Текст книги "Мир Авиации 2005 02"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– Пытались запустить двигатель?

– Да! Но ничего не получилось.

По инструкции и по условиям Союза, двигатель после помпажа запускать категорически запрещено: может последовать очередной помпаж, а за ним пожар. Но то в Союзе… Я подумал, что мы и так много машин теряем, и бросать хоть и полуживой вертолет жалко. Решил попытаться поднять его в воздух. Кузнецова и его правого летчика Смирнова я отправил на свой вертолет с приказом взлететь и прикрывать нас сверху, а в случае нашей неудачи – подсесть и забрать меня и борттехника с аварийного борта. В этот момент в вертолет вломился комбат, который указал на меня пальцем и покрутил тем же пальцем у себя у виска. Я ему объяснил ситуацию, и он увел ребят к моему вертолету. Он повел их не напрямик (как я бежал), а в обход минного поля.

Остались мы вдвоем с кузнецовским борттехником. Даю ему задание – включить переключатель «прокрутка» (мы находились на высоте 3600 метров и с одним двигателем не взлетели бы) и слить топливо за борт, оставив минимальное количество. Кузнецов трижды пытался запустить двигатель, значит – камера сгорания залита топливом, а «прокруткой» мы выдуем оттуда лишний керосин и только тогда запуск двигателя будет возможен. Выполняем «прокрутку»… кажется, проходит вечность, пока стрелка идет до 24% НТК «турбокомпрессора» и возвращается к нулю… Я тут же нажимаю «запуск». С первой же попытки двигатель вышел на «малый газ». Гора с плеч! Есть маленькая победа! Хотя радоваться рано. Надо проверить двигатель и попробовать поймать режим, на котором он может запомпажировать, ведь на взлете – а надежда взлететь нас не покидает – мне придется выводить двигатели на полную мощность, т.е. надо проверить все режимы: «малый газ», «крейсерский», «номинал», «взлетный» и «форсаж»… РУДом начинаю поднимать обороты и внимательно смотрю на стрелку оборотов турбокомпрессора и температуру газов, жду когда начнутся признаки помпажа, т.е. скачкообразный рост температуры и оборотов и характерные хлопки. Чуть выше малого газа пошла прыгать стрелка температуры, т.е. мы подошли к помпажу, дальше нельзя обороты поднимать. Сбрасываю обороты до малого газа и вывожу здоровый двигатель на взлетный режим. В сумме тяги, конечно, маловато, но можно попытаться подняться. Теперь, чтобы взлететь, надо развернуть машину на 180 градусов, потому что вертолет смотрит в гору, а мне надо взлететь вниз по ущелью. Пока разворачивались, вертолет висел над камнями буквально в 15 сантиметрах – четыре раза плюхались обратно. Наконец-то развернулись, в душе перекрестился (руки-то заняты!), борттехнику говорю, чтобы он держал руки на кранах остановки двигателей: если на взлете ударимся о камни (а всё дно ущелья было усеяно огромными камнями с торчащими ребрами), надо успеть выключить двигатели – топливо не загорится, тогда хоть покойники будут красивые. Впереди замечаю огромнейший валун, лежащий плашмя и ровный как стол. Надо до него добраться и попытаться взлететь с носового колеса… И когда вижу, что передние бронеплиты начинают закрывать этот камень, и чувствую, что носовое колесо катится по валуну, зажимаю передний тормоз, выжимаю из двигателей всё, что можно, отпускаю тормоз и… взлетаю… Потихонечку идем вниз по ущелью, набирая высоту и скорость, пот градом льется из– под шлема, борттехник застыл, как изваяние, руки у него на кранах остановки двигателей – шелохнуться боится. Благодарю бога за удачный взлет. Тут, после всех скаканий по камням, заработала рация, выхожу на связь с Кузнецовым, собираемся в группу и идем на базу…

За всем происходящим внимательно наблюдала разведгруппа спецназа, сидевшая в этом ущелье. Командир у них был по кличке «Борода», он доложил своему командиру, а тот по инстанции выше. Их командующий связался с нашим, объяснил ситуацию, сказал, что этого летчика, с позывным «490», пехота и разведка хорошо знает, много раз выручал их в Панджшере, и надо бы его наградить. Командующий авиации 40-й армии поддержал инициативу и приказал готовить документы на звание Героя Советского Союза…

Только были люди, которые сделали всё, чтоб я этого звания не получил.

Меня наградили орденом Красной Звёзды. Потом боевые действия в ущелье пошли на убыль, «духи» отошли в труднодоступные районы, наши войска захваченные плацдармы стали передавать «демократам» и уходить из ущелья.

А потом, позже, Ахмад-Шах Масуд вернулся и вышиб афганские войска из Панджшера…

Асадабад

После Панджшера мы успели поучаствовать в Кабульской операции, а потом нас перебросили под Асадабад (точнее – между Асадабадом и Джелалабадом, к востоку от последнего). Прилетели на место, представились полковнику Томареву. Он нам описал характер боевых действий, обстановку в данном районе, указал на то, чему надо уделить первостепенное значение. Спустя время мы, сдав необходимые зачеты экзамены, приступили к боевой работе.

Хочу рассказать об одном случае. Дорога между Асадабадом и Джелалабадом была блокирована «духами», и перевозка боеприпасов и продовольствия была затруднена. Для деблокации этой дороги привлекли 66-ю бригаду спецназа подполковника Посохова. Трудность заключалось в том, что, во-первых, район высокогорный, а во-вторых, кругом водохранилища, а это – большая влажность и большая температура. В таких условиях тяга несущего винта резко падает, т.е. вертолет становится вялым, ощущается недостаток мощности двигателей. То есть работать очень сложно.

Спецназовцы ушли в горы, чтобы выкурить «духов», которые оседлали господствующие вершины вдоль трассы и вели обстрел проходивших советских колонн и минировали дорогу. Короче говоря, блокада – полная. Под вечер, после очередного вылета, мне приказали прилететь в штаб 66-й бригады спецназа. Прилетели, доложились о прибытии Посохову, его я знал по Панджшеру, и взаимной работой мы были довольны. Он мне говорит: «Аркадий, тут недалеко три моих взвода держат высоту. Жратва у них есть и патроны есть, а воды нет, мучаются страшно… Твои летали, но сесть не смогли. Расклад такой – первый взвод держит вершину, второй ниже, – в середине, третий – внизу, получается типа ступеньки. Попытайся где-нибудь среди них сесть и забрать больного». «Попробую», – говорю.

Налили воды в чулки из-под ОЗК (в бочки не наливали, при ударе о землю они бы раскололись). Взлетели. Вышли в заданный район. Решил сделать проход, чтобы посмотреть, куда можно приткнуться. Перед отлетом Посохов заверил, что его ребята обеспечат нам максимальную безопасность при посадке. Ведомым был верный капитан Кузнецов. При проходе – шли на малой высоте – снизу началась стрельба и взрывы гранат, хотя Посохов обещал «тишь да гладь». Запрашиваю «землю», слышу в ответ, что это ребята себя обозначают. Они до того обезумели без воды и вот таким образом привлекали наше внимание, чтобы мы поскорее сели. До нашей командировки в Джелалабад, при очередной попытке скинуть «духов» с высот, одна из групп потеряла 12 человек, которые умерли от солнечных ударов и отсутствия воды. До меня несколько экипажей попытались сесть – не получилось. Бойцы всё это видели – а им сложно объяснить, что вертолет не везде сядет и у него есть ограничения – и таким образом показывали свое нетерпение. Их понять можно, без воды, на самом солнцепеке – это кошмар. Сделал второй заход, сел в седловине, если конечно это можно назвать посадкой – основные стойки на камнях, носовая висит над пропастью. Ведомый мой встал в круг и сверху прикрывает нас. В Афганистане вертолеты в горах парой не садятся, во-первых – места не бывает, во-вторых, в целях безопасности – один садится, второй прикрывает сверху, потом наоборот.

Борттехник открывает дверь грузовой кабины, и в вертолет начинают влетать бойцы – хватают чулки и жадно пьют, постепенно их в грузокабине становится все больше и больше. Вертолет угрожающе раскачивается, грозя свалиться в пропасть. Дверь в пилотскую открывается, и к нам влезает сержант-спецназовец, приставляет ствол автомата к моему виску и командует: «Никто никуда не летит». Я сначала оторопел от такой встречи – мы тут карячились-садились, а они мне автоматом в висок. Потом стала разбирать злость: до того как вломился сержант, я видел, что напившиеся солдаты стали попросту брызгать друг в друга, но я не успел их остановить, т.к. все внимание уделял удержанию вертолета. Кричу борттехнику, чтобы навел порядок, но у него ничего не получается: напившиеся спецназовцы падают на пол, животы у них раздулись, начинают истерически смеяться, брызгаться. В злости кричу сержанту: «Убери ствол», а он в ответ сильнее давит на висок. Ситуацию спас лейтенант, спустившийся к вертолету – вместе с борттехником они навели порядок. Из полностью забитого емкостями-чулками вертолета большая часть воды была пролита, и это при том, что первый и третий взводы еще не пили. Потом лейтенант «отодрал» от меня сержанта, и я на родном русском и могучем вспомнил всю его родню до седьмого колена и все медицинские термины, объясняющие сущность появления его на свет. Он посмотрел на меня благодарными глазами и извинился. Потом, когда все успокоилось, мне объяснили: солдаты просто очумели на солнце и, видя неудачу предыдущих бортов, теряли надежду на спасение. Когда же нам удалось приземлиться, они уже не контролировали себя – им надо было во что бы то ни стало задержать нас.

Остатки воды они выгрузили, погрузили заболевшего солдата, и мы улетели. Когда шли домой, борттехник попросил, что бы я выглянул в салон, я обернулся и увидел – заболевший солдат бегал по отсеку и ловил мух… От жары и жажды он сошел с ума. Тяжелое зрелище…

Насчет этой посадки, я не хочу обижать тех ребят, которые не смогли сесть до нас. Нам просто повезло – я полетел под вечер, жара и влажность спала, и это нам помогло.

В сентябре истек срок моей командировки, и я вернулся в Союз.

Возвращение. Кандагар

Что такое Кандагар ?

Мухи. «Духи». И кошмар

(из солдатской песни)

Второй раз в Афганистан я попал в 1986 году. Место службы и характер боевой работы были абсолютно новые – попал в Кандагар. В 1986 году война в Афганистане круто изменилась: что касается «духов» – они перестали воевать большими отрядами, перестали водить огромные караваны с оружием, разделились на небольшие мобильные отряды, хорошо экипировались для горной местности, получили прекрасное западное вооружение, мощные японские рации, джипы и мотоциклы. Основной поток оружия для моджахедов шел с юга вглубь страны, и для перекрытия этого потока был создан так называемый «Южный пояс» – 8 батальонов спецназа свели в две бригады, со штабами в Джелалабаде и Лашкаргахе. Задача перед батальонами была простая – поиск и уничтожение караванов с оружием.

Я попал в 205-ю отдельную вертолетную эскадрилью, которая обслуживала Кандагарский спецназ, на должность зам командира вертолетного отряда. На этой должности пробыл недолго, поскольку командир уехал в Союз, и меня назначили на его место. В отряде были Ми-8МТ и Ми-24.

Во второй командировке я обратил внимание на то, что наши тоже стали воевать с умом – без разведки на рожон не лезли, стали беречь людей и технику. Что касается вертолетчиков, то с появлением у «духов» «Стингеров» мы спустились со средних высот на малые, летали над самой землей. Теперь в каждом вылете, будь это патрульный полет над пустынями Кандагара, досмотр или атака каравана, нас дополнительно стали прикрывать штурмовики Су-25. В результате потери авиации, особенно в вертолетах, резко сократились.

Во второй командировке, в бытность командиром отряда, я не потерял ни одного экипажа. Хочу несколько теплых слов сказать о ребятах-спецназовцах – вот это были настоящие боги войны в Афганистане, хорошо вооруженные и натренированные, они были грозой «духов». К большому сожалению, специфика нашей работы со спецназом до сих пор не дает права огласки совместных операций.

В кабине вертолета. Слева – к-p спецназа, справа – А. Моисеев. Кандагар, 1986 г.

Летчик Енин. Кандагар

Снимок со спецназом. В центре – командир отряда спецназа, А. Моисеев – слева. Кандагар, 205-я отдельная вертолетная эскадрилья, 1987 г.

Караван

Расскажу о нескольких боевых операциях, в том числе и о той, за которую я был награжден орденом Красного Знамени. Это было в конце 1986 года под кишлаком Маю (между Кандагаром и Калатом). По агентурным данным, через нашу зону должен был пройти большой караван с оружием, воздушная разведка обнаружила грузовики, закрытые тентом, и квадрат обнаружения был передан нам. По тревоге мы вылетели на поиск – два вылета оказались безрезультатными, на третьем мой борттехник – прапорщик Волошин – доложил, что видит под деревьями подозрительные предметы. Кричу ему, чтобы он дал очередь из носового пулемета, прапорщик выполнил приказ. Под деревьями вспыхивает огонь, и видим, что это стоят замаскированные грузовики. Даю залп из ракет, за мной – мой ведомой, капитан Якунин. Мы цель обозначили, за нами в атаку устремились Ми-24 капитана Державина и капитана Феофанова, потом – остальные летчики группы. Выполнили по 2-3 захода. Что тут началось!!! Огненный смерч из разлетавшихся ракет, мин, снарядов встал за нашими вертолетами. Я со своей группой отошел на безопасное расстояние, и в этот момент еще несколько огненных смерчей взметнулось в небо, это взорвались стоящие рядом грузовики. Мы отошли еще дальше, высадили спецназовцев для того, чтобы они провели разведку, а сами пошли на базу, чтобы пополнить топливо и боекомплект. В это время по моей заявке взлетела группа Су-25 под командованием майора Комарова и нанесла бомбоштурмовой удар по всем подозрительным местам кишлака, и из Кандагара вышла усиленная бронегруппа.

Потом, как выяснилось, этот караван из 15 машин, шедший из Пакистана, остановился на дневку в Маю, часть машин замаскировали и спрятали в кишлаке, часть в ущелье, а остальные перегнали в соседний маленький кишлак, который находился на выходе из этого ущелья, севернее Маю, километрах в десяти. Дозаправившись, мы вьиетели обратно. От кишлака ничего не осталось: бронегруппа вместе со спецназом зачистили Маю и стали продвигаться к соседнему кишлаку. В ущелье они обнаружили вторую группу замаскированных машин и уничтожили ее. Наши попытки проскочить через ущелье оказались тщетными – разлетающиеся осколки закрыли проход.

Спецназ, двигавшийся впереди бронегруппы, передал по рации, что со стороны маленького кишлака по направлению Маю движется большая группа мотоциклистов. Выяснилось, что это была охрана каравана. Услышав далекие раскаты, они решили узнать, в чем дело. Спецназовцы попросили нас отойти, устроили засаду и посекли всех мотоциклистов. Затем они вместе с бронегруппой ворвались в кишлак, где и обнаружили еще несколько спрятанных грузовиков. Автомашины были уничтожены. Караван был «забит».

Снизу доложили, что бойцы работу в кишлаке закончили, разлет осколков ракет и мин прекратился – можно облететь весь район работы, что мы и сделали. Вид снизу был впечатляющим. Мы приземлились, ребята к вертолету приволокли труп китайского инструктора и портфель «духовского» бухгалтера. Вместе с командирами экипажей я посмотрел документы. В грузовиках находилось 1,5 тысячи ракет «земля-земля» китайского производства и свыше 1 миллиона мин, патронов и гранат. Через несколько дней по этому случаю прибыл полковник из Генштаба, и ему бьиа передана вся документация. Сколько мы спасли солдатских жизней, аэродромов и военных городков – это судить не нам. Командир спецбригады сказал мне, что все участники этой операции будут награждены орденами и медалями. Меня наградили орденом Красного Знамени, при вручении командир сказал: «Эта награда тебе, Аркадий, за караван, за спасение командира спецназа и за твою боевую работу».

А. Моисеев в группе слушателей Школы летчиков– испытателей им. М.М. Громова. 1989 г.

Встречи на выставке в Берлине ILA-92.

Вверху: с М.Л. Галлаем, внизу: с У. Унгером и МЛ. Галлаем

После разгрома каравана у кишлака Маю одна из наших разведгрупп, по данным разведки, ушла в горы для перехвата каравана, в котором, предположительно, находились «Стингеры». Караван они перехватили. Грузовиков было значительно меньше, чем у кишлака Маю, но охрана оказалась настолько многочисленной (около 300 «духов»), что группа сама оказалась в окружении. В бою тяжелейшее ранение в голову получил командир группы, и надо было срочно эвакуировать раненого. Трудность заключалось в том, что мне пришлось садиться ночью в горах, на удалении 100 км от базы. Раненого мы эвакуировали, разведчики без потерь выскользнули из кольца. Потом этот район обработали Су-25. И при эвакуации, ночью, нас прикрывали штурмовики. Посадка в горах это что-то… Куда садиться – не видишь, работаешь только по командам авианаводчика… Темень, огни включать нельзя, того гляди – лопастями заденешь за что-то. В общем, жутковато. Потом еще несколько раз садился ночью в горах, вывозил окруженных десантников.

Севернее Кандагара, под Таринкотом, в апреле 1987 года был сбит Ми-24 майора Захарова, летчик-оператор ст.лейтенант Самсутдинов 2*

[Закрыть]погиб. Захаров при падении вертолета получил компрессионный перелом позвоночника. Мы срочно вылетели и при подлете к упавшему вертолету увидели, что к нему бегут «духи» в надежде захватить летчиков в плен. Я с ходу высадил бойцов, а мой ведомый, капитан Якунин, прикрывал сверху. Взлетел. Встал вкруг, прикрывая ведомого. Пока он разгружался, «духи» совсем близко подошли к упавшему вертолету, и первая группа десантников, высаженная мной, вступила в бой. Якунин взлетал под обстрелом. Пристроившись, мы пошли в атаку. Сложность заключалась в том, что бой был ближний, спецназовцы отбивались даже гранатами. «Духи» очень близко подошли, и стрелять нам пришлось очень филигранно, чтобы не зацепить своих. Я расстрелял весь боекомплект ракет, а мой прапорщик 6 цинков патронов из носового пулемета. Мы отогнали моджахедов, и по команде с земли я быстро подсел, погрузил вертолетчиков и десантников и взлетел. Встал в круг, прикрывал Якунина, который пошел на посадку за своими бойцами.

2* По данным МО, фамилия старшего лейтенанта Шамсутдинов (Прим. ред.).

После войны. Семейное фото

А. Моисеев в кабине опытной машины. ЛИС Казанского вертолетостроительного завода, 2002 г.

Еще раньше, в конце 1986 года, между Кандагаром и Калатом был сбит Ми-6. Экипаж выпрыгнул на парашютах. Штурман при этом погиб. Члены экипажа сбитого вертолета называли его Володей, у него то ли парашют не раскрылся, то ли он погиб при взрыве вертолета. Поисковый вертолет подобрал живых, но штурмана не нашел и вернулся на базу. Это было ЧП, ибо к 1987 году мы старались вывозить всех – живых или мертвых. Это был закон.

Найти тело летчика приказали мне. По свидетельствам членов экипажа, штурман упал недалеко от вертолета. Вышел в район падения, сзади дежурная пара Ми-24, шли на предельно малой высоте, опасаясь ПЗРК. Ситуацию осложняло то, что на борту у меня не было десанта: в поисково-спасательных операциях они незаменимы, при эвакуации одна часть эвакуирует раненых и убитых, вторая – занимает круговую оборону возле вертолета. В этом полете в салоне был один фельдшер. Подбитый вертолет лежал в низине, я сходу сел возле него. За пригорком находился крупный кишлак, и, по всей вероятности, – «духовский». Скорее всего, именно из него и применили ПЗРК против Ми-6. Прикрывавших меня Ми-24 попросил отойти на безопасное расстояние и не маячить на виду всего кишлака. Выйдя в салон, я крикнул фельдшеру, чтобы он шел искать тело штурмана, но он, как в ступоре, вцепился в свою сумку и не двигался. Я стал его торопить, говоря, что здесь скоро будут непрошеные гости, а он только еще крепче прижал сумку, и глаза его стали расширяться от ужаса. Борттехник на ухо мне крикнул: «Да вы хоть стреляйте в него, товарищ командир, а из вертолета он не выйдет». Обматерив его, я поставил задачу своим, сам схватил автомат и побежал к упавшему Ми-6. Обыскал все вокруг, но тела штурмана не нашел. Наконец, поднялся на пригорок посмотреть, не идут ли сюда из кишлака, и как раз с этого пригорка увидел лежащее на песке тело. Сомнений не было – это был штурман. В любой момент из кишлака могли появиться люди, ибо нашу посадку видели. Понимая, что счет идет на секунды, я вскочил и стремглав помчался вниз к лежащему телу. Добежав, взвалил его на себя и побежал обратно.

И уже перед самой заменой мы выполнили боевой рейд на базовый район «духов» в полном составе вертолетного отряда. Эта база находилась на границе с Пакистаном, на удалении 180 км от Кандагара. Мы разгромили очень большую колонну автомашин, готовых к отправке в Афганистан.

После возвращения я продолжил службу в ВВС. В 1989 году закончил ШЛИ им. М.М. Громова, сейчас работаю летчиком-испытателем на Казанском вертолетном заводе.

Материал к публикации подготовил Ильдар Валеев

РЕПЛИКА