Текст книги "Аномалия (СИ)"

Автор книги: Наталья Юнина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Глава 28

Глава 28

Краем глаза кошусь на стиральную машинку, на которой расположились Элины туфли и сумка. Я точно двинулся головой, если взял их с собой в ванную, чтобы она их не сперла, пока я привожу себя в порядок с помощью прохладной воды. Которая, увы, ни на грамм не помогает.

Не на такое продолжение вечера я надеялся. И уж точно не рассчитывал, что она молча сядет на диван и даже не попытается забрать свои вещи. Молчаливая, серьезная Эля – вообще не про рыжую. Остается только за волосы подергать, чтобы обратила на меня свое царское внимание.

Поворачиваю кран на холодную воду и подставляю голову. Охрененно отрезвляет. Хотя не так сильно, как звук захлопывающейся входной двери.

Сам не понимаю, как вылез из душевой и оказался в подъезде в одном полотенце. Босой и мокрый. Бегает Эля в моих тапках значительно хуже, чем я босой. Как только достигаю ее, дергаю за руку.

– Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.

– Ты совсем головой тронулся? – окидывает меня взглядом и тут же одергивает ладонь. – У меня завтра смена, мне надо домой!

– У тебя сутки в воскресенье.

– Рада, что ты так хорошо осведомлен о моих рабочих буднях, но я поменялась. Что впрочем тебя не должно касаться.

– Я отвезу тебя утром сам.

– Нет!

– Да. Хотя мы оба знаем, что у тебя завтра нет никакой смены.

– Отстань от меня, – в очередной раз отталкивает меня в грудь.

Тут же делает шаг вниз, но я хватаю ее за запястье и, больно сжав, тащу за собой по лестнице вверх. Она пытается одернуть руку, но меня это еще больше подначивает сжать ее запястье сильнее. Даже тронутой башкой понимаю, что это уже не наши игры, в виде: кто кого словесно подденет. Я делаю ей больно. Не удивлюсь, если утром увижу синяки. Правда, саму Элю увижу, только если все соседи не сбегутся на ее крики. А уж что будет, если они увидят полуголого босого мужика, пытающегося затолкнуть девчонку в квартиру, даже думать не хочу.

– То в его носках, то в его тапках. Ну ладно ты, прекрасная девочка Эля, это уже привычно, но ты-то куда в чем мать родила на босую ногу? Тут кака на полу, Сереня, – вот только Дани мне еще не хватало!

– Помоги мне! Пожалуйста.

И ладно, если бы сказано это было в шутливой форме, но даже Даня понял, что просит Эля по-настоящему. И верещит так, словно я ее насилую. Хотя, надо признать, что совершаю я с ней полную дичь, смахивающую на самое что ни на есть насилие.

– Иди в квартиру, пока соседи тебя не запечатлели в таком виде, – вполне серьезно произносит Даня. Хоть я и неимоверно злюсь, осознаю, что это лучшее решение.

Останавливаю взгляд на Эле и все же нехотя, но поднимаюсь в квартиру. Надеваю первую попавшуюся одежду и, несмотря на грязные после подъезда ноги, сажусь в кресло и хватаю спертую с корпоративу бутылку.

Как я мог докатиться до такой херни – вопрос, не дающий мне покоя вот уже не первый день. То ли так алкоголь влияет, то ли действительно я сижу в кресле и подбухиваю целую вечность. Только я об этом задумываюсь, как Даня заявляется в квартиру.

Подумать только, меня всегда раздражало отсутствие хоть толики серьёзности на его лице. Теперь же мне хочется вновь вернуть привычного балагура. Уж если он косится на меня хмуро, то дело плохо.

– Где…

– В ванной на стиральной машинке, – перебиваю, не дав договорить. – Тоже мне, спаситель.

Снова отпиваю явно разбавленный вискарь. Я был уверен, что не увижу Даню. Но он заявляется через минут десять без рыжей заразы. По глазам вижу – будет говорить. А этого мне меньше всего хочется.

– Ты никогда не занимался мозготрахом и не начинай.

– У тебя крыша совсем поехала?

– Еще не совсем. Но я на пути к этому.

– То, что тебе кто-то не дает – это не повод так себя вести. Реально перебор.

– А не пошел бы ты на хрен, защитничек? Какого черта ты вообще сюда приперся?

– Несколько дней назад мы договаривались пойти в клуб.

– Видимо, я уже был бухой, раз на это согласился. Посадил принцесску в такси?

– Посадил.

– О чем говорили? – молчит, забирая из моих рук бутылку. И нет, не выливает содержимое, а отпивает сам.

– Когда что-то идет через одно место, надо что-то менять. Было бы желание. Ты серьезно заставил бы ее штопать трусы и мыть полы?

– Да плевать мне на уборку и штопанье. Я надеялся на другое продолжение вечера, ну или в нашем случае – утра. А знаешь, что самое поганое во всем этом?

– Что ты пал жертвой двадцатилетней девчонки, но никак не можешь себе в этом признаться и выбрать правильную тактику. А в реале нет ничего сложного. Давай научу.

– Иди в жопу.

– И все же я настаиваю.

***

Чувство такое, что мне отбили всю голову. Особенно сильно били по вискам. Кое-как встаю с кровати и принимаю душ. Пытаюсь сфокусировать взгляд и, нет, у меня не двоится в глазах. Действительно на полу стоят две пустые бутылки. И память, увы, четко подкидывает картинки, как мы пили с Даней. И ладно бы только пили. Язык мой враг. Чем и воспользуется Даня при любом возможном случае.

Очухиваюсь я более-менее к обеду. Сам не понимаю, каким образом оказываюсь за рулем, после такого количества алкоголя. Но еще более странным является тот факт, что я приезжаю в больницу. На девяносто девять процентов я уверен, что Эля ни с кем не менялась, но зачем-то плетусь в отделение.

Первый признак полной долбанутости – прийти в свой выходной в больницу для того, чтобы… чтобы что? Посмотреть на нее? Ну это реально пиздец. Башка гудит и наверняка от меня несет перегаром.

В голове нет ни одной дельной мысли, что я скажу встреть ее на рабочем месте. Но все мысли вылетают из головы, стоило только войти в отделение. Не соврала. И вправду с кем-то поменялась. Вот только от привычной Эли нет и следа. К гадалке не ходи, она в панике. Ловит на себе мой взгляд и кладет трубку. Странное ощущение. Оба молчим, словно в рот воды набрали. Уж я бы точно мог что-нибудь сказать. Кто тут еще из нас и малолетка.

– Церковь там.

– Церковь?

– Ну вид у тебя такой, как будто тебя только что отпели, но ты сбежал из гроба.

– Ну да, примерно, так я себя и ощущаю.

– А вы какими здесь судьбами, Сергей Александрович?

– Приехал машину забрать со стоянки. Я вчера ее здесь оставил, – какой складный звездеж. Я бы даже поверил.

– Ясно.

– Говори.

– Что?

– Ну вижу, что ты хочешь что-то сказать, но не решаешься.

– А ты очень спешишь?

– Нет.

– А можешь посмотреть одну тетеньку? Ее принял дежурный, но… по факту он ее не принимал. Просто посмотрел анализы и сразу назначил капельницу, – пододвигает ко мне историю болезни. – А она говорить не может и двиг…

– Не тараторь. Дай сконцентрироваться, – чтоб я еще раз так нажрался.

– Мне кажется, дело не в диабете. Да, у него куча больных и он не успевает, но, мне кажется, он просто… тупой.

Что недалеко от правды, судя по фамилии дежурного. Башка вдруг резко начинает болеть с новой силой. Но при этом я четко осознаю, что несмотря на ее образ, у Эли есть все зачатки стать вполне хорошим врачом. В ней нет пофигизма и равнодушия.

– Пойдем, посмотрим ее.

Ощущение, что передо мной стоит ребенок. Такой радостный и пока еще наивный от того, что чуйка не подвела. Так и вижу «ну я же говорила». Но при этом держится и молчит. Хотя очень хочет говорить.

– Спасибо. А давай я тебя прокапаю? – вот не такого я ожидал услышать. – Должно полегчать.

– Надеюсь, это не способ меня грохнуть?

– Ну, я бы так не палилась, а сделала бы все вне этих стен. Делать или нет?

– Делать.

Несмотря на то, что мое состояние оставляет желать лучшего, это не отменяет того факта, что мне не нравится игра в медсестру и больного. Я хочу другого. Вот только в голову не приходит ничего, чтобы начать разговор. И вновь отличаюсь идиотизмом, когда хватаю ее свободной рукой за ладонь. Только сейчас понимаю, что синяков на ее запястье нет.

– Извини за вчерашнее. Я был не прав.

– Ага. Я тоже. С меня новые трусы.

Аккуратно высвобождает руку и выходит из сестринской, оставляя меня капаться одного. Я моментально вырубаюсь. Очухиваюсь, когда Эля убирает из вены иглу. И, судя по второй бутылке, капали меня долго.

– Теперь я тебе ничего не должна за мое лечение. Мы квиты, – серьезно?

– Так ты только из-за этого делала мне капельницы?

– Не только. Но я не люблю быть должной. Теперь все по-честному. Мне осталось возместить трусы. В понедельник верну деньги за машину. На этот раз ты их заберешь.

– Это типа ты ставишь точку?

– Это я раздаю долги.

Только сейчас понимаю, что она снимает с себя халат и распускает волосы.

– У тебя не суточное дежурство?

– Нет. Сутки у меня завтра. До свидания, Сергей Александрович.

– Стой, я тебя подвезу.

– А зачем?

– Ты не знаешь зачем подвозят людей?

– Людей – да. Но у тебя же цель не подвезти меня. Если со вчерашнего вечера что-то изменилось, окей. Я слушаю. Хотя, подожди. Ничего не изменилось. Ты же даже не смог признаться, что приехал сюда не за машиной. Так вот, если что-то в вашей черепушке изменится, маякните мне, Сергей Александрович. В вашем случае – действиями и словами.

– Ты манипулировать мной вздумала? Это неверная тактика, Эля.

– А у меня нет никакой тактики. Кстати, мне кажется, что манипуляция – это психологическое воздействие, при котором один человек принуждает другого к каким-либо действиям и получает от этого выгоду. А я напротив – никого не принуждаю. Да и про выгоду сомнительно. С тобой год за два. Ты даже хуже меня. До понедельника, Сергей Александрович.

Смотрю ей вслед и вдруг четко понимаю: я ощущаю себя самым что ни на есть инвалидом. Абсолютно неходячий. Вроде бы, что может быть проще – встань и иди. Но ноги не слушаются. А ведь все просто – перебороть себя совсем чуть-чуть. А, сука, не получается!

***

Понедельник и вторник проходят под лозунгом: «ты невидимка, или идите в жопу, Сергей Александрович». А собственный день рождения меня встречает вообще ее отсутствием. Опоздать можно на полчаса. Ну час. Но не на два. Ну только попадись мне на глаза.

И когда я уже свыкся с мыслью, что сегодня она не придет, аккурат в двенадцать Эля появляется в белоснежном платье, которое полностью обтягивает ее фигуру и демонстрирует все, что только можно. Да ты бессмертная, что ли? Оглядываюсь по сторонам в поисках Насти. С какого хера я вообще должен переживать из-за бабских склок?

– Доброе утро, Сергей Александрович.

– Опоздание более чем на час является нарушением, ты в курсе? Пиши объяснительную, – что я на хрен творю? Бессилие. Да, пожалуй это оно.

– Я вообще могла не приходить, учитывая, что сдавала кровь. Кстати, когда я решу сюда не прийти два дня подряд – по умолчанию считайте, что я закрыла эти дни донорской справкой, – и словно в подтверждении своих слов, кладет на стол справку.

– Когда у задохликов разрешили брать кровь?

– Задохликов?

– Если память мне не изменяет, противопоказание – вес менее пятидесяти килограммов.

– Когда у девушки есть приспособление третьего размера, жизнь становится легче. И сорок семь килограммов превращаются в пятьдесят один. С днем рождения, – протягивает мне большой пакет. – Откройте, я полночи потратила на его приготовление. Первый торт в моей жизни.

По глазам вижу – сменила напускное равнодушие на привычное состояние. Ну не может быть там что-то обычное.

– Там торт в виде гнезда? Из пластилина?

– Нет. Красный бархат. Открывайте.

Достаю из пакета коробку с надписью «Тридцать один еще не приговор». Открываю коробку. Теперь понятно, почему она такая большая. По краю торта располагается что-то напоминающее мини член. Прям совсем мини. А вот надпись на всем торте крупная:

«Еще на год ближе к вялой письке. С днем рождения, СА»

***

Тортик, над которым я колдовала энное количество часов, Потапова не вдохновил так, чтобы полностью вывести его из себя. Но чует моя жопонька, что еще чуть-чуть и доведу до той кондиции, которая необходима.

Вадим 19:34

«Я буду через десять минут»

19:34

«Ок. Но тебе придется немного меня подождать. Припаркуйся у главного входа. Тут много мест».

Выглядываю в окно. Фух. Места слава Богу есть. Отхожу от окна и возвращаюсь ко всей компании, дружно выпивающей алкоголь. Сними я халат, по-прежнему обтирающаяся об Потапова, Настюха не была бы столь радостной и счастливой.

На очередной протянутый мне бокал, я отказываюсь, мило улыбнувшись.

– У меня сегодня грандиозные планы, которые нужно воплощать, будучи трезвой, так что я пас.

На Потапова не смотрю. Все-таки игнор – вещь животворящая. Отрезаю себе кусочек торта, конечно же, не моего и подношу ко рту, чувствую на себе взгляд Сережи. Облизнув пальцы, я подхожу в очередной раз к окну. Приехал даже раньше, чем обещал. И как бы мне ни хотелось уходить, надо. Поворачиваюсь к собравшейся компании и тут же испытываю самое что ни на есть разочарование. Потапова нет. Равно как и заведующей. Сукин сын!

В моих планах, черт возьми, все было не так. Кто-то непременно должен был спросить куда я так тороплюсь. И мое фальшивое, отрепетированное десятки раз: «к жениху». Но всем нет до меня никакого дела.

Молча беру сумку и выхожу из сестринской. Возвращаюсь в ординаторскую и скидываю с себя халат. И Потапова здесь тоже нет. Ну все. Это был последний твой просранный шанс!

Спускаюсь и без приветствий сажусь в машину к Вадиму.

– Я согласна.

– На что?

– Хватит делать из себя идиота. Я согласна на фиктивный брак.

– С отцом поговорила?

– Нет.

– Тогда откуда такое спешное решение?

– Захотелось сменить фамилию. Я не хочу говорить. Молча отвези меня домой. Пожалуйста.

– К отцу?

– Ко мне.

А ведь все должно было быть по-другому! Что я творю? Какой к черту фиктивный брак? А с другой стороны, что я теряю? Это просто бумага и новая фамилия.

– Не говори пока папе. Я…

– Еще можешь передумать. Я тебе позвоню.

Не прощаясь выхожу из машины и поднимаюсь на свой этаж. Успеваю провернуть ключ в замке и в этот момент ощущаю, как мне затыкают рот ладонью, сильно сжав талию другой рукой.

– Думаешь твоя взяла?

Глава 29

Глава 29

Ну, конечно, моя взяла, раз ты здесь. Сейчас от радости завизжу. Да, да, да! Вот только до меня вдруг доходит – не завизжу. Он мне рот заткнул! Ну получишь ты у меня. Словно почувствовав, что я собираюсь отдавить ему ногу, он медленно убирает руку. Поворачиваюсь к нему, пытаясь скрыть улыбку.

– В кино все нормальные мужики только делают вид, что закрывают рот рукой. Это должно быть романтично и сексуально, а ты мне его реально закрыл грязной лапой, я даже не могла дышать. Как думаешь, что тебе за это будет?

– Ничего? – насмешливо интересуется Потапов, обводя меня взглядом.

– Неправильный ответ, – от души наступаю на его ногу, благо не каблуком, и отталкиваю говнюка. Проблема в том, что мы оба знаем – я это делаю в полсилы, в надежде, что меня догонят и ответят. Открываю дверь и захожу в квартиру.

Понятное дело, Потапов заходит за мной, ничуть не пострадав от моих действий.

– Нехило вас прижало, Сергей Александрович. Уже маньячите?

– Сам от себя в ахуе. Не удивлюсь, если у нас все в итоге закончится расчлененкой.

– Чур членить тебя буду я, – пячусь назад в ответ на его шаги на меня, до тех пор, пока не осознаю, что я уже в конце коридора. Что-то не так все в моей голове представлялось.

– Это вряд ли. Я физически сильнее.

И словно в подтверждении своих слов, в момент, когда я оказываюсь на кухне, он подхватывает меня за талию, отрывая от пола.

– Ты дурак, что ли?! – в любой другой момент я бы и взбрыкнула, но не когда меня держат на весу.

– С тех пор как навестил бабку и встретил рыжую выскочку, да. От тебя нахватался дурости.

– Знаешь что?!

– Знаю, – усаживает меня на кухонный стол и ставит руки по бокам от меня на столешницу. – Так уж и быть, я позволю тебе думать, что все идет так, как хочешь ты.

– Да ладно? – не скрывая сарказма в голосе выдаю я. – Ну и где хотя бы банальные цветы?

– Я спешил, какие к черту цветы?

– Обыкновенные.

– Конфету будешь, как знак внимания? – серьезно, блин? А хотя, о чем я? Он поди конфет никому и никогда не дарил.

– Ты бы еще фантик предложил. Давай.

Кому скажи – не поверят. Он достает из кармана…фантик от рафаэлки. И, кажется, сам этого не ожидал.

– Черт, только фантик и остался. Нехорошо вышло. Мне много дарят конфет, я тебе позже передарю с подходящим сроком.

Ну как? Как можно было влюбиться в такого ненормального мужика?

– Зачем ты это делаешь?

– А напомни мне, зачем ты играешь со мной в детские игры, аля «попрошу, чтобы за мной заехал типа жених, и чтобы непременно припарковался у входа под нашими окнами»? Перечислить все твои детские поступки, целью которых является вывести меня на эмоции?

– Я девочка. Мне можно.

– Все равно будет если не все, то почти все по-моему. Так уж и быть, с уступками.

– С чего бы это?

– Потому что я так хочу, – ну почему я на это ведусь?

– Обойдешься.

– Так уж и быть, подарю тебе цветочки, если будешь хорошо себя вести.

– Это значит молчать?

– Вот все же есть у нас взаимопонимание.

– Однозначно есть. Цветов не будет, потому что я не буду молчать. И ты об этом знаешь.

На мой комментарий Сережа ухмыляется. Не по злому, но все равно хочется ударить его ногой. И двинула бы в качестве последней отчаянной попытки отстоять что-то свое. Но в момент, когда я хочу это сделать, он скидывает мои босоножки. Занудный чистоплюй. На нем нет обуви. Когда успел снять?

Впрочем, эта мысль меня перестает беспокоить, когда он обхватывает мои коленки и разводит в стороны. Вклинивается между моих ног и, ухватив меня за талию, пододвигает к краю стола. И вот сейчас я четко понимаю, что завтра я девственницей не проснусь. За этот статус я не переживаю, а вот тот факт, что я не получила все, что хочу – огорчает. С другой стороны – то, что он бросил все и примчался ко мне, уже своего рода маленькая победа.

Осталось одержать победу во всей войне. И это будет трудно, потому что я превращаюсь в какое-то желе. Вот как сейчас. Сама не осознаю в какой момент я закрываю глаза и, втянув уже знакомый запах его парфюма, к моему облегчению без ноток табака, даю себя целовать.

Сейчас этот поцелуй не похож на предыдущие. Я бы сказала, он дразнит меня. А я поддаюсь на все сто. И позволяю его наглым рукам задрать мое платье почти до трусов.

Открываю глаза, когда ощущаю его дыхание на моей шее. Тело покрывается мурашками, стоило ему только провести губами по моей мочке.

– Я не шучу, – шепчет мне на ухо. – Чтобы больше не было этих дебильных игр с псевдоженихом, – ну не такой уж он и псевдо.

– Только после того, как об тебя перестанут тереться безвкусно одетые вонючки.

– Кстати, об одежде. Ты вконец охренела? Что за платье? – переводит взгляд на мою грудь. От, казалось бы, простых действий, у меня предательски торчат соски.

– Только не говори, что тебе не нравится. Ты чуть слюной не захлебнулся, когда меня в нем увидел.

– У тебя соски просвечиваются.

– Смотреть – можно, трогать – нельзя.

– Нельзя. Ни то, ни другое.

– Ну вот и не смотри, и не трогай, – парирую в ответ.

– Для особо одаренных: другим – нельзя. Мне – можно.

И все мои слова сплошное вранье. Как-то без комментариев со стороны Потапова понимаю, что он хочет стянуть с меня платье и оставить в одних трусах. И никакой непреступной крепости с моей стороны нет. Я сама помогаю его снять, неуклюже ерзая пятой точкой по столу.

Оставшись в одних трусах, я не спешу прикрываться руками. Может, потому что он уже видел мою грудь. Или потому что я более чем уверена – у меня красивая фигура. Он обводит взглядом мое тело, фиксирует его на груди. Да, мне однозначно нравится мини власть над ним.

– Неа, – перехватываю его руку, как только он хочет коснуться груди. Стягиваю в ответ с него футболку. Вот так определенно лучше. Тянусь к его ремню и, о чудо, у меня получается с первого раза расстегнуть его ремень.

– Надеюсь, ты стягиваешь его для того, чтобы я связал тебе им руки.

– Надейся, жди и верь, – усмехаюсь в ответ на то, как он укладывает меня спиной на стол.

В очередной раз его взгляд скользит по моему телу и снова задерживается на моей груди. В этот раз я не спешу его отталкивать, потому что мне хочется почувствовать его губы и руки на своем теле.

Сжав талию руками, он ведет ладонями вверх. Наклоняется ко мне и целует низ живота. Закрываю глаза, отдаваясь этим ощущениям. Никогда я так не радовалась от осознания, что меня хочет мужчина. Потому что было все равно. Сейчас же я как маленькая девочка готова верещать от того, что его от меня ведет. От меня, а не от какой-то бабы.

Он накрывает ладонями мою грудь и сжимает ее. Перекатывает между пальцев соски. На грани боли и удовольствия. Наклоняется и вбирает в рот сосок. Дразнит языком.

Низ живота стягивает почти болезненным незнакомым ощущением. Мне хочется, чтобы он потрогал меня между ног. Но просить об этом не решаюсь. Потому что стыдно от того, что мое белье пропиталось влагой. Понимаю, что это глупо, учитывая, что это физиология. Но…

– Скажи что-нибудь хорошее. Пожалуйста, – почему у меня такой странный голос? И что я вообще от него прошу, лежа полуголой на столе?

– У тебя охуенная грудь, – так себе комплимент, но почему-то становится смешно.

– Еще.

– Ты пиздец какая красивая. Даже с противными нелюбимыми мной веснушками, – резко открываю глаза и, опираясь на локти, приподнимаюсь, когда до меня доходит смысл сказанного.

– Скотина, я тебя…

– Еще раз услышу от тебя это слово, получишь ремня и скотч на рот в придачу. Поняла меня?

– Услышишь и не р…

Не дает мне договорить. Закрывает рот поцелуем. Протолкнув свой наглый язык в мой рот, принимается жестко меня целовать. Вот такой поцелуй более привычен. Стискиваю ладонями его плечи, когда он в очередной раз резко притягивает меня к краю стола и разводит ноги. Мгновение и он отодвигает полоску трусиков в сторону.

Прикосновение его пальцев к разгоряченной плоти вырывает из меня полустон. Он ласкает кончиком пальца клитор, распределяя по складкам влагу.

И, черт возьми, возможно, это эффект от чувств к этому гаду, но мне никогда не было так хорошо от собственной руки. Хочу сжать ноги, дабы унять почти болезненную пульсацию, но Потапов не дает мне это сделать, продолжая виртуозничать своими пальцами. Еще чуть-чуть, и я сама буду на них насаживаться как похотливая самка. Впрочем, сейчас уже плевать. Если и будет стыдно, то потом. Но уж точно не сейчас, когда я не могу сдерживать себя.

На очередной откровенной ласке, сжимаюсь вокруг его пальцев и утыкаюсь губами в его шею. Ну почему так хорошо-то?

Пытаюсь сфокусировать, поплывший после оргазма, взгляд на Сереже. И, несмотря на то, что это получается с трудом, я понимаю, что он хочет снять с себя штаны и сделать это на кухонном столе. Ну уж нет.

– Не здесь, – еле слышно произношу я. – Я хочу на кровати.

– Можно здесь, а потом на кровати.

– Я сказала, нет.

Никогда бы ни подумала, что после случившегося мой голос может быть таким уверенным и грозным. На удивление, Сережа со мной не спорит.

Подхватывает меня на руки и несет в сторону спальни. Укладывает на кровать и сам принимается стягивать с себя одежду. Назвать меня стеснительной барышней из девятнадцатого века нельзя, но тем не менее, к моим щекам приливает кровь, стоило мне только увидеть голого Потапова.

– Почему он такой толстый? – блин, я реально сказала это вслух?

– Я на него шубу накинул, чтобы не замерз.

– У Вениамина Петровича был…менее грозный, что ли.

– Мне скотч уже нести?

– Да куда ты с таким стояком попрешься?

– И все-таки задница твоя сегодня будет отбита ремнем.

Как заткнуться – не знаю. Вдруг осознаю, что мне реально страшно. Член, это, блин, не пальцы. Ладно, я не первая, кто через это проходит. К тому же, возбуждена и с мини водопадом между ног.

Сама не поняла, как за своими раздумьями оказалась без трусов. Во мне одновременно борется предвкушение, страх и желание. И спасибо Потапову за то, что он не набрасывается на меня сразу, снова накрывает мои губы своими. Целует шею, спускается вниз, и снова ласкает грудь, вбирая в рот сосок. Опять томление внизу живота. Хочу. Очень хочу почувствовать его в себе, несмотря на страх.

И, кажется, мое желание очень близко к исполнению. Инстинктивно оплетаю Сережу ногами.

Вздрагиваю, когда он делает плавный выпад. Понимаю, что это только начало, а мне уже хочется соскочить. То ли почувствовав, как я напряглась, то ли у меня написано все на лице, но Потапов, на удивление, не троллит меня, а наклоняется к моему лицу и целует в губы, отвлекая от неприятных ощущений. Чуть отстраняется и тут же делает резкий толчок, врываясь в меня до упора. Вскрикиваю от боли, впиваясь ногтями в его плечи.

Мать моя женщина! Кувалдой мне по голове. Триста тысяч раз. И то будет не так больно. От былого удовольствия ни следа. Судя по морде Потапова, не только у меня оно исчезло. Почему-то я была уверена, что все пройдет по-другому, как в сопливых романах, где героиня кончает с первого раза, а полудурок герой не осознает, что был первым. Этот «герой» точно осознает.

– Ты, блядь, серьезно?! – это что, типа претензия?

– Сейчас договоришься и выйдешь. Причем отовсюду. И в мою дверь больше не войдешь. Потом будешь нудить, зануда, – кажется, никогда я еще не видела такого выражения лица у Потапова. Он не то что бы малость, она в офигенном недоумении. – Все нормально.

– Потом в зеркале порепетируй. Попробуй расс…, – закрываю его рот пальцами, не давая договорить.

– Только не произноси что-то вроде расслабься, умоляю.

– Хорошо. Расслабь мышцы.

– Я тебя потом убью!

– Я отвлекаю тебя от боли. Можешь нести что хочешь своим наглым языком. Разрешаю. А если тебе станет легче, я сам малость в напряге. Еще немного и закапаю тебя потом со лба.

– Да так тебе и надо, – вот уж не думала, что этот нелепый разговор не только меня отвлечет, но и вызовет во мне улыбку. – И только попробуй на меня чем-нибудь капнуть. Ладно, я шучу. Все нормально. Ну в смысле терпимо. Правда. Продолжай.

Никогда ни думала, что Потапова можно ввести не только в состояние шока, но и что он в принципе способен в такой момент сдерживаться. А он это делает. И не только. Протискивает руку между нашими телами и…черт, продолжает ласкать клитор. В любой другой момент я бы пресекла это. Но не сейчас. Потому что становится легче.

С каждым неспешным толчком, болезненное чувство наполненности постепенно отступает. Приятного ничего нет, но сейчас это действительно терпимо. И, о чудо, я даже пытаюсь подстроиться под его ритм. Но одно неимоверно раздражает.

– Прекрати сдерживаться, – шепчу ему куда-то в шею. – Бесит. Тебе не идет быть неженкой, – намеренно его подначиваю, потому что не желаю, чтобы в его памяти я закрепилась как самый стремный секс.

К счастью, на него это действует. Он продолжает двигаться быстрее, глубже.

Утыкаюсь губами в его шею, целую и всасываю кожу. Наверное, в любой другой момент, он бы меня осадил. А сейчас он терпит. И это осознание будоражит кровь. В очередной раз прикусываю его кожу и в этом момент чувствую, как он замирает, кончая в меня.