355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Наталья Сапункова » Невеста проклятого волка (СИ) » Текст книги (страница 9)
Невеста проклятого волка (СИ)
  • Текст добавлен: 25 августа 2020, 13:00

Текст книги "Невеста проклятого волка (СИ)"


Автор книги: Наталья Сапункова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Не любишь кошек, понимаю, – кивнула Катя. – Ладно тебе. Это же ребёнок, малышка. Ничего тебе не сделала. Всё, двигаем домой, нечего время терять!

Ага, домой – это в логово волка. Самое место для котят.

Собаки не любят кошек. Волки – те же собаки, во всяком случае их родственники, и тоже не любят кошек. Данир – волк и не любит кошек. Но не разозлится же он из-за маленького и раненого котёнка? Да быть не может. Не стал бы он обижать маленьких.

Идти теперь пришлось вверх, хоть и не слишком крутой был подъем, но Катя порядком выдохлась. Котёнок периодически принимался скулить, тихонько и очень жалобно. Сначала Катя пыталась его гладить и утешать, потом решила, что лучше скорее добраться до хижины, заглядывала в корзину и говорила какую-нибудь ласковую чушь, больше подбадривая этим себя.

Может, и дело-то все в том, что зверёк голодный? Молоко решит проблему, а царапины для кошек – ерунда, у них ведь девять жизней…

Турей при виде Кати всплеснула руками.

– Где вас носило, айя Катерина? С ума меня сведёте! А на кого вы похожи, Великая Мать?!

Разглядела волков, которые постепенно появлялись из кустов – всю стаю, замолчала и всплеснула руками.

– Поможешь? – Катя поставила перед ней корзину. – Я пойду поищу зеленку.

Турей заглянула в корзину и так и села… на чурбак у порога.

– Откуда это, айя Катерина?!

Катя уже наливала и подогревала молоко, благо печка топилась – Турей даром времени не теряла. Положила звереныша на порог и сунула блюдечко ему под нос. Тот стал жадно лакать. Вот и хорошо.

– Я отобрала его у купцов и вдобавок их ограбила и напугала…

– Что? Каких ещё купцов?! – изумилась Турей.

– Точнее, это не он это она. Кошечка. Или скажи, это что за зверь?

– Да кошка и есть. Горная кошка. Кумат.

– Что ты сказала? – не расслышала Катя, она рылась в узелке с косметикой Юланы в поисках чего-нибудь для обработки ран.

О, неужели! В руку попал маленький флакончик размером почти с помаду. Заживляющий порошок с антибиотиком! Подойдёт.

– Я сказала, айя Катерина, что это кумат. Горный котёнок, трехмесячный вроде бы, – Турей уже перестала изумляться и осматривала зверька, который успел вылакать молоко. – Ой, а это что же? – она подцепила пальцем цепочку с подвеской. – Ой, айя. Не нравится мне это. Вы чего это? – она с интересом наблюдала, как Катя присела на порожек, взяла котенка на колени и густо присыпала ранки порошком.

– Лекарство, хорошее. С моей родины. Видела украшение, да? Значит, домашний кот? Эти… куматы ведь не только дикие бывают? Может, хозяева её ищут? – Катя вернула кошечку в корзину.

– Домашний… кто знает? Они-то куматы, да, горные коты. Но когда они простые, не двуликие, то их просто котами зовут, чтобы не путать. Куматами – двуликих, скорее бывших двуликих, которые теперь больше в человечьем лике. Двуликих котов, говорят, много меньше осталось, чем двуликих волков. И вообще в Веллекатене котов в дома не приваживают, в других местах разве что. А ну-ка я амулетом посмотрю, лекарским, а то что-то мне странно это.

Женщина вытащила из-за воротника шнурок, на котором болталось несколько подвесок, сняла одну и принялась медленно водить над котёнком.

– Амулет для другого, конечно, но клеймо им найти можно, – пояснила она. – Под шестью ведь не сразу заметишь клеймо, можно и пропустить. Но что-то не находится, – она ещё поводила амулетом. – Да, нет клейма. Вот и хорошо. Камень с души. Просто котёнок. Отлежится, отъестся, лучше я его в деревню заберу, а то зачем он тут вам? Ох, айя Катерина, – она махнула рукой и засмеялась. – Вот на что хотите поспорю, придет айт Данир и скажет: да что же это такое, все три дня от котов покоя нет!

А Катя подумала – клеймо Данир искал на теле Гетальды, девушки из расщелины. Не нашёл. Речь о таком же клейме?

– Клеймо… двуличности?

Турей кивнула.

– И что же. Их ставят маленьким детям?

– Конечно. Маленьким и ставят.

– И не больно?.. – у Кати на слово «клеймо» была стойкая ассоциация: жаровня с углями и железные щипцы.

– Больно, – согласилась Турей. – Но взрослые боль забирают, так что ребенку не больно. Чаще отец, но может и мать, и взрослые братья и сестры, и дед с бабкой. Чтобы ребёнка мучить, такого не позволяется, конечно.

– Его… выжигают? – не могла поверить Катя.

– Магией.

– А волкам?

– Волкам – нет. Король приказал клеймить только куматов.

– Король… Веллекалена?

– Король Санданы, айя, его величество Дайред. В Веллекатене – князь. Его милость князь Румир Саверин, родной дядя вашего мужа.

– Ну да, понятно, – Катя прислонилась плечом к дверному косяку. – Ты говорила. Это я плохо слушала. Вот что, Турей, объясни-ка мне, что это все было… – и она поведала все подробности своей прогулки.

Турей слушала, только головой качала и иногда всплёскивала руками.

– Ах, айя, откуда же вы взялись такая неразумная? – сказала она, когда Катя закончила. – Совсем ничего не знаете. Разве так бывает? До дороги добрались. Это далеко! Зачем было уходить так далеко, раз ничего не смыслите в здешних делах?

– С чего бы мне смыслить? – бросила Катя в сердцах. – Сижу тут в лесу, и третий день всего лишь. То, что вы с Даниром мне рассказываете, как сказку слушаю, а то, что вижу – просто бред! Не думала никогда, что такое наяву бывает!

– Издалека вы, видно. Как с луны сюда свалились.

– Почти так и есть, только порталом!

– Айт велел мне всё вам рассказывать и на вопросы отвечать, что ни спросите.

– Вот и рассказывала бы. А ты голову морочишь, загадки загадываешь и капусту под лавкой прячешь – догадайся, мол, сама! Да я в жизни бы не догадалась! Прости, Турей, – спохватилась Катя, поняв, хватила лишку. – Прости, пожалуйста. Не знаю, что бы я без тебя делала. Боюсь, натворю что-нибудь, ведь на самом деле не знаю ничего!

– Поняла я, айя, – вздохнула насупившаяся было женщина. – Только не думала, что вы настолько другая, словно и правда с луны. Простите меня, глупую. Вы спрашивайте! С айтом вам, должно быть, по ночам и говорить некогда? – и она хитро улыбнулась.

– Можно и так сказать, – признала Катя, – И я уже спросила. Почему люди на дороге так себя вели, и что всё это значит, и вообще? Почему ко мне так отнеслись?

– Почему так отнеслись? Да дрын по ним плачет, по охломонам, – вздохнула Турей. – Надеюсь, кто-то его и получит. Не поняли, парень вы или девка, или ещё что не поняли – это не повод зубоскалить, если в голове что-то кроме навоза имеется. Чаще на дороге люди хорошие встречаются. Будь вы и правда беглым невольником – могли и помочь, и подвезти, и спрятать. А могли и заставить на себя работать, или сдать в городе за плату. Люди разные. Смотря кого встретите.

– У вас есть невольники? Рабы, да? И это… законно?

– В Веллекалене – нет. В других местах есть. Дорога соединяет разные земли. И дорога, айя – это не Веллекален. Там другие законы. Вы вот вышли на дорогу, а волки за вами не пошли – им нельзя. Закон запрещает. Но что потом вся стая к вам пришла – не знаю, что и думать. Но это стая айта Данира, для них в первую очередь вы, а потом закон. Поняли они, значит, что помощь нужна. Почувствовали. Но с айта за это потом могли бы и спросить, подай купцы жалобу.

– Этого не хватало, – вздохнула Катя.

– Особенно не беспокойтесь, – махнула рукой Турей. – Купцам хуже могло бы быть. Не по праву купцы завладели котёнком! Может, поймали у дороги или купили где раньше. Может, мальчишки своевольничали. Если бы купили, и законно – амулет особый был бы. Потому и напугали вы их так. За такое расплачиваться, если по закону, опять же – и разориться можно. Хозяин земель за это караванщика в застенок может бросить от луны до луны – на месяц, значит.

– Данир то есть? – уточнила Катя. – В застенок? Невероятно…

– Да, он, кто же ещё. Без него – его наместник. Или вы, вы ведь хозяйка. Веллекален, одним словом. У нас не забалуешь…

– И за кого же меня купцы эти приняли, интересно?

– Ох. Даже гадать не хочу, – Турей развела руками и засмеялась. – Но вид у вас странный! Штаны эти… узкие такие. Не надевайте их больше, прошу. Хотя ткань хорошая, крепкая. Хотите, я вам потом шаровары для верховой езды принесу, если айт не против? Может, эти решили поначалу, что вы беглец из Зурана, оттуда часто рабы бегут. У вас и пояса нет. Мужчине не подпоясаться – позор. Рабы кожаные пояса не могут носить, они верёвками подпоясываются. А некоторым, говорят, и удавалось по дороге пройти из конца в конец, если по придорожным кустам прятаться. На дороге есть места, где люди деньги оставляют, хлеб – для тех, кому очень нужно. А есть такие, кто поймает беглеца и выгоду поимеет.

– Турей, ты сказала, что дорога не принадлежит Веллекалену, хоть и проходит по его земле?

– Так и есть. Земля Веллекалена. А дорога – нет. Нельзя путникам сойти с дороги и поохотиться, например. Трактиров много, дворов постоялых, там недорого, ночевать можно и всё купить. А свернуть с дороги в лес где попало, чтобы там ночевать, костры жечь – нельзя. Дичи настрелять, грибов, ягод набрать – нельзя. Местные выносят на дорогу, продают – покупай, всё мелочь стоит. Зато и законов Веллекалена на дороге уже нет.

– Сумасшедший дом какой-то, – пробормотала Катя, настолько нелепым ей всё это казалось. – Так не бывает. И что, никто не нарушает, не охотится?

– Всегда есть такие, кому закон не писан, – Турей кивнула на спящего котенка. – Вот его продать дорого можно. Они и хотели, наверное. Может, парни решили потихоньку от взрослых заработать. Откуда раны? Ловили так, значит – может, бросали чем-то. Считай что охотились. Будь здесь айт или наместник, они так бы это не оставили. Хотя нет, вы уже отпустили всех. Помиловали, значит.

– Ну пусть помиловала. Не страшно. Может, они осознают свои ошибки и без тюрьмы.

– Всё может быть, – Турей встала, отряхнула юбку, – Я лучше завтра пораньше приду, айя. Или Миха пришлю, пусть вас караулит. А то ещё что учудите. Айту с вами и так нескучно.

– А до сих пор что я натворила? – удивилась Катя.

– Не мне судить, конечно. Но весь Манш отчего-то шепчется, что айт Данир Саверин просил у Богини-Матери милости для приговорённых по вашей просьбе.

– И что в этом страшного? Разве это не хорошо получилось?

– Может, и хорошо. В этот раз. Но приговор был по закону. А теперь говорят, что Боги позволяют такое беззаконие в Манше, потому что самому Маншу недолго стоять под солнцем, начались его последние дни.

– Это глупости, Турей! – рассердилась Катя.

– Я все-таки скажу вам, айя Катерина, – Турей взглянула на неё необычно строго. – Вам надо знать. Если бы Мать не была милостива, если бы она сказала «нет», айту Даниру пришлось бы заплатить. А как же? Его меч, его кровь, он хозяин Манша. За суд Матери платят. И правильно. А то все, кто ни попадя, дергали бы её из-за любой глупости! Так нельзя. Зато суда не просят те, кто сомневается в своей правоте.

Как надоели недомолвки.

– Чем бы он заплатил, Турей? – Катя кашлянула, потому что у неё сел голос.

– Жизнью, конечно. Так бывает чаще всего. Или как мать решит. Она может забрать голос, зрение, ноги…

– Ты ведь не шутишь сейчас, Турей?!

– Нет, клянусь, айя. Когда шёл суд, я молилась. И не только я. Надо бы и вам, но вы, я вижу, ничего не знаете! Будьте осторожны, прошу вас, айя Катерина.

А Катя кивнула и ушла в дом, прилегла на кровать. Она и разозлилась, и испугалась. И этого сумасшедшего мира испугалась, и за Данира. Как тут жить?! Если Турей сказала правду.

А она, конечно, сказала правду.

Турей затеяла варить суп и кушу, ароматную, с травами. Возилась и всё погладывала на Катю, а потом в комнате запахло чем-то пряным и остро-винным. Турей принесла чашку:

– Выпейте, айя. Это винный чай. Вы успокоитесь, и все станет проще.

– Ты меня напоить решила? Это выход, – хмыкнула Катя.

– Нет-нет, не напоить! Просто успокоитесь. Поверьте.

– А, ладно. Давай, – она выпила предложенное питьё.

Оказалось вкусно, похоже на сладкий насыщенный грог.

– Прости меня, Турей. Я свалила на тебя все дела, а сама бездельничаю.

– А тогда зачем я здесь? – рассмеялась женщина. – Не тревожьтесь. Надо жить, а не тревожиться о жизни, айя.

– Ты философ? – усмехнулась Катя.

– Я простая женщина. Родилась здесь, и точно знаю, что нет земли лучше Манша. Хоть бы не пришлось переселяться! А вы пугаетесь, ведь у вас дома всё иначе. Так мало ли! Тут живут люди, и они счастливы. И вы могли бы.

«Не могла бы, – подумала Катя, – если мой муж собирается расстаться со мной через два месяца, потому что на нём проклятье. И может умереть оттого, что спросил что-то у Богини. Это глупость. Это дикость. Так вообще не бывает».

Так и подумалось – мой муж. Ну да, а кто ещё? Если он – не муж, то ей тут делать вообще нечего. А что он волк – уже такие мелочи.

– Ладно, Турей, – согласилась она вслух. – Ты права, люди у вас как-то живут. Плесни мне ещё немного?

Питье действительно не пьянило, но успокаивало.

Большую часть времени котёнок спал в корзине, когда ненадолго просыпался – лакал молоко и ел мясо, которое Катя выудила из супа и мелко нарезала. Он явно предпочитала Катю и жался к ней, а когда та попыталась занести его в дом, испуганно вцепился в её рубашку и истошно замяукал – и было не оторвать. А пару раз он принимался с мяуканьем тереться о Катины колени и заглядывал ей в лицо, словно что-то просил – так же, как это делают все кошки.

Чудесный зверёныш, ласковый и уютный, как плюшевая игрушка. Наигравшись, «игрушка» сама уползла в корзину спать. Катя оставила корзину снаружи, у стены. А потом…

Потом что-то случилось. Котёнок проснулся с жалобным мяуканьем. Он заметался, выгибаясь, тёрся о стенки корзины – Катя его поспешно вытащила и положила на брошенное прямо на жухлую траву одеяло. Зверёнышу явно было больно. Помаявшись немного, он обессиленно лёг и затих, иногда вздрагивая от короткой судороги. Ранки, которые уже закрылись, снова стали кровоточить.

Турей не вмешивалась, лишь смотрела и хмурилась. И волчица, которая так и не уходила и даже не пряталась, подошла и легла у самого порога. И остальные волки, Катя видела, тоже были неподалёку.

– Что с ней, Турей, ты понимаешь? – спросила Катя. – Болезнь такая? Что?

– Вряд ли болезнь. Но пусть лучше айт Данир сам решает. Уже скоро смеркается, айя. А я схожу-ка за водой, пока не стемнело… – она схватила вёдра.

– Данир разбирается в болезнях кошек? Турей! – Катя преградила ей дорогу.

– Я точно в них не разбираюсь, айя. И в делах оборотней тоже. Может, это и болезнь, а может, маленький оборотень не может совершить оборот.

– Что-о?..

– Это только догадка, сохрани нас Мать. Темнеет. Айт скоро придёт…

Когда сумерки совсем сгустились – а в горах это происходит так быстро, – Катя всё-таки переложила котёнка в корзину и внесла в дом, поставила у порога и открыла дверь, рискуя выстудить комнату. Ей пришлось почти переступить через волчицу, и вся волчья стая по-прежнему была где-то рядом.

Он пришёл совсем скоро.

– Привет, моя, – сказал так же ласково, спокойно, как обычно.

Не подошёл обнять, просто посмотрел, и тут же безошибочно нашёл взглядом корзину с котенком. Присел на корточки, разглядывая неожиданного гостя, потом положил на колено и осмотрел, повертел в пальцах круглую подвеску и взглянул на Катю.

– Турей проверяла на клеймо?

– Она сказала, что клейма нет. Тебе уже всё рассказали, да? Турей?

– Нет, волки. Я говорил, эти куматы рады не ставить клеймо, если удаётся. Моя, расскажи теперь ты, что случилось?

Её короткий рассказ он выслушал внимательно. Уточнил:

– Говоришь, раны были свежими и кровоточили?

Катя кивнула.

– Знак на амулете мне незнаком. Возможно, кумата поймали значительно раньше, где-то вдоль дороги. Просто раны уже открывались заново, когда начинался спонтанный оборот. Раны мешают, вот и не получается.

– Но ты не уверен, что это вообще… оборотень?

– До конца – нет, не уверен. По запаху не различишь. Просто ты описала яркие признаки. И судя по всему, жить ему недолго, если не доставить к их знахарям.

– Это она. Кошечка.

– Вот это мне точно без разницы. Собирайся, моя. Возьми платье для храма и хлеб. У нас с тобой, выходит, много дел на эту ночь.

– Мы поженимся сегодня ночью?!

– Да. Но сначала придётся повозиться с твоим котом.

– Данир, а зачем это нам вообще в храм? – осторожно спросила Катя. – Мы и так вместе. Благодаря кольцу айи Лидии все и так считают меня твоей женой. Я не понимаю.

– Пока доверься мне. Только так я могу дать тебе полные права. Я хочу быть уверен, что ты защищена, что бы ни случилось. Жаль, но нам уже пора перебираться в замок.

– Данир, но… – она сама не очень понимала, почему ей хотелось возражать.

Было беспокойно. Хотя… тут вообще беспокойно, даже после грога Турей.

– Я этого хочу, – с нажимом сказал Данир. – Пожалуйста, моя…

– С возвращением, айт Данир, – Турей зашла и поставила на место полные ведра. – Вы всё-таки собираетесь в храм сегодня? Доброго пути и большого счастья вам! А про котёнка что скажете? Это… кумат?

– Что сказать? – хмыкнул Данир, кивнув. – И везёт же мне на кошек последние дни. Как никогда…

Опять они ехали на лошади в окружении волчьей стаи. Данир посадил Катю перед собой, котёнка в корзине пристроил за спиной, а платье, завернутый в холст хлеб и остальные мелочи отправились в седельные сумки. Теперь тропа круче забирала вверх, потом вниз и снова вверх, лошадь шла медленнее, и не было даже луны в небе, лишь янтарно-зелёные огоньки возникали по разные стороны, исчезали и опять появлялись – глаза волков, Катя уже успела к ним привыкнуть. Один раз она испугалась и вскрикнула от неожиданности, когда внизу посреди тьмы шевельнулись и потянулись к ним какие-то белёсые то ли щупальца, то ли руки.

– Тихо, – Данир прижал её голову к своему плечу. – Не смотри вниз. Доверься мне. Я немного маг, всё будет хорошо.

– Что это было? – она попробовала глянуть в пропасть, на ту белую непонятность, чтобы разглядеть и успокоиться, но ладонь Данира заслонила ей глаза.

– Не надо. И не шевелись, не дёргайся. Тут нельзя пугать лошадь.

– Что это?..

– Это туман, моя. Просто туман. Мы на дольде, – он говорил тихо, его губы были возле самого её лица. – На древнем языке это значит «медленная тропа». Здесь не торопят лошадей. И не пугают их.

И она замерла, стараясь не шевелиться. Услышала, как в корзине завозился и заскулил котёнок, но быстро притих…

Место, куда они в конце концов прибыли, сначала показалось небольшой деревней. С десяток низких строений, ещё несколько высоких, с конусообразными крышами – за глухим забором. Окованные железом ворота, фонарь над воротами. Волки… волков не было. Они отчего-то отстали.

– Что это? – Катя недоумённо оглядывалась.

– Кошачье святилище. Женский храм.

– М-м?.. – Катя мысленно поздравила себя с собственной недалёкостью.

Надо было расспросить Турей про местную религию, ещё со слов айи Лидии было понятно, что тут это есть и это важно. Но святилище – кошачье? Серьёзно?..

– Есть женские храмы, есть мужские. Это условно. Храм Отца и храм Матери. Мужчины заходят в женские храмы по особым праздникам. Хотя строгого запрета и нет. Но в храмы куматов волки не заходят… – он не то усмехнулся, не то оскалился, во всяком случае зубы блеснули.

Он подошёл к воротам и громко постучал. Фонарь качнулся, заметались тени. И котёнок словно понял, что что-то происходит, заскрёбся и жалобно мяукнул. Ответа пришлось подождать.

– Кто том? – донеслось с той стороны.

– Открывай, кошка! – крикнул Данир. – Я Данир Саверин, хозяин Манша. У нас важное дело.

– У волков не может быть здесь дел, тем более ночью. Уходи, волк, – спокойно сказал мелодичный, звучный женский голос.

– Открывай! – Данир стукнул кулаком в дверь. – И поговорим! Ты откроешь мне ворота!

Катя не могла поверить: всегда спокойный, умный, выдержанный Данир теперь вёл себя зло и глупо! Вместо того, чтобы быть вежливым и объяснить суть проблемы.

Кажется, за воротами посовещались.

– Айт Саверин, с всем нашим уважением, ты не можешь войти в святилище. Твоя волчица тоже не может. Чти обычай, айт.

– Айя, послушайте, – крикнула раздосадованная Катя, – У нас тут котёнок, точнее, кумат, ему нужна помощь! Откройте, пожалуйста!

Ответом было долгое молчание.

– Не вмешивайся, – Данир больно сжал ей руку, но попросил своим обычным голосом, а не тем, которым говорил с женщинами из храма. – Они должны открыть мне ворота. Это моя земля. Иначе я сейчас разнесу их белым пламенем.

– Нет, волк, – тут же донёсся ответ. – Чти обычай, или ответишь перед Матерью. Это святилище. И я вижу, что у тебя нет сил на белое пламя! – и это уже был другой голос.

– Данир, пожалуйста, – тихонько взмолилась Катя, – попроси их, объясни всё! Не надо разносить. Тут же котёнок… ребёнок!

– Про исчезновение ребенка мы бы знали, – тут же ответил голос. – Чего вы на самом деле хотите, айт и айя?

Данир принюхался, его ноздри затрепетали. И он засмеялся:

– Я так и думал. Какой-то кот удрал, и я не помчусь следом. Но могу послать волков? Послать?

Ответом была тишина. Данир взглянул на Катю и сказал мягче.

– Я не подойду к вашему алтарю, обещаю. Пожалуйста, кошка, – Катя поразилась, с каким усилием он произнес это «пожалуйста».

Теперь тишина отчего-то казалась оглушительной.

Данир вытащил их корзины котёнка – теперь зверёныш был неподвижным и обмякшим, – и двумя пальцами разорвал цепочку на его шее. И бродил цепочку с подвеской за ворота.

– Мы оставим его тут. Делай что хочешь и сообщай его родным тоже что хочешь.

И тут же с той стороны с коротким лязгом отодвинулся засов, и ворота открылись.

Эта женщина-кошка была невысокая и щуплая, как Гетальда, и – рыжая! Огненно-рыжая и с веснушками. Одета в темное – в широкие штаны, рубаху с длинными рукавами и что-то вроде телогрейки из чёрного меха, похожего на кроличий. Волосы её были скручены в простой узел на затылке. Они поклонилась, сложив перед собой руки наподобие индийского приветствия, взяла корзину, которую Данир поставил на землю, заглянула, поцокала языком и быстро унесла. Другая девушка, тоже невысокая, но полненькая и черноволосая, в таком же тёмном костюме, с неизменным поклоном пригласила Данира и Катю следовать за собой.

Они и проследовали, в довольно большую комнату, там топилась печь, а вдоль стен стояли диваны с подушками.

– Подождем немного, – Данир устроился на одном из диванов и потянул Катю за собой, усадил рядом. – Надолго нас тут не задержат.

Девушка, уже третья, принесла чаши с душистым ягодным чаем на подносе. Чай был щедро приплавлен мёдом, даже чересчур.

– Старшая приготовила этот чай специально для тебя, айт Данир, – сказала жрица. – Чтобы ты восстановил силы, истраченные в ущелье Белого Демона.

– Это не стоит её беспокойства, – сухо обронил Данир.

– Очень вкусно. Передайте ей нашу благодарность, – поспешно сказала Катя.

Девушка с улыбкой поклонилась теперь персонально Кате, и ушла.

Данир насупился, но воздержался от замечаний. Чай он выпил.

Скоро пришла рыжая, снова поклонилась и присела напротив.

– Наша благодарность безмерна, айт Саверин, айя Саверин. Девочка, скорее всего, умерла бы через несколько дней. Теперь всё будет хорошо.

– Она уже превратилась? – поторопилась спросить Катя и виновато посмотрела на Данира.

Кто знает, на самом деле, что позволяет здешний этикет? Видимо, она то и дело его нарушает.

– Нет, айя. Не так быстро, – с улыбкой покачала головой рыжая. – Это дело нескольких дней. Позвольте уточнить, если мне позволено, где нашли девочку?

– Айя Катерина случайно отобрала её у проезжих купцов. Напугала их и тут же помиловала. На ребенке нет клейма, поэтому мы сразу не догадались. Хочу получить известие о том, что с её родителей взыскали штраф и клеймо поставлено.

В лице жрицы что-то дрогнуло, но она ответила спокойно:

– Я позабочусь об этом, айт.

– Я нездешняя, ничего не смыслю в делах оборотней, как и в обычаях Веллекалена, – сказала Катя, больше затем, чтобы сменить тему. – Если что-то было неправильно – сожалею.

– Не о чем сожалеть, айя Катерина, – мягко сказала жрица. – Мы все бесконечно благодарны вам. Девочка нездешняя, она издалека. Её клан живёт во Флоре. Возможно, семья уже уверена в худшем.

– А кот, который удрал из-под моего носа и думает, что я не заметил – он не из-за отрогов? Скажешь мне правду, жрица?

– Он не из разбойников, айт. Могу поклясться.

– Но он не рискнул встречаться с нами.

– Прости ему его малодушие, айт Данир.

– Сколько лет девочке? – спросила Катя. – Я имею в виду, по-человечески?

– Думаю, ей четыре года. Самое большее пять, – рыжая с охотой отводила взгляд от Данира и разговаривала с Катей. – А понимаю, айя Катерина, что вы удивлены ситуацией вообще, если мало знаете об оборотнях. Первые обороты у детей происходят неосознанно, а даже самые маленькие раны при оборотах причиняют сильную боль. Дети постарше уже могут с этим справляться, а вот такие, у которых ещё не было сознательных оборотов, не могут обернуться, оборот начинается и останавливается, раны углубляются, появляются новые. В конце концов это всегда приводит к смерти. Если не помочь. Ваша рана тоже причиняет вам боль при обороте, айт Данир, – жрица достала из поясной сумочки маленькую баночку из тёмного стекла, – это не заживит рану, конечно, но уймёт боль, если наносить перед оборотом. Это очень редкий состав…

– Не стоит, я же не ребенок и не кумат, – бросил Данир равнодушно. – Мне не нужна мазь от боли, жрица.

– Как скажете, – рыжая улыбнулась уголками губ и сжала баночку в кулаке.

– А возьму, если позволите, – снова вмешалась Катя. – Пусть хранится у меня, вдруг пригодится кому-то ещё?

– Конечно, айя Катерина, – рыжая отдала мазь Кате. – Айт Данир, мы хотим предложить тебе зачерпнуть из нашего источника. Ты обещал не прикасаться к алтарю, но прошу, прими это как подношение. Ты совсем обессилен, а если зачерпнёшь, сможешь воспользоваться Агатовым порталом. Иначе на лошади будете добираться до храма ещё два часа, не меньше.

– Откуда вы всё знаете, пронырливые кошки? Про то, что мы собираемся в храм?..

– Вы верно заметили, айт, мы пронырливые, – рыжая не обиделась, скорее наоборот.

– Хорошо, – сказал Данир.

И с чем согласился? Зачерпнуть из источника?..

И рыжую это, кажется, удивило. Она кивнула, и перевела взгляд на Катю:

– Айя, мне кажется, вы хотите что-то спросить? Если айт позволит.

– На это айе не нужно мое позволение, – уронил Данир.

– Всего лишь любопытство, – воспользовалась случаем Катя. – Я не называла имени. Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Ничего удивительного. Весь Манш уже знает, что жена айта Данира – айя Катерина. Полагаю, и весь Веллекален тоже узнает скоро. У вас дивное имя, айя. Такое… необычное.

– Как зовут тебя, назовись, жрица, – сказал Данир. – Я тебя не помню, – и это не очень походило на просьбу.

– Я Арика из рода Туи. Мы видели друг друга не раз… в юности, айт Данир. Я много лет прожила на Севере, училась и служила в Звёздном храме в Золле. Потом семья позвала меня домой.

Данир в ответ кивнул, сказал почти равнодушно:

– Услышал тебя, Арика из рода Туи.

А Катя отметила – жрица тоже из рода Туи. Как «скалолазка» Гетальда. Но они совсем не похожи внешне. А вот Данир своим обращением подчеркнул её низкое положение. Кошек уважать не принято? Особенно если ты волк. Он словно пояснял Кате, как и ей следует себя вести. Но это было неловко.

– У вас тоже есть вторая ипостась? – спросила Катя невинно, – вы превращаетесь в кошку?

– Да, айя Катерина. Я оборачиваюсь. Часто. Хотя всегда по своей воле, конечно. На мне нет дамм. Иначе я не была бы тем, кто я есть, разумеется. Жрицам нельзя иметь даммы.

Они встретились взглядами. Эта кошка… нет, эта женщина, конечно, была рыжая, тёплая, как солнышко, умная и проницательная, хотелось протянуть к ней руки и тронуть рыжие завитки возле её щёк, хотелось греться под её взглядом. Такую не помнить? Странно. Данир в юности был слепой?

– Нет дамм – что это значит?

– Дамма – заклятье, которое так или иначе ограничивает, – сразу пояснила жрица. – Или к чему-то принуждает. Проклятье – тоже дамма. Дамма может быть и добровольной, тогда её, конечно, не считают проклятьем. Но суть та же, имея любую дамму, можно потерять положение и титул, не получить какую-то должность, расторгнуть помолвку, даже разбить договор – но это не всегда.

– Как интересно. Спасибо, – сказала Катя. – Не очень понятно, но я, наверное, потом разберусь.

– Это просто, айя, – глаза рыжей странно блеснули, – если айт Данир позволит привести пример. Его проклятье – это и есть недобровольная дамма. Он вынужден оборачиваться дважды в сутки, на рассвете и на закате. Он не может этого избежать, даже если на нём есть раны от магического оружия, которые, как известно, не залечиваются семейной волчьей магией и причиняют боль. Обычно волки, нанеся себе такую рану, половину луны избегают оборота, но айт Данир не имеет такой возможности. Из-за этой даммы почитаемый нами айт Гархар Саверин потерял право на корону Веллекалена. Потому что есть закон пятисотлетней давности: если на сыне проклятье, отец не может наследовать корону. При этом, как ни странно, сам айт Данир может сразиться за серебряный венец для себя – это закон не воспрещает, и такие случаи были, и не раз. В каждой стране есть свои странные законы, айя Катерина.

– Ну хватит, Арика, – Данир усмехнулся, – ты хорошо объяснила моей жене, что такое недобровольная дамма. И очаровала её вдобавок. Но после храма она не будет такой податливой на ваши кошачьи уловки.

– Я не старалась! – жрица ответила быстрой и несомненно довольной улыбкой. – Это моя натура, айт. У вас она своя, у меня своя. Вы уже отдохнули и можете зачерпнуть из источника? Позвольте проводить…

– Пусть к айе Катерине никто не приближается, – сказал Данир, вставая. – Пойдём, кошка.

– Как скажете, айт.

Арика пропустила Данира вперед. Вообще, он неплохо ориентировался в этом женском храме, к тому же «кошачьем», куда не заходят волки и куда их поначалу не хотели пускать. Это потому, что все храмы одинаковы?..

А Катя осталась одна на диване – молоденькая жрица заглянула в комнату и тут же скрылась. Больше никто не приходил, как и попросил Данир.

Нет, он не просил. Он приказал.

Она допила чай из своей чашки и пожалела, что нет ещё – в горле пересохло. Её охватило смятение. И немножко страх – вот да, и это тоже.

Волки, кошки, ещё какая-то живность… и люди где-то между ними. Совсем, совсем другой мир. Его жителями управляют их звериные инстинкты в неменьшей степени, чем разум. И ей никогда их всех не понять.

Хотя, хотелось бы ошибаться.

Данир вернулся довольный, улыбался, глаза блестели. Протянул Кате руки, помогая встать:

– Пойдём, моя.

Арика и ещё несколько жриц проводили их за ворота, молча. Данир кивнул женщинам на прощание. Они низко поклонились.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю