Текст книги "Приключения-79"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

2

Второй день путники пересекали плато. Нурмолды выбросил трубку Хакима, и Хакима теперь мутило.

– Убей меня, – хрипел он.

– Скоро колодец, отдых!

– Моя мука... сильней жажды.

Они миновали солончак и спустились в урочище Кос-Кудук.

В зарослях истегека хрустнуло под копытом. Нурмолды взглянул вниз – человеческий скелет. Один, другой, третий – много. Ринулся саврасый. Провалилась передняя нога в грудную клетку, как в капкан, в испуге рванулся конь, стряхнул ее, костяным шаром отлетел, покатился череп. Взлетел, как гнездо, и повис на кусте овчинный ком казацкой шапки.

Саврасый обошел полевую пушку. Она лежала со снятыми колесами, в вырезах ее лафета торчали кусты полыни. Нурмолды остановил коня, огляделся. Понял, что не память виновата: замаскирован колодец. Слез с коня, покружил, отыскал знакомую низинку. Разбросал слежавшиеся пласты перекати-поля – открылась низкая каменная головка колодца. Нурмолды напоил коня, наполнил чайник, сказал Хакиму:

– Я за топливом.

В низинке возле свежей ямы темнел холмик. Нурмолды отбросил ногой запорошенные сухой глиной тряпки и бараньи шкуры, разворошил его. Здесь были части конской амуниции, маузеры в кобурах, шинельные и поясные ремни, патронные сумки, запасные части к пулеметам и винтовкам, патронташи, жестянки со смазкой, брикеты пороха, шашки с бронзовыми рукоятями. Нурмолды зажал ножны между коленей, потянул за рукоять обеими руками, вытащил шашку. Она была в свое время обильно смазана, ржавчина окрасила лишь режущую кромку лезвия и густо запеклась возле рукоятки.

Нурмолды свалил оружие в яму, кое-как забросал землей. Оставил себе одну шашку.

Он наломал саксаула на костер и уже возвращался к колодцу, когда услышал крики.

Возле колодца стояли лошади. Крепкий сутулый человек бил ногами Хакима. Второй, длинный, в колпаке, топтался рядом.

– Туркменский выродок! – кричал сутулый. – Выследил? За нашим оружием приехал? Мы зароем тебя в ту яму!

– Не трогайте! – подскочил Нурмолды.

Длинный отпрянул, испуганный блеском шашки. Сутулый богатырь ударом ноги сбил Нурмолды. Нурмолды упал на спину, выронил шашку и ветки.

– Ну, туркменский пес, – проговорил сутулый, отогнул полу бешмета, достал маузер. – Мы тебя сюда не звали.

– Я адаевец, – быстро сказал Нурмолды.

Второй, в колпаке, отвел руку богатыря.

– Я адаевец, мой отец Утеген из родового ответвления Бегей. Я еду из города! Я ликбез! – выкрикнул Нурмолды.

– Утеген? Ха! – усмехнулся сутулый. – Наши имена знает!

Нурмолды назвал имена деда, прадеда, братьев деда.

Адаевцы переглянулись.

– Это ты сбросил оружие в яму? Присвоить хотел, спрятать? – хмуро спросил сутулый.

– А вы, выходит, его закопали? – ответил Нурмолды, поднимаясь.

– Закопали! Чтоб паршивые щенки, отщепенцы вроде тебя, не собрали этих винтовок и не отдали нашим врагам.

– Это каким же врагам?

– Счастья у адаев нет, а врагов много... – примиряюще отозвался человек в войлочном колпаке. – Мы не пустим к себе русских, не дадим ни одной овцы. Мы накажем туркмен, отбросим их в пески. Мы заставим каракалпаков и хивинцев бояться нас. Скелеты остаются от тех, кто является в адаевские пустыни без нашего согласия! Мы завалим колодцы... Да что завалим, мы их просто прикроем кустарником – и будем как в крепости.

– Я отыскал колодец в здешнем урочище, – оказал Нурмолды. – Отыщу в соседнем. Я везу адаям учебники...

Длинный шикнул, оглянулся, повертел головой:

– Слава аллаху, Кежек не слышал тебя... Что везешь? Книги? А эта палка? Карта называется? Что ж, будь здоров, сынок, да будет дорога твоя благополучной.

Длинный, так и не назвавшись, надел свой колпак и отправился к своему спутнику, стал ему помогать упаковывать казацкое снаряжение.

3

Нурмолды не спешил в дорогу – Хаким спал, и надо было отдохнуть саврасому. Хоть и весит Хаким не больше подростка, а все конь двоих везет... Нурмолды положил под голову седло, закрыл глаза. Услышал шорох травы под ногами. Голос сутулого Кежека произнес: «А ну вставай!»

Нурмолды открыл глаза. Сутулый Кежек стоял над ним с пеньковой веревкой, купленной Нурмолды на базаре в городе вместе с брезентовым ведром. Нурмолды поднялся недоумевая. Кежек растянул веревку в своих огромных ручищах, петлей набросил ее на Нурмолды, притянул руки к бокам. Толкнул его, спеленатого. Нурмолды упал, ударился о землю лицом.

Караван тронулся. Нурмолды катался по земле, кричал:

– Верните лошадь! Хаким больной!

Крики его разбудили Хакима. Он поднял, лохматую голову, вскочил, кинулся за караваном, настиг его. Увернулся от плетки Кежека, прыгнул, вцепился в длинного, стянул с седла. Нурмолды попытался встать на йоги, но опрокинулся на спину. Он не видел, как Кежек соскочил с коня, как выдернул маузер из-под пояса. Услышал хлопок выстрела.

...Когда ему наконец удалось высвободиться, караван исчез за увалом. Могилу Нурмолды вырыл ножом. Забросал тело Хакима сухими гипсовыми комками.

Понял Нурмолды: не случайно Хаким кинулся на длинного – главным был он. Утром стянул веревкой тюк с учебным имуществом, взвалил на плечи...

В синих вечерних холмах Нурмолды увидел двугорбого верблюда – бактриана. Он сбросил было тюк и побежал, но в страхе потерять свою поклажу (зачем он здесь, на Устюрте, без азбуки, тетрадей?) вернулся, а когда взвалил тюк на себя и огляделся, верблюд исчез.

Утром Нурмолды потащил свой тюк дальше. Спустился с бугра – услышал шлепанье подошв. Поднял голову: путь ему пересекал бактриан!

Но верблюд не подпускал к себе близко. Нурмолды отчаялся, бредя за ним. Содержимое тюка перемешалось, книги вываливались, он клал их за пазуху, втискивал за пояс... Пришлось пойти на хитрость.

Схваченная веревкой за ногу, верблюдица – а это оказалась верблюдица – смирилась. В носу у нее было проделано отверстие, в котором торчала деревяшка с кожаной петлей. Нурмолды просунул в петлю коней веревки, заставил верблюдицу лечь. Погрузил на нее свою поклажу, сел, поправил за спиной трубку карты. Скомандовал: «Кх! Кх!»

Качнулась верблюдица, выпрямляя задние, а затем передние ноги, вскинула маленькую голову на длинной шее – подняла Нурмолды над равниной пустыни.

4

На колодце Ушкудук он увидел первый аул адаевцев, аул входил в родовое ответвление али-монал.

На сухом пригорке сидели несколько стариков, с ними богатырь в утепленном бешмете и надетой поверх него меховой безрукавке.

– Ассолоум магалейкум, аксакалы и карасакалы! – приветствовал Нурмолды общество и попросил разрешения сесть.

– Аллейкум уссалам, сынок!

Стали спрашивать, куда направляется, кто родители, есть ли невеста. Все признали в пойманной им верблюдице самку, принадлежащую Абу, богатырю в меховой безрукавке. Шутили: «Силы у тебя, учитель, видать, больше, чем у Абу: он с верблюдицей не справлялся. Не он ездил на ней, а она на нем».

Нурмолды сказал, что не учитель он, а культармеец и по профессии маляр, красил в депо после ремонта паровозы и вагоны.

Абу пригласил Нурмолды к себе в юрту. До появления Нурмолды Абу был единственным аульным грамотеем. Узнав от Нурмолды о реформе письменности, он почувствовал себя ограбленным. Вернуть себе сознание собственной исключительности и уважение родственников он мог только одним путем – и Абу принялся уговаривать Нурмолды погостить у него и тем временем обучить его новому алфавиту.

Нурмолды извинялся – ему поручили ликбез в волости Бегей, в этот аул приедет свой ликбез, потерпите...

В юрте завершали ужин, когда появился мужичонка с рябым от оспы лицом.

– Это зять нашего уважаемого Жусупа, – представил рябого Абу.

Рябой с напускной рассеянностью принял из рук Абу пиалу. Выпил первую пиалу, вторую, третью, прислушиваясь к разговору, и после шестой, когда сахар кончился, заговорил.

– Правильно, отправляйтесь дальше, – многозначительно сказал он. – Приедет Жусуп, неизвестно, как он на вас поглядит.

– А что, Жусуп вскоре должен быть здесь? – спросил Нурмолды. – Если он появится, передайте ему, что представитель Советской власти приглашает его на беседу.

Рябой по-детски шмыгнул, носом, заморгал. Но у дверей он вернул своему лицу и движениям значительность.

– Через три дня Жусуп будет здесь! – выкрикнул он. – Ты будешь ползать у него в ногах!..

И выскочил из юрты.

Абу вздохнул:

– Этого суслика собственные бараны не боятся... А он прибежал тебя стращать. А самого баба лупит... Он терпит: как же, сестра Жусупа. Жусуп пошел грабить аулы туркмен...

Нурмолды рассказал о встрече в урочище, о захороненном оружии, о гибели Хакима.

– Тот длинный был Жусуп? – спросил он.

– Он самый... А сутулый Кежек – его телохранитель.

– Был какой-то Кежек, знаменитый силач, – припомнил Нурмолды. – Я слышал о нем в детстве.

Хозяева переглянулись. Абу буркнул, что жусуповский телохранитель и есть тот самый Кежек. Нурмолды сказал:

– Я тороплюсь в аулы волости Бегей. Но я задержусь в вашем ауле. Жусупа подожду...

Абу незаметно для старика поманил Нурмолды. Они вышли из юрты, поглядели, как жена Абу доит кобылу. Абу отогнал жеребенка, велел отойти жене. Подлез под кобылу, легко выпрямился, поднял. Произнес свободно, без видимого напряжения:

– Слышал о борце Танатаре? Он был мой отец. Сутулый Кежек в схватке смял ему внутренности. Отец после того прожил недолго. Я выпрямлю Кежеку его кривую спину...

...На другой день аульные энтузиасты во главе с Абу поставили на сухом пригорке шестистворчатую юрту для Нурмолды.

Первый урок Нурмолды дал ребятишкам. На второй урок собрал женщин.

Мужчин Нурмолды собрал вечером – они просили не унижать их, не сажать на занятии вместе с женщинами.

Он достал из чехла свое богатство – гимназическую карту мира. Аудитория была поражена словами Нурмолды. Перед ней вселенная, перенесенная на бумагу!

– Айбаяй, вселенная как монета! Но если мы на верхней стороне, то как же люди не падают в бездну с той, с нижней стороны? И вода не выливается?

– Но где же мы? Где Ходжейли? Где Хива, где Кетыке? [21] 21
  Форт Александровский.


[Закрыть]

Водили пальцами по узорам горных хребтов, дивились остромордым белым медведям в россыпи голубых, колких, как рафинад, льдов, радовались верблюду, сайгакам, тушканчикам, рассматривали место на западном берегу Арала, где Нурмолды поставил карандашом девять треугольничков – юрт, – изобразил их аул.

5

В середине ночи Нурмолды разбудил крик. Нурмолды спал одетым, он выскочил наружу одним из первых.

Возле крайней юрты стоял большеголовый человек с винтовкой за плечами и шашкой, в ногах у него комом тряпок чернела женщина. Нурмолды склонился над ней, увидел, что она обнимает лежащего на земле парня.

– Мой единственный! – кричала женщина. – Почему они не убили меня?!

Большеголовый человек пробасил:

– Чего воешь? Толкую тебе, жив он. Только без памяти... Вторые сутки как ранило. Стал бы я мертвеца тащить.

Нурмолды поднял голову – Кежек, убийца Хакима!

Вскоре в ауле спешилась группа всадников человек в шесть. К Жусупу кинулся его зять, захлебывался словами, указывал на Нурмолды.

Жусуп вытер коню холку пучком травы, затем подошел к старикам, на ходу разминая руками затекшие ноги, поздоровался. Старики ответили.

Нурмолды, не дав им произнести вежливые вопросы о дороге, сказал:

– Жусуп, ты ведешь за собой погоню. Ты хочешь спрятаться за стариков и детей? Уходи своей дорогой, Жусуп.

Молчали старики, молчал Жусуп. На ближней юрте под ветром хлопала кошма загнутым углом.

– Кто нас приютит? – сказал наконец Жусуп. – Молчите? Я пристыжу вас – я приму приглашение этого безродного, – он ткнул пальцем в Нурмолды.

Кежек сказал как скомандовал: «Барана зарежьте пожирней!» – и, когда мужчины аула вошли в юрту, тычком вогнал следом Нурмолды.

Юркий зять Жусупа принес новый войлочный ковер – текемет, подушки, два заправленных салом светильника.

При всеобщей тишине вошел Жусуп. Повесил лисью шубу, колпак и громоздкий бинокль на деревянную подпорку-вешалку, остался в вельветовом пиджаке.

– Ты не внял моему предупреждению и не повернул обратно? – с улыбкой спросил он Нурмолды. – Все это ты сделал, разумеется, не подумавши?

– Я подумал, Жусуп.

– Туркменский пес! – взвизгнул рябой. Он сидел за плечом Жусупа, воображая себя визирем.

Кежек встал на колени, одной рукой оперся о землю, другую протянул с намерением ухватить Нурмолды. Но руку его перехватил Абу, прижал к кошме, сказал:

– Жусуп, учитель наш гость, так же как вы...

Кежек выкрутил руку, сел на место – не дело было затевать возню при стариках.

– Я не гость! Я ваш нукер, да буду я за вас жертвой, адаи. Не пожалею ни себя, ни коней, ни джигитов, я буду жить в седле, но вырежу всех предателей... – сказал Жусуп спокойно. – Почему туркмены встретили нас пулями? Откуда, от кого они узнали о нашем походе? Их ведет предатель. Вот почему они в нашей степи как у себя дома!

Вот оно, подумал Нурмолды, вот оно, к чему вел Жусуп! Его поход – начало новой истории адаевских племен, и он не мог окончиться в этом нищем ауле! Жусупу нужна была вера джигитов, послушание аулов, ему нужен был успех! Ох бандит!

Своим тихим голосом заговорил Ахык:

– Успокойся, Жусуп. Учитель не хотел тебя обидеть. Не бросай шубу в огонь, рассердившись на вшей. Сейчас подадут мясо, поговорим о приятном.

– Спасибо, аксакалы, заступаетесь за меня, – сказал Нурмолды. – Но не закончен наш разговор... Жусуп, не вернутся в наши степи старые времена, когда адаи гнали отсюда калмыков, а русские генералы натравливали адаев на туркмен. Нынче не нужен нукер в наших степях.

– Не может быть мира в степи, – устало сказал Жусуп. – Летовки сокращаются, земли захватывают пахари, застраивают. Аулы ссорятся из-за пастбищ.

Нурмолды развернул карту.

– Взгляните: вот здесь страна, называется Украина. Не больше земли, чем у казахов, но в сто раз больше людей умещается на ней. Потому что украинцы живут оседло, косят сено, сеют хлеб. Под Верным Советская власть строит казахам дома, дала плуги...

Поднялся Кежек, вырвал карту из рук Нурмолды. Карту, смятую в ком, бросил в костер, на котором похлюпывал, плескался котел с мясом.

Нурмолды бросился к костру, схватил огненный комок, – в руке у него остался клочок бумаги.

По слову Кежека привели саврасого, дали Нурмолды повод в руки. Кежек указал в темноту:

– Наше мясо еще в котле, у тебя есть время убраться. Если я застану тебя после нашей трапезы, я велю привязать тебя к хвосту лежащей лошади и хлестну ее...

Нурмолды погладил саврасого по морде – тот узнал его, приветливо всхрапнул.

В степи громыхнул выстрел. Заголосили аульные псы, заметались женщины, будили детей, вытаскивали их из юрт. Дети плакали.

На меловом от луны склоне холма чернела группа всадников.

– Туркмены, Жусуп, туркмены! Ты навлек на нас беду. Жусуп, защищай нас!

Жусуп, он был уже в седле, ответил негромко:

– Нас лишь семеро...

Жусуп и его бандиты скользнули в темноту лощины.

Нурмолды вскочил на саврасого, поехал навстречу всадникам. Аул со страхом глядел ему вслед.

Старший группы подал руку Нурмолды.

– Ты Советская власть? Салам, меня зовут Чары. Я тоже Советская власть, только бумаги с печатью нет.

– Я ликбез, яшули... [22] 22
  Уважительное обращение (туркм.).


[Закрыть]

– Жусуп здесь? – спросил, выезжая вперед, милиционер. Когда Нурмолды ответил ему по-русски, что бандиты кинулись на Кара-Бутак, что лошади у них не отдохнули, подал руку: – Кочетков.

Отряд сорвался с места.

...На белой полосе гипса возникли черные фигуры бандитов. Гортанно взвыла погоня, криками взвинчивая коней.

Налетели, сшиблись, завертелся страшный вихрь...

Свесившись с коня, Нурмолды вгляделся в связанных бандитов, не нашел среди них ни Кежека, ни Жусупа.

Погоня оставила двух людей возле связанных бандитов, разделилась, унеслась по бело-синей равнине.

Подъезжая к аулу, Нурмолды догнал всадника, окликнул его. То был один из подростков, в начале ночи посланных Кежеком высматривать в степи туркмен.

– Тебя Кежек послал в аул? – спросил Нурмолды.

Парнишка растерялся и молчал.

– Что им понадобилось в ауле?

– Зять Жусупа должен привезти им побольше пищи и то, что было оставлено ему раньше, – прошептал парнишка. – Так сказал Жусуп.

Нурмолды остановил саврасого:

– Они спрятались в овраге?

– Там...

– Вернемся, покажешь мне овраг. – Нурмолды поймал за узду коня парнишки, развернул.

Они проехали солончак, попетляли в хаосе невысоких холмов, огибая мелкие ответвления оврага, выехали к черному провалу, и здесь парнишка зашептал:

– Дальше не надо, учитель!

Они не успели развернуться, как сбоку из-за холма появился всадник. Нурмолды узнал Кежека. Силач налетел – и Нурмолды не успел испугаться, как был вышиблен из седла.

...Очнувшись, он услышал над собой голос Жусупа:

– Клещ проклятый...

– Он был один, – сказал Кежек. – Пристрели его.

Жусуп слез с коня, с маху ударил Нурмолды ногой в бок. Боль как разорвала Нурмолды, он вновь опрокинулся в темень...

Его пытались поднять. Он встал на четвереньки, повизгивая от боли, – видно, ему сломали ребро. Над ним стоял парнишка.

– Вы живы, учитель? Кежек хотел вас застрелить, а Жусуп говорит, что вы и так дохлый, а выстрелы туркмены услышат... Я сказал им, что в ауле нет чужих, они поехали в аул...

Жусуп и Кежек стояли возле юрты жусуповского зятя с пиалами айрана в руках.

Нурмолды встал, его пошатывало и тошнило, боль в боку не давала свободно вздохнуть.

Кежек выругался.

– Я говорил, надо было его пристрелить!..

Черные полосы теней легли справа и слева. Нурмолды оглянулся: позади его стояли Абу, дед Ахык, подросток. Подходила мать Абу.

Кежек отдал пиалу Жусупу, пошел на Нурмолды и уже протянул к нему руку, Абу перехватил ее, крутанул и бросил Кежека оземь.

Нурмолды поднял выпавший у Кежека маузер, направил на Жусупа: не шевелись!

В храпе, ругани катались по земле Абу и бандит...

Жусуп попятился.

– Стой, выстрелю! – прохрипел Нурмолды. – Стой!

Голос ли выдал его, выдала ли нелепо вытянутая дрожащая рука, но понял Жусуп, что не выстрелит он, что, может, впервые держит оружие. Повернулся бежать – и вдруг рухнул плашмя. Все увидели стоявшего на четвереньках жусуповского зятя. Вмиг он стянул руки Жусупа арканом.

Жена бросилась на него с криком: «Спятил!»

Он остановил ее тычком в грудь, властно сказал:

– Молчи, женщина, не лезь в дела мужчин.

6

В школьной юрте доедали барана, что варился для Жусупа.

– Такой другой карты нет, их делали до революции... – Нурмолды разгладил на колене синий обрывок карты. – Как же я теперь буду рассказывать в аулах бегеев про другие страны?

– Ты сделаешь такую же карту, – сказал Абу, – ведь ты маляр.

– Я простой бояуши, красильщик... и я не помню всех частей карты.

– Я запомнил то место, где водятся лошади без хвостов и пятнистые ослы с длинными шеями и рожками, – сказал аксакал Ахык.

– А я запомнил горы, их узор подобен узору моего войлочного ковра, – сказал другой старик, Чары.

Нурмолды достал остатки богатства – две коробки цветных карандашей, две овальные картонки с пуговками акварели на них и рулон обоев, выданный уполномоченным вместе с тетрадями.

– Начинай, – сказал Чары. – Изображай колодец Клыч, моих овец, кибитку, меня.

– Я думаю, уважаемый Чары, в середине следует поместить колодец Ушкудук, где мы находимся сейчас, – возразил Абу.

Нурмолды примирил спорщиков:

– Я нарисую колодцы так, что тот и другой окажутся в середине вселенной.

Он изобразил колодцы, овец – мохнатые страшилища, изобразил юрты и возле них лошадей.

Нарисовали дорогу Кокжол, соединявшую Хиву с Красноводском, и дорогу, соединявшую Хиву и Форт Александровский, кружками отметили Мары, Ашхабад, Мешхед, Аральское море и Каспийское – последнее сделали размером меньше первого, потому что площадь листа заполнялась на глазок.

Чары обмакнул кисточку в краску и, вдавливая ее в бумагу, продолжил ряд мохнатых чудовищ и при том шептал счет (Чары имел двадцать три барана).

Его пристыдили, и работа продолжалась. Европе была отпущена площадь в ладошку, и ту заполнила картина города, где по улицам плавали на лодках. О таком городе Нурмолды слышал от моториста портового катера. Америка тоже не получила достойного места – бумага кончилась.

Карта была завершена. Она напоминала собой плохо выкрашенный забор. Удивительная карта.

Нурмолды пересчитал части света. Одной недоставало. Возле пятна, намалеванного Чары в правом углу, Нурмолды написал: «Австралия».

– Бегеи будут довольны картой, – сказал Абу. – Но ты выполнишь свое обещание, учитель?

Ахык сказал, что учителю надо помедлить с дорогой, пусть срастется у него ребро.

– Конечно, Абу, прежде чем я отправлюсь дальше, научу тебя читать и писать по-новому, – ответил Нурмолды. – Ведь здесь ликбез будешь ты, Абу...