Текст книги "О любви (сборник)"
Автор книги: Наталья Нестерова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Наталья Нестерова
О любви
(Сборник)
Позвони в мою дверь
Памяти моей мамы Нестеровой Александры Семеновны
Любые совпадения с реальными людьми, компаниями, событиями являются случайными
Часть первая
СОСЕД
Глава 1Звонок Зина не слышала. Он ей снился. Какой-то идиот давил на кнопку в два часа ночи.
– Тише, – увещевала его Зина во сне. – Если разбудите Ваню, он захнычет, а Саня тут же отзовется ревом. А я спать хочу! Боже, как я хочу спать!
Звонок не умолкал. Зина встала и босиком потопала в прихожую. Она припала к дверному глазку, но ничего не увидела. Потом сообразила, что забыла открыть глаз. С трудом разлепила веки: на площадке, округленный маленькими линзами глазка, стоял толстый мужик. Зина узнала нового соседа. Она открыла дверь и уловила от покачнувшегося визитера винно-одеколонный дух. Он оторвал руку от звонка, потерял равновесие и едва не тюкнулся в Зину.
– Тише, – пробормотала она.
– Добрый вечер, то есть ночь. Извините за беспокойство, – громко и весело пророкотал сосед.
– Тише, – поздоровалась Зина.
– Можно у вас одолжить телевизор?
– Тише! – Других слов Зина не помнила.
Она развернулась и пошла в комнату. Ее не удивила просьба, сейчас ее ничто не могло удивить.
За возможность поспать она отдала бы не только телевизор, но и пылесос, сервант, годы жизни и душу.
Сосед запутался в пеленках, которые сушились по всей квартире на веревках.
– О, черт, где вы тут?
– Здесь, тише. – Зина ткнула пальцем в угол на телевизор. – Вот.
– Спасибо, я завтра обязательно верну.
– Тише.
– У вас дырочка на рубашке, – пьяно пролепетал сосед.
Он игриво пощекотал Зинину спину, забравшись пальцем в прореху.
– Тише…
«Действительно, забыла зашить, – подумала Зина – Вдруг он уронит телевизор? Только этого не хватало». Она отстранилась и еще раз показала в угол:
– Вот телевизор, только тише, пожалуйста.
– Для первого знакомства наше общение исключительно плодотворно. – Сосед даже не пытался понизить голос.
– Тихо. – Зина умоляюще приложила палец к губам.
Сосед обхватил телевизор и потянул на себя, не отсоединив провода. Два кабеля, электрический и антенный, натянулись, оборвались и поволоклись по полу. Зина пошла в прихожую. У входной двери стояла прогулочная коляска близнецов, загораживая проход. Чтобы помочь выбраться из квартиры человеку с большой ношей, нужно было совершить маневр: отодвинуть коляску, стать в угол, задвинуть коляску, открыть дверь. Проделывая эти манипуляции, Зина свободной рукой сняла с лица чертыхающегося соседа мокрую распашонку, которую он по дороге подцепил с веревки.
– Тише, тише, – шептала Зина.
– Ваш словарный запас меня потряс, – сказал сосед на прощание.
Захлопнув дверь, Зина вернулась в спальню. Впереди еще по меньшей мере четыре часа сна – роскошь! На секунду она задержалась у детской кроватки. Ваня и Саня лежали на спине, ручки согнуты в локтях и подняты вверх, словно по команде «сдаемся». Сердце у Зины сладко сжалось и кувыркнулось – оно научилось этим кульбитам весной девяносто первого года, когда родились мальчики.
* * *
На следующее утро, увидев сиротливое пятно пыли на тумбочке для телевизора, Зина обозвала себя дурой. А если бы он с ножом пришел? Изнасиловал ее? Нет, таких, как она, не насилуют. Зина почему-то была уверена, что над человеком, усталым до отупения, нельзя надругаться.
– Утащить среди ночи телевизор, – сказала она вслух. – Бедный какой, своего нет.
Назвать толстяка бедным можно было только с издевкой. По информации соседей, он купил однокомнатную квартиру за шестьдесят тысяч долларов, ремонт ему делали югославские рабочие, мебель вся новенькая, разъезжает на иностранном автомобиле.
Словом, вряд ли считает каждую копейку. В отличие от Зины. Она в последнее время питается только картошкой и макаронами. Малышам пока достаточно двух яблок в день. Но скоро понадобится больше фруктов и надо будет отлучать их от груди.
Мужу не выдают зарплату четыре месяца.
Чужое вальяжное благополучие рядом с собственной нуждой Зину не раздражало, у нее не было времени задумываться о подобной несправедливости. Она вспоминала о соседе, только когда за стеной гремела музыка или слышался громкий женский смех, да злилась из-за долгого ремонта: запах лаков и красок витал на ее балконе и туда нельзя было вынести малышей.
Никогда прежде Зина не смотрела так часто на часы. Теперь циферблат припечатался к ее сознанию как переводная картинка к пасхальному яйцу.
Раньше часы показывали время: семь утра, час дня.
Теперь сигналили: кормление, стирка, прогулка, снова кормление, утюжка, приготовление еды, кормление, уборка, купание, кормление. Две строгие стрелочки руководили ее жизнью, и Зине казалось, что с утра они бегут веселее и быстрее, к ночи – передвигаются медленно и тяжело, как ее усталое тело. Она трудилась не на износ, износ давно кончился. Но ради своих малышей она бы делала тупую, примитивную, в песок утекающую работу и на четвереньках.
Зина услышала призывное чмоканье, подошла к кроватке. Саня и Ваня скатились на середину и лупили друг друга ладошками.
– Это кто тут дерется? – притворно строго спросила Зина.
Она подняла Ваню и отложила в сторону.
– Кто зачинщик? Опять ты, Санечка? – Зина распеленала его. – Ах, он еще и мокрый! И ты тоже? – Зина сняла пеленки с Вани. – Очень хорошо, общественный туалет устроили и деретесь. Ну, я вам сейчас покажу!
Она щекотала и массировала их пухленькие тельца, целовала их и смеялась вместе с ними.
Ни вечером, ни на следующий день, ни через неделю сосед телевизор не вернул Зина с отвращением думала о том, что придется самой идти к этому нахалу и алкоголику, но все откладывала Однажды они столкнулись на лестничной клетке Сосед болтал какую-то чепуху и ни словом не обмолвился о ее телевизоре. Подобная беспардонность – хоть бы извинился, что вещь задерживает, – настолько изумила Зину, что она не нашлась что сказать.
* * *
Петров проспал и опаздывал на важные переговоры. Лифт не работал. Спускаясь по лестнице, он рассчитывал: если на Садовом кольце не будет пробки, может успеть или опоздает на пять минут. Пять минут они подождут.
На первом этаже у лифта стояла девушка с широкой коляской для близнецов.
Петров сначала не узнал Зину. У нее было незапоминающееся лицо – никаких дефектов, но и никакого шарма. Взгляду не за что зацепиться. Сейчас она хмуро трясла коляску, в которой плакали младенцы.
Соседка, вспомнил Петров. Кажется, у нее не в порядке с головой. Два дня назад столкнулся с ней у мусоропровода, и она уставилась на него так, словно он обещал на ней жениться и не сдержал слово. Петров весело заметил, что, мол, не верит в приметы насчет пустых ведер. Но соседка не отреагировала и продолжала пялиться. Тогда он растянул губы в самой обворожительной из своих улыбок. Дамочка скривилась так, словно он выругался. Чокнутая, решил Петров, надо держаться от нее подальше.
Зина уже полчаса маячила у лифта. Они вернулись с прогулки и оказались отрезанными от квартиры – добраться на пятый этаж можно было только на лифте. На сетчатом днище коляски лежали продукты, купленные на рынке у метро: капуста, картофель, молоко, яблоки – добрых десять килограммов. Кормление задерживалось, и привыкшие к четкому режиму малыши протестовали дружным плачем. Она ругала себя за то, что решила погулять по бульвару. С улицы уходить не хотелось – стояли последние теплые дни бабьего лета.
– Вы не поможете мне подняться в квартиру? – попросила Зина.
Она говорила в спину Петрову. Поздоровавшись, он протиснулся мимо коляски и быстро прошмыгнул к двери подъезда. Не успел. Услышав просьбу, он сморщился, но, когда разворачивался, изобразил на лице скорбь и раскаяние.
– Честное слово, страшно спешу, извините. – Петров развел руки в стороны и жалостливо улыбнулся.
Многодетная мать различать улыбки решительно не умела. На глазах заблестели слезы, и она отвернулась.
«Плохой дядя оставляет в беде несчастных младенцев и их плачущую мать-шизофреничку, – мысленно чертыхнулся Петров. – Пропади ты пропадом».
Он подошел к коляске:
– Как мы будем транспортироваться?
– Я возьму Ваню и Саню, – обрадовалась Зина, – а вы коляску, только она тяжелая. Если бросить здесь, обязательно стащат, несмотря на замок в парадном.
«А на другую у меня денег нет», – добавила она про себя.
«Голубушка, – подумал Петров, – мне дешевле тебе новую купить, чем пропустить сегодняшнюю встречу. Надо же – Ваня и Саня, вот деревня».
Коляска действительно была очень тяжелой и неудобной. Добравшись до пятого этажа, Петров решил, что без душа и смены рубашки ему теперь не обойтись.
Зина открыла дверь, и Петров увидел веревки с разноцветными пеленками, ползунками и прочей детской одежонкой. Что-то в этой картине было знакомое. Наверное, видел в каком-нибудь итальянском фильме, где взбалмошная жена в окружении оравы вопящих ребятишек устраивает сцены мужу-ловеласу.
Петров посмотрел на часы: если позвонить прямо сейчас, возможно, успеет перенести встречу, потом заскочит домой и переоденется.
– Где у вас телефон? – спросил он. – Можно я позвоню?
– На кухне и в большой комнате, – сказала Зина. – Спасибо, что помогли. Дверь потом захлопните.
Она прошла в спальню, села на диван, расстегнула блузку и вытерла влажной салфеткой грудь – плохо, конечно, что не помылась в ванной, но там бродит сосед, а дети уже сипят от крика.
Зина приспособилась кормить обоих сыновей одновременно. Полулежа на диване, она подкладывала под спины детей подушки и устраивала их валетиком у своей груди. Когда родная сестра Валентина впервые увидела их в этой позе, невольно сморщилась:
– Как свиноматка.
– Ничего ты не понимаешь, – ответила Зина.
Восемнадцатилетняя Валя не понимала, как можно радоваться тому, что твое тело превратилось в молочную фабрику, а сама ты больше напоминаешь животное, чем человека Утверждение Зины, что кормление – единственный в жизни физический контакт матери и ребенка – есть суть материнства, оставалось для Вали абстракцией.
Петров стоял в проеме двери и наблюдал, как два пухлых сосунка, положив ручонки на небольшую, но крепко налитую грудь, исступленно втягивают в себя молоко. Их мать что-то ворковала, целовала то одну, то другую макушку. Лицо у нее было счастливо-отрешенное.
«Ясно, почему художников всегда тянуло писать материнство, – подумал Петров. – И никто, похоже, не добился успеха. Не догадывались дать в руки кормящей матери двух младенцев».
– Левый, кажется, халтурит, – сказал Петров вслух.
Зина подняла голову. Она не испугалась и не смутилась.
Сосед видит в ней сейчас дойную корову. Пусть, пусть усмехается, сытый купчина.
– Как там мой телевизор? – спросила Зина. – Не мелькает изображение? Звук не пропадает?
– Так это ваш? – воскликнул Петров. – Хоть убейте, не мог вспомнить, откуда он у меня взялся. Мы футбол хотели посмотреть, а мой телик накрылся.
– А мой?
– Ваш в порядке. Значит, вы столько времени на меня злитесь? Ведь сами не пришли, не попросили обратно.
– Ждала, когда придете за холодильником, чтоб уж вместе забирать. Только в следующий раз, когда вам понадобится бытовая техника, не ломитесь ко мне среди ночи, дождитесь утра.
– Договорились.
Петров продолжал посмеиваться, но Зине было не до смеха: нужно было заканчивать кормление.
Зина быстро убрала грудь.
– По-моему, вы спешили, – намекнула она.
– И продолжаю, – ответил Петров.
Но вместо того чтобы удалиться, подошел ближе и стал наблюдать за тем, как Зина меняет пеленки малышам. Он успел заметить, что соски у нее странного ярко-розового цвета. До крови, что ли, дети ранят мать? Он не стал уточнять интимные подробности, кивнув на детей, спросил другое:
– Вы их различаете?
Каждый, кто видел близнецов, задавал Зине этот глупый вопрос. На ее взгляд, Ваня и Саня были совершенно разные.
– Различаю, привязываю тряпочки. – Она кивнула на забинтованный пальчик Вани.
Ванечка поранился, засунув пальчик в треснувшую пластмассовую игрушку.
– Ага, – хмыкнул Петров, – по утрам решаете: сегодня это Саня – и бинтуете.
– Наоборот.
– Ясно, на следующий день наоборот.
Кажется, сосед был настолько глуп, что принял ее слова всерьез.
Зина разогнулась, потерла рукой ноющую поясницу, собрала мокрые пеленки и пошла в ванную.
– Почему вы не пользуетесь памперсами? – спросил сосед.
«Потому что у меня нет денег на них», – мысленно ответила Зина.
– Считаю их вредными, – сказала она вслух. – Памперсы – это же постоянный компресс. Яички у мальчиков перегреваются, могут воспалиться, потом детей у них не будет.
Эти аргументы она вычитала во время беременности в одном журнале. В статье их как раз опровергали.
– Сейчас самое время заботиться о потомстве Вани и Сани, – усмехнулся Петров. – Как вас зовут?
– Зина.
– Редкое имя, какое-то деревенское. Меня кличут Петров.
– А вам с именем так не повезло, что произносить его стесняетесь?
– Верно. – Петров опять улыбнулся. – Меня зовут Павлом. Народ имеет обыкновение использовать вариант Паша, а он мне не нравится. Потому что напоминает уборщицу тетю Пашу из нашей школы. У меня с ней не сложились отношения.
– Вы, наверное, брали у нее швабры и забывали вернуть.
– Да принесу я ваш телевизор, вечером принесу. А с головой у вас, кажется, все в порядке, – сказал Петров, прощаясь.
– Не могу сказать то же самое о вашей, – тихо ответила Зина уже в закрытую дверь.
Краем уха она услышала характерную возню и пошла разнимать драчунов.
* * *
Петров окончил мехмат МГУ. В дипломе его специальность называлась «математик». Лет с шестнадцати его страстью, хобби, смыслом жизни, его наркотиком были компьютеры. Он сам их собирал, настраивал, ремонтировал, осваивал новинки. У них была замечательная компания. Нищие, голодные, слегка сумасшедшие приверженцы дела, в котором мало кто тогда смыслил, они были своего рода сектой, которую никак не тревожили ни застой, ни перестройка. В конце 80-х годов, когда компьютеризация страны набрала ход, их знания приобрели большую значимость и цену вполне материальную. Компания распалась, все растеклись по фирмам и кооперативам. Нет, не все. Кто-то не смог поменять жизнь богемную на конторскую, пропал, сгинул, спился. Петров не пропал. Ныне он был вице-президентом большой фирмы, которая выпускала компьютеры, держала сеть магазинов, разрабатывала программы. За пять лет он из полунищего младшего научного сотрудника превратился в преуспевающего бизнесмена.
На работе Петров слыл бабником. Ему было тридцать лет, он был не женат, с легкостью распространителя бесплатной рекламы делал женщинам комплименты, а его секретарша Леночка обладала внешностью супермодели.
Когда два года назад менеджер по кадрам прислал Леночку к Петрову, он со вздохом подумал, что забавная репутация дамского угодника сослужила ему плохую службу.
– С вашими данными, – сказал он тогда Лене, – бессмысленно работать, быть умной и вообще мыслить. Вы можете ходить по миру и собирать деньги за то, что на вас смотрят. По десятибалльной системе я бы вам выставил девять с половиной – ну чтобы хоть мизер оставить для идеала. Мне же требуется рабочая лошадь, а не выставочный образец. Экстерьер моего секретаря ровным счетом ничего не значит в сумасшедшей и, смею вас уверить, очень напряженной работе. Если вы сможете трудиться на пять с половиной, я буду рад и доволен. Но если ниже… Леночка, отправляйтесь лучше в Дом моделей. Подиум без вас рыдает. Таковы условия.
Ее ответ продемонстрировал некое наличие интеллекта:
– Согласна. Пять с половиной, и вы без моего позволения под юбку ко мне не полезете.
– О, этот пункт я упустил, – усмехнулся Петров.
– Шесть с половиной – и без домогательств, – торговалась девушка.
– По рукам, – рассмеялся Петров и напомнил: – Без вашего согласия. Не хотите сегодня со мной поужинать? Нет? Значит, в следующий раз. Испытательный срок два месяца.
За два года Леночка добралась до семибалльного уровня.
Странно было предположить, но она умела работать и действовала с четкостью метронома и ловкостью карманника.
Петрова (да и саму Леночку, иначе зачем бы она так наряжалась) забавляло, как реагируют на нее новички. В юбке, которая больше напоминала набедренную повязку, с длиннющими ногами, львиной гривой золотистых кудряшек и красиво-порочным лицом, она походила на девицу легкого поведения, случайно перепутавшую панель с канцелярским столиком. Когда народ слышал ее змеиные колкости и сталкивался с въедливостью записной бюрократки, то переживал легкий психологический шок. В настроении недоуменной растерянности посетители оказывались в кабинете Петрова и невольно становились шелковыми.
Несколько раз Петрову совершенно серьезно предлагали Леночку продать, сулили большие деньги, если уговорит ее перейти в другую фирму. Он отшучивался – мол, у них заключено особое трудовое соглашение и вторая часть его пока не выполнена. Однажды он в самом деле провел разведку боем: после какого-то банкета заманил ее в кабинет и пытался поцеловать. Пощечина, которую она ему отвесила (не тыльной стороной ладони, а наотмашь, как надоедливой мухе), была весьма болезненна. Поглаживая щеку, Петров мрачно буркнул:
– Теперь я должен изречь: за эту оплеуху я уважаю тебя еще больше. Ну уважаю, и что? Куда ты денешь это уважение? На стенку в рамочке повесишь?
Леночка не сочла нужным ему отвечать. Она презрительно осмотрела его с ног до головы, пожала плечами и вышла, вызывающе покачивая бедрами. Следующий рабочий день они начали как ни в чем не бывало.
Петров не был влюблен в Леночку, но считал бы себя последним дураком, если бы не добивался такой красавицы.
* * *
Около восьми вечера Петров включил в кабинете телевизор и вспомнил о другом – том, который нужно вернуть соседке.
– Лен, ты еще не ушла? – нажал он кнопку переговорного устройства.
– Ушла.
– Тогда вернись. У тебя рабочий день ненормирован. Мне нужна игрушка для младенцев.
– У вас появились дети?
– Боже упаси, с ума сошла. Я своих топлю сразу по рождении.
– Почему для младенцев во множественном числе? Детский дом?
– Вроде того, два человечка.
– Близнецы?
– Верно. Сообрази что-нибудь оригинальное.
– Сто долларов, и деньги вперед.
– Ты выражаешься как продажная женщина.
– Порассуждайте на эту тему подольше, «Детский мир» закрывается через пятнадцать минут.
* * *
Если бы сосед не принес телевизор вечером, Зина бы не удивилась. Петров был существом из другой жизни, где благоухают одеколонами, ходят на работу и в рестораны, хронически высыпаются, читают книги и смотрят кино. В той жизни – Зина из нее давно выпала – можно давать обещания и не выполнять их, забывать, опаздывать, не обращать внимания на мелочи – и трагедии не произойдет.
В Зинином мирке упусти она что-нибудь, не сделай вовремя – случится нехорошее, пострадают дети.
Не выстирала она пеленки – не во что их переодеть, не искупала – появились опрелости. Стрелки часов строго контролировали ее обязанности и за нарушение режима карали дополнительной работой и лишением сна.
Кроме того, телевизор она смотрела редко. Если выдавалось время, включала его, но через три минуты засыпала, то же самое происходило с книгами: полстраницы – и задремала.
Петров телевизор принес. И вместе с ним большую яркую коробку.
Зина была одета в застиранный ситцевый халатик.
– Дырка на рукаве, – вежливо указал ей Петров. – О, теперь я вспомнил, что действительно был у вас.
«Он решит, что я неряха, вечно в прорехах, – подумала Зина. – Ну и пусть, плевать, у меня времени на себя нет».
– Что это? – Она указала на коробку.
– Подарок.
– Мне не нужны никакие подарки.
– Вам, – Петров мысленно вставил «такой неряхе», – я бы не стал делать подарки. Это Ване и Сане.
– Все равно.
– Все равно мы посмотрим, что придумали братья-капиталисты. – Петров распечатал коробку и начал вынимать из нее пластиковые детали.
Он провозился полчаса, собирая конструкцию.
Зина невольно включилась и стала ему помогать.
Игрушка напоминала по форме люстру, с которой свешивались на веревочках забавные маленькие зверьки. Люстра вращалась каруселью, тихо играла музыка, и в круговых движениях фигурок было что-то завораживающее. Разноцветных зверюшек на карусели можно было менять, специальный пульт регулировал скорость вращения и громкость музыки.
– Здорово! – признала Зина.
– Ничего подобного не видел, – согласился Петров. – Во времена моего младенчества такого не было.
– Спасибо. Мне жутко неловко, это, наверное, стоит кучу денег.
– Наверное, но мне досталось бесплатно, подарил зарубежный партнер.
«Зачем я это? – Петров удивился своему вранью, но быстро нашел ему объяснение: – Не хочу, чтобы она расценила игрушку как знак особой доверительности и протоптала дорожку к моей квартире со своими проблемами. Или благородный вариант: избавил ее от неловкой признательности».
– Он решил, что у меня есть дети. Зина, я похож на человека, у которого есть дети?
– Нет, – не задумываясь, ответила Зина.
– Теперь надо установить эту штуку над кроваткой, – сказал он. – Сами справитесь или помочь?
– Справлюсь, – сказала Зина, но лицо ее изображало большое сомнение.
– Ладно уж, – усмехнулся Петров, – пошли доведем до конца.
В спальне они склонились над малышами.
– Кто сегодня Ваня? – спросил Петров.
Теперь Зина не обиделась на вопрос.
– Они же совершенно разные, – тихо проговорила она – Посмотрите: у Сани личико шире, носик более вздернутый и бровки повыше. А у Вани губки пухленькие. Видите?
– Вижу, – опять соврал Петров, – очень отличаются. Не хотите переложить их на диван? Я боюсь разбудить.
Зина переносила детей и думала о том, что сосед вовсе не толстяк, как ей показалось вначале. Просто широкий, коренастый. Похоже, очень сильный. Здоровяк, кирпичи о макушку, наверное, разбивает. У него очень подвижное лицо, каждую фразу сопровождает новой гримасой. Писать портреты таких людей – мучение для художника.
«Девица невзрачная только на первый взгляд, – рассуждал Петров, прилаживая кронштейн к кровати. – Вполне милая усталая мордашка. Только веет от нее тупым равнодушием к себе. Давно подобного не встречал. Женщина с выключенными глазами. Хотя если Таисию или Леночку заставить вот так одной кувыркаться, еще неизвестно, как бы они выглядели. Кстати, почему одной? Где доблестный отец-производитель?»
– Зина, вы не замужем?
– Почему? Замужем, конечно. Игорь офицер, подводник, сейчас в плавании, еще два месяца его не будет.
– К тому же слепой и глухой?
– Что? – Зина удивленно округлила глаза.
– Не знаете такой шутки? Идеальный муж слепой, глухой и капитан дальнего плавания.
Зина пожала плечами.
С юмором у нее явно нелады, решил Петров. «Понимаю этого капитана, – думал он, – мне бы на его месте тоже захотелось лечь на дно. И правильно я всю жизнь чурался брачных пут. Ходить среди пеленок, слышать вопли, видеть полутень вместо женщины – кошмар. Хотя бросить вот так любимого человека? Не знаю. Их дела».
– Жалованье военным не задерживают? – спросил Петров.
– Нет, все в порядке, – соврала в свою очередь Зина. – Вы карусель пока не вешайте, а то мальчики не заснут. Я утром сама доделаю. Еще раз спасибо.
Выходя из ее квартиры, ныряя под пеленками, Петров вежливо предложил:
– Если что-нибудь понадобится, приходите. Правда, я поздно возвращаюсь.
– Спасибо, мне сестра и бабушка помогают, справляемся.
* * *
Сестра Зины Валентина училась на втором курсе юридической академии на вечернем отделении, днем работала в прокуратуре делопроизводителем.
Пять лет назад, после гибели родителей, в большую трехкомнатную квартиру на Чистых прудах к внучкам переехала бабушка Оля. Последнее время она много болела. Поэтому перед рождением близнецов решили, что Вале с бабулей лучше жить в бабушкиной однокомнатной.
Валя очень любила старшую сестру, обожала племянников, но уделять им много времени не могла. Она разрывалась между работой, учебой и бабушкой, которая уже редко вставала с постели. Зина понимала, что у сестры, по сути, тоже появился на руках ребенок и его надо было кормить, купать, лечить, развлекать беседами. И если Зина в награду за свои усилия получала радость от общения с растущими сыновьями, то Валя видела только, как тает дорогой человек.
Иногда Зина мечтала о том, как жили бы они с мамой и папой, не случись той авиакатастрофы. И в счастливую повесть, которую она мысленно сочиняла, почему-то трудно было втиснуть ее бурный роман в Севастополе с курсантом Игорем, беременность и скоротечное замужество. А вот Ваня и Саня вписывались хорошо. Мама и папа не могли нарадоваться внукам и брали на себя большинство забот.
Только после рождения сыновей Зину перестали мучить ночные кошмары, когда она слышала зовущий голос мамы: «Доченька!» – или папин: «Зинка-корзинка!». Впрочем, теперь она вообще редко видела сны.
* * *
В Нью-Йорке Петров купил подарки Ване и Сане не потому, что помнил о них или хотел сделать приятное Зине. Он как раз напрочь забыл о соседях: не сталкивался с ними почти два месяца, плача за стеной не слышал, так как имел обыкновение включать музыку сразу по прибытии домой и утром, едва проснувшись.
Потапыч, Миша Потапов, приятель и коллега, с которым Петров поехал в командировку, недавно стал дедом. Свою дочь, как говорил Петров, Потапыч родил в детском саду и там же оставил на попечение государства. Она пошла по стопам родителей и в девятнадцать лет родила девочку. Сорокалетний Потапыч и его жена весь неизрасходованный родительский запас обрушили на внучку Анечку, которую им с удовольствием подсунули молодые.
В большом универсальном магазине они бродили три часа, и Потапыч скупал товары для своей любимицы в таких количествах, что на таможне, уверял Петров, их примут за челноков.
Мысль прихватить что-нибудь для близнецов пришла Петрову, когда они добрались до отдела детского трикотажа.
Петров сделал покупку за компанию, хотя ему больше хотелось за компанию удавиться или удавить Потапыча. Петров купил две вязаные пестрые шапочки с помпонами, их упаковали в яркий пакет и еще в придачу дали две маленькие мягкие игрушки.
* * *
Зина открыла Петрову дверь и тут же побежала в ванную.
– Проходите, мы купаемся, извините, – проговорила она на ходу.
Петров остался с пакетами в прихожей. «Как дурак, – подумал он. – Скажу, что зайду позже. Нет, минутное дело, отдам и привет».
– Можно? – Он приоткрыл дверь ванной.
– Проходите, – разрешила Зина.
В наполненной на треть ванне Ваня с Саней сидели в окружении игрушек и колотили ладошками по воде.
– О, как ребята выросли. Богатыри.
– Правда? – Зина довольно улыбнулась. – А я вот не замечаю, только тяжеленные стали.
Они услышали звонок телефона. Зина просительно посмотрела на Петрова:
– Наверное, сестра. Бабушке сегодня вызывали врача. Вы не побудете здесь три минуты?
– Никаких проблем.
– Спасибо, главное, смотрите, чтобы они не утонули.
Зина вышла, а Петров присел на корточки и положил локти на бортик ванны.
– Ну что, орлы? Куда плывем?
Один из малышей подхватил игрушку и запустил ею в Петрова Попал прямо в глаз.
– Ты что буянишь? Как тебя? Саня? Ваня?
И тут же получил от второго удар в другой глаз.
– Ребята, прекратите хулиганить! Давайте лучше гули-гули.
Близнецы ответили дружными шлепками ручек по воде.
Через секунду в ход пошли и их ножки. Петрова забрызгало по пояс. Он поднялся.
– Вы просто специалисты по мокрым делам.
Вдруг один из малышей так высоко поднял ножки, что спина откинулась назад и затылком он плюхнулся в воду. Петров бросился к нему и быстро вытащил Тут же тем же манером ушел под воду второй. Петров достал и этого.
– Спокойно! Дети подводника утонуть не могут, – уговаривал он прежде всего себя, потому что оцепенел от страха за детишек.
Петров держал малышей за плечи, они явно пытались заплакать, но пока только чихали и выплевывали воду. Испуг у Петрова не проходил. Вдруг он слишком крепко сжимает им плечи, еще синяки останутся? Но близнецы корчились у него в руках, попки их скользили по дну ванны, и они снова норовили нырнуть.
– Ребята, давайте жить дружно, – бормотал Петров. – Возьмите себя в руки! Кто это пытается плакать? А где у нас равновесие? А где у нас игрушечки? – елейно просипел он.
Вопрос неожиданно заинтересовал не то Ваню, не то Саню. Он взял резиновую рыбку и протянул ее. Петров руки не убрал, дар он принял зубами. Второй малыш тоже протянул игрушку – пластмассового зайца. Петров выплюнул рыбку и закусил зайца.
– Хорошие детки, – прогундосил он, не разжимая зубов. – Чем еще дядю покормите?
Когда вернулась Зина, у них царила полная идиллия: во рту Петрова уже по третьему кругу побывали все игрушки. Особенно ему не понравился красный кубик, который никак не удавалось захватить зубами. Ребятам его шлепанье губами, напротив, пришлось по душе. Они по очереди толкали в него этот кубик и весело хохотали.
– Я вас не задержала? Спасибо большое, вы меня очень выручили. Вообще-то они очень спокойные, но иногда шалят.
– На редкость тихие дети, – сказал Петров, поднимаясь.
Зина не почувствовала его иронии, но Петров все-таки извинился:
– Да нет, правда, симпатичные ребята.
– А почему вы мокрый? Они вас забрызгали!
– Ничего подобного, это я сам.
Зина рассмеялась: Петров сказал это как мальчишка, который выгораживает приятелей. Мокрое и слегка растерянное лицо соседа впервые показалось ей симпатичным.
– Вы что-то хотели? – спросила Зина – Ванечка, не балуйся.
Она забрала у Ванечки синего крокодильчика, которого тот пытался засунуть брату в рот. Петров понимал недовольство Сани: крокодил горчил.
– Я был в командировке и привез вашим малышам сувениры – там, в прихожей, пакеты.
– Зачем? Спасибо, конечно, большое. Если вам что-нибудь будет нужно, не стесняйтесь и обращайтесь к нам. Я ведь целыми днями дома.
Выходя из квартиры соседки, Петров улыбался. Здорово он струхнул, когда ребята вздумали тонуть. И как ловко они заставили его плясать под свою дудочку!
* * *
Предложением Зины Петров воспользовался через несколько дней. Утром он занес ей ключ от своей квартиры и попросил отдать его симпатичной даме по имени Таисия.
Когда Зина в семь вечера открыла дверь на звонок и увидела Таисию, она почувствовала себя размытым черно-белым снимком какой-то полевой травки напротив цветного фото пламенеющей розы.
У Таисии были гладкие и блестящие черные волосы до плеч, большие продолговатые глаза, фарфоровая кожа и пухлые, подкрашенные алой помадой губы. Из-под воротника розового кожаного пальто двумя элегантными полосами на грудь спускался белый шарф.
Они общались секунд двадцать: поздоровались, Зина отдала ключ, попрощались. Из этого времени одна секунда потребовалось Таисии, чтобы оценить соседку Павла – замарашка Вспыхнувшее в ее глазах любопытство тут же погасло и сменилось равнодушным презрением, нисколько не скрываемым.
