Текст книги "Тайные корреспонденты "Полярной звезды""

Автор книги: Натан Эйдельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Глава XIV
ПОСЛЕДНЯЯ «ПОЛЯРНАЯ ЗВЕЗДА»

Истинное слово

В мире повторится,

Истинное дело

В мире совершится.

Но не встрепенутся

На глухом погосте

Наши вековечно

Сложенные кости.

Н. П. Огарев «Полярная звезда». Книга VIII

После 1863–1864 гг. все издания Вольной типографии, кроме «Колокола», приостанавливаются. Возвращение к «Полярной звезде» в мыслях – 1864, 1867 годы. Альманах вместе с «молодыми эмигрантами» не осуществляется. Отказ от «Колокола» и решение издать VIII «Полярную звезду». Последняя статья Герцена о декабристах. Последняя «Полярная звезда» без корреспонденций. «Полярная звезда» существует до последнего дня жизни ее издателей

С 1863 г. «Полярная звезда» не выходит. Постепенно прекращаются и другие издания – «Под суд!» (с 1862 г.), «Общее вече» (с 1864 г.). Тираж «Колокола» уменьшается в несколько раз. Весной 1865 г. Вольная типография перемещается в Женеву, где постоянно много русских эмигрантов и больше связи с родиной,

История последних лет Вольной печати Герцена и Огарева подробно проаналиаирована в ряде исследований¹. Вспомним только о двух существенных обстоятельствах, определявших в ту пору содержание и «ритм» вольных изданий.

Во-первых, постепенно затухали надежды на новый подъем в России и на усиление связи с нею.

Во-вторых, установились довольно сложные отношения Герцена и Огарева с так называемой молодой эмиграцией.

В годы подъема Герцен и Огарев почти молниеносно отвечали на каждый крупный поворот событий либо новым типом издания, либо увеличением тиражей старого.

И теперь они чутко слушают. Убедившись, что в России сравнительно тихо, что прежние борцы сошли, а новые еще не сформировались, вольные печатники безжалостно сокращают свои издания.

B 1864 г. у Герцена рождается мысль отказаться от «Колокола» и вернуться к «Полярной звезде», чтобы, как прежде, в 1855–1857 гг., альманах был главным изданием (см. XXVII, 467). Ход рассуждений Герцена понятен. Редко выходящая «Полярная звезда», казалось, более соответствовала неблагоприятному спросу на Вольные издания, чем частый «Колокол». В то же время относительное затишье было хорошим временем для спокойных теоретических размышлений о пройденном и настоящем, когда нужно, как писал Герцен, «сосредоточить мысль и силы, уяснить цель и сосчитать средства».

«Полярная звезда» – издание очень удобное для помещения такого рода работ.

Однако затем – в связи с переездом в Женеву – у Герцена и Огарева возродились надежды, что все же удастся пробить, разогнать российскую тишину. В конце 1865 г. Герцен писал:

«Дела идут не хуже. Для нас даже положительно лучше. С нынешней весны звон наш опять стал проникать в Россию, опять стал будить одних, беспокоить других, нас больше бранят, к нам больше пишут» (XVIII, 451).

«Колокол» продолжал регулярно выходить. На страницах его кроме статей и заметок непосредственно о текущих событиях постоянно, с продолжением появляются большие теоретические статьи Герцена.

Альманах же напоминал о себе читателям отдельным изданием «Былого и дум», где, по словам Герцена, «три четверти старого из „Полярной звезды“, но есть и новое» (XXVIII, 243).

Сосредоточивая все силы на «Колоколе», Герцен медлил с VIII книгой «Полярной звезды», не желая печатать ее без корреспонденций.

С прежним кругом постоянных помощников «Полярной звезды» связи почти прекратились. Некоторые из этих людей подверглись репрессиям, состояли под надзором и не могли поэтому заниматься какой-либо нелегальной деятельностью (А. Н. Афанасьев, В. П. Гаевский). В. И. Касаткин остался в эмиграции, несколько лет был деятельным помощником Герцена в типографии² однако связей с Россией в это время почти не имел. В конце 1866 г. Касаткин поссорился с Герценом, а через год умер, не прожив и 37 лет.

На поступление историко-литературных материалов в «Полярную звезду» повлияла, конечно, цензурная реформа 1864 г. Связанное с нею известное смягчение цензурных нравов увеличило возможности для публикации многих прежде запрещенных произведений в самой России. Н. В. Гербель и П. А. Ефремов собирались в то время возобновить «Библиографические записки»³.

С 1863 г. П. И. Бартенев стал издавать «Русский архив».

Вольные издания Герцена сами по себе были одной из важных причин цензурных уступок. Но эти уступки уменьшили (хотя, разумеется, не уничтожили) потребность публиковать историко-литературные материалы за границей.

Разыскивая корреспондентов для «Полярной звезды», Герцен 8 мая 1866 г. писал В. И. Кельсиеву: «Напишите что-нибудь для „Колокола“, мы вам заплатим франков по 10 за колонну. Или для предполагаемой „Полярной звезды“» (XXVIII, 183). Однако прежний помощник и сотрудник Герцена и 0гарева в это время уже внутренне отказался от своих революционных идеалов и был накануне сдачи русским властям. В своей «Исповеди», написанной в III отделении, В. И. Кельсиев сообщал о Герцене: «В последних письмах своих он <…> предлагал мне довольно выгодные условия за сотрудничество в „Колоколе“ и в „Полярной звезде“ <…>. Но уже было поздно: блудный сын находил дом отчий. Я отказался и от сотрудничества, и от получения „Колокола“, и от переписки»⁴.

* * *

Прошло около года, и дела Вольных изданий еще более ухудшились. Корреспонденций почти не, было, «Колокол» расходился слабо и в основном за границей. Россия словно замерла после полосы репрессий, прошедших вслед за покушением Каракозова в 1866 г.

Уж пять лет прошло со времени спада общественной волны, и еще пять—семь лет оставалось до. бурь 70-х годов. Страна вступила в длительное пореформенное существование.

Герцен писал в то время: «Одна из наших великих наград состоит именно в том, что мы меньше нужны» (XIX, 9).

Беспощадные, как прежде, даже к самым задушевным своим творениям и изданиям, Герцен и Огарев 1июля 1867 г. останавливают «Колокол».

В передовой статье сдвоенного 244–245 номера газеты говорилось:

«Сегодняшним листом заключается наше десятилетие. Десять лет! Мы их выдержали и, главное, выдержали пять последних, они были тяжелы. Теперь мы хотим перевести дух, отереть пот, собрать свежие силы и для этого приостановиться на полгода.

Мы хотим еще раз спокойно, без развлечений срочной работой, вглядеться в то, что делается дома, куда волна идет, куда ветер тянет. Мы хотим проверить, в чем были правы и где ошибались…» (XIX, 286).

Через полгода, 1 января 1868 г., «Колокол» вышел снова, но на французском языке – «Kolokol». «Меняя язык, – объявляли издатели, – газета наша остается той же и по направлению и по цели <…>. Нам кажется, что на сию минуту полезнее говорить о России, чем говорить с нею» (XX, 8).

Это была еще одна попытка расширить круг читателей и корреспондентов. Но только Огареву Герцен открывал, что в удачу не верит. 4 января 1868 г., через несколько дней после появления «Kolokol», Герцен признается: «Мне все кажется, что при всех усилиях „Колокол“ – ни французский, ни русский не пойдут» (XXIX, 255).

И конечно, не случайно, что в те самые месяцы, когда «Колокол» замирает, Герцен возвращается к мысли о «Полярной звезде». Со слов русских путешественников он писал летом 1868 г. Огареву, что в России «решительно никто не занимается „Колоколом“ и не знает его <…>. Если нас и меня поминают – это по „Полярной звезде“ и по „Былому и думы“» (XXIX, 410).

Герцен мечтал о VIII «Полярной звезде», продолжающей традиции прежних семи книг. Поэтому вместе с «Полярной звездой» возвращается декабристская тема.

Первое упоминание о VIII книге (в письме Герцена к Огареву от 4 января 1868 г.) выглядит так:

«„Полярную звезду“ я печатать готов хоть с марта, надобно бы взять записки декабриста у Касаткина» (XXIX, 254).

Как известно, речь шла о третьей, еще не опубликованной части «Записок» И. Д. Якушкина, хранившихся у Елизаветы Васильевны Касаткиной, вдовы В. И. Касаткин⁵. По-видимому, эта часть «Записок» декабриста была получена В. И. Касаткиным от Е. И. Якушкина несколько позже, чем остальные мемуары, иначе она была бы, без сомнения, опубликована еще в 1863 г. в «Записках декабристов». Герцен, вероятно, хотел сначала поместить III часть мемуаров декабриста в «красный угол» – новую «Полярную звезду», а потом пытался использовать их в «Kolokol». Но ни от Касаткина, ни от его жены «Записки» вовремя не были получены, и появились они впервые не в Вольной печати, а в бартеневском «Русском архиве» в 1870 г. (куда представил рукопись Евгений Иванович Якушкин).

В семи номерах «Kolokol» (апрель—июль 1868 г.) Герцен печатает свою большую статью «Исторические очерки о героях 1825 года и их предшественниках по их воспоминаниям» (XX, 227–272). Комментарии к этой статье в академическом издании Герцена, написанные В. В. Пугачевым, обстоятельно разъясняют, зачем Герцен спустя несколько лет перепечатывает, пересказывает или анализирует целые разделы из прежних книг «Полярной звезды» и «Записок декабристов» («Записки» И. Д. Якушкина, «Семеновская история», «Воспоминания» Бестужевых и др.).

Это было стремление «выступить против господствовавших в западноевропейской буржуазно-либеральной публицистике второй половины 60-х годов представлений о России как оплоте реакции, как стране беспробудного <…> раболепия, чуждой свободолюбивых стремлений и традиций» (XX, 765, комм.).

Герцен также хотел в годы безвременья и затишья напомнить России о декабристах.

Наконец, Герцен заговорил о декабристах как об истинных революционерах отчасти в укор русской женевской и цюрихской молодой эмиграции (XX, 766, комм.). В своих статьях и письмах он говорит столько же о движении декабристов, сколько о декабристах – людях и характерах. Для Герцена важный критерий прогрессивности всякого движения – это человеческий материал, который при этом вырабатывается.

2 января 1865 г. он пишет: «Явился старец с необыкновенным, величаво энергичным видом. Мне сердце сказало, что это кто-то из декабристов. Я посмотрел на него и, схватив за руки, сказал: „Я видел ваш портрет“.

„Я Поджио“ <…> Господи, что за кряж людей!» (XXVIII, 8).

4 января 1865 г.: «Вчера был у старика Поджио – титаны…» (XXVIII, 9).

В то же время с революционерами-разночинцами – Базаровыми – у Герцена не прекращаются споры, в которых обе стороны часто несправедливы.

«Меня возмущает, – пишет Герцен Огареву в мае 1868 г., – их неблагодарность ко всем прошедшим деятелям, и в том числе к нам, – это чувство верное и его краснеть нечего. Смешны люди, которые себя переоценивают, зато ведь и люди, не ценящие себя по пробе, жалки. Рано или поздно я надену на них дурацкую шапку, но „Полярная звезда“ на 1869 год не будет их лобным местом» (XXIX, 352).

В последнюю книгу «Полярной звезды» никакие декабристские материалы не попали. Однако без полемики с «нигилистами» в альманахе не обошлось (статья Герцена «Еще раз Базаров» и главы об эмиграции из «Былого и дум»).

В одном отношении VIII книге альманаха повезло больше, чем другим. Поскольку Герцен был в беспрерывных разъездах, а издательскими делами в Женеве ведал Огарев, то друзья беспрерывно переписывались. Переписка же за 1868 г. почти целиком сохранилась, и в ней мы находим много подробностей о подготовке издания.

Как всегда, «Полярная звезда» набиралась по мере поступления материала, а отдельные оттиски распространялись еще до завершения книги в целом.

Герцен и Огарев еще не знают всех материалов книги, а уж готова корректура сначала новых глав из «Былого и дум», затем стихов Огарева (см. XXIX. 343, 350).

27 июля 1868 г., за 4 месяца до выхода тома, оттиск VII части «Былого и дум» был отослан М. К. Рейхель с посвящением:

«Сии „примёры“ будущей „Полярной звезды“ – Марии Каспаровне посвящает Вятский знакомый» (XXIX, 534).

31 мая 1868 г. Герцен еще мечтает, чтоб в VIII книге было кроме него да Огарева «что-нибудь чье-нибудь – ну хоть Мечникова (листа 2) или Бакунина, я буду платить по 80 франков с листа» (XXIX, 351). Известно, что в июле 1868 г. Огарев вел переговоры с Львом Мечниковым о какой-то его статье для «Полярной звезды». Герцен обещал платить за нее «140 франков с листа» (XXIX, 405). Однако в конце концов никакой статьи Мечникова в VIII книге так и не появилось.

Герцен интересуется в письмах каждой мелочью, касающейся новой «Полярной звезды», – порядком статей, оформлением, видом титульного листа.

«У „Полярной звезды“ можно поставить „Revue anniversaire“ (юбилейное издание – франц.)», – пишет он 1 июня 1868 г., имея в виду, вероятно, пятнадцатилетие Вольной русской типографии (1853–1868), однако потом Герцен от этой мысли отказался (возможно, из-за того, что альманах считался книгой «на 1869 год»).

«Вели готовить „Полярную звезду“ к 15 октября, – писал Герцен Огареву 23 сентября 1868 г., – обертка должна быть толстая, цвета „Былого и думы“» (XXIX, 447). Отдельное издание «Былого и дум» имело довольно большой успех, и Герцен стремился даже внешним видом «Полярной звезды» подчеркнуть связь, преемственность своих воспоминаний и альманаха.

16 октября 1868 г. Герцен распорядился: «Цена 3 франка мала, поставить 4» (XXIX, 468). 28 октября 1868 г. он писал Тхоржевскому: «Печатайте скорее, на заглавии следует „1869“ (все книги с 1 октября печатаются следующим годом)» (XXIX, 480).

Перед самым выходом «Полярной звезды» Герцену, после переговоров с русским журналистом А. П. Пятковским, показалось, что существует возможность напечатать инкогнито некоторые статьи непосредственно в России.

«Кабы знать да ведать прежде, – пишет он 26 сентября 1868 г., – пол „Полярной звезды“ можно было бы там напечатать» (XXIX, 448).

Как известно, Герцену удалось кое-что опубликовать в петербургском журнале «Неделя», но мечты о более широком вторжении на страницы подцензурной прессы оказались иллюзией.

С приближением дня рождения VIII «Полярной звезды» настроение издателей ухудшалось. Было ясно, что «Колокол» на французском должно прекратить. «Нашим истинным призванием было сзывать своих живых и издавать погребальный звон в память своих усопших, а не рассказывать нашим соседям истории наших могил и наших колебаний» (XX, 402). (выделено нами – V.V.)

1 декабря 1868 г. вышел последний номер, в котором Герцен опубликовал открытое письмо к Огареву.

«Наш прилив останавливается, ручьи текут в иных местах: отправимся же на поиски других земель и других источников. Тебе известно, с каким упорством настаивал я с 1864 года на продолжении издания „Колокола“, но, придя в конце концов к убеждению, что существование его становится натянутым, искусственным, я отступаю <…>. Мы слишком долго шли своим путем, чтобы возвращаться вспять; но нам нет никакой нужды идти все той же тропинкой, когда она становится непроходимой, когда не хватает хлеба насущного. Без постоянных корреспонденций с родины газета, издающаяся за границей, невозможна, она теряет связь с текущей жизнью, превращается в молитвенник эмигрантов, в непрерывные жалобы, в затяжное рыдание» (XX, 398–399).

Это послание, трагичное и исключительное по беспощадности к самим себе, завершалось, однако, в оптимистическом тоне: борьба не окончена, издатели же «Колокола» при иных, более благоприятных ситуациях снова возьмутся за старое оружие. «В случае необходимости „Полярная звезда“ облегчит нам возможность защищаться. И разумеется, язык Колокола не будет расплавлен – его только подвяжут, а конец веревки останется в наших руках» (XX, 402).

VIII книга «Полярной звезды» как раз в эти дни – в ноябре—декабре 1868 г. – была готова. Впервые за вcю историю альманаха в ней были только два автора – Герцен и Огарев.

Большая часть книги – главы из «Былого и дум» («Без связи», «Venezia la bella», «La belle France», «Лондонская Вольница»). Герцен снова обращался и к своему «Доктору Крупову»: «Мой Крупов, как Лазарь, снова ожил» (ПЗ, VIII, 140) – в виде «сочинения прозектора и адъюнкт-профессора Тита Левиафанского».

Полемику с молодыми, с Базаровыми, размышления о прошлом, настоящем и будущем нигилизма Герцен представил читателям в своих письмах «Еще раз Базаров». Эпилогом тома была III часть поэмы Огарева «Юмор» с подзаголовком «Через двадцать семь лет» (ПЗ, VIII, 161) и шесть последних стихотворений, как бы подводящих итог всему.

Последними строками последней «Полярной звезды» было огаревское «Предисловие к неизданному и неоконченному» (ПЗ, VIII, 178):.

 
…Не унывай и думай без испуга,
Что рвутся жизненные швы,
И не склоняй под тяжестью недуга
Полустолетней головы.
Спеши в строках последнего сказанья,
Где завершится жизнь сама,
Отметить всю работу пониманья,
Весь опыт явственный ума.
А там умри с спокойным чувством меры,
Вперив на мир последний взгляд,
Без помыслов отчаянья иль веры,
Без сожаленья и отрад...
 

Герцен нервничал оттого, что книга была мала, всего 10 печатных листов, и хотел сначала объявить о выходе второго выпуска VIII книги в 1869 г. (см. XXIX, 474). Однако он трезво оценивал обстановку и понимал, что, может статься, второй выпуск задержится. Возможно, поэтому в конце концов решено было считать VIII книгу законченной.

Но чтобы читатель не думал, что с этим томом заканчивается и «Полярная звезда», на последней странице обложки (розовой, как в отдельном издании «Былого и дум»!) было напечатано объявление:

«Следующая книжка „Полярной звезды“ выйдет в июне 1869 г.»

* * *

Ни «Колокол», ни «Полярная звезда», ни «Былое и думы», строго говоря, при жизни Герцена не прекращались. Они приостанавливались, но всегда готовы были возобновиться. Подвязанный язык «Колокола» бил время от времени. Так, 15 февраля 1869 г. появилось последнее, шестое приложение к «Колоколу» на французском языке («Supplement du Kolokol») с документами из архива П. В. Долгорукова.

По содержанию эта публикация напоминала прежние «Исторические сборники Вольной русской типографии» и «Полярную звезду» (см. XX, 831 комм.).

IX «Полярная звезда» в июне 1869 г. не вышла, но Герцен о ней думал.

9–10 января 1869 г. он извещал Огарева, что «написал статейку вроде промемория Бакунину <первый вариант писем „К старому товарищу“>. Можно в „Полярной звезде“ напечатать» (XXX, 12). Однако 21 января того же года Герцен писал, что «„Полярную звезду“ можно начать печатать тотчас, как Георг <издатель> заплатит за всю прошлую. А если та не разойдется, мое мнение – вовсе не начинать. Статья моя in Bakouninem кончена, но она может и полежать» (XXX, 17).

«До „Полярной звезды“ далеко», – констатирует Герцен 4 февраля 1869 г. (XXX, 26), но чуть повеет «теплым ветром», он снова готов к действию и пишет Огареву 7–8 февраля 1869 г.: «Я готов с половины марта начать печатание „Полярной звезды“, если ты что-нибудь имеешь уже готового – напиши» (XXX, 31).

Так в мучительных раздумьях, колебаниях, среди новых тяжелейших личных переживаний (серьезная болезнь дочери, разлад с Н. А. Тучковой-Огаревой) проходили последние месяцы Герцена.

Его творческие планы, которые обнаруживаются в письмах и черновиках, его замечательные статьи и неопубликованные воспоминания, что появились частично в «Сборнике посмертных статей Александра Ивановича Герцена» (Женева, 1870 г.) – свидетельство громадных, лишь частично реализованных замыслов.

В последний раз «Колокол» и «Полярная звезда», вспомянуты Герценом как живые за 13 дней до смерти – в письме к Огареву от 7 января 1870 г. (из Парижа в Женеву). «Для возобновления „Колокола“ нужна программа <…>, читать нас никто не хочет. Сделаем опыт издать „Полярную звезду“ – что у тебя есть готового? Я, впрочем, предпочел бы участвовать в каком-нибудь петербургском издании» (XXX, 297).

В этих нескольких строчках вся история Вольных изданий за последние несколько лет.

Герцен сказал однажды о «Былом и думах», что «труд этот может на всем остановиться, как наша жизнь». Эти слова могли быть сказаны о «Полярной звезде» и «Колоколе».

Эти издания еще и еще раз появились бы в 70-х годах и, возможно, наступил бы день, когда

 
…снова наш раздастся звон
И снова с родины далекой
Привет услышится широкой…⁶
 

Последняя фраза, написанная Герценом в его жизни, символична.

В телеграмме С. Тхоржевскому 20 января 1870 г. он сообщал о своей болезни: «Большая опасность миновала. Недоволен врачами, как и всюду. Завтра постараюсь написать» (XXX, 301).

«Завтра» Герцен написал бы. Написал и напечатал бы много.

Но завтра у него не было, потому что через несколько часов он скончался. 12 июня 1877 года не стало Огарева. Только тогда навсегда остановилась «Полярная звезда» и умолк «Колокол»..

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Важными особенностями печати, литературы каждого революционного этапа являются круг ее читателей, широта распространения, состав корреспондентов. По этим данным можно судить о размахе, массовости освободительного движения. Рассматривая задачи пролетарской «Искры», В. И. Ленин исключительное внимание уделял вопросу о корреспондентах, видя в самой сети агентов, рабочих корреспондентов, связанных с единым центром – редакцией революционной газеты, контуры, леса, «которые строятся вокруг возводимого здания»– будущей партии (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 5, стр. 11).

Характеристика революционной печати как коллективного пропагандиста, коллективного агитатора, коллективного организатора в широком смысле применима ко всему освободительному движению в России, хотя, разумеется, содержание, форма, размах «пропаганды, агитации, организации» существенно различались на каждом этапе.

Декабристы не имели бесцензурного печатного органа вроде герценовской «Полярной звезды» и «Колокола». В их революционной практике почти не использовались нелегальные типографии¹.

Революционную литературу в то время представляли легальные, подцензурные издания, например «Полярная звезда» Рылеева и Александра Бестужева, списки запретных стихов Пушкина, Рылеева, Грибоедова…

Отсутствие широкой нелегальной печати в тот период объясняется, конечно, не столько техническими условиями, сколько уровнем общественных интересов. Для узкого слоя, среди которого обращалась оппозиционная и революционная литература 20–40-х годов XIX в., было вполне достаточно журналов и альманахов с тиражами, измеряемыми сотнями, редко – тысячами экземпляров, а также десятков, реже – сотен рукописных списков. Сколько-нибудь широкой сети корреспондентов декабристская печать не имела, потому что серьезная борьба за привлечение народа к движению фактически не велась. Однако стихи Пушкина, Рылеева, Бестужева, распространяясь по России, подготавливали более широкую почву для будущих врагов власти, и в этом смысле можно говорить об агитационном значении декабристской литературы.

Вольная печать Герцена была следующей, более высокой ступенью агитации. Она усвоила лучшие традиции декабристской печати, а также передовой русской литературы и критики первой половины XIX в.

В 1853–1857 годах, в период выхода «листков» Герцена, а затем и «Полярной звезды», его печать по масштабам еще близка к литературе декабристов. Однако уже один тот факт, что на службу революции был поставлен свободный печатный станок, определял иные масштабы, иной размах дела, нежели в период рукописных списков. Новым в деятельности Вольной типографии была борьба за максимально возможную в тех условиях широкую массовую основу. Пробуждение разночинцев – передовой части народа – было одной из главных заслуг Вольной печати.

Задачи пропаганды и агитации уже не среди сотен, а среди тысяч и десятков тысяч заставили Герцена и Огарева перейти от издания отдельных листков и «медленных альманахов» к периодической газете – «Колоколу». Тираж этой газеты достигал 2500–3000 экземпляров, а учитывая дополнительные тиражи – 4500–5000. Практически это означало десятки тысяч читателей и было сравнимо с максимальными тиражами легальных изданий в России («Современник» – 6000, наиболее крупные газеты – 10–12 тысяч экземпляров). Всего же за 10 лет издания «Колокола» было выпущено примерно 500 тысяч его экземпляров. Одним из критериев массовости, успеха, масштабов распространения Вольной печати было число ее корреспондентов. В сети корреспондентов и распространителей уже угадывались контуры будущей организации. Член харьковско-киевского подпольного общества 1856–1860 гг. Михаил Левченко писал о молодежи, читавшей и распространявшей герценовские издания: «Без определенных форм, без названия членов <…> является общество, организованное единством целей»².

Разумеется, в период «Колокола» корреспондентов и распространителей было сравнительно немного. Это еще не сам народ, а лишь «молодые штурманы будущей бури». Это отвечало характеру освободительного движения 50–60-х годов, уже значительно продвинувшегося вперед по сравнению с декабристами, но еще не подошедшего к тем задачам массовой борьбы, которые встанут к началу следующего столетия.

Таково было историческое место изданий Герцена в развитии революционной печати, такова была историческая роль их корреспондентов.

Восемь книг «Полярной звезды» в переводе на суховатый язык цифр – это 2320 страниц текста, на которых поместилось 195 произведений.

1270 страниц, т. е. более половины общего объема, занимают 36 сочинений Герцена, главным образом отдельные части «Былого и дум».

На 277 страницах разместились 7 статей и 39 стихотворений Огарева. Таким образом, ведущая, определяющая роль Герцена и Огарева в их альманахе очевидна.

Некоторые работы издателей «Полярной звезды» неотделимы от корреспонденций, присланных из России (например, примечание Герцена к публикации письма Белинского к Гоголю, его ответ на письмо С. Д. Полторацкого, статья «Император Александр I и В. Н. Каразин»).

Материалы, присланные извне, занимают 773 страницы «Полярной звезды» (треть объема). Больше всего корреспонденций в V–VII книгах (1859–1862).

Как правило, в «Полярной звезде» автор присланного материала и корреспондент, приславший материал, – это разные люди.

Исключение составляют статьи Энгельсона и Сазонова в I и II книгах, «Судебные сцены» Аксакова в IV книге, а также два письма, помещенные во II книге и, очевидно, присланные самими сочинителями.

Кроме того, авторами «Полярной звезды» – при жизни или посмертно – были Пушкин, Лермонтов, Рылеев, Лунин, братья Бестужевы, Матвей Муравьев-Апостол и другие декабристы, а также представители враждебного лагеря – Липранди, Греч.

Понятно, большинство сочинений доставляли тайные корреспонденты «Полярной звезды».

Из 113 произведений, присланных в альманах Герцена и Огарева, 79 стихотворений: в том числе 25 – Пушкина, 9 – Рылеева, 1 – Лермонтова, 1 – Некрасова, 43 – других авторов. Много корреспонденций – это документы, материалы, воспоминания, связанные с декабристами, Пушкиным и людьми 20–50-х годов. Их содержание соответствовало основной теме «Полярной звезды» – теме «былого и дум».

Число корреспондентов «Полярной звезды» было, как мы видели, сравнительно невелико.

Вот их перечень (в который входят и предполагаемые сотрудники альманаха):

I книга

В. А. Энгельсон	«Что такое государство»
А. А. Чумаков	«Письмо Белинского к Гоголю»
Л. Кошут Д. Маццини В. Гюго И. Лелевель	Письмо редактору «Полярной звезды»
I и II книги – П. Л. Никулин и московский кружок	Запрещенные стихи Пушкина и других поэтов

II книга

Неизвестный петербургский корреспондент	Письмо Герцену
С. Д. Полторацкий	Письмо Герцену
Н. И. Сазонов	«Место России на всемирной выставке»

III и IV книги

И. Д. Якушкин М. И. Муравьев-Апостол Е. И. Якушкин И. С. Тургенев	«Семеновская история»
Л. Н. Толстой И. С. Тургенев	«Две песни крымских солдат»
Н. А. Мельгунов	«Права русского народа»
И. С. Аксаков	«Судебные сцены»

Неизвестно, кем доставлены «неизданные стихотворения Пушкина» и «стихотворения неизвестных сочинителей» в IV книге.

V книга

И. С. Тургенев, П. В. Анненков	«Стихотворения разных авторов»
С. Д. Полторацкий, П. И. Бартенев, М. И. Муравьев-Апостол, Е. И. Якушкин	«Разбор донесения следственной комиссии» Лунина и Н. Муравьева

Не ясно, кем доставлены стихотворения Рылеева, Бестужева, Кюхельбекера, Пушкина, Языкова и «Взгляд на тайное общество» Лунина.

VI книга

Е. А. Бестужева, М. И. Семевский	«Воспоминания Н. Бестужева»
Н. Р. Цебриков	«Анна Федоровна Рылеева» «Кронверкская куртина»
Е. И. Якушкин, П. А, Ефремов, А. Н. Афанасьев, И. И. Пущин	Письма Пушкина, материалы для биографии Пушкина и, возможно, некоторые другие документы

Не ясно, кем доставлены стихотворения, попавшие в VI книгу, и некоторые другие материалы.

VII книга

Е. И. Якушкин П. А. Ефремов Н. В. Гербель	«Из записок И. Д. Якушкина» «Мнение» Липранди «Братья Крицкие» «Братья Раевские»
В. И. Штейнгель М. А. Бестужев М. И. Семевский Н. В. Гербель	«Колесников и его товарищи в Оренбурге»

VIII книга

М. А. Бестужев В. И. Штейнгель М. И. Семевский Н. В. Гербель	«Записки Николая Бестужева»
Н. В. Гербель М. И. Семевский	«Записки недекабриста»
Г. П. Данилевский	Материалы о Каразине
Е. И. Якушкин В. И. Касаткин	«Записки декабристов»

Кроме того, многие корреспонденции попали в Лондон при помощи М. К. Рейхель. Круг корреспондентов «Полярной звезды», понятно, был более узок и однороден, чем армия тайных сотрудников «Колокола».

В газету Герцена и Огарева писало множество лиц разных губерний и разных сословий.

«Полярная звезда», много печатавшая о былом, предоставлявшая «красный угол» декабристам, Пушкину, естественно, притягивала к себе и определенный круг сотрудников: куда же, как не в «Полярную звезду», было писать в первую очередь старикам декабристам – Якушкину, Пущину, Муравьеву-Апостолу, Бестужеву, Цебрикову, Штейнгелю? Но с этими людьми связана группа прогрессивных историков и литераторов, которые помогают доставить драгоценные документы в Лондон и к тому же сами собирают, находят, изучают важные материалы о недавно прошедшей эпохе. Таковы Е. И. Якушкин, А. Н. Афанасьев, П. А. Ефремов, В. И. Касаткин, Н. В. Гербель, М. И. Семевский и другие.

Помогали публикации запретных документов та-. кие крупные знатоки и собиратели, как С. Д. Полторацкий и П. И. Бартенев.

Таким образом, «Полярная звезда» оказалась своего рода школой, которую прошла целая группа видных литераторов, историков, издателей, библиографов второй половины XIX в. Мы часто говорим о преемственности двух революционных поколений в России – дворянского и разночинского; однако из поля зрения исследователей, к сожалению, почти совершенно выпал тот факт, что в самом издании «Полярной звезды» Герцена и Огарева было очень много примеров этой преемственности, живого, конкретного сотрудничества дворянских революционеров-декабристов с такими деятелями разночинно-демократического направления, как А. Н. Афанасьев, Е. И. Якушкин, В. И. Касаткин, П. А. Ефремов и другие.

По-разному сложилась судьба тех людей, которые несколько лет поддерживали «Полярную звезду».

Почти на двадцать лет пережил «Полярную звезду» ее почитатель и корреспондент Матвей Муравьев-Апостол.