Текст книги "О любви (сборник)"
Автор книги: Наталья Нестерова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Зина вернулась в комнату и подошла к зеркалу. Сколько месяцев она в него не смотрелась? Конечно, по утрам и перед выходом на улицу причесывалась. Но вопросом «Как я выгляжу?» – очень давно не задавалась. Может быть, сделать стрижку? Нет, дорого, и хвостик на затылке удобнее, никаких укладок. Она посмотрела на свои руки. Пальцы от стирки покраснели и распухли, ногти с детским маникюром, то есть коротко стриженные.
– Игорек, но ведь ты все равно меня любишь? – спросила она вслух.
Отражение в зеркале могло претендовать только на любовь слабовидящего мужчины, если у него украсть очки. С таким лицом только в очереди стоять да у корыта со стиркой.
– Ни-чи-во, – сказала Зина по слогам, отходя от зеркала. Подумаешь, Таисия. Лицо с обложки. Кукла. Кукол с черными волосами не бывает. Зина вздохнула и повторила: – Ни-чи-во! Вот мы вырастим, кренделей на голове накрутим, ногти накрасим и на шпилечках запрыгаем.
* * *
Таисии исполнилось сорок пять лет, но даже самые злобные завистники не могли дать ей больше тридцати. Муж Таисии был президентом крупного банка. Несмотря на экстравагантную красоту банкирши, мужики подваливать к ней опасались, берегли головы. Петров не побоялся. Они познакомились на банкете в ресторане «Националь».
Улучив минутку, он подошел к ней и заговорил просительным тоном тяжелобольного:
– У меня очень слабые мышцы шеи. Народ крепится и старается на вас не пялиться, а я не могу. Я еще не окривел? Ведь у вас добрая душа? Вы не хотите, чтобы у меня развился печальный дефект? Вас будет мучить совесть, если вы не протянете руку страждущему.
Крепость сдалась на удивление легко.
– И где я могу вас подлечить?
Лишаться жизни Петрову все же не хотелось, показываться в ресторанах с банкиршей он не собирался.
– У меня дома вполне госпитальная обстановка.
– Позвоните, – обронила Таисия и отошла.
Занятая светской жизнью и заботами о своей внешности, Таисия выкраивала для Петрова одно-два свидания в месяц.
* * *
Если сложить все время, которое Зина провела с Игорем за полтора года замужества, то получится чуть больше трех месяцев. Прошлым летом они познакомились в Севастополе, куда Зина приехала с подругой на каникулы после третьего курса художественного училища. Ей казалось потом, что в Игоря она влюбилась с первого взгляда, как только увидела на пляже в Херсонесе. Да в него и нельзя было не влюбиться. Внешности его могли бы позавидовать голливудские актеры: высокий, стройный, черты лица правильные – ни штриха не требуется, чтобы добавить мужского обаяния.
В Москве, обнаружив, что беременна, Зина вначале испугалась. Но постепенно ошеломляющая мысль обернулась предвкушением чуда. Чудо сотворили они с Игорем. Зина позвонила в Севастополь и сообщила Игорю новость уже в восторженном настроении. Ее не обидела его растерянность и отсутствие бурной радости, она помнила свои недавние страхи. Это пройдет, знала она. Любовь Игоря тоже усилится от сознания предстоящего отцовства. Разве не удивительно – появится человек, сотканный из их клеточек!
Медовый месяц съежился до десяти дней – Игорь спешил в Североморск, куда получил распределение. Он тогда все время с удивлением рассматривал ее плоский живот и спрашивал, не ошиблись ли врачи. Начало семейной жизни омрачало решительное неприятие родителями Игоря его женитьбы. Они и на свадьбу не приехали. Игорь ушел в долгий поход, приехал на неделю уже после рождения близнецов, а затем на месяц в отпуск летом.
Зина отчаянно скучала без мужа, но насладиться его присутствием мешали заботы, связанные с детьми. На Игоря в последние приезды сваливались обязанности няни, Зининой помощницы. К вечеру они оба выматывались, и на душевное общение, о котором так мечтала Зина, не хватало сил. Разговоры в основном касались главной проблемы: где взять денег и как распределить те крохи, что получал Игорь.
* * *
Наступил октябрь, холодный и дождливый.
У Зины не было теплой обуви, и она гуляла с детьми в стареньких кроссовках. Совершенно не думала, что может простудиться, заболеть. Нелепо и предположить – кто же тогда позаботится о детях? И все-таки она заболела. Началось с першения в горле, потом добавился кашель, озноб.
Как назло, близнецы тоже плохо чувствовали себя, отказывались есть, капризничали и много плакали. Зина сбилась с ног, успокаивая их. Дважды после тяжелых ночей она вызывала детского врача, но та велела больше вызовов не делать.
– У них режутся зубки, все нормально.
– Знаете, ночью они так кричали! Мне страшно стало.
– Так у всех. Вы сами заболели? Наденьте марлевую маску, чтобы детей не заразить.
В третью бессонную ночь Зина стала терять чувство реальности. То она обнаружила себя спящей на стуле и едва не выронила детей, которых держала на руках, то не помнила, где ванная, и никак не могла попасть в нужную дверь. Когда она услышала запах гари и увидела, что зачем-то включила утюг, испугалась и решила позвонить сестре.
И тут же зазвонил телефон.
– Зиночка, – плакала на том конце Валя, – бабушке очень плохо. Я вызвала «скорую», ее отвозят в больницу, мы сейчас едем.
– Очень хорошо, поцелуй их.
– Кого «их»?
– Поцелуй тебя и бабулю.
– Зина, с тобой все в порядке? Что ты делала?
– Я спала. Я очень устала. Ты мне позвони потом.
Комната стала медленно кружиться и оплавляться, словно карамельная. Зина услышала, как снова заплакали дети, но пошла не к ним, а к входной двери.
Петров, сонный, в трусах, открыл дверь на непрерывный звонок и не узнал Зину. Лицо ее закрывала белая марлевая маска, глаза закрыты.
– Чего надо? – грубо спросил он.
– Надо что-то делать, – пробормотала Зина и стала медленно оседать.
Он едва успел ее подхватить.
– Зина? Что с вами?
Она висела в его руках бесчувственной куклой.
Петров взял соседку на руки и отнес в комнату, положил на постель, с которой только что вскочил.
Он понятия не имел, как надо обращаться с обморочными женщинами.
– Зина, очнитесь, – тормошил он ее. – Хотите воды?
Петров сбегал на кухню, принес стакан воды и побрызгал ей на лицо. Безрезультатно. Он вытирал с нее воду и почувствовал пальцами горячую кожу.
– Я вызову «скорую», – сказал он. – Вы вся горите.
– Дети и бабуля – это сейчас самое важное, – прошептала Зина, не открывая глаз. – Им плохо.
– Что? Что вы сказали?
Но она опять отключилась. Дети? Наверное, что-то случилось с близнецами. Петров представил себе пухлых карапузов Саню и Ваню. А почему нет? На его глазах они едва не утонули. Но тут он услышал плач за стеной и облегченно вздохнул – по крайней мере живы.
Петров быстро натянул спортивные штаны, майку и побежал в квартиру соседки.
Ваня с Саней плакали так исступленно, что казалось, еще один вздох – и они замолкнут навсегда. Петров не помнил, когда он последний раз слышал детский плач, но этот дуэт нагнал на него страху больше, чем Зинин обморок.
– Тише, ребята. Все хорошо, все спокойно, – уговаривал он их.
Петров брал близнецов на руки по очереди, но они плакали еще сильнее, корчились, вырывались.
Через пять минут Петров почувствовал, что больше не может этого выдержать: голова звенела, словно собиралась взорваться.
– Молчать! – рявкнул Петров. – Вы не можете затихнуть, чтобы я обдумал ситуацию? Вот так. Взяли по игрушке в руки и мирно их грызем.
Выходя из комнаты, он еще погрозил близнецам:
– Чтоб мне!
Со «Скорой помощью» у Петрова были связаны очень неприятные воспоминания. На тренировке он поранил ногу, приехали бравые ребята, вкололи ему укол от столбняка, а заодно запустили вирус гепатита. Потом он месяц провалялся в больнице и уже не вернулся в секцию тяжелой атлетики.
Петров набрал номер Потапыча:
– Старик, мне нужен детский врач.
– Тебе нужно проспаться, – буркнул сонный Потапыч.
– Это ты приди в себя. Есть у вас хороший врач?
– Есть. Козлов Александр Владимирович. Когда у Анечки появилась сыпь, мы…
– Ты можешь его попросить приехать ко мне? – перебил его Петров.
– У тебя гости?
– Вроде того.
– Не знаю, поедет ли он среди ночи.
– Сколько он берет?
– Пятьдесят долларов за визит.
– Начинай со ста, только пусть прибудет.
– Я слышу, как ребеночек плачет.
Дети действительно опять заплакали.
– Потапыч, если он заартачится, поезжай к нему, свяжи и доставь сюда. Ты понял?
Петров не услышал ответа, потому что бросил трубку и помчался к малышам.
Второй заход был уже легче. Теперь Петрову не казалось, что через минуту они помрут. Он сумел поменять мокрые ползунки, напоил водой из бутылочки, все время разговаривал с ними, даже песни пел. Он взял одного на руки, крепко прижал к груди и стал укачивать, пресекая попытки вырваться. Потом сообразил, что их лучше разлучить, чтобы не заводили друг друга. Он вышел в другую комнату и затряс малыша с новой силой. Кажется, мальчик отключился. Петров положил его на диван и пошел за вторым. Этого он тоже утряс, опустил в кроватку, сходил за первым и положил рядом – побоялся, что, проснувшись, малыш может скатиться с дивана. Теперь навестить мамашу.
Спала соседка или пребывала в обмороке – он определить не мог. Она часто дышала, на щеках пунцевел румянец. Петров дотронулся до ее лба Горячий. Что делать дальше?
– Зина, очнись! – пытался он растолкать ее. – Зина, открой глаза. Черт подери, да приди ты в себя!
С таким же успехом он мог будить манекен. Похоже, она не очнется, даже если резать ее на части.
Позвонили в дверь. Петров пошел открывать – здоровый детина, выше Петрова на голову, с ручищами коновала.
– Я врач Козлов.
– Ага, – умно ответил Петров.
– Вы просили меня приехать. Где ребенок?
Козлов пребывал в большом раздражении. Его подняли среди ночи, позади сутки дежурства. А теперь он стоит перед мужиком, который держит его на пороге и хлопает глазами.
Петров думал о том, что этот бугай сейчас разбудит детей, а успокаивать не будет. А если он, Петров, снова устроит им укачивание – сотрясение мозга ребятишкам гарантировано.
– Послушай, – Петров сразу начал на «ты», – они только уснули. Может, чуть позже или вообще…
– Что «вообще»? Какого лешего я тащился через всю Москву в три часа ночи? Ребенок болен или нет?
– Их двое, близнецы. Пошли.
Козлов шагнул ему навстречу.
– Не сюда, туда. – Петров показал на квартиру соседей.
Врач мыл руки и задавал Петрову вопросы:
– Что с детьми?
– Они орут.
– Температура есть?
– Не знаю.
– Сколько им лет?
– Не знаю, месяцев десять.
– Что они сегодня ели?
– Не знаю.
– Стул был?
– Наверно, то есть не знаю.
Козлов выразительно посмотрел на Петрова. Тот не успел ничего объяснить, врач пошел в комнату, склонился над детьми.
– Карточки дайте.
«Ну, Потапов, сволочь, – разозлился Петров, – экстрасенса прислал. Сейчас по фотографии диагноз будет устанавливать. Убью сумасшедшего деда».
– Извините, не знаю, где хранится фотоальбом, – процедил Петров.
– То, что вы вообще мало знаете, я уже понял. Мне нужны медицинские карточки детей.
– А! А где их хранят?
Козлов, ничего не ответив, стал осматривать комнату. На стеллаже лежали стопки ползунков, пеленок, распашонок, выше – бутылочки, скляночки, какие-то кремы, на самом верху обнаружились карточки.
– Так, значит, зубки режутся, – проговорил он, читая записи, – посмотрим, посмотрим… Памперсами не пользуетесь? – Козлов показал на кучу мокрых штанишек.
– У нас от них яички перегреваются.
– У кого это «у нас»? – удивленно спросил Козлов.
– У нас – это у Вани и у Сани, – сказал Петров и указал на близнецов.
– Так, значит, яички. Больше ничего не перегревается?
Козлов явно издевался.
– Послушай, – зашипел Петров, – я тебе объясню ситуацию. Я их сосед. Ясно? Сосед. Среди ночи их мать позвонила ко мне в дверь и тут же свалилась в обморок. Она, между прочим, до сих пор там бесчувственная лежит. Дети орут. Я чуть с ума не сошел. Попросил друга найти хорошего врача. – Последние слова Петров проговорил с ехидцей. – Что я неправильно сделал?
– Все правильно, – потеплел Козлов. – Извини, мужик. Ну, давай-ка посмотрим этих молодцов.
Козлов действовал очень ловко. Он достал одного младенца и положил на столик. Толстые большие пальцы нежно мяли животик малыша, а когда врач перевернул младенца на спинку, его грудка уютно поместилась в медвежьей лапе. При этом что-то приговаривал, задавал вопросы и сам же на них отвечал.
– Замечательно здоровый парень, – заключил он и передал сонно вякающего младенца Петрову. – Поноси его немного.
Козлов устроил мальчика на груди Петрова так, что головка оказалась у Петрова на плече, одну руку Петрова врач завел под попу малыша, а другую положил на спинку. Младенец оказался припечатанным к Петрову как осьминожка. Петров чувствовал легкое тепло ребенка, его молочно-кисловатый запах. В том, как ребенок прильнул к нему, было столько беспомощной доверчивости, что у Петрова возникла странная мысль: если бы сейчас кто-то покусился на мальчика, он бы перегрыз обидчику глотку.
Козлов осмотрел второго мальчика, тоже взял его на руки, и они ходили по комнате, тихо переговариваясь и укачивая младенцев.
– Я согласен с тем, – сказал Козлов, – что дети беспокоились из-за режущихся зубок. Десны у них распухли, но в остальном все в норме. Можно им, конечно, сделать укольчики, анальгин с димедролом, но я бы не стал. Мне кажется, что до утра они проспят спокойно.
Петрова едва не передернуло, когда он представил, как в малышей всаживают иглы.
– Не надо никаких уколов, – сказал он.
– Вот и я так думаю. Всё, клади. Где их мама?
Петров, обрадованный тем, что дети не погибнут, забыл о Зине. «Еще одна морока», – подумал он и расстался то ли с Ваней, то ли с Саней почти с сожалением.
Зина лежала в той же позе. Козлов склонился над ней, раздвинул веки и посмотрел, как реагируют на свет зрачки, потом посчитал пульс.
– Это не обморок, – сказал он. – Ты температуру мерил? Нет? Достань градусник из моей сумки.
Козлов расстегнул блузку на Зининой груди и неожиданно выругался:
– Ёшкин корень! Она что, до сих пор их кормит?
– Понятия не имею, – пожал плечами Петров.
Козлов ловко снял с бесчувственной женщины джинсы, блузку и лифчик. Петрова поразило ее почти детское, как у подростка, тело. Неужели это тело могло произвести на свет таких здоровых пацанов? Могло. И даже их выкормить – на сосках виднелись белые капельки молока. Это не вызвало у Петрова отвращения. Наверное, потому, что грудь была потрясающе красива.
– Ну-ка, давай посадим ее, – сказал Козлов, убирая раковинку фонендоскопа от Зины.
Петров держал ее за плечи, врач прикладывал фонендоскоп к спине.
– Все, клади обратно, – сказал Козлов. – Скверно. По-моему, воспаление легких. Надо бы в больницу.
Петров плохо знал Зину, но почему-то был уверен, что уехать от детей она не согласится. Он поделился своими сомнениями с Козловым.
– У нее есть родственники? Кто-нибудь, кто ухаживал бы за ними?
– Понятия не имею. Кажется, есть сестра и бабушка. Муж лег на дно. В том смысле, что он моряк и сейчас в плавании.
– Судя по записям в карточках, близнецы дают жару уже дня три. Она просто обессилела плюс болезнь, температура тридцать девять и восемь. Скверно. Элементарная логика подсказывает, что ей просто некого было позвать на помощь.
«Надеюсь, логика тебе не подсказывает, – подумал Петров, – что единственное спасение – я, сосед». Но вслух он ничего не сказал.
– Но сейчас главное не это, – продолжал рассуждать Козлов. – Главное – сцедить молоко. Она, видно, пропустила кормление. Температура, возможно, вирус – мастит обеспечен. Придется потом резать грудь, операция, боль страшная и все такое прочее. Неси два стакана и помой руки. Будем сцеживать.
Петров не очень хорошо понял ход мысли доктора, но ему стало жаль Зину, чью замечательную грудь мог изуродовать скальпель хирурга. Он отправился на кухню и принес два стакана для коктейлей.
Козлов усадил Зину на край тахты, укрыл ей ноги одеялом, сам устроился так, что одно Зинино плечо опиралось на его грудь. Петрова он заставил сесть рядом с Зиной и поддерживать другое ее плечо.
– Смотри, – командовал педиатр, – вот так нажимаешь на сосок и сцеживаешь молоко. В две руки мы быстрее управимся.
– Быстрее? – ошеломленно переспросил Петров.
Он попробовал повторить действия врача, пальцы его дрожали.
– Соски у нее необычного цвета – розовые, – отметил Козлов. – Красиво, как у рембрандтовской Данаи.
– Самое время о живописи поговорить. Черт, все равно не выходит.
Наконец Петров приспособился, и его стакан тоже стал наполняться.
– Нет, у меня, конечно, богатая фантазия, – бормотал Петров, – но чтобы с этим органом такое проделывать…
– Ты думаешь, я специалист? Это второй раз в жизни. В первый раз я вот так женился.
– Что ты «вот так»? – не понял Петров.
– Подрабатывал на «скорой». Приезжаем по вызову. Мать с ребенком. Только мы вошли, она бултых в обморок. Ребенку три месяца. Мы ее привели в чувство, никакого диагноза, кроме переутомления, я поставить не мог. Идем к соседям – присмотрите, мол. Но там пьянь сплошная. Звоним на станцию – помощь оказали, говорят, уезжайте. Плюнул я на все и остался. Кажется, на всю жизнь. Так что ты берегись. А со «скорой» меня поперли.
«Бред! – подумал Петров. – Рождественская сказочка».
– Ну, я-то с морячком тягаться не смею, – сказал он. – Слушай, помнишь у Мопассана рассказ: едут в купе мужик и кормящая мать, поезд запаздывает, молоко у нее убегает, и он выручает страдалицу, заменив младенца?
– Самое время о литературе поговорить, да поздно вспомнил. Мы уже закончили. Но у тебя еще будет возможность – утром, часов в семь, надо снова сцедить. И так четыре раза в день. Молоко поставишь в холодильник. Утром его надо прокипятить и дать детям.
Петров не нашелся что сказать.
Они уложили Зину на кровать, и Козлов принялся ковыряться в своем саквояже, доставать шприцы, бутылочки.
– Она очень истощена, – вздохнул врач. – Сейчас мало кто кормит, а до девяти месяцев – вообще редкость. Питается, видно, неважно, опять-таки болезнь. Ей бы витамины поколоть, глюкозу и прочее.
– Где я буду искать ее родственников? Послушай, у тебя есть кто-нибудь, сиделка или как там? Мне завтра, то есть сегодня, на работу нужно кровь из носу.
Козлов не отвечал. Он наполнил шприц, повернул Зину на бок, спустил ей трусики и всадил укол в ягодицу. Петров не мог не отметить, что ягодицы у соседки такие же крепенькие, как у младенцев, только покрупнее.
– У меня есть, – сказал Козлов задумчиво. – Наша старшая медсестра, Тамара Ивановна, недавно ушла на пенсию. Надежна, как Эверест, и подрабатывает по уходу за младенцами. Но это стоит денег.
– Деньги – не проблема.
– Для тебя, может быть, и не проблема, а для этой девчушки, – Козлов кивнул на Зину, – очень даже проблема.
– Сколько она берет, Тамара Ивановна?
– Обычно за одного ребенка пять долларов в день. А тут близнецы и мать, – с сомнением проговорил врач.
– Ты можешь ее уговорить?
– А ты потом потребуешь деньги с соседей?
– Слушай, – обиделся Петров, – нас с тобой вроде объединяет такое дело – по стакану сцедили, а ты ко мне как к сволочи.
– Извини, – улыбнулся Козлов. – Значит, так. Врача мамаше завтра можешь вызвать? Нет? Тогда я сам. Рецепты на антибиотики и прочее я оставлю. Тамара Ивановна схему знает.
– Так она приедет?
– Если жива, то мне не откажет. Еще… Впрочем, я лучше ей самой все и расскажу. На всякий случай мой телефон тоже оставлю.
Пока доктор писал, Петров слонялся по комнате, не зная, чем заняться.
– Выпить не хочешь? – спросил он.
– В четыре утра?
– Действительно, слишком поздно. Или слишком рано? Сколько я тебе должен?
– Купи на все памперсы малышам.
– Не дури. Ты же тащился сюда, проторчал два часа.
– Значит, удвой гонорар и купи на все.
Петров проводил врача и искренне его поблагодарил:
– Ты отличный мужик, Козлов.
– Ты, Петров, тоже вроде ничего.
* * *
Перед Петровым встала проблема: где ночевать. Поразмыслив, он решил, что Зина вряд ли заплачет и описается, а близнецы вполне могут. Он пошел в квартиру соседей и улегся на Зинину кровать. Но три часа до звонка будильника только беспокойно ворочался. Ему все казалось, что малыши сейчас проснутся и заплачут или, наоборот, перестанут дышать. Петров вставал, подходил к кроватке, прислушивался, проверял сухость штанов и снова ложился.
В восемь пришла Тамара Ивановна. Петров обрадовался этой невысокой плотной женщине со строгим лицом, словно посланнице Небес. Он показал медсестре, где находятся дети и их мать, договорился об оплате и ринулся в душ.
Надевая костюм и поглядывая на спящую Зину, он думал о том, что вот его участие в делах этого семейства и закончено. Если Зина не заразна, то ее можно перенести домой: и Тамаре Ивановне будет удобнее, и ему.
Петров зашел в соседскую квартиру попрощаться. Тамара Ивановна переодевала близнецов.
– У них зубки режутся, – сообщил Петров.
– Уже прорезались, – буркнула Тамара Ивановна.
Петров подошел и посмотрел. Действительно, на деснах близнецов появились маленькие белые пятнышки.
– У детей нет еды, – не глядя на Петрова, проговорила Тамара Ивановна.
– Я забыл вам сказать. У меня в холодильнике молоко, его надо…
– Не надо им молока от больной, еще и с антибиотиками. Немного возьму, чтобы резко не переходить, а вы купите детское питание.
– Ага, я купите. Доктор Козлов сказал…
– Много он понимает, этот доктор. Будете детей голодом морить – я уйду. И где памперсы? Я стирать не обязана.
– Детей голодом морить не будем, – медленно проговорил Петров, едва сдерживая раздражение. Рассказывать о вредности памперсов он больше не хотел. – Скажите точно, что купить и где это продают.
Пришлось ехать в гастроном на Мясницкую.
Петров сложил баночки и коробочки в пакет, уже подойдя к машине, чертыхнулся и вернулся за памперсами.
– Теперь я могу быть свободен? – приторно вежливо спросил он дома, передавая покупки Тамаре Ивановне.
Старуха ничего не ответила, отвернулась и ушла.
За что, интересно, она его невзлюбила?
* * *
В кабинете президента компании, Юры Ровенского, стоял длинный ониксовый стол с кожаными креслами вокруг, у окон в кадках росли деревца, пол устилал толстый ковер. Здесь проходили их совещания и переговоры. Эта обстановка разительно отличалась от прокуренного зала пивной с народным названием «У брата» на улице Александра Ульянова. Именно там пять лет назад зародилась идея создать фирму по сборке компьютеров. Первые проекты писались на бумажках, залитых пивом и с жирными пятнами от вяленого леща. Теперь перед ними лежали стильные папки с текстами, отпечатанными на лазерном принтере.
В конце 80-х годов многие ринулись заполнять пустующую нишу – привозили в Россию компьютеры из-за рубежа или собирали их на месте. Но многие так же быстро сошли с дистанции. Самые легкие и скорые деньги делались тогда на финансовых пирамидах. Именно они утянули с компьютерного рынка главных конкурентов петровской фирмы «Класс». Название возникло от модного словечка, которым выражали наивысшую похвалу.
Петров и Ровенский заняли жесткую позицию: первые пять лет вся прибыль шла на расширение производства и организацию сети продаж Они не ездили по экзотическим курортам, не покупали шикарных автомобилей, жили в коммуналках, и мало кто догадывался, что они ворочали большими деньгами. И только когда «Класс» вышел на такие позиции, что подвинуть его уже никто не мог, фирма и ее руководители перешли на другой качественный уровень: переехали в современный офис, открыли личные счета в банках, уселись в автомобили последних марок.
Сегодняшнее совещание в определенной мере тоже было судьбоносным – определяли дальнейшую стратегию. Проще говоря – во что вкладывать деньги.
«Класс», как и другие крупные компьютерные фирмы, сам деталей не производил, закупал их в странах Юго-Восточной Азии и в Ирландии. Построить заводы по выпуску микросхем нечего было и мечтать – для этого требовалось две сотни миллионов долларов. Но делать первые шаги в этом направлении, по мнению Петрова, следовало: выпуск корпусов для компьютеров оправдал бы себя уже через шесть лет.
* * *
– Мы растекаемся лужей, – говорил он на совещании, – вместо того чтобы стать хорошим озером. Подвернулись попутные выгодные контракты с мебелью – организовали «Класс-мебель», «Класс-авто» тоже постепенно расширяется. Из тридцати пяти филиалов в тридцати чем только не занимаются: и медикаментами, и спортивным инвентарем. Осталось только памперсы производить.
– Или свиноферму открыть, – поддержал его Потапыч. – Звучит: «Класс-свинина». Нас в школе учили – экстенсивный путь плохо. Надо зреть и копать в корень. Ты, Юра, – он обратился к Ровенскому, – предлагаешь открыть учебный центр. А зачем? Зачем садиться в последний поезд, когда первые уже давно ушли и набирают скорость? Конечно, прибыль это принесет, и деньги обернутся быстро. И покатим мы по утоптанной тропе, когда надо рубить свою просеку.
Но остальные их точку зрения не разделяли. В том числе и Ровенский. Журавль в небе – это красиво, синица в руках – надежно.
* * *
С Юрой Ровенским Петров учился в математическом интернате при МГУ. С тех пор они и дружили. Петров всегда был умнее Юры: быстрее и оригинальнее решал задачи в школе, больше книжек читал и разбирался в вещах, о которых Ровенский имел смутное представление. Производство наладить, коллектив сплотить и внушить трудовой энтузиазм у Петрова тоже получалось лучше. Но он безоговорочно признавал, что именно Юрка должен управлять фирмой. У Петрова не было бронированности и целеустремленности Ровенского. Юра не шел по жизни, а пёр как танк. Он не обращал внимания на то, что кого-то случайно задавил или обидел, не комплексовал по поводу друзей-неудачников. Я тебе предложил работу – ты не справился, чего же ты хочешь? Юра уволил секретаршу за то, что она выслала машину встречать его не в тот аэропорт и Ровенский проторчал там лишний час. Леночка однажды подвесила петровский компьютер, и он два дня потратил, чтобы восстановить стертую информацию. Лене он задал перцу, но уволить ее ему даже в голову не пришло.
* * *
Все явно склонялись ко второму проекту. Ровенский посматривал на Петрова с удивлением – не ожидал, что тот легко сдастся. Петрову напрягаться было лень. То ли давала себя знать суматошная ночь, то ли вообще у него азарта поубавилось. Вначале карьера бизнесмена его отчаянно увлекала. От мысли: завтра делаю вот это – и у нас в кармане десять тысяч баксов – он хмелел как от вина. Но потом он уже столько раз задыхался победителем на финише, что прелесть новизны пропала, тужиться и доказывать свою правоту не хотелось.
Леночка и секретарша Ровенского принесли кофе.
– Подожди минуточку, – задержал Петров Лену.
Он взял листок и написал «Позвони по моему домашнему телефону или последние цифры 23. Должна подойти Тамара Ивановна. Спроси: 1. Как дела? 2. Сцедила ли она Зине молоко? 3. Не надо ли чего-нибудь?»
Через несколько минут Лена вернулась и положила перед Петровым записку: «Тамара Ивановна просила передать: 1. Без советов от сопливых она обойдется. 2. Укол надо делать в девять вечера, к этому времени ты должен привезти лекарства. 3. Нет еды».
Утром, кроме молочных смесей, Петров купил пять видов детского питания, по три баночки каждого. Неужели близнецы пятнадцать банок слопали? Ну и аппетиты!
Снова вошла Леночка, склонилась к Петрову, и мужские глаза дружно нацелились на ее ножки.
– Звонит педиатр, то есть детский врач, хочет с тобой поговорить. Что сказать? – прошептала Лена на ухо Петрову.
– Я на минутку. – Петров бросился к дверям.
Почему ему все время кажется, что с малышами произошло что-то ужасное?
Козлов был абсолютно спокоен, даже весел.
– Не знаю твоего домашнего телефона, соседкин тоже забыл записать. Как они там?
– Я уходил, все было нормально. Зубки прорезались. Представляешь, у одного на верхней челюсти, а у другого на нижней.
– Бывает. – Козлов записал телефоны и спросил: – Ты молоко утром сцедил?
– Сцедил.
– Не захлебнулся? – хохотнул Козлов и повесил трубку.
Петров достойно ответить не успел. Леночка смотрела на шефа с удивлением и любопытством.
– Если бы я тебе рассказал, – ухмыльнулся Петров, – ты бы неделю смеялась.
* * *
Зина пришла в себя от мокрого холода. До этого она пребывала в кошмарном горячем забытьи – превратилась в песчаного червя, двигалась по пустыне, зарывалась в раскаленные горы, населенные подземными чудовищами. И вот теперь ее вырвали наружу, голую и беззащитную. Она не узнавала комнату, в которой находилась, не знала женщину, которая склонилась над ней и обтирала мокрой салфеткой.
– Где я? – спросила Зина.
– Дома, где же еще, – ответила Тамара Ивановна.
«Дома» – хорошее спокойное слово, только оно не вяжется с Зиниными ощущениями. Ей нужно что-то вспомнить, что-то важное, о чем нельзя забывать. Она вспомнила.
– Дети! – Зина попыталась подняться. – Ванечка и Санечка.
– Лежи. – Тамара Ивановна придавила ее к подушке. – Все с твоими детьми в порядке. Спят чистые и накормленные. Зубки прорезались.
Зина закрыла глаза. Этой женщине можно верить, у нее такие сильные и ласковые руки. Что-то она говорит? Ругает Зину за то, что связалась с подлым мужиком. Нет, слов не понять, они размазываются. Как хорошо, что нет больше того горячего песка и безобразных чудовищ. Можно немного поспать. Вот он уже, сон. Красивая поляна с цветами. Ромашки. Мама плела им из ромашек веночки.
* * *
В аптеке Петров присвистнул, когда ему назвали стоимость лекарств и медикаментов, выписанных Козловым. Болеть нынче дорого. По дороге в кассу он увидел на витрине странный прибор – стеклянный граммофончик, сразу под ним углубление, на другом конце резиновая груша «Для сцеживания молока», – прочитал Петров.
– Средства малой автоматизации, – пробормотал он и купил две штуки.
Детского питания теперь он приобрел семь видов и по десять баночек, запаянных в полиэтиленовую упаковку – больше ему было не унести.
Петров позвонил в соседскую дверь, не заходя к себе. Ему открыла насупленная и недовольная Тамара Ивановна.
– Как дела? – спросил Петров, пройдя за ней на кухню.
Тамара Ивановна не отвечала, молча разбирала лекарства Петров повторил свой вопрос, и она опять его проигнорировала.
– Я что-либо сделал не так? – Петрова стала раздражать эта игра в молчанку.
Тамара Ивановна вдруг развернулась и закричала:
– Ах ты, хрен моржовый! Ты до чего женщину довел? Она же впроголодь живет. Три картофелины нашла и пачку вермишели! Дети ее высосали всю, в чем только душа держится. А сам жируешь, как блин масленый блестишь! Где твоя совесть?
Петров онемел от этих упреков. Какого черта Козлов ничего не объяснил медсестре? Впроголодь живет… Фу ты, гадство какое! Он почувствовал щемящую жалость к девочке-женщине Зине и ее близнецам.
Он стал в ответ кричать на Тамару Ивановну: обиделся на несправедливые обвинения, да и жалость к нищим соседям ему была нужна как новый зуб мудрости.
