Текст книги "Некроманты (сборник)"

Автор книги: Наталья Колесова

Соавторы: Ник Перумов,Михаил Кликин,Ирина Черкашина,Юлия Рыженкова,Дарья Зарубина,Эльдар Сафин,Наталья Болдырева,Сергей Игнатьев,Юстина Южная,Александра Давыдова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)

Эльдар Сафин
Гость с солнечной стороны

Тело прибыло с караваном за полночь. Замотанное в сотни ла пропитанных ароматными маслами лент, оно напоминало кокон, и по большому счету им и являлось.

Вместе с телом пришла традиционная хрупкая табличка из пересушенной глины, на которой каллиграфическим почерком казии был выписан договор, содержание которого Рамзи нат Карот, распорядитель строительства Истахана, знал наизусть.

Высокий, статный мужчина, выхваченный бликами факелов, выделялся из группы встречающих караван светлой кожей – сказывались десятилетия обучения в подземельях Карота.

– Птенец расправил крылья, – сдержанно сообщил глава караванщиков, пренебрегая обычными приветствиями.

– Кто именно? – так же спокойно поинтересовался Рамзи.

– Третий в линии.

– Я понял, – кивнул распорядитель. – Спасибо.

С принцем Када нат Расто его связывали давние разногласия, касающиеся и религии, и магии, и даже одной симпатичной казии, выбравшей в свое время не потенциального наследника, а ученого, пусть и из древней благородной семьи.

И то, что воинственный и жестокий вельможа смог выйти из череды дворцовых интриг победителем и занял пост главного вазара при бесконечно старом Владыке, ничего хорошего не сулило.

Пути отступления намечены давно, в четырех местах, где Рамзи бывал чаще всего. Четыре каменных портала только и ждали его прикосновения – каждый в свой мир. Весть застала распорядителя неподалеку от одного из них, в отстроенных им же стенах нового осеннего дворца Владыки.

Но бегство могло подождать одну ночь – договор должно выполнить. По мраморным лестницам с опаловыми перилами кокон перенесли в подвалы дворца, царство гранита.

Там Рамзи поблагодарил носильщиков, выдав каждому по серебряной монете, и впервые дотронулся до кокона.

В нем еще была жизнь. Сам человек умер четыре дня назад, но смерть – не конец круговорота, а лишь этап его. То, что было сутью умершего, пойдет дальше, так же как и его тело по всем законам должно было стать частью природы, раствориться в мироздании и дать толчок новым жизням.

Но договор, расписанный на глиняной табличке, на некоторое время приостанавливал круговорот. Инициировал паузу в мировой гармонии.

Распорядитель положил кокон на широкий стол из ракушечника, наложил на него руки и замер.

Вся жизнь, которая еще оставалась в теле – все мелкие и мельчайшие организмы, начавшие уже свою работу, – все должно было уйти в ароматные ленты, оставив тело «сухим».

Потому что Рамзи был из школы Камня – и лучше всего он умел договариваться только с по-настоящему мертвым.

Он выполнит договор, а потом уйдет из этого мира, чтобы не пересечься с новым вазаром, способным на любую подлость.

С работой у меня долго не складывалось. Я обычно портачу на первом этапе. Сразу объясняю, почему то, чего хочет заказчик, работать не будет, а то, что будет, – стоит совсем иных денег и решается совсем другими способами.

И даже те, для кого я делала успешные проекты, однажды наталкивались на это мое «Вот тут вы неправы», посылали меня к черту и успокаивались с теми, кому плевать на результат – главное сделать так, как хочет заказчик, пусть оно будет хоть трижды бессмысленно.

Так я и дрейфовала от одного незавершенного проекта к другому, с регулярными «пустыми» месяцами, когда кушать нечего, а на оплату квартиры надо занимать у родни и бывших сокурсниц.

А потом появился Кирилл. Вначале он принес мне один заказ, который я запорола с самого начала, потом второй, тоже не особо удачный, а затем написал в скайпе: «Я знаю, в чем твоя проблема».

И через неделю принес третий заказ, но уже без координат заказчика, а сразу с четким грамотным ТЗ, с выставленными ценой и сроками.

Я сделала все за месяц, получила деньги и следующий – еще более дурацкий – заказ с таким же отличным техническим заданием. Поначалу я пыталась объяснить Кириллу, что он неправ, – но натыкалась на такую стену, что уже через три итерации отключила внутреннего критика, просто выполняя свою работу.

Я писала код, вносила при необходимости правки, и все мои прошлые проблемы и сомнения ушли.

Что касается личной жизни – имелась одна проблемка – примерно такая же, как с работой. У меня был порок сердца, не доставляющий особых проблем, но как мина замедленного действия имеющий все шансы рано или поздно вылезти и отправить меня на тот свет.

Поэтому я при знакомстве с парнями сразу, в лоб, невзирая на вялые попытки прекратить откровения, объясняла, что любые отношения со мной чреваты обнаружением одним не особо прекрасным утром в своей постели прекрасного хладного трупа. Я честно говорила, что пью лекарства, и тут же добавляла, что они все равно не помогут, а «Скорая» в случае чего окажется не такой уж и скорой.

Рядом, совсем близко, отделенная от меня только призрачной пленкой, грелась моя тоска. Иногда она прорывалась, и тогда я шла в расположенный неподалеку торговый центр и часами сидела там на фуд-корте, с кофе и ноутбуком, в окружении гомонящей толпы, диких детей, слегка поддатых отцов семейств и счастливых девок с цветными бумажными пакетами.

Потом тоска отступала – и я снова работала дома. И если вдруг глубоко за полночь мне становилось не по себе, я всегда могла «стукнуться» к Кириллу, и он, золотой человек, говорил мне, что мир не сошел с ума, и тогда я понимала, что все нормально и, успокоенная, писала код дальше.

Но подошел момент, когда развод Кирилла вошел в острую стадию. Последняя моя работа была сделана уже пару недель как, а нового ТЗ не появилось.

– Скоро, Оксан, скоро! – писал мне из инвизибла мой менеджер, но точных сроков почему-то не называл.

Денег у меня оставалось достаточно – да и куда их тратить, если шопинг не интересен, детей нет, а из еды меня устраивают овощной салатик, немного фиников и изредка к кофе недорогие эклеры из ближайшей кулинарии?

Но терялся ритм, а вместе с ним – и смысл жизни. Я бродила по любимому городу с включенным на телефоне скайпом и ждала сообщения с приаттаченным ТЗ. Тоска накатывала волнами, перехлестывала через край.

Я стала неосторожной. Могла выйти из дома в два часа ночи, пройти через весь криминальный Шайханчик, забраться в наркоманский Констмаш и посраться там с десятком пьяных малолеток, а потом тащить какого-нибудь подобранного под столбом окровавленного забулдыгу в больницу.

Мне было все равно. Иногда я забывала принимать таблетки и вспоминала о них, только когда пальцы на руках ощутимо покалывало холодом.

Однажды я поймала на улице машину и села в нее, почему-то уверенная, что сейчас водитель отвезет меня в лес и там убьет, но у пожилого мужчины за рулем этого в планах явно не было.

Я сходила с ума и не видела в этом ничего странного. Очередной вечер застал меня бредущей по обочине вдоль автострады. В метре проносились сигналящие автомобили, впереди медленно моргал лампой фонарь на одиноком столбе, накрапывал мелкий дождь.

Пришла эсэмэска от матери: «У тебя все хорошо? Отец беспокоится». Я отправила из шаблона привычное: «Все отлично, не волнуйтесь». Подумала о том, что надо бы к ним заехать как-нибудь. Может быть, даже в этом месяце. Отец приготовит драники, мать будет спрашивать про личную жизнь и намекать на то, что пора бы уже подумать и о ней, а ей внуки ох как пригодились бы, все ее подруги уже при внуках, она одна как дура.

Да уж. Когда мне было девятнадцать, кардиолог буднично так сказала:

– Если соберешься беременеть, зайди ко мне, подумаем, что можно с этим сделать.

А что с этим можно сделать? Я даже думать не хотела. Тем более, вместе с моим кардиологом. Она, конечно, тетка хорошая, но, на мой взгляд, такие вещи надо обдумывать все-таки со своим мужчиной, которого, кстати, не было ни тогда, ни сейчас.

Я шла по мокрому асфальту, а слева от меня бордюр поднимался все выше и выше, впереди виднелась большая развязка – я уже вышла за Бруньки.

Дождь усилился, фонари кончились. Теперь разглядеть хоть что-то можно было только в свете изредка проносящихся совсем рядом грузовиков.

Я была в некоем полузабытье, когда вдруг увидела, что очередной дальнобой, несущийся навстречу мне, не справляется с управлением. Машина вильнула раз, другой, а потом пошла прямо на меня – и в тот момент, когда на душе облегчением мелькнуло: «Отмучилась…», кто-то сверху, из-за превратившегося в стену бордюра, взял меня за воротник и вытащил с дороги.

Фура прошла в пяти сантиметрах от стены – она наверняка размазала бы меня метров на десять.

– Ну и какого черта? – повернулась я к тому, кто только что спас меня. – Вас не учили здороваться перед тем, как таскать людей за шкирку?

Это был рослый мужчина лет тридцати, под два метра ростом, с лицом, словно высеченным из камня. Было в нем что-то одновременно восточное и европейское, и еще что-то непонятное. Серые глаза, смуглая кожа, нос с большой горбинкой. Длинные черные волосы, связанные в хвост. Потертое кожаное пальто не по лету, под ним сверху – грязный ворот «сисадминского» серого свитера крупной вязки. На ногах – мягкие кожаные сапоги, типа «казаков», – в таких ноги потеют сразу, и потом ходишь жаба жабой, хлюпая носками.

Левая рука – видимо, та, которой он меня вытащил, – сжата в кулак, словно от стеснения, вторая – в кармане пальто.

– Чего молчишь? Немой, что ли?

Он кивнул.

– Небось еще и дурной? – поинтересовалась я больше для порядка. Однако мужик утвердительно кивнул, а потом медленно повернулся ко мне спиной и пошел прочь. – Эй, куда ты?

Честно сказать, мне никогда не удавались знакомства. Я как-то умудрялась с ходу оставить о себе самое худшее впечатление, не помогали ни платья, ни прически – хотя, к слову, период «принцессы» остался у меня далеко позади. Но чтобы вот так вот, спасли и тут же кинули – у меня еще не было.

– Меня зовут Оксана, – догнала я незнакомца, и мы пошли вдоль дороги обратно – туда, откуда я недавно пришла. – А тебя я буду звать Испанец. И ты будешь не против, потому что ты немой и возразить мне не можешь. До города далеко, машину здесь хрен поймаешь, поэтому тебе придется меня немного потерпеть.

Он не возражал. Впрочем, и не соглашался. Меня это более чем устраивало.

– Ты в пальто, хотя на улице плюс двадцать. Значит, наверное, из теплых стран. Даже из жарких. Из очень жарких, – предположила я. – Но при этом ты меня понимаешь. Наверное, учился где-нибудь в нашем вузе, а потом остался. Работаешь, наверное, на машиностроительном. А больше у нас негде, особенно немому иностранцу, пусть даже и с нашим образованием. Одет ты неаккуратно, выглядишь недружелюбно, значит, скорее всего, не женат. Кстати, покажи вторую руку.

С некоторой задержкой он вынул правую ладонь из кармана – в ней оказался широкий телефон с выцветшей надписью «Sagmuns» на корпусе.

– Точно, обручального кольца нет, да еще ходишь с дешевой китайской фигней, – продолжила я бредить. – Слушай, да ты же для меня просто находка! В конце концов, если я даже и умру рядом с тобой, тебя не так уж и жалко. Все сходится! Испанец, я тебе нравлюсь? Можешь не отвечать, это не имеет значения.

Однако тут произошло странное. Телефон в его руке механическим голосом произнес:

– Ты симпатична мне.

– Мать твою, это что, эсэмэска пришла? – дернулась я.

– Это мой коммуникатор, – вновь раздалось из телефона. Испанец все так же шел рядом, но теперь он глядел на меня с легкой улыбкой.

– Да я заметила, что не саперная лопатка!

– Я коммуницирую с помощью коммуникатора, – заявил «Sagmuns». Этот голос наводил на мысли о роботе с планеты Шелезяка – той, на которой не было ни воды, ни еды, ни жизни.

– Ты меня разыгрываешь, – предположила я. – Где-то рядом должен быть твой сообщник.

Я огляделась, однако вокруг никого больше не было – только редкие чахлые сосенки, мелкий дождь и мигающий фонарь вдалеке.

– Кто-то слушает нас через телефон и разговаривает со мной по громкой связи! – догадалась я. – Через программу, искажающую голос. Смешно.

Разгадка была столь банальна, что я даже огорчилась. Мой нежданный спутник тем временем рассмеялся – смех его был гортанным, глубоким, совсем не похожим на голос из телефона.

– Я рад, что ты не умерла, – заявил робот из телефона. – Даже несмотря на то, что теперь умру я.

Как программист, я имею дело с логикой. Подчас выстроить ее – именно то, что от меня требуется, то, что я делаю лучше всего, поэтому Кирилл, не оглядываясь на все мои глюки и странности, имеет со мной дело. Пишет ТЗ, утешает в скайпе, выслушивает бредни.

Однако даже если предположить, что моя смерть могла бы спасти ему жизнь, – что само по себе чушь – остается вопрос, на кой черт он меня тогда спасал.

Некоторое время мы шли молча, только обмениваясь взглядами. Я посылала ему сердитые, он отвечал мне улыбками.

– Ладно, рассказывай, – наконец не выдержала я. – До города далеко, ты меня уже растормошил, хуже точно не будет.

– Ты не поверишь, – металлическим голосом сообщил коммуникатор.

– Ну и что? Ну и не поверю, тебе-то какая разница? Рассказывай уже!

– Я из другого мира. Точнее, из этого же, но из другого… – тут коммуникатор хрипнул и умолк, словно подбирая слово, а потом продолжил: – Кластера.

– Параллельный мир, – кивнула я.

Испанец на короткое время задумался, а потом взглянул на меня с уважением.

– Да, – сказал телефон. – Именно. Мое тело не соответствует моему возрасту. Это поддерживается… магией. В моем мире она как воздух. Есть везде. Нет мысли, что где-то может быть иначе. Я выбирал мир для побега. Ваш симпатичный. У вас уважают магов. Их показывают в… телевидении. К ним ходят целые… стадионы. Им молятся.

– Экстрасенсы и целители, – я улыбнулась. – Да они же все шарлатаны!

– Я не знал. Не подумал. Пришел сюда. А в мире нет магии. Вообще. Мое тело откажет мне через несколько часов. Я умру.

Он выглядел вполне здоровым, этот ложный Испанец. Странным, но здоровым.

– И как бы моя смерть помогла тебе? – поинтересовалась я.

Мы вышли к Брунькам и теперь двигались мимо березового подлеска. Вдали уже виднелся большой недостроенный молл, в который вложились толстосумы из столицы, но то ли с кем-то не поделились, то ли переоценили свои силы – и теперь пустая коробка стояла памятником отечественной безалаберности.

– Это магия. Рождение. Смерть. Открываются двери. Насильственная смерть открывает их нараспашку. Я бы успел уйти.

Интересная мысль. Значит, маг из другого мира по ошибке «сбежал» в наш мир, в котором нет волшебства. Тут его накрыло, он осознал свои заблуждения, нашел выход и…

– Стоп, – рассмеялась я. – А с чего ты взял, что я вообще собираюсь умирать?

– Радио. Полицейская частота. – Тут металлический голос умолк, и из коммуникатора послышалась явная запись простецкого мужского баса: – На Бруньки по дороге идет женщина, около тридцати пяти, явно в прострации.

Ему ответило легкое женское сопрано, певучее и невозмутимое:

– Пусть ее психушка забирает, куда я ее дену? Она сейчас никому не нужна! А собьют – «Скорая» подберет, да и мы приедем.

– Мне двадцать восемь, – сухо сказала я. Меня как-то даже задело равнодушие родной полиции, не умеющей даже правильно определять возраст. Не удивительно, что у нас такая преступность! – Так ты что, шел за мной и ждал, пока собьют? И долго шел?

Приятный женский голос, знакомый мне по навигационной программе, отчетливо произнес:

– Четыре километра пятьсот метров.

– Что это за фигня с голосами из телефона? – возмутилась я.

В конце концов, это было просто невежливо – менять голоса так часто. К тому же на какие-то бабские. Если ты мужик – так и говори как мужик! У того же навигатора, к примеру, есть вполне нормальные. У моего однокурсника встроенный в «Рено» говорил по-французски голосом Депардье.

– Я не знаю ваш язык. Я не знаю ваши правила, – пояснил телефон привычным голосом робота. – Но я умею общаться с мертвой материей. Это… не магия. Это… язык запросов. Когда чувствуешь предмет. Спрашиваешь его. Делаешь ему предложение.

Я рассмеялась, но тут же осеклась под серьезным взглядом.

– Предмет отвечает тебе. Выполняет твою волю. Человек выше предмета. Это – власть. Это – не магия. Но научиться этому можно только с помощью магии.

– И ты заставил телефон выполнять твою волю, – догадалась я.

– Нет, – коммуникатор вроде как был недоволен. – Я постоянно общаюсь с ним. Даю запросы. Получаю ответы. Он сообщает мне, что ты имеешь в виду. И сообщает тебе, что я имею в виду. Постоянный контроль. Тяжелая работа. Он использует все свои возможности. Программы. Модули. Он старается. Но может ошибиться. Особенно если есть выбор.

– Круто, – вздохнула я. – То есть ты тоже программист, да? Только такой… пожизневый. Универсальный. Я бы тоже так хотела, наверное. Сказала компьютеру – а собери-ка мне по вот этому ТЗ вот такую программку!

Это требовало осознания. Некоторое время мы шли молча, потом Испанец без предупреждения свернул в сторону «железки» – дороги, по которой на Машиностроительный шли составы от подрядчиков и партнеров.

Я двинулась за ним, мне было в общем-то все равно, хотя где-то подспудно оставалась мысль, что он в любой момент может меня убить и свалить из этого мира. Но я в это уже не верила, как-то спокойно было рядом с ним. Так спокойно, как давно уже не бывало.

За шаг до рельсов Испанец наклонился и поднял с земли кусок щебня, откинул его, взял следующий, откинул, еще один и еще. Я стояла рядом и наблюдала за ним. Щебня здесь было много, не на один год откидывания.

– Что ты делаешь? – поинтересовалась я минуты через три, когда ждать добровольных объяснений казалось уже бессмысленным.

– Проверяю теорию, – тихо произнес коммуникатор.

– Громкость уменьшил? – удивилась я.

– Заряд может кончиться раньше, чем я умру, – пояснил он. – Без заряда коммуникатор плохо коммуницирует. Из воздуха заряд брать отказывается.

Прошло еще минут пять, затем Испанец неожиданно сунул мне в руку камень. Размером с яйцо, приятный на ощупь. Сам мужчина между тем продолжал перебирать щебень.

Еще минуты через три он забрал камень и дал следующий.

– А ты там у себя был магом? – поинтересовалась я.

– Нет. Я был… – тут коммуникатор умолк на продолжительное время, и мы вместе с Испанцем смотрели на него с ожиданием – однако у чуда китайской электроники возникли проблемы с вербализацией. Наконец он выдал: – Я был прорабом.

– А поподробнее?

Испанец, не прекращая перебирать камни – время от времени давая мне подержать один из них, чтобы потом заменить на другой, а предыдущий выкинуть, – начал рассказ через телефон.

– Есть объекты. Дворцы. Каналы. Города. Строить их сложно. Дорого. Долго. Я учился восемьдесят лет. Я умею договариваться. С камнем. С металлом. С мертвыми.

– С мертвыми? – удивилась я.

– Да. Пока человек жив – он слаб. После смерти душа может рассеяться. Может переродиться. Может уйти на другой… План. В другой мир. Богатые могут прогнозировать и направлять. Бедные не могут. Бедные заключают договор. Душа уходит, куда им надо. Тело остается на нужды покупателя. Я – представитель покупателя. Я договариваюсь с телом. Оно работает день и ночь. Сильное. Многофункциональное. Я определяю функционал. Слежу за сохранностью. В моей… компании было семь тысяч тел. Две каменоломни. Шесть рудников. Камень разный. Есть принцип подобия. Если полудрагоценный камень положить на обычный, обычный запомнит его. Потом с обычным можно договориться. Он станет полудрагоценным. Я умею. Это не магия. Это долгие годы обучения. Долгие годы трансформации. Ошибки очень дороги. Сменился правитель. Я знал, что будет плохо. Выбрал, куда уйти, чтобы не нашли. За мной пришли. Я сбежал сюда. Ошибся. Магии нет. Ваши маги шарлатаны.

Некоторые вещи не сразу улавливались, я, если честно, с трудом воспринимала рубленую речь без интонаций. Только годы работы с различными ТЗ – а до Кирилла мне нередко приходили задания совсем непонятные или понятные не вполне – помогли понять общий принцип.

Испанец был магом-некромантом, который владел строительной конторой. Клал кусок мрамора на песчаник, и через несколько лет получал глыбы мрамора. А поднятые мертвецы днем и ночью в нечеловеческих условиях таскали эти глыбы и строили из них дворцы по госзаказу. Однако потом президент, или кто там, сменился, и прошлых подрядчиков начали сажать или, скажем, вешать. И Испанец свалил оттуда по-тихому в наш мир. Но тут вдруг оказалось, что, несмотря на большое разнообразие целителей и экстрасенсов, уважаемых публикой, никакой магии у нас нет.

– Ой, – очередной кусок щебня, врученный «прорабом», был словно наэлектризован. Испанец поднял на меня глаза, взял за руку, кивнул и забрал камешек.

– Улица Шевченко, большой пожар, – сказал он. – Надо торопиться. Есть шанс.

Он побежал в сторону дороги, я – следом за ним.

Добежав до дороги, мой спутник спокойно вышел на нее и поднял руку. С диким скрежетом и визгом «КамАЗ» затормозил – но если бы Испанец не отскочил, то полностью машина остановилась бы метров через пять после его трупа.

– Дебил! Козел! Сукин сын! – высунулся из кабины водитель – парень, с виду чуть младше меня.

– Слушай, у нас родня горит на Шевченко, – крикнула ему я. – Плачу пятьсот, докинь, пожалуйста!

– Мать вашу за ногу, а если бы сбил? – уже тише сказал парень. – На Шевченко мне никак, там до трех с половиной тонн только.

– Штрафы на мне, – я по тону поняла, что надо только слегка надавить и водила примет мои правила.

Мы влезли в кабину, и «КамАЗ» попер вперед. Трясло неимоверно, к тому же что-то сыпалось сверху, похожее на труху.

– А чего ты говоришь, а не мужик твой? – с недоверием глянул водила на Испанца.

Да уж, спутник мой не выглядел коренным константиновцем.

– Он немой, – ответила я сухо, доставая кошелек. Отсчитала пятьсот, положила их на «торпеду», словно закрывая разговор.

– А если не твой, что ты с ним делаешь… – вроде как даже не спросил, а констатировал каламбуром парень.

Ехали минут десять, может, чуть больше. Еще за два квартала показалось зарево – пожар и впрямь был немалый. За сотню метров до пятачка, освещенного мигалками машин спецслужб, камазист высадил нас и сухо пожелал:

– Удачи.

И пока он разворачивался, мы побежали вперед.

– Забери меня с собой, – попросила я.

Испанец ничего не ответил – только глянул на меня искоса. Пылали склады. Это был не жилой дом!

– Там может быть сторож, – с надеждой сказала я. – Или грабители. Или налоговая.

Он кивнул, подошел к двери соседнего здания, спокойно – будто бы так и надо – положил руку на тяжелый амбарный замок, несколько секунд сосредоточенно смотрел на него, а затем отнял ладонь – и дужка была уже открыта.

– Впечатляет, – сказала я, забегая за ним в дом – и воровато оглядываясь назад. Но все были заняты пожаром.

Он словно знал, куда надо идти. В полной темноте он – в отличие от меня – ни разу не споткнувшись и не ошибившись поворотом, вышел к широкой лестнице. В итоге я схватила его за край пальто и старалась почувствовать его скорость и ритм, чтобы повторить их – отчасти даже получалось. Мы поднялись выше третьего этажа – к люку на чердак – там оказалось открыто, и через пару минут уже ползли по крутому скату в сторону пылающего дома.

Наше здание было выше на пару метров. Испанец, не раздумывая, спокойно спрыгнул на парящий металл крыши горящего дома, а я задержалась. Не то чтобы мне было страшно – просто смерть смерти рознь. Одно дело – тебя в мгновение ока размазывает по стене фурой, и совсем другое – когда ты задыхаешься в дыму, пока твое тело лижет огонь.

Испанец прошел уже полтора десятка шагов, когда я решилась и полезла вниз. Я легла на живот, свесила ноги и только собиралась повиснуть на руках и прыгнуть, когда рядом со мной зацепился руками и свободно подтянулся вверх мой невозмутимый спутник.

Он подал мне руку и помог подняться. Я оглянулась на горящий дом – он был таким же дымящимся, угрюмым и горячим.

– Что случилось? – поинтересовалась я.

Он кивнул на крышу. Прямо на наших глазах она вдруг изогнулась и начала проваливаться вниз, а потом просто рухнула, а вверх метнулись языки пламени и множество мелких горящих кусочков дерева. Я поежилась от мысли, что могла бы быть там.

– Ты знал?

Он кивнул. Потом закрыл глаза и нахмурился. В свете пламени он был потрясающе красив. Ну, то есть он изначально был не в моем вкусе. Мне не нравятся сероглазые с большими носами. Мне нравятся с карими глазами и тонкими чертами лица. Но вот сейчас, в свете зарева, когда рядом летят мотыльками тлеющие кусочки трухлявой древесины, он был словно божество, проигравшее битву за небесный трон.

Я восхищалась и жалела его одновременно. У меня даже мелькнула мысль о том, что смесь жалости и восхищения – это почти любовь. Если бы он был чуть пониже, я бы наверняка даже его поцеловала.

Но вместо этого пришлось ткнуть его в бок.

– Пошли уже. Поищем другие трагедии.

– Я не успел. Я умру. Если будет опасность, я постараюсь спасти жертву. Я не приспособлен.

Этот металлический голос в сочетании с его трагической миной был таким трогательным! Я ущипнула себя, проговаривая: «Только не сейчас, Оксана, ну совсем же не время!»

– Слушай, а обязательно, чтобы умер именно человек? Скажем, если насильственно умрет животное? Например, бычок или корова?

– У вас убивают животных?

Голос из телефона был бесстрастен, но на лице отразилось такое удивление, что я поспешила объяснить:

– Ну, мы же едим мясо.

– Мир без магии.

На его лице отразились ужас осознания и сочувствие.

– Вы не знаете достоверно. Один из путей – перерождение. Убить животное как убить человека. Но хуже. Потому что животное не имеет голоса. Можно убить за что-то. Это имеет обоснование, достаточное для… Кармы? Нельзя убить ради чего-то. Этого карма не прощает.

Я пожала плечами. Все эти псевдоиндийские штучки выглядели бы убедительно, если бы я не сталкивалась ранее со Свидетелями Иеговы и прочими сектантами. Если бы тетя Даша не отнесла все свои сбережения в ашрам последователей Ошо. Для меня ужас Испанца казался каким-то ненастоящим, словно из другого мира – да так оно, в сущности, и было.

– На тебе кожаное пальто, – сказала я просто. – Тебе не кажется это ханжеством?

– Принцип подобия. Мы едим мясо, сделанное из зерна. Мы носим кожу, созданную на основе ткани. Наши тела требуют комфорта, мы даем им его. Но мы не убиваем животных.

– Я поняла! Все, вопрос закрыт, – я еще раз пихнула его кулаком в бок. – Так мы едем на мясокомбинат, или ты из принципа решил остаться здесь и умереть?

Умирать он не хотел. Мы спустились вниз – на этот раз я сразу взяла его за руку, чтобы не спотыкаться и не стукаться носом в стены, и он не возражал. На улице стало еще светлее от мигалок – такого количества пожарных машин я никогда не видела. Люди орали, бегали, и только несколько расчетов спокойно и методично тушили огонь.

Испанец невозмутимо подошел к одной полицейской машине, затем ко второй, к третьей. Каждую он трогал рукой и потом качал головой.

– Что не так? – поинтересовалась я.

– Мне нужен… Электроусилитель. Чтобы… машина могла управлять сама. Я не умею водить.

Мать твою, ты собрался угнать полицейскую тачку? Внутри все сжалось. Это было против моих правил. То есть если бы я вдруг умерла – это было бы по правилам. Я уже давно была готова к этому. А если бы я участвовала в угоне полицейской машины – то это неправильно. Ну, как для него – убивать животных.

– Может, я вызову такси? – поинтересовалась я.

Испанец некоторое время смотрел на меня, осознавая вопрос, а потом улыбнулся.

– Можно и так, – произнес ставший почти родным голос робота с планеты Шелезяка.

Таксист подъехал в течение пяти минут. Всю дорогу до мясокомбината в Бруньках он пытался понять, имеем ли мы какое-то отношению к пожару – в конце концов, не могли же мы просто так оказаться в промзоне в полчетвертого утра?

Когда мы вышли у серого здания с тремя затертыми медалями над громадными деревянными дверьми, таксист – так и не получивший внятного ответа – уехал, явно уверенный, что именно мы подожгли склад на Шевченко.

Испанец прикоснулся к замочной скважине, сказал что-то на незнакомом мне языке – видимо, выругался, – затем пошел в сторону. Я двинулась за ним.

Обойдя здание слева, он каким-то непостижимым для меня чутьем нашел дыру в заборе, скрытую кустами, и легко влез в нее. Я – куда более скромная в размерах – смогла повторить его подвиг только с помощью нескольких крепких слов и перехода на четвереньки.

Он тем временем не ждал меня, а уверенно шагал в сторону стоящего чуть поодаль серого металлического ангара. Вдалеке, невидимые нам, блеяли овцы. Им вторили лаем несколько собак.

На востоке алело небо. Я чувствовала себя героиней совершенно безумного фильма, и если бы не болела левая ступня, явно стертая почти до крови, могла бы вообще решить, что сплю. А может, уже и умерла. Например, сбитая той самой фурой.

Внезапно ожил мой телефон, пискнув несколько нот из Бреговича. Я достала его и обнаружила сообщение в скайпе – вместе с вордовским файлом «ТЗ‑17.06». Что там написал Кирилл, я даже читать не стала – хотя это было не совсем честно по отношению к нему.

– Ты заберешь меня с собой, – поставила я перед фактом Испанца, едва догнала его.

– Хорошо, – ответил он.

Дверь в ангар оказалась открытой. Испанец стоял перед ней, не входя внутрь.

– Ну, ты чего? – поинтересовалась я. – Мандражируешь?

– Нет. Дальше можно не идти. Они здесь, их много.

– Кого? – удивилась я.

– Испуганных. Потерянных. Душ из убитых тел. Вот один был раньше мясником. Потом стал сам бычком. Когда его убили, он испугался идти дальше. Если не уйдет – развеется. Если…

В этот момент телефон в его ладони издал писк и явно выключился. Я с ужасом поняла, что больше не смогу с ним разговаривать! Он не поймет, что я скажу ему, я не услышу больше этот лязгающий голос.

Испанец спокойно выкинул своего «китайца» в траву и протянул руку ко мне. Я с подозрением посмотрела на нее. Он явно чего-то хочет. Но вряд ли взять меня за ладошку и побежать в рассвет по территории мясокомбината, в удушливом аромате гнилья, срывая с меня и себя мокрые от еле накрапывающего дождя одежды.

В связи с поздним – точнее, уже ранним – временем соображала я, честно скажем, не очень. В таком состоянии хорошо писать код, который потом придется с матом и повизгиванием переписывать едва ли не полностью. Еще хорошо в таком состоянии пить молодое вино и размышлять о судьбах мира – благо, ума это особого не требует. А вот попытка понять, чего именно хочет пришелец из другого мира, протягивающий тебе руку, в таком состоянии явно не принесет результата.

Он стоял и ждал. И вдруг меня озарило! Он хотел мой телефон! Это было отчасти кощунством. Мне плевать на шмотки и сумки – хотя некоторые я любила чуть больше и затаскивала реально до дыр. Я не привязываюсь к компам и ноутбукам, слишком много их сменилось за последние десять лет.