Текст книги "Некроманты (сборник)"

Автор книги: Наталья Колесова

Соавторы: Ник Перумов,Михаил Кликин,Ирина Черкашина,Юлия Рыженкова,Дарья Зарубина,Эльдар Сафин,Наталья Болдырева,Сергей Игнатьев,Юстина Южная,Александра Давыдова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 34 страниц)

Он повернулся в сторону родителей. Те общались с друзьями; были увлечены общими впечатлениями.

– Хотя… не скоро еще. Иди.

Девушка убежала, а Данька, посадив птенца за пазуху, занял наблюдательную позицию.

Новая приятельница вернулась скоро.

– А вот и я!

На Юльке была надета система, руки девушки стискивали шлем. Сейчас она была еще более беспомощной и маленькой, чем тогда, в траве, на поле. Полностью во власти настроения, царящего на аэродроме. Сразу несколько струн в ее душе уже звучали небом – желание проверить себя, не показаться трусихой. Красота неба. Мощь стихии.

«Да они похожи! – Данька, разинув рот от изумления, смотрел на Юльку во все глаза, которые светились точно таким же радостным сиянием, что и Колькины. – Интересно… А как остальные? Тоже такие?»

Мальчишка, не обращая внимания на теребившую его Юльку, внимательно присмотрелся-прислушался к парашютистам.

«Нет, – спустя какое-то время сказал он самому себе. – Не все тут… поэты. Кто-то себя преодолевает, кто-то за компанию, кто-то парашютист от Бога».

И уже, не только для вида, но с искренним интересом посмотрел в небо. Туда, где раскрываясь, громко (и это на расстоянии километра от земли!) хлопали разноцветные купола.

А спустя недолгое время (хватившее на несколько виражей под куполом) Юлька посерьезнела: парашютисты заходили на посадку. Один за другим, по одной и той же траектории, как бы очерчивая параллелепипед.

– Ага, поворот над ангаром, – сосредоточенно и серьезно проговаривала девушка. – Плохо у меня с посадкой-то. Вот и смотрю, как другие садятся… Ага, а над манифестом – второй поворот… О, Господи!

Один из парашютистов приземлялся не так, как остальные: его размотало куполом… и по косой шарахнуло об землю!

– Быстрее! – Данька среагировал мгновенно: сунул птенца в руки Юльке. – Ну?

– Погоди, – инстинктивно схватилась та за пичугу. – Подожди…

Чего именно «ждать», девчонка не знала.

Она понимала, что парашютист приземлялся не по той траектории.

Видела, что он шлепнулся плашмя, да еще и на бетон.

Осознавала, что после этого он не поднимался…

…А вот сделать выводы не могла.

– Но он ведь жив? – испуганно спросила тогда Юлька.

Данька прислушался.

– Жди! – бросил он. И помчался, не обегая дождевых червей – не упустить время! – туда, где распластался на бетоне совсем еще молодой парень.

Куда уже огромными скачками несся его тандем-мастер.

Где, визжа колодками, тормозила «Скорая».

Куда постепенно стягивалась стайка парашютистов…

Но Данька видел не спешащих людей, а крошечный язычок угасающей воли. И жизни.

– Потерпи! – Мальчик шагнул за ней.

Зеваки толкались, пытались не пустить. Кажется, кричала мать. Данька не обращал внимания – все это было далеко и нереально. Реальной была тонюсенькая ниточка жизни. Реальной была лужа крови внутри тела – нужно было пережать источник.

– Потерпи, – начал мальчик свое заклинание.

– Потерпи! – До больницы. Может быть, там помогут осушить саму лужу.

– Потерпи! – Позвоночник, шея. Это ему по силам, это он срастит. Только…

Только Данька чувствовал – силы тают, а сделать надо так много!

…И мать успокоить бы не мешало…

– Потерпи!..

– …Дань?..

Это был Колька. И помощь.

Данька на пару секунд поделил внимание – глотнуть воды. Бросил, не оборачиваясь:

– Предки!

Колька – друг, он должен понять.

– Потерпи! – Уже не хватало сил. Но их можно было взять, если по чуть-чуть – из каждого человека, из искреннего желания помочь. Жаль, что без спроса…

Данька потянулся мыслями к полусотне источников так необходимой ему сейчас силы. Толпа начала рассасываться – ее интерес угасал. Возле упавшего оставались тандем-мастер, дядька, которого так боялась Юлька, и врач «Скорой».

– Потерпи!

Кости на ногах парашютиста начали срастаться; он, прежде лежащий без сознания, шумно втянул полуоткрытым ртом воздух. Но и женщина-врач медленно оседала на траву, теряя сознание, и бледный, как мел, мастер едва держался на ногах.

«Все, хватит! – сказал себе Данька. – Остальное – само».

В сознание ворвалось солнце. А за ним – голоса: Колька, родители. И почему-то Юлька.

– Что это было? – хотели знать все: родители и тандем-мастер; Юлька и дядька, которого она так боялась (оказавшийся начальником наземной безопасности аэродрома); остальные – парашютисты и сочувствующие.

Данька сказал:

– Тут требовалась помощь, и я помог.

Разумеется, ответ никого не удовлетворил: люди зашумели… и затихли, недоуменно переглядываясь. Потом раздалось робкое: «Чудо!»

«Чудо!»

«Чудо!!» – разлетелось по толпе.

А потом опять смолкло; все взгляды вновь устремились на Даньку.

Данька говорить не стал – больше всего на свете он хотел лечь и уснуть. Он оглянулся на Кольку в ожидании помощи.

– Это он так всегда, – неуклюже вступился за друга тот.

Встал между ним и толпой; раскинул, защищая, руки… Спустя миг к нему присоединилась и Юлька:

– Не видите, что ли?! – тыча в толпу пичугой, крикнула она. – Силы потратил человек. Совесть поимейте!

Это были, конечно, самые несвязные аргументы на свете, но толпа откатилась на пару шагов. Данька опустил голову на руки, чувствуя, как трава щекочет щеку.

– Спит! – прислушался к дыханию друга Колька.

Парашютисты потолкались, а потом разбились на кучки – обсудить происшествие.

С Данькой остались пятеро – родители, Колька, Юлька и птенец. Они не участвовали в спорах – потом узнали, что между жаждой сенсации и осторожностью (подсудным могло оказаться дело, не случись чуда) победила осторожность.

Не смотрели они и на Даньку – думали, каждый о своем.

Мать – что-то такое неопределенное и теплое.

Отец – приблизительно то же, только с примесью: «Надо было все-таки купить новый велосипед. Завтра же в магазин!»

Колька думал о птенце – хорошо, что останется у Юльки!

А Юлька… Юлька не думала, она знала – какая-то пара десятков прыжков, и они ей больше не понадобятся. Кажется, за эти минуты она все-таки стала немного взрослей.

Птенец же просто радовался жизни.

Наталья Колесова
Случай из смерти

– Какие лю-уди!

Васильев вышел из-за стола, словно намеревался заключить гостя в сердечные медвежьи объятия, но, в конце концов, протянул широкую ладонь. Кирилл с трудом выдрал помятую руку из немилосердно-дружеской хватки и спрятал обратно в карман. На улице моросил дождь, пальто намокло и воняло шерстью – плюсом ко всем стойким и привычным запахам морга.

– Давненько ты к нам не заглядывал!

И еще бы век не заглядывать! Не вынимая рук из карманов, Кирилл прошелся по тесному кабинету, выглянул в окно. Темнота, дождь, струящиеся огни машин, мерцающие – фонарей и окон. Ветер раскачивал деревья, и ветки настойчиво стучали в окно, желая то ли войти, то ли разбить его окончательно – вот и давняя трещина, залепленная скотчем. Сколько он себя помнил, стекло никогда не меняли. Вообще здесь ничего не менялось – ни в запахах, ни в обстановке. Разве что… – он посмотрел в окно, выходящее в соседнее помещение, – рентген вон подвезли. Помнится, Васильев все ругался, мол, чтобы установить, как именно были раздроблены кости, вместо обычной рентгенограммы вскрывать приходится. Добился, значит.

– И что же привело к нам, сирым и убогим, мага высшей категории, а, Кирюша?

Только Пашка Васильев так его и называл. Да еще бабушка.

– Не свисти, – сказал Кирилл сквозь зубы. – Тебе ведь уже звонили из СКМ[8]8
  Служба Контроля над Магией.


[Закрыть].

Васильев отпираться не стал.

– Ага! Что, все-таки по вашей линии?

– А ты и рад! – буркнул Кирилл. Обыкновенная и магическая полиция, как и медики с волшебниками-целителями, хоть и сотрудничали в особо сложных случаях, но всегда радовались, если этот самый случай выпадал другому. – Мне обещали копию акта осмотра места происшествия. Передали?

– Я ж тоже был на выезде со следственной бригадой! – Васильев стянул со стола листок, театрально потряс в воздухе и вручил Кириллу. Следующим судмедэксперт с готовностью протянул акт исследования тела и сообщил гордо, словно ожидая похвалы: – Ради тебя сегодня на планерке труп у начальства стребовал, в секционной работал! Сказал, нужны данные для моей диссертации.

– Ай, ты моя же молодца! – пробормотал Кирилл машинально, читая сразу заключение: то же, что и в предыдущих случаях. Изнасилование. Удушение.

– Тут приходил эксперт из магов, – пренебрежительно сообщил Пашка. – Тоже выдал свой акт. Вот ни черта я не понимаю в этих ваших… остаточных следах некромагии и прочих… эманациях!

– А я ни черта не понимаю в этих ваших пробах на идеомускулярную опухоль, но ведь верю же… Родственники, надеюсь, еще не объявились?

– Не-не, все путем, все на законных основаниях, разрешения спрашивать не у кого! Девочка вся ваша!

Машинально разминая пальцы рук, Кирилл рассматривал тело, лежавшее на каталке. «Труп женщины правильного нормостенического телосложения, удовлетворительной упитанности, скелетная мускулатура умеренно упругая на ощупь, не рельефная…» Говоря человеческим языком, ладная девочка.

Была.

Кирилл всегда отказывался работать с детьми и подростками: личный профессиональный принцип (а попросту – задвиг), который имеется у всякого высоко-квалифицированного спеца. Сейчас открутиться не удалось. Нарисовалась серия ритуальных убийств именно подростков, совершенная преступником с магическими способностями. А потому СКМ совместно с полицией и Слухачами рыли землю не то что копытами – бульдозером, и любой уклонявшийся от сотрудничества становился в их воспаленных глазах если не подозреваемым, то его пособником… Да и разве он сам не хочет это остановить?

Но, глядя сейчас на мертвую девочку, Кирилл остро сознавал, что пожалеет о своем согласии. И еще как.

– Мозг опять в живот зашил?

– Не-не, на месте, сказали же, что ты работать будешь, а тебе такое не нравится! Только зря, подтекать ведь будет, – недовольно заметил Васильев.

– У меня не будет, – пообещал Кирилл. Даже начинающий некромант может без особых усилий удерживать тело от дальнейшего разложения в течение нескольких дней. Опытный – девять. Ас – сорок. Правда, необходимое условие длительного… хранения – это самое тело должно находиться в непосредственной близости от «запечатавшего» его мага. Насколько долго мог держать печать он сам, Кирилл не знал, но уже и не задумывался над этим.

– Я вон и шовчики смотри какие аккуратные сделал! – заискивающе указал Павел.

– Не подлизывайся, – произнес Кирилл сквозь зубы, – можешь оставаться. Только сиди в углу и не мешай.

Магия уже поднималась по телу холодными кольцами ползущей по дереву темной змеи. Пока она не достигла рук, Кирилл поспешно стряхнул с кончиков пальцев заклинание, заключившее судмедэксперта в невидимый кокон защиты.

За себя он уже давно не боялся.

Васильев забился в угол, переводя взгляд с лица Кирилла на белое тело на каталке. Какое – мешать! Он даже дышать будет через раз – как всегда, когда наблюдает за работой некров.

Некромантов как таковых в магической среде наперечет: подобные способности очень редки и даже самые опытные Слухачи не всегда могут определить их у одаренного ребенка. Говорили, Кирилл был суперталантлив. Даже не обладающий никакими магическими способностями Павел мог сравнивать и понимал, что так быстро, четко, уверенно до небрежности работает только один Нефедов. И, в отличие от коллег, уходил некромант после сеанса на своих двоих не только не обессиленным, а, кажется, еще более энергичным. Будто черпал силу – не то из самих поднятых (а в них есть сила?), не то и вовсе из потустороннего мира (а он существует?).

Как-то Васильев настолько достал Кирилла своими бесконечными вопросами, подкрепленными нескончаемыми же дозами спиртного, что изрядно набравшийся некромант даже попытался ему объяснить способы и технику поднятия и упокоения мертвых. Но в памяти судмедэксперта остались практически одни лакуны, разбавленные парой предложений – да и то не сам смысл, а скорее жутковатые ощущения то ли темной волны магии, захлестывающей с головой, то ли бесконечно вьющейся по телу ледяной змеи, пожирающей это самое тело и самое себя тоже…

* * *

Он прекрасно помнил, как увидел этого парня впервые.

При задержании полиция застрелила похитителя детей. Никто не знал, где тот держит пленников, и по логике вещей после трех дней одиночества в замкнутом пространстве, без еды и воды, те вполне уже могли погибнуть.

Тогда и привели некроманта.

…Маг был слишком молод.

На взгляд Пашки Васильева, танатолога-интерна бюро судмедэкспертизы, некромант вообще тянул на старшеклассника – это в лучшем случае. Невысокий худой парень двигался по указанию сопровождавших его куратора и следователя, жмурился на длинные лампы дневного света, оглядывался по сторонам, втягивал голову в плечи… Будто был в морге в первый раз.

Или в первый?

«Но покойника он явно видит не впервые», – понял Пашка, когда маги остановились перед каталкой с трупом похитителя. Парень задумчиво подпер подбородок длинными тонкими пальцами, поглядел пару минут. Потом двинулся кругом: медленно, чуть ли не приставляя носок к пятке, как будто измеряя длину мертвеца (единица измерения – длина стоп некроманта). Остановился над головой похитителя, наклонился низко, разглядывая его лицо, как птица – то одним, то другим глазом. И вновь двинулся в обход каталки… К девятой петле у Васильева уже голова кружилась.

Наконец парень то ли нашел, что искал, то ли попросту собрался с духом. Кивнул неотступно следовавшему за ним куратору, словно что-то подтверждая или… разрешая? Маг поспешно достал из квадратного саквояжа пузырек, капнул маслянисто отливающую в тусклом свете жидкость на лоб трупа, на живот, потом на каждую из синих громадных стоп. В холодильной сразу запахло чем-то горьким и морозным. Парень окунал палец в жидкость, точно в чернила, и оставлял на теле похитителя знаки, заковыристые, как иероглифы. Куратор сунулся было что-то поправить или подсказать – парень дернул головой и зашипел на него так, что даже Пашку пробрало. Маг поспешно попятился к стене, напряженно наблюдая за некромантом: так, и кто же тут кого курирует?

Парень стоял в головах трупа: глаза закрыты, неподвижные руки со сложно сплетенными пальцами застыли над лицом похитителя. Некоторое время ничего не происходило.

…Разве что в комнате постепенно становилось темнее, как будто падало электрическое напряжение, лампы начали мигать, точно собираясь перегореть. Наверняка из-за этого лицо мага приобрело такой же бескровный оттенок, как и лицо трупа. Парень медленно поднял голову к потрескивающим лампам (остроносый профиль, опущенные веки, оскаленные зубы), руки взметнулись следом, описывая в воздухе замысловатые фигуры…

Труп шевельнулся. Вернее, по нему прошли судороги: вначале еле видные, потом заметнее, сильнее. Потом мертвец приподнялся – резкими судорожными движениями, как заржавевший робот, и сел, сложив на голых коленях длинные мосластые руки…

Он отвечал на вопросы следователя – сипел трудноразличимые слова и резко дергал головой, обозначая «да» или «нет». Когда оперативник не понял, где находится сарай с запертыми детьми, даже попытался начертить схему. Реагировал мертвец только на вопросы и команды некроманта, повторявшего ему слова следователя, и не сводил с него тусклых бельм – точь-в‑точь верный пес, ждущий похвалы от любимого хозяина. Зато пожилой угрюмый следователь даже глаз ни на кого не поднимал, сидел, нахохлившись, подняв ворот пальто, водил ручкой по бумаге, конспектируя признания похитителя. Под конец еще и расписаться заставил. Пашка задумался: а насколько правомерно признание, данное преступником уже ПОСЛЕ смерти?

Осмелевший интерн крутился рядом, разглядывая сидящий труп: в первый раз такое видел. Даже пару раз потыкал пальцем. Но когда мертвец повернул в его сторону голову – резкими, отрывистыми, какими-то… куриными движениями, Васильев мгновенно потерял охоту к контакту. Хотя интересно было бы проверить рефлексы, ведь в мединституте никогда не изучали посмертных.

Потом некромант и поднятый несколько часов сидели бок о бок в ожидании, пока подтвердятся данные. Павлу все больше казалось, что в холодильной сидит не один, а сразу два трупа: таким бледным и изможденным выглядел молодой некромант. Он задремал, и мертвый похититель начал заваливаться набок, едва не упав с каталки. Маг-куратор издал короткий возглас, парень вздрогнул, просыпаясь, открыл глаза и сел прямее – мертвец, словно передразнивая, синхронно повторил все его движения.

…Следователь выслушал, что ему сообщил зажужжавший телефон, сказал, ни на кого не глядя: «Нашли», – поднялся и ушел, держа одной рукой папку, а другой застегивая пальто. «Мог бы и спасибо сказать, между прочим», – подумал Васильев, неожиданно задетый.

Не только подумал, но и, оказывается, произнес вслух, потому что пожилой маг, бледно ему улыбнувшись, отозвался:

– Люди редко испытывают к нам благодарность. Кирилл, можешь отпускать. Кири-ил, ты меня слышишь?

– А? – Парень вскинул голову, точно опять задремал или глубоко задумался. – Всё?

Неожиданно легко и резко поднялся, потянулся, покрутил затекшей шеей. Мертвец начал было вставать следом, тоже пытаясь потянуться, – смотреть на это было жутко. Кирилл небрежно махнул на него рукой, точно стряхивая с пальцев капли воды – и у куклы-трупа как будто разом отрезали все связывающие с кукловодом нити – он сначала повалился на каталку, потом, согнувшись, грохнулся на пол.

Маги направились к двери.

– Эй, – пробурчал Пашка, – а прибирать кто за собой будет?

Юный некромант бросил, не оглядываясь:

– Ты и приберешь!

И Васильев понял, что тоже не любит некромантов.

* * *

Сейчас они стали лет на пятнадцать старше, на столько же опытней, несколько (некоторые и в несколько) тяжелее и куда циничней – ну что такое бравирующий своим мужеством студент-медик, впервые очутившийся в анатомическом театре, по сравнению с теми, кто ежедневно работает с трупами?

Или поднятыми.

«Но иногда и нас все еще пробирает», – думал Васильев, наблюдая, как Кирилл укутывает девушку халатом, поспешно сдернутым с вешалки в кабинете судмедэкспертизы. Девушка – она уже сказала, что ее зовут Алиса, – держала у груди простыню и озиралась по сторонам. Встречая взгляд ее больших голубых глаз, Васильев всякий раз дергался, еле удерживаясь от дурацкого желания пробормотать «свят-свят-свят».

Все пошло наперекосяк.

Правда, поначалу Кирилл этого не понял. Работал как обычно – по ключу-жесту вошел в измененное состояние, в котором видят, слышат и ощущают куда больше и тоньше, чем в обычном. Заученные жесты, слова-формулы, восстановление разрушенных связей, нервов, волокон мышц, по которым пойдут электрические и энергетические импульсы, на время заставляющие мертвое тело двигаться, слышать, видеть… Иногда даже чувствовать.

Никаких зелий – допингов или релаксов – он на своих сеансах не употреблял. Просто не нуждался в них. Разве что пару лет назад, когда при аварии на шахте пришлось поднимать погибших при повторном взрыве метана горноспасателей, чтобы те продолжали вытаскивать еще живых шахтеров… Последние дни спасательно-разыскных работ Кирилл жил уже на психотропных. Мертвецы стали его глазами, руками, которыми он находил и вытаскивал на поверхность тех, кто не сгорел, не задохнулся, кого не придавило рухнувшими угольными пластами… А потом еще месяц чувствовал себя полуослепшим инвалидом с ампутированными конечностями – так остро ему не хватало его поднятых…

Сейчас Кирилл вспоминал об этом со стыдом. Он ведь всегда так гордился, что относится к своей работе как… к работе.

Присутствие он заметил не сразу: привык к тому, что при обращении к смерти рядом появляется множество странных сущностей, теней, сгустков чуждой энергии и прочего непознанного, а возможно, и непознаваемого, с чем некроманту-практику просто некогда разбираться. Вот и сейчас маячило нечто на периферии зрения и границе сознания – то ли легкая туманная дымка, то ли белое свечение… Свечение становилось ярче, начало мерцать, мигать… пульсировать. Словно чье-то ритмично бьющееся сердце.

Кирилл наконец повернул голову, чтобы посмотреть, что это еще за новое явление…

* * *

В любой религии существует такое понятие, как душа – как ты ее ни называй, под каким соусом ни преподноси. Нечто эфемерное, наукой не подтвержденное, беспристрастными приборами не зарегистрированное. В нее верят все, без исключения, некроманты – даже те, кто с нею никогда не сталкивался.

Кириллу сталкиваться приходилось.

В первый раз в раннем детстве.

Во второй раз – в двадцать пять. Тогда академик Ким Баев, на учебниках которого выросло не одно поколение студентов-магов, ушел в своих исследованиях так далеко, что уже не смог вернуться. Вытаскивали его втроем, но, как оказалось, поздно.

По мнению Кирилла, самого молодого из тройки-сцепки магов, поднятый Ким держался бодрячком. Для начала ученый вкусно обматерил коллег, которые, на его взгляд, сработали так непрофессионально и неосторожно, что он сам мог бы утянуть их за собой в смерть лишь одним движением пальца. Когда он продемонстрировал это самое движение, Кирилл и впрямь почувствовал, как нечто в нем ворохнулось – словно грудная клетка раскрылась, как шкатулка, готовясь выпустить на волю его собственную бабочку-жизнь. Быстро и остро глянувший на него Ким – лысый, костлявый и древний, как сама смерть, – смущенно хмыкнул и опустил руку.

Баев отнесся к своему посмертию философски. Несколько дней вместе с коллегами не вылезал из лаборатории, делая какие-то замеры, соскобы, облучения, пробы, надиктовывая «путевые записки», как он называл собственные погружения в смерть.

Кириллу приходилось торчать тут же. Он не понимал, почему Баев не отпускает его ни на шаг, даже еду ему приносят в лабораторию: несколько загруженных тарелками подносов. Хотя Кирилл и без того не жаловался на аппетит, теперь он был постоянно голоден. И постоянно хотел спать. Поначалу Нефедов думал, что придремывает исключительно со скуки: не был он ни разу теоретиком и из всей ученой болтовни его интересовали лишь практические наработки, способы ускорения процесса поднятия-упокоения мертвых и защиты – чтобы не вернуться однажды вот таким вот… Баевым.

И еще Кирилл мерз, кутался в теплые вещи и жался к батарее, которые в учебных и научных заведениях традиционно еле тлеют: не дай бог мозги студентов и академиков размякнут и перестанут работать от излишнего тепла. Очнувшись в очередной раз от судороги холода, Кирилл передернул плечами – заболевает он, что ли? Или от недосыпа трясет? Поднял голову и встретил взгляд Баева. Мертвый некромант стоял неподалеку, оценивающе рассматривая его немигающими глазами.

И Кирилл наконец понял. Да ведь было уже такое, было!

– Вы?!.

Синие губы старика скривились в сардонической усмешке. Он не стал отпираться.

– Я. Ты моя батарейка, малыш! Редчайшая, мощнейшая батарейка. Но, кажется, и твой заряд уже садится. Давно на себя в зеркало смотрел? – Баев демонстративно принюхался и провозгласил: – Ну что, кажется, тут наконец запахло мертвечиной? Пора мне уже подыхать окончательно! – И на хор протестующих (хоть и не полностью искренне) голосов: – Что мог, рассказал и передал. Остальное в ваши тупые головы все равно не влезет, хоть останься я тут с вами до самого своего… разложения.

Умирать во второй и окончательный раз Баев решил в компании старого друга и опять же – Кирилла. Нефедов упирался до последнего. Его все еще временами пошатывало и трясло – и от слабости, и от негодования: так вслепую его никто не использовал… с детства! Баев, словно ядовитый клещ, заморозил место… укуса и мог высосать Кирилла целиком, а тот бы этого даже не заметил!

Старики сидели тихо, обнявшись. Кирилл торчал у дверей, сложив на груди руки, остро ощущая неловкость и собственную здесь неуместность.

– Тело мертво, а мозг готов проработать еще хоть целое столетие… Жаль, что не дожил я до того времени, когда будут пересаживать мозги. А то и душу. Вот в такое вот молодое тело, – под тоскливыми взглядами стариков Кириллу захотелось тут же выпрыгнуть за дверь. Баев слабо усмехнулся: – Не дрейфь, малыш! Душа моя тоже устала и готова уйти. Так что это даже не смерть – освобождение. Но что ты будешь делать, когда душа будет отчаянно цепляться за умершее тело?

…Вот сейчас он это и узнает.

* * *

Васильев недаром столько раз присутствовал на сеансах некромантов. И потому, когда Кирилл внезапно застыл на добрую пару минут, а потом повернул к нему слепое лицо (вместо глаз – бельма, что у тех мертвецов) и прохрипел: «Не… пустышка!» – понял сразу.

В панике обвел взглядом холодильную: девчонке очнуться голой в компании двоих мужиков в непонятном месте… Сообразил:

– Давай живо в приемный кабинет!

Некр кивнул и налег на ручки каталки. Васильев распахнул двойные двери, но, спохватившись, выставил перед каталкой ногу.

– А с этим… ты ничего не хочешь сделать?!

Кирилл по его кивку обернулся. Сначала не понял, потом сморщился, как от ноющей зубной боли: в дверцы холодильных камер стучали, долбили и бились… Изнутри. Совершенно потерял контроль, запаниковал, магию пустил веером! Раздраженно махнул рукой, и звуки мгновенно стихли. Вот радость-то будет завтрашним дежурным, обнаружившим трупы, замершие в самых разнообразных позах!

Девушка уже дышала – то есть грудная клетка рефлекторно пыталась подняться и сжаться, – когда они поспешно обернули ее простыней и переложили на кушетку за ширмой в кабинете. Кирилл застыл рядом, глядя то на часы, то на… пациентку. Так что первым, что увидела открывшая глаза девушка, было его склонившееся над ней лицо.

«Импринтинг», – вспомнил Васильев. Так объяснял ему некр: при личной, не дистанционной работе поднятые запечатлевают некроманта, как только что вылупившиеся утята – свою мать. И потом идут за ним покорно куда угодно – вплоть до следующего своего конца.

Женщина-следователь, ожидавшая снаружи, задавала неторопливые четкие вопросы, переспрашивала, повторяла. Девушка отвечала – с заминкой, тихим сдавленным голосом, но отвечала.

…Ей сказали правду: что она находится в отделении судмедэкспертизы. Похоже, Алиса решила, что это такая больница, куда ее доставили без сознания. Никто не стал ее разуверять. Даже матерая «следачка» на вопрос «А можно мне позвонить родителям?» ответила мягко:

– Не стоит, Алиса. Сейчас глубокая ночь, не надо их будить. – Она поглядела на некра и танатолога и добавила: – Им сообщат.

Выскользнувший за следователем в коридор Кирилл увидел, что женщина курит, прислонившись к стене. Не глядя, протянула ему пачку.

– Будете?

Он засунул руки в карманы пальто, поднял плечи.

– Нет, здоровье берегу.

Следователь бледно улыбнулась:

– Ну да, при вашей-то работе нужно просто железное здоровье!

– Как и при вашей.

Улыбка пропала с лица женщины.

– У меня дома своя такого же возраста…

– Того, что она сказала, достаточно для задержания?

– Возможно. Но вы пока не… торопитесь. Нам же все равно надо будет еще опознание проводить.

– Угу. – Кирилл потер уже выступившую щетину. Надо было хоть с собой бритву прихватить. Второй раз он девчонку поднять не сможет. Да и не захочет. Так что ночь предстоит длинная…

Или даже несколько дней и ночей.

* * *

Заложив руки за спину, Кирилл двигался по комнате… лаборатории? часовне? Внимательно изучал пентаграммы, зачитанные до растрепанности фолианты зловещего вида (жалкая подделка чернокнижия), перевернутые кресты, черные свечи, сатанинские маски на стенах… Убийца, похоже, поклонялся дьяволу. Здесь он и проводил свои «черные мессы», как он это назвал: исполнял обряды, призывал сатану, насиловал и убивал детей. Не надо обладать магическими способностями, чтобы ощутить ауру этого места – страх, бессилие… смерть.

Выездная бригада, занимавшаяся своими делами (отпечатки-снимки-опись‑акт), на некра косилась, но прогонять не прогоняла. Кирилл бесшумно прошел по коридору, остановился в дверях кухни: следователь работала с задержанным тут же, в квартире, буквально по горячим следам. Убийца – мужик лет сорока, обычной внешности, если не считать пристрастия к оккультным украшениям и к черному (вон, даже взлохмаченные волосы выкрашены в неестественный чернильный цвет). Отвечает и рассказывает охотно, да чего там, поет, что твой соловей! Такое впечатление – радуется, что его наконец-то нашли и теперь узна́ют обо всех совершенных им убийствах.

Кирилл постоял, послушал. Подивился выдержке следователя: ведь даже глазом не моргнула и бровью не повела, переспрашивая и записывая все до мельчайших отвратительных подробностей. Привычка? Профдеформация? Его самого от услышанного уже воротило.

Сказали, что хозяина квартиры еще будут изучать на предмет вменяемости. Кирилл очень надеялся, что тот будет признан нормальным и не доживет до суда, либо не выживет в колонии, или куда там его определят. Сейчас очень модно сочувствовать тяжелой судьбе убийцы, объяснять преступления трудным детством, промахами семьи и школы…

Кирилл же помнил о тех, чьи судьбы разрушены.

Одна такая сидела в его машине. Тонкие руки, тонкие плечи. Живая душа, заключенная в мертвую плоть. Кирилл очень надеялся, что теперь, когда убийца пойман, она освободится, уйдет… туда, куда уходят все души.

И очень боялся, что придется выдирать ее с мясом.

– Завтра пойдем на опознание, – сказал он Алисе.

– А потом я смогу вернуться домой?

Ей сказали, что, пока не поймают убийцу, для бе-зопасности придется пожить в его квартире: ну не держать же девчонку до тех пор в морге!

– Да… Вернешься.

И Кирилл почти не кривил душой: ведь в широком смысле смерть – дом, всеобщий дом, порог которого все когда-нибудь перешагнут.

* * *

Нефедов присутствовал на опознании в качестве временного опекуна несовершеннолетней жертвы: таковым де-факто и даже де-юре признавался для поднятых некромант – своеобразный повторный родитель.

Собственно, и опознания никакого не было. Едва Алиса переступила порог, убийца выпрямился на своем стуле:

– Так ты же умерла?!

После этого слова́ девушки уже стали чистой формальностью. Не обращая внимания на дальнейшее, убийца рыскал взглядом по лицам окружающих, пока не наткнулся на некра, державшегося у двери. Кирилл увидел, как он заулыбался – словно встретил долгожданного дорогого друга. Убийца даже попытался встать, удержал полицейский.

– Это ведь ты ее поднял?

Нефедов поглядел на обернувшихся к нему людей и пожал плечами.

– Ты! – с восторгом повторил убийца. – Ты и я – мы оба служим Госпоже Смерти! Я приношу ей жертвы, а тебе она позволяет ими пользоваться, чтобы нести смерть в мир!

Кирилл молча слушал. Он как-то все разом про убийцу понял. Слабенькие магические способности, которых хватит разве что на сведение бородавок. Неоправдавшиеся амбиции, переросшие в гипертрофированный комплекс неполноценности, и как следствие – ненависть и к несправедливому миру, и к самому себе. А рядом – талантливые юные волшебники, которые станут тем, кем тебе никогда не быть… Тут либо самоубиться, либо запить, либо пойти в служение чему-то великому – неважно, по-настоящему великому или лишь в твоих собственных глазах, – что оправдает и даже возвысит твое никчемное существование… Истовая вера, дающая смысл и силы жить дальше; вспышки энергии, получаемые при насилии и убийстве, радость победы над соперником. Соперником, назначенным тобой самим…