Текст книги "Приключения четырех дервишей"
Автор книги: Автор Неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
Он вновь вошел в первую дверь, держа перед собой подол. Я разозлился на него и сказал:
– Эй, ты, какой же ты дервиш! Это звание и одежда не подходят тебе. Ты, видимо, ни от кого до сих пор не получал головомойки и уж, конечно, никогда не был чьим-нибудь наставником. Что за жадность? Из старых летописей я знаю, что, если у дервиша есть грош и он ему не надобен и не находится нуждающийся в нем, дервиш должен бросить его. У тебя сейчас сорок динаров, но ты опять попрошайничаешь. Я не считаю сейчас себя неправым, и ничего тебе не дам.
Дервиш выслушал упреки, зло взглянул на меня и сказал:
– Ты, раб Аллаха! Если я и не был ничьим наставником, то тебе даже не знаком запах щедрости и великодушия в тебе совсем нет. Если хочешь, чтобы твое имя называли в числе щедрых, иди в Басру и обучись этому у девушки из рода Баромиков, потом сядь и заслужи себе доброе имя. Если эти несколько динаров дороги тебе, то мне они совсем не нужны.
Во всем широкая душа прозренью учит нас,
Хотя рука твоя пуста, но полон света глаз.
После этих слов он высыпал золото, обтер свои руки о подол и вышел вон. Хотя он упрекнул меня превосходством падишаха того государства, но не хотел я терзать раны его сердца ногтями насилия. Я извинился перед ним, встал с места и пошел за ним следом. Но сколько ни просил я его вернуться, он не согласился. Я был готов дать ему все, что он хочет. Наконец он поклялся, что не вернется и тогда, если даже я предложу ему падишахский трон. И ушел.
Владыка! Слова его сильно подействовали на меня. Сколько ни старался избавиться от этих мыслей, ничего не получалось. День и ночь я мучался в пучине мыслей, не мог ни есть, ни спать. Наконец я решил, что должен поехать в Басру и повидать ту девушку, которую так восхвалял дервиш. Я посоветовался со своим везирем.
Он сказал мне:
– Не подобает падишахам совершать подобные неблагоразумные действия из-за слов нищего каландара и доверяться его лжи.
Я сказал:
– Не из-за его слов я хочу сделать это, а считаю слова этого достойного человека справедливыми. Хочу, чтобы ты не удерживал меня...
Везирь сказал:
– Раз задумал ехать в Басру, то возьми с собой нескольких путешественников и доверенных людей в качестве своей свиты.
– Нет, это не отвечает моим намерениям и решениям. Куда бы со свитой я ни прибыл, правители тех мест вышлют людей мне навстречу и подарки, и если одарят меня ста тысячами, будут надеяться получить от меня вдвое больше. Я пойду как каландар, как дервиш. Я хочу, чтобы ты сел полномочным на мое место, был справедлив к подданным. Сколько можешь, делай так, чтобы народ был доволен тобой. Если я умру, держава останется тебе.
Затем под предлогом, что выезжаю на охоту, посадил везиря на свое место, подчинил ему военачальников, сам же с несколькими приближенными направился в степь. На некоторое время я задержался в степи, пока везирь не взял основные бразды правления государством в свои руки и не привел к послушанию и повиновению себе весь народ. После этого, в одну из ночей, поменяв одежду, захватив с собой горсть дирхемов[30] и динаров, а также несколько шахских, крупных жемчужин, в облике каландара отправился в степь. Таким образом, отказавшись от власти и покинув родину, я направился в Басру. В пути ничего особенного со мной не случилось, о чем можно было бы рассказать. Наконец я добрался и вошел в Басру, пошел по его улицам. Посреди одной улицы я увидел шахский дворец, ворота которого были золотые, инкрустированные дорогими каменьями. Немного постояв напротив этого здания и полюбовавшись им, я пошел дальше. Когда я отошел на некоторое расстояние, услышал, как отворились ворота и кто-то, догоняя меня, кричал:
– Эй, мил человек, эй, странствующий дервиш! Эй, гость! Извини, но, пожалуйста, остановись, мне нужно сказать тебе кое-что!
Я остановился и посмотрел на кричавшего. Это был хорошо одетый белобородый человек, с инкрустированным посохом в руке. Подойдя ко мне, он попросил извинения и сказал:
– Послушайте, дорогой друг. Я – служитель дервишей. Этот дворец – гостиница и избранное место их пребывания. У меня просьба – потрудитесь пройти в этот дом, облагодетельствуите мою душу и не срамите меня перед моей благородной госпожой.
Он так долго и упорно приглашал, упрашивал и умолял меня, что я согласился и вошел с ним в этот дом. Я увидел просторный сад, где цвели разнообразные цветы, поспевали различные плоды, текли речки и ручейки.
Свежая зелень ласкала усталое зренье,
Слух услаждало немолчное птичее пенье.
В середине сада возвышалось величественное здание, один вид которого радовал взор. Он отвел меня в то здание, выказал большое внимание. Когда я сел, тут же подали сладкий шербет и настойку в китайских фарфоровых кубках. Тот человек с полным уважением и доброжелательством напоил меня. Через некоторое время расстелили дастархан и принесли сласти, халву, сдобные кулчи и изысканные фрукты. Все это было в фарфоровой и хрустальной посуде и ставилось на парчовую скатерть. Хозяин усадил меня во главу комнаты, сел сам и приветливо предложил мне отведать эти вкусные кушанья. Когда трапеза закончилась, посуду помыли и отставили в сторону. Тот человек до самого вечера развлекал меня рассказами. Вечером опять раскинули дастархан и принесли несколько блюд с кушаньями. Вся посуда была из серебра. После еды посуду вынесли из дома. Настала ночь и раскинули аристократическую постель. Человек предложил мне лечь спать.
Я сказал:
– О человек! Пусть Аллах возместит тебе добром. Дервишам такая постель не подходит.
Он ответил:
– Дорогой мой, как бы ни было, это предоставлено тебе, поступай, как хочешь.
Он велел двум слугам не спать и прислуживать гостю, а сам ушел к себе в опочивальню.
Я утопал в море размышлений и все задавал себе вопрос: кто этот человек? В чем причина такого гостеприимства к чужестранцам? Добрый и смышленый слуга понял мои мысли. Он подошел ко мне, сел и сказал:
– Эй, дервиш! Хозяин этого дома славен добрым нравом, щедростью и великодушием. Таков его обычай. А этот человек его слуга и исполнитель его воли.
Услышав это, я вспомнил слова того дервиша и, успокоившись, лег спать. Когда рассвело и распорядитель лазурного купола водрузил на краю неба круглую солнечную лепешку, вошел ко мне тот гостеприимный человек. Тут же он расстелил дастархан и выказал мне уважение и приветливость. Сколько я ни просил отпустить меня, он не соглашался и сказал:
– О свет моих очей! Согласно повелению моей госпожи ты должен три дня быть радостью наших глаз, а затем – воля твоя; в любое время можешь делать что хочешь. Когда надумаешь уходить или что-нибудь понадобится тебе, я доложу своей госпоже, и что она повелит, так и сделаем.
Короче, тот гостеприимный человек продержал меня там три дня и ни на минуту не ослабил своих стараний и услуг. На четвертый день, когда взошло солнце и своими ласковыми лучами озарило мир, тот человек, как и прежде, был приветлив и гостеприимен. Я, поблагодарив его, попросил разрешения уйти.
Он сказал:
– Дорогой друг! Неужели я, ваш слуга, недостаточно хорошо служил вам или допустил какую-то оплошность, что вашей утонченной натуре показалось это тягостным?
Я ответил:
– Упаси, Аллах! Я видел от вас лишь ласку, человечность, милость и гостеприимство... Но причина в том, что:
Цель идущего – встреча с идущим горним путем,
Всю короткую жизнь ожиданием встречи живем.
Вообще-то цель моего путешествия в том, что:
Но не можем достигнуть у них даже пыли подола,
Может, пыль их подола сама нас достигнет потом...
Услышав это, он сказал:
– Подожди немного. Я доложу малике и испрошу разрешения. Раз ты хочешь уйти, вся серебряная посуда и другие вещи, находящиеся в комнате, принадлежат тебе. Так что подумай, как тебе это унести.
Я сказал:
– Куда мне нести их? Он ответил:
– Нельзя не брать. Если это узнает наша госпожа, она лишит нас своей милости, доверия, уважения и возможности быть среди избранных. Но так как ты чужестранец и у тебя нет места, я лишь могу позволить все это оставить в комнатке, закрыть, запечатать и поместить таким образом на хранение.
Видя его упорство, я последовал его совету и стал дожидаться разрешения. И вдруг вошло несколько человек, впереди шел евнух с расшитой роскошной одеждой в руках. Приблизившись ко мне, он сказал извиняющимся тоном:
– О наш дорогой гость, свет наших очей! В чем причина такого поспешного ухода? Не лишай нас блага и еще два дня будь радостью наших глаз. Если наша малика узнает, что наш гость покинул нас, она этого не простит нам и снимет наши головы.
С этими словами против моей воли он провел меня в другую комнату, расположенную рядом. Эта комната была убрана во сто раз уютнее и красивее, чем другие. Еще три дня ходжа оказывал уважение и гостеприимство мне. За эти три дня собрали еще посуду из золота и серебра. На четвертый день я все же захотел уйти. Ходжа сказал:
– О человек, если у тебя есть какая-нибудь нужда, скажи мне, я осведомлю о ней малику.
Владыка, я решил, что мне доступно и дозволено все, чего я захочу. Ведь жадность и ненасытность заложены в самой природе человека. Я решил воспользоваться доброжелательностью и расположением малики. Но будучи в одежде бедняка-дервиша, я сказал себе: «Что за неуместное желание?» Но опять-таки подумал: «Выскажу свое желание, посмотрю, что получится!» Поэтому я сказал ходже:
– У меня такая нужда, что ее невозможно исполнить. Если вы будете настолько добры, я написал бы письмо.
Он сказал:
– Хорошо.
Я же взял бумагу и после благодарностей за оказанную милость написал:
«Путь влюбленного раба, ищущего встречи, пролег через этот город и был я удостоен доверительных бесед в этом великолепном дворце и несколько дней был гостем беспредельно приветливого правителя. Я бесконечно рад, что достиг желаемого и все, что услышал о деяниях малики, я увидел сам. Теперь ваши слуги побуждают меня сказать о своем желании. Благодарение Всевышнему, я не нуждаюсь в мирских благах. В своем вилояте я полновластный правитель. Я знаю, что благие деяния и щедрость после Хатама ныне присущи вам и, пользуясь этим, прошу вас обручиться со мной... Моя дерзкая просьба безусловно является невоспитанностью с моей стороны».
Я сложил письмо, запечатал его, отдал ходже и отослал в гарем. Через некоторое время меня позвали к дверям гарема. Когда я пришел туда, то увидел выстроившихся в ряд евнухов и старцев, разодетых в пышные одежды. В кресле восседала женщина лет восьмидесяти – девяносто, усыпанная драгоценностями и жемчугом. Я подошел, поздоровался с ней, она приветливо и ласково ответила мне и предложила сесть. Я сел в другое кресло.
Старуха любезно заговорила со мной:
– О юноша, добро пожаловать! Это ты сватаешься к малике?
Я смущенно опустил голову и ничего не ответил. Она сказала:
– Юноша, малика желает тебе благополучия и говорит, что не против замужества. Твое желание естественно и не противоречит чести. Тебя нельзя за это порицать. Но кичиться и выпячивать свою принадлежность к падишахскому роду неприлично. Ибо человеческие дети не отличаются друг от друга и это действительно так:
Большие или малые скитальцы,
Они в ладони времени как пальцы:
Сегодня разно, разные, живут.
А завтра все равны, когда уснут...
... Ну что ж, хорошо, я тоже давно мечтаю о таком муже, как ты. Но у каждой женщины, сказала малика, есть, свои условия и махра – обеспечение невесты. Благодаря создателя, ты не нуждаешься в состоянии, у меня тоже есть богатство. Если ты справишься с моим махра и с моим условием, я выйду за тебя замуж...
– Что это за условие? – спросил я. Няня ответила:
– Ты сегодня мой гость. Я доведу твой вопрос малике, чтобы она ответила на него. Вот тогда поговорим и послушаем.
Меня привели в приемную гарема. Почтенные старцы, доверенные лица и эшикокоен[31] сели со мной в беседе. Няня пошла в гарем. Через некоторое время она вышла и села с нами. Когда убрали кушанья, няня сказала:
– О юноша, малика – твоя невеста, если сумеешь исполнить ее условие.
Я сказал:
– Пожалуйста, скажите – что за условие малики? Няня сказала:
– Позовите Бехруза.
Слуги пошли за ним; вскоре они привели мужчину в вельможном одеянии. На поясе у него висело около тысячи золотых ключей, каждый из которых был символом сокровищницы. Этого человека посадили возле меня.
Няня сказала:
– Бехруз, поведай этому юноше все, что ты видел в вилояте Нимруз.
Он повернулся ко мне и сказал:
– О юноша! Знай же и помни, что у нашей госпожи тысяча слуг-торговцев и самый ничтожный из них я. Наша повелительница, выделив денежные средства, посылает нас торговать во все страны света – Рум, Шом, Халаб, в Африканские страны, Францию, Китай и соседние с ним государства, в Бадах-шан и во все восточные страны. Так что мы бываем во всех концах света. Каждое наше путешествие большей частью длится несколько лет и всякий раз, когда мы возвращаемся, малика спрашивает, куда мы ездили и что привезли. Она расспрашивает о положении и образе жизни в тех странах, где мы побывали, об особенностях и удивительных делах и чудесах, которые нам довелось увидеть. И это является подарком, который мы привозим малике.
Несколько лет тому назад мой путь проходил через город Нимруз, и всех жителей города я увидел в черной одежде. У кого бы я ни спросил о причине этого—нужного ответа не услышал. Прошло несколько дней, народился новый месяц, и как только взошло солнце, народ заволновался. Я спрашивал, в чем дело, что случилось, но никто на меня не обращал внимания. Лишь привратник у ворот сказал: «Приходи, и сам узнаешь все!» Я присоединился к идущим. Жители города, и стар и млад, бегом устремились из города через восточные ворота и, пройдя четверть фарсаха, очутились на обширном поле. Напротив виднелись заросли камыша. Люди в черных одеждах выстроились на поле в ожидании чего-то. Прошли три часа, камыш заколыхался и появился верхом на желтом воле под золотым седлом, с инкрустированной уздечкой, львоподобный юноша. Он был одет в черную шерстяную одежду воина, перепоясанную белым поясом, с перекинутым через плечо сверкающим инкрустированным мечом. Волосы отросли до пояса, рассыпались в беспорядке, глаза, словно два кровавых блюда, на губах выступила пена, схожая с пеной кипящих, бурных волн моря... За ним шел четырнадцатилетний раб и что-то нес в руках.
Когда юноша приблизился к толпе на расстояние выстрела из лука, он спешился, обнажил меч и, не выпуская повода из рук, опустился на одно колено. По его знаку слуга подошел к людям и стал показывать вещь, которую нес в руках. Глядя на нее, все выражали одобрение. Так он подошел ко мне. Это был узкогорлый круглый кувшин из китайского фарфора. На нем был мастерски золотом нанесен саженец кипариса, разукрашенный изумрудом. Это поистине было произведением искусства. Слуга, показав его всем, подошел к юноше. Тот вскочил с места, схватил кувшин и так хватил им оземь, что он разлетелся на кусочки. Затем он так ударил слугу мечом по шее, что голова его отлетела на десять шагов. Сам же опять сел в прежней позе, начал плакать и причитать и произнес эти два бейта:
Враждебностью судьбы тобой я сломлен, рок,
Что больше сделать ты при всем желаньи мог?
Иль вырви из-под ног моих ковер земной,
Или шатер небес сверни над головой.
Юноша так плакал, причитал и стонал, что заколыхался песок пустыни, взволновались народы, занемогли рыбы в морях, загорелись птицы в небе. После того как от его слез песок превратился в грязь, он вскочил на вола и уехал той же дорогой. Люди плакали все то время, пока он маячил вдали. Когда он скрылся с глаз, люди с плачущими очами и печальными сердцами вернулись в город. Я расспрашивал и допытывался везде, в каждом уголке, кто тот юноша и чем вызвана такая скорбь его и волнение. Как ни старался совратить людей золотом, они так и не сказали мне о положении дел того юноши. «Мы знаем одно, – говорили они, – что черные одежды для подданных – это предписание падишаха. Больше мы ничего не знаем!»
Долго пробыл я в том городе, и в каждый первый день нового месяца наблюдал такое явление. Когда вернулись из того путешествия и удостоились предстать перед маликой, она спросила о виденных нами чудесах. Я рассказал ей об этом. Малика, не поверив моим словам, послала в тот вилоят своего доверенного слугу. И велела, если рассказанное правда, любым доступным ему путем узнать причину происходящего. Слуга уехал, долгое время пробыл в том городе. Но его жизни не хватило для выяснения того обстоятельства. Слуги и сопровождавшие его люди, вернувшись, передали малике его послание. Он писал, что рассказ тот верен, но разузнать суть этого явления – трудное повеление... Я умер, служа вам, а дальнейшее в вашей власти.
После этого няня сказала:
– Ну, юноша! Слышал? Так вот, условие нашей малики таково: ты поедешь в тот вилоят и выяснишь, кто тот юноша, появляющийся верхом на воле, почему он так унижает перед народом свой сан и убивает рабов? Где его пристанище? Почему он верхом на воле? Почему жители того города в черной одежде и почему в начале каждого месяца они приходят в такое волнение и смятение. Если справишься с этим, ты достигнешь своей цели, если нет – уходи восвояси.
Я сказал:
– Пойду, или доберусь до небесного свода ради достижения цели, или отдам душу в любовной тоске по малике! Я так мечтал, отдаленный от малики, о встрече с избранницей красавиц, что совсем не думал о жизни своей...
Я сказал няне:
– У меня есть к малике просьба, которую могу сказать лишь ей с глазу на глаз.
Няня пошла в гарем и доложила об этом. Когда наступила ночь, меня отвели в гарем. Я увидел большую разобранную комнату со сверкающими светильниками, стеариновыми свечами и выстроившимися красавицами. Малика сидела за занавеской. Меня усадили в кресло. Я сказал:
– Я хотел узнать, откуда берутся средства на все эти расходы?
Малика сказала:
– Отец мой был падишахом этого вилоята. У него было семеро дочерей. В один из дней он устроил празднество и сказал:
– Если б я не был падишахом, кто называл бы вас царевнами?
Мне тогда было семь лет. Я сказала:
– Я сама по себе царевна!
Мои слова очень оскорбили падишаха. Он приказал:
– Разденьте ее, усадите на кусок войлока и оставьте в пустыне. Ночью слуги оставили меня в пустыне и удалились. Настало утро. Я проснулась и увидела себя раздетой, сидящей на куске войлока. В изумлении я поднялась с места и побрела по пустыне. Вдруг встретилась с бедным человеком. Он назвал меня своей дочерью и содержал в пустыне. Каждый день он уходил в город, попрошайничеством добывал кусок хлеба и приносил мне. В один из дней он сказал мне:
– Вскопай и сложи в кучу землю. Хочу построить забор.
Я стала копать землю и вдруг наткнулась на дверь. Я открыла ее и в подземелье увидела груду золота. Я вынесла горсть золота и спрятала. Когда бедняк вернулся, я сказала ему:
– Идите в город и приведите строителей, чтобы построить забор.
Он пошел и привел строителей и чернорабочих, и они соорудили забор. Затем я велела разбить сад, заселить его и назвать это место городом Малики. Когда поднялись здания, выросли сады и расцвели цветники, распространилась весть, что в эти места приехала царевна из заморской страны, воздвигла здания и взяла их под свою власть. Услышав эту весть, падишах послал послание малике о том, что он желает увидеться с ней. Я ответила: «Добро пожаловать. Мой дом – ваш дом». Вечером приготовила все необходимое для угощения. Когда настал день, явился падишах. Я отослала ему свернутый дастархан с драгоценностями в качестве дара. Затем вошла сама, поздоровалась и встала в почтительной позе.
Падишах спросил:
– Из какого города приехала малика? Я ответила:
– О отец, я и есть малика.
Отец встал с места, поцеловал меня в лоб и повел к моей матери. Отец умер, и я села вместо него на престол и царствую. Вот таковы обстоятельства. А теперь уходи и не отвлекай мои мысли от дел!
Отправившись в путь, я нигде не останавливался. В течение года избивал я свои ноги о камни раскаяния, тяжко страдая, пока не добрался до того вилоята.
О владыка! Если рассказать все, что я увидел и испытал в пути – это будет длинная история. Однажды, когда я добрался до того города, я увидел людей в таком состоянии, о котором слышал от человека из Басры. Как только народился новый месяц, в первый же день, по вышесказанному обычаю, все – мужчины и женщины – отправились в степь. Я был с ними и наблюдал все это. Наконец появился юноша верхом на воле.
Увидев, в каком он состоянии, услышав его слова, его возбужденность и нетерпимость, я потерял сознание. Когда пришел в себя, тот юноша уже удалился, а народ возвращался в город. Я был вынужден вернуться и считал дни и ночи до срока и каждое мгновение мне казалось годом... В конце концов в муках и нетерпении дождался-таки конца месяца. В первый день нового месяца я пошел в степь и опять увидел того юношу в том же состоянии и заплакал, жалея этого страдальца. После того как юноша наплакался, взобрался на вола и уехал от людей. Я побежал за ним. Меня тут же схватили и удержали. «Ты, обреченный на смерть,– сказали мне,– зачем тебе бежать за такой бедой? Тебе что, жить надоело?» Мне очень хотелось вырваться и последовать за ним, посмотреть, куда он пойдет; возможно, я сумел бы как-нибудь узнать, кто он и чем занимается. Но ничего не получилось. Я опять вернулся в город, очень огорчался, не мог ни спать, ни есть. До наступления нового месяца я так обессилил, что стал тонок, словно серп луны. Настал новый месяц, и я подумал, что завтра повторится то же самое. Нужно все хорошенько обдумать, чтобы никто не узнал о моих намерениях и не воспрепятствовал мне. В конце концов я пришел к решению: ночью, выбравшись из города, я уселся в камышах, через которые пролегал путь того юноши... Я сидел и ждал. Юноша промчался к своему постоянному месту и, исполнив все, как делал раньше, повернул обратно. Я тоже встал с места и двинулся за ним. Юноша все погонял вола. Когда я сделал за ним несколько шагов, он понял, что кто-то идет за ним следом. Поэтому он натянул узду. Когда увидел меня, он закричал и пришел в такую ярость, что на губах у него выступила пена, и, выхватив меч, погнал вола в мою сторону. Я сказал сам себе: «Будь готов к смерти, ибо бежать некуда!» А еще я подумал, что все дела сумасшедшего бывают шиворот-навыворот. Нехорошо и неправильно будет, если я убегу от его меча... Он еще больше разозлится. Я решил не убегать и, вынув из кармана орех – все достояние дервиша– положил его на ладонь и протянул ему, и, втянув шею, склонился под меч львоподобного юноши. Он приближался, суровый и непреклонный. Подъехав ко мне, он увидел, в каком я состоянии, удержал руку и сказал:
– Ой, да ты – дервиш! – и, вложив меч в ножны, добавил: – Проклятие этому заблудшему шайтану.
Он отвязал от пояса кинжал, бросил в меня и сказал:
– Эй ты, обреченный на смерть! Вернись обратно, ведь ты чуть не погиб понапрасну.
Повелитель! Меня словно заколдовали. У меня не было сил ни говорить, ни двигаться. А юноша отправился своей дорогой. Он проехал довольно большое расстояние и вот-вот скроется с глаз. Я вдруг опомнился и сказал себе: «Повернешь обратно? Это же верх трусости и глупости. Нет другого выхода, кроме как лишь идти к достижению своей цели. Или погибнешь, или добьешься своего». С этой мыслью я последовал за юношей.
Пусть не пускают тебя за завесу тайны,
Не теряй надежды и еще раз ударь в дверь надежды кольцом.
Юноша понял, что я следую за ним, опять повернул вола в мою сторону, замахнулся мечом, чтобы убить меня, и я увидел саму смерть на острие его меча и сказал:
– О храбрец! Не жалей для меня удара мечом. Избавь меня от горя и страданий, от странствий по пустыням, не скупись!
Выслушав, он сердито взглянул на меня, покачал головой и сказал:
– О безжалостный тиран! Зачем вынуждаешь меня пролить кровь... Не будь таким назойливым и возвращайся. И хватит... Я не хочу больше терпеть твоего упрямства.
Он повернул вола и поскакал. Я опять последовал за ним, повторяя про себя:
Пойду, пока не ухвачусь за шахский поводок,
Страдаю я за красоту, давно погибнуть мог.
Напрасно разум говорит: «Останься, не сумеешь»;
Но «будь что будет!» – мне твердит Любовь.
Краешком глаза юноша несколько раз взглядывал на меня, но делал вид, что не замечает, и продолжал ехать. Прошли мы почти два фарсаха и показалась садовая ограда. Доехав до ворот, юноша так закричал, что задрожали стены и все окрест. Ворота открыли, юноша погнал вола в сад. Я остался снаружи, удивленный и озадаченный. Тут вышел слуга, пригласил меня войти и сказал:
– О обреченный на смерть! Как же ты повстречался с этим кровожадным сумасшедшим?
Я ответил:
– Такова, знать, судьба. Он сказал:
– Ну что ж, теперь идем, он требует тебя. Да пусть помилует тебя Аллах и сохранит тебя от его гнева.
Войдя, я увидел цветущий и ухоженный сад. Владыка! Невозможно рассказать о его прелестях! В центре сада я увидел здание, высоту которого можно сравнить лишь с расстоянием до луны. Там стояло широкое возвышение; юноша, печальный и несчастный, сел на него. Перед ним раскинули кожаную подстилку, разложили на ней ювелирные принадлежности. Тут же стояли и вазочки. Юноша инкрустировал эти круглые вазочки изумрудами. Слуга сделал мне знак сесть. Я молча сел. Юноша был поглощен украшением вазочек и ни на кого не обращал внимания до самого вечера. Тут он оставил свое занятие, поднял голову и издал такой душераздирающий вопль, что затрепетал весь сад. Рабы и слуги разбежались кто куда. Вокруг возвышения располагалось множество комнат. Увидев такое, я вполз в одну из них. Юноша закрыл каждую дверь, причитая и бормоча, и спустился в сад. Дверь комнаты, в которой я был, выходила в сад. В задней стене комнаты было окно, одна сторона рамы которого совсем сгнила, так что из него можно было запросто выбраться наружу. Я сказал себе: «Нужно пойти за юношей и узнать, куда и зачем он идет». И так я выбрался наружу. Из отдаленного угла сада я услышал мычание вола и звуки ударов палкой. Меж деревьев я стал пробираться к тому месту. Приблизившись, я увидел, как юноша палкой бьет вола по спине и бокам, а вол мычит от боли. Когда юноше это надоело, он отбросил палку, вынул из кармана ключ и направился к зданию, расположенному тут же недалеко, открыл замок и, словно в беспамятстве, кинулся туда. Пробыл он там до полуночи, плакал и стенал, молил о чем-то и унижался. Я не осмеливался подойти ближе. Когда он вышел оттуда, подошел к волу, поцеловал его в голову и глаза и, как у человека, стал просить прощения. Омыл ему ноги, принес охапку травы и направился к дому. Незаметно, прячась за деревьями, я пробрался в ту комнату и улегся в углу. Юноша, войдя в здание, открыл все двери и крикнул:
– До каких пор будете спать? Выходите все!
Рабы выбежали из комнат, засветили огонь и стали готовить еду.
Он опять крикнул:
– Где тот дервиш-тиран?
Я выбежал из комнаты. Когда я подошел к нему, он сделал мне знак сесть. Слуги принесли угощение, раскинули дастархан. Он подозвал меня к себе и предложил покушать... но пища застревала у меня в горле. Все же я вынудил себя проглотить несколько кусков. Дастархан убрали, и он отпустил слуг. Когда люди разошлись, он повернулся ко мне и сказал:
– Ты, человек! Скажи, ради создателя, чего ты хочешь? Почему понапрасну рискуешь жизнью и зачем следуешь за мной? Я знаю, что человек предпочитает смерть вместо жизни лишь тогда, когда терпеть нет мочи. Понятно, что ты, как и я, страдаешь и вступил на этот путь из добрых побуждений. Поэтому, рискуя головой, следуешь за мной и, конечно, с определенной целью. Клянусь храбрецами мира, если скажешь правду – разрешение твоей цели в моих руках, я ее исполню и пока буду жив буду твоим спутником. Но если обманешь и войдешь в двери хитрости, не пощажу жизни твоей.
Услышав это, я набрался смелости и рассказал ему о всем пережитом. Выслушав слова мольбы и любви, он стал, словно весеннее облако, проливать слезы, стонать, метаться и потерял сознание. Я обнял его голову и лаской и уговорами успокоил и привел его в чувство. Очнувшись, он сказал:
– Эй, человек, ты пришел, чтобы увидеть развалины основ моего терпения и спокойствия, ты пришел, чтобы превратить меня в скитальца пустыни! Я поклялся, что помогу исполнению твоей цели и не пожалею для этого своей жизни. Если я чем обижу тебя, что тогда скажу владычице любви? Ибо несчастного поймет лишь несчастный! Ну что же, хорошо, сначала ты достигнешь цели, а там посмотрю, каков будет мой исход.
– Братец! Знай и запомни, что я – сын падишаха этого города. У отца кроме меня нет детей. Да и я достался ему после долгих лет ожидания и мечтаний. За добрую весть о моем рождении он три года не взимал земельную подать и, призвав жрецов и звездочетов, спросил их о моей судьбе и моем будущем. Они, изучив расположение звезд и хорошо поразмыслив, возвестили: «Этого мальчика до четырнадцати лет постигнет или большое счастье, или огромное бедствие при виде солнца и луны. Мнение большинства из нас таково, что пока ему не исполнится четырнадцать лет, он не должен видеть диска солнца и луны. Если это происшествие минует его, он будет преуспевать в жизни. Если же нет, он испытает много мук и возможно, что лишится ума, прольет много крови, будет избегать людей...» О, человек! Ты представляешь, что было с отцом, который так долго ждал и желал ребенка? Тут же с няньками он поместил меня в подвале. После этого мудрые доброжелательные люди сказали ему, что пребывание мальчика до четырнадцати лет в подвале неразумно. Посовещавшись, они пришли к мнению, что нужно разбить за городом новый сад. Обсадили его молодыми саженцами, воздвигли вокруг него высоченный забор, забрали верх сада рамами и вставили в них толстые стекла. Сверху покрыли их специально свалянной кошмой и со всех сторон накрепко прикрепили ее. Затем меня с няней и очень образованным и одаренным специалистом отправили в тот сад.
Семь лет воспитывали меня там. Когда мне исполнилось восемь лет, тот человек научил меня писать и читать. Каждый месяц на некоторое время он исчезал. Я не знал, куда он уходит. Потом выяснилось, что он уходил к моему отцу или же за продуктами.
Прошли еще пять лет в учебе и беседах. Я стал многое понимать, впитывал в себя смысл прочитанных книг. Но так как кроме няни, того учителя и этого сада я никого и ничего не видел, считал это место раем, а их – Адамом и Евой.
Каждое утро я гулял в саду, собирал цветы и рассыпал их в доме, затем принимался за чтение, и учитель приступал к моему обучению.
На тринадцатую весну, как всегда, утром я пошел собирать цветы. Я прогуливался, собирая цветы, как вдруг на краю сада я увидел необычный цветок. Он был удивительных оттенков и такого необычного запаха, что подобного ему я еще не видел. Я присел и протянул руку, чтобы сорвать его, но он исчез. Я очень удивился и встал во весь рост, с пылающим от изумления сердцем вглядываясь в тот цветок. Цветок с каждой минутой все рос и рос. Я глядел на него, и мое сердце охватывало все большее волнение и возбуждение, и я зачарованно смотрел на него, не зная, что это такое. Вдруг сверху я услышал смех. Я поднял голову, чтобы посмотреть, кто же это, и увидел в потолке сада брешь. Войлок лежал уже давно и его побило дождем и снегом, разъело солнцем, и он обветшал. К тому же вытянувшийся саженец кипариса прорвал кошму. Цветком, так меня поразившим, оказался солнечный луч, которого я никогда не видел. Тут я заметил в воздухе трон, который несли на плечах четыре человека, и смех слышался именно с него. Они опускались на землю. Я, не отрывая глаз, смотрел на них. Когда достигли земли, они опустили трон и встали в готовности в сторонке. На троне сидела красавица, сияние которой озарило сад.
