Текст книги "Смерть и танцующий лакей. Цветная схема"
Автор книги: Найо Марш
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Мандрэг подумал: «А у него не так уж и плохо это вышло». Он смотрел на Джонатана, потому что был не в состоянии смотреть на доктора Харта. Как-то совершенно не к месту он вспомнил рассказ одного знакомого адвоката: если возвращающиеся после совещания присяжные не смотрят на подсудимого, то можно не сомневаться, их приговор «Виновен».
– Я не знаю, когда, по-вашему, была установлена эта ловушка, – произнес доктор Харт.
– Вы можете нам сказать, что вы делали минут за пятнадцать – двадцать до того, как Николас Комплайн закричал?
Доктор Харт откинул голову, сдвинул брови и уставился в потолок.
«Он похож на Муссолини», – подумал Мандрэг, украдкой бросая на него взгляд.
– Я был в этой комнате, когда вернулся Комплайн с братом и с вами. Я подошел к двери и увидел вас в холле. Затем я вернулся и продолжал беседовать с мадам Лисс. Она ушла отсюда незадолго до меня. Я оставался, пока не настало время переодеваться к обеду. Я поднялся наверх в четверть восьмого и сразу же прошел к себе, а минут через десять направился в ванную рядом с моей комнатой. Приняв ванну, я вернулся в спальню. Я уже почти оделся, когда услышал Комплайна, который визжал, как женщина. Потом в коридоре раздались голоса, я надел смокинг и вышел из комнаты. Вы все уже собрались у двери в комнату Комплайна.
– Да, – сказал Джонатан, – правильно. А видели ли вы кого-нибудь из гостей или из слуг в промежуток времени между тем, как покинули эту комнату и увидели раненого Николаса Комплайна?
– Нет.
– Доктор Харт, признаете ли вы, что и до вашего приезда сюда вы писали некие письма – боюсь, что должен назвать их угрожающими, – Николасу Комплайну?
– Я не вынесу больше этого мучительного допроса, – задыхаясь, сказал доктор Харт. – Я ведь дал слово, что ни на кого не нападал.
– Если вы не будете отвечать мне, может случиться так, что вам будет задавать вопросы лицо, облеченное этим правом. Знаете ли вы, где был Николас Комплайн, когда кто-то устанавливал эту западню?
Верхняя губа Харта задергалась, будто под кожей трепетала маленькая жилка. Дважды он пытался заговорить. Потом выдавил из себя какой-то стон. Мандрэг почувствовал себя крайне неловко, а Джонатан лишь нахохлился. И Мандрэгу показалось, что он опять начинает входить во вкус игры.
– Ну так что же, Харт? – недовольно проговорил он.
– Я не знаю, где он был. Я ничего не видел.
– Он говорил нам, что беседовал с мадам Лисс в ее комнате. Что вы на это скажете?
Харт опять издал какой-то нечленораздельный звук. Облизав губы, он громко произнес:
– Я не знаю, где он был.
Джонатан сунул пальцы в жилетный карман. Вытащив их, он резким движением протянул квадратный листок бумаги. Мандрэг заметил, что это был листок, который он нашел прошлой ночью в кресле Николаса: «Убирайся к черту. Иначе берегись». Прежде чем вновь мысленно прочитать эти, показавшиеся тогда нелепыми, слова, он подумал: «Как будто это случилось неделю назад».
– Что скажете, доктор Харт? – продолжал тем временем Джонатан. – Вы раньше видели эту бумагу?
– Никогда! – визгливо крикнул Харт. – Никогда!
– Вы уверены? Возьмите, посмотрите.
– Я не дотронусь до нее. Это ловушка. В чем вы хотите меня обвинить?
Все еще держа в руке игральную карточку, Джонатан подошел к письменному столу, стоявшему у окна в глубине комнаты. Мандрэг и Харт следили, как он искал что-то в ящике и наконец вытащил листок бумаги. Он повернулся к Харту. В одной руке у него была карточка, в другой – листок почтовой бумаги.
– Это ваше письмо, в котором вы принимаете приглашение на уик-энд, – сказал Джонатан. – После того как ко мне попала карточка, – он улыбнулся Мандрэгу, – я вспомнил о письме. Я сравнил их и пришел к интересному выводу. У вас очень характерный почерк, мой дорогой доктор. В написании букв много неанглийского. Немцы обычно пишут букву «К» с длинной палочкой. Здесь у нас как раз есть буква «К» в слове «уик-энд». Теперь посмотрим на эту карточку. И здесь есть буква «К». У нее палочка тоже длинная. Дальше. Вы сидели справа от Николаса и дали ему свою карточку для подсчета очков. Вместо одной он получил от вас сразу две. Верхнюю – с буквами игры, где, любопытно отметить, было слово «угроза», и вторую с предостережением, которое могло бы показаться ребячеством, если бы не происшедшие события. Вы утверждаете, что никогда ее не видели. Знаете, в это просто невозможно поверить.
– Я не писал ее. Должно быть, листки слиплись, и я взял два. На нижнем писал кто-то еще.
– Возмутительно! – резко произнес Джонатан. – Он сунул оба листка в карман и отошел. Когда он заговорил опять, к нему вернулась его обычная педантичность. – Послушайте, доктор Харт. В это невозможно поверить. Я сам раздавал карточки. Никак нельзя было предвидеть, к кому попадет тот или иной блокнот. Вы же не будете утверждать, что кто-то из гостей, словно фокусник, взял у вас листочки, написал эти слова на нижней карточке, да еще незаметно вернул их вам.
– Я ничего и не утверждаю. Я ничего об этом не знаю. Я ничего не писал. Может, сам Комплайн написал это, чтобы скомпрометировать меня. Он способен на все, на все. Боже мой! – вскричал доктор Харт. – Я больше не могу! Пожалуйста, оставьте меня. Я настаиваю, оставьте меня одного. – Он сжал руки и поднес их к глазам. – Я очень несчастлив. У меня большое горе. Вам не понять меня, потому что мы разной крови. Поверьте, все ваши обвинения для меня – ничто. Меня разрывает самое страшное из всех чувств, и я не могу с этим бороться. Я дошел до предела. Умоляю, оставьте меня.
– Хорошо, – сказал Джонатан и, к удивлению Мандрэга, направился к двери. – Но я предупреждаю вас, что, если что-нибудь случится с Николасом Комплайном, вы и только вы окажетесь под самым серьезным подозрением. Я твердо уверен, что вы пытались убить Николаса. И если с вашей стороны будет еще хоть одна угроза, хоть один подозрительный шаг, я возьму на себя ответственность и посажу вас под замок. – Он сделал быстрое ловкое движение, и в следующее мгновение Мандрэг увидел в его руке маленький пистолет. – Несколько минут назад я взял это оружие из стола. Я вооружен, доктор Харт, и я позабочусь, чтобы Николас был тоже вооружен. Желаю вам спокойной ночи.
3
Мандрэг не последовал за Джонатаном. Что-то произошло в нем и вызвало непреодолимое чувство жалости к доктору Харту. Он по-прежнему думал, что все нападения на Николаса – дело его рук. Более того, он был убежден в этом сильнее, чем прежде. Но что-то в поведении Харта, в выражении его лица, в его одиночестве, в бессильных попытках защитить себя тронуло Мандрэга и пробудило его сострадание. Теперь Харт казался ему человеком, которого всепоглощающий порыв ревности вырвал из привычного жизненного круга. Ему пришла в голову избитая фраза «Влюблен до сумасшествия», и он подумал, что Харт как раз и есть жертва безумной страсти. Мандрэгу ужасно захотелось вмешаться и предотвратить возможные несчастья. И не столько из-за Николаса, сколько из-за самого Харта. «Это же будет чудовищно, – думал он, – если Харт все-таки убьет Комплайна. А достигнув своей цели, придет в себя и ясно осознает полную бессмысленность совершенного». Он чувствовал, что надо сказать какие-то слова этому солидному человеку, в котором было столько трагического. Сказать слова, которые дошли бы до его сердца и пробудили его, подобно звуку, достигающему извне нашего сознания и рассеивающему ночные кошмары. Когда Джонатан закрыл за собой дверь, Харт бросился в кресло у камина и закрыл лицо руками. Немного поколебавшись, Мандрэг подошел к нему и слегка дотронулся до его плеча. Тот вздрогнул, поднял глаза и произнес:
– Я думал, вы ушли.
– Я сейчас уйду. Я остался, потому что мне хочется, чтобы вы очнулись.
– Чтобы я очнулся? Как часто повторял я себе самому бесполезную фразу: «Хорошо бы, это был лишь сон». Если бы только я знал наверняка. Не было бы так плохо.
Мандрэг подумал: «Кажется, он будет говорить со мной». Он сел в кресло напротив Харта и закурил.
– Знать наверняка что? – спросил он.
– Что все это – ложь. Что он в самом деле ее любовник. Что она изменила мне. Но когда она все отрицает, я ей и верю, и не верю. А я так хочу верить. Но потом я вижу в ее глазах скуку, усталость или презрение. И тогда я вспоминаю взгляды, которыми обмениваются они. Знаю, что каждый раз, когда я выясняю с ней отношения, я только делаю себе еще больнее. Но тут же устраиваю новые сцены, требую новых признаний. Я во власти дьявола. Я так устал. Но я не могу от этого избавиться.
– Зачем вы приехали сюда?
– Выяснить окончательно правду: или одно, или другое. Узнать самое худшее. Она предупредила меня, что он будет здесь, и беспечно добавила: «Понаблюдай и увидишь сам. Между нами ничего нет». И вот я увидел его. Этот вид собственника! Этакого самодовольного владельца, насмехающегося надо мной! Вы знаете, как поступают в моей стране, когда оскорбляют, как этот человек оскорбил меня? Мы бы с ним встретились, и дело было бы решено раз и навсегда. Я бы убил Николаса Комплайна.
– В Англии, – проговорил Мандрэг, – нам даже трудно себе представить, что дуэль может считаться удачным средством для решения разногласий. Оставшийся в живых считался бы убийцей.
– Но он никогда не принял бы вызов, – сказал Харт. – Он отъявленный трус и хлыщ.
Мандрэг подумал: «Хорошо сказано». А вслух произнес:
– Но у него есть основания для беспокойства, не правда ли?
– И все-таки, несмотря на свой страх, – продолжал Харт, стукнув себя по лбу стиснутыми руками, – несмотря на свой страх, он идет к ней в комнату. Дожидается, когда я буду в ванной, и идет к ней. Он был у нее сегодня утром. Я заставил ее в этом признаться. И вот снова, сразу же после ухода отсюда, зная о моих мучениях, она принимает его у себя.
– Но, видите ли, в нашей стране не очень соблюдаются подобные условности. Я хочу сказать, что мы спокойно можем войти в комнату другого. Например, и Клорис Уинн, и леди Херси приходили ко мне. В этом не видят ничего плохого. Современная англичанка…
– В подобного рода делах она не англичанка и я, мистер Мандрэг, не англичанин. Мы получили гражданство, но не изменили свои представления о том, что прилично. С какой стати она должна пускать его к себе в комнату, с какой-такой невинной целью? Нет, бесполезно изводить себя. Она мне изменяет.
– Послушайте, это не мое дело, но если вы так уверены, почему бы вам не порвать с ней? Зачем идти по пути, который несомненно приведет к катастрофе? Пусть они живут, как хотят. Ведь нельзя вернуть прошлого. Зачем губить свою карьеру, – Мандрэг запнулся, произнося эти обычные фразы, – и подвергать опасности собственную жизнь из-за какого-то Николаса Комплайна? Вы ведь никогда теперь не сможете быть с ней счастливы. Даже, если она выйдет за вас замуж…
– Выйдет замуж?! За меня! – закричал Харт. – Да мы женаты уже пять лет!
4
Мандрэг остался с Хартом и выслушал историю его жизни. В ней странным образом переплетались повествования о деловом чутье мадам Лисс, о собственной рабской зависимости доктора, о коварстве Николаса Комплайна. Мадам, очевидно, решила, что их профессии, хотя и родственные, в глазах общества несовместимы.
– Она считала, что, будучи моей женой, не сможет рекомендовать меня клиенткам. Ведь я всегда отзывался скептически о пользе массажа и кремов. Я даже опубликовал небольшую работу на эту тему. Она утверждала, что сообщение о нашем браке подорвет мой престиж среди клиенток…
Харт говорил и говорил, не переводя дыхания, как бы опасаясь не успеть. Казалось, он был не в состоянии остановиться. И все время возвращался к Николасу Комплайну, ненависть к которому разгоралась в нем все сильнее. Обычно, когда подавляемые эмоции внезапно прорываются наружу, люди чувствуют облегчение. Харт от своих откровений никакого облегчения не получал. Он выглядел совершенно больным, и душевные муки усиливались по мере рассказа.
«А он действительно невменяем, – подумал Мандрэг, – ничего хорошего у меня не получилось. Лучше отсюда уйти». Он никак не мог придумать подходящую фразу, чтобы закончить разговор. В голову приходило совсем нелепое: «Не убивайте, пожалуйста, Николаса. Ладно?» Ему страстно хотелось избавиться от мысли, что доктор Харт как бы молит его о помощи.
Он встал. Доктор Харт, прижав к дергающейся губе палец, безутешно взглянул на него. И тут они услышали, как за дверью в курительную громко рассмеялся Николас Комплайн. Харт вскочил на ноги, и Мандрэг испугался, что сейчас он и впрямь по-подлому ворвется в комнату и набросится на своего мучителя. Мандрэг схватил его за руку. Они услышали, как Николас произнес:
– Хорошо, – так отчетливо, что, должно быть, стоял совсем недалеко от двери.
Вдруг раздались оглушительные звуки музыки из настраиваемого приемника. Харт закричал, как будто его ударили, и, вырвав руку, распахнул дверь курительной.
– Боже милостивейший! – взорвался он. – Неужели надо мучить меня этим невыносимым дьявольским шумом? Выключите сейчас же. Я требую, выключите это!
На пороге появился Николас.
– Катитесь к черту! – учтивейше произнес он. – Я хочу слушать приемник и, дьявол меня возьми, буду это делать.
Он захлопнул дверь перед носом Харта. Мандрэг протиснулся между Хартом и дверью. Перемежая слова бранью, удивившей его самого, он твердо велел Николасу выключить приемник. В это время как раз передавали бодренький мотивчик, такой модный в начале войны. Неожиданно музыка смолкла, и было слышно, как Уильям произнес:
– Бога ради, сделай потише.
Ответил Николас:
– Да ладно тебе. Иди спать, Билл.
Мандрэг и Харт переглянулись, не говоря ни слова.
– Доктор Харт, – наконец проговорил Мандрэг, – если вы не дадите мне слово, что останетесь здесь или пойдете в свою комнату, я… я вас запру.
Харт опустился в кресло.
– Я ничего не сделаю, – произнес он. – Что я могу? – И, к безграничному удивлению Мандрэга, он громко зарыдал, спрятав лицо в ладони.
«Господи, – подумал Мандрэг. – Это уж слишком». Он попытался придумать какие-то слова утешения, но вскоре в смятении понял их неуместность. Он стоял, не зная, что сказать, и смотрел на доктора Харта. Тот судорожно переводил дыхание и, стараясь успокоиться, похлопывал ладонями по подлокотникам кресла. Мандрэг вспомнил, как поступил Джонатан в подобном случае с Клорис. Он пошел в столовую, отыскал графин с виски, плеснул в стакан добрый глоток и вернулся в будуар.
– Выпейте это, – сказал он.
Харт махнул рукой, показывая знаком, куда поставить стакан. Видя, что помочь он больше ничем не может, Мандрэг приготовился уходить. У двери, подумав, он обернулся.
– Можно мне дать вам совет? – сказал он. – Держитесь подальше от обоих Комплайнов. – И, хромая, направился в библиотеку.
Здесь он застал Джонатана с Херси Эмблингтон и Клорис. Мандрэгу показалось вполне естественным подойти к Клорис и присесть на подлокотник ее кресла. И таким восхитительно-естественным показался ее приветливый взгляд, обращенный к нему.
– Ну что? – спросила она. – Что-нибудь утешительное?
– Ничего. Он в ужасном состоянии. А как братья Комплайны? До нас долетали какие-то обрывки их разговора.
– Леди Херси ходила проведать их.
– И, должна сказать, – произнесла Херси, – была удивлена. Ник, кажется, взял себя в руки и делает все возможное, чтобы привести в чувство беднягу Билла.
– Он также сделал все возможное, чтобы довести беднягу Харта просто до исступления, включив чуть не на полную мощность радиоприемник. – И Мандрэг рассказал о случившемся. – Возможно, он счел это необходимым для пущего спокойствия Уильяма.
– Должно быть, это случилось уже после того, как я ушла, – сказала Херси.
– Странно, как это вы не слышали. Мы так орали друг на друга.
– Эта комната почти звуконепроницаема, – пояснил Джонатан.
– Возможно, поэтому. Ну, каковы же успехи Николаса с Уильямом, леди Херси?
– Он не очень преуспел, но, во всяком случае, старается. Им надо бы пойти и проведать мать, но оба, кажется, не горят желанием. Сказали, что больше всего на свете хотят побыть наедине. И что же нам теперь делать, мистер Мандрэг?
– Почти десять часов. Будь я проклят, если знаю, что нам делать. А вы что думаете, Джонатан?
Джонатан развел руками и ничего не сказал.
– Ну что ж, – проговорил Мандрэг, – я думаю, надо проводить Николаса до его комнаты, когда он захочет спать. А вот что нам делать с Уильямом, запирать его или нет?
– Я думаю, мы запрем доктора Харта, – предложила Херси. – Тогда Уильям не доберется до доктора Харта, а доктор Харт не доберется до Николаса. Или я что-то путаю?
– Им может не понравиться сидеть под замком, – усомнилась Клорис.
– Джо, – внезапно произнесла Херси, – помнишь разговор за обедом вчера вечером? Когда рассуждали, как будем вести себя в критической ситуации. Кажется, мы все друг в друге ошиблись. Ведь все согласились, что ты будешь радовать нас речами. Ты же с тех пор, как вернулся сюда, молчишь, как рыба. Кто-то предположил, что мистер Мандрэг будет самым беспомощным из нас. А он оказался на редкость деятельным. Клорис, – надеюсь, вы не будете возражать, если я буду называть вас Клорис, – предположила, что Уильям окажется на высоте и всем утрет нос, в то время как Николасу это же пророчила его мать. И все это безнадежно неверно. Похоже, ты был прав, Джо. Мы ничего не знаем друг о друге.
– А в будуаре Джонатан был красноречив, – равнодушно произнес Мандрэг.
Они продолжали вялый разговор до тех пор, пока из курительной не вышел Николас с каким-то неопределенным выражением лица. Он состроил всем гримасу и закрыл за собой дверь.
– Ну, как дела? – спросила Херси. – Порядок?
С подчеркнутой выразительностью Николас ухмыльнулся, давая понять, что ни о каком порядке речи быть не может.
– Не бойтесь, говорите, – нетерпеливо произнес Джонатан. – Он там ничего не услышит.
– Он все еще жаждет крови, – ответил Николас, усаживаясь в кресло. – Слава Богу, теперь хоть перестал угрожать, что поколотит доктора Харта. Скорчился перед камином и явно не расположен видеть кого-нибудь. Вы ведь знаете, Херси, каким он бывал в детстве. Просто ураган какой-то.
– Бешеный Билл? – проговорила Херси. – Я помню. Ты не смог ничего сделать?
– Он дал мне пинка, – произнес Николас с глуповатой улыбкой. – А Харт, кажется, отправился спать. Мы слышали, как он выключил свет. Так что Биллу ничего больше не оставалось, как слушать приемник.
– Все складывается совершенно невообразимо, – воскликнул Джонатан. – Я полагаю, его лучше не трогать. Как, а?
– Ну, когда он в таком настроении, это не очень опасно. Все пройдет. Думаю, я его убедил держаться подальше от Харта.
– Ты только думаешь!
– Говорю вам, Харт пошел наверх. Возможно, – проговорил Николас, закатывая глаза, – он уже придумал вполне безопасный способ, чтобы прикончить меня.
– Мой дорогой Ник, мы поднимемся все вместе. Не могу поверить, что теперь, когда он знает, что подозреваем мы именно его, а я сказал ему это прямо в лицо, он попытается еще раз… Но, разумеется, – добавил в смятении Джонатан, – мы примем меры предосторожности. Твоя дверь…
– Уж будьте спокойны, – мрачно процедил Николас, – свою дверь я запру.
Немного помолчали. Потом Херси внезапно сказала:
– Я просто не могу поверить. Все настолько нелепо, что не может быть правдой. Как будто мы участвуем в театральной постановке. Вот собрались гости, сидят и ждут, что случится что-нибудь страшное. И эта ловушка! Этот Будда! Нет, все это слишком. Завтра доктор Харт извинится перед нами. Он будет сожалеть, что его чувство юмора оказалось для нас уж очень своеобразным. И расскажет, что у них в Тироле ради хорошей шутки принято доводить людей до полусмерти. А мы будем сетовать, что не поняли его намерений, не догадались, что он не хочет сделать ничего плохого…
– Намерение совершить убийство, – пробормотал Джонатан. – Нет, нет, Херси. Надо смотреть правде в лицо. Нападение на Николаса было совершено с целью нанести ему вред.
– Ну и что мы собираемся делать?
– Во всяком случае, можно послушать военную сводку, – предложил Мандрэг. – Это отвлечет нас.
– Лучше не беспокоить Уильяма, – поспешно произнес Джонатан.
– Ну, думаю, он включит радио на минуту, – устало сказал Николас. – Он всегда интересуется «Новостями». Давайте я попрошу его.
– Нет, нет, – проговорил Джонатан. – Оставьте его в покое. Сейчас еще рано. Ник, дорогой, хочешь что-нибудь выпить?
– По правде, Джонатан, хочу, и очень.
– Сейчас. Позвоните, пожалуйста, Обри, звонок рядом с вами. А впрочем, не беспокойтесь. Кажется, уже несут.
В холле послышалось звяканье бокалов, и вошел новый лакей с подносом. Те несколько секунд, пока он находился в комнате, Клорис и Херси героически пытались притвориться беседующими. Когда он ушел, Джонатан всем налил.
– А как с Уильямом? – спросил он. – Может, ему?… Спроси его, пожалуйста.
Николас приоткрыл дверь в курительную и просунул туда голову.
– Билл, ты выйдешь выпить? Нет? Хорошо, старина. Но включи, пожалуйста, приемник. Скоро начнутся «Новости». Мы хотим послушать. Спасибо.
Все напряженно ждали. Николас посмотрел через плечо и подмигнул. Приемник заговорил.
«Руки, ноги и оп-ля!» – во всю мощь разлилась популярная танцевальная мелодия.
– О Господи! – машинально произнес Мандрэг, испытав при этом совершенно непонятное чувство облегчения.
– Потерпим минуту-другую, хорошо? – попросил Николас. – Сейчас это кончится. Я оставлю дверь открытой.
«Руки, ноги и оп-ля!»
– Я думаю, – проговорил Джонатан после третьего повторения припева, – лучше пойти и убедиться, что доктор Харт ушел из будуара.
Он встал. В это время оркестр торжественно закончил: «А теперь партнеру гав-гав-гав!»
– Все, «Новости», – сказала Херси.
Джонатан прослушал только начало и вышел в холл. Остальные выслушали лаконичную французскую сводку и объявление, что в районе линии Мажино сильные снегопады. Голос диктора продолжал что-то говорить, но Мандрэг понял, что не в состоянии слушать. Нервы его были на пределе, и он испытывал отвратительное чувство нетерпения.
«Я не могу больше здесь сидеть», – подумал он. Возвратился Джонатан и в ответ на их вопросительные взгляды кивнул головой.
– Там нет света, – сказал он и налил себе еще.
«А он тоже нервничает», – подумал Мандрэг.
– Хотел бы я, чтобы старина Билл был здесь, – неожиданно произнес Николас.
– Оставьте лучше его одного, – сказал Джонатан.
– Может, отнести ему стакан? – предложила Херси. – Если ему вздумается, он может швырнуть мне его в лицо. Я все же пойду. Налей ему виски, Джо.
Джонатан медлил. Она отстранила его, плеснула чуть не полстакана виски, долила содовой и пошла в курительную.
«Сегодня в Лондоне распространено сообщение, – говорил диктор, – что мистер Седрик Хелбоди, известный знаток польской народной музыки, арестован в Варшаве. В конце нашего выпуска вы услышите короткое интервью с мистером Хелбоди, записанное в прошлом году, на тему народной музыки в ее взаимосвязях с примитивным бихевиоризмом. А сейчас…»
На пороге стояла Херси. Мандрэг увидел ее первым, и ледяной холод сжал ему сердце. Ее фигура четко выделялась на фоне красной кожаной ширмы, стоящей в курительной. Все разом повернули голову, увидели ее и в едином порыве вскочили с мест. Губы Херси беззвучно шевелились, лицо стало смертельно бледным. С мучительной гримасой она повернулась и вышла. Голос диктора резко оборвался.
– Джо, – произнесла Херси. – Джо, иди сюда.
Джонатан прижал пальцы к губам. Он не двигался.
– Джо!
Джонатан прошел через всю библиотеку и вошел в курительную. Опять воцарилось долгое молчание. Никто не проронил ни слова и не стронулся с места. Наконец из-за ширмы вышла Херси.
– Мистер Мандрэг, – проговорила она, – будьте добры, пройдите к Джонатану.
Не говоря ни слова, Мандрэг прошел в курительную. Тяжелая дверь с рядами книжных полок закрылась за ним.
– Боже, что случилось? – закричал Николас. Херси подошла к нему, взяла его за руки.
– Ник, – проговорила она, – он убил Уильяма.