Текст книги "Аномалия (СИ)"
Автор книги: Наталья Юнина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Глава 8
Что я там говорил: привычного лоска нет? Ну это как сказать. Судя по внешнему виду, два дня валяется с температурой, но напялить на себя синтетическую майку с кружевными вставками, плохо прикрывающими грудь, и шорты, аналогично ни хрена не прикрывающими, сил хватило. Это ж какой надо быть дурой, чтобы надеть на себя такую недышащую хрень, когда лихорадишь?
– У меня нет сил на то, чтобы с вами пререкаться, – тихо произносит рыжая, опираясь боком о дверь.
– То, что сил нет, я вижу, равно, как и ума.
– Шли бы вы отсюда оттачиваться свое словесное мастерство с кем-нибудь другим. Хотя, раз вы здесь, не могли бы вы мне кое-что куп…
Договорить конопатая не успевает, захлебывается в кашле, надрывая мои перепонки. Как только она прекращает кашлять, подталкиваю ее внутрь и закрываю за собой дверь.
– Я вас не приглашала.
– Я и не спрашивал разрешения, – скидываю обувь и прохожу за Элей. Она тут же плюхается на кровать. – Давай кратко и по делу. Симптомы и что принимаешь.
– Ничего не принимаю. Мне плохо, – и это не женское кокетство и не мужское нытье в тридцать семь и два. Ей реально хреново. Как только ее голова касается подушки, она сразу же закрывает глаза. Ловлю себя на мысли, что почему-то видеть эту соплячку беззащитной, почти молчаливой и без тонны наглости и дерзости, мне не только не привычно, но и совершенно не вставляет.
– Это малоинформативно. Я жду.
Ноль на массу. Окидываю взглядом спальню – ни одного лекарства на прикроватной тумбе, равно как и ни капли жидкости.
– Наверное, у меня пневмония. Купите мне, пожалуйся, антибиотик. Какой-нибудь пенициллинчик. Давайте амоксиклав. Я вам денюжку скину на карту. Потом.
– Что-нибудь еще? – не скрывая сарказма выдаю я, пододвигая стул к кровати.
– Еще какой-нибудь пробиотик, отхаркивающее и жаропонижающее. А еще влажные салфетки, если можно.
– Пробиотик не принимают вместе с антибиотиком.
– Да? А нас учили наоборот.
– Меня тоже. Антибиотик сожрет пробиотик. Поэтому его надо применять через дней десять после антибиотиков. Но кто будет покупать пробиотик, когда выздоровел? Правильно, очень малый процент. Это уловка фармакологических компаний – втюхать все и сразу.
– Спасибо за интересную лекцию. Но можно не сейчас выслушивать это занудство?
– Какая у тебя температура?
– Понятия не имею, – спустя приличную паузу, наконец отвечает Эля. Нет, дохлый лебедь вообще мне не по вкусу. – В этой квартире нет ничего, кроме просроченных аскорбинок. Я бы у вашей бабушки попросила, но она решила невовремя свинтить.
– Туфли за сто косарей есть, а позвонить некому. Тяжела жизнь богатых папиных дочек, решившихся на самостоятельную жизнь, – ну вот сейчас очухаешься точно. – В твоем случае замужество все же – лучший вариант.
Не проходит и секунды, как она резко открывает глаза и злобно цедит:
– Да пошел ты.
– Как бальзам на душу. Но ты еще не доросла, чтобы мне тыкать. Тем более посылать, когда находишься в столь уязвимом положении.
– А я не на практике. В своем доме что хочу, то и делаю.
– Когда ни от кого не зависишь, то, да, вполне. Раздевайся.
– В смысле?
– В прямом. Переодевайся во что-нибудь дышащее, а не в эту синтетику, цель которой возбудить.
– Это вообще-то качественный шелк, а не синтетика.
– Да, да, за сто косарей, или двести, как и туфли. Переодевайся. Вирус или бактерию этой пижамой не победишь.
На девяносто девять процентов уверен, что пижаму она не переоденет и вовсе не потому, что нет сил, а из-за упертости.
Нахожу ее сумку в коридоре и достаю фонендоскоп. Бегло осматриваю гостиную, задерживаясь взглядом на столе, на котором, не побоюсь этого слова, гора медицинских справочников.
И нет, там, вопреки сложившемуся о ней мнению, не методички аля «Косметическая дерматология» и «Техника косметических инъекций», тут просто стол фанатички терапии и эндокринологии. Неожиданно, мягко говоря. Совершенно не вяжется образ выскочки с девушкой, реально поглощённой медициной.
Сам не понимаю, какого черта вместо того, чтобы послушать ее легкие, оказываюсь на кухне. Квартира совсем не вяжется с внешностью Эли. Старый ремонт и никакого лоска. Удивительно, как еще не сбежала отсюда под отцовское крыло.
Даже я, выросший в обеспеченной семье, но привыкший к простому, с уверенностью могу сказать, что это не лучшие условия. Но при этом на кухне имеется новая посудомоечная машина, явно недавно встроенная, в отличие от старого холодильника и плиты. И это несомненно дело рук выскочки. Ну да, посуду мыть – не дело принцесс.
Открываю холодильник и конкретно охреневаю. Я всегда был уверен, что такое есть только в кино и в постановочных видео показушников блогеров. Йогурт, помидоры, перец, спаржа, руккола, море зелени и больше… ни хрена. Что за херня?
Морозильник плачет чуть меньшими слезами. Здесь имеются креветки и не первой свежести кусок красной рыбы. Серьезно? Ни мяса, ни куска курицы, ни сыра, ни банальной банки варенья, чтобы сделать морс? Ну и бедовая девка. Откуда еще с таким скудным питанием имеет такую фигуру? Она что вегетарианка?! Стоп, какая мне на хрен разница?
Возвращаюсь в спальню и, ожидаемо, рыжая вместо того, чтобы переодеться, спит. Хоть и не информативно, но тут и без термометра понятно – горит, бестолочь. Скидываю с нее одеяло и в этот момент Эля открывает глаза.
– Садись и поднимай майку.
На последней фразе рыжая прям оживает. Садится на кровати, опираясь на одну руку, и переводит на меня затуманенный взгляд.
– Серьезно думаете, что я перед вами оголюсь?
– Так выбора нет.
– Н-е-е, – протяжно произносит она, свесив ноги с кровати. – Мне бы не хотелось, чтобы мои прекрасные верхние девяносто первым увидели вы. И без того хватило, что первый живой в моей жизни член был дедули Вениамина Петровича. Так что, мою грудь вы не увидите.
– Ты смотри, даже имя деда запомнила.
– Ну конечно, а как еще? Первый член все-таки.
– Не надоело придуриваться?
– Мне двадцать два. Когда как не в моем возрасте придуриваться с температурой наверняка под сорок?
– Поднимай майку.
– Нет.
– Ты совсем дура? Поднимай, – уже несдержанно бросаю я, смотря на то, как испуганная бестолочь поднимает майку и останавливается на уровне груди. Впервые за сегодня смотрит на меня без прищура каким-то странным взглядом. Серьезно? Я же не дальтоник и у нее реально покраснели шеки? Задать этот вопрос я не успеваю, она поворачивается ко мне спиной и полностью оголяет спину, благо, не усыпанную веснушками. На этом благо заканчивается. Ничего хорошего в легких у выскочки нет. – Заканчивай дурить и поворачивайся передом.
– Отвернитесь, пожалуйста, – ну, просто редкостный бред. Кому скажи – не поверят. – Я не шучу, – да какие уж там шутки с детским садом.
Не знаю на кой хрен ведусь на ее просьбу и отворачиваюсь.
– Можно. Только строго по всем точкам аускультации. Руки от груди я не уберу.
Больно надо было. Редкостная дура, которой-таки придется гульнуть в больничку.
– Можешь натягивать на себя синтетическую хрень.
– Ну что скажете, Сергей Александрович?
– Все плохо, Эля.
– Плохо то, что вы не узрели мою грудь?
– Если бы. Я не шучу. Так как я сегодня добрый, так уж и быть, потрачу свое время и отвезу тебя в приемник. По знакомству быстро тебя оформим и даже найдем тебе ВИП палату, за которую, разумеется, заплатишь ты. Туда тараканы, если честно, тоже захаживают, но в целом все сносно. Есть даже телевизор, мини холодильник и собственный душ.
– Только через мой труп. В больницу я не поеду!
– Ну, окей. Сейчас позвоним твоему папе, и он тебя сам отвезет в лучшую клинику.
Я даже толком не успеваю встать с кровати, как мне в голову прилетает удар торшером…
Глава 9
Ударила я, а чувство такое, что по голове прилетело именно мне. Она у меня реально закружилась. Хорошо хоть звездочек перед глазами нет. От страха за свое неподдающееся логике действие, я прикрываю ладонями лицо.
– Долбанутая, я уже понял, что у тебя нет денег, – Слава Богу, живой и злой. – В приемнике их не требуют, у тебя полис есть. Он все покроет, если ты не в курсе. Дура, – еле слышно добавляет он. – Вставай.
Нехотя убираю руки от лица. Потапов стоит напротив меня с нахмуренными бровями и выжидающе смотрит на меня. И руку держит на виске. Впервые стыдно перед ним за свой косяк.
Кое-как встаю с кровати и плетусь на кухню. Достаю из морозильника рыбу и оборачиваю ее полотенцем. На пороге почти сталкиваюсь с Потаповым. Тяну руку к его голове и прикладываю рыбу. Он точно не ожидал, что я это сделаю. Смотрит на меня как на умалишенную.
– Извините, я этого не хотела. Правда. С кипятком, да, намеренно. С машиной тоже психанула и тюкнула специально. А здесь неспециально. Оно само как-то. Я в больницу не поеду. Мне туда нельзя.
Прохожу вперед, не специально, а из-за малого пространства, чуть толкаю Потапова и плюхаюсь прямиком в кровать. Вот теперь вообще сил нет. И, как назло, меня скручивает очередной приступ кашля.
– Я выбрал работать со взрослыми людьми, а не с детьми именно по причине того, что с ними не надо сюсюкаться. Но если ты остановилась на уровне развития ребенка, я тебе, так уж и быть, объясню. В приемнике у тебя возьмут кровь и сделают рентген. Если на снимке не будет пиздеца, ах, извиняюсь, это лишнее слово для детей. В общем, если там не будет слишком страшной каки, никто тебя насильно запихивать в больницу в страшную палату с тараканами не будет. Я отвезу тебя обратно домой, – звучит красиво. Но с какой вероятностью об этом не доложат папе? С нулевой. Нет. Не поеду. – Эля!
Вздрагиваю не пойми от чего больше. От вскрика или от того, что он щелкает передо мной пальцами.
– Купите мне, пожалуйста, антибиотик, – не открывая глаз, тихо произношу я.
– У тебя может быть вирусная пневмония, в таком случае антибиотик тебе не поможет. Вот сдашь кровь и узнаешь.
– Но и не навредит. Купите, пожалуйста.
– Нет. Собирайся.
– Мне нельзя в больницу, – ай, к черту. Все равно он слышал мой разговор с папой. Нехотя открываю глаза. – Это не вопрос брезгливости. Меня оттуда заберут родители в частную клинику, узнай, что я заболела. А оттуда прямиком под венец. И в задницу мои попытки полугодовой самостоятельности. Это может звучать смешно и нелепо, но так будет. Поэтому либо купите мне антибиотик, либо просто уйдите.
Не в силах выдержать его взгляд, в очередной раз закрываю глаза и почти натягиваю на всю голову плед. Я ожидаю какой-нибудь колкости в ответ на мои слова, но точно не того, что этот наглец начнет рыться в моем шкафу.
В любом другом случае я бы так отбила ему руки за то, что бесцеремонно лазит уже по моему комоду и перебирает своими лапами мое нижнее белье и пижамы. Но, видимо, все оставшиеся силы ушли на удар торшером. Нет сил ни пререкаться, ни тем более драться. Я просто хочу отрубиться.
– Пиздец, ну такого просто не бывает, – хотелось бы понять о чем речь, но все же не решаюсь спросить. А вот задать другой вопрос да.
– Вы антибиотик мне купите?
– У меня нет рецепта, – вот же сукин сын. – А что у тебя с телефоном?
– Зарядка сломалась.
– Бывают же такие проблемные девки. Ладно, ты меня уже умаяла, – громко хлопает ящиком комода, отчего я открываю глаза. – Пока, Ариэль Константиновна.
– А вы куда?
– Домой.
В любом другом случае я бы непременно встала и закрылась за ним. Но даже громкий стук закрываемой двери меня не приводит в тонус. Все, чего я сейчас хочу – это отрубиться и проснуться хотя бы немного в лучшем состоянии.
***
Первая возникшая мысль, как только я просыпаюсь – эта сволочь все же привез меня в больницу. Иначе как объяснить то, что надо мной склонилась девушка в медицинском костюме и протирает спиртовой салфеткой вену? А затем я перевожу взгляд вправо и понимаю, что Потапов тоже здесь.
Стоит возле моего шкафа, сложив руки на груди. На языке крутится куча вопросов, но вместо этого я наблюдаю за тем, как мне берут кровь из вены.
– Результаты придут к вам на почту до двенадцати часов следующего дня.
– Спасибо, – на удивление доброжелательно благодарит Потапов.
Он что, реально вызвал на дом лабораторию? Вот же зануда. Всего-то купи таблетки. Нет, блин. Ну точно аномальный. Как только остаюсь в комнате одна, перевожу взгляд на прикроватную тумбу.
Он пришел ко мне около шести, сейчас половина восьмого. Что он делал все это время, пока я спала? Реально уходил или был здесь? Нет, точно был не здесь, судя по тому, что на прикроватной тумбе слева лежит электронный термометр и мой телефон. Тянусь за мобильником, который оказывается подзаряжен на пятьдесят процентов. И это точно не моих рук дело.
Захожу в телефонную книгу, мысленно молясь, чтобы там не было кучи пропущенных от мамы и папы. Фух, только один за сегодня. Бегло набираю ей сообщение, что со мной все в порядке, а потом меня накрывает обидой. Возвращаюсь в «пропущенные». Какого черта пропущенных от почти незнакомого мне «Сергей Александрович» в разы больше, чем от родителей? От мужика, которого я облила кипятком и тюкнула машину.
Так, стоп. Какой на фиг Сергей Александрович, если он был записан у меня как «СерОжа Аномальный Потапкин».
– Еще раз так меня переименуешь в период своей практики, пизды получишь, –перевожу взгляд на вошедшего в спальню Потапова с вентилятором и пакетом в руках.
Мысли вообще теряются. Впервые не знаю, что сказать. Очень неловкий момент, от которого у меня моментально краснеют щеки. Хотя знаю.
– То есть после практики можно вернуть?
– Переодевайся, – грубо бросает он, игнорируя мой вопрос, и в меня тут же летит футболка.
Не моя. Ибо такое я не ношу, тем более таких размеров. Но спорить мне не хочется. Когда до меня доходит, что он не смотрит на меня, я стягиваю с себя шелковую майку, быстро надеваю футболку и только потом снимаю с себя шортики. При этом неотрывно смотрю на то, как Потапов открывает какие-то ампулы и разводит их… кажется, в физраствор.
И хоть мой мозг, равно как и разум, прилично затуманен, до меня доходит, зачем аномальный притащил сюда вентилятор. Он приматывает к нему бутылку с физраствором, чтобы сделать мне капельницу. И все-таки не мудак, как окрестила его бабушка.
– С чем капельница?
– Физа.
– Физа – это улитка, относящаяся к семейству физиды, роду физы.
Отрывает взгляд от моей руки и переводит его на меня.
– Шизы.
– Физы, – повторяю я в ответ на его недоуменный взгляд.
– Шиза. Ты. Если не прекратишь нести чушь, вызову дурку, – спокойно произносит он и накладывает мне на руку жгут.
– Ну что там еще, кроме физраствора?
– Пусть будет просто он.
– А зачем?
– Чтобы ты спросила, – переводит взгляд на мою руку и, к моему облегчению, попадает мне в вену с первого раза.
– Ну я спросила.
– А я ответил, – равнодушно пожимает плечами, настраивая капельницу. – Ты вегетарианка?
– Не совсем. Пескетарианка.
– Какая писька?
– Не «пи», а «пе». Пескетарианство. Отказ от мяса, но употребление рыбы и морепродуктов.
Лучше бы не объясняла. Хотя… он что, мне еду собирается готовить?
– И давно ты из рода еба…пескетарианцев?
– Два года. Мясо приводит к онкологии.
– К ебалогии. Ладно, сварю тебе суп. Из рыбы, разумеется.
Глава 10
Глава 10
У меня слуховые галлюцинации или он только что реально сказал, что будет готовить мне суп?! Я еще не отошла от того, что Потапов зачем-то мне помогает, а тут суп? Серьезно? Что ему от меня нужно?!
Всю капельницу я лежу и думаю о том, что это не может быть реальностью, но, когда во флаконе остается совсем немного раствора, мой мочевой пузырь не очень тонко намекает, что все происходящее очень даже реально. Еле терплю до конца и как только капельница заканчивается, я вытаскиваю иглу и, несмотря на слабость, резво встаю с постели и направляюсь в ванную.
Облегченно выдыхаю, справив нужду. Ополаскиваю лицо водой и, кажется, впервые за три дня смотрю на себя в зеркало. Лучше бы не смотрела.
Усаживаюсь на бортик ванной и принимаюсь разбирать расческой свою шевелюру. Наконец, разобравшись с этим хаосом, удовлетворенно выдыхаю и принимаюсь наносить на голову сухой шампунь. Много. Ровно до тех пор, пока не захожусь в приступе кашля. Идея навести порядок на голове с помощью пахучей химии оказалась так себе.
Я осознаю это в полной мере тогда, когда уже готова выплюнуть свои легкие на кафель. И только страх от очень громкого стука в дверь заставляет мои легкие немного уняться.
Открываю дверь и моментально попадаю под хмурый взгляд Потапова. Он обводит меня придирчивым взглядом и останавливается на волосах.
– Ты что тут делала? – скривив морду, интересуется Потапов. Ты кто, блин, такой, чтобы мне такие вопросы задавать?
– Что, что. Физиологические нужны справляла, – переводит взгляд за мою спину.
– Здесь все в пыли.
– Это освежитель воздуха. Еще не успел осесть.
– Многовато освежителя. Не думал, что принцессы столько срут.
– Увы, с нами и такое случается. Можно мне выйти? – только хочу возмутиться, как Потапов все же отступает в сторону, и я выхожу из ванной. Не успеваю пройти и шага, как стопорюсь, захлебываясь в очередном приступе кашля.
– Ты точно долбанутая, – слышу сбоку от себя и только увидев, что это хамло держит в руке прядь моих волос, понимаю, что он про сухой шампунь. Да и пофиг.
Забираюсь на кровать и укрываюсь пледом. Спать почему-то не хочется. И только, когда царство Морфея в очередной раз меня стало заманивать к себе, в комнату входит Потапов с подносом в руках. Нет, он точно аномальный. Кипятком облила, машину побила, торшером голову разбила, а он мне суп варит.
– А вы вообще, зачем ко мне приходили?
– Санитарок не хватает. А завтра пятница – загрузочный день. Дай, думаю, приведу тебя, а то жопы некому мыть.
– Ясно. А я думала ты… вы мудак, а оказывается, что не совсем.
– Спасибо за сомнительный комплимент. Ешь.
Усаживаюсь на кровати и перевожу взгляд на тарелку. Сомнительный не комплимент, а бульон. Подношу ложку к носу – совершенно не пахнет рыбой.
– А что за рыба?
– Горный лосось с Андалусских полей, – вот же сученыш.
– Так с гор или с полей?
– Ешь.
– Он совершенно не пахнет рыбой. Как так?
– Вот мы и поставили тебе диагноз. Отсутствие обоняния. Значит, это ковид. Видишь, антибиотик тебе не требуется, раз у тебя вирус. Ешь.
– Ужас, только ковида мне не хватало.
Подношу ко рту ложку и, несмотря на полное отсутствие аппетита, с небывалым удовольствием поглощаю бульон. Куриный, мать его! Да за что ты такой вкусный-то? Не замечаю, как тарелка становится пустой. Перевожу взгляд на Потапова. Интересно, пока я наяривала бульон, он все время на меня пялился так же, как и сейчас?
– Спасибо, – как можно безразличнее произношу я. – Жаль, что безвкусный.
Потапов ничего не отвечает, но готова поклясться, что на его вечно хмуром лице хочет прорезаться улыбка. Он молча встает со стула и направляется к выходу.
– Зачем вы это делаете для меня?
– Я пока еще не решил, – медленно поворачивается ко мне. – Но точно для чего-нибудь в будущем, что тебе не понравится.
– Только не говорите, что вы потребуете от меня интим.
– Я сказал то, что тебе не понравится, а не то, что понравится.
– Самомнение уровня Бог.
– Заткнись и спи.
И ведь действительно засыпаю. А просыпаюсь только в десять вечера. В квартире, судя по всему, я одна. Перевожу взгляд на тумбочку. Графин с морсом и таблетки.
«Выпей все, что я тебе оставил. Ключи я забрал и закрыл на нижний замок. Как получу анализы, приду»
И все же пациент из меня послушный. Я выпиваю все таблетки и ложусь спать. Просыпаюсь в семь утра от дикого голода. Самочувствие, надо сказать, определенно лучше, но желудок…
Еще никогда я не хотела так есть. Открываю холодильник и понимаю, что зелень и йогурт – это совсем не то, что поможет мне справиться с голодом. Не надо быть провидицей, чтобы понять, что в кастрюле вареная курица. Ну и ладно, я болею. Разок можно.
Чувствую себя умелым хирургом, распотрошив несчастную курицу на запчасти. Как там говорят, и пусть весь мир подождет? Жди. Закрываю глаза от удовольствия и налетаю на бедняжку как коршун. Очухиваюсь только когда слышу рядом с собой хлопок в ладоши. Перевожу взгляд на дверной проем, в котором стоит Потапов. Какой неловкий момент.
– Доброе утро, писькатареанка. Она же пуританка. Она же пиздаболка. Твои анализы пришли.
– Доброе, – сплевываю косточку. – Это все исключительно в целях выздоровления. Курочка содержит антибиотик, которым их кормят. А так как вы отказались мне его покупать, вот я и решила взять лечение в свои золотые руки.
Глава 11
Выдержать насмешливый взгляд Потапова становится все сложнее. Чтобы хоть как-то вырулить этот неловкий момент, я тянусь к хрящикам и с удовольствием разжевываю еще незабытое лакомство, еле сдерживая стон наслаждения. Ан нет, не сдерживаю. Хотя, возможно, со стороны это кажется стоном болеющего человека.
Вот только неловкость состоит в том, что мой хруст слышен в соседней квартире. Нехотя перевожу взгляд на усевшегося за стол рядом со мной Айболита.
– Это тоже в лечебных целях. Хрящи – коллаген для моей прекрасной кожи. А вообще не надо на меня так смотреть. Даже путнику во время поста разрешалось есть мясо. Что уж говорить про больного человека. Так что я совсем не «пи», которая здаболка. Всего лишь одна маленькая курочка.
– Вообще-то она весила полтора килограмма, – серьезно?!
– Ну я же говорю, маленькая.
– Как?
– Что?
– Как можно было ее съесть целиком за раз с твоей комплекцией?
– Как, как: руками и ртом. Я разделала ее и приняла как лекарство. И вообще-то, одной ножки и крыла не было.
– Ну извини, что съел.
– Да ничего страшного. Я не жадная. Кстати, кожу надо снимать с курицы. В ней куча холестерина и хлорных соединений, которыми обрабатываю курицу.
– Я в курсе, – невозмутимо произносит Потапов, не отводя от меня взгляда. – Но так как я варил ее для тебя, решил оставить.
– Я так и подумала, – подыгрываю в ответ, не зная куда себя деть. – Ну что вы так на меня смотрите? Хотите?
– Что?
– Кушать.
– Кушать? – мне кажется или он меня сейчас грохнет? Если до этого Потапов был просто хмурым, но с проблесками насмешки, то теперь он сжимает руки в кулаки. – Вот тут на косточке осталось немного мяса. Да и кожу можете съесть, если голодны, – не туда меня ведет. Совсем не туда.
– Ну раз ты уже включила режим дуры, значит определенно есть положительная динамика.
– А то. Вот что курочка животворящая, напичканная антибиотиками, делает, – тянусь к салфеткам и вытираю руки. – Что там с моими анализами?
Потапов молча подает мне телефон, но как только я хочу увеличить картинку, он грубо отстраняет мою ладонь.
– Куда? Руки жирные, – ну и козел. Однако сам увеличивает мне фото анализов. И ничего там удивительного нет. Собственно, что и требовалось доказать.
– Ну, я же говорила, это не вирус. Лейкоцитоз, нейтрофилез. А СРБ вообще зашкаливает. Гоните антибиотик, Сергей Александрович. В смысле, дайте, пожалуйста.
– Иди в спальню и раздевайся.
– В смысле?
– В прямом. Я послушаю твои легкие.
– Там за ночь ничего не изменилось. Они не подросли. Им в принципе уже некуда расти.
– Они?
– Сиськи. Все равно их не увидите.
– Ты начинаешь конкретно выводить меня из себя. Считаю до пяти.
А ведь и вправду я знакома с ним меньше недели, стало быть, совсем не знаю. На черта его подначиваю и веду себя как капризный ребенок?
Аккуратно встаю из-за стола и иду в ванную. Мою руки и возвращаюсь в спальню. Стягиваю с себя футболку и поворачиваюсь спиной, обхватывая себя спереди руками.
– Поднимись.
Встаю с кровати, но не спешу поворачиваться. Вздрагиваю, как только мембрана стетоскопа соприкасается с кожей спины. Чувство такое, что я стою так вечность. Я совершенно не помню, как он аускультировал мои легкие вчера.
– Поворачивайся.
Закрываю глаза и нехотя поворачиваюсь к нему. Стремно находиться при нем в одних трусах. И, кажется, что мои руки ничего не прикрывают. А еще готова поклясться, что, если открою глаза, увижу, как он ухмыляется. Стойкое ощущение, что ему нравится не только вводить меня в замешательство, но и видеть меня в уязвленном положении.
Так, стоп. Мне показалось или он только что провел пальцами по моей коже чуть ниже груди? Угомонись, Гергердт!
Делаю глубокий вдох, к моему облечению не ударяюсь в приступ кашля, и только сейчас осознаю, что от Потапова пахнет не сигаретами, а парфюмом. Приятным. Он специально курил в машине, чтобы вывести меня из себя или…
– Одевайся.
Повторять мне не нужно, через считанные секунды я уже сижу на кровати в футболке, а Потапов подносит к моему лбу электронный термометр, который тут же подает громкий сигнал. Только хочу спросить его, какая у меня температура, как он молча показывает мне экран: тридцать восемь.
– Ложись на живот и оголяй ягодицы.
Ну нет! Только не это. Будь тут любой другой – запросто. Но не Потапов!
– Не надо мне антибиотик внутримышечно. Купите, пожалуйста, таблетки.
– Раз, два, три…
Сукин сын! Ложусь на живот, но трусы спускать не спешу. Облезет. Равно как и Потапов не спешит ко мне подходить. Видимо, разводит антибиотик.
– Ну и? – слышу рядом с собой. Недолго музыка играла. Нехотя спускаю трусы.
Мне кажется или проходит вечность прежде, чем я ощущаю на своей ягодице спиртовую салфетку? А сейчас мне снова кажется или он протирает не верхний правый квадрат, а всю ягодицу? Или он вообще ее трогает? Да прям. Задницу, что ли, никто не видел? Кто бы там его кем ни считал, баб у него пруд пруди. К гадалке не ходи. Не нужна ему моя пятая точка.
Но почему это все так долго? И когда он мне уже вколет антибиотик?
– Можешь натягивать трусы, – в смысле? Я даже не почувствовала укол. Быстро надеваю белье и поворачиваюсь к Потапову. В руках у него пустой шприц. – Хотя, могла вообще не стягивать, а оттянуть в сторону, оголив совсем чуть-чуть, – насмешливо бросает он, а до меня только сейчас доходит, что я полная дура.
– Конечно, могла, но мне вас жалко стало.
– Поясни.
– Когда вы еще увидите такую красивую попу? Спойлер: никогда. Поэтому вот вам моя благодарность за ваше лечение.
– Жопа в ответ на лечение. Хм, выходит какая-то…жопа.
– Поправочка. Красивая попа.
Кажется, я впервые вижу на хмуром лице Потапова не наглую ухмылку, а явную улыбку, которую он на удивление не скрывает.
На одной пятой точке дело не останавливается. Вторая по счету капельница и удачное попадание в вену.
– На кухне я оставил лекарства. Выпей. И морс тоже.
Не знаю, зачем стала рассматривать свои нижние девяносто в зеркале, как только осталась одна. Скорее всего, мне хотелось увидеть на заднице огромную гематому, но я не нашла ничего. И даже следа от укола. Паранойя или он просто так меня раздел? Вот же сукин сын.
Я была уверена, что он больше здесь не появится, а на кухне я найду антибиотик в таблетках. Но нет. Антибиотика там не оказалось. Потапов появляется все так же дважды в день и в субботу, и в воскресенье.
И вот сегодня меня уже подмывает прервать это затянувшееся молчание и игру в пациентку и врача.
– В капельницах антибиотик. И вы мне его капали в первый день? Так?
– Так.
– А что вы мне кололи внутримышечно, Сергей Александрович? – скрыть сарказм в голосе мне не удается.
– Антипиздоболин, – вот же козел. Хотя, сама «умница», могла не стягивать с себя трусы.
– Себе бы тоже стоило уколоть, не находите?
– Не нахожу. Зато я нахожу в твоей квартире кучу пыли.
– И?
– Заболела ты в понедельник. Пришел я к тебе в четверг. За четыре дня никогда не накопится столько пыли и беспорядка.
– Чувствую, вы к чему-то ведете.
– Безусловно. Помнишь я сказал, что потребую взамен то, что тебе будет неприятно?
– Помню.
– Угадай что это будет?
– Шопинг?
– Нет.
– Поход в кинотеатры?
– Нет.
– Неужели в ресторан поведете?
– Нет, – все так же спокойно отвечает он, не отводя от меня взгляд.
– Повезете меня на море? Мальдивы? ОАЭ? – Боже, я тронулась умом, иначе как объяснить, что мне нравится, что аномальный улыбается. – Ну я не знаю, что еще мне в этой жизни неприятно.
– Будешь убирать. Раз в неделю генеральная уборка.
– Пфф… да пожалуйста.
– У меня в квартире, – тут же добавляет он.
А вот теперь мне не нравится то, что моя улыбка исчезла в неизвестном направлении, а его стала еще шире. С какой вероятностью он говорит об этом серьезно? Надеюсь, с нулевой.
– До завтра, Эля.
Он в очередной раз появляется дважды воскресенье и, о чудо, переводит меня на таблетки.
– Что теперь скажете, Сергей Александрович?
– Что ходить тебе на практику как минимум до середины августа.
– С какой стати?
– С такой, что ты пропустишь полторы недели. Болезнь не засчитывают в качестве практики.
– Да?
– К твоему несчастью, да.
– Поправочка – к нашему общему.
– Ну, может быть и так. В среду я жду тебя на практике.
– Почему не во вторник?
– Даю тебе еще два дня на психологическую подготовку и реабилитацию.
– Боже, мне страшно.
– Правильно, бойся меня. Как придешь в больницу, топай в функционалку. Там тебе сделают рентген. Я договорюсь.
***
Понедельник далеко не всегда тяжелый день. Он встречает меня почти хорошим самочувствием. А уж когда я впервые за последнее время выхожу на улицу, чтобы просто сесть на лавочку, жизнь кажется чем-то прекрасным. Какие банальные вещи, о которых не задумываешься, когда спокойно дышишь и ничего не болит.
А когда я сдаю очередные украшения и у меня появляются деньги, настроение повышается до предела. Даже несмотря на то, что большую часть мне придется отдать Потапову за тюкнутую машину. И вроде бы мне должно быть плевать, пусть сдает меня ментам, раз мою тачку уже не вернуть. Но это дело принципа – денежной должницей я ему быть не хочу.
Хватит и того, что я ему должна за то, что он меня здесь не бросил умирать и не связался с родителями. Последнее особенно огорчает. Теперь он знает в каком уязвимом положении я нахожусь. И это не может не портить настроение. Равно как и то, что денег на банальную эпиляцию уже не будет. И даже если я устроюсь на какую-нибудь работу, на все, к чему я привыкла, денег не хватит.
И как будто специально, поле очередного движения станка в моей руке, у меня начинает кровоточить коленка.
– Да чтоб тебя!
Кто вообще придумал брить ноги этой дрянью? Откидываю станок в сторону и принимаюсь мыть голову.
Душ, к счастью, меня расслабляет. Когда я выхожу из ванной и окунаюсь в привычные для себя хлопоты о собственном теле, настроение вновь поднимается. Тщательно наношу лосьон на ноги и только хочу снять с себя полотенце, как слышу:
– Внимательность и наблюдательность – одни из самых важных качеств врача. У тебя они плохо развиты.
– Твою мать! – вскрикиваю, когда понимаю, что в углу гостиной на кресле сидит Потапов. Придурок!
– В таком случае, вашу мать.
Ну точно аномальный! Это же надо припереться ко мне втихушку на ночь глядя. Запахиваю полотенце сильнее и перевожу взгляд на Потапова.
