Текст книги "Другая единственная"

Автор книги: Наташа Колесникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Если все сложится…

Машина скользила на заснеженном асфальте, шла юзом на поворотах, но он успевал уклониться от столкновения на обочине с сосной или пышной красавицей елью, которая запросто могла стать последней красавицей в его жизни, поскольку скорость была за сто.

Вернувшись домой, он выпил пару рюмок водки и лег в постель. Наступило самое напряженное время – время ожиданий и опасений. И думать он мог только об одном, вернее, об одной Габриэле.

Она пришла ровно в семь, удивилась обилию роз, а потом до одиннадцати вечера они были в постели. Этот сумасшедший вечер окончательно разрушил все его представления об отношениях между мужчиной и женщиной.

– Паша, не уезжай в Москву, прошу тебя. Мы сейчас поедем ко мне, бабушке ты очень понравился, и будем жить здесь… Я тебя научу испанскому, найду работу тебе, а если не найду, я буду одна работать, пока ты не освоишься тут.

– Габи, милая, как ты себе представляешь это? Я буду сидеть на твоей шее?

– У меня есть деньги, какое-то время потерпим. Да и у тебя что-то есть, нам хватит.

Ну вот этого он никак не мог сделать. И дело даже не в том, что негоже русскому мужику жить и чужой стране, да ещe и за счет любимой женщины. Это было просто опасно для них, потому что его обязательно будут искать и скорее всего найдут. Подвергать опасности двух прекрасных женщин, да-да, и бабушка была прекрасной женщиной, – верх идиотизма. А она смотрела на него так, что сомнений не оставалось: говорит это вполне серьезно и даже верит, что он может остаться…

– Габи, ты такая красивая, мне не хочется расставаться с тобой. правда.

– Паша, ну и не надо. У нас есть дом, будем жить… Да вместе все проблемы решим. Ну зачем тебе возвращаться в эту криминальную Москву? Там же тебя могут убить… Я не переживу этого, Паша.

– Знаешь, я там не последним человеком был. И стану опять. Габи, я хочу не только для тебя загородный дом построить, но и бабушку Марию Рубеновну потом перевезти в Москву, она все же русская испанка, ей там будет приятнее жить.

– Какой ты… Паша! Мне очень не нравится твоя драка с Хосе, он прямо-таки сумасшедший.

– Да мне плевать, какой он. Готов и дальше драться с ним за тебя, Габи. И буду бить этого дебила до тех пор, пока он не поймет – ты не для него.

Она поцеловала его синяк, потом губы, потом тихо сказала:

– Он опасен. Паша. Знаешь, я завтра приеду и отвезу тебя сама в аэропорт, такси не заказывай, ладно?

– Зачем тебе везти меня? Я поеду на арендованной машине и оставлю её на фирме. Если хочешь, поедем вместе, я доплачу, и тебя отвезут обратно.

– Heт, Паша, я сама… Ты будешь звонить мне из Москвы, когда прилетишь туда?

– Каждый час! И буду считать дни до нашей встречи. Знаешь, у меня были варианты, но я их даже не принимал в расчет, казалась, это ниже моего достоинства… Но теперь ради тебя я готов на все. Я сделаю это, Я coглашусь, и мы будем вместе. Это самое главное для меня. Ты, Габи, – самое главное.

– Мне пора, Пашa… Ох, как же не хочется с тобой расставаться.

– А мне каково?

– Ну и зачем это?

– Для нашего будущего.

Она выскользнула из-под одеяла и побежала в ванную. а он обалделыми глазами смотрел ей вслед. Всегда считал себя скептиком, холодным аналитиком, но это красивое обнаженное женское тело просто сводило его с ума. Никогда прежде не замечал за собой такого.

На стоянке машин, после того как Габриэла положила на заднее сиденье своей «рено» красные розы, они еще долго целовались, не могли никак расстаться, он опустился на колени, сжал руками ее ноги, прижался головой к плоскому животу и долго не мог оторваться от него. Но она ласково взъерошила его волосы, отстранилась.

– Паша… я все-таки завтра приеду за тобой. Пожалуйста, не отказывайся, хорошо? А машину свою верни фирме прямо здесь, скажи Мануэлю, он все сделает. Обещаешь мне?

– Габи, может быть, останешься до утра?

– Нет, меня бабушка ждет.

– Ну тогда я отвезу тебя.

– Нет. Я же должна завтра приехать за тобой. До завтра, Паша, до завтра, мой хороший… Ох, какие розы… Бабушке они понравятся.

– Будь осторожной, Габи. Погоди, это глупо… не даже, как сказать…

– Не надо, Паша, деньги тебе самому нужны.

– Ты еще и мысли умеешь читать?

Она грустно улыбнулась, села в «рено», помахала ему и уехала. Он долго смотрел вслед ее машине, тогда еще не зная, что это последняя их встреча. И никогда больше он увидит свою Габи.

Глава 16

Лена проснулась в семь утра, долго лежала в постели с закрытыми глазами, вспоминая события вчерашнего вечера. Голова болела жутко, да ведь она и выпила прилично, а еще и понервничала изрядно, потому и развезло, пока добиралась к Самарину. И уснула в его машине по той же причине. А вот когда он привез ее домой, немного пришла в себя, поспала и уже могла крепко стоять на ногах, но схитрила немного, хотелось, чтобы он ее привел в дом, раздел, уложил в постель. Надеялась, что после этого все же останется. Правильный мужчина Самарин сделал то, что она и хотела, не мог бросить подвыпившую даму на кровати в одежде и уехать. Он даже поцеловал ее, а потом… все же уехал.

Теперь она сожалела о том, что решила поехать к нему. И о том, что отправилась в ночной клуб. Вот же дура, подумала, что можно найти мужика в клубе, где ее мужа знают как облупленного и наверняка донесут о ее знакомстве! Совсем заработалась девушка, дальше плыть некуда. А с другой стороны, идти одной в ресторан, где она никого не знает, просто опасно.

Голова болела, и настроение было паршивым. Теперь же нужно как-то объясняться с Самариным, извиняться за то, что приперлась… как говорится, без звонка. А у него сейчас и без того нервы на пределе, самое сложное время наступило – время ожидания. Деньги заняты и отданы, а ведь всякое может случиться. Тем более что они новая, мало кому известная фирма. Из-за нее Самарин, наверное, не выспался, да и вообще… Он хотел остаться, она это чувствовала, но почему-то не мог. А значит, она изрядно напрягла его своим капризом.

Вот и думай теперь, как ехать в офис, как показаться ему на глаза! А ехать надо.

Она так и осталась спать в трусах, как он раздел ее, так и спала, хотя могла бы принять душ, надеть ночнушку7. Оставила такую комбинацию из белья и собственного тела, какую он сотворил, почему-то хотелось, чтобы хоть в этом он был с ней минувшей ночью.

«Ох. Паша Самарин, что ж ты за мужик такой, совсем непонятный?» Холост, к женщинам неравнодушен, незамужние бабы из бухгалтерии и даже более-менее симпатичные уборщицы с придыханием рассказывали о славных ночах, проведенных на его даче. Гак почему же к ней он так холоден? Боится Булыгина? Но теперь, когда у него своя фирма, когда перехватывает у Булыгина давних партнеров по бизнесу, может не бояться. Может и поласковее с ней быть, ведь сколько уже намекает ему, что готова уйти от мужа, если он только поманит…

– Паша…

– Да, Лена? Какие-то проблемы?

– Нет, просто пришла… Знаешь, у нас вчера все было так замечательно… Только ты очень спать хотел.

– Да, знаешь, я думаю о пропорции импортного товара и отечественного на нашем рынке. Все сводится к тому, что наши подтягиваются и можно предположить, что в ближайшем будущем станут доминировать. Этому есть несколько причин…

– Паш, можно не о работе? Знаешь, мне понравилась твоя дача, симпатичная. Если хочешь, я могу тебе подсказать кое-что по интерьеру.

– Нет, спасибо, я сам все знаю.

– Или посоветовать классных дизайнеров…

– Нет. Лена, я все уже продумал, строителям показал, рассказал и даже нарисовал эскизы. Вот смотри, наши закупают классное оборудование, леса у нас много, умных голов тем более. Могут делать классную мебель, сантехнику, но себестоимость на порядок ниже получается. И если…

– Паш, а может, сходим в театр? Или на концерт какой-то?

Он замолчал, глядя мимо нее отрешенным взглядом. Ну прямо как робот, которого сбили с панталыку странными вопросами, – таких показывают в американских фильмах, да и в наших тоже. Она не раз до этого и не раз после видела эти ею округлые, ничего не видящие глаза и всякий раз удивлялась. Хотелось встать и уйти, все ведь понятно было, но она все сидела в кресле рядом с его столом и смотрела, смотрела на него.

– В театр? – наконец сказал он. – Нет, извини, Лена, я занят вечером, не смогу.

– Ты какой-то странный сегодня, Паша! – с досадой сказала она. – Хоть помнишь, что между нами было?

– Извини, Лена, в офисе я не говорю о личном. Мы работаем в солидной компании, нам платят большие деньги, и мы должны тут работать, а все остальное… потом.

Она никак не ожидала такой резкой отповеди. Он ее целовал, обнимал, говорил, что она очень красивая девушка… И вдруг такое! Резко вскочила с кресла и убежала к себе, чувствуя, как растет в ее груди ярость к этому идиоту! Тогда больше всего хотелось отомстить ему за оскорбление, так отомстить, чтобы… И она отомстила.

С тяжелым вздохом и тоскливой усмешкой на губах Лена выбралась из-под одеяла и поплелась в ванную. Думала, ему отомстила, согласившись стать женой Булыгина, а получается – себе навредила. Потому что теперь совершенно ясно – с Булыгиным дальше жить не хочется абсолютно, но приходится, потому как связана брачным контрактом. А Самарин видит в ней замужнюю женщину, кстати, ни одну замужнюю он на свою дачу не привозил, хотя некоторые хотели.

Полчаса в джакузи, контрастный душ привела ее в относительный порядок. Нужно было только замаскировать следы изрядной доли виски, выпитого вчера, что она и сделала уверенно и осталась довольна собой. Выглядела даже более свежо, чем в обычные дни, причиной тому было слегка припухшее лицо. Выпила две чашки крепкого черного кофе, позавтракала мюсли, йогуртом, вызвала такси, а когда машина приехала, быстро собралась и отправилась в офис. Нет, сначала, конечно, в клуб «Геродот», за своей машиной.

В дороге думала о Булыгине. А он ведь мог следить за ней, и тогда получается… Паша все сделал правильно? Да и вообще муж вел себя очень странно. Этот ревнивый, обидчивый и жестокий к соперникам пожилой мужчина казался прямо-таки паинькой в последнее время. Не особо возражал, что она будет работать на конкурента, не особо обиделся, когда у него деньги стали отнимать, а это было именно так – они отнимали деньги у Булыгина, чего он никогда и никому не прощал. Даже не возмутился, когда отказала ему в близости во время последнего визита на дачу, не стал настаивать… Такое ведь бывало, и не раз. Она думала, что депутатство его сильно изменило, увлекло, затянуло в водоворот важных государственных дел. Но нет, нет, конечно! Булыгин не тот человек, который прельстится какими-то государственными делами и станет отдалять свои деньги другим.

Лена ничего не понимала, даже засмеялась на крутом повороте, водитель такси едва справился с управлением, раздраженно посмотрел на нее. Она извинилась. А смеяться было над чем – рядом с ней два мужика, оба умные, решительные бизнесмены. И оба ведут себя совершенно непонятно!

На стоянке клуба «Геродот» она нашла свою «вольво» в целости и сохранности, дала пятьсот рублей охраннику клуба и поехала теперь уже прямиком в офис. Там минут пять сидела в кабинете, нервно кусая губы, а потом пошла в кабинет Самарина.

– Привет, Паша, – опустив глаза, сказала она. – Я должна извиниться за вчерашнее…

– Садись, Лена. Ты ни в чем не должна извиняться, более того, я надеюсь, извинишь меня за то, что… вел себя как бесчувственный чурбан.

Она села в кресло, уже более смело посмотрела на своего босса. Новая странность в его поведении просто поразила ее. Он, кажется, извинялся за свою невнимательность к ней? Прозрел наконец-то, или что?

– А почему ты вел себя странно, Паша?

– Ты очень красивая женщина, Лена… – с усмешкой качая головой, сказал он.

– Особенно в одних трусах, верно? Почему ты не снял их, Паша?

Она и сама не заметила, как от робких извинений перешла в наступление. Все это как-то само собой получилась. Извиниться нужно было, но обида-то жила в душе!

– Это сложный вопрос… Может быть, когда-нибудь я расскажу тебе. А пока не спрашивай, ладно? Я прошу тебя – не спрашивай, пожалуйста.

А так хотелось спросить! И о портрете смуглой девушки, и о его отношениях с Булыгиным, и вообще!..

– Но я тебе понравилась? – спросила она.

– Очень. Ты и вправду красивая женщина, самая красивая после…

– После кого? Тон, чья фотография у тебя на столе стояла?

– Я же просил тебя, Лена…

Вот оно как отучилось… Не разозлился на нее, хотя очень боялась этого. Паша в гневе никогда не кричит, не ругается, но так поговорит с виновником провала, бывало и такое, что человек потом месяц переживает, он умеет объяснить сотруднику, что тот оказался полным дерьмом, тихим, спокойным голосом, да это все в «Центурионе» знали и опасались тихого разноса Самарина больше, чем вызова на ковер к самому боссу Булыгину. Паша своих сотрудников боссу не закладывал. Сам разбирался с ними. Иногда увольнял, и все знали, что он поступил правильно. Но чаще защищал и давал возможность исправиться.

А теперь даже не разозлился… Она вдруг увидела за столом уставшего человека, наверное, из-за нее он не выспался. Встала с кресла, подошла к нему, нежно погладила ладонью щеку.

– Паш, я с тобой. Всегда и во всем. Правда.

Женская солидарность дорогого стоит, Ленка, – с улыбкой ответил он. – Я ценю это. И запомни – ты очень красивая женщина, так я думаю. Все, иди занимайся делами.

Она наклонилась, поцеловала его в щеку. Сегодня он сказал куда больше, чем она ожидала услышать. Но тем приятнее были его неожиданные слона. И хотелось как-то ответить на это, а как может женщина ответить мужчине, который ей давно нравится? Но это было исключено. и Лена с улыбкой вышла из кабинета, чувствуя, что горит желанием принести новые выгодные контракты своему боссу.

Самолет из Барселоны вылетал в Москву и одиннадцать. до Барселоны езды на машине примерно час, значит, нужно выехать не позднее девяти, а лучше – в восемь. чтобы утрясти все формальности без нервотрепки. А он проснулся рано, чувствовал себя отвратительно и с семи утра сидел на кровати, поглядывая на дверь. Габриэла не приехала ни в половине восьмого. ни в восемь. А в половине девятого он бросил чемодан со своими вещами в арендованную «БМВ» и помчался но направлению к Корринто. Она же обещала приехать, отвезти его в аэропорт, сама хотела этого. И не приехала… Почему?!

Он проехал немного, километров пять всего, и резко затормозил. Шоссе было перегорожено полицейскими, на обочине стояла карета «скорой помощи», а чуть подальше, прямо на середине дороги, замерли сильно разбитая красная «рено» и грузовик с зеленым кузовом. Перед грузовиком на залитых кровью осколках стекла лежал труп. Несложно было понять, что это вчерашний его соперник Хосе вылетел из кабины при лобовом столкновении. А в салоне «рено», за кусками лобового стекла, торчавшими по краям, застыла девушка, опустив голову на рулевое колесо. Темные волосы слиплись от крови, белая курточка забрызгана страшными красными каплями…

Несколько минут он сидел неподвижно, глядя широко раскрытыми глазами на жуткую катастрофу. Еще не было в душе ни боли, ни отчаяния, только внутренний вопль: «Нет! Этого не может быть! Нет, нет!»

К машине подошел пожилой усатый полицейский, быстро заговорил, жестом показывая, что нужно разворачиваться и ехать другой дорогой. Но, заметив состояние водителя, наклонился, открыл дверцу машины, с сочувствием спросил:

– Еn, que puedo audarte?[8]8
  Чем я могу вам помочь ? (исп. )


[Закрыть]

– No senor, – с трудом вспоминая простые испанские фразы? пробормотал он. – Se lo agradezco[9]9
  Нет, сеньор. Благодарю вас (исп.).


[Закрыть].

Он закрыл дверцу, развернулся и поехал к отелю, в аэропорт вела другая дорога. Вел машину на автомате, нее еще не в силах осмыслить страшную катастрофу не только на испанском шоссе, но и в собственной душе. Заторможенно думал, что, наверное, нужно было подойти к Габи, попрощаться с ней, но ведь… не пустят. Начнут спрашивать, откуда он знает ее, какое отношение имеет… Точно опоздает на самолет, а задерживаться здесь не хотелось. Если бы ее увезли и больницу, помчался бы туда в любом случае, если бы она была ранена, сидел бы в палате рядом или в коридоре, а так… Ее нет, они уже попрощались … вчера вечером.

И вдруг исчезла заторможенность, мысли о прощании раскрепостили душу и тело, и пришло ясное осознание того, что Габи нет и уже никогда не будет в этом мире. Душу заполнила почти физическая боль, он даже слегка притормозил, дабы не выехать на противоположную сторону оживленной трассы, потому что руль дергался в руках, машина виляла. Слезы катились но щекам, он вытирал глаза ладонью, чтобы можно было видеть дорогу, стонал, мотая головой, хрипел, стиснув зубы.

Все краски ясного испанского утра вдруг померкли, сочная зелень деревьев стала просто серой, а мир – черно-белым. Он уже точно знал, что в Москве долго не проживет. Да и не хотел жить без нее. Больше всего хотелось умереть. Вот за этим он и летел в Москву. Наверное, нужно было хотя бы позвонить замечательной старушке Марии Рубеновне, выразить свое соболезнование… Но не знал ее домашнего телефона, а мобильник, наверное, был с Габи, сломался… Да и как позвонишь, если судорожные рыдания рвутся из горла? И что сказать? Тут слова не помогут…

Он спешил в аэропорт, чтобы улететь в Москву. Но там не хотел бороться, выживать, не хотел соглашаться на странные предложения. Без Гоби кому это нужно? Без Габи просто нет жизни на этой земле, а тогда зачем ему задерживаться там, где нет жизни?

Прощай, уродливый и страшный мир, в котором правит зло. В котором самый красивый и светлый человек, его Габи, обречен на гибель, а сколько всякой сволочи живет и наслаждается этим паскудным миром! Если так, то и ему он не нужен. Может быть, есть какой-то другой мир, где они с Габи снова встретятся и будут счастливы? Ну а если нет, то и не надо.

Глава 17

Директор тверской мебельной фабрики «Красно дерево» Валентин Семенович Осинский сразу не понравился Самарину – мелкий, вертлявый мужичок лет пятидесяти, подбежал к столу, обеими руками долго тряс его руку и все говорил, говорил…

– Вы понимаете, как непросто нам, людям, понимаете, с периферии, производителям, пробиться, но я так считаю, нужно же оказывать содействие отечественному бизнесу? Я звонил уважаемому Петру Ивановичу Булыгину, долго звонил, но он уже теперь депутат, а его заместители сказали, что их сейчас не интересует отечественная мебель, есть давние партнеры, они, так сказать, полностью удовлетворяют спрос. А мы-то новые, – тараторил Осинский. – Была фабрика деревянной игрушки, но с прошлого года стали делать мебель. Я узнал, что вы, уважаемый Павел Васильевич, создали свою фирму, и пришел именно к вам.

– Спасибо за доверие, Валентин Семенович. Хотите выйти на московский рынок, а что же родная Тверь?

– Я вам честно скажу, Павел Васильевич, это было… шагом отчаяния. Рисковали страшно, но руководство области поддержало. А потом оказалось, что всем нравится? Бизнесмены покупают, чиновники покупают, да и простые люди тоже. Заладилось дело. И тогда мы решили расширить производство и выйти на столичный, понимаете, рынок. А может, и дальше.

Самарин усмехнулся, покачал головой. Смешной мужичок! Если бы в Твери появилась фирма, делающая качественную мебель, он бы знал об этом. Хотя, если они не особо афишировали свой успех на местном рынке, мог и не знать.

– Садитесь, Валентин Семенович. У вас есть каталог? – спросил он.

Мужичок плюхнулся в кресло, снова затараторил:

– Я понимаю, что это несерьезно, но… дорого это, да и зачем, если у меня есть фотографии нашей продукции? Мы все деньги тратим на новое оборудование, на зарплату людям. У нас даже немецкая линия недавно заработала, но, честно вам скажу, Павел Васильевич, наша мебель ручной сборки куда лучше заграничной. С душой делается. Да вы сами посудите, неужто мы, россияне, не можем делать толковых столов и шкафов? Да мы же все выросли в наших дремучих лесах! А если использовать клеи старинной рецептуры, так… Старые шкафы позапрошлого века до сих пор стоят, и хоть бы хны.

И снова Самарин усмехнулся. Такая забота директора о своих работниках, стремление обновить оборудование и одновременно пользоваться старинными рецептами клеев, весьма качественных, кстати сказать, делают этого болтливого человечка прямо-таки героем нашего времени. Вот только не верилось в это.

– Давайте ваши фотографии, у меня мало времени, – сухо сказал Самарин. – Перейдем к делу.

– Конечно, Павел Васильевич, конечно, – засуетился Осинский, вынул из портфеля пачку цветных фотографий, сделанных обычной «мыльницей», положил перед Самариным.

И остался стоять, заискивающе улыбаясь.

Самарин взглянул на одну фотографию, на другую, третью, ироническая усмешка медленно сползла с его губ. Вот гостиная, которую с удовольствием поставит в своей новой квартире любой банкир, вот спальня, которая понравится даже министру. А эта кухня выглядит не менее престижно, чем испанская, но цены Они были указаны фломастером в уголке каждой фотографии.

– Валентин Семенович, а эти цены реальны, как вы считаете? – спросил он.

– Я думаю… Но если вы хотите сказать, что слишком… я могу немного снизить. Мы у себя все хорошенько посчитали, это показалось нормально, понимаете ли…

Одну за другой просматривал Самарин фотографии с продукцией фабрики Осинского и всe больше убеждался, что мебель там делают вполне конкурентоспособную. Но цены! Отпускные на каждый гарнитур были в полтора, а то и два раза ниже европейских! Было над чем подумать. Разумеется, нужна рекламная компания, разумеется придется приложить усилия, чтобы убедить Морина и Ягодина, а также других владельцев мебельных салонов продавать то, что делает в Твери Осинский, но это все реально! Более того, реально вложить средства в фабрику «Красно дерево», расширить производство и получать дивиденды от производства!

– Валентин Семенович, а это все реально?

– Конечно, Павел Васильевич, конечно. Я на машине приехал, тут ехать-то… Можем вернуться вместе с вашим экспертом, пусть сам все посмотрит, убедится. Более того, я договорился с нашим начальством. бизнесменами, можно посмотреть мебель, так сказать, в действии. В квартирах. Вот спальня «Настасья», она дороже других, но понимаете, это ручная сборка, с любовью сделана. Понимаете, если какие чересчур… будут трясти кровать каждую ночь лет тридцать, то потом запросто могут подарить ее детям, я гарантирую, что кровать будет в порядке. Натуральное дерево, ручная сборка, настоящий клен. Но конечно, дороже стоит, чем по немецкой технологии. я понимаю. Но и там мы клен меняем, народу нравится.

«Если он не врет, эта спальня «Настасья» станет хитом продаж этого года. – подумал Самарин. – Немецкие и финские кровати на основе ДСП стоят куда дороже. Испанцы делают классные кровати, но и цены у них…»

Самарин нажал кнопку громкоговорящей связи, попросил Лену немедленно зайти к нему.

– Честно скажу, мне понравилось то, что вы предлагаете, Валентин Семенович, – сказал он. – Но тут есть два момента, которые необходимо сразу согласовать. Если наши менеджеры решат, что обстановка на фабрике внушает надежды. пусть даже скромные…

– Павел Васильевич, обижаете! Я что, похож на балаболку? Ну, мощности у нас пока что маловаты. Ту же «Настасью» бригада делает за неделю, все же вручную. Потому и продаем ее по записи. Все можно посмотреть, проверить.

Он и был похож на балаболку, но мебель делал классную.

– Если все так, как вы сказали, мы подпишем договор и станем дистрибьютором вашей фабрики, то есть будем продавать вашу продукцию как на внутреннем, так и на внешнем рынке. Только мы. Второй момент. Мы обязуемся вкладывать средства в расширение производства, которое более всего зарекомендовало себя на рынке. Это подразумевает превращение фабрики и фирмы в единый холдинг… со временем, разумеется.

– То есть вы сами станете хозяйничать у нас? – растерянно спросил Осинский.

– Нет. Это дело будущего, все зависит от наших с вами успехов. А что касается фабрики – вы потом вправе диктовать любые условия для себя, коллектива. Мы просто будем работать единым организмом, вы делаете – мы продаем. Мы знаем, что, где и как подкорректировать в производстве, вы умеете работать и прислушиваться к компетентному мнению, вместе мы сила.

– Да? Я в общем-то не возражаю.

– Отлично. Сейчас придет Елена Владимировна, генеральный менеджер, обговорим условия нашей сделки. Кстати, она – Булыгина.

– Родственница? Так вы работаете вместе с «Центурионом»? – с изумлением спросил Осинский.

– Жена. И мы работаем порознь.

Лена вошла в кабинет, остановилась у стола, мельком оценив внешность посетителя. Он произвел на нее такое же впечатление, как и на Самарина.

– Посмотри на коллекцию, Лена, – сказал Самарин, придвигая ей стопку фотографий. – Обрати внимание на цены, они там фломастером написаны.

Она внимательно посмотрела фотографии, взглянула на Осинского, он услужливо поклонился и уставился на нее, ожидая вердикта столь значительной в его понимании дамы – пусть эта фирма и не работает вместе с «Центурионом», но ведь она жена самого Булыгина!

– Если это верно… Я думаю, нам стоит сотрудничать с фабрикой «Красно дерево», – уверенно сказала Лена.

Хотела сказать другое. Что-то вроде: «Если это не блеф, то мы имеем золотую жилу, которую нужно разрабатывать». Но годы, проведенные в бизнесе, научили ее скрывать эмоции.

– Я рад. что наши мнения совпадают, – сказал Самарин. – Ты должна заключить с Валентином Семеновичем договор о намерениях – это раз. Второе – ты сама выезжаешь сегодня же в Тверь, возьми с собой Машу, проверите все на месте. Вплоть до посещения тех квартир, где мебель уже стоит. Чем больше их посетите, тем лучше. Завтра жду твоего подробного резюме, если оно будет положительным, проинформируй Валентина Семеновича, что завтра же подошлем полноценный договор о сотрудничестве.

– Мне с вами так приятно, так приятно… – взволнованно затараторил Осинский. – Я звонил господину Булыгину, там даже и разговаривать со мной не захотели, а вы… Такие энергичные… Леночка – извините, Елена Владимировна… Я готов показать вам прекрасный город Тверь и нашу фабрику, все сами увидите, сами поймете, так сказать. В моей «Волге» есть место и для вас, и для уважаемых сотрудников ваших.

– Спасибо, Валентин Семенович, я поеду на своей машине. Пойдемте в мой кабинет, подпишем договор о намерениях.

– То есть… простите, Павел Васильевич, это означает, что лично вы будете продавать нашу мебель? Вы согласны?

– Не только продавать, но и рекламировать, и всячески в продвигать на рынок с тем, чтобы фабрика получала максимальную прибыль, производство расширялось, а сотрудники получали такую зарплату, которая заставит их дорожить своим местом.

– Ничего не понимаю, – растерянно пробормотал Осинский. – А фирма Булыгина и разговаривать со мной не захотела…

– Пойдемте, Валентин Семенович, – с улыбкой сказала Лена.

Она взяла Осинского под руку и повел к двери. Уводила фабриканта из кабинета босса с улыбкой, и вряд ли кто мог понять причину этой улыбки. А Лена радовалась просто фразе Самарина, что в Тверь с ней должна поехать Маша Силкина. Не симпатичный парень Гена Павлович, а именно Маша. Выходит, подсознательно оберегал ее, даже ревновал. Паша? Ну как же приятно было об этом думать!

Пустая квартира, холодная мебель, никого рядом… Куда он вернулся? Была красивая, уютная квартира на Тверской-Ямской, три комнаты – спальня, детская и гостиная.

Полгода назад купил, отремонтировал, обставил… Почти все свои сбережения угрожал, сложный обмен провел, тысяч сто выиграл, но сколько радости было! Сколько друзей собралось на новоселье, пили, смеялись, дурачились…

Все это осталось где-то далеко, даже не верилось, что он был счастлив здесь, и ярко светили люстры в гостиной, и лампа на тумбочке в спальне создавала возбуждающий полумрак, и в детской звучал звонкий смех дочки Ксюши… Нет, не верилось, что все это было в пустой, неожиданно огромной квартире. Может, в какой другой и не с ним?

А еще и погода мерзкая, не то дождь, не то снег на улице… В Испании днем светило солнце, плюс пятнадцать – семнадцать, а здесь нулевая температура, мрачные тучи над Москвой и тоска, страшная тоска в душе. А где сейчас она, Габи? Наверное, в морге. Да нет, в моргe просто тело, ее красивое тело, а сама она где? Слезы текли по щекам, и водка, купленная в «дьюти фри», не помогала, а только усугубляла его страдания.

В аэропорту Барселоны и в полете он сдерживал себя, но теперь, вернувшись в свою квартиру, не мог и не хотел сдерживать слезы. Водка, соленые огурцы, которые купил возле метро у бабуси… И слезы.

О том, что именно сегодня он вернулся в Москву, знали, похоже, многие. Но звонили только те, кто чего-то хотел от него, а друзья, которых заметно поубавилось в последнее время, как и перед отлетом в Испанию, не торопились набирать номер его телефона.

– Да, – сказал он, ввяз трубку радиотелефона, лежавшую на кухонном столе. – Самарин, слушаю.

– Это Женя, – холодным голосом сказала жена.

– Как наша Ксюша?

– Нормально, можешь не беспокоиться. Паша, я надеюсь, ты цивилизованный человек, и мы решим проблему миром. Папа с мамой считают, что ты, человек из провинции, обязан разменять московскую квартиру на двухкомнатную для меня с дочкой и однокомнатную для себя. Нам с Ксюшей нужно где-то жить, не можем же мы стеснять папу с мамой.

– Ксюша тоже так считает? Что в пятикомнатной квартире бабушки и дедушки она стесняет их?

– Мы с ней хотим жить самостоятельно! И пусть ты купил эту квартиру, мы имеем на нее полное право. Квартира солидная, думаю, совсем несложно ее разменять, тем более для тебя, специалиста.

Господи, о чем она говорит?!

– Это все, что ты хочешь мне сказать, Женя?

– Это все. Папа считает, что ты неудачник, слишком много о себе возомнил и поплатился за это. Я тоже так думаю.

– Ну, если папа считает…

– Так что, Паша? Будем судиться?

– Да нет, Женя, зачем? Скоро квартира будет полностью твоей. Поцелуй от меня Ксюшку и прощай.

– Что все это значит, я не понимаю!

– Дочку поцелуй от меня, тупица, и не звони больше! Квартира скоро станет твоей! – рявкнул он и выключил трубку.

Она даже не спросила, как его дела, решились проблемы или нет, чем он собирается заниматься. Хотя бы просто так поинтересовалась, из вежливости, что ли… Совсем тоскливо стало после этого разговора. С кем же он жил все эти годы последние? А ведь Женька вроде была любящей женщиной, хорошей матерью… Ну, слишком хотела выглядеть светской львицей, дорогие шмотки любила, так это казалось вполне нормальным для женщины, выросшей в семье номенклатурного чиновника, а потом и серьезного бизнесмена. Да и вообще нормально. Для того он и муж, чтобы заботиться о своей женщине, радовать ее и дочку подарками. Есть деньги, на кого же их тратить, как не на своих любимых? А когда случится в жизни черная полоса, они помогут ему.