагалось оставаться в классе одним без учителя, но Вэл была уверена, что ее никто не видел, а даже если бы и видел, она всегда могла сказать, что учитель вышел только на секунду или что, по ее мнению, уборщица считается преподавателем – разве нет?

Она села за пустой стол, вдыхая запах краски. Что еще важнее, ей требовались время и тишина, чтобы обдумать, как она собирается поговорить с Гэвином. У нее было такое чувство, что, фраза «Привет, это ты преследуешь меня на Фейсбуке?» не сработает.

Может быть, ей стоит просто спросить его, есть ли у него страничка на Фейсбуке и пользуется ли он ею.

«Ты занимаешься косплеем? Может участвуешь в исторических реконструкциях? Тебе нравится надевать жуткие костюмы, пугая до чертиков своих одноклассников?»

Разве не все ее идеи ужасны? Она не умела манипулировать. Если бы Гэвин был виновен, он бы сразу понял, к чему она клонит, а это плохо. Если не виновен, он бы просто подумал, что она ненормальная, и этого ей тоже не хотелось.

Радуясь, что никто не видит ее смущения, Вэл поставила рюкзак на стол и погрузилась в тишину. Без музыки, которую так любила ставить мисс Уилкокс, Вэл могла сосредоточиться на деталях, которые она обычно игнорировала, потому что в большом классе всегда занималось много народа. Кисловатый привкус краски, резные блоки деревянных изделий, то, как они заставляли лучи света падать кружевными узорами на пол. Пылинки в воздухе ловили и отражали ранний утренний свет, искрясь, как горящие угли, и напоминая Вэл о волшебной пыльце.

Магия.

Искусство в некотором смысле являлось магией. Каждый рисунок словно окно в создавший его разум.

Вэл вытащила свой альбом для рисования из холщовой тюрьмы и порылась на дне рюкзака, пока не нашла свои линеры и угольные карандаши. Дорогие, большинство из них, но разница в качестве от обычных ручек и карандашей была необычайной.

Первый рисунок в альбоме Вэл был ее самой ранней попыткой сделать набросок: очень грустное животное, которое напоминало лошадь, но на самом деле она рисовала Шоколада, черного лабрадора ее соседа. Если бы это зависело от нее, она бы скомкала рисунок и выбросила его, но мисс Уилкокс сказала, что выбрасывать неудачные рисунки запрещено.

«Иначе как ты можешь быть уверена, что не сделаешь этого снова? – спросила она, поймав Вэл, пытавшуюся вырвать страницу. – Оставь. Учись на этом».

Поэтому уродливое изображение, частично вырванное из альбома, продолжало оставаться в рюкзаке Вэл, чтобы портить всю ее коллекцию и смущать каждый раз, когда она смотрела на него. Она показала язык собаке-лошади, у которой тоже высунулся язык, и стала листать страницы – цветы, руки, ноги, дерево – пока не добралась до наброска, над которым хотела поработать.

На этом рисунке, также незаконченном, был старый склад, который располагался на краю города. Миссис Кимбл думала, что здание являлось бельмом на глазу, и его стоило заменить на новое с сверкающим фасадом, вроде того, что недавно отремонтировали в центре города, и теперь оно выглядело настолько привлекательно, что «Сплетник Дерринджера» называл его «лучшим сооружение на западном побережье».

Но Вэл нравилось старое здание, каким бы обветшалым оно ни казалось. Осыпающаяся черепица крыши и заколоченные окна придавали ему характер; это здание, которое можно сфотографировать для Инстаграм, а затем отметить вдохновляющей цитатой. Ей также нравился ее рисунок, несмотря на его недостатки. Может быть, он и не обладал таким очарованием, как насыщенная фотография, но он принадлежал ей и содержал в себе часть Вэл.

Она выбрала один из самых острых карандашей и начала чертить в траве тени ржавой ограды. Почувствовала, что кто-то сидит за столом недалеко от нее, и наблюдает издалека, но не поднимала глаз. Она была слишком поглощена попыткой восстановить в памяти это сочетание тени и света, цвета и контраста.

– Светотень.

Слово легко слетело с языка говорившего.

Вэл подскочила, и весь красный цвет, который исчез всего несколько минут назад, снова залил ее лицо, когда она поняла, кто сидел рядом с ней. Гэвин стоял, опершись на руку, и смотрел, как она рисует, хотя его взгляд вернулся к ее лицу, когда она остановилась.

– То, что ты там делаешь. Так называется. – Он кивнул на ее рисунок. – Светотень. Контраст света и тьмы. Я не хотел тебя напугать. Ты испортила свой рисунок.

Вэл выругалась, увидев каракули, которые нечаянно нацарапала на листе.

– Сотру, – пробормотала она, работая ластиком, надеясь, что он поможет. – Я удивлена, что ты помнишь.

– Всего две недели назад у нас было подобное задание.

Ох, он прав. Вэл перестала тереть. Дерьмо.

– С другой стороны, я – помощник учителя. Это моя работа – помнить.

– Помощник учителя? – Она посмотрела на его альбом, потом на его лицо. – Точно. Теперь я припоминаю, что ты говорил мне в…

Подождите. Значит ли это, что он оценивал ее работу? Она вспомнила все задания, которые сдавала, и попыталась вспомнить, были ли они глупыми или неубедительными. Боже, он, вероятно, считал ее полной идиоткой; она не могла придумать, что сказать.

– Тебе все еще разрешено посещать это курс? – спросила она наконец.

– Я рисую для развлечения. Я уже дважды выбирал рисование – больше не могу, если хочу получить высокий общий балл.

– О. – Она уставилась на свои белые веснушчатые руки, испачканные углем. Светотень. Теперь она не забудет.

Внезапный шум у двери заставил обоих подростков поднять головы вверх. Мисс Уилкокс, которая всегда смутно напоминала Вэл мисс Фризл из «Волшебного школьного автобуса»6, не могла тихо войти в комнату. Ее светлые вьющиеся волосы, закрепленные пластиковой заколкой в форме ромашки, развевались от быстрого шага.

Она поставила свою потрепанную сумку на обычное место за столом и вставила в проигрыватель один из своих компакт-дисков с инструментальной музыкой. Класс наполнили свирели и лютни, и у Вэл не хватило духу продолжать разговор.

– Доброе утро, – пропела учительница. – Вы двое сегодня рано.

Вэл с ужасом поняла, что до того, как мисс Уилкокс вошла, они с Гэвином были единственными людьми в классе.

– Гэвина, я знаю. А ты… Валери?

– Валериэн. Вэл.

– Вэл, – согласилась мисс Уилкокс. – По крайней мере, эту часть я знала. Тот скетч с маленькими котятами был просто замечательным, Вэл. С начала семестра ты так преуспела.

– Спасибо.

– Надеюсь, ты подумаешь о том, чтобы пойти в мой продвинутый класс.

Вэл напряглась, почувствовав на себе оценивающий взгляд Гэвина.

– Посмотрим. У меня много, хм, обязательных занятий.

– Конечно, спешить некуда. У тебя еще много лет впереди. И для справки, мистер Мекоцци, я почти закончила с вашим рекомендательным письмом. Три запечатанных экземпляра и один для вашего личного удовольствия.

– Вы очень добры.

– Какая вежливость. Это похоже на комедию хороших манер. – Мисс Уилкокс посмотрела на дверь. – Надеюсь, другие ученики проявят вашу предусмотрительность, придя пораньше. Сегодняшнее задание будет довольно трудоемким. Вполне возможно придется продолжить на завтрашнем уроке. Если хотите, можете начать прямо сейчас.

– Что нужно делать? – спросила Вэл.

– Так как мы работали с деревянными фигурами на прошлом уроке, я подумала, что было бы неплохо попробовать изобразить живых людей сегодня, – Вэл кивнула и открыла чистую страницу в своем альбоме. Звучало достаточно невинно.

– О, но тебе понадобится партнер. Вы будете рисовать кого-то из этого класса, так что, я полагаю, вам все-таки придется подождать. – Ее глаза остановились на мальчике рядом с Вэлом. – Если только… Гэвин, ты не против быть сегодня партнером Вэл?

– С удовольствием, – торжественно произнес он, вставая.

– Я не хочу беспокоить…

– Ничего страшного, – заверила ее мисс Уилкокс. – Правда, Гэвин?

– Без проблем.

– Вот, видишь? Почему бы вам двоим не выйти на улицу? Там свет лучше. Сегодня чудесный день.

Вэл вздохнула с облегчением. Ей не придется иметь дело с Джеймсом. Она боялась, что он спросит ее о своем все еще непрочитанном сообщении на Фейсбуке и выставит полной лицемеркой. Теперь она сможет избегать его еще один день.

Ей пришлось бежать рядом с Гэвином, чтобы не отставать от его широких шагов. Это заставило ее почувствовать себя одной из тех надоедливых маленьких собак, кусающих за пятки.

– Какой у тебя рост? – спросила она.

– Метр девяносто пять, – ответил он.

Вокруг них толпились ученики, дожидаясь последнего звонка. Вэл попыталась найти тихое место, где они могли бы рисовать; это давало ей хороший повод не смотреть на него.

– Ты есть на Фейсбуке?

– Ты меня искала?

Она опустила голову.

– Нет. Я имею в виду… мне просто интересно.

Гэвин покачал головой.

– У меня нет времени на такую ерунду.

Прозвучало как отповедь. «Может быть, я ему все-таки не интересна». Гэвин казался рассеянным, его взгляд был отстраненным. «По крайней мере, можно смело предположить, что он не мой преследователь».

Но она не могла не почувствовать некоторого разочарования.

– Где бы ты хотела рисовать меня?

– Как насчет лужайки между зданиями шестьсот и семьсот? Там интересный свет. Я могу заняться тобой возле дерева.

Она пожалела о своих словах, как только они сорвались с ее губ. Глаза Гэвина расширились, а затем он откинул голову назад и рассмеялся. Не один из тех тихих сардонических смешков, которые так раздражали ее в кафе, а откровенный хохот.

– Прекрати, – отрезала Вэл, стараясь не зацикливаться на том, как сексуально он смеется. – Это не то, что я имела в виду.

Его смех немного утих, и он весело произнес:

– Я так и понял.

– Хорошо.

– Я удивлен, что ты разговариваешь со мной.

Вэл и сама себе удивлялась.

– Что ты имеешь ввиду?

– Разве твоя подруга не предупреждала держаться от меня подальше?

Что ж, это оказалось неожиданно. Она была сбита с толку.

– Почему тебя это волнует? Ты не очень-то хорошо с ней обошелся.

– Люблю знать, что люди говорят обо мне за моей спиной.

Тогда это делало его единственным в своем роде. Она пожала плечами.

– Она пыталась.

– Не сработало?

– Предпочитаю разбираться во всем сама.

Он повернул голову в ее сторону; хорошо это или плохо, но ей удалось привлечь его внимание. Ленивая улыбка ползла по его губам, как паук, и казалась одновременно пугающей и соблазнительной.

– Любопытство может быть очень опасной вещью, моя дорогая.

«Моя дорогая?»

– Почему? Хочешь сказать, что она права? И теперь ты собираешься пугать меня?

– Предупреждая? – Его губы снова изогнулись в обычном подобии улыбки, и она подумала, не было ли то, что она видела – или думала, что видела, – не более чем иллюзией, вызванной тенями, отбрасываемыми на его лицо завесой листьев. – Думаю, лучше позволю, о, как ты там сказала – заняться мной возле дерева.

Вэл не решалась заговорить. Не желая класть блокнот на слегка влажную траву, она жонглировала своими принадлежностями для рисования, пытаясь найти наиболее удобное положение. В конце концов она села, сложив ноги крест-накрест, чтобы держать альбом на коленях.

Гэвин прислонился к стволу дерева лицом к ней, вытянув длинные ноги. Он согнул одну из них, чтобы положить руку, и подразнивая сказал:

– Как ты хочешь меня?

Эти слова снова заставили ее лицо вспыхнуть – господи, он же ведет себя как придурок, пытаясь вот так нарочно вывести ее из себя – и она раздраженно ответила:

– Расслабленным. Естественным.

– Это необязательно взаимоисключающие вещи.

– Тогда так, как тебе удобно.

Вэл приготовилась к еще большему флирту и поддразниванию. К ее облегчению, он сказал только:

– Могу я это сделать. Не против? – Не дожидаясь ответа, он снял очки и осторожно положил их на землю рядом с собой, прежде чем снова занять свое место. Его глаза закрылись, дыхание замедлилось, а поза изменилась. Она не могла сказать, как – едва заметная перемена, – но тем не менее существенная, потому что он больше не выглядел прежним…

Легкий ветерок прошелестел по траве, взъерошив его волосы и оставив рябь на белой рубашке. Под расстегнутым воротником она разглядела какую-то подвеску из тяжелых серебряных звеньев. Гэвин смотрел на нее из-под полуприкрытых век, и, хотя можно было подумать, что он совершенно доволен этой равнодушной расслабленностью, все его тело, казалось, вот-вот придет в движение.

Он был впечатляющим.

Слишком необычная внешность, чтобы считаться красивой в классическом смысле, но все равно привлекательная. У него было такое лицо, которое заставило бы ее мать кивнуть и со знанием дела сказать: «С возрастом он станет еще интересней».

Вэл сглотнула и опустила глаза в свой альбом, больше не в силах поддерживать визуальный контакт. Не сейчас, когда он так на нее смотрит.

Вскоре у нее появились довольно четкие очертания его тела. Широкие плечи, тонкая мускулистая шея. Она смотрела на него по частям, слишком боясь увидеть целое. Высокие скулы. Римский нос. Гэвин рассеяно блуждал взглядом по дереву, наблюдая за маленькими воробьями, прыгающими в ветвях наверху, но в остальном выглядел жутко спокойным. «Но настороже, – подумала она, – почти как хищник в состоянии покоя».

Глупая мысль. Но затем его взгляд снова вернулся, и она почувствовала, как сердце тревожно затрепетало, когда какой-то врожденный страх отозвался на ее тревожное восприятие Гэвина.

(Разве твоя подруга не предупреждала тебя?)

Почему он говорил ей такие вещи? Неужели он не знал о слухах? Конечно, знал. Он и сам это признавал. Так зачем же тогда он заговорил об этом? Чтобы вывести на чистую воду?

Или поймать на лжи?

– У тебя загадочное выражение лица, Вэл.

– Вовсе нет. Не разговаривай.

– Что-то не так?

– Все отлично. Я просто думала о том, что должна сделать.

– Возле дерева?

– Нет, – ответила сердито Вэл и покраснела. Это было слишком близко к истине. – Хватит болтать.

– Ты очень легко краснеешь, – заметил он, потягиваясь и заставляя ткань рубашки туго натягиваться на груди движением, которое казалось слишком грациозным и рассчитанным, чтобы быть случайным. – Знаешь, сопротивляться довольно трудно.

И не только ему. Казалось, вся слюна у нее во рту испарилась. «Он мне действительно нравится. О боже. Это плохо».

– Думаю, нам лучше вернуться в класс, – заметил он, все еще наблюдая за ней с удивлением.

– Но звонок еще не прозвенел, – возразила Вэл.

– Он будет через секунду.

Оглушительный рев прорезал внутренний двор, заглушив его последнее слово. Она посмотрела на него.

– Как ты это сделал?

– Магия.

– Действительно.

– Волшебник никогда не раскрывает своих секретов. Могу я взглянуть на рисунок?

Она проклинала каждого ирландского предка, подарившего ей эту способность легко краснеть по любому поводу.

– Когда все будет готово. Волшебник никогда не раскрывает своих секретов. – Она повысила голос, передразнивая его.

Гэвин улыбнулся.

– Вполне справедливо.

Она смотрела, как он берет очки и поправляет их на лице.

– Так что же ты рисуешь? Раз не можешь взять этот класс снова. Ты можешь рисовать все, что хочешь?

– В пределах разумного, – ответил он, – хотя я стараюсь следовать плану урока вместе со всеми.

Вэл с трудом в это верила. Он не производил на нее впечатления человека, соблюдающего правила. Или следующего за чем-либо, если уж на то пошло.

– Что ты рисуешь? – повторила она вопрос, – для собственного развлечения?

– В основном животных.

– А что еще?

Он искоса улыбнулся ей.

– Шахматная доска, которую мисс Уилкокс использовала в своей лекции по светотени.

– Ты рисовал? – запинаясь, спросила она. – Я думала, это сделал профессионал, правда.

– Я играл. – Он признался в этом так же небрежно, как другие мальчики признавались в увлечении спортом. – Это было легко.

Вэл поймала себя на том, что качает головой в знак согласия, и сдержалась. Она не должна знать, что он мастер.

– Шахматы или рисование?

Его улыбка стала еще шире.

– И то и другое.

– Ты рисуешь людей?

– Обычно нет.

– Значит, иногда.

– Когда нахожу объект, который вызывает у меня интерес, тогда да. Но я предпочитаю животных. Они не страдают неуместной склонностью к позированию, и с ними гораздо легче работать. Однако следующий урок станет исключением из моего правила.

– По какому случаю?

– Я буду рисовать тебя.

– Меня? – прозвучало как визг.

– Мы поменяемся местами, помнишь? – Он вложил ей в руку карандаши, которые она забыла в длинных травинках, и легонько сжал их пальцами. – Теперь моя очередь прижать тебя к дереву или к другой подходящей поверхности.

Вэл в этот момент вдруг поняла, на что похожа жизнь радиатора.

– Осторожно, – проговорил Гэвин. – Если ты и дальше будешь так краснеть, я захочу сделать больше, чем просто нарисовать тебя.

И с этим замечанием он повернулся, оставив ее стоять там, во дворе, который медленно начал заполняться студентами, пока она смотрела в его удаляющуюся спину. Его слова прозвучали как предложение. И еще как угроза. Вот тогда-то Вэл поняла, что она в беде: ведь ее действительно не пугал любой из вариантов.

Глава 7

По дороге в школу Вэл чувствовала себя крайне неуютно. Выходные дали ей достаточно времени, чтобы накопить сомнения, в первую очередь посеянные Лизой, а теперь они пустили корни и прорастали, просачиваясь так глубоко в ее мозг, что, подобно сорнякам, она не могла быть полностью уверена, что совсем от них избавилась.

Был ли Гэвин ее преследователем?

Неужели ее преследователь хочет причинить ей боль?

Хотел ли Гэвин причинить ей боль?

Сомнения преследовали ее – бесконечное множество вопросов, каждый из которых был ядовитым и злобным, как гидра. И, как с гидрой, казалось, что как только Вэл удавалось избавиться от одного, так на его месте появлялись еще несколько.

Стала бы она так быстро подозревать Гэвина, если бы он был популярен?

Нет, популярные ученики склонны думать, как большинство. Это делало их менее интересными, менее захватывающими, но еще и менее склонными преследовать других людей – или причинять им боль.

Делать ей больно.

Вэл потерла живот и откинулась на спинку сиденья. Она отказалась от завтрака в это утро, чтобы утащить одну из газировок с лимоном своего отца в надежде, что что-то безобидное и знакомое поможет успокоить ее желудок.

Но этого не произошло.

Она обнаружила, что в классе рисования никого нет, кроме Гэвина, который сидел за учительским столом и что-то печатал на компьютере.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Просто вбиваю кое-какие оценки и все такое, – неопределенно ответил он. – Ты готова мне позировать?

Вэл сделала глоток газировки. Пузырьки жалили ее потрескавшиеся губы.

– Разве мы не должны подождать? Миссис Уилкокс, я имею в виду?

– Я говорил с ней сегодня утром.

– Ох. Ладно. – Вэл взяла свои вещи, чувствуя на себе его взгляд.

– Тебе так просто не уйти. – Он встал из-за стола и потянулся. – Между прочим, ты выглядишь по-другому. Немного подавленной. С тобой все в порядке?

– Плохо себя чувствую.

– Хм. – Он придержал для нее дверь. – Тогда я постараюсь не перенапрягать тебя.

Они прошли через двор. Она поймала себя на том, что оглядывается по сторонам, гадая, заметили ли присутствующие ее и Гэвина вместе. Никто, кого она могла видеть, не наблюдал за ними, и она знала, что, вероятно, никто и не будет, но присутствие рядом с ним делало Вэл гиперчувствительной ко всему. Особенно к нему. Даже если она решила не подчиняться им, предостережения Лизы все еще звучали в ее голове достаточно ясно.

(Я бы все равно подняла этот вопрос с Гэвином. Послушала бы, что он скажет и будет ли вести себя виновато. Он тот, кого я подозреваю).

Он определенно не вел себя виновато. Он вообще не выдавал никаких эмоций. Даже различные слухи, предметом которых он был, казалось, не волновали его. Вэл никогда прежде не встречала человека, который был бы так отстранен от мыслей и поступков других людей. Способен ли кто-то вроде него вообще выглядеть виноватым или чувствовать вину?