Текст книги "Шалости Черного Властелина (СИ)"

Автор книги: Наталья Гладышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Стук в дверь отвлек меня от мыслей о жизни моей нелегкой. Иван-царевич, не спросившись, потопал к двери, решив поработать мои личным швейцаром. Открыл ее и вышел, плотно прикрыв за собой. Это что, к нему пришли? Навещает кто-то или по делу? Какой деловой скелет. Любопытство обуяло меня сильней размышлений за жизнь и мечтаний о синеглазом красавчике. Подкралась к двери, открыла ее рывком и огляделась. В коридоре стоял только мой скелетик и более никого. И что это за таинственный посетитель был, который так и не показался на глаза?

Иван-царевич держал в руке мой тапок и задумчиво качал головой. Опустила взгляд вниз, на пол и приподняла брови. На полу валялись цветы, помятые и поломанные. Розы, красные, в каком количестве, не сосчитать, так как разбросаны в хаотичном беспорядке.

– И что это было? – строго спросила у скелетика. – Ты зачем моих поклонников гоняешь?

Логично было предположить, что розы предназначались мне, а не кактусу и не шарфику-змее и уж тем более не Иван-царевичу.

– Простиии, – взвыл скелет и протянул мне тапок.

– Перевожу как я не хотел, оно само получилось. Кто приходил хоть? Соловьев младший? – с замиранием сердца спросила я.

Скелет отрицательно помотал черепушкой, поправил свое цветное кашне и постучал костяшками ко мне в комнату. И ведь я его не приглашала, во второй-то раз. А он не спросившись, как будто так и надо. В комнате меня поджидал наглый котяра. Поглядывая на меня хитрым, зеленым глазом, спросил:

– Хороуш наш Саун Сануыч, ау?

– Хорош, – вздохнула я и повернулась к кактусу. – Спроси этого вредителя, пожалуйста, аленький ты мой цветочек, зачем он поклонника прогнал. Мне он не отвечает внятно.

– Это гонец был, – охотно пояснил кактус, умильно смутившись от того, что повысила его в звании до цветочка. – Это Соловьев старший извиняется так.

– Если извиняется, то почему вы все еще здесь? – спросила у аленького цветочка строго.

– А мы от него не зависим. У тебя хорошо здесь, тепло. Ты светишься, – охотно пояснил кактус. – Мы сами по себе, где хочется там и появляемся.

– В пределуах этуого дуома, – буркнул котяра и отвернулся. – И чегоу треупется, неу поунимаю? Всеу раувно ничегоу неу измеунится, – и принялся за вылизывание лапы. – Неу слушай ееу, онау болтушка та ещеу. И полуовины неу знаует, а всеу тудау же, выуводы деулать и инфоурмацией деулиться.

– Если у тебя ее больше, почему сам не поделишься? – спросил уязвленный кактус.

– А кто вы вообще такие? – догадалась спросить у глюков, откуда они взялись, совсем плохо у меня с головушкой дело.

– Мы... Ой, – котяра громко мявкнул, слетел с кровати, вскочил на подоконник и со всего размаху заехал лапой по кактусу.

– Моулчи, – спрыгнул на три лапы кот с окошка. – Нельзяу наум об эутом говорить. А онау всегдау треупется, треупется, треупется, дауже себеу воу вреуд.

Бауюн захромал к кровати, а я, оторопев, смотрела на то, как кактус катится по полу, закрыв глаза.

– Ты зачем дерешься? – праведно возмутилась и обиженно посмотрела на котяру. – И зачем мой кактус обижаешь?

– Быул твоуй, теуперь ниучейный, – ответил вредина и демонстративно принялся вытаскивать колючки из лапы. Получалось у него не очень, не приспособлены для того кошачьи зубы. – Нуельзяу наум говоурить об эутом. Поучему, неу скаужу. Доугадаешьсяу саума, отлиучно. Неу догаудаешься, и лаудно. Неу тыу пеурвая, неу тыу послеудняя.

– Какой ты нелюбезный, однако, – подняла кактус с пола, стараясь держать его так, чтобы не пораниться об колючки. – Сломал цветок, он теперь может и завянуть, да еще и грубишь.

– Тыу с колюучками в лаупе посидиу и яу посмотрюу, каук тыу раузговаривать будешь, – котяра демонстративно повернулся ко мне спиной и продолжил попытки с вытаскиванием колючек. – Ау цвеуток твоуй никудау неу денеутся. Кауктусы ониу живучие.

– Как и кошки, – не осталась в долгу. – Давай мы тебя швырять по поводу и без повода будем. Тебе понравится?

– Спасибо, Аня, – ожил кактус в моих руках. – Но он прав. Все мой язык длинный виноват. Прости, кошачий, за колючки, – обратился он к Баюну.

– Проущаю, – недовольно отозвался кот, держа лапу на весу и разглядывая ее.

– Неужели сказать нельзя было, вместо того, чтобы драться? – не сдавалась я, пристраивая кактус в горшочек.

– Еусли онау неу понимаует слоув, рауботает тоулькоу подзаутыльник, – категорично отозвался кот, не собираясь признавать себя неправым.

– И что мне с вами такими делать? – задалась насущным вопросом. – За что весь этот зверинец свалился мне на голову?

– Ты добрая, – сказал кактус. – И теплая. Живая, хорошая... Красивая.

– Я, красивая? Не льсти так безбожно, я могу обидеться, – тут же отреагировала и повернулась к коту. – Давай свою лапу, помогу, драчун.

Баюн не стал отказываться от помощи, хоть я и ожидала, что гордо задерет нос. Кактус вполне комфортно чувствовал себя в горшке, кот, избавленный от колючек, пристроился рядом со мной, я удобно устроилась на кровати и взяла «Камасутру» в руки. Потоптавшийся в углу скелет, приблизился, еще немного помялся и сел рядом. Мир был восстановлен, даже змея-кашне, не думала показывать свой зловредный характер. Остался только один нерешенный вопрос. Кто приходил? И как расколоть Иван-царевича. Кроме «прости» и фразы про розы, он, на моей памяти, больше и не распинался. Неужели проблемы со словарным запасом?

– Иван-царевич, – обратилась я к скелету. – А ты еще какие-нибудь слова кроме «прости» говорить можешь?

– Люблюююю, – ответил скелет. – Я в следующий раз принесу тебе розы, любимая.

– И это все? – немного пораскинув мозгом решила, что это он не в любви мне признается, а своим словарным запасом делится.

– Простиии, – взвыл скелет жалобно.

– Не густо, – сокрушенно окинула взглядом своего собеседника. – Хотелось бы мне знать, как ты дошел до жизни такой.

– Нельзяу, самау догадауешься, хорошоу, неу догадауешься, и лаудно, – снова влез кот, решив следовать моему совету, сначала говорить, потом драться.

Да и что бы он сделать со скелетом смог? Иван-царевичу кошачьи когти урона точно не нанесут.

– И что мне с вами, глюками, теперь делать? – еще раз задала риторический вопрос и закручинилась.

– Люубить, – просто ответил Баюн и подлез под ладонь, напрашиваясь на ласку. – Мыу хороушие, и тебяу в обиуду неу даудим.

– А кто меня обижает? – спросила у него. – Вроде кроме вас никто и не трогает, если хорошенько приглядеться. Я есть хочу. Со всеми этими происшествиями и вами, белыми и пушистыми, я пропустила время обеда.

– Сейчаус, организую, – оживился кот и соскочил на пол. – Тыу курицуу люубишь?

– Жареную, да, – решила обозначить границы заказа почетче, а то мало ли, придется отплевываться потом от перьев и грызть сырое мясо.

– Подождиу неумного, – кот выскользнул из комнаты.

– Иван-царевич, – обратилась к скелету. – Тебе не скучно таким неразговорчивым быть?

– Скучно, как не скучно, – влез словоохотливый кактус. – Никто его не понимает. Все боятся, шарахаются. А он тоже хочет, чтобы его любили.

– Чтобы любили, хотят все, – вернулась мыслями к своей зазнобе и вздохнула.

Как понравится тому мужчине, вокруг которого девушки много лучше меня крутятся. Худенькие красотки, не то что я, пампушка. Ремень джинс нещадно впивался в животик, напоминая о том, что следовало бы сесть на диету. Тогда у меня точно был бы шанс. Решила, что все, с завтрашнего дня и начну. Прямо с утра. Никаких булок, печенья, тортиков и бутербродов. Буду питаться только овощами и фруктами. Ради таких широких плеч и невероятных синих глаз можно и не на такие подвиги пойти.

Я все сидела и мечтала, не в силах отвлечься. Синие глаза мерещились везде, как и картинка того, как мужчина мечты склоняется надо мной, улыбается мне, целует и говорит, что любит... Моя фантазия разыгралась, и появление котяры, волочащего запеченную целиком курицу по полу, прошло мимо моего внимания. Только когда, при помощи, скелета, Баюн водрузил истекающую соком и жиром, горячую, с пылу с жару, с поджаристой корочкой, тушку прямо на покрывало.

– А столовых приборов там не было? – с трудом оторвалась от мысленного созерцания Сан Саныча-младшего, целующего мне ручки, и вернулась в реальность.

– Сходиу и принисиу, – заявил нахальный кот и довольно обозрел великолепие курицы, лежащей на кровати. – У меняу, тоулько, одиун роут и рук неуту.

– Спасибо, добытчик, – решила похвалить глюк за заботу и с подозрением окинула тушку взглядом.

После того как котяра протащил ее через пол квартиры по полу, желания попробовать мяска не появилось. Даже как-то аппетит поубавился, пусть и пахла курочка умопомрачительно вкусно.

– Оторвиу ноужку, – жалобно попросил котик, поглядывая на меня хитрым глазом.

– Держи, – в материальности принесенной еды я убедилась, когда прикоснулась к тушке и разломила ее на кусочки, на радость коту. – И что мне теперь делать с жирным покрывалом и грязной постелью? – спросила с укором Баюна.

– Тыу еушь, я потоум вылиужу, – заявил котик и вгрызся в ароматное мясо куриного бедра, которое ему досталось.

Песец подкрался незаметно, в лице кухарки Татьяны. Она резко рванула дверь, влетела в мою комнату, обозрела картину и с осуждением глянула на меня. Мои глюки куда-то тут же испарились, и сидела я, такая вся разэтакая, с жирными руками, курицей на покрывале и обгрызенной ножкой рядом. Когда я мысленно взглянула на эту картину со стороны, тут же почувствовала, как краска приливает к щекам и в голове становится пусто. Сначала я сперла у поварихи сковороду с луком, теперь вот курица... Долго же Татьяна до меня шла. Хорошо, хоть сковородку оставила у Соловьева-старшего. Одной уликой меньше.

– Если вы так голодны, госпожа чтица, – язвительно и надменно обратилась ко мне уязвленная кухарка. – Будьте так любезны прийти на кухню и сказать мне об этом. Я никогда вам не откажу в том, чтобы накормить. А таскать у меня продукты... Окажите мне одолжение, перестаньте это делать.

И вышла, хлопнув дверью. Таааак! И где это мой миленький такой глючок бегает? Черный и зеленоглазый? Мне есть что ему сказать, прямо сейчас и здесь! Лишенный начисто инстинкта самосохранения кот появился на моей кровати как ни в чем не бывало и снова принялся обгрызать куриную ножку. Вот только не успела я с ним потолковать по душам. В мою комнату снова ворвались. В этот раз Алевтина Павловна, с брезгливой миной на лице она оглядела меня с ног до головы и спросила:

– Анна, зачем вам мой тапок? И что вы себе позволяете? Это приличный дом! Здесь не принято есть с кровати. Обычно гости Александра Александровича едят столовыми приборами, за столом и из тарелок. И уж брать без спроса чужие вещи... Я считаю, что это неприлично. Если это будет продолжаться, я буду вынуждена пожаловаться Александру Александровичу.

Экономка кривила губы, морщила нос, выражая этим всю меру своего неодобрения. А я сидела, и не знала куда деваться от стыда и невозможности оправдаться. Опустила взгляд на тапки у кровати. Действительно, один точно не мой. Но ведь когда скелет мне его передавал, он был один в один похож на мою обувку. Перевела взгляд на ноги экономки. И где она носит свои тапочки, если сейчас в туфлях на невысоком каблуке?

Что мне оставалось делать? Только подняться, извиниться, отдать тапок и в очередной раз возжаждать мщения. Только теперь уже моим глюкам достанется. Так просто я этого не оставлю. Жалко – сковороду оставила в спальне дедули. Сейчас бы она мне пригодилась.

– Так, дамы и господа, – окинула взглядом вновь появившиеся после ухода Алевтины Павловны глюки. – Подойдите поближе, дорогие. Чем ближе, тем лучше, – я крепко сжимала летавшую этой ночью «Камасутру», снова собираясь организовать ей ощущение временной невесомости.

Кот, опасливо отодвинулся, перестав хрустеть хрящиком. Но это ему не помогло. Уж слишком я зла была. Замахнулась книгой и со всего размаху грохнула... По пустой постели. Этот паршивец успел сбежать и сейчас смотрел на меня удивленными глазами из позиции «еще чуть-чуть и я за дверью».

– Иванушка, – обратилась я к скелету и недобро улыбнулась. – Дорогой. Объясни мне, зачем ты мне притащил чужой тапок? – и запустила в скелет тяжелым томом.

Скелет попытался увернуться, но, так как в отличие от кота, явно не обладал его предусмотрительностью и умением спасать свою шкуру, все-таки повстречался с «Камасутрой», в самой банальнейшей позе. Стоя и беспомощно прикрыв голову руками. С хрустом кость предплечья, в которую я попала книгой, вывалилась и покатилась по полу. Муки совести тут же принялись за свое черное дело и стали поедом есть меня.

– Иван-царевич! – воскликнула я и вскочила с кровати. – Тебе больно?

– Нет, – перевел молчание скелета кактус. – Но очень обидно. Ни за что пострадал.

– Что с рукой? Как ты теперь без нее? – подбежала к скелету и с огорчением осмотрела дело рук своих.

А посмотреть было на что. Косточки не было, но конечность все равно действовала, двигалась будто отдельно от остального «тела», и сейчас скелет наклонился, чтобы подобрать упавшую кость. Деловито приладил ее на место и отошел от меня. По тому, как он отвернулся, встав в углу комнаты, стало понятно, что обиделся очень сильно. А я попыталась оправдаться:

– Ну зачем вы все так недобро надо мной шутите? Зачем издеваетесь? – попыталась заглушить чувство вины нападением, помогло не очень.

– Тапок принес тот же гонец, что и цветы, – сказал кактус.

– Ты хочешь сказать, что это он... – устало плюхнулась на кровать и тоскливо уставилась на колючего, говорливого собеседника в горшке.

– А кто же еще? – были бы плечи у кактуса, он бы ими пожал.

– Мне нечего делать в этом доме, – постановила я и глянула на сумку.

Уходить было неохота, даже не смотря на личные глюки, на курицу на кровати, на змею-шарфик на шее скелета, которая тоже сейчас смотрела на меня с осуждением. Уж очень хотелось еще не раз заглянуть в синие глаза Соловьева-младшего. Будто приворожил меня, что ни мысль, а все сводится к воспоминанию о синем, глубоком взгляде.

Остаток дня прошел уныло. Курицу я отнесла на кухню и, краснея и заикаясь, извинилась перед Татьяной. Там надо мной смилостивились, выдали тарелку с супом и отбивную с рисом. Все это я быстренько съела, стараясь не задерживаться на кухне и лишнего мгновения. Потом вернулась в комнату, с тоской обозрела жирнющее пятно на кровати и устроилась на краешке, с книгой в руках. Баюн не показывался, Иван-царевич дулся. Кактус молчал, а я лениво перелистывала «Камасутру», мыслями гуляя далеко-далеко. Часам к восьми явилась оскорбленная в своих лучших чувствах Алевтина Павловна. С кислым видом сообщила, что Соловьев-старший меня ждет. Я последовала за ней, как на Галгофу, только сейчас подумав о том, как дорого мне может обойтись моя выходка со сковородой. И ведь, если судить по словам моих глюков, то, возможно, дедуля-то и не при чем.

По непонятной ассоциативной цепочке почему-то вспомнился Вадим, так и не приехавший с моими деньгами за квартиру. Вот тебе и честный человек и копейки не берущий из чужого. Правда, тех финансов не так и много, чтобы ныкать. Но все равно странно, куда человек задевался и действительно ли должен был денюжки привезти. Вокруг одни непонятности и сплошной обман, в которых не разберешься без пол-литры. И стойкое ощущение, что поселилась я в психушке. А стоят ли те деньги, что мне обещали, моих нервов?

Додумать ответ я уже не успела. Мы пришли в знакомую мне спальню. Алевтина Павловна оставила меня и ушла, презрительно окинув взглядом напоследок. Я же кинула обреченный взгляд на кровать и вытаращила глаза, поняв, что все еще не получилось у меня свыкнуться с тем, что происходит вокруг меня. Дедуля спал, по своему обыкновению сложив руки на груди, и громко да раскатисто храпел. На краю постели расположилась странная фигура. Наряд ее – черный балахон с глубоким капюшоном да блестящая коса в костлявой руке – стал причиной того, что в груди похолодело и мелкие волоски на коже встали дыбом.

На подгибающихся ногах попятилась назад. Знакомое мне кресло оказалось как никогда кстати.

– А... – попыталась протолкнуть сквозь пересохшее горло вопрос.

– Я за него, – небрежно ответило некто в черной одежке. – Спрятался, козел. Как ни приду, все где-то прячется. Ты ему сказки на ночь читаешь, так?

– А... – слово «ага» меня тоже не послушалось, но визитер с косой меня понял с полузвука.

– Ну-ну, – голос шелестел, нагоняя еще большего страху, напоминая шуршание савана в склепе. – Передай ему, что я заходила. У нас с ним свидание еще двести лет назад назначено было. Так он, наглец, не явился.

– А... – очередной вопрос застрял в горле, а я сжала похолодевшие ладони на коленях и с тоской глянула на смерть.

– Вечно кого-нибудь другого вместо себя подпихивает, – пожаловалась гостья и поднялась с постели, лезвие косы задело изголовье кровати и издало мелодичный звон.

– Ы... – выдавила я, понимая, что происходящее мне что-то нравится все меньше и меньше.

Вжалась в спинку кресла, пытаясь просочиться сквозь нее. Но чуда не случилось, и проделать такой финт ушами мне не удалось.

– Какая здоровая девушка, – с осуждением произнесла смерть, склонившись надо мной. – Жить еще и жить... Свистни мне, как твое время придет. А то могу пропустить. Путаница тут со всеми вами... Поди разберись, кого забирать. За одно только это отправить бы этого старого маразматика в ад. Его там заждались.

Смерть, шурша балахоном и позвякивая задевающей окружающие предметы косой, направилась к выходу. Там, у двери, она обернулась, окинула цепким, чувствующимся как холодное, недоброе давление на коже, взглядом меня и сказала:

– Не прощаюсь. Мы с тобой еще увидимся. И, может быть, даже скоро... что бы ты по этому поводу ни думала.

Я же сидела в кресле, ни жива ни мертва, и пыталась вернуть себе способность дышать. Сейчас у меня были все шансы умереть от нехватки кислорода, дыхательная функция очень плохо слушалась меня.

– Ушла? – проскрипел старичок с кровати и живенько так подскочил на месте, осмотрелся и довольно вздохнул. – Ушла. И где моя любимая «Камасутра»? – задал он вопрос как ни в чем не бывало.

Я смотрела на него безумным взглядом не в силах внятно ответить.

– Что-то с моей памятью не то, – пожаловался дедуля и спросил: – Или мы уже с тобой к практике перешли? Сделаешь мне минет? Две штуки баксов дам.

Желание придушить стервеца становилось все более непреодолимым, и я с трудом заставила сидеть себя на месте и глядеть на подопечного не мигая. Я боялась пошевелиться, так как чувствовала – еще немного и сорвусь. Убью этого шутника собственноручно. Я же чуть не наделала в штаны, когда очередной глюк меня пугать стал. От позора меня спасло только чудо и стальные нервы. Моя выдержка меня очень радует последнее время, но не хотелось бы ее крепость проверять таким путем, как приходится.

– Зачем вы надо мной издеваетесь? – с трудом процедила слова сквозь сжатые зубы.

– Я? – искренне удивился Соловьев-старший. – Значит, минет ты мне уже сделала, – выдал он неожиданный вывод. – Погладь меня там.

– Я поглажу, – прошипела в ответ, собираясь расжатой пружиной вылететь из кресла и надавать кое-кому по шее. – Я так поглажу...

– Анечка, солнышко, – обратился ко мне дедок, хитро поглядывая на меня. – А как тебе мой внучок? Нравится? Хочешь помогу его заполучить?

И я осталась сидеть в кресле, так и не выполнив всех своих кровожадных планов. Соловьев-старший очень вовремя напомнил о родстве с моей грезой.

– Не хочу, – буркнула, наконец, в ответ, подозревая, что помощь дедули может очень плачевно сказаться на моих нервах.

– А я все равно помогу, – хитро улыбнулся дедок и понизил голос до интимного шепота. – У меня есть зелье приворотное. Столетней выдержки. Напоим им его, и на всю оставшуюся жизнь твой будет. Пары капель в питье достаточно будет. Сейчас поищу.

Он встал с кровати, нащупал ручку ящика тумбочки и дернул за нее. Ящик вывалился ему чуть ли не на ноги, и все его содержимое разлетелось по полу. Глянцевые журналы с яркими, красивыми фотографиями. И это был даже не «Плэйбой», а издания, которые я даже в глаза-то никогда не видела. Девушки на картинках были не просто раздеты, они были в компании мужчин и вполне недвусмысленно заняты делом.

– Сейчас, сейчас, – бормотал старичок и ворошил журналы дрожащими руками. – Дать тебе журнальчик почитать? – неожиданно спросил он меня.

Я, и так не знавшая, куда деваться от стыда, глянула на него с неодобрением и закатила глаза. Дедок явно неисправим.

– Нету, – огорченно поведал мне Соловьев-старший и с кряхтением разогнулся. Что-то как-то он шустро двигается для своего возраста. То еле-еле ползает, то вон как, в позе буквой «зю» ищет свое зелье.

– Собери журналы, – велел дедок мне. – Потом поможешь мне найти зелье.

Подумав, решила подчиниться, пусть и хотелось послать дедулю очень далеко и надолго. Собрала журналы, стараясь не смотреть на них, положила в ящик и вставила его на место.

– Посмотри в среднем ящике, если там нет, то в нижнем, – подсказал мне дедуля.

А я, проклиная изобретательного подопечного взялась потрошить тумбочку. Средний ящик порадовал меня набором кожаных плеток, ошейников и наручников всевозможных размеров. «Кто-то явно испытывает мое терпение», – с такой мыслью принялась за последний ящик и подзависла над ним. Разноцветные колбочки с надписями: «Денатурат», «Мышьяк», «Цианид», «Беладонна», «Стрихнин», «Болиголов» – я смогла идентифицировать. А вот остальные загадочные названия вгоняли меня в ступор и наводили на размышления. И вот этим дедуля предлагает мне привязывать к себе своего внука? Ему что? Совсем родственника не жаль?

– Ага, нашла, – довольно заявил дедок, пристально наблюдавший за моими действиями.

– Я не собираюсь это никому и никуда подливать, – сердито ответила я, собираясь задвинуть ящик обратно.

– И зря, – сказал дедуля и указал на пузырек с ярко-красной жидкостью внутри. – Бери этот. Не яд. Я своего наследника травить не стану.

И флакончик сам собой, под моим изумленным взглядом, нырнул мне в ладошку, а пальцы сжались на нем.

– Капнешь пару капелек в еду или питье – и все получится. Бери, бери, – убеждал меня дедуля. – Пригодится. Ты девица пригожая, но внучок у меня привередливый. Так просто все не получится. Подержи пока зелье у себя, подумаешь, покумекаешь и решишь использовать или нет. Я ж не заставляю тебя прямо сейчас идти и лить. Не используешь – вернешь...

И я, как последняя дурочка, завороженная тем, что можно и не использовать, а так, просто подержать, запихнула бутылочку в карман джинсов. Верну потом. Не на синеглазом чуде, так на ком-нибудь другом испробую, если вообще на это решусь.

Дедуля достал из ниоткуда толстую книжку с надписью «Сказки» и велел сегодня читать их. Такой подход к делу меня порадовал и заставил забыть на время о сегодняшних вечерних глюках. Полночи, почти без остановки я читала сказки народов мира, а Соловьев-старший мирно посапывал носом, сложив руки на груди и устроившись на кровати. После полуночи, сжалившись надо мной, зловредный дедуля отправил меня спать, конфисковав книгу.

Я добрела до комнаты, шуганула караулящего ее Ивана-царевича и направилась в ванную смыть впечатления сегодняшнего дня. Непослушный скелет – куда только его покорность девалась, – караулил меня у кровати. Был бы живым, надавала бы по морде за такую вопиющую наглость. А сейчас же только раздраженно шикнула на него, пялящегося на меня, замотанную только в одно полотенце. Иван-царевич неохотно выполз за дверь, оставив меня в обществе кактуса. Я задалась вопросом, а точно ли оно является она, и тут же спросила растение об этом.

– Я дама, – засмущался кактус. – Можешь меня не стесняться.

– И то хлеб, – вздохнула я и достала свою старую пижамку из сумки.

Быстро переоделась, все равно попросив кактус не смотреть. Растение послушно зажмурило глаза и не открывало до тех пор, пока я не нырнула под одеяло, не решаясь выключить свет в комнате. Визит глюка, так похожего на настоящую смерть, все-таки подрасшатал и так неустойчивую психику. Стоило закрыть глаза, как мне виделась фигура в балахоне, приглашающая меня на скорую встречу. Если бы не была твердо уверена, что это очередная шалость дедули, вроде скелета и говорящих кота с кактусом, точно бы уснуть не смогла. А так, поворочалась, воспоминание о визите нежданной гостьи быстро перетекло в мысли о синеглазом красавце, и я, замечтавшись, не заметила, как ускользнула в сон.

Лямур, лямур...

Утром меня разбудила возня за дверью, какие-то стуки и шебуршание. Поднялась и не удержалась, высунула нос, пытаясь понять что происходит. Ходить босиком по полу было не очень комфортно, но и в одном тапке бродить по дому не комильфо. Вот и стояла я, зябко поджимая пальцы ног и глядела осоловелым взглядом на открывшуюся картинку. Иван-царевич стоял насмерть и не пускал в комнату какого-то мутного типа, одетого во все черное. Я выглянула в тот момент, когда визитер, взмахнув длинным плащом, хуком слева заехал скелету в черепушку. Выглядело позерски-красиво и, что удивительно, результат у этого удара был. Череп с сухим стуком полетел на паркет и покатился по до блеска начищенному полу. Скелет обиженно, вслепую взмахнул костлявым кулаком, не попал по обидчику, чем тот и воспользовался. Ужом он скользнул между скелетом и стеной и направился прямиком ко мне. Я с писком нырнула в комнату, собираясь захлопнуть дверь перед самым носом нахала. Как-то не вдохновляли меня визитеры нынче. Последнее время все эти светские посещения добавляли мне порцию новых, незабываемых и отрицательных впечатлений. Но пришелец в черном плаще успел опередить меня и не дал мне возможности завершить маневр. Вставил ногу между косяком и дверью, потом рывком дернул за ручку, освобождая себе дорогу и грохнулся передо мной на одно колено. Жестом фокусника вынул из-за спины умопомрачительный букет из белых роз и заявил:

– Дед просил передать тебе свои извинения.

– Это ты вчера приходил? – спросила молодого человека с опаской, но цветы взяла.

Ярко-синие, типично Соловьевские глаза, темные волосы... Если есть Соловьев-старший, Соловьев-младший... То этот Соловьев-младший номер два?

– Ну да, я, – кивнул парень и поднялся с колен. – Этот дуралей, Соловьев-мертвый, ревнует тебя, никого не подпускает. Очень уж ты ему понравилась. Давно уже помер, идиот, а все туда же, лямур тужур и шерше ля фам.

– Ты его видишь? – решила уточнить немаловажную деталь у неожиданного источника информации.

– А чего его не видеть? – пожал плечами парень, окинул пренебрежительным взглядом мою комнату и нагло устроился в кресле.

– А ты кто такой будешь? – спросила незваного гостя.

– Соловьев Алекс, – представился молодой человек. – Младший брат блистательного Казановы Соловьева Сан Саныча младшего.

Дверь тихо приоткрылась и обиженный Иван-царевич простучал костяшками до облюбованного им угла между окном и кроватью и мрачно устроился на своем посту.

– Ты можешь мне рассказать, почему у вас тут такие странные личности бродят? – и затаила дыхание, ожидая ответа.

– Дык дед мой как-никак Черный Властелин сказочного мира, – запросто заявил визитер и глазом не моргнул, соврамши. – Вот и вьется вокруг него много чего разного и разнообразного. И не то еще увидишь. Вот когда Горыныч в гости зайдет... Или Баба-Яга заглянет... Будет на что посмотреть. Они обязательно упьются вдрызг и такое чудить начнут.

– Но твой дед, – немного замялась я, а потом, собравшись с духом, продолжила. – Твой дед на ладан уже дышит, какие пьянки?

– Ничего он не дышит, – фыркнул Алекс. – Живет и здравствует и еще меня и тебя вместе взятых переживет. А то ты не успела все прелести знакомства с престарелым маразматиком на себе испробовать? Скажешь не было желания его придушить в постели? По глазам вижу, что было... И у меня было, не раз... Как и младшего братишку. Ты еще с Шуриком младшим не сталкивалась?

Я отрицательно помотала головой, задумавшись о том, что что-то слишком много Шуриков, Сашек и Алексов в этом доме. Может и Иван-царевич вовсе не Иван? Надо у кактуса уточнить... Но вроде скелетик на вопрос об имени ответил отрицательно... Или это был кот? Что-то я подзапуталась во всех этих сказочных персонажах.

– И лучше не сталкиваться, – вздохнул молодой человек. – С нами Соловьевыми лучше вообще дела не иметь. Чокнутая семейка. Чего только именование всех детей Александрами стоит. Я вот гот, представляешь? Похож? – и он повертел головой, показываясь в фас, в профиль, а после провел ладонью по черному ежику волос, торчащих в разные стороны, в невероятном, поддержанном гелем или лаком, беспорядке. – Похож?

– Нет, – буркнула я и направилась к кровати, наконец соизволив отмереть. – И что, Соловьев-младший тоже такой же чокнутый как и все Соловьевы? – сей вопрос интересовал меня наиживейшим образом.

– Это ты про Сан Саныча младшего? – уточнил Алекс. – Он бабник и Дон Жуан, – небрежно бросил парень.

– Дон Жуан? – букет мешался и я положила его на тумбочку, попозже спрошу где можно найти вазу.

– Надеюсь, ты ничего не брала и не ела и не пила из его рук? – с беспокойством спросил меня Алекс и вытянул ноги, устраиваясь поудобней.

– Пила, кажется, – ответила я, пытаясь понять какое это имеет отношение к донжуанству так понравившегося мне Александра.

– Дура, – вздохнул мой гость. – Как есть дура. Что взять с типичной городской жительницы с Земли? Соловьев-мертвый этого не переживет, – вздохнул парень еще раз.

– Чего он не переживет? – насторожилась я.

– Того, что ты сама как миленькая запрыгнешь в постель к моему кузену, – ответил парень и, поморщившись, принялся разглядывать свои ногти. – Понимаешь, мой двоюродный братец пройти мимо юбки спокойно не способен. И готов на любые уловки, только для того, чтобы заполучить приглянувшуюся девушку. А приглядываются ему все, кто только можно. В его постели пол офиса и пол города побывали и ты побываешь. Куда ты денешься с подводной лодки? Вот как к ночи приспичит, побежишь как миленькая, да еще и на коленях его умолять будешь. И чего вы, девчонки, такие дуры? Мой братец мразь первостатейная, а вы его вылизывать с головы до ног готовы и прощаете ему все-все-все. Любовное зелье, конечно, неплохо ему помогает в составлении коллекции скальпов. Но и сами вы, девки, хороши. Готовы и без зелья ему на шею вешаться.

– Ты говоришь ерунду, – встала на защиту своего любимца, не собираясь выслушивать, как мою грезу будут поливать грязью. – Он не такой. Он... Он... Он..., – и я закатила глаза, показывая всю величину моего восхищения божеством, снизошедшим до меня.

– Дура, – констатировал Алекс. – На обед он тебя уже приглашал?