Текст книги "Черное Солнце. За что наказывают учеников (СИ)"

Автор книги: Наталья Корнева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Так ты оправдываешь тиранию своих господ, Янис Лльен? – Яргал бросил на брата полный нескрываемого презрения взгляд.

Элиар застыл на месте, впервые услышав диковинное северное имя, полученное Яниэром при рождении. Он знал, что, как и его самого когда-то, Красный Феникс лишил Первого ученика личного имени и, утверждая власть Учителя, даровал новое на языке ли-ан. Яниэр был тогда совсем мал. Возможно, Учитель не хотел слишком травмировать ребенка, и без того навеки оторванного от дома, а возможно, имелись иные причины, но он выбрал новое имя, весьма созвучное со старым. На древнем языке ли-ан оно означало «Белая магнолия белее облаков». Красивое и изысканное значение и, действительно, как нельзя лучше подходящее Первому ученику.

Но сейчас Яргал прилюдно назвал Яниэра старым именем, и это прозвучало как вызов, как игнорирование законной власти Учителя над своим учеником. Назови кто-то Красного Волка Райаром после семи лет, проведенных в Ром-Белиате, пожалуй, он и сам был бы ошарашен. Прежнее имя осталось в прежней жизни, к которой нет возврата. Наверное, сейчас даже отец или брат не осмелились бы обратиться к нему так при встрече. А вот Яргал осмелился.

Яниэр также замер и ощутимо напрягся, не зная, как следует реагировать, но все же сумел взять себя в руки.

– Это не тирания, – спокойно пояснил он. – Преклонение перед более совершенной цивилизацией естественно и разумно для выживания народов. Люди нуждаются в руководстве Совершенных, чьи знания глубоки, а воля является выражением священной воли небожителей…

– Нуждаются? – с недоброй гримасой переспросил Яргал. – Веками Лианор насаждал свою власть огнем, сталью и кровью, не заботясь о нуждах тех, кого среди Совершенных презрительно именуют низшими.

При этих горьких словах последние сомнения Элиара в намерениях владетеля Ангу и его благонадежности отпали сами собой. Дело было плохо.

– Совершенные разрушают, чтобы вновь созидать, – чуть помедлив, произнес Яниэр, все еще пытаясь отыскать хоть какие-то ниточки, хоть какие-то точки соприкосновения, которые позволили бы повернуть беседу в мирное русло. – Срывая цветы, они могут вырастить новые, еще краше прежних. Ни один властитель не должен править без наставлений и благословения Ром-Белиата. А Лианора, который вы клянете, старший брат, уже давно нет.

Но, увы, последние хрупкие мосты взаимопонимания с грохотом рушились у них на глазах.

– Лианора нет, но остался Запретный город, гордо именующий себя его преемником, – раздосадованно фыркнул Яргал. – Да, пока еще есть Ром-Белиат, высохшая мумия Лианора, – но и она однажды сгинет, рассыплется от одного прикосновения… таков естественный ход вещей. Ангу нет никаких оснований тревожиться за исход войны: Совершенные сами загнали себя в угол. Уже скоро уродливая и безнравственная система великих городов Оси покажет свою несостоятельность и распадется сама собой. Стоит тронуть пальцем этот мыльный пузырь, и он лопнет в ту же секунду! Вскоре про Лианор забудут навсегда.

Находящиеся в свите Яниэра Каратели в гневе похватались было за клинки, но Первый ученик не дал им вытянуть оружие из ножен. Допустить эскалацию конфликта нельзя. Для гордых северян это станет сигналом к атаке, а кто знает, не заготовили ли они западню заранее, не намеренная ли провокация все это? Однозначных ответов у Элиара не было.

– Вы указываете на безнравственность, но разве не зависимые народы снова пойдут в поход? – сухо вопросил Яниэр, решив, по-видимому, испробовать другую тактику. – Разве не воля сюзерена вынудит их к этому? И не воздвигнут ли победители на месте разрушенного строя режим еще более жестокий? Все мы знаем, что у аристократов Ром-Белиата и Бенну одна кровь. Кто окажется в числе победителей, а кто – прислужников и рабов новых хозяев мира? Не выйдет ли так, что у Ангу просто поменяется протектор?

Эти прямые, заданные в лоб вопросы породили еще более возмущенный ропот с обеих сторон.

– Ангу – кладбище для империй, – с неподдельной гордостью ответил Яргал. – В свое время ни Лианор, ни Ром-Белиат не сумели совладать с Севером. Не удастся это и Бенну.

Потрясенный столь вызывающим красноречием, Элиар лихорадочно соображал. Боевых жрецов в посольстве всего двое: он и Яниэр. Противостоять тщательно спланированной атаке и при этом уберечь всех членов посольства может оказаться непросто, но главная беда тут даже не в вероятной гибели кого-то из послов… Если в Ангу решатся на открытый конфликт, это ознаменует провал их дипломатической миссии, а также будет означать окончательный разрыв мирных отношений с Ром-Белиатом.

Подать сигнал к началу атаки может только сам владетель Ангу, если решится на столь самонадеянный шаг.

Отчего-то напрочь игнорируя младшего брата, Яргал пристально наблюдал за Элиаром. Никто, за исключением Яниэра, не смел открыто смотреть ему в глаза, и эта неслыханная дерзость ошеломляла. За последние годы сын Великих степей успел крепко привыкнуть к почитанию и поклонению, которые гарантировала ему строгая иерархия Совершенных и высокое статусное положение, дарованное Учителем.

Даже не скрывая строгости в своем взгляде, Яргал продолжал наблюдать. Не удержавшись от соблазна, Элиар решил мягко повлиять на него, успокоить и погасить разгорающуюся как пламя вражду. За годы ученичества Красный Волк успел хорошенько изучить ментальные воздействия как в теории, так и на практике, и не сомневался в успехе. Легко войдя в концентрацию, он направил усилия на подавление и угнетение сознания владетеля Ангу, частично блокируя мыслительную деятельность, что должно было сделать Яргала сонным, вялым и апатичным. Однако, к вящему удивлению Элиара, энергетическая оболочка Яргала проглотила флюиды жадно, как вода проглатывает брошенный камешек: даже круги не разошлись.

Элиар словно окаменел. О небожители, это катастрофа! Главное, чтобы его оплошности никто не заметил…

– Надеешься подчинить своей воле прямого потомка Призрачного жреца, солнцепоклонник? – немедленно повысил голос Яргал, величественно поднимаясь с трона. Одежды его колыхнулись тяжелой волной, прямые брови гневно сошлись на переносице. – Какое нахальство! Ты полномочный посол и глава Тайной Страты, и я воспринимаю твои действия как официальную политику Ром-Белиата, направленную на разрыв мирного договора.

Что ж, пощечина оказалась хороша. Элиар беспомощно глянул на Яниэра, будто пойманный с поличным, публично уличенный в воровстве подросток. Неудача потрясла его. Насколько знал Красный Волк, кроме Яниэра, других одаренных силой истинного цвета среди родни Первого ученика не было. Так почему же Яргал не поддался ментальному воздействию? Ни один простой смертный не способен противостоять действиям великого жреца!

Это было необъяснимо.

Проклятье. Все-таки аккуратничать – занятие не для него. В незаметных и тонких воздействиях исподтишка искусен Учитель. А Элиару больше по душе полноценный удар, честная лобовая атака, чтобы перемолоть, разнести в щепки ментальную защиту противника…

Толпа в зале рассерженно зашумела. Однако момент для неожиданного нападения, если таковое планировалось, уже был упущен. Элиар вздрогнул, ощутив мощный всплеск духовной силы Яниэра, окутавшей посольство защитным энергетическим коконом.

Снаружи стояла тихая ночь. А в зале на их глазах весело и бойко разгорался международный скандал.

– Старший брат, не будем принимать скоропалительных решений. – Яниэр все еще отчаянно пытался удержаться в рамках этикета и не реагировать на откровенную провокацию. – Не стоит в запале начинать того, чего не готов довести до конца. Все мы искренне беспокоимся за будущее. Впереди, вероятно, большая война, ожидание ее рождает обоюдную напряженность. Произошло недопонимание, которое, с вашего позволения, я попытаюсь устранить. Испокон веков Материк объединен общей Осью великих городов…

– Точнее сказать, насажен на нее, как на копье, – желчно усмехнулся Яргал, отмахиваясь от брата, как от надоедливой мухи.

Яниэр ненадолго задумался, крайне осторожно подбирая слова, словно ступал по тонкому льду. До последнего он надеялся повернуть вспять эту реку, разделившую единый союзнический лагерь, намеренно не обращая внимания на явно демонстрируемое нежелание Яргала идти на уступки и прислушиваться к уговорам.

– В случае военного столкновения с Бенну, без помощи Ром-Белиата Ангу не удастся отстоять независимость, – ледяным тоном отчеканил Первый ученик. – Если война оборачивается против нас, оказаться на правильной стороне – очень важно. Ром-Белиат предлагает Ангу равноправный союз, с гарантиями последующей суверенности, как только война будет окончена.

Глаза Элиара расширились от изумления: это были большие посулы, которых Север ждал очень, очень долго. И Учитель дал право Яниэру пообещать подобное? Невероятно! Кажется, дело зашло слишком далеко.

Но Яргал упрямо стоял на своем:

– Сколько северян вернется домой после победы? Ангу и без того обескровлен последней войной. Два кратких десятилетия мира едва успели оздоровить обстановку. Вы предлагаете мне отдать вам чуть ли не все население, способное держать в руках оружие, в обмен на обещание призрачной свободы? Не велика ли цена? Неприсоединившийся город не в силах заплатить кровью налог на вольную жизнь. Мы не готовы воевать: идеи нового перекроя мира чужды Ангу. Мой народ устал, и он хочет мира.

Тон Яргала был непререкаем. Кажется, никаких ответов и возражений он не желал и слышать.

– Ангу не станет щитом Ром-Белиата против Бенну: мы намерены держать нейтралитет, – безапелляционно заключил Яргал. Ледяное выражение на его лице ничуть не изменилось, не смягчилось. – Мы должны наконец прекратить бессмысленное кровопролитие во славу Совершенных.

Элиар помрачнел: владетель Севера был слишком уж невозмутим. Это могло означать только одно: он полностью уверен в том, что его решение поддержат в Вечном городе Бенну.

– Не означает ли это, что старший брат готов разорвать союз с Ром-Белиатом, опозорив себя и весь свой род неверностью? – едва слышно процедил Яниэр, похоже, начиная выходить из себя. Все-таки были пределы и у его безграничного терпения и хладнокровия. – Материк ждут большие перемены и потрясения: они затронут каждого из нас. Остаться в стороне и спрятаться от войны не получится даже у Ангу.

– Не от Ангу исходит инициатива разрыва, – сухо возразил Яргал. – Я принял ваше посольство и был готов к переговорам, и что же? Воспользовавшись гостеприимством, обманным путем захотели вы принудить меня к вашим условиям, применив чародейство! Я расцениваю этот шаг как осознанный отказ от диалога и предательство союзнических отношений.

– Возможно, владетель Ангу ошибся, – в тон ему не согласился Яниэр. – Среди северян нет жрецов, и никто не может с достоверностью подтвердить, что то, о чем вы говорите, действительно имело место. Никаких видимых свидетельств факту ментального воздействия нет.

– Слово владетеля Ангу уже ставится под сомнение? – поднял брови Яргал. – Я оскорблен вторично.

– Не так должно вести себя достопочтенному владетелю Севера. – Яниэр покачал головой, взглядом обводя своих соотечественников. – Предательство и вероломство не делают чести. Не таковы жители Ангу. В сердцах их нет трусости: это народ воинов, который никогда не чурался войны и с достоинством принимал невзгоды военного времени! Не выставляйте их слабыми и забитыми страхом и неволей, дабы не пришлось им стыдиться самих себя!

Приближенные владетеля Ангу поутихли, вслушиваясь в пылкую речь Яниэра. На лицах их отразилось раздумье и сомнения. Как и его дальний предок, Призрачный жрец, Яниэр всегда имел необъяснимое влияние на умы, очаровывая, подобно истинному Первородному. А вот Элиара люди в основном сторонились.

– Разрешите откланяться. – Яниэр поспешил закрепить успех и удалиться, прервать беседу на полуслове, не позволяя старшему брату превратить ее в обычную перепалку, только происходящую на высшем уровне. Усугублять уже начавшийся разлад он не хотел. – Я вынужден с прискорбием констатировать, что не нахожу на священной горе Фор-Вирам, приближенной к небесам, надлежащего приема и понимания. Возможно, виной тому сильнейшее волнение владетеля Ангу перед грядущими большими событиями. Не считаю наш диалог оконченным и буду рад возобновить переговоры от лица Ром-Белиата, как только это будет возможно.

Яниэр коротко, с достоинством поклонился и, развернувшись, направился к выходу, не дожидаясь ответа. Свита Совершенных молча последовала за ним.

Элиар мрачно хмурился, представляя, насколько сильно будет расстроен Учитель. Несмотря на усталость, Красный Волк предпочел бы убраться из негостеприимного северного города прямо сейчас, но, увы, это было невозможно. На кону стояло слишком многое, чтобы отступить после первой же неудачи. Первый ученик не решится обмануть доверие Учителя, возложившего на него надежды на выполнение этой непростой задачи.

Нет, Яниэр не отступит.

Однако похоже, что представители Игнация действительно опередили их и успели побывать в Ангу незадолго до их посольства… успели договориться с Яргалом за спиной Ром-Белиата. Увы, их снова обыграли.

Порученная им миссия с треском провалилась.

Глава 4

Журавль встряхивает крыльями

Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон ясного света

Гуляют босиком по траве. День двадцать третий от пробуждения Бенну. Цитадель Волчье Логово

*черной тушью*

Вот уже некоторое время Великий Иерофант Бенну недвижно сидел за столом с закрытыми глазами.

Вопреки всей убийственной серьезности их положения, полученная от Яниэра помощь немного успокаивала, даже более того, само присутствие бесстрастного северянина в Волчьем Логове оказалось неожиданно умиротворяющим. Хотя они с Яниэром никогда не были близки – скорее, наоборот: даже в лучшие времена язык не повернулся бы назвать их отношения дружескими, – постоянное нахождение Первого ученика рядом невольно напоминало о прежних славных днях в Ром-Белиате.

Впервые после многих лет пребывания в ледяном коконе сердце Элиара как будто согрелось, наполнилось первым робким теплом.

Конечно, Черный жрец прекрасно понимал, как именно, несмотря на всегдашнюю северную сдержанность, относится к нему Яниэр. Но Элиар уже постиг: все можно потерять, потерять легко и в одно мгновенье, а потому он научился в полной мере ценить то, чем владеет, даже если достались ему какие-то крохи. Научился наслаждаться тем вином, которое есть сегодня, ведь лучшего урожая могло и не быть. Время смягчило его: он долго падал в пропасть одиночества и достиг дна. Яниэр и Агния – они оба возненавидели его, оба отвернулись после того, что он совершил с Учителем. И все же Яниэр никогда не оставлял без внимания его просьбы, порой оказывая важные услуги или делясь сведениями. А сейчас накопленные знания и опыт Белого жреца были поистине бесценны для изнемогающего под сиянием черного солнца Бенну.

Элиар не сомневался: ни один из соучеников не откажется расквитаться с ним за смерть Учителя, едва выпадет такая возможность. Но также знал Элиар и то, что месть бессмысленна и бесплодна: он выяснил это на собственном горьком опыте. Еще ни одно сердце не перестало болеть, не утолило тоску, свершив возмездие. Еще ни одна душа не возвратилась к жизни после того, как за нее отомстили и убийцу постигла расплата. А вот самому Черному жрецу в конце концов удалось вернуть к жизни того, кого он умертвил, тем самым хоть немного уменьшив свой грех.

Больше всего на свете Элиар хотел бы выйти из темного омута прошлого с прощением и примирением, но, увы, то было невозможно. Даже если соученики однажды сжалятся и оправдают его, даже если небо упадет на землю и Учитель проявит к нему милосердие, сам Элиар никогда не сумеет расстаться со своим грехом. Этот грех слишком тяжел, он будет висеть на душе предателя и убийцы до скончания времен… Нет, простить себя он не сможет никогда.

Как выяснилось, время не лечит… лишь выносит на первый план самое главное, стирая то, что стало незначительным.

Элиар тяжело вздохнул. Из глубин памяти вновь поднималась щемящая грусть, и грудь болезненно сжалась. Чувства, похороненные в душе вот уже много десятков лет, вновь пробудились и воскресли. Сердце затрепетало, мучимое жгучей болью.

О небожители, как только решился он умертвить Учителя? Как он сумел? Иногда Элиар не верил, что сотворил это злодеяние своими руками – сотворил наяву, а не в кошмарном сне. К тому моменту, как наконец удалось призвать из небытия душу наставника, ситуация на Материке уже стала критической. Увы, другого выхода не было: Элиар знал заранее, что возрожденного, вернувшегося после ухода за грань Красного Феникса, заветную душу которого невероятными усилиями выцарапал он из длинных когтей смерти, придется снова убить. Знал, что понадобится ждать целых сорок дней, терпеливо ждать, пока завершится процесс трансмутации, пока новое тело Учителя полностью преобразится и станет пригодным для великой искупительной жертвы.

Как выдержал он те сорок бесконечных дней, мучительно выжидая, пока лотосная кровь вызреет и наберет чистейший цвет солнечного огня, и полностью заменит собою обычную, смертную кровь? И даже больше того – вытерпев целых девять дней сверх необходимого, дабы жертву наверняка приняли в Надмирье… а может, попросту откладывая непростое решение до последнего. Да, он медлил еще девять лишних дней… вроде бы для верности, для надежности ритуала, но на самом деле – не смея преступить чудовищную роковую черту, пройти точку невозврата, после которой путь назад, к прежней жизни, будет закрыт. Там, в новом неизведанном мире, где по сияющему алтарному камню текла священная красная киноварь, странным образом они переставали быть Учителем и учеником, а становились жертвой и убийцей, навеки связанными кровью.

Черный жрец думал, что закалил свое сердце, как сталь, но в роковой час оно вдруг сделалось мягкой глиной, заставляя оттягивать и оттягивать, отодвигать назначенный день жертвоприношения.

Как только не сошел он с ума от ожидания и понимания того, что предстоит совершить? Как только разум его не был смят, не был раздавлен, как жалкая скорлупка, великой тяжестью этого понимания?

Впрочем, в последнем Элиар отнюдь не был уверен. Казалось, в те дни душа его выгорела дотла, а разум и в самом деле пал в борьбе с подступающим безумием – вне себя от отчаяния и гнева, Элиар рухнул в самую черную, самую глубокую бездну, погрузился в самую пучину греха. Память его была безупречной памятью великого жреца: он не умел забывать. Но кое-что все же забыть умудрился… хоть убей, Черный жрец совершенно ничего не помнил из трагического ритуала жертвоприношения. Он будто помешался тогда и не давал себя отчета в происходящем.

Говорят, разум способен подавить особенно болезненные, разрушительные воспоминания. Вероятно, память Элиара не выдержала и судорожно исторгла нестерпимый эпизод. Хотелось бы думать, что безжалостным убийцей в тот закатный час и вовсе стал не он, а кто-то другой, но это был уж слишком легкий способ договориться с совестью. Нет, жизнь не так проста. Приходилось учиться принимать ответственность за собственные поступки и жить в суровой реальности, сформированной их последствиями.

Одна только мысль об этом была невыносима. Сам себя Элиар казнил никак не меньше, чем Учителя. Учитель умер от его руки быстро и всего только раз, тогда как сам он умирал от неискупленного кровавого преступления каждый день… каждый проклятый небожителями день в течение двух последних столетий.

Временное помешательство и спасительное беспамятство сразили его и после первой смерти Учителя: Элиар решительно не мог вспомнить, как осмелился подвесить священное тело Красного Феникса над храмовым алтарем, распять его в позорной позе клятвопреступника. Нет, как ни старался, он не сумел восстановить в памяти тот жуткий эпизод.

Вероятно, тогда ему отчаянно, во что бы то ни стало понадобилось возбудить в себе злость на Учителя… нужно было уцепиться хотя бы за выжигающую все чувства яркую ненависть, чтобы не сойти с ума от боли… спрятаться в ослеплении гнева, чтобы иметь возможность хоть как-то пережить огромную, невосполнимую потерю. В тот час, когда ушел Учитель, когда опустилось в холодный океан последнее солнце эпохи Второго Рассвета, оборвалась и его собственная жизнь, пускай Элиар и не сразу понял это. Уже позже, после вспышки дикой неконтролируемой ярости, невидяще и безучастно смотрел он на залитый кровью алтарь. Тот самый главный алтарь Великой базилики, на котором в лучшие дни не раз приносили они жертвы богам Надмирья… и на котором, ни от кого не дождавшись помощи, уснул вечным сном его Учитель.

Красный Феникс Лианора должен был жить бесконечную, торжественную и славную жизнь небожителя… но вместо этого умер, умер в одиночестве в своем храме. И по сравнению с этой великой смертью все в мире стало мелким и незначительным.

Хорошо, что, несмотря на приказ не возвращаться, в адитум как нельзя кстати заявился Яниэр и сумел вывести из ступора, заставил прийти в себя… и в итоге спас тело Учителя от еще большего поругания в руках врагов. За это Элиар был признателен и по сей день. Конечно, упрямство никогда не позволило бы ему произнести это вслух, но он испытывал искреннюю благодарность за то вмешательство Яниэра.

Если бы тело Учителя досталось Игнацию, в знак безоговорочности своей победы верховный жрец храма Полуденного Солнца наверняка выставил бы его на всеобщее обозрение… перед всем народом он вывесил бы тело врага на позорном столбе, как было принято поступать с важными государственными преступниками в Лианоре. И хуже того, если бы хоть капля лотосной крови Учителя досталась Ишерхэ, дочь темного бога смогла бы вернуть Учителя обратно в земной мир… как сделал впоследствии, досконально изучив запрещенные техники, и сам Элиар. Ишерхэ вернула бы умершего, достала бы и после смерти, и продолжила бы мучить, как и обещала. Сама мысль о подобном ужасала Элиара.

За что убивают тех, кого любят, тех, кто дороже всего? Не эта ли самая любовь неминуемо ведет к роковому финалу? Не является ли смерть лишь естественным итогом, неизбежным затмением любви, как черный цвет является затмением красного?

Элиар никогда не говорил об этом вслух, но не переставал думать. Круговерть тяжелых мыслей не прекращалась в его сознании и порой была невыносима.

Любить кого-то – тяжелое испытание: грань между любовью и одержимостью гораздо тоньше, чем может показаться, и перейти ее слишком легко. Как ужасно мы обращаемся с теми, кто нам дорог, гораздо хуже, чем с посторонними, которым прощаем многое. Неужели каждый, кто живет на свете, так или иначе обречен убивать тех, кого любит?

Элиар не знал.

Безысходность толкнула его на крайние меры. Толкнула его на жестокость. В те дни ситуация стала катастрофической: черный мор забрал многих, выкосил целые жилые кварталы, целые районы Вечного города. Яркость солнца усилилась настолько, что было невозможно поднять глаза и разглядеть хоть что-то в слепящем сиянии. Бенну обезлюдел совершенно. Тела не успевали отпеть, как уже привозили новые, на погребальные обряды не хватало рук. Вместо ароматов нежных весенних цветов улицы заполняло тошнотворное, сладковато-приторное зловоние, запах смерти и разложения.

Еще прежде черный мор забрал Янару, которую после гибели Учителя и Ишерхэ он сделал своей супругой, чтобы дать возможность Яниэру законно занять престол Ангу, не соревнуясь в праве очередности с сестрой-близнецом.

Всю свою жизнь Янара искренне любила Учителя и была предана памяти о нем. Она единственная понимала душевную тоску Элиара. Кроме того, как верный ученик, Элиар не мог допустить, чтобы женщина, к которой когда-то питал нежные чувства Учитель, досталась другому мужчине. Это было совершенно недопустимо. Сама Янара полностью разделяла эти мысли и согласилась соединиться с ним в исключительно политическом союзе, который равно спасал ее от одиночества и от нежеланного брака.

Янара была прекрасной женщиной, прекрасной не только внешне. Чистое, непорочное существо, она словно бы не рождалась в сем грешном мире, а спустилась прямиком из сверкающих чертогов Надмирья. Казалось, в ней не было изъянов. Неудивительно, что своей неземной чистотой она пленила сердце Красного Феникса Лианора, за долгие годы уставшего от тяжести людских пороков. Воистину, Янара заслуживала заботы и самого искреннего отношения. Именно у нее Элиар понемногу учился терпению, день за днем перенимая редкий дар сопереживать чужой боли и, по мере сил, умение утешать. И все же до конца ее дней Элиар не мог полностью простить недостижимого совершенства своей супруги и былого внимания к ней Учителя. Впрочем, как было известно Элиару, и Яниэр по тем же самым причинам недолюбливал свою сестру.

По отношению к Элиару Учитель всегда был далеким и отстраненным, словно звезда, изливающая слишком холодный свет. Сама душа Учителя казалась сотканной изо льда.

После появления у Красного Феникса Второго ученика многие посчитали Элиара новым любимцем его светлости мессира Элирия Лестера Лара, и какое-то время это действительно походило на правду: наставник таскал его за собой повсюду, а однажды, в сезон листопада, велел собираться с ним в павильон Красных Кленов. Величайшей чести сопровождать наставника в ежегодной осенней поездке удостаивался прежде только Яниэр. О, если бы Элиар знал тогда, что это его единственный визит в закрытый павильон вместе с Учителем, он наслаждался бы каждым мгновением, как сейчас наслаждается каждым хрупким воспоминанием… а вот о втором своем визите туда, самовольном, непрошеном, вспоминать совсем не хотелось.

В те дни Учитель оказывал на него глубочайшее влияние и занимал собой все его жизненное пространство… и тем не менее оставался так же замкнут и ни на мгновение не позволял позабыть о лежащей между ними непреодолимой статусной пропасти.

Наверное, в ту далекую осень оставленный в Ром-Белиате Яниэр познал во всей полноте неприятную истину, что и ему не стоит забывать свое место, что и его, недосягаемого Первого ученика, в любой момент могут отодвинуть на второй план, а то и забыть…

К ужасу Элиара, после жертвоприношения вернуть Учителя в земной мир никак не удавалось. Невзирая на то, что долгие годы практики Черной магии сделали его знания обширными, а техники – отточенными и искусными, душа Красного Феникса перестала откликаться на зов. Более того, сам Элиар совершенно перестал чувствовать ее, хотя упорно искал повсюду, куда только мог дотянуться, используя вновь обретенные запретные способности некроманта.

Тщетно: его светлости мессира Элирия Лестера Лара не было ни в одном из миров, ни живого, ни мертвого. Элиар не находил его души, даже совершая призывы на священную лотосную кровь, с которой та была неразрывно связана. Вновь и вновь поиски оказывались бесплодны. Словно он бессильно кричал в пустоту. Словно кто-то намеренно укрыл от него вожделенную душу, спрятал ее в шкатулку и запер на ключ.

Черный жрец был уверен, что на следующий же подходящий день, когда планеты и звезды встанут так же, как в день рождения Красного Феникса Лианора, он сможет призвать душу наставника вновь, использовав подходящий сосуд… но циничный план провалился: обмануть высших небожителей Надмирья и отозвать предложенную им великую искупительную жертву не получилось… увы, он потерял душу Учителя навсегда.

Так он думал все эти страшные годы…

С грустной улыбкой Элиар открыл глаза и вновь посмотрел на послание от Первого ученика, переданное ему Шеатой: длинный список лекарственных трав, цветов и ягод, высушенных и живых, и прочих специфических препаратов, которые требуются для врачевания зараженных. Вид этого послания живо напомнил Элиару о периоде ученичества в Красной цитадели. Каллиграфически безупречные двойные вязаные руны подписи Яниэра, искусно сплетенные в единый знак, воскресили в памяти давние дни, когда оба они усердно перенимали от Учителя науку красивого письма.

Как и все утонченные искусства Совершенных, она давалась Элиару с трудом.

Прежде всего, красивое письмо требовало усидчивости и длительных ежедневных стараний, а терпеливость никогда не была сильной чертой Элиара. Во вторую очередь вставал вопрос о недостатке внутренней гармонии: хоть практика каллиграфии и должна была успокаивать ум, порывистого и вольнолюбивого кочевника она, напротив, только раздражала. Он оказался слишком импульсивен для этого вдумчивого занятия.

Кроме того, Элиар прибыл в храм Закатного Солнца довольно поздно и упустил многие годы, отведенные на обучение. В отличие от остальных, с самого начала он параллельно осваивал две непохожие техники: писал остроконечным птичьим пером, которое требовалось постоянно аккуратно подчищать, и кистью, которую приходилось каждый раз вымывать от остатков туши и тщательно сушить особым образом, чтобы случайно не повредить и не испортить. Соблюдение всех этих утомительных правил было невыносимо и порой доводило Элиара до белого каления.

Скучные упражнения с тушью казались ничем иным, как бесконечной пыткой, которую, увы, не избежать. По установившимся традициям аристократ Ром-Белиата не мог писать неряшливо, но это еще полбеды: в конце концов, он и не был урожденным аристократом. Другая половина беды заключалась в том, что каллиграфия кровью входила в наиболее эффективный и любимый Элиаром раздел жреческой боевой магии, а потому освоить ее следовало в обязательном порядке.

Вдобавок, как назло, Первый ученик оказался весьма одарен в этом тонком искусстве. Не будучи урожденным Совершенным, он писал на языке ли-ан настолько безупречно и каллиграфически правильно, что другие ученики смотрели на него как на небожителя. Каноническое письмо Яниэра было легким, изящным и прозрачным, как бег облаков по весеннему небу, а ажурная рунная вязь скорописи неизменно вызывала всеобщее восхищение. К моменту появления Элиара в храме Учитель обучал Яниэра вот уже почти четырнадцать лет, и немудрено, что Первый ученик демонстрировал блестящие успехи.

В противоположность этому прямое и резкое письмо Элиара выглядело слишком грубым для высшего света, хоть были в нем и напор, и динамика, и энергия… что порой вызывало короткий благосклонный кивок Учителя, которым он предпочитал вознаграждать Элиара вместо похвалы.

Сладкие похвалы же все до единой доставались Первому ученику.

…Но самое ужасное ждало Элиара после окончания базового обучения и получения десятой ступени. Чтобы остаться в храме и присоединиться к Красному ордену, потребовалось сдать не только боевой экзамен, с которым у Элиара трудностей не возникло, но и экзамен по ненавистной каллиграфии. Для этого понадобилось подготовить итоговую работу: начертать на большом белом листе, которые использовались обычно для украшения залов для медитации, какое-нибудь древнее глубокомысленное изречение или стихотворение. Начертать идеально, без помарок и исправлений, и так красиво, чтобы у наставника не вызвала сомнений ни одна деталь.