Текст книги "Форварды покидают поле"

Автор книги: Наум Халемский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Мать сама ведь говорила не раз: судьба не дарит одному все блага жизни, а распределяет между людьми (не всегда справедливо, конечно) печали и радости, силу и слабость, веру и уныние, богатство и бедность, здоровье и болезни. Что подарила судьба мне? И кто в выигрыше, я или Степан? Да, я здоров, глаза мои видят мир, я могу стать моряком или слесарем, портным или кузнецом, могу читать, глядеть на девушек, но почему я не любим? Зрячий, с железным здоровьем? Любят слепого Степана, в семнадцать лет уже смело глядевшего смерти в глаза. Не лучше ли оказаться на его месте, пусть в вечном мраке, но рядом с любовью, согретым ее теплом, озаренным ее сиянием, ее улыбкой?..

– Отчего же он молчит, кретин несчастный? Хочет от меня отделаться, факт!

Такая реплика может быть адресована только мне.

– Чего ты надулся? – продолжает Степан.– Куда же податься, а?

– Куда влечет, где будет легче и веселей жить, где не наскучат жалостью,– не задумываясь, выпалил я.

Прежде я прочел бы в глазах Степана одобрение, а теперь он протянул руку и стиснул мое плечо. Может быть, этим жестом он хотел показать, что согласен со мной?

– Вова напрасно думает, что мои родные – плохие люди, – обиженно говорит Зина, отходя в сторону.

– Зачем ты так, Зина! Я вырос в доме у Вовы, там мне каждый уголок знаком, знаю, где умываться, где парадный и черный ход, а у тебя я буду совсем беспомощным, факт.

Голос его неожиданно дрогнул, и Степан умолк, подав

ляя волнение. Где-то в его выдержке образовалась пробоина, он старается закрыть ее и борется с самим собой.

Саня спрашивает, чтобы переменить разговор:

– А кто в Ивановке вместо тебя?

– Фактически никого. Был один паренек, да ушел в летную школу. Прислали мне письма ребята из Ивановской ячейки, просят приехать, но какой из меня теперь прок? Там необходим боевой кимовец.

– А что, если мне поехать на твое место? – вдруг остановившись, спросила Зина. – Вот попрошусь у Студенова и поеду.

В ее глазах, в лице, даже в движениях столько огня, что я и на миг не сомневаюсь в ее решимости.

– Поеду, поеду,– горячо повторяет она.– Там, в Ивановке, я принесу больше пользы, чем здесь. Там многие Девчата ходят в церковь, состоят в сектах, я сумею открыть им глаза.

– Но тебе придется оставить музыку, «Синюю блузу», пионерский отряд...– возразила Ася.

– Не знаю, не знаю... Кто-то ведь должен откликнуться на призыв? А там тоже есть пионеры, там тоже люди любят музыку, песни. И потом...

Зина отбросила волосы со лба и горячо сказала:

– Пусть враги знают – нас невозможно запугать. На место Степы пришли его друзья.

Ее слова вдохнули в меня новые силы. Действительно, какая высокая цель – поехать вместо Степана в Ивановку, продолжать начатое им дело!

– Честное слово, я готов ехать в Ивановку,– преодолевая волнение; говорю я,– конечно, если мне доверят...

Зина, будто не слыша моих слов, набросилась на Асю:

– Тебе очень нравится, когда твоя мама произносит: «Не прекрасна ли цель – работать для того, чтобы оставить после себя людей более счастливыми». Правда, чудесные слова? Но они ведь останутся словами, если каждый из нас не пожертвует для этого чем-то дорогим и не подкрепит их делом.

У нас дома Леся умылась, поела и собралась в дорогу. Пароход на Ржищев отходит через два часа, и Зина с Асей вызвались проводить ее.

Прощаясь, девушка подошла к Степану и робко погладила его по волосам. Он притянул хрупкую Лесю к себе и дважды горячо поцеловал ее.

– Когда же ты теперь приедешь, Леся? – спросил он.

– Когда хочешь,– ответила она.– Может, с твоим отцом приеду.

Степан удовлетворенно кивнул головой. Я смотрю на него в полной растерянности: кого же он любит – Лесю или Зину?

Пожимая мне руку на прощанье, Леся сказала:

– Я на твоем месте, ей-богу, поехала бы в Ивановку.

– Верно! – поддержала ее Зина, улыбаясь. Что, в сущности, означает это «верно» – готовность поехать вместе со мной или что-либо другое?

Обедали мы на балконе. Степан подтрунивал над моим аппетитом, будто видел, как я ем вторую миску супа.

Мы долго молчим. Каждый думает о своем. О чем думает Степан, действительно ли горе не раздавило его, в самом ли деле он ждет еще от жизни радостей?

– Хлопцы! – прерывает он молчание.– Идет набор комсомольцев на флот. Вот, брат, дело! Эх, уйти в дальнее плаванье, на настоящем корабле... Штормы, ураганы, волны заливают палубу, а ты стоишь у штурвала, как скала. Вот жизнь! Саня, это же твоя мечта.

– Да, была и такая мечта,– соглашается Саня.– О чем только не мечтается в шестнадцать лет. Но мы с Борисом Ильичем на юг собираемся.

Саня не любит преждевременно делиться своими планами.

– На юг – так на юг. Разве я гоню тебя на север?

Саня на миг задумывается, а затем поясняет:

– Днепровские пороги знаете? Там будут строить плотину – огромную плотину и электростанцию. Энергия воды даст электричество. Борис Ильич попросился на стройку. И я с ним. Там и учиться можно будет. Туда съедутся тысячи людей со всей страны.

– Интересно, факт, интересно,– согласился Степан, и я слышу в его голосе грусть. Мы с Санькой сваляли дурака, размечтавшись при нем...

Я жестами пытаюсь заставить Саню замолчать, а он разошелся, пока я не ущипнул его по-настоящему.

Но у Степки теперь появилось какое-то шестое чувство:

– Чего кривляешься? Не толкай Саню. Не надо меня жалеть – сам говорил... У каждого своя дорога. Меня посылают учиться, сам Бойченко приезжал ко мне. Буду учиться петь.

– Зачем тебе учиться – ты и так поешь, как Орфей,– сказал Саня.

– Кто это Орфей? – рассмеялся Степан.

Я тоже впервые услыхал это имя.

– Орфей? – переспросил Саня.– Где-то во фракийских землях жил он, широко лились его песни, он мог своим дивным голосом заставить людей плакать и смеяться, радоваться и страдать.

– Какой я к черту Орфей,– махнул рукой Степан. – За полгода совсем разучился петь.

– Кто умеет, тот не разучится. Ну-ка спой.

Степан встал со скамьи, повернул голову вправо и влево, словно мог увидеть блуждающие в синеве вечерние тени, вспыхнувшие в небе звезды, широкий разлив листвы под балконом, и тихо запел:

Румянятся зори над городом ясным,

На башни кровавое золото льют...

Рабочего брата из Гвардии Красной Враги для расстрела в предместье ведут...

Голос его полнился отвагой и звенел в высоте.

А зори играют сиянием стёкол,

Всходящее солнце горит впереди...

Внизу, под балконом, стали собираться люди. Подняв головы, они слушали Степана. Были тут и хлопцы из «Молнии». Но они ничем не выдали своего присутствия, и Степан пел свободно, голос его радовал, как восход солнца, будил в душе все самое лучшее.

Он ранен врагами, страдающий сокол,

Кровь капля за каплей стекает с груди.

Внизу горячо зааплодировали, а Степан устало сел на скамью.

– Пой, Точильщик! – крикнули снизу.—Пой, Степка!

Но он отрицательно покачал головой. Длинные тени легли на стену дома, над ними пронеслась поздняя птица. Я вижу перед собой бушующий океан, и Саня уже весь мыслями там, у Днепровских порогов, где он начнет новую жизнь. Он садится рядом со Степаном и, обняв его за плечи, говорит не то радостно, не то грустно:

– Выходит, форварды покидают ноле!

– Скажите, а какова дальнейшая судьба Степана Головни, Сани Стона и Вовы Радецкого?

Этот вопрос могут мне задать после выхода книги. Обычно такие вопросы рождают у автора чувство удовлетворенного тщеславия. Раз читатель поверил в существование героев книги, значит, их образы реальны, жизненны. В таком случае, цель почти достигнута. Но за первым вопросом может последовать и второй:

– Очевидно, под именем Вовы Радецкого автор изобразил себя в пору юности?

Между тем повесть не автобиографична, а в герое, от лица которого ведется повествование, как и в его друзьях – Степе и Сане, собраны черты многих, и образы их лепились не с натуры.

...В метро подошел ко мне однажды пожилой лысоватый человек, с гроздью удочек в правой руке, пустой рукав левой был заправлен в карман пиджака. Лукаво подмигнув, он спросил:

– Узнаешь?

– Нет...

– Ну и тип! А ты подумай, припомни.

Его морщинистое, худощавое и подвижное лицо не вызывало никаких воспоминаний. Тогда он спросил:

– Кому ты проиграл пари? Кто говорил, что мы еще прокатимся на подземке, что самолеты станут для нас обычным явлением, кто говорил, что наши дети не будут иметь представления о бирже труда?..

– Погоди, погоди,– перебил я его и, узнав в нем друга детства, бросился обнимать.

Он не был склонен к сентиментальности и потребовал свой выигрыш. Но кто же станет через тридцать пять лет расплачиваться за пари такой ценой – подставлять свой нос под двадцать щелчков! Впрочем, лысоватый человек оставался неумолимым. На меня повеяло давно отшумевшей юностью, которая мила каждому, и я отдался во власть этого жестокого человека. Кто знает, не придумает ли он новую версию: будто я спорил с ним, что никогда человек не преодолеет земного притяжения или не вознесется к звездам? Впрочем, тогда он не отважился бы такое предсказывать – на нашей улице его сочли бы сумасшедшим.

Друг юности ушел удовлетворенный, а мне захотелось напомнить взрослым, какими они были когда-то, о чем думали и мечтали, рассказать молодым о тех днях, когда мы нерешительно вступали в жизнь. Не наша вина, если уж больно робкими были наши грезы и жизнь оставила их далеко позади. Разве наши чувства, мысли и рассуждения тех лет, когда юная советская власть формировала из нас новых людей, не связаны с нашим сегодня? Ведь все, о чем повествуется в этой книге, кажется, произошло только вчера.

Киев, 1960-1962

НАУМ ХАЛЕМСКИЙ (Биографическая справка)

Наум Аврамович Халемский родился в 1911 году в Киеве. В 1927 году он стал работать слесарем на музыкальной фабрике, а в 1930 году, как рабкор, был командирован на учебу на факультет комсомольской журналистики Харьковского Коммунистического университета им. Артема. Впервые его очерки появились в газете «Комсомолець України», где он работал киевским корреспондентом.

С 1938 года его очерки регулярно печатались в газете «Комуніст». Во время Великой Отечественной войны Н. Халемский был фронтовым корреспондентом, а затем – заместителем редактора армейской газеты и вместе со своей армией прошел весь путь от берегов Дона и Волги до Германии.

В послевоенные годы рассказы и очерки Н. Халемского публикуются в журналах «Нева», «Огонек», «Смена», «Советская женщина», «Вітчизна», «Советская Украина», «Україна», в газетах «Известия», «Правда Украины».

Две книги очерков вышли в издательстве «Радянський письменник». В Москве издан сборник рассказов – «Самая красивая на земле». Популярностью пользуется написанная им в соавторстве с П. Северовым повесть «Последний поединок». Эта повесть и многие рассказы Н. Халемского переведены на словацкий, румынский, болгарский, французский языки.

Н. Халемский награжден орденами Красного Знамени, Отечественной войны I степени, Красной Звезды,

Член КПСС с 1931 г.

содержание

Часть первая

Наум Халемский (Биографическая справка) . . . 271

Наум Аврамович Халемский

ФОРВАРДЫ ПОКИДАЮТ ПОЛЕ Повесть

Редактор Е. Э. Пархомовская Художник М. С. Туровский Художественный редактор Б. Л. Тулин Технический редактор Я. С. Глембоцкая Корректор 3. Г. Коваль

БФ 04133. Сдано в набор 19/1V 1963 г. Подписано к печати 1/Х 1063 г. Формат бумаги 84х108 ¹/₃₂. Физ. печ. л. 8,5. Условн. печ. л. 13.940.

Учетно-издат. л. 14.298.

Цена 58 коп. Заказ № 4-285. Тираж 65000 (30001—65000).

«Держлітвидав України». Киев, Владимирская, 42. Книжная фабрика им. Фрунзе, Государственного комитета Совета Министров УССР по печати,

Харьков. Донец-Захаржевская, 6/8.

notes

1

^{Дом общественно-принудительных работ.}

2

^{Полузащитник.}

3

^{Вратарь.}

4

^{Защитник.}

5

^{На блатном жаргоне – финский нож.}

6

^{Уголовный розыск.}

7

^{Мелкий аферист.}

8

^{Модный в то время танец.}