Текст книги "Лето — это маленькая жизнь (СИ)"

Автор книги: Нелли Игнатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Нелли Игнатова
Лето – это маленькая жизнь

ГЛАВА 1. Я разговариваю с деревом

Я шла по лесной дороге в село Монастырское с каждым шагом все медленнее. Потому что идти туда мне совсем не хотелось. Но что делать, идти-то мне, по сути, больше некуда. И вернуться никак нельзя. Что ж делать-то, а?

Я остановилась, бросила сумку в траву и села рядом. Слезы сами покатились из глаз, хотя я понимала, что слезами горю не поможешь. Но, может, хоть чуточку легче станет.

Ласковое июньское солнышко пригревало, я удобно прислонилась к дереву и вытянула уставшие ноги. И стало мне так хорошо здесь и сейчас, что слезы быстро высохли, и я смогла думать спокойно о своей прежней жизни, и о том, что произошло со мной в последние два года. Я решила, а проведу-ка тут весь день. Никто меня здесь не побеспокоит, потому что телефон я отключила. В сумке у меня есть бутылочка с водой, и пара булочек, так что с голоду не умру. А вечером пойду в Монастырское… и будь что будет. Я устроилась поудобнее, огляделась. Уютненько. Трава мягкая, цветочки вокруг.

Прямо передо мной в двух метрах стояло дерево. Наросты и бороздки на стволе складывались в рисунок, похожий на лицо. И так оно напомнило иву, с которой общалась Покахонтас из диснеевского мультфильма, что я невольно сказала дереву:

– Здрассте.

И подумала, а, может, рассказать ему, почему я тут сижу. Каждому человеку иногда нужно выговориться, рассказать кому-нибудь, хотя бы незнакомому попутчику о своей жизни. А у меня никаких попутчиков нет. По этой лесной дороге, заросшей травой, давно никто не ездит и не ходит, потому что по шоссе хотя и дальше, но дорога лучше. Так что исповедоваться мне некому, кроме этого дерева с лицом.

– Сегодня первое июня, у меня вчера был день рождения, мне исполнилось восемнадцать лет, а сегодня я должна была выйти замуж по любви. А завтра… ну или в течение нескольких дней я должна была умереть, – сказала я. – Спросите, почему я так решила?

Дерево, как будто соглашаясь, зашелестело листвой. Это, кстати, была не ива, как в мульфильме, а, наверное, липа, с такой же морщинистой коричневой корой. А сучки на стволе, сильно напоминающие глаза, будто стали смотреть на меня внимательнее. И уголки рта чуть приподнялись в ободряющей улыбке.

– Тогда слушайте. Вы никуда не спешите? Я тоже, поэтому начну с самого начала.

Родилась я в городе Кирове, и до трех лет жила там вместе с мамой и папой. Смутно помнила эти счастливые годы, от них остались только отрывочные воспоминания, как папа несет меня на плечах, или мама вытирает мои волосы мягким пушистым полотенцем после купания. И куча фотографий мамы и папы со мной или без меня.

Но когда мне было три года, мама и папа погибли в автокатастрофе. Близких родственников у них не было, и меня взяли к себе дальние родственники из села Монастырское, мамин троюродный брат с женой, Андрей и Светлана Орловы. У них был большой красивый кирпичный дом, а детей не было, хотя они жили вместе уже семь лет. И им очень хотелось иметь ребенка.

Сначала все было хорошо, тетя Света попросила меня называть ее мамой, а ее мужа дядю Андрея папой. Я сначала не могла, потому что по своим маме и папе скучала, а тетя Света и дядя Андрей были со мной очень ласковы, покупали мне красивые платья, игрушки и конфеты, называли своей любимой доченькой, играли со мной и утешали меня, если я плакала, читали мне сказки или включали мультфильмы. Моей любимой сказкой была сказка о Золушке. А вечерами они укладывали меня спать и желали спокойной ночи. И я, в конце концов, привыкла, что они мои родители, и снова стала счастливой.

В городе мы с мамой и папой жили в однокомнатной квартире, а в доме тети Светы и дяди Андрея было два этажа, на каждом по несколько комнат, и еще мансарда на третьем. И у меня в этом доме на втором этаже была своя комната, светлая и большая. На первом этаже были гостиная, столовая и кухня, на втором три комнаты, а в мансарде огромная летняя комната и кладовка. И еще на первом и втором этажах было по ванной комнате и туалету. Большая печь была только на кухне, а от нее были проведены батареи во все комнаты, кроме мансарды. Вообще Орловы жили гораздо богаче моих настоящих родителей, потому что у них были свой дом и машина, и своя лесопилка. Дядя Андрей иногда водил меня туда. Там было много желтых вкусно пахнущих опилок, и я могла строить из них дворцы, как из песка.

А когда я прожила у Орловых два года, и мне исполнилось пять лет, у тети Светы вдруг родилась дочка. Нет, конечно, не вдруг, этому предшествовали девять месяцев беременности, но я была маленькая, и для меня это было вдруг. Тетя Света и дядя Андрей были на седьмом небе от счастья, ведь они думали, что своих детей у них уже никогда не будет. Позже от какой-то из соседок я узнала, что тетя Света долго не могла забеременеть, потому что когда-то давно сделала аборт, тогда дети Орловым были не нужны. А если бы она не сделала аборт, то у меня был бы брат или сестра старше меня примерно на два года.

Я тоже радовалась, что у меня появится младшая сестричка. Поэтому, когда меня переселили из моей большой и светлой комнаты в комнату поменьше, я не обижалась – разве мне для сестренки Анжелы жалко?

А через год у тети Светы родился еще сын Алеша. И мою комнату отдали ему, а меня снова переселили в другую комнату, переделанную из кладовки, в мансарде, совсем маленькую, с маленьким окошечком под самым потолком. В комнате не было ни печки, ни батарей, как в других комнатах, а была только половина печной трубы, тепло от которой не могло обогреть даже такую маленькую комнату. Поэтому зимой там было холодно. Дядя Андрей поставил в комнате электрокамин, но тетя Света разрешала его включать только в самые сильные морозы.

И уже никто не укладывал меня спать, не желал спокойной ночи, не называл доченькой и не покупал игрушек. Я, хотя сама была еще маленькая, но понимала, что тете Свете трудно с двумя младенцами, и старалась во всем ей помогать. Но все равно чувствовала, что ее отношение ко мне переменилось.

Особенно это стало заметно, когда я немного подросла. Дни рождения у нас, троих детей, были почти рядом, тридцать первого мая у меня, пятого июня у Анжелы, и двадцать первого июня у Алеши. Так вот, дни рождения Анжелы и Алеши праздновали каждый год, а мой – никогда. Сначала я думала, что мой и Анжелкин день рождения мы празднуем вместе, ведь они так близко друг от друга. Но потом до меня дошло, что это не так. Анжела задувала свечки на торте, а я – нет. Ей дарили подарки, а мне – нет. И на Новый год сестра и брат получали много подарков, а я – лишь скромный пакетик с конфетами.

А потом я узнала, что Алешка и Анжелка мне никакие не брат и сестра. Вообще-то я и так знала, но раз родители меня удочерили, значит, мы все родные, все одна семья. Оказалось, я ошибалась. Просветила меня моя одноклассница Наташка, когда мы в третьем классе учились. Она звала меня гулять, а тетя Света не отпустила, потому что они с дядей Андреем собирались поехать в город за покупками, а меня оставили нянчиться с мелкими.

– Милка, зачем ты их слушаешься, они же тебе никто, – сказала Наташка, когда родители уехали.

– Как это никто, они мои мама и папа, – возразила я.

– А я сама слышала, как тетя Света моей маме говорила, что они взяли тебя из милости, – сказала Наташка.

– Они взяли меня, потому что любят, – обиделась я.

– А скажи тогда, почему твои мама и папа и твои сестра и брат все Орловы, а ты – Калитина, а? Почему твои сестра и брат Андреевичи, а ты – Данииловна? – прищурилась Наташка.

Мне ответить было нечего, потому что это была правда. Я раньше как-то не задумывалась, почему у меня другая фамилия и отчество, ведь мама и папа говорили мне, что удочерили меня. Но было очень обидно, и я сказала упрямо:

– Это тебя взяли из милости, а меня родители любят.

Наташка тоже обиделась, и ушла гулять одна, а я играла с четырехлетней Анжелкой и трехлетним Алешкой, и плакала, потому что Наташка была права. Я чувствовала, что родители, особенно мама, не любят меня так, как Анжелку с Алешкой. И понимала, почему. Я ведь им неродная дочка, а Анжелка с Алешкой – родные дети. Значит, они мне действительно не сестра и брат. Но если бы Орловы меня к себе не взяли, я жила бы в детдоме, и мне было бы еще хуже.

Поэтому я никаких претензий родителям не предъявляла. Тем более что дядя Андрей, как мне казалось, почти не делал различий между своими детьми и мной. Они с тетей Светой даже иногда ругались из-за меня.

– Ты почему Анжеле и Алешке купила шоколадки, а Милане не купила? – случайно услышала я однажды, как дядя Андрей сердито спросил тетю Свету.

– Она уже большая, – ответила та, хотя мне было всего-то десять лет, и шоколада мне тогда очень хотелось. Но обиднее всего было даже не то, что мне не дали шоколадку, а как мне ее не дали. Тетя Света вошла в комнату, где мы сидели втроем, с таинственным видом и спросила: "А что это у нас тут для Анжелочки?" – и сунула руку в сумку. – Ой, шоколадка. На, дочка, кушай". Алешка и я смотрели на тетю Свету с предвкушением, что и нас сейчас тоже чем-нибудь угостят. Тетя Света продолжала: "А что у нас тут для Алеши? Ой, тоже шоколадка. Бери, сынок, ешь. Ой…" Я думала, что сейчас тетя Света скажет: "Ой, а что у нас тут для Милочки? И для нее шоколадка" Или хотя бы чупа-чупс. Но она добавила совсем другое: "Ой… все кончилось… Ну ничего, в следующий раз".

– А шоколадок в магазине было всего две, я последние взяла, – добавила тетя Света.

Хотя у нас в Монастырском был только один маленький продуктовый магазин, я ни за чтобы не поверила, что во всем магазине было всего две шоколадки. А дядя Андрей, похоже, поверил, и сказал:

– Так надо было поделить на троих.

– Ты идиот, что ли? – возмутилась тетя Света. – Как я тебе две шоколадки на три части поделю?

Дядя Андрей, видимо, посчитал, что не стоит из-за меня ссориться с женой, махнул рукой, и не стал больше спорить.

И таких случаев было сколько угодно. Шоколадки, конфеты – ладно, это такие мелочи. А вот когда на самом деле было обидно, так это когда они купили Анжеле и Алешке компьютеры. А им зачем, они же еще совсем мелкие были – Анжелке восемь лет, а Алешке семь. Нет, мне тоже как бы купили компьютер, но поставили его не в моей комнате – маленькая же, некуда, – а в гостиной, и им пользовались и дядя Андрей, и тетя Света. А я – только когда им компьютер был не нужен. Анжелка и Алешка очень быстро поняли, что я в доме кто-то вроде служанки, и стали относиться ко мне соответственно. Подай, принеси, убери, а если что-то натворили, все валили на меня.

Я думала, может, я плохо помогаю тете Свете, поэтому она меня не любит. И я старалась изо всех сил, поливала цветы, подметала полы, прибирала игрушки за младшими, нянчилась с ними, летом полола в огороде грядки. Но тетя Света все равно была недовольна. Постепенно я перестала звать ее мамой, то есть вообще не стала никак называть, а она будто не заметила.

Иногда я сравнивала себя с Золушкой. А Золушка была добрая, тихая, и всем помогала, несмотря на всю несправедливость, с которой к ней относились в доме. Я старалась быть на нее похожей, даже когда была очень обижена на тетю Свету, Анжелку и Алешку.

Но если разобраться, жилось мне не так уж плохо. Крыша над головой была, голодной я не сидела, ходила не в обносках. Особо тяжелой работой меня не нагружали, все, чем я занималась по хозяйству, я делала добровольно, потому что мне очень хотелось, чтобы меня похвалили. Дядя Андрей иногда хвалил меня, а тетя Света – никогда. А то, что мне не хватало родительской любви и ласки, кого это волнует? Сыта, одета, обута – и ладно.

Раза три или четыре в год к нам приезжала какая-то женщина, она спрашивала меня, хорошо ли я живу, и я почти честно отвечала, что хорошо. В такие дни тетя Света становилась ласковой, называла меня доченькой, и мне хотелось, чтобы эта женщина приезжала почаще, чтобы хотя бы ненадолго почувствовать себя любимым ребенком.

Став взрослее, я узнала, что эта женщина – инспектор из отдела опеки и попечительства, и она проверяет, хорошо ли ко мне относятся родители, все ли у меня есть, не бьют ли. Нет, никто меня не бил, ну, разве что тетя Света шлепала иногда по попе под горячую руку, так не только меня, а и Анжелку с Алешкой тоже. Если бы я пожаловалась, меня могли забрать в детдом. А я не хотела туда, я уже тут привыкла. В детдоме плохо, мне тетя Света говорила, и в кино я видела.

Когда мне было тринадцать лет, в семье случилось несчастье: дядя Андрей вдруг сильно запил, и вскоре по пьяни утонул в пруду, что был рядом с лесопилкой. В селе поговаривали, что не просто так это случилось.

Дело было вот в чем. Он начал подозревать, что Анжелка с Алешкой – вовсе не его дети. Я сама слышала, как он с тетей Светой ругался по этому поводу, когда пьяный был. Не услышать было нельзя, они же на весь дом кричали. Тетя Света, конечно, уверяла, что и Алешка, и Анжелка – дети дяди Андрея. А он не верил. Когда я услышала это, тоже стала замечать, что мои сестра и брат действительно совсем не похожи на дядю Андрея. Анжелка была похожа на тетю Свету, и кто на самом деле ее отец, судить было трудно. А вот Алешка не походил ни на мать, ни на отца. Может, потому тетя Света больше любила Анжелку. Хотя, если бы тетя Света любила меня хотя бы так же, как Алешку, я была бы на седьмом небе от счастья.

Дяди Андрея не стало, и дела на лесопилке пошли очень плохо. Потому что тетя Света была домохозяйкой, и в управлении производством ничего не понимала. Доходы упали, и, чтобы совсем не разориться, тетя Света продала лесопилку. Я предполагала, она устроится куда-нибудь на работу, но она об этом даже не думала. Несмотря на это деньги на еду и одежду у нее были, и жить хуже мы не стали. Я решила, что тетя Света тратит деньги, вырученные за лесопилку, и со страхом ждала тот день, когда деньги кончатся.

Но прошел год, а деньги не кончились. Правда, тетя Света стала ворчливой и раздражительной, и все время сетовала, что ей не хватает денег. Однако, ни себе, ни Анжеле с Алешкой, ни в чем не отказывала. А я и так у нее ничего не просила. Заметив, что мне стала мала куртка, или джинсы уже коротки, она ворчала, что я слишком быстро расту, и денег на меня не напасешься, но покупала новые. И все время напоминала мне, что она меня одевает и кормит на собственные деньги, и я должна быть за это ей благодарна.

Я и была. Старалась всегда быть послушной, никогда не возражала, и училась хорошо. Тетя Света меня никогда не хвалила, но с первого класса каждое лето на месяц отправляла в какой-нибудь лагерь на отдых, вроде как за мои заслуги. Когда я окончила восьмой класс, тетя Света сказала мне, что путевка в летний лагерь стоит недешево. Я ответила, что могу и не ездить, если это так дорого. А она сказала, что путевка уже куплена, и нечего капризничать. А я вовсе и не капризничала, я просто хотела сэкономить ей деньги.

В общем, несмотря на то, что тетя Света потратила на меня кучу денег, у нее их осталось достаточно, для того, чтобы съездить на юг вместе с Анжелкой и Алешкой. Когда я вернулась из лагеря, они сразу и уехали, а меня тетя Света в доме за хозяйку оставила. И огород, и куры, и поросята, и овцы – все на меня повесила на целый месяц. И пообещала, когда они вернутся, если все будет в порядке, она купит мне телефон.

Я решила, что тете Свете понравилось, как я хозяйничала, потому что она меня хотя и не похвалила, но и не ругала. В итоге она купила телефоны Анжеле, Алеше и себе, а мне отдала свой старый. Но я и этому была рада, у всех моих одноклассников телефоны были чуть ли не с первого класса, а я уже перешла в девятый, и у меня единственной из класса его не было.

Вообще-то я всегда помогала тете Свете по хозяйству. Кормила кур и выгоняла овец в стадо, встречала их, чистила хлев. Но делать все одной было тяжеловато. Хотя к концу месяца я втянулась, и эта работа уже не казалась мне слишком обременительной. Еще мне иногда Славик Сапожников помогал, мой одноклассник, сын нашей соседки тети Клавы, которая работала продавцом в сельском магазине.

Славика все считали немножко дурачком, хотя учился он хорошо. На переменах в школе он всегда что-то читал, на дискотеки не ходил, а в компьютере у него ни одной игрушки не было. Зачем тогда вообще человеку компьютер? Ребята в классе с ним дружили, но только ради того, чтобы списывать у него домашние задания и контрольные. А за спиной посмеивались и называли больным на всю голову.

В общем, когда тетя Света уехала, Славик стал приходить ко мне и помогать. Первый раз я даже немного испугалась. Перепрыгнул через забор со своего участка на наш, отобрал у меня из рук мотыгу и стал вместо меня окучивать картошку. Я-то полдня бы провозилась, а он за час все окучил, а я за это время успела целую грядку моркови прополоть. Потом он улыбнулся, вручил мне мотыгу и тем же манером через забор ушел к себе. Ни здрасьте, ни до свидания, слова не сказал. Ну не придурок ли?.. И так было еще не раз. То навоз выкидать из хлева поможет, сумки из магазина принести, и все без слов, улыбнется и все.

Короче, несмотря на то, что я физически устала за этот месяц, зато душой отдохнула.

С тех пор тетя Света часто стала куда-нибудь уезжать, иногда вместе с Анжелкой и Алешкой, а чаще одна. И оставляла на меня не только хозяйство, но и сестру с братом. А они меня, как старшую сестру вообще не воспринимали, а только как бесплатную няньку, или прислугу. Может быть, потому, что с раннего детства знали, что я не родная дочь, а удочеренная, а они родные. Родители этого ни от кого не скрывали. Да я сама виновата, всегда прибирала за Анжелкой и Алешкой, чтобы тетя Света меня не ругала. Потому что знала, если они набедокурят, попадет в первую очередь мне. Вот они и привыкли.

Однажды, едва тетя Света уехала, а я ушла работать в огород, Анжелка, которой в то время было десять лет, пригласила подружек, и они устроили такое, что я, когда вернулась и увидела это, чуть в обморок не упала. Подружки Анжелы уже ушли, а она лежала в гостиной на диване и смотрела телевизор. А вокруг было все перевернуто вверх дном, на полу рассыпаны попкорн, раздавленные крекеры и конфеты, разлита газировка, скатерть со стола тоже валялась на полу во всем этом мусоре, а самое главное, была разбита любимая тети Светина хрустальная ваза, которая всегда стояла с цветами на столе в гостиной. Растоптанные цветы валялись на полу в луже среди осколков вазы.

– Анька, это что такое? – громко возмутилась я, когда ко мне вернулся дар речи. Я, когда злилась на Анжелку, всегда Анькой называла, потому что ее это очень раздражало.

– Я праздновала свой день рождения, – спокойно ответила сестренка.

– Ты праздновала день рождения три дня назад, – возразила я.

– Да, но мама не разрешила мне позвать всех, кого я хотела, – ответила Анжелка. – Вот я и пригласила их сегодня.

Тетя Света редко чего не разрешала своей любимой доченьке. Но в прошлый день рождения ее подружки точно так же разнесли комнату Анжелы, даже люстру разбили. И что в свое оправдание сказала эта негодница? Она заявила, что та люстра ей никогда не нравилась, и давно пора было ее сменить. В этот раз тетя Света решила подстраховаться. Анжела, конечно, была недовольна, но спорить не стала. Наверняка она знала, что тетя Света скоро уедет, и задумала оторваться, когда матери не будет дома. Ладно, все, что они тут насвинячили, убрать можно, но что делать с вазой? Анжелка ни за что не признается, что ее разбили она и ее подруги. Как обычно, свалит все на меня. Люстру ей свалить на меня не удалось только потому, что я в то время была в лагере.

Я подбежала к Анжеле, схватила ее за плечи, и как следует встряхнула.

– Мама оставила меня за старшую, и ты должна меня слушаться.

– Мама никакая тебе не мама, и я тебе ничего не должна, – дерзко ответила Анжелка.

– Ах, ничего не должна? – разозлилась я. – Если еще раз ты приведешь в дом своих дебильных подружек без моего ведома, я… – тут я запнулась, понимая, что ничего не смогу ей сделать. А, плевать, все равно за вазу отвечать придется. – Я запру тебя в твоей комнате до тех пор, пока не вернется мама.

– А я все ей расскажу, – крикнула Анжелка. – Что ты меня взаперти держала. И что вазу ты разбила, скажу. И она выгонит тебя из дома.

Да я и сама бы ушла, только мне некуда.

– Ну и пусть выгонит, – мстительно сказала я, снова встряхнув сестру. – Я-то на улице не останусь, а вот тебе самой придется прибираться в доме и полоть грядки в огороде. А еще кормить поросят и кур, и выгонять овец в стадо.

В последнее время тетя Света занималась больше собой, чем домашним хозяйством, и ее дела автоматически переложились на меня.

Я знала, что Анжела терпеть не может возиться с животными. И это возымело свое действие.

– Ладно, я не расскажу маме, – буркнула она. – И прибраться помогу. Отпусти.

Я отпустила Анжелу и сказала:

– Подмети здесь и убери осколки. А я принесу воды и вымою пол.

Я вышла из комнаты, и услышала стук со второго этажа, где находились спальни тети Светы, Анжелы, и Алешки.

– Милана, выпусти меня, – услышала я крик брата вслед за стуком.

Я побежала на второй этаж. Алешка стучался из комнаты тети Светы. Я вспомнила, что у нас в доме только ее комната запирается снаружи. Уже лет семь, как тетя Света всегда запирала свою комнату, даже если уходила ненадолго в сельский магазин. Анжела закрыла там брата, чтобы он не мешал ей веселиться с подружками. Если бы она закрыла меня, я просто вылезла бы через окно, хотя этажи в доме высокие. Но Алешке всего девять лет, и то исполнится лишь через несколько дней.

Ключ торчал в скважине замка, и я открыла дверь. Алешка относился ко мне немного лучше, чем его сестра, он побежал мне навстречу и схватил за руку.

– Эта дура заперла меня, – пожаловался брат. – Чтобы я не смог помешать им отрываться.

– Это еще что, – вздохнула я. – Они любимую мамину вазу разбили… Просто не знаю, что теперь делать.

– Нет ничего проще, – усмехнулся мальчик. – Нужно просто купить новую. Я видел такую в одном магазине в Кирове, когда мы с мамой ездили за подарком для Анжелки.

– Но мама оставила мне немного денег, их едва хватит на еду до ее возвращения, – сказала я. – Если я поеду в город и куплю эту вазу, нам придется питаться только хлебом и овощами. И о всяких "Космостарс" и "Киндерпингви" на завтрак и о мороженом на десерт после обеда вам придется забыть.

– Ты можешь взять Анжелкину копилку, да и мою тоже, – сказал Алешка, и вдруг добавил: – Только зачем, когда ты сама богачка.

– Не смешно, – отрезала я. У меня ведь ничего своего нет, ну, кроме одежды, конечно, и та куплена тетей Светой. – У меня даже копилки нет.

– Зачем тебе копилка, когда у тебя в городе две квартиры и куча денег на сберкнижке, – сказал Алешка.

– Какие квартиры, какие деньги, ты сошел с ума? – спросила я.

– Ниоткуда я не сошел, – сказал он, шагнул обратно в комнату, и открыл верхний ящик комода тети Светы, тот, в котором она хранила все документы и разные бумаги: – Вот, сама посмотри.

– Ты зачем лазил в мамин комод? – нахмурилась я.

– Мне тут было скучно, и я искал что-нибудь интересное.

Тетя Света, уезжая, всегда запирала свою комнату, но хитрая Анжелка давно стащила запасной ключ, а тетя Света подумала, что сама засунула его куда-то, а потом забыла. Анжеле не было нужно в комнате матери ничего конкретного, ей просто хотелось, чтобы в доме ей были доступны все уголки. Вот, пригодилось, чтобы на время избавиться от назойливого младшего брата.

– Алеша, я ничего не буду смотреть в комнате мамы, – твердо сказала я. – А ты дашь мне слово, что забудешь обо всем, что видел в мамином комоде. Пошли отсюда. Кстати, я воспользуюсь предложением опустошить ваши копилки.

Когда я вернулась в гостиную, Анжела уже все подмела и застелила стол другой, чистой скатертью.

– Милка, отдай мне мой ключ от маминой комнаты, – сказала она.

– Он не твой, – ответила я. – И ты его больше не получишь.

Анжела обиженно надулась. Но пожаловаться маме, что я забрала у нее ключ от маминой же комнаты, она не сможет. Ключ я положила под бумаги в ящике комода тети Светы, а дверь комнаты захлопнула. Потому что не собиралась копаться в ее документах.

Но то, что сказал мне младший брат, запало в душу, и я не могла об этом не думать. У меня две квартиры и куча денег? Откуда? Но не придумал же Алешка все это. Когда умер дядя Андрей, тетя Света как-то обмолвилась, что мои родители были нищими, и Орловы меня на самом деле взяли к себе из милости.

Я поняла, что не найду покоя, если не узнаю, что он высмотрел там, в этом ящике с бумагами. Но я закрыла дверь комнаты тети Светы, и запасной ключ оставила в ее комнате, так что сама уже не могла в нее попасть.

Хотя почему нет? Форточка открыта. Мое окно находилось как раз над окном комнаты тети Светы. Оно маленькое, но я не толстая, пролезу. Спущусь по веревке до окна второго этажа, просуну руку в форточку, открою окно и залезу внутрь. А потом вернусь тем же путем. Но прежде запру дверь на два оборота. Потому что тетя Света, уезжая, всегда закрывала свою комнату именно так. Если, вернувшись, она заметит, что дверь заперта всего лишь на защелку, она поймет, что туда кто-то заходил. Анжелка никогда не признается, что у нее был ключ, и виноватой снова окажусь я. Мстительная сестра, наверное, уже предвкушает, как тетя Света будет ругать меня и лишит компьютера на целый месяц. Но теперь, когда я решилась проникнуть в комнату тети Светы через окно, пусть сестренка обломится.

Через пару дней я сделала это. Напоила вечером сестру и брата чаем с ромашкой, чтобы спали покрепче, пробралась в комнату тети Светы и открыла ящик с бумагами. Не знаю, что интересного девятилетний мальчик нашел в этих бумагах, а я бы точно заскучала после первых пяти листков. Тут были пачки квитанций за электричество, квитанции об оплате налога на дом и земельный участок, и… а вот это уже интересно – квитанции об оплате налога за две квартиры, которые принадлежат… мне. Мне. А я об этом даже не знала. Тетя Света как-то сказала мне, что у моих родителей ничего не было, и что мы жили на съемной квартире. А тут… целых две квартиры, одна однокомнатная, вторая двухкомнатная. Одна была мамина, другая папина.

И были документы еще на одну однокомнатную квартиру, на имя тети Светы. Куплена она была недавно, как раз примерно в то время, когда была продана лесопилка. Ключи от всех квартир с адресами на брелоках я обнаружила тут же.

В ящике еще лежали расписки об оплате сдачи этих квартир, как на длительный срок, так и посуточно. За каждые сутки – не маленькая сумма. А еще лежали извещения на получение ежемесячного пособия на мое содержание тетей Светой, как моим опекуном. Бумаги на получение бесплатных путевок в лагеря отдыха для меня от отдела опеки и попечительства. И сберкнижка на мое имя, с суммой на счете, которой я сначала даже не поверила, пока цифры три раза не пересчитала. Мама дорогая, да на эти деньги можно еще одну квартиру купить.

Да я не Золушка, я, оказывается, принцесса.

И дядя Андрей, и тетя Света всегда обманывали меня. Они не удочеряли меня, а просто оформили опекунство. А когда дяди Андрея не стало, тетя Света все время напоминала мне, что я живу в ее доме из милости. Теперь я узнала, что благополучие нашей так называемой семьи держится не только на продаже лесопилки… документы на ее продажу лежали тут же, и стоила она не так чтобы дорого. По крайней мере, две трети средств, чтобы шикарно жить, тетя Света получала от сдачи моих квартир. И еще смела попрекать меня, что я живу на ее деньги…

Мне было очень больно и обидно так, что я заплакала. Сначала я решила, что выскажу тете Свете все, что о ней думаю, как только она вернется. Но, немного успокоившись, подумала, и поняла, что ничего не скажу ей. Тогда она поймет, что я рылась в ее бумагах, а мне это надо? Мне было только пятнадцать лет, и, если я пожаловалась бы в опеку, меня отправили бы в детдом или передали другому опекуну. Вдруг это будет еще хуже? А здесь мне привычно… Вот когда мне исполнится восемнадцать, тогда и начну качать свои права.

И все-таки утром, когда я вытряхнула копилки сестры и брата и отправилась в город покупать новую любимую вазу тети Светы, я захватила с собой ключи от обеих своих квартир. Купив вазу, я поехала в однокомнатную квартиру, потому что помнила, что жила в однокомнатной с мамой и папой. Я позвонила в дверь, мне никто не открыл, и тогда я воспользовалась ключом. С замирающим сердцем я вошла в квартиру, где провела первые три года своей жизни. Конечно, здесь все изменилось, но кое-что я вспомнила. Картину на стене над диваном, на котором спали мои родители. Я видела ее каждое утро, когда просыпалась в своей кроватке. Я ничего не стала трогать, и, пока квартиранты не появились, вышла из квартиры.

Потом я поехала в другую квартиру. В ней я ничего знакомого не увидела, зато вспомнила, как мама говорила, укладывая меня спать:

– Скоро мы закончим ремонт и переедем в другую, большую квартиру, Ланочка. И там у тебя будет своя комната. Ты ведь хочешь свою комнату, правда?

– Хочу, – кивнула я.

Тут надо мной склонился папа и добавил:

– А потом мы поменяем обе квартиры на трехкомнатную, и родим тебе сестренку или братика. Кого ты хочешь, Лана?

– Сестленку, – ответила я, уже почти засыпая. – Я буду с ней иглать…

Лана. Ланочка. Так называли меня мои родители. А дядя Андрей и тетя Света называли меня не иначе, как Милочка, и в этом было что-то… пренебрежительно-снисходительное. Теперь мне стало понятно, почему мне так не нравилось свое имя.

Я вернулась в Монастырское с новой вазой, положила ключи от квартир на место, и постаралась сделать так, чтобы тетя Света не заметила, что в ее ящике кто-то рылся.